Почти все творчество Михаила Булгакова в какой-то степени автобиографично. Во всяком случае, к таковым можно отнести все его романы, значительную часть пьес, некоторые повести и рассказы. И в то же время строго автобиографических сочинений, из которых можно было бы составить полное жизнеописание писателя, у Булгакова нет, ибо художественный вымысел и неистребимая фантазия художника неизменно присутствуют в его произведениях. Поэтому при выборе сочинений, претендующих на место в специальный "автобиографический" том, неизбежен некоторый субъективизм составителя.
Включенные в настоящий сборник произведения писателя расположены в строгой последовательности (за некоторыми исключениями), которая определялась хронологией событий, описываемых в этих произведениях. Тем самым сделана попытка представить читателю как бы последовательное авторское художественное жизнеописание или, проще говоря, художественный рассказ писателя о самом себе.
Открывается сборник "Записками юного врача" и "Морфием", в которых идет повествование о событиях, происходивших в 1916-1917 годах.
История написания этих рассказов пока изучена слабо. Существуют весьма интересные предположения на эту тему, но они не подтверждены достаточно точными данными. В связи с этим представляется целесообразным последовательно изложить имеющуюся информацию по этому вопросу.
Исключительную ценность представляют воспоминания Татьяны Николаевны Лаппа, первой жены писателя, которая находилась рядом с Булгаковым в селе Никольском и в Вязьме в 1916 - начале 1918 гг. Она вспоминает: "Когда мы после Никольского попали в Вязьму, Михаил начал регулярно по ночам писать. Сначала я думала, что он пишет пространные письма к своим родным и друзьям в Киев и Москву. Я осторожно спросила, чем он так занимается, на это он постарался ответить уклончиво и ничего не сказал. А когда я стала настаивать на том, чтобы он поделился со мною, Михаил ответил приблизительно так: "Я пишу рассказ об одном враче, который болен. А так как ты человек слишком впечатлительный, то, когда я прочту это, в твою голову обязательно придет мысль, что в рассказе идет речь обо мне". И конечно же не стал знакомить с написанным, несмотря на то, что я очень просила и обещала все там понять правильно. Название же этого рассказа запомнила: "Зеленый змий".
В этих воспоминаниях все вроде бы логично, за исключением названия рассказа. Ведь речь идет казалось бы о сочинении, которое сам Булгаков называл "Недугом". И по времени все совпадает, поскольку к морфию Булгаков пристрастился еще в Никольском, а в Вязьме его страдания стали почти невыносимыми. И ночная его работа была, видимо, связана с фиксацией наблюдений над самим собою. Поэтому-то он и страшился написанное прочитать жене.
И все же Т.Н. Лаппа уверенно указывала на название рассказа - "Зеленый змий". Мы можем в связи с этим высказать лишь свое предположение: Булгаков работал в Вязьме не только над "Недугом", но и над другими рассказами, и в их числе и над "Зеленым змием". Это предположение тем более основательно, что Н.А. Земская, сестра писателя, однажды упомянула в своих воспоминаниях, что Булгаков еще в студенческие годы написал рассказ "Огненный змий".
Переехав в начале 1918 года в Киев, Булгаков продолжил писательскую работу. Об этом есть упоминания и у Т.Н. Лаппа и у Н.А. Земской. "Когда приехали из земства, - вспоминает Татьяна Николаевна, - в городе были немцы. Стали жить в доме Булгаковых на Андреевском спуске... Михаил все сидел, что-то писал. За частную практику он не сразу взялся". Как бы продолжая эти воспоминания Надежда Афанасьевна отмечает: "В Киев в 1918 году он приехал уже венерологом. И там продолжал работу по этой специальности - недолго. В 1919 году совершенно оставил медицину для литературы". Не менее важны и воспоминания об этом периоде и близкого друга писателя А.П. Гдешинского, писавшего: "Помню, Миша рассказывал об усилиях по открытию венерических отделений в этих местах (в Никольском. - В.Л.). Впрочем, об этой стороне его деятельности наилучше расскажет его большая работа, которую он зачитывал в Киеве... Этот труд, как мне кажется, касался его деятельности в упомянутом Никольском и, как мне кажется, - не без влияния Вересаева..."
