Ньютон был человеком из плоти и крови. Бури, которые сеяла в его душе наука, порой сметали непорочные в том веке моральные препятствия. Вряд ли он смог бы стать лидером новой Реформации, вторым Лютером, о чем мечтали многие его ученики, а возможно, и он сам. После смерти Гука в марте 1703 года, Общество стало испытывать особенную нужду в Ньютоне. Дальновидные члены Общества понимали, что без должного научного руководства оно быстро придет к окончательному упадку. Так в конце ноября 1703 года Ньютон был избран президентом Общества.
Ньютон в своей обычной обстоятельной манере сначала внимательнейшим образом изучил историю Королевского общества, пока еще насчитывающую только полвека, перелистывал все протоколы и «Философские труды» – печатный орган Общества. После чего уже полностью был готов к тому, чтобы взвалить нелегкую ношу на плечи И первое, что он решил сделать, – лично вести все заседания совета. Затем он решил доказать Обществу, что обладает способностью не только говорить, но и кое-что делать своими собственными руками. Он часто приносил в Общество изготовленные им приборы Видя, что главный недостаток в работе Общества заключается в пустопорожней болтовне, Ньютон решил разработать «Схему укрепления Королевского общества» .
Здесь Ньютон четко сформулировал, какого сорта дискуссии должны вестись в Обществе и какие – нет. «Натуральная философия, – писал Ньютон, – заключается в раскрытии форм и явлений природы и сведении их, насколько это возможно, к общим законам природы, устанавливая эти законы посредством наблюдений и экспериментов и, таким образом, делая выводы о причинах и действиях»
Что касается религиозных взглядов и высказываний Ньютона, он должен был быть предельно осторожен. Его предупреждал об этом сам архиепископ Кентерберийский, глава английской церкви. Ему не следовало забывать о «Акте» 1698 года, призванном подавить богохульство и профанацию и которым автоматически изгоняли с государственного поста и лишали публичной должности всякого, кто отрицал божественность троицы: а ведь Ньютон был как раз одним из этих еретиков. Ньютон продолжал работать и в других направлениях, написал немало страниц, доказывая преимущество юлианского календаря перед григорианским, причем придумывал свой, «симметричный» вариант календаря, разделив год на шесть зимних месяцев по тридцать дней, пять летних месяцев по тридцати одному дню и один летний месяц в тридцать дней, который в високосный год мог иметь и тридцать один день.
При этом ощущение реальности ему не изменяло: он писал, что вряд ли можно будет изменить число дней в месяцах без согласия доброй части Европы, и поэтому реальный выбор, видимо, будет иметь место между двумя этими календарями, которые находятся в употреблении. Несмотря на то, что собственный календарь казался ему самым совершенным, для Англии, по его мнению, лучше всего было бы принять континентальный календарь. Так, в конце концов, и поступили.
Подводя итоги научной работы Ньютона в последние годы, нужно признать, что хотя она и не была чрезмерно активной, но охватывала новые области физики, еще не освоенные им ранее. Теперь, к концу жизни, он объял всю физику, механику, теплоту, учение о свете, звуке, молекулярную физику, электрические и магнитные явления. Он почувствовал, что уже не может с прежней страстью заниматься наукой. Ньютон часто говорил, что, отдыхая от занятий физикой и математикой, он занимался теологией и историей. Этого не скажешь, глядя на каталог ньютоновской библиотеки, где издания по теологии и истории занимают поистине львиную часть.
А Ньютон был не из тех, кто покупает книги, чтобы выставлять их напоказ: он с ними работал. И значение, которое Ньютон придавал своим трудам по теологии и истории, совершенно не соответствует их современной ценности. Даже современные теологи утверждают, что чтение этих работ Ньютона можно было практиковать в качестве изощренного наказания. То, что Ньютон вообще занимался этими вопросами, вовсе не удивительно – воспитывался он в затхлой кембриджской атмосфере, где именно такие труды служили доказательством истинной учености. И он увлеченно работал над подобными проблемами всю жизнь, лишь иногда полностью от них отключаясь, чтобы написать статьи о свете, или «Квадратуры» , «Анализ» , наконец – «Начала» , «Оптику» . Во всяком случае, Ньютон ценил свои теологические и исторические труды никак не меньше, чем «Начала» и «Оптику» Ньютон был правомерным протестантом, представляющим его крайнее крыло; отказываясь от церкви римской, как и все протестанты, он шел еще дальше и призывал вернуться к доисторическому, примитивному, «истинному христианству» .
