Проза Чехова Конец XIX и начало XX века

Конец XIX и начало XX в.— время расцвета творчества Чехова. Правда, пишет он теперь сравнительно немного, но это было не только результатом тяжелой болезни. Повышалась его художественная требовательность. Последний период творчества Чехова совпал с начавшимся оживлением общественного движения. И в новых’ произведениях писателя, поднимающих важнейшие социально-философские и идейно-нравственные проблемы эпохи, усиливается вера в человека, в его способность пробудиться к лучшей жизни. Чеховские герои приходят к осознанию невозможности жить по-старому.

Вопреки официальному «футляру» они задумываются о совести, добре, правде, о необходимости решительно преодолевать губительное воздействие неблагоприятных жизненных обстоятельств. В творчестве Чехова последнего периода ведущее место занимает проблема, восходящая к традиции всей русской демократической литературы: интеллигенция и народ. Считая народ основой исторической жизни, писатель обращался к созданию образа интеллигента, исполненного сознания личной ответственности за судьбы народа, нравственного долга перед ним.

В 1896 г. Чехов написал две повести: «Дом с мезонином» и «Моя жизнь», сопровождаемые сходными подзаголовками: «Рассказ художника» и «Рассказ провинциала». Они написаны от первого лица и до некоторой степени продолжают ту линию исповедальной прозы, которая была характерна еще для «Скучной истории» (1889). Новые чеховские герои хотят прежде всего понять жизнь и свое место в ней. Поэтому структура повестей строится на идейных спорах и столкновениях. Даже любовные коллизии, в которых участвуют герои, в конечном счете складываются так, а не иначе, в результате конфликтов мировоззренческого характера.

Есть нечто общее в рассказчиках, которым Чехов доверил вести повествование,— в Мисаиле Полозове («Моя жизнь») и художнике, не названном по имени («Дом с мезонином»). Оба они глубоко ощущают несправедливость жизни, окруженной ложью, оба понимают бессмысленность «малых дел», оба не имеют положительной программы.

Чеховские герои убеждены, что основное зло заключается в невыносимых условиях жизни народа. Отвергая все еще распространенные народнические иллюзии, Полозов прямо утверждал: «Крепостного права нет, зато растет капитализм». И художник с горечью говорил даже не столько о материальной, сколько о духовной бедности мужиков: «…им некогда о душе подумать, некогда вспомнить о своем образе и подобии; голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им все пути к духовной деятельности, именно к тому самому, что отличает человека от животного и составляет единственное, ради чего стоит жить».Обращение Чехова к теме деревни, основанное па тщательном анализе социальных условий жизни и психологии народа, имело чрезвычайно важное литературное и общественное значение. Долгое время признанными «монополистами» в разработке деревенской темы были беллетристы-народники. Чехов, честно и откровенно раскрывавший испорченность и ненормальность всей современной жизни, не делал исключения и для дерев

ни. Когда Николай Чикильдеев, лакей одной из московских гостиниц, заболел, он решил вместе с женой и дочерью вернуться домой, в деревню: «Родное гнездо представлялось ему светлым, уютным, удобным…» Такова экспозиция рассказа «Мужики» (1897). Но все дальнейшее повествование разрушает эти наивные мечты. Приезжие, попав в деревню, поражены вечным недоеданием, крайней нищетой, которые сделали мужиков озлобленными, жестокими, грубыми или запуганными, беспомощными, равнодушными друг к другу. Для Чехова дело не в превосходстве городской жизни над деревенской, а в том, что именно в деревне особенно наглядно проявляется вся несправедливость современной жизни. Предельная объективность и сдержанность повествования сочетаются у Чехова с эмоционально-лирической интонацией, передающей авторское восприятие изображаемой действительности. Далеко не все народнические критики, упрекавшие Чехова за «Мужиков», обратили внимание на специфику авторской позиции, которая вовсе не заключается в полном и безоговорочном осуждении основ крестьянской психологии и деревенского быта. Писатель нигде не изменяет своему принципу честной и безусловной правды. Ольга, жена Николая, которой не сладко пришлось в деревне, признает: «Да, жить с ними было страшно, но все же они люди, страдают и плачут, как люди, и в жизни их нет ничего такого, чему нельзя было бы найти оправдания». В подобного рода высказываниях слышится и авторский голос — так же, как и в лирических пейзажах, по соотношению с которыми суть изображаемых картин становится глубже, многостороннее и объективнее: «Какое прекрасное утро! И, вероятно, какая была бы прекрасная жизнь на этом свете, если бы не нужда ужасная, безысходная нужда, от которой нигде не спрячешься!» По сходному принципу построена и повесть «В овраг е» I (900). Внешне спокойно, но но избегая жестоких подробностей рассказывает писатель о семье Цыбукиных, благосостояние которых основано на обмане и грабеже крестьян. Невестка Цыбукина Аксинья, похожая на гадюку не только внешне, на глазах у всех обливает кипятком маленького ребенка, не испытывая никаких угрызений совести. И все же Горький, посвятивший повести «В овраге» специальную статью, справедливо заметил, что «каждый новый рассказ Чехова все усиливает одну глубоко ценную и нужную для нас ноту — ноту бодрости и любви к жизни».

Когда Липа (другая невестка Цыбукина), возвращаясь из больницы с мертвым ребенком, спрашивает как о чем-то совершенно возможном или обыкновенном у встречных: «Вы святые?», то это воспринимается как ожидание чуда или уверенность в его реальности. И знаменательно, что именно старик, которого Липа наивно приняла за святого, произносит простые и величественные слова: «Жизнь долгая,— будет еще и хорошего, и дурного, всего будет. Велика матушка Россия!» В предреволюционную эпоху усиливается внимание писателя к наиболее насущным проблемам общественного развития. Все более бескомпромиссным становится его отношение к людям, которые пассивно подчиняются неблагоприятной среде, уходят от активной борьбы с ней, прячутся в любые придуманные ими футляры.