Все эти свидетельства со всей очевидностью указывают на то, что Булгаков, находясь в Киеве в 1918-1919 годах, систематически занимался литературой. Более того, как показывают последние исследования, в эти годы он довольно активно сотрудничал в киевских газетах, публикуя там свои статьи и репортажи (к сожалению, пока отсутствуют глубокие исследования по этой важной теме). Поэтому совершенно логичной представляется его репортерская работа в кавказских газетах (осень 1919 - начало 1920 года), куда он был заброшен после вступления в Добровольческую армию.
Булгаковские письма из Владикавказа содержат богатую информацию о его писательской и репортерской работе, в том числе и киевского периода. 1 февраля 1921 года: "...работаю днями и ночами. Эх, если бы было где печатать!.. Пишу роман, единственная за все это время продуманная вещь". 16 февраля: "У меня в 13 (речь идет о доме на Андреевском спуске. - В.Л.) в письменном столе две важных для меня рукописи: "Наброски земского врача" и "Недуг" (набросок) и целиком на машинке "Первый цвет". Все эти три вещи для меня очень важны... Сейчас я пишу большой роман по канве "Недуга". Конец февраля: "... в Киеве у меня остались кой-какие рукописи - "Первый цвет", "Зеленый змий", а в особенности важный для меня черновик "Недуга". И в других письмах из Владикавказа упоминались "Недуг", "Зеленый змий" и "Первый цвет".
Из этих писем вырисовывается ясная картина с "Недугом" и "Первым цветом" (по названиям, конечно, а не по содержанию) и совершенно непонятна ситуация с "Набросками земского врача" и "Зеленым змием" - самостоятельные ли это сочинения или речь идет о двух названиях одной и той же вещи...
Переехав осенью того же года в Москву, Булгаков не бросил работу над начатыми ранее сочинениями, хотя условий для этого не было абсолютно никаких. В письме к матери от 17 ноября он сообщал: "По ночам урывками пишу "Записки земского врача". Может выйти солидная вещь. Обрабатываю "Недуг". Но времени, времени нет! Вот что больно для меня!" Весьма важным является следующее дневниковое свидетельство Ю.Л. Слезкина: "По приезде своем в Москву мы опять встретились с Булгаковым, хотя последнее время во Владикавказе между нами пробежала черная кошка... Жил тогда Миша бедно, в темноватой, сырой комнате большого дома на Садовой... Читал свой роман о каком-то наркомане и повесть о докторе - что-то очень скучное и растянутое..." Любопытна и еще одна запись в дневнике Слезкина о владикавказском периоде: "...во Владикавказе Булгаков поставил при моем содействии... "Братьев Турбиных"... Действие происходит в революционные дни 1905 года, в семье Турбиных - один из братьев был эфироманом..." Так что тема, связанная с психологией наркомана, в течение нескольких лет разрабатывалась Булгаковым.
И все же на этом обрывается информационная нить о работе Булгакова над сочинениями "м
Исключительно важное значение имеют рассказы писателя о событиях 1918-1920 годов. Важны они прежде всего потому, что содержащиеся в них сведения зачастую являются единственными свидетельствовами о тех или иных фактах жизни писателя. Значение этих рассказов возрастает еще и по причине их фактографичности и документальности - они написаны на основе дневника писателя, который он вел, видимо, систематически и много лет. Таковыми являются и "Необыкновенные приключения доктора", и "Записки на манжетах", и "Богема".
Вместе с тем "мемуарные рассказы" свидетельствуют и о том, что писатель представил на суд читателей лишь часть своих дневниковых записей, которую можно было напечатать. Другая же часть так и осталась тайной за семью печатями. Особенно это видно из текста рассказа "Необыкновенные приключения доктора". Булгаков тщательно скрывал свое участие в боях на стороне Добровольческой армии, а возможно и службу, очевидно вынужденную, и в других армиях - далеко не белого цвета. Так, до сих пор мало что удалось выяснить из жизни писателя в Киеве в 1919 году...
Но зато сохранились дневники писателя за 1923-1924 годы, а также отдельные дневниковые записи за 1922 и 1925 годы. Дневникам этим действительно нет цены! В них предстает перед нами писатель-патриот России, блестящий политический мыслитель и художник, готовый в условиях оккупации действовать целенаправленно, смело и красиво! Именно в эти годы им написаны бесподобные повести "Дьяволиада", "Ханский огонь", "Роковые яйца" и "Собачье сердце". Именно в эти годы он привлек к себе пристальное внимание синедриона на Лубянке, в это же время с его "злыми" повестями ознакомился Сталин...
