Обе драмы - «Разбойники» и «Заговор Фиеско» - имеют один и тот же конец: и Карл Моор и Веррина капитулируют перед существующим обществом, возвращаются к тому, против чего они так страстно боролись. Карл Моор добровольно отдает себя в руки правосудия, чтобы искупить свою «вину», которую он видит в том, что гг именял «аморальные средства» в борьбе с феодальной тиранией. Веррина возвращается к Андреа Дориа, предпочитая правление старого патриархального правителя Генуи тирании нового герцога Фиеско.
Капитуляция обоих положительных героев ее является следствием чисто субъективного решения темы молодым драматургом, а вызвана убожеством социально-экономического положения и слабостью общественно-политического движения в тогдашней Германии. И вместе с тем обе драмы высоко поднимаются над этим убожеством, благодаря тому пафосу свободолюбия, который одушевляет их. Капитуляция Карла Моора и Веррины является вынужденной. Высокая нравственность их побуждений, героическое величие и самоотречение поднимают их над уровнем тупого рабства мещан.
Изображение республиканского лагеря в драме показывает, что Шиллер улавливал противоречия буржуазно-демократического движения своего времени. Гениальный художник ощущал разрыв между справедливыми общечеловеческими лозунгами освободительного движения своей эпохи и теми реальными, по существу буржуазными интересами, которые скрывались за возвышенными принципами свободы, равенства и братства. Мы не хотим сказать того, что Шиллер в полной мере осознал это противоречие, но как чуткий художник он отразил, хотя и в абстрактной форме, разрыв между идеальными. лозунгами и реальными интересами буржуазно-демократического движения своей эпохи, что и сказалось на всей концепции его драмы. Именно это и делает «Заговор Фиеско» трагедией в самом глубо
«Разбойники» и «Заговор Фиеско» возникли на волне общеевропейского буржуазно-демократического революционного движения непосредственно перед французской революцией; однако решение, которое Шиллер давал проблемам революционного движения, зависело от конкретных условий, сложившихся в Германии, и это определило глубокие внутренние противоречия обоих произведений. Поэтому драмы Шиллера были одновременно и выражением страстного протеста против феодально-абсолютистского строя и отражением бессилия передовых людей Германии, сознававших, что в их стране нет условий для свержения ненавистного им режима. Но даже капитуляция Карла Моора и Веррины не означала признания справедливости существующего строя. Опи отказывались от избранных ими средств борьбы, но не от самого принципа свободы.
Трагедия «Заговор Фиеско» не имела того общественно-политического и литературного влияния, которые выпали на долю «Разбойников». Содержание драмы относилось к далекой, малоизвестной эпохе, действие происходило в другой стране, и это придавало всей трагедии в глазах немецких зрителей абстрактный характер. Вот почему эта драма не могла найти в тогдашней Германии такого живого отклика, как «Разбойники», хотя перенесение действия в Италию было продиктовано преимущественно цензурными условиями, то есть той же причиной, по какой Лессинг перенес события своей трагедии «Эмилия Галотти» на итальянскую почву.
Сам Шиллер после первого представления объяснял сравнительно небольшой успех «Заговора Фиеско» тем, что в жилах жителей Пфальца «не течет римская кровь». В этой горькой шутке выразилось сознание автором того факта, что придавленная немецкими феодалами народная масса была далека от того, чтобы воспринять идеалы античной республиканской свободы.