Гавриил Романович Державин — поэт, в творчестве которого глубокий философский взгляд на окружающую действительность соединяется с высокой гражданственной позицией, с обличением несправедливости, с сатирой на влиятельных вельмож и фаворитов. Вот ода «Фелица», написанная в 1782 г. и посвященная императрице Екатерине II. Именно с этого произведения началась настоящая поэтическая слава Державина. Здесь аллегорически изображена сама царица (имя Фелица в переводе с латыни значит «счастливая»). Екатерину в оде поэт сознательно идеализировал, представляя скромной, трудолюбивой и гуманной, покровительствующей поэзии, философии, театру, музыке. Однако оду в «Фелице» Державин смело соединил с сатирой. Добродетели главной героини оттеняются яркими картинами нравов ее приближенных. Державин смеется над обжорством, грубой роскошью, развратом. Самые изысканные наслаждения екатерининских вельмож соединяются с самыми низменными. Стремление правительницы осчастливить своих подданных наталкивается на несовершенство человеческой
природы тех, с чьей помощью ей приходится действовать. С помощью ханской дочери Фелицы и ее сына Рассудка русский царевич Хлор на вершине высокой горы находит удивительный цветок — розу без шипов. Однако без шипов этот символ счастья может быть только в идеальном поэтическом мире. В реальной жизни, как превосходно понимал Державин, на розе всегда будут шипы, а рядом с просвещенной императрицей — распутные и жадные фавориты и вельможи.
Еще за два года до создания «Фелицы», в поэтическом переложении 81-го псалма Давида Державин сочетал сатирическое с философским. Здесь он подчеркивал, что
...грабежи,коварства,
Мучительства и бедных стон
Смущают, потрясают царства
И в гибель повергают трон...
Резкость сатирических нападок показалась властям чрезмерной, и текст переложения просто вырезали из журнала «Санкт-Петербургский вестник», где оно было напечатано. В 1787 г. Державин опубликовал новую редакцию переложения, известную под названием «Властителям и судиям». Теперь под воздействием цензуры поэт усилил философские мотивы, а сатиру сделал более глубокой, убрав некоторые конкретные грубые приметы, могущие быть соотнесенными с современной Россией, только что пережившей Пугачевское восстание. Державин выразил свои гражданские идеалы, свое понимание долга монарха. Поэт обращался к царствующим особам:
Ваш долг есть: сохранять законы,
На лица сильных не взирать,
Без помощи ,без обороны
Сирот и вдов не оставлять.
Однако подобный призыв чаще всего остается без ответа жестокосердных властителей. Вызвавшая ранее особое недовольство цензуры картина земных несправедливостей в новой редакции была нарисована уже в космическом масштабе:
Не внемлют! Видят и не знают, Покрыты мздою очеса: Злодействы землю потрясают, Неправда зыблет небеса.
Поэт приходит к выводу, что правители земных царств на самом деле подобны не богам, а простым смер
тным, подвержены тем же страстям и порокам:
Цари! Я мнил,вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
Державин предупреждает властителей: «И вы подобно так умрете, как ваш последний раб умрет!» Поэтому, и царствуя, располагая неограниченной властью, надо всегда думать о вечности. Лишь Богу дано водворить правду на Земле:
Воскресни, Боже!
Боже правых!
И их молению внемли:
Приди,суди,карай лукавых,
И будь един царем земли!
Однако такое возможно лишь после второго пришествия. Пока же, в реальном земном бытие, Державин все еще возлагал надежды на то, что поэту Богом дана возможность мудрым словом исправить нравственные пороки владык, привести их на путь добрых дел. Но надеждам этим не суждено было сбыться. Роль придворного поэта оказалась не для Державина. Екатерина, назначив его своим секретарем, ждала торжественных од в свою честь, а не мудрых советов и горьких истин. Сам Державин, наблюдая
Фелицу вблизи, испытал разочарование. Нравы Екатерины мало отличались в лучшую сторону от нравов ее придворных, и на роль идеальной правительницы государства она явно не годилась. Образ императрицы уже не вдохновлял поэта на возвышенные оды. Когда Екатерина окончательно убедилась в этом, она в 1793 г. удалила от себя Державина, назначив его на почетную, но маловлиятельную должность в Сенат. В 1795 г. он создает «Памятник» — вольный перевод оды Горация, где в заслугу себе ставит, что «истину царям с улыбкой говорил». Только улыбка у Державина была горькая.
