В конце ноября 1771 года в Петербург, после окончания Лейпцигского университета, вернулся Радищев вместе со своими друзьями — Кутузовым и Рубановским. Молодые люди были зачислены протоколистами в правительствующий Сенат. Здесь три юриста прослужили полтора года, а затем перешли в армию. Радищев был определен на должность обер-аудитора (прокурора) Финляндской дивизии.
Служба в Сенате ежедневно обогащала Радищева наблюдениями над жизнью государства и народа. Он знакомился с правлением Екатерины II, многочисленные документы красноречиво говорили о деспотизме помещиков, о бесправии крепостных, о беззакониях в судах, о взятках и преступлениях крупных чиновников, торговавших интересами отечества. Служба в дивизии была особенно поучительной. На обязанности обер-аудитора был разбор дел беглых рекрутов. Допрашивая пойманных беглецов, Радищев узнавал о частых случаях жестокого обращения помещиков с крепостными, о незаконной продаже помещиками неугодных им крестьян в армию, оказывался свидетелем чудовищных преступлений офицеров-начальников, которые до смерти забивали палками безвинных солдат. Все это возмущало душу Радищева, рождало гнев против мучителей народа.
Оправдывая восстание Пугачева, Радищев был далек от его идеализации. Внимательному взору мыслителя открылись и многие слабые стороны народного возмущения. Восставшие не были достаточно организованы. Крестьяне поднялись на борьбу за волю и землю под царистским лозунгом: против Екатерины II, но за «народного», мужицкого царя. А Радищев к этому времени уже был противником всякой монархии. В своих рассуждениях Радищев исходил и из опыта освободительной борьбы других народоз. Вот почему, когда летом 1776 года тринадцать английских колоний в Северной Америке восстали против английского владычества, он стал тщательно следить за ходом событий, за сражениями народной армии, за организацией новой власти восставшими. Война эта превратилась в значительное событие века. В огне освободительных боев народ силой оружия утверждал не только свою независимость, но и республиканский строй. Борьба английских колоний в Америке оказалась и первой в XVIII веке буржуазной революцией, предшествовавшей французской революции 1789 года.
Годы, последовавшие за разгромом пугачевского восстания, оказались важнейшими в духовном развитии Радище-ва. Энциклопедически образованный человек, находившийся в курсе идейной жизни России и Запада, он стал проверять известные ему идеи и учения просветителей опытом народной борьбы. «Опыты суть основание всего естественного познания»,— пишет Радищев. Только руководствуясь «светильником опытности», только «взяв на помощь историю», можно увидеть наивность просветительской веры решить все социальные проблемы путем воспитания, можно вскрыть их заблуждения, понять вред «умствований» и открыть для себя «правила, народным правлениям приличные».
Став революционером, Радищев отверг политическую теорию французских и русских просветителей, возлагавших надежды на мудрые реформы просвещенного монарха.
К лету 1789 года «Путешествие» было закончено и отдано в
Тем временем книга дошла и до Екатерины II. Чьи-то услужливые руки положили «Путешествие» на стол императрицы. Прочитав его, Екатерина пришла в величайшую ярость. Ее секретарь Храповицкий записал в своем дневнике: «Говорено с жаром и чувствительностью о книге «Путешествие из Петербурга в Москву». Открывается подозрение на Радищева. Сказать изволила, что сочинитель бунтовщик, хуже Пугачева». Немедленно был дан приказ сыскать сочинителя. Предупредили графа Воронцова, у которого служил Радищев, тот незамедлительно оповестил своего Друга. Стало ясно: надо готовиться к расплате. Радищев уничтожил все бумаги, сжег оставшиеся экземпляры книги и стал спокойно ждать ареста.
26 июня арестовали книгопродавца Зотова. 30 июня за Радищевым прибыл подполковник Горемыкин с ордером на арест. Вечером его доставили в Петропавловскую крепость, передав в руки начальника Тайной экспедиции — жестокого «кнутобойца» Шешковского.
Пока Радищев сидел в маленькой сырой камере крепости, Екатерина II продолжала читать и перечитывать ненавистное ей «Путешествие», испещряя его своими заметками. С раздражением Екатерина отмечала, что автор «с редкою смелостию» говорит о царях, «грозя им плахою». В конце книги она отметила самую главную мысль автора: свободы ожидать должно, «от самой тяжести порабощения». С содроганием вспомнив недавнее восстание Пугачева, Екатерина II приписала к этому месту от себя: «То есть надежду полагает на бунт от мужиков». Замечания Екатерины II послужили основанием сначала для вопросов арестованному, а затем для приговора. Шешковский добивался от Радищева сведений о сообщниках, подозревая в организации заговора, о помощниках в издании книги. Арестованному задавались вопросы: почему написал книгу, зачем грозил царю, отчего надежду полагал на бунт от мужиков. Радищев категорически отрицал наличие сообщников, уверял, что действовал в одиночку. Он никого не выдал и всю вину взял на себя.
Не добившись нужных признаний и не сломив духа мятежника, Екатерина повелела судить Радищева, указав чиновникам, что ожидает от них «справедливого приговора» — смертной казни. И он был признан виновным в том, что хотел произвести возмущение в государстве, угрожая жизни императрицы. Осудили Радищева по статьям, по которым приговаривались к смерти участники восстаний,— «казнить смертию». Не желая увеличивать число недовольных в обществе в опасное время (во Франции бурно развертывалась революция), Екатерина II решила проявить «милость»: 4 сентября она издала указ, которым заменяла казнь ссылкой в Сибирь…