Есть сказочные герои, которые приходят к нам на утренней заре, грустные и веселые, простодушные и лукавые. Незаметно пролетают часы счастливых детских чтений, закрывается книга, а ее герои остаются. Надолго. На всю жизнь. И с годами не утрачивают они своего волшебного очарования — непосредственности, старомодного уюта, а самое главное — своей отнюдь не сказочной сути.
Не случайно, стараясь дать убедительно яркое определение, мы иногда говорим с улыбкой: «Ну и франт — вышагивает, словно кот в сапогах...», «Что ты какая вялая — ни дать ни взять спящая красавица?..», «Мал, а находчив, как мальчик с пальчик»...
И за этими вновь вернувшимися из детства образами вряд ли нам видится человек в завитом парике, в атласном камзоле, в баш-маках с серебряными пряжками. А ведь это он, Шарль Перро — королевский чиновник, придворный поэт и член французской академии, высокомерно сказал когда-то: «Милетские рассказы так ребячливы, что слишком много чести противопоставлять их нашим сказкам матушки Гусыни или об Ослиной Коже...»
Под милетскими рассказами он подразумевал античные мифы, «Сказками моей матушки Гусыни» назвал он свой сборник с обработанными фольклорными материалами. (Данный материал поможет грамотно написать и по теме Сказки Шарль Перро. Краткое содержание не дает понять весь смысл произведения, поэтому этот материал будет полезен для глубокого осмысления творчества писателей и поэтов, а так же их романов, повестей, рассказов, пьес, стихотворений.) Таким образом, Перро стал первым писателем в Европе, сделавшим народную сказку достоянием мировой литературы.
Успех его сказок был чрезвычайным. Сразу появились переиздания, а после нашлись и подражатели, которые начали приспосабливать свои сочинения ко вкусам и нравам различных сословий — чаще к аристократическим. Но об этом ниже. Сначала постараемся разобраться, в чем же причина успеха «Сказок моей матушки Гусыни»?
Во французской литературе XVII века господствовал классицизм с культом античных богов и героев. И главными столпами классицизма были Буало, Корнель, Расин, вводившие свои произведения в жесткое русло академизма. Нередко их трагедии и поэмы при всей своей классической завершенности выглядели неживыми, холодными слепками и не трогали ни ума ни сердца. Придворные поэты, живописцы и композиторы, пользуясь мифическими сюжетами, прославляли победу абсолютной монархии над феодальной разобщенностью, восхваляли дворянское государство и, конечно, «короля-солнце»—Людовика XIV.
Но молодую крепнущую буржуазию не устраивали застывшие догмы. Ее оппозиция усиливалась во всех сферах общественной жизни. И тога классицизма сковывала плечи ревнителей партии «новых», возглавляемой Шарлем Перро.
Призывая литераторов черпать свои сюжеты не из древних авторов, а из окружающей действительности, в оде «Век Людовика Великого» он писал:
Античность, спора нет, почтенна и прекрасна,
Но падать ниц пред ней привыкли мы напрасно.
Ведь даже древние великие умы
Не жители небес, а люди, как и мы.
...Коль кто-нибудь в наш век решился бы хоть раз
Предубеждения завесу сбросить с глаз
И глянуть в прошлое спокойным, трезвым взглядом,
То с совершенствами он бы увидел рядом
Немало слабостей, — и понял наконец,
Что не во всем для нас античность образец *.
В 1697 году Перро выпустил сборник, озаглавленный «Сказки моей матушки Гусыни или истории и сказки былых времен с моральными наставлениями». В книгу вошло сначала восемь сказок: «Спящая красавица», «Красная Шапочка», «Синяя Борода», «Кот в сапогах», «Феи», «Золушка», «Рике с хохолком» и «Мальчик с пальчик». После сборник пополнился еще тремя сказками: «Ослиная Кожа», «Потешные желания» и стоящей несколько особняком «Гризельдой».
Своих полнокровных, выхваченных из самой гущи фольклора, героев Перро и бросил в «бой» с условными, не имеющими под собой национальной почвы, античными фигурами.
Автор не ограничивает своих читателей ни местом, ни временем, он ведет их то на двор обедневшего мельника, то в жалкую хижину дровосека, то в богатый, но мрачный замок, где царят далеко не рыцарские обычаи и порядки.
На первый взгляд некоторые страницы сказок могут показаться слишком жестокими. Однако не следует забывать, что Перро был сыном своего времени. Дух феодальной Франции волей-неволей определяет характеры и поступки его героев.
