Есть очень хорошенькая басня Ириарта, озаглавленная Конь и Белка. В этом грациозном апологе вечно-движущееся маленькое животное похваляется перед конем своей неугомонной деятельностью и хочет поставить себя наряду с благородным пособником человека. Я непрерывно двигаюсь, говорит белка, стремлюсь то туда, то сюда, то взбираюсь вверх, то прыгаю вниз, и не знаю ни устали, ни отдыха. A кому же и на что это нужно? возражает ей конь, приносишь ли ты пользу, и есть ли y тебя разумная цель?
Из этой басни Ириарт выводит такую мораль: не похожи ли на белку и некоторые писатели, растрачивающие свои природные силы на пустое, бесполезное творчество?
Мы не хотели бы оскорбить таким сравнением целую группу испанских литераторов, пользующихся к тому же в настоящее время особым благоволением публики Пиренейскаго полуострова, но что же делать, если произведения этих господ сами собою напомнили нам басню Ириарта?
Это не пристрастие: мы всегда готовы первые отдать справедливости и живости изложения, и блестящему остроумию, как проявило, напр. большинство сотрудников сборника, изданного под заглавием Испанки, обрисованные Испанцами, но вместе с тем нельзя не заметить, что они сильно злоупотребили здесь легкостью и так называемым натурализмом. Писать без разбора на какую бы то ни было тему, в каком бы то ни было тоне, каким бы то ни было стилем, лишь бы только расширить круг своих читателей, это, по нашему мнению, значит не иметь достаточного уважения к литературе. A между тем, в названном сборнике встречается не мало известных имен, составляющих гордость современной Испании. У этих корифеев есть и наблюдательность, и жизненность в изображениях, и та высоко ценимая соль, что служит приправой для испанского юмора, но и только. Главный недостаток их заключается в том, что они, имея перед собою нравственно убогое общество, довольствуются одним фотографическим снимком с него и думают, что в этом вся задача литературы.
Нет, она несравненно шире: и идеал писателя не в одном умении верно изображать то, что случайно привлекает его внимание, и далеко еще недостаточно ему искусства фотографа или портретиста; он должен быть инициатором своего дела, умет объединять явления, извлекать из них общие выводы, одними же фотографическими снимками с той или другой среды, не имеющими никакого общечеловеческого смысла, можно не только утомить читателей, но даже, в конце концов, привести их в отчаяние, потому что все это давним давно намозолило им глаза в повседневной жизни. Если, может быть, еще не ясно и не всеми сознается, то все-таки существует потребность в произведениях иного рода, в таких, где было бы чему научиться, которые возвышали бы нравственно, совершенствовали. Посвящает же свое творчество на забаву публике, на пустое препровождение времени, не достойно ни литератора, ни литературы.
Упомянутый нами сборник Испанки обрисованные Испанцами, был составлен под редакцией: писателя из демократической партии Роаберто Робера, известного более в мадридской журналистике, чем в области романа. Это человек стойкий в своих убеждениях, он долго участвовал в журнале la Discusion, где появилась целая серия его смелых статей к, между прочим, очень интересная повесть Последний влюбленный, написанная под кровлей тюрьмы. Впоследствии, желая дать публике, совокупное произведение национальных литературных сил, он обратился к содействию всех более или менее известных современных писателей, без различия партий и убеждений. Поэтому мы видим здесь рядом дона Карлоса Фронтору, издателя журнала el Cascabel (Звонок), и дона Эзебио Бласко, главного сотрудника и редактора Жиль-Бласа, т. е. людей, стоящих на двух противоположных полюсах. Там же группируются романист Эскрич, карлист Номбела, поэт Паласиос, журналисты Вентура Рюис Агвилера, Флоренсио Морено-Годино, Люис Ривера, Хименес Крос, словом все литературные силы современного Мадрида сопоставлены в этом Сборнике.
Критике никогда не представлялось большого удобства для сравнительной общей оценки и отдельных суждений. Здесь, на этой, так сказать, литературной выставке, каждый писатель мог показать себя лицом, пользуясь полной свободой в выборе сюжетов и полным простором для развития всех своих средств. Истинная оригинальность таланта сама собою должна была проявиться при разнообразии самых характеров, подлежавших обрисовке. И что же? Мы видим какую-то сплошную одноцветность и в мыслях, и в тоне, и в приемах, как будто все эти авторы писали по одному и тому же образцу, избрав себе общую среднюю точку между грязноватой пикантностью Рамона де-ля Крус и тонким, изящным юмором Месонеро-Романоса.
Здесь много естественности, много живости и остроумия, слог ясен и прост, но нигде не встретишь, ни мысли серьезной, ни возвышенного чувства, все это заменяется какой-то разнузданной вольностью в изображениях. Нет ни того почтительного отношения к печатному слову, какое замечалось в литераторах прежних времен, ни сознания собственного достоинства, что всегда составляло главное величие испанской нации. Правда, самая идея труда пользуется здесь несколько большим уважением, но в общем симпатия к обеспеченной привилегированной праздности все-таки берет значительный перевес; a надо всем преобладает постоянное старание позабавить читателя и помочь ему убить свое время. Видно, что эти авторы и сами знают мало, и обращаются к обществу тоже никогда не проявляя особого тяготения к серьезному мышлению.
