Сказки Салтыкова-Щедрина обычно определяют как итог его сатирического творчества. И такой вывод в какой-то мере оправдан. Сказки хронологически завершают собственно сатирическое творчество писателя. Как жанр, щедринская сказка постепенно вызревала из фантастических и образных элементов его сатиры. Немало в них и фольклорных заставок, начиная от использования формы давно прошедшего времени («Жил-был») и заканчивая обильным количеством пословиц и поговорок, которыми они пересыпаны.
В своих сказках писатель затрагивает множество проблем: социальных, политических и идеологических. Так, жизнь русского общества запечатлена в них в длинном ряду миниатюрных картин. В сказках представлена социальная анатомия общества в виде целой галереи сказочных образов.
Сказку «Карась-идеалист» отличает система идей, которая отвечала мировоззрению самого Щедрина. Это вера в идеал социального равенства и вера в гармонию, во всеобщее счастье. Но, напоминает писатель: «На то щука в море, чтоб карась не дремал». Карась выступает в роли проповедника. Он красноречив и прекрасен в проповеди братской любви: «Знаешь ли ты, что такое добродетель? — Щука разинула рот от удивления. Машинально потянула она воду и... проглотила его». Такова природа всех щук — жрать карасей. В этой крохотной трагедии Щедрин представил то, что характерно всякому обществу и всякой организации, что составляет природный и естественный закон их развития: есть сильные, кто ест, и есть слабые, кого едят. А общественный прогресс — это обычный процесс пожирания одних другими. Конечно, в демократических кругах подобный пессимизм художника вызвал споры и нарекания. Но прошло время — и щедринская правота стала правотой исторической.
Но доставалось в сказках не только интеллигенции. Хорош и народ в своей рабской покорности. Страшные картинки нарисовал писатель в «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил».
Вот портрет крестьянина. «Громаднейший мужичина», на все руки мастер. И яблок с дерева достал, и картофель из земли добыл, и силок приготовил для рябчиков из собственных волос, и огонь извлек, и провизии напек, и пуха лебяжьего набрал. И что же? Генералам по десятку яблок, а себе «одно, кислое». Сам и веревку свил, чтобы генералы держа ли его ночью на привязи. Да еще готов был «генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не гнушалися!» Сколько генералы ни ругают мужика за тунеядство, а мужик «все гребет и гребет, да кормит генералов селедками».
Трудно представить себе более рельефное и отчетливое изображение нравственного состояния крестьян: пассивная рабская психология, невежество. Щедрин словно видит русский народ глазами Порфирия Петровича из «Преступления и наказания» Достоевского. Тот прямо называл мужика иностранцем, настолько недоступен был для него образ мыслей, поведение и мораль русского народа.
У Щедрина подобное отношение к своему народу приобрело притчеобразную и доступную форму.
Щедрин любуется силой и выносливостью мужика, которые для него так же естественны, как и его беспримерная покорность, доходящая до идиотизма.
В этом контексте нехарактерна сказка «Медведь на воеводстве», где мужики все-таки теряют терпение и сажают медведя на рогатину. Однако Топтыгин 2-й в этой сказке не столько эксплуататор, сколько обычный грабитель, этакий Маныл Самылович Урус-Кугуш-Кильдибаев из «Истории одного города». А разбойников на Руси никогда не жаловали — отсюда и рогатина.
В своих сказках Щедрин полон сарказма. В них он никого не жалует. Достается всем: и правым и неправым, и карасям и щукам, и русским либералам, и самодержавию, и мужикам русским.
Вспомним моральный кодекс вяленой воблы: «Тише едешь, дальше будешь; маленькая рыбка лучше, чем большой таракан... Уши выше лба не растут» — вот что Щедрину особенно противно, аккуратная серость. Против нее протест, язвительная сатира сказок.
