Лирика Твардовского — это по преимуществу выражение самых простых, доступных любому труженику, но вместе с тем наиболее глубоких и общечеловеческих чувств. Она открывает душе такие основы человеческой жизни, как труд, родина, любовь, земля.
Значительный интерес представляют стихи Твардовского военных лет, вошедшие в сборники «Возмездие» и «Фронтовая хроника» (1945). Беззаветная любовь к родине, беспощадная ненависть к фашистским захватчикам, боль за поруганную советскую землю, за народ, перенесший во время войны неисчислимые бедствия, — вот мотивы военных стихов Твардовского. Чеканной формой, напоминающей торжественную панихиду по «павшим в той битве мировой», отличается стихотворение «В тот день, когда окончилась война…» (1948). Страстный монолог солдата, навсегда бесследно исчезнувшего, но как бы слившегося со всем миром, представляет стихотворение «Я убит подо Ржевом» (1945-1946), относящееся к числу лучших стихотворений Твардовского о войне. Написано оно было после войны, в конце 1945 и в самом начале 1946 года. По воспоминаниям поэта, «в основе его была уже неблизкая память поездки подо Ржев осенью 1942 года на участок фронта, где сражалась дивизия полковника Кириллова Иосифа Константиновича. То, что довелось увидеть Твардовскому на фронте, глубоко врезалось в его сердце. «Впечатления этой поездки были за всю войну одни из самых удручающих и горьких до физической боли в сердце. Бои шли тяжелые, потери были очень большие, боеприпасов было в обрез — их подвозили вьючными лошадьми», — вспоминал поэт. Стихотворение написано от первого лица — от имени погибшего солдата:
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
Налево,
При жестоком налете.
Но и в той беспредельной дали, где обрела покой его душа, его продолжает волновать вопрос: «Наш ли Ржев наконец?» Одна отрада и утешение, что смерть его не была напрасной. Он пожертвовал своей жизнью ради спасения Родины:
И у мертвых, безгласных,
Есть отрада одна:
Мы за родину пали
Но она — спасена.
Обращаясь к живым, солдат заклинает помнить тех, кто не вернулся с полей сражений, «кто зарыт без могилы»:
Что недаром боролись
Мы за родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, —
Вы должны его знать.
Как завещание звучит последняя часть стихотворения. В ней наказ живущим — беречь Родину, «с честью служить дальше родимой отчизне»:
И беречь ее свято,
Братья, счастье свое —
В память воина-брата,
Что погиб за нее.
«Созданный Твардовским монолог павшего воина «Я убит подо Ржевом» — это накаленное страстным поэтическим пафосом слово от имени «мертвых, безгласных», — свидетельство огромного богатства лирического «я» поэта, его душевной широты, человечности, присущей ему способности быть выразителем его переживаний и дум» (Л.K. Шевцова).
Тема памяти всегда волновала поэта. «Позднейшая лирика А. Твардовского — в основном лирика памяти… наиболее интенсивно, постоянно и многообразно тема памяти связывается у него с войной. А. Твардовский никогда не «реконструирует» военного прошлого, у него нет стихов-воспоминаний о военных годах. Память о войне просто живет в его стихах, даже если об этом прямо не говорится, но иногда выходит наружу с огромной, пронзительной силой боли, страдания и даже какой-то собственной вины перед теми, кто навсегда остался на далеком берегу смерти…» (А.И. Павловский). Твардовский видел свое жизненное назначение в том, чтобы сохранить память и сказать людям правду о каждом погибшем солдате и обо всей долгой и страшной войне. Чувств
В том, что другие не пришли с войны…»
Завершающая стихотворение строчка заканчивается многоточием («Речь не о том, но все же, все же, все же…»). Это редчайший в произведениях Твардовского знак препинания, выражающий особую недосказанность мысли, за которой стоят слезы, перехватывающие дыхание.
В лирике последних лет Твардовский отошел от типичной для ранних стихотворений формы сюжетной новеллы, все чаще прибегая к выразительному фрагменту. Характерны сами названия, которые Твардовский любил давать свои стихам и даже целой книге — «Из записной книжки». Пейзажные зарисовки в стихах Твардовского соотносятся то с внутренней жизнью автора («Признание»), где за сменяющими друг друга временами года проступает мысль о краткости человеческой жизни, а то и с ходом самой истории («День прошел, и в неполном покое…», «Береза» и др.). Стремление в краткой, лаконичной форме поведать миру то, что волнует и тревожит, звучит в таких стихотворениях, как «Всему свой ряд, и лад, и срок…». Излюбленным жанром поэта становится теперь лирическая миниатюра, в емкой форме выражающая широкую, зрелую мысль («О сущем», «О прописке»).
«Памяти матери» — это четыре стихотворения, представляющие единый непосредственный отклик на смерть матери поэта в 1965 году. Первое стихотворение этого лирического цикла — «Прощаемся мы с матерями…» — проникнуто чувством бесконечной утраты от непоправимости случившегося. Прощание с матерью выливается в горькие раздумья о краткости человеческой жизни, о невозможности загладить вину за отсутствие душевной чуткости, внимания и заботы к матери:
Прощаемся мы с матерями
Задолго до крайнего срока —
Еще в нашей юности ранней,
Еще у родного порога…
Долгие годы разлуки порой оборачиваются телеграммой, когда хочется сказать матери все теплые, ласковые слова, которые она не услышала при жизни. Второе стихотворение цикла — «В краю, куда их вывезли гуртом…» лежат подлинные факты, связанные с насильственным переселением семьи Твардовских в годы коллективизации. В третьем стихотворении «Как не спеша садовники орудуют…» вновь звучит тема первого стихотворения: горе сына, потерявшего мать. В последнем стихотворении цикла — «Ты откуда эту песню…» — возникает символический образ перевозчика на лодке через речку. Это как бы перевоз с одного берега жизни на другой, перевоз из жизни в смерть, и опять к истокам жизни.
Философское раздумье над жизнью, над своим предназначением звучит в стихотворении А. Твардовского «Вся суть в одном — единственном завете…» (1958). Слово «завет» употребляется в значении — обет, обещание. Суть единственного завета состоит в том, чтобы сказать свое слово в поэзии, в литературе так, как никто не сможет это сделать, будь он даже Лев Толстой:
А я лишь смертный. За свое в ответе,
Я об одном при жизни хлопочу:
О том, что знаю лучше всех на свете,
Сказать хочу, и так, как я хочу.