Основные принципы этой первичной и когда-то единой для всех народов религии просты: «вера в то, что
Он все-таки стал знаменем новой Реформации, хотя и не широкой. Ньютон, тем не менее, был злейшим врагом папства, католицизма, римской церкви. Это особенно заметно в его работе «Толкование к Пророчествам Даниила и Апокалипсису» . Говоря об этом сочинении, Вольтер заметил, что Ньютон «хотел им утешить род человеческий в том превосходстве, что это превосходство было не так уж велико» . В то же время нельзя отрицать, что это сочинение обнаруживает громадную эрудицию Ньютона и подтверждает его исключительное остроумие, приложенное, правда, к неблагодарному предмету. Для Ньютона характерна вера в изначальный ясный смысл Библии, но не в ее текст, искаженный переводчиками. В первичном же тексте, особенно в пророчествах, Ньютону слышится метафорическая речь самого бога. Образный язык пророчества он переводит на язык географии и истории. Основной идеей библейского труда Ньютона было устранение расхождений между хронологией светской и хронологией Ветхого Завета. Причем за жесткую основу сопоставления бралась именно Библия. Таким образом, Ньютону нужно было привести в полное соответствие библейскую историю, насчитывающую до Христа четыре тысячи лет и светскую историю, насчитывающую, например, для Египта почти пятнадцать тысяч лет.
И Ньютон начинает безжалостно скашивать года Египту и другим странам. Его основной тезис – все народы сильно преувеличивают свою древность, стараясь выделиться друг перед другом. «Все нации, прежде чем они начали вести точный учет времени, были склонны возвеличить свою древность. Эта склонность увеличилась еще больше в результате состязания между нациями». Чтобы подтвердить свою несуществующую древность, считает Ньютон, египетские жрецы пошли даже на то, чтобы пустить в ход миф об Атлантиде, смутив им Платона. Ньютон отказывался верить в то, что во времена египетского Древнего царства в нем правило чуть ли не триста царей со средней продолжительностью каждого царства 33 года; Ньютон поступает с царями просто – находит в этом длинном списке похожие имена и сходные жизнеописания, считает обоих царей за одного и вычеркивает всех промежуточных. Так Ньютон сократил сразу чуть не сотню царей и убавил Египту древности на несколько тысячелетий. Он пошел и дальше, приняв за среднюю продолжительность царствования не 33 года, а 18-20 лет. Это сократило историю еще почти вдвое. Для того чтобы египетская история стала еще короче, он делает смелый шаг, отождествляя египетского царя Сесостриса с Осирисом-Вакхом. Тогда Египетское государство начинается с XI века до нашей эры Такими приемами ему удалось жестко совместить библейскую и светскую историю, найти связующие их имена и исторические события. Здесь со стороны Ньютона – масса произвола, неточностей и натяжек; но в то время, когда не знали ценности археологических раскопок, не расшифровали клинописных табличек, его работа выдавалась среди других благодаря его остроумию, а также владению им астрономическими, математическими и филологическими методами и, наконец, в силу страсти, которую он вложил в эти изыскания.
И, тем не менее, методические достижения Ньютона в установлении хронологии весьма существенны: он использовал астрономические данные, сократил действительно раздутые царствования, сблизил сходные мифы, использовал сходство культов и культур и т. п. Он смог снять урожай и с этого бесплодного поля V. Теперь, когда основные враги умерли, важные дела сделаны, болезни еще не мучили, а слава – тепло грела, Ньютон стал гораздо менее раздражительным и угрюмым; напротив, он стал приветливым, словоохотливым, с ним стало приятно беседовать. Исчезла диковатость и постоянная озабоченность юности, колючее самолюбие зрелого возраста. К нему стекались ученики и посетители, встречавшие самый радушный прием.