И все же сказки Щедрина актуальны и сейчас, а следовательно, общество наше стабильно: карасей глотают, генералов кормят, вобла проповедует, здравомыслящий заяц с лисой играет, — в общем, все по-прежнему: «Всякому зверю свое житье: льву — львиное, лисе — лисье, зайцу — заячье».
Целый ряд причин
Салтыков-Щедрин охотно пользовался традиционными приемами народного творчества. Сказки у него зачастую начинаются как и народные, словами «жили да были», «в некотором царстве, в некотором государстве». Часто встречаются пословицы и поговорки. «Конь бежит — земля дрожит», «Двум смертям не бывать, одной не миновать». Очень сближает сказки Щедрина с народными традиционный прием повторения. Автор сознательно подчеркивает в каждом персонаже какую-то одну черту, что также характерно для фольклора.
Но, тем не менее, Салтыков-Щедрин не копировал структуру народной сказки, а внес в нее свое, новое. Прежде всего это появление образа автора. За маской наивного балагура скрыта саркастическая усмешка беспощадного сатирика. Совершенно иначе, чем в народной сказке, нарисован образ мужика. В фольклоре мужик обладает сметливостью, ловкостью, неизменно побеждает барина. В сказках Салтыкова-Щедрина отношение к мужику неоднозначно. Часто именно он остается в дураках, несмотря на свою сметливость, как в сказке «Как один мужик двух генералов прокормил». Мужик показал себя молодцом: все умеет, даже суп в пригоршне сварит. И в то же время покорно исполняет приказ генералов: сам вьет для себя веревку, чтоб не убежал!
Писатель по существу создал новый жанр — политическую сказку*. Жизнь русского общества второй половины XIX века запечатлелась в богатейшей галерее персонажей. Щедрин показал всю социальную анатомию, коснулся всех основных классов и слоев общества: дворянства, буржуазии, бюрократии, интеллигенции.
Так, в сказке «Медведь на воеводстве» сразу бросаются в глаза грубость и невежество высшей власти, враждебное отношение к образованию. Очередной Топтыгин, прибыв на воеводство/хочет найти какой-нибудь институт, чтобы его «спалить». Главным мудрецом и советником Льва писатель делает Осла, — воплощение тупости и упрямства. Поэтому в лесу царят насилие и хаос.
Используя гиперболу, Щедрин делает образы необычайно яркими, запоминающимися. Дикий помещик, все время мечтавший избавиться от несносных мужиков, от их холопьего духа, наконец-то остался один-одинешенек. И... одичал: «Весь он... оброс волосами.., а когти у него сделались как железные». И становится ясно: все держится на труде народа.
В «Премудром пескаре» Щедрин рисует образ той интеллигенции, что поддалась панике, ушла от активной борьбы в мир личных забот и интересов. Пескарь-обыватель, боясь за свою жизнь, замуровал себя в темной норе. Всех «перемудрил»! А итог его жизни можно выразить словами: «Жил — дрожал, умирал — дрожал».
В галерее образов Салтыкова-Щедрина и интеллигент-мечтатель («Карась-идеалист»), и самодержец, разыгрывающий роль мецената («Орел-меценат»), и никчемные генералы, и покорный «самоотверженный заяц», надеющийся на милость «хищников» (вот еще одна сторона рабской психологии!), и многие другие, отразившие историческую эпоху, с ее социальным злом и демократическими идеями.
В сказках Щедрин проявил себя блестящим художником. Он показал себя мастером эзоповского языка, при помощи которого умел доносить до читателя острую политическую мысль и передавать социальные обобщения в аллегорической форме.
Таким образом, начиная фантастика народной сказки органически сочетается у Щедрина с реалистическим изображением действительности. Крайнее преувеличение в описании героев и ситуаций дает возможность сатирику заострить внимание на опасных сторонах жизни русского общества.
Сказки Салтыкова-Щедрина оказали большое воздействие на дальнейшее развитие русской литературы и особенно жанра сатиры.