Содержание I. Вступление. 1.Что такое фантастика? 2.Фантастика и фантастическое в мировой и русской литературе. II. Основная часть. 1.Темы и проблемы произведений Стругацких. 2.Критики о Стругацких. 3.Некоторые биографические сведения. 4. Характеристика творчества Стругацких: а) «Трудно быть богом», б) «Пикник на обочине». 5.Язык и стиль повестей Стругацких. III. Заключение. VI. Библиография. I. Вступление 1. Что такое фантастика? Выходит все больше и больше фантастических книг. Фантастика властвует над сердцами и умами миллионов читателей. Теперь существуют два мира: реальный и фантастический — с машинами времени, с роботами, со сверхсветовыми скоростями. Так что же есть фантастика? По мнению
Стругацких, фантастика — литературное отображение мира, сильно сдобренного человеческим воображением. Фантастика — пралитература, первичная литература. Мифы, сказки, поверья, легенды — фантастика младенческого возраста человечества. Конечно же, мифология — эта милая гипотеза о существовании сверхъестественных сил — пыталась осмыслить лишь природу, а не социальные коллизии. Но полз ледник, сметая все на своем пути, но огонь и наводнения пожирали первые творения рук человеческих, но орды варваров сеяли смерть и уничтожение — и человек начинал понимать: жизнь — это не подчинение воле богов, а скорее борьба с ними. Так возникла потребность в утопии (дословный перевод этого греческого слова — «место, не существующее нигде»). Утопия — одна из форм критики настоящего во имя будущего. Значит, и утопический проект Филеаса
Халкедонского, и «Республика» Платона, и «Утопия» Томаса Мора, и «Город
Солнца» Кампанеллы — все эти произведения, будучи свободной игрой фантазии, выражали неудовлетворенность людей существующими отношениями. 2. Фантастика и фантастическое в мировой и русской литературе. Гоголь, Бальзак, Достоевский, Гофман... Михаил Булгаков... Брэдбери.
Жюль Верн первый понял, что в мире дает о себе знать влияние технологии. Он осознал: Земля медленно, но неотвратимо населяется машинами. И сам помог этому «размножению» машин, хотя до конца своих дней опасался, что его железные питомцы со временем могут стать даже причиной регресса общества.
Жюль Верн — певец технологии. Люди и их отношения между собой интересовали его лишь как иллюстрация к техническим идеям. Талантливые описания последующих технических открытий — вот суть любого из его романов. Кто-то из зарубежных литературоведов назвал фантастов «сумеречными пророками человечества. Отбрасывая эпитет «сумеречный», можно сказать: фантастика непрерывно бомбардирует Землю логическими моделями возможного будущего. Но когда речь идет не о технологии, а о социальных перспективах, всякие художественные прогнозы — дилетантство. Ими должны заниматься только крупные ученые — историки, социологи, футурологи и т. д. Парадоксально, но фантастика не имеет почти никакого отношения к будущему, хотя и подготавливает человека ко времени железных чудес. Главная ее задача — в художественной форме переводить идеи науки на язык простого смертного. Когда читаешь «45? по Фаренгейту», по-настоящему ужасаешься, но потом приходит понимание того, что Брэдбери пишет о настоящем! Об ужасе и беззащитности современного гуманитария перед движением науки и технологии, находящихся в руках мерзавцев. II. Основная часть. 1. Темы и проблемы произведений Стругацких Казалось бы, оглянись вокруг — и думай. Казалось бы, мир огромен и открыт для мысленного анализа. Но он огромен чересчур, в нем легко не увидеть главное — ключевые, больные точки. Стругацкие с непостижимым упорством, год за годом, книга за книгой, выделяют для нас главные проблемы. Первейшая — воспитание детей. Отчаянный вопрос; что делать, чтобы наша скверна не передавалась следующим поколениям? От этого зависит будущее человечества, это равно волнует христианина, мусульманина, атеиста; ученого педагога и неграмотного старика, брошенного внуками. Стругацкие впервые написали об этом тридцать лет назад и даже — вопреки своим правилам — предложили проект новой школьной системы, иного статуса учителя, умного и человечного подхода к ребенку. Другая тема, другая всеобщая болезнь, о которой последние годы мы буквально кричим: отношения человека с живой природой. Писатели подняли ее, когда в нашей стране никто не слышал и не думал о подступающей экологической катастрофе и самого слова «экология» большинство еще не знало. Едва ли не первыми в мировой литературе они изобразили биологическую, то есть слитую с живой природой, цивилизацию. И уж точно первыми написали роман-предупреждение, в котором без экивоков и с удивительной отвагой обвинили пресловутую командно-административную систему в уничтожении природы: «...