Так, Рауль Синяя Борода вбирает в себя самые отвратительные пороки целого поколения владетельных сеньоров, самоуправству и бесчинствам которых положила предел только французская буржуазная революция.
А похождения средневековых рыцарей-разбойников, дополненные народной фантазией, наверное, и породили легенды о беспощадных людоедах. Логово одного из таких чудовищ красочно описывает Перро в сказке «Мальчик с пальчик».
Современному читателю и сам Мальчик с пальчик не всегда может внушить симпатию — он бесцеремонен в своих поступках и не гнушается никакими средствами. Но здесь опять надо помнить, что с точки зрения своего класса Перро мог наделить маленького плебея только теми качествами, которые тот мог противопоставить произволу власть имущих — умом, сметкой, изворотливостью.
И все-таки, несмотря на свои теневые стороны, книга Перро лучится светом и оптимизмом. Разве не обаятельна работящая и по-своему стойкая Золушка?
А такой привычный и временами до нелепости смешной персонаж, как Кот в сапогах? С истинно мужицким лукавством, а где надо и смелостью, он спасает своего хозяина от горькой нищеты.
Добросердечную человеческую сущность обретает и фея в сказке «Спящая красавица». Со скромной грацией преображает она смертельный укол веретена в легкий, румяный сон.
Шарль Перро великий мастер чудесных превращений. И не зря у него будничный стук деревянных башмаков так естественно сочетается со взмахом волшебной палочки,
Срывая клочья тумана с ночных вершин, бегут семимильные сапоги. Послушный велениям феи, путешествует под землей заветный сундучок с приданым. А облепленное паутиной платье Золушки по мановению той же всесильной палочки распускается роскошным бальным нарядом.
Как правило, сказки Перро выходят в упрощенном переводе и представляют просто изложение сюжета с учетом внешней занимательности.
Настоящее издание отличается тем, что в нем бережно сохранен "исторический и национальный колорит, даны посвящения, отражающие этикет и нравы людей, окружавших Перро.
Сказки разнородны по стилю. В фольклорную ткань вторгаются подробности и приметы, характерные для «галантного» века Людовика XIV.
Вот, например, как собираются на бал сестры Золушки.
«— Я, — говорила старшая, — надену платье из красного бархата и украшения, которые мне прислали из Англии.
— Я, — говорила младшая, — наде
Послали за лучшей парикмахершей, чтобы приготовить чепчики в две складочки, и купили мушек у лучшей мастерицы».
А теперь после этой салонной сценки прочтем страницу о трезвых и деловых приготовлениях простонародного кота.
«Как только кот получил все, что он просил, он надел сапоги молодец молодцом, перекинул себе мешок через плечо, бечевку езял в передние лапы и отправился в одно место, где водилось многое множество кроликов. Положил он в свой мешок отрубей и заячьей капусты, да и растянулся, словно мертвый, поджидая какого-нибудь молодого кролика, — плохо еще знакомого с хитростями белого света, — который бы сунулся в мешок полакомиться тем, что там было».
Этот эпизод прямо-таки подсмотрен автором где-нибудь на опушке леса, где предприимчивый мужичок тайком от королевского лесничего добывает свое воскресное жаркое.
Чтобы полнее охарактеризовать Перро как поэта, вниманию читателей предлагается стихотворный вариант сказки «Ослиная Кожа», а также «Гризельда», чей сюжет заимствован из «Декамерона» Бокаччо. По своему композиционному построению она довольно сложна. Язык сказки то театрально-возвышен, то пересыпан бытовыми деталями времени. Мораль — счастье в награду за долготерпение и добродетель.
Сказка «Потешные желания» невольно вызывает ассоциации с баснями Лафонтена и Крылова. Та же гротескная заостренность, то же изобличение человеческих пороков — в данном случае жадности. И хотя сказка имеет явно литературные корни, воспринимается она как создание народного творчества, в меру приправленного солоноватой шуткой, метким словцом.
Для контраста в настоящую книгу включены сказки наиболее известных продолжательниц Перро — графини д'Онуа, мадемуазель Леритье де Виллодон и мадам Лепренс де Бомбн.
Их произведения отличаются изощренностью фабулы, драматичностью и скорее напоминают литературные повести, носящие явное влияние рыцарских романов. Отсюда — добродетельнейшие дамы, благороднейшие кавалеры и даже «ужаснейший» великан Галифрон с его наивно-«кровожадной» песенкой:
Давайте мне ребят...