В самостоятельный раздел выделены рассказы, очерки и фельетоны о Москве и московских событиях тех лет. В них Булгаков предстает рассказчиком, репортером, свидетелем и просто наблюдателем-сатириком. Разумеется, "автобиографичность" их относительна, но зато несомненны заинтересованность писателя, его искрометный талант и способность проникнуть в суть описываемых вещей. К этой группе произведений примыкают также рассказы Булгакова о родном Киеве и прекрасном Крыме.
Особое место в автобиографической прозе писателя занимают его повесть "Тайному другу" и повесть-роман "Записки покойника". В них с горечью и юмором рассказывается о творческой и преимущественно театральной жизни писателя. Причем повесть представляет собой как бы первую редакцию "Записок покойника".
Об истории повести "Тайному другу" в воспоминаниях Е.С. Булгаковой сказано следующее: "В сентябре 1929 года, когда я отдыхала на Кавказе, Михаил Афанасьевич написал мне, что он "готовит к приезду подарок, достойный..." (У него была манера обрывать фразу на самом интересном месте). Вернувшись в Москву, я получила от него таинственный подарок. Он протянул мне тоненькую тетрадку, написанную его характерным почерком и открытую на первой странице.
Выглядела она так: "Тайному другу..."
Елена Сергеевна была в то время едва ли ни самым близким другом писателя, с кем он доверительно мог общаться. Напомним, что к осени 1929 года вокруг Булгакова сложилась атмосфера враждебности и безудержной травли. Пьесы его все были сняты, средств к существованию он не имел, за границу его не отпускали. Подводя итоги своему существованию, Булгаков писал 28 сентября 1929 года А.М. Горькому: "Все мои пьесы запрещены, нигде ни одной моей строки не напечатают, никакой готовой работы у меня нет, ни копейки авторского гонорара ниоткуда не поступает, ни одно учреждение, ни одно лицо на мои заявления не отвечает, словом - все, что написано мной за десять лет работы в СССР, уничтожено. Остается уничтожить последнее - самого себя".
И удивительно, что в такой невыносимой ситуации писатель не сложил руки, а напротив, работал как никогда энергично. Мало кто знал, что он к тому времени имел уже почти готовый "роман о дьяволе", в котором ненавистные писателю гонители четко проявлялись не только в изображении современной Булгакову действительности, но и в художественной интерпретации важнейшего для человечества исторического периода - земной жизни Иисуса Христа. Булгаков отвечал злобным врагам силой художественного таланта, своими произведениями. Именно в это время он начинает писать новую пьесу под названием "Кабала святош", в которой кабала мольеровского времени наделена чертами современной ему Кабалы, создающей удушающую обстановку вокруг всего живого. Более того, власть Кабалы писатель успел спроецировать и на будущее (комедия "Блаженство").
Исповедь "Тайному другу" занимала в ряду творческих замыслов писателя свое место: она дополняла автобиографическими чертами тот трагический путь русского художника, который ему суждено было пройти в условиях господства антинациональной черной Кабалы.
Любопытно, что писатель в том же году продолжил работу над театральным повествованием, что видно из письма его Правительству СССР от 28 марта 1930 года: "И лично я, своими руками, бросил в печку... начало второго романа "Театр". Возвратиться же к своему замыслу писателю пришлось после нового крушения - теперь уже в 1936 году.
Но до этого еще был год 1934-й. В этом году Булгаков был как никогда близок к осуществлению своей мечты - побывать за границей и увидеть в Париже своих братьев. Но и на этот раз в самый последний момент злой рок сыграл свою зловещую роль - за границу его не пустили! Удар был так силен, что писатель несколько месяцев не мог от него оправиться. Но от этого неприятного события остался приятный "художественный след" - несколько страничек текста под названием "Был май". Елена Сергеевна так об этом пишет: "Эту главку он продиктовал мне 17 мая, - она должна была быть первой главой будущей книги путешествия. "Я не узник больше! - говорил Миша счастливо, крепко держа меня под руку на Цветном бульваре. - Придем домой, продиктую тебе первую главу".
Узнав об отказе, Булгаков в сердцах разорвал написанное... Но Елена Сергеевна сохранила эти листки и оставила в архиве писателя.
О трагическом для писателя 1936-м годе написано много и подробно. Скажем лишь, что в этом году после запрета его трех пьес ("Мольер", "Александр Пушкин" и "Иван Васильевич") Булгаков ушел из Художественого театра, который безгранично любил, но в котором ему пришлось испытать много страданий.