За два месяца превратим там всё в... э-э... в бетонированную площадку, сухую и ровную». Еще одна мучительная проблема: личность и общество. Тема колоссальная и вечная, она, в сущности, охватывает все остальные людские проблемы, от свободы личности до государственного устройства. Стругацкие в каждой книге выхватывают — как профессиональные фотографы— новые ракурсы этой темы и давно уже нашли свой. Так до них практически никто на мир не смотрел. Это стремление к потребительству — не в том, разумеется, виде, о котором пишут в газетных фельетонах. Не о мебельных гарнитурах речь. Писатели четко отделяют естественную тягу людей к комфорту от тупого ожидания подарка, от убежденности, что комфорт должен объявиться как манна небесная — мол, общество обязано его даровать. Эту тему они также затронули четверть века назад, когда с высоких трибун нам талдычили: слушайтесь начальства, сидите тихо и с открытыми ртами, манна сама посыплется... Стругацкие и призывают нас к мысли, усердной и постоянной. Мысль, соединенная с добротой и благожелательностью, — их ключ к любым шкатулкам
Пандоры, что бы там ни было запрятано. В этом один из секретов обаяния
Стругацких — для интеллигентного читателя, но здесь же и некоторая опасность: ленивый разум не всё поймет или поймет навыворот. К их утопическим картинам очень точно подходит определение Виктории
Чаликовой: «Утопия враждебна тоталитаризму потому, что она думает о будущем как об альтернативе настоящему». Эту враждебность еще в шестидесятые годы уловили правые критики, верные режиму. Один из них объявил, что Стругацкие
«...обесценивают роль наших идей, смысл нашей борьбы, всего того, что дорого народу». Уловили и восприняли на свой лад сотни тысяч «простых» читателей — не такими уж простыми они оказались, сейчас многие из них отчаянно дерутся за новую жизнь... Но есть читатели и критики, даже самые интеллигентные и «левые», которые так ничего и не поняли. Как бы загипнотизированные ярлычками и наклейками, они считают Стругацких едва ли не сталинистами и приписывают им соответствующие грехи. Крайности сходятся. Что же, это в российской традиции — как и яростные споры о литературе. Она неотторжима от жизни нашего народа, слово художника значит очень много, на него отзываются радостно и гневно, честно и лукаво. 2. Критики о Стругацких. Что бы ни говорили о творчестве писателя, это всегда интересно и познавательно. Критика воссоздаёт атмосферу времени объективно, несмотря на, порой, необъективные оценки. Вот несколько выдержек из критических статей, посвященных творчеству братьев Стругацких. «Это произведение, названное фантастической повестью, является не чем иным, как пасквилем на нашу действительность. Авторы не говорят, в какой стране происходит действие, не говорят, какую формацию имеет описываемое ими общество. Но по всему строю повествования, по тем событиям и рассуждениям, которые имеются в повести, отчетливо вид
Александров. (В. Свининников. «Блеск и нищета» «философской» фантастики»-
«Журналист», 1969, № 9). «В научно-фантастической литературе сегодня преобладает массовая фантастика, которую можно было бы назвать рок-фантастикой (см. например:
Дунаев М. «Роковая музыка»,- «Наш современник», 1988, № 1 и 2). Главное внимание в рок-фантастике обращено на занимательность сюжета, а духовная жизнь какого-либо сталкера до неприличия убога и состоит из сомнений, растерянности, забвения чувства собственного достоинства и потери цели жизни». (А. Воздвиженская, «продолжая споры о фантастике» - «Вопросы литературы», 1981, № 8). «Хотелось бы услышать мнение читателей и критиков о повести-
«Отягощенные злом», а также о «коммунистической» повести «Трудно быть богом», в которой нет ни одной новой идеи, зато есть воспевание массовых убийств и кровавой мести». (С. Плеханов. «Когда все можно?»- «Литературная газета», 1989, 29 марта). «Вторая повесть - «Трудно быть богом», как и первая («Далекая
Радуга»), скорее может дезориентировать нашу молодежь, чем помочь ей в понимании законов общественного развития. Насколько же мы, граждане сегодняшнего социалистического общества, человечнее, гуманнее героев, созданных Стругацкими? Мы вмешиваемся в ход истории, мы помогаем народам, которые борются за свою свободу и национальную независимость. И будем помогать, пока живет в нас революционный дух». (Ю. Котляр. «Фантастика и подросток» - «Молодой коммунист», 1964, №6). «Четверть века я регулярно перечитываю эту вещь, и каждый раз поражаюсь ее странной доле. Она была уже опубликована, но не как единое целое, а двумя половинами: «Лес» и «Управление», причем вышли эти половины буквально в противоположных концах страны. В подзаголовке ее значится
«Фантастическая повесть», между тем это один из самых умных и значительных романов XX века, и фантастичен он не более, чем «Сто лет одиночества» или
«Мастер и Маргарита». (А. Лебедев. «Реалистическая фантастика и фантастическая реальность» -
«Новый мир», 1968, № 11). «Обитаемый остров» напоминает хорошо, профессионально сделанный кинофильм. Сюжет захватывает. Читатель в напряжении до последней страницы.
Развязка неожиданна. Про эту повесть никак не скажешь, что конец ясен с самого начала. И сцена за сценой выписаны так, будто смотришь их на экране.
