Прежде чем приступить к рассмотрению проблемы, необходимо сделать несколько уточнений, касающихся специфики представленного в данной работе взгляда и тех неизбежных ограничений, которые он за собой влечет. Без всякой претензии на новизну его можно назвать "эстетической критикой" или, очень приблизительно, "неоформализмом". Нет никакой надобности подробно обсуждать, что означает одно и что другое.
Достаточно интуитивного понимания, с ориентацией на какие методологические традиции именования подбирались, и согласия принять на время правила игры. Последние по сути примитивны и даже банальны: литературная (эстетическая) критика имеет свой специфический предмет, и ее поэтому не может заменить никакая другая дисциплина (будь то социология, психоанализ, история или антропология культуры и т. д.); эстетическое явление живет по собственным законам и требует объяснений, добываемых из эстетической сферы, в частности и во многом - из изучения поэтики.
Сказанное нисколько не означает, что все остальное, кроме эстетики и поэтики как таковой, игнорируется. Речь идет об иерархии, обеспечивающей существование отдельной гуманитарной дисциплины. Тот или иной материал или инструментарий привлекаются лишь тогда и с теми целями, которые продиктованы главной методологической установкой. Искусство и идеология (социология и т. п.) рассматриваются не в терминах следствия и причины и тем самым "психологического подчинения" первого второму, а в терминах взаимодействия. Более того, с точки зрения эстетической критики, никак не тема (точнее, не внеэст
Несмотря на значительный объем и привлечение иллюстративного материала, работа представляет собой тезисы. Многие положения требуют детализации и просто "библиографической поддержки" (в конце концов, затрагиваемая проблема смены стилей в XX веке достойна отдельного монографического исследования). По своему характеру это не историко-литературное описание, не "историография литературы". Увидеть логику в истории - таков пафос работы. Связи, прослеживаемые в процессе анализа, нельзя охарактеризовать как влияния, нельзя назвать интертекстом или типологией. Это не поиск влияний, поскольку вопрос о том, читал ли писатель ту или иную книгу, заменяется вопросом об эстетических доминантах эпохи, от которых писателю спрятаться было некуда. Это не интертекст, поскольку взаимодействие текстов рассматривается как строго детерминированное, принадлежащее конкретному историческому пространству и, главное, поддающееся эмпирической или дедуктивной верификации. Это не типология, если под типологией понимать картину, при которой схожие следствия возникают по одной (однотипной) причине, - поскольку рассматривается всего лишь одна уникальная культурная ситуация.