Незадолго до смерти поэт начал философскую оду, где намеревался с высот вечности обозреть свой творческий путь. Он успел создать только одну, но гениальную строфу:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы,царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
Державин сознавал: преходяще то, что было мишенью его сатиры, даже если оно запечатлено в запоминающихся поэтических образах, будет доступно потомкам «чрез звуки лиры и трубы». Останутся только вечные вопросы, которые будут продолжать задавать себе новые поколения поэтов, опять и опять наполняя вечно текущую реку времен.
Выдающийся критик В.Г. Белинский подчеркивал, что в державинских сатирических одах «видна практическая философия ума русского; посему главное отличительное их свойство есть народность, состоящая не в подборе мужицких слов или насильственной подделке под лад песен и сказок, но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. И в сем отношении Державин народен в высочайшей степени». Книжным, порой архаичным языком поэт сумел передать и величие века Екатерины II, и свойственные ему пороки, взглянуть на современную Россию с Божественной высоты вечности
Цари! Я мнил,вы боги властны,
Никто над вами не судья,
Но вы, как я подобно, страстны,
И так же смертны, как и я.
Державин предупреждает властителей: «И вы подобно так умрете, как ваш последний раб умрет!» Поэтому, и царствуя, располагая неограниченной властью, надо всегда думать о вечности. Лишь Богу дано водворить правду на Земле:
Воскресни, Боже!
Боже правых!
И их молению внемли:
Приди,суди,карай лукавых,
И будь един царем земли!
Однако такое возможно лишь после второго пришествия. Пока же, в реальном земном бытие, Державин все еще возлагал надежды на то, что поэту Богом дана возможность мудрым словом исправить нравственные пороки владык, привести их на путь добрых дел. Но надеждам этим не суждено было сбыться. Роль придворного поэта оказалась не для Державина. Екатерина, назначив его своим секретарем, ждала торжественных од в свою честь, а не мудрых советов и горьких истин. Сам Державин, наблюдая
Фелицу вблизи, испытал разочарование. Нравы Екатерины мало отличались в лучшую сторону от нравов ее придворных, и на роль идеальной правительницы государства она явно не годилась. Образ императрицы уже не вдохновлял поэта на возвышенные оды. Когда Екатерина окончательно убедилась в этом, она в 1793 г. удалила от себя Державина, назначив его на почетную, но маловлиятельную должность в Сенат. В 1795 г. он создает «Памятник» — вольный перевод оды Горация, где в заслугу себе ставит, что «истину царям с улыбкой говорил». Только улыбка у Державина была горькая.
Незадолго до смерти поэт начал философскую оду, где намеревался с высот вечности обозреть свой творческий путь. Он успел создать только одну, но гениальную строфу:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы,царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрется
И общей не уйдет судьбы.
Державин сознавал: преходяще то, что было мишенью его сатиры, даже если оно запечатлено в запоминающихся поэтических образах, будет доступно потомкам «чрез звуки лиры и трубы». Останутся только вечные вопросы, которые будут продолжать задавать себе новые поколения поэтов, опять и опять наполняя вечно текущую реку времен.
Выдающийся критик В.Г. Белинский подчеркивал, что в державинских сатирических одах «видна практическая философия ума русского; посему главное отличительное их свойство есть народность, состоящая не в подборе мужицких слов или насильственной подделке под лад песен и сказок, но в сгибе ума русского, в русском образе взгляда на вещи. И в сем отношении Державин народен в высочайшей степени». Книжным, порой архаичным языком поэт сумел передать и величие века Екатерины II, и свойственные ему пороки, взглянуть на современную Россию с Божественной высоты вечности