Таковы их выдающиеся достоинства и недостатки, и
Смеем уверить, что по отношению к Испании и в особенности к Мадриду, это совсем не верно. Там фривольная литература получила такое широкое развитие, что готова заполонить все арены деятельности человеческого разума.
Одно простое перечисление типов, выводимых на сцену в упомянутом сборнике, достаточно может уяснить, насколько мелка и поверхностна была общая задача его авторов: желая обрисовать различные характеры, они представляют нам ревнивицу, сплетницу, проститутку, лицемерку, ханжу, как ходячие олицетворения этих качеств, и только. В виде образчиков из всех классов общества, изображаются: жена офицера, литераторша, парикмахерша, комическая актриса на сцене, актриса по натуре, ворожея, натурщица, танцовщица, фигурантка, мать актрисы на главных молодых ролях, девушка невеста, девушка – подросток, старая дева, вдова, светская львица, дама со связями, хозяйка – скопидомка, старающаяся пристроить своих дочерей, вестовщица, несносная болтунья, дама полусвета, дама, проводящая вечера в кофейнях, приниженная попрошайка, падшее создание, содержательница квартир, престарелая Венера, Сандрильона, выскочка и проч. и проч. A так как в Испании нет такой: книги где бы хоть немного не примешивалось политики, то мы находим здесь: кумушку политиканшу, патриотку, герцогиню, составляющую заговоры, и женщин всех четырех испанских политических партий, т. е. умеренную, абсолютисту, прогрессистку и демократку. Из приведенного перечня видно, что мадридское общество представляет богатый и разнообразный материал для изучения, a между тем в обрисовке его различными авторами чувствуется словно один и тот же карандаш и этим общим однообразием отличается большинство книг, принадлежащих к разбираемому нами типу литературы; они кажутся написанными одним человеком и совершенно в том же духе, как Las Españolas риntadas par los Españoles.
Сначала такие произведения помещаются в какой ни будь газете, в виде отдельных очерков, всегда очень коротких, как будто предназначенных для чтения между двумя занятиями, или в карете, при переезде из одной улицы в другую. Само собою разумеется, что, написанные порознь, под впечатлением минуты, эти очерки, не имея никакой первоначальной связи и последовательности, не имеют их и потом, когда соединятся в одну книгу.
Упомянем еще o произведении, сфабрикованном совершенно в том же роде, как Испанки, обрисованные Испанцами, и озаглавленном Мадрид внутри и снаружи. Вот его полная программа: Путеводитель для непредусмотрительных иностранцев. Тайны двора. Интриги и происки. Горькая, правда. Общественная фотография, Семья, улица, гуляние. Картинки нравов. Нищета в Мадриде, роскошь и удовольствия. Мадридские типы. Дамы и кавалеры. Политики и мошенники. Наверху. Внизу. Виутри. Снаружи. Мадрид каков он есть: простоволосый, в одной рубашке. Этот сборник составлен под редакцией дона Эзебио Бласко десятками двумя литераторов. Бласко известен, как издатель газеты Жиль-Блас и горячий сторонник революции, ему принадлежит также ядовитая сатира, направленная против брака, под заглавием los Dulces de la Boda (Свадебныя конфекты)
Таково же еще другое издание Кислые Лимоны сборник рассказов, картинок, юмористических очерков для увеселения (а скорее для возбуждения негодования), составленный Вентурой Рюисом де Агвилера. Там есть очень характерное определение современной испанской литературы, пожалуй, действительно применимое к той, o которой идет наша речь.
“Что такое современная литература? Литература это, да все, что угодно. Так будем же и мы писать, все равно что.”
Наконец, к тому же типу принадлежат Разрозненные Листки Сельгаса и На двенадцать реалов прозы, a даром несколько стихов дона Мануэля дэль Паласиос.
Один только писатель выделяется из всей этой группы и заслуживает особого внимания, это издатель сатирического журнала el Cascabel (Звонок) дон Кардос Фронтора. В его произведениях чувствуется нечто более содержательное, более возвышенное и серьезное; стиль их устойчив, ясен и прост; видно, что автор хорошей шкоды и задается не одним лишь подбором острых слов, a когда рисует портреты, или набрасывает картины, y него всегда есть какая ни будь цель политическая, или нравственная. Жаль только что он недостаточно верит в прогрессивное развитие общества и порою как, будто даже сомневается, действительно ли необходимо просвещение для народных масс, но за всем тем, суждения его все-таки довольно тверды: в них незаметно заражения клерикальным духом, т. е. не отводится слишком большего места суевериям и всюду проглядывает должное уважение к науке.
Ему пришла счастливая мысль сгруппировать в книге под заглавием Галерея Супружеств, целый ряд испанских пар, связанных узами Гименея и схваченных прямо с натуры. Эти литературные эскизы напоминают нам рисунки Гаварни, здесь немного штрихов, но настолько мастерских, настолько жизненных, что каждый тип глубоко запечатлевается в памяти.