Еще одно достоинство повести - хороший юмор». (Л. Ершов. «Листья и корни» - «Советская Россия», 1969, 26 июня). «Убедительный тому пример - повесть «Пикник на обочине» братьев
Стругацких. Композиция произведения позволяет нам познакомиться лишь с некоторыми отдельными эпизодами из жизни Рэдрика Шухарта - сталкера, нарушителя закона. И каждый из них добавляет очередной штрих к психологическому портрету героя. Несколько эпизодов - и перед нами судьба человека, его взлеты и падения, желание отстоять собственное место под солнцем и напряженная вера в добро, не сломленная никакими испытаниями». (И. Бестужев-Лада. «Этот удивительный мир...»- «Литературная газета»,
1969, 3 сентября). Стругацкие укрепили традицию русской литературы. Они из тех, «кто в годы бесправия... напоминал согражданам о неуничтожимости мысли, совести, смеха» — так сказал о них один, не слишком благожелательный критик. Они подтолкнули нас к разрыву со средневековьем, к прыжку в будущее. 3. Некоторые биографические сведения об Стургацких. Есть мнение, что о жизни писателя ничего сообщать не нужно: вся необходимая информация содержится в его творчестве. Может быть, читателю следует знать лишь о переломах жизни писателя — тех поворотах, которые отбрасывают тень на все созданные произведения. В жизни братьев Стругацких таким переломом была война, и особо — гитлеровско-сталинское злодеяние, которое принято называть ленинградской блокадой. Война и блокада — вот что их сформировало. Сейчас в это нелегко поверить, минуло полвека, наша трусливая память отторгла правду, которую и в воображении трудно вынести, и нам кажется, что другие тоже забыли прошлое... Они были мальчишками: Аркадию не хватало двух месяцев до шестнадцатилетия, Борису только исполнилось восемь. Росли спокойно, ровно, в тихой интеллигентной семье: мать — учительница, отец — искусствовед. В воскресный полдень 22 июня жизнь рухнула. Аркадия послали рыть окопы под
Ленинградом, и его, вместе с другими старшеклассниками, накрыла волна немецкого наступления. Он ушел — с боем, отстреливаясь... Домой вернулся взрослым человеком. Потом была блокада. Братья ее вынесли, спаслись, но ужас пережитого был так велик, что они молчали о блокаде, ничего не переносили на бумагу, молчали тридцать лет — до очередного перелома жизни. Как раз в 1972 году, когда вышел седьмой том энциклопедии, настало очень трудное для них время, и братья писали «Град обреченный», не рассчитывая на публикацию, «в стол», для себя. Там есть полторы страницы о блокаде: «Вот в Ленинграде никакой ряби не было, был холод, жуткий, свирепый, и замерзающие кричали в обледенелых подъездах — все тише и тише, по многу часов...» Сжатый, тесный, словно не хватает воздуха, рассказ, с постоянным рефреном: «умирал... тоже умирал... тоже умирал...» — повествование идет как бы от лица младшего из братьев. «Я бы там обязательно сошел с ума. Меня спасло то, что я был маленький. Маленькие просто умирали...» И еще он вспоминает: «Вот уже брат с отцом снесли по обледенелой лестнице и сложили в штабель трупов во дворе тело бабушки». Потом умер отец, а мать и дети непонятно как выжили... Таким вот способом жизнь готовила их к литературной работе. И потом, словно взяв за правило, все время вела братьев по краю - давала выжить, выскочить, но как бы чудом. Не было, конечно же, никаких чудес, было родительское наследство: здоровье, и невероятная работоспособность, и талант. В 1972 году уже могло бы выйти собрание произведений Стругацких, уже восемнадцать крупных вещей были написаны, да еще переводы, сценарии... Уже была громкая слава, книги пошли по всему миру. Только-только вышла статья канадского литературоведа Дарко Сувина, где он назвал Стругацких
«несомненными первопроходцами в советской научной фантастике». Но тут-то их и «закрыли» — было такое выражение. Разумеется, не в одночасье закрыли, им лет семь-восемь дали порезвиться, а потом начали крутить рукоять пресса, выжимая из редакционных планов лучшие вещи Стругацких. В конце шестидесятых попали под запрет «Улитка на склоне» и «Гадкие лебеди», примерно в 1971 - полный «стоп», замок щелкнул. Кто-то дал команду: Стругацких не печатать! И тогда случилось чудо: не все взяли под козырек. Два журнала — «Аврора» в
Ленинграде и «Знание — сила» в Москве — как-то пробились, что-то кому-то доказали и продолжали Стругацких публиковать. Честь и хвала редакторам, они серьезно рисковали, но задумаемся: почему они пошли на риск? Обаяние таланта? Разумеется. Для любимых писателей можно совершить многое... Но не только. Именно в начале семидесятых годов популярность Стругацких достигла высшей точки. Нет, не так: высшего уровня, на котором и держится до сих пор. Начали создаваться клубы любителей Стругацких, вовсю заработал самиздат — книги ксерокопировались, перепечатывались на пишущих машинках и принтерах компьютеров, переписывались от руки. Читатели требовали
Стругацких, и имя этим читателям было легион: школьники, студенты, инженерная и научная молодежь и вообще научные работники, притом не гуманитарии, которых власть от веку презирала, а люди для власти важные, изобретавшие ядерное оружие и вычислявшие траектории ракет и спутников.