Но, как мы убедимся ниже, высокопоставленные писательницы хотели просто «поиграть» в народную сказку, оставаясь до конца верными придворным условностям. Мадемуазель де Виллодон писала в посвящении графини де Мюра: «Смею вас уверить, что я ее прикрасила и рассказала немножко длинно. Но ведь когда рассказывают сказки, это значит, что нам нечего делать, и мы хотим поразвлечься, и мне кажется, что в таком случае надо рассказывать подлиннее, чтобы подольше поговорить».«Мы хотим поразвлечься»... В этой фразе весь смысл «салонной» литературы. Из сочинений придворных писательниц выветривалось реалистическое содержание. И они скользили по версальским паркетам — точь-в-точь менуэт — легко, изящно и бездумно. Вот почему, несмотря на внешнюю занимательность и безусловное литературное мастерство, сказки подражательниц уступают произведениям самого Перро. По своей простоте и необычности его сказки напоминают гобелен весьма своеобразной работы. Прихотливо разостлался он, радуя глаза и сердце обилием красок и узоров. Вот картины, вытканные шелком и золотом, а рядом простонародные вышивки на крестьянском холсте. И вдруг все это исчезает; и настоящий сельский луг волнуется цветами. И живое их дыхание перебивает парфюмерные ароматы напомаженной, припудренной книжности.
...Шумят солнечные рощи... Искрятся студеные источники... Серповидные крылья ласточек свистят вокруг седых от росы готических башен.
И эту мудрую и простодушную в своей первозданной свежести атмосферу старинных сказок можно предельно четко выразить стихами Виктора Гюго:
На свете ничего светлее
И трогательней нет,
Чем чистой девочки в аллее
Неясный силуэт. * Она беседует с травою,
С цветами у ручья. Беседе юности с весною
Внимаю тихо я. ...Я вижу пары, поцелуи,
Объятья без конца, Любовь таят в морщинах струи,
У ветров есть сердца.
У нас в России сказки Перро стали известны еще в половине XVIII века. А позднее В. А. Жуковский перевел стихами «Кота в сапогах» и «Спящую красавицу». В сюжетном плане он близко придерживался оригинала, но где-то привнес русский национальный колорит: _
Жил-был добрый царь Матвей... Жил с царицею своей...
Одним из редакторов переводной книги сказок Перро был И. С. Тургенев. В своем предисловии он писал: «Действительно, несмотря на свою щепетильную старофранцузскую грацию, сказки Перро заслуживают почетного места в детской литературе. Они всегда занимательны, непринужденны, не обременены излишней моралью, ни авторской претензиею; в них чувствуется влияние народной поэзии, их некогда создавшей; в них есть именно та смесь национально-чудесного и обыденно-простого, возвышенного и забавного, которое составляет отличительный признак народного вымысла».
Сказочный мир Шарля Перро неоднократно вдохновлял и русских композиторов. Так, окрыленный гением Чайковского, уже много лет идет на оперных сценах балет «Спящая красавица». Не меньшим успехом пользуется музыка Сергея Прокофьева к балету «Золушка». И в широкой музыкальной стихии русских мастеров старые сказочные персонажи обретают второе рождение.
Герои Перро нашли свое место и в советском кинематографе. Художественный фильм «Золушка», поставленный по сценарию писателя Е. Шварца, принес хорошую радость миллионам юных зрителей. Долгое время среди ребят бытовала полная глубокого смысла фраза, вложенная сценаристом в уста маленького пажа: «Я не волшебник, я еще только учусь!»
* * *
Не будем преувеличивать значение творчества Шарля Перро. Но, обратившись к народной сказке, он создал неповторимые в своем роде литературные шедевры.
Именно фольклорное начало и послужило ему тем фоном, на котором широко развернулся его талант увлекательного рассказчика, бытописателя и поэта,
Сказка была для Перро и волшебной палочкой и ярким плащом, скрывавшим острие сатирической шпаги.
...Короткий укол — и поморщилась феодальная спесь. Еще укол — и вскинулась уязвленная сословная гордость. И снова галантный шаг назад. Учтивая улыбка придворного. Глубокий поклон завитого парика.
Автор: Владимир Лебедев
Источники:
Перро Ш. Сказки/Пер. М. Петровского. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1984.— 256 с.
Аннотация:
В сборник включены сказки Перро, прозаические и стихотворные, в также некоторые наиболее известные сказки его продолжателей и последователей (д*Онуа, Леритье де Виллодон, Лепреис де Бомон) как образцы французской сказочной литературы XVII—XVIII веков; во французских изданиях Эти сказки нередко объединяются со сказками самого Перро.