Литературная судьба А. А. Фета (о творчестве поэта)

Литературная судьба Фета не совсем обычна. Его стихи, написанные в 40-х гг. XIX в., были встре­чены очень благожелательно; их перепечатывали в хрестоматиях, некоторые из них были положены на музыку и сделали имя Фета очень популярным. И действительно, лирические стихи, проникнутые непо­средственностью, живостью, искренностью, не могли не привлечь внимания.

В начале 50-х гг. Фет печатался в «Современни­ке». Его стихи высоко ценил редактор журнала Не­красов. Он писал о Фете: «Что-то сильное и свежее, чисто поэтическое, без всяких посторонних приме­сей, ярко пробивается во всем, что создает этот та­лант». Однако постепенно становилось очевидным, что творческая манера поэта, его эстетическая пози­ция делают невозможным его дальнейшее сотрудни­чество в «Современнике» (особенно после того, как там укрепились позиции Чернышевского и Добролюбова).

Фет исходил из признания высокого и непрехо­дящего значения поэзии, резко противопоставлял ее реальной действительности, которая представлялась ему «миром скуки и труда». «Скорбь никак не могла вдохновить нас», — писал он в конце жизни. Фет был убежден в том, что литература призвана отражать лишь высшие ценности, откликаться на вечные, обще­человеческие потребности, оставляя в стороне ак­туальные вопросы общественно-политической жизни.

Поэзия Фета резко отличалась от некрасовской линии в русской литературе. Сама тональность его стихов иная, чем у Некрасова: светлая, жизне­радостная. Для него характерно состояние восторга перед красотой, природой, любовью, искусством.

Наиболее ценная часть наследия Фета — неболь­шие по размеру лирические произведения. Его стихи о природе принадлежат к числу замечательных об­разцов пейзажной лирики. Он воспроизводит приро­ду не в статике, а в движении, в тех незаметных изменениях, которые позволяют ощутить ее поэти­ческий колорит. Поэт умеет видеть красоту русской «неяркой» природы.

В 1842 г., в начале поэтического творчества, Фет написал замечательное стихотворение:

Чудная картина,

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна.

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

Как все просто в этих стихах! Но это не прими­тивность, а та благородная простота, которая явля­ется признаком высокого искусства. Всего 8 строк, но как много сказано в них! Нет внешних словесных украшений. Используются преимущественно эпитеты, да и те далеки от какой бы то ни было изысканнос­ти: равнина белая, луна полная, небеса высокие... Од­нако в стихотворении есть своя глубина, свой под­текст. Оно написано от первого лица: есть не назван­ное прямо, но легко подразумеваемое лирическое «я» и прямое обращение «ты», относящееся ко все­му, что поэт видит и воспроизводит. Казалось бы, речь идет о сиюминутной картине (сегодня мы бы сказали «моментальной фотографии»): схвачено одно мгновение — зимний ночной пейзаж, вызывающий ли­рическую взволнованность поэта. Но обратите вни­мание, какой крупный масштаб изображения здесь избран. Равнина, возникающая перед нашими глаза­ми, необъятна. Там, где-то далеко, виднеются одино­кие сани, и этому соответствует упоминание о вы­соких небесах. Мир распахнут и вдаль, и ввысь (и по горизонтали, и по вертикали). Разрывается прост­ранственная ограниченность. Это уже не просто опи­сание конкретного пейзажа, но вместе с тем обращение к высокому небу (почти космическое пространство), преобразующему природу и наполняющему душу поэта лирическим восторгом.

Связь человека с природой дана у Фета не прямо, а опосредованно. Его пейзаж очеловечен, но внутрен­не. Природа человека образует единый, нерасторжи­мый мир («Лес», «Весенний дождь», «Уснуло озеро» и т. д.). Вот характерные для Фета строчки из стихо­творения «Я тебе ничего не скажу...»:

«Раскры­ваются тихо листы, И я слышу, как сердце цветет». Лирическая взволнованность поэта придает особый смысл разнообразным явлениям природы, оживляет ее. Обратите внимание на метафору «сердце цветет». Природа и человек у него внутренне соотнесены. Наступает ночь, раскрываются листья ночных цве­тов, но оказывается, что цветут не только они: рас­цветает и человеческая душа, человеческое сердце.Эстетическая чуткость Фета позволила ему воссоз­дать природу в ее переливах и почти мгновенных изменениях. Он передает даже не чувства сами по себе, а оттенки чувств, неуловимые и непередаваемые с помощью логических понятий. Как никто другой, Фет умел выражать в поэзии «и темный бред души, и трав неясный запах». Отсюда подчеркнутая мета­форичность его стихов и та мелодичность, которые призваны были воздействовать не на разум чита­теля, а на его душевное настроение. Не случайно П. И. Чайковский говорил, что поэзия Фета почти непосредственно вторгается в область музыки.

Поделись живыми снами,

Говори душе моей;

Что не выскажешь словами —

Звуком на душу навей.

Это не отрывок. Все стихотворение состоит из че­тырех строк. Больше и не нужно. Фет выразил свою мысль до конца. Не случайно читатели, привыкшие к простому, предметному изображению природы, бы­ли в недоумении перед некоторыми стихами Фета. Вот, например, «Вечер»:

Прозвучало

над ясной рекою,

Прозвенело в померкшем лугу,

Прокатилось над речкой немою,

Засветилось на том берегу.

Что, собственно, прозвучало, прозвенело, прокати­лось, засветилось? Нет ответа. Что-то. Это ведь не просто описание летнего вечера, но в первую очередь выражение внутреннего мира поэта, его настроения. Осознание им ясного и светлого мгновения. Его нельзя передать никакими логическими формулами, но можно ощутить взволнованной душой человека, открытой для восприятия волшебной красоты при­роды, где всегда что-то звучит, звенит, движется. По убеждению Фета, слово вообще бессильно пере­дать всю сложность человеческих чувств: «О если б без слова Сказаться душой было можно!»

Для того чтобы в маленьком лирическом стихо­творении воссоздать цельную картину природы, Фет широко использует яркие детали, представленные крупным планом, конкретные приметы того или иного времени года или времени суток, дающие толчок читательской фантазии, вызывающие опреде­ленные ассоциации. Подобные же приемы изобра­жения лирического пейзажа будут использованы в русской прозе, например у Чехова и Бунина.

В отличие от стихов о природе, стихи о любви у Фета лишены конкретности. Образы героя и герои­ни почти не индивидуализированы. Стихи эти при­влекают внимание прежде всего глубиной передачи человеческого чувства, умением описать тонкие, почти неуловимые душевные движения, которые даже не могут быть точно определены или названы. Поэта интересуют преимущественно мимолетные явления ду­шевной жизни в их соотнесенности с природой: «Сияла ночь...», «Только в мире и есть...», «На заре ты ее не буди...», «Я пришел к тебе с приветом...» и т. д.

Поэтическая система Фета строится не на точ­ном, логически выверенном значении слова, а на ассоциативных связях, музыкальности. Многознач­ность, зыбкость значения слова, отсутствие ясной границы между прямым и переносным значениями, метафоричность связаны с традициями Жуковского. В свою очередь, Фет становится одним из пред­шественников символистов. Александр Блок писал, что стихи Фета были для него «путеводной звез­дой». Не прошел бесследно творческий опыт Фета и для развития русской прозы. Сочетание конкретности и эмоциональной окрашенности в пейзажах Тур­генева, например, может быть сопоставлено со сти­хами о природе Фета. Его любовная лирика по­влияла на становление психологической прозы. В еще большей степени это относится к стихам Тютчева.