“” Центральный
сюжет поэмы “Двенадцать” очень прост:
красногвардейский патруль идет по зимней
ночной улице революционного Петрограда. Но
эта ночь, эта метель и пурга, в которой
теряются встречные фигуры, невольно
напоминают “Зимнюю ночь” Пастернака:
И все
терялось в снежной мгле
Седой и
белой.
Свеча
горела на столе,
Свеча
горела.
В поэме
Блока тоже горит своя свеча. Это — образ
Христа. Христос Блока остается одной из
загадок мировой литературы. Прежде всего,
бросается в глаза то, что он не исчезает во
мгле подобно другим фигурам. Другая
странность: , Христос ведет один из отрядов
того самого движения, которое было
проникнуто глубокой ненавистью ко всему,
что связано с религией. Может быть, это не
Христос, а Антихрист? Сам
Блок писал
в своем дневнике: “Страшная мысль этих дней:
не в том дело, что красногвардейцы “недостойны”
Иисуса, который идет с ними сейчас; а в том,
что именно Он идет с ними, а надо, чтобы
Другой”.
В том же 1918
году повилось произведение Сергея
Булгакова “На пиру богов”, написанное в
виде диалогов платоновского типа. Один из
участников диалогов, Беженец, сравнивает
двенадцать красногвардейцев из поэмы Блока
с апостолами: “Ведь там эти 12 большевиков,
растерзанные и голые душевно, в крови, “без
креста”, в другие двенадцать превращаются.
Знаете, кто их ведет?” И Беженец
декламирует последнее четверостишие поэмы.
Но дальше он говорит, что Блок “кого-то
видел, только, конечно, не Того, кого он
назвал, но обезьяну, самозванца”, то есть
Антихриста. И все же самому Блоку, может
быть, действительно и красногвардейцы
казались апостолами, и вел их, в его глазах,
действительно подлинный Иисус Христос. И
цель их поэт видел в том, чтобы уничтожить
зло старого мира, чтобы создать новый мир,
быть может вообще свободный от зла. Блок
увидел в большевизме как бы новое
христианство, способное сделать то, что так
и не сделало старое — очистить мир от
векового зла. Но
большевизм не мог даже
близко подойти к этой великой миссии, ибо
был основан на насилии. Апостолов нельзя
заменить уголовниками. Поэтому новая “звезда
Востока” сожгла не зло, а, наоборот, то
доброе, что было в старом мире и без чего
Блок не мог существовать. Он не пережил
своей ошибки. Жизнь автора “Двенадцати”
кончилась в тоске и горе: “Слопала-таки...
матушка
Россия, как чушка, своего поросенка”.
Сомнения в
том, кто же все-таки идет во главе
красногвардейцев, отразились и в самом
облике этого персонажа. С одной стороны, в
руках у этого непонятного существа
кровавый флаг, что дает основание считать
его Антихристом. Но на голове у него “белый
венчик из роз”. Белый цвет всегда считался
цветом мира. Вспомним Цветаеву:
Белизна —
угроза Черноте.
Белый храм
грозит гробам и грому.
Бледный
праведник грозит Содому
Не мечом —
а лилией в щите.
Тема
белизны подчеркивается и другими чертами
блоковского Христа: он идет “нежной
поступью надвьюжной,/ Снежной россыпью
жемчужной”. Белизна пронизывает весь облик
Христа. Но флаг все-таки кровавый. Этот
контраст в конце поэмы как бы перекликается
с ее самыми первыми строками,
подчеркивающими двойственность всего
происходящего:
Черный
вечер.
Белый снег.
Так кто же
все-таки шел впереди красногвардейского
отряда? И еще вопрос: если все же Христос, то
шли красногвардейцы за ним или стреляли в
него, как это предположил М. Волошин? Блок,
наверное, так и не сумел до конца Жизни
найти ответ на эти вопросы. Но в самом
последнем своем стихотворении поэт
обратился к самому главному для Русского
интеллигента образу и к самой святой идее —
идее свободы:
Пушкин! Тайную
свободу
Пели мы
вослед тебе!
Дай нам
руку в непогоду,
Помоги в
немой борьбе!
Этим криком
боли и — несмотря ни на что — надежды и
закончился творческий и жизненный путь
одного из самых трагических “детей
страшных лет России”.
близко подойти к этой великой миссии, ибо
был основан на насилии. Апостолов нельзя
заменить уголовниками. Поэтому новая “звезда
Востока” сожгла не зло, а, наоборот, то
доброе, что было в старом мире и без чего
Блок не мог существовать. Он не пережил
своей ошибки. Жизнь автора “Двенадцати”
кончилась в тоске и горе: “Слопала-таки...
матушка
Россия, как чушка, своего поросенка”.
Сомнения в
том, кто же все-таки идет во главе
красногвардейцев, отразились и в самом
облике этого персонажа. С одной стороны, в
руках у этого непонятного существа
кровавый флаг, что дает основание считать
его Антихристом. Но на голове у него “белый
венчик из роз”. Белый цвет всегда считался
цветом мира. Вспомним Цветаеву:
Белизна —
угроза Черноте.
Белый храм
грозит гробам и грому.
Бледный
праведник грозит Содому
Не мечом —
а лилией в щите.
Тема
белизны подчеркивается и другими чертами
блоковского Христа: он идет “нежной
поступью надвьюжной,/ Снежной россыпью
жемчужной”. Белизна пронизывает весь облик
Христа. Но флаг все-таки кровавый. Этот
контраст в конце поэмы как бы перекликается
с ее самыми первыми строками,
подчеркивающими двойственность всего
происходящего:
Черный
вечер.
Белый снег.
Так кто же
все-таки шел впереди красногвардейского
отряда? И еще вопрос: если все же Христос, то
шли красногвардейцы за ним или стреляли в
него, как это предположил М. Волошин? Блок,
наверное, так и не сумел до конца Жизни
найти ответ на эти вопросы. Но в самом
последнем своем стихотворении поэт
обратился к самому главному для Русского
интеллигента образу и к самой святой идее —
идее свободы:
Пушкин! Тайную
свободу
Пели мы
вослед тебе!
Дай нам
руку в непогоду,
Помоги в
немой борьбе!
Этим криком
боли и — несмотря ни на что — надежды и
закончился творческий и жизненный путь
одного из самых трагических “детей
страшных лет России”.