Вряд ли кто-то будет спорить, что одни из лучших страниц бунинской прозы посвящены Женщине. Перед читателем предстают удивительные женские характеры, в свете которых меркнут мужские образы. Это особенно характерно для книги “Темные аллеи”. Женщины играют здесь главную роль. Мужчины, как правило, — лишь фон, оттеняющий характеры и поступки героинь.
Бунин всегда стремился постичь чудо женственности, тайну неотразимого женского счастья. “Женщины кажутся мне чем-то загадочным. Чем более изучаю их, тем менее понимаю” — такую фразу выписывает он из дневника Флобера.
Вот перед нами Надежда из рассказа “Темные аллеи”: “...в горницу вошла темноволосая, тоже чернобровая и тоже еще красивая не по возрасту женщина, похожая на пожилую цыганку, с темным пушком на верхней губе и вдоль щек, легкая на ходу, но полная, с большими грудями под красной кофточкой, с треугольным, как у гусыни, животом под черной шерстяной юбкой”. С удивительным мастерством Бунин находит нужные слова и образы. Кажется, что они имеют цвет и форму. Несколько точных и красочных штрихов — и перед нами портрет женщины. Однако Надежда хороша не только внешне. Она обладает богатым и глубоким внутренним миром. Более тридцати лет хранит она в душе любовь к барину, некогда соблазнившему ее. Они встретились случайно в “постоялой горнице” у дороги, где Надежда — хозяйка, а Николай Алексеевич — проезжий. Он не в состоянии подняться до высоты ее чувств, понять, отчего Надежда не вышла замуж “при такой красоте, которую ...имела”, как можно всю жизнь любить одного человека.
В книге “Темные аллеи” много других обаятельнейших женских образов: милая сероглазая Таня, “простая душа”, преданная любимому, готовая ради него на любые жертвы (“Таня”); высокая статная красавица Катерина Николаевна, дочь своего века, которая может показаться слишком смелой и экстравагантной (“Антигона”); простодушная, наивная Поля, сохранившая детскую чистоту души, несмотря на свою профессию (“Мадрид”) и так далее.
Судьбы большинства героинь Бунина складываются трагически. Внезапно и скоро обрывается счастье Ольги Александровны, офицерской жены, которая вынуждена служить официанткой (“В Париже”), расстается с любимым Руся (“Руся”), умирает от родов Натали (“Натали”).
Печален финал еще одной новеллы этого цикла — “Галя Ганская”. Герой рассказа, художник, не устает любоваться прелестью этой девушки. В тринадцать лет она была “мила, резва, грациозна ...на редкость, личико с русыми локонами вдоль щек, как у ангела”. Но время шло, Галя повзрослела: “...уж не подросток, не ангел, а удивительно хорошенькая тоненькая девушка... Личико под серой шляпкой наполовину закрыто пепельной вуалькой, и сквозь нее сияют аквамариновые глаза”. Страстным было ее чувство к художнику, велико и его влечение к ней. Однако вскоре он собрался уехать в Италию, надолго, на месяц-полтора. Напрасно уговаривает девушка своего возлюбленного остаться или взять ее с собой. Получив отказ, Галя покончила счеты с жизнью. Только тогда художник понял, что потерял.
Невозможно остаться равнодушным и к роковому очарованию малороссийской красавицы Валерии (“Зойка и Валерия”): “...она была очень хороша: крепкая, ладная, с густыми темными волосами, с бархатными бровями, почти сросшимися, с грозными глазами цвета черной крови, с горячим темным румянцем на загорелом лице, с ярким блеском зубов и полными вишневыми губами”. Героиня маленького рассказа “Комарг”, несмотря на бедность своей одежды и простоту манер, просто мучит мужчин своей красотой. Не менее прекрасна и молодая женщина из новеллы “Сто рупий”. Особенно хороши ее ресницы: “...наподобие тех райских бабочек, что так волшебно мерцают на райских индийских цветах”. Когда красавица полулежит в своем камышовом кресле, “мерно мерцая черным бархатом своих ресниц-бабочек”, помахивая веером, она производит впечатление таинственно прекрасного, неземного существа: “Красота, ум, глупость — все эти слова никак не шли к ней, ка
Вереница обаятельнейших женских образов в новеллах Бунина нескончаема. Но, говоря о женской красоте, запечатленной на страницах его произведений, нельзя не упомянуть об Оле Мещерской, героине рассказа “Легкое дыхание”. Какая это была удивительная девушка! Вот как описывает ее автор: “В четырнадцать лет у нее, при тонкой талии и стройных ножках, уже хорошо обрисовывались груди и все те формы, очарование которых еще никогда не выразило человеческое слово; в пятнадцать она слыла уже красавицей”. Но главная суть очарования Оли Мещерской была не в этом. Всем, наверное, приходилось видеть очень красивые лица, на которые надоедает смотреть уже через минуту. Оля была прежде всего веселым, “живым” человеком. В ней нет ни капли чопорности, жеманства или самодовольного любования своей красотой: “А она ничего не боялась — ни чернильных пятен на пальцах, ни раскрасневшегося лица, ни растрепанных волос, ни заголившегося при падении на бегу колена”. Девушка словно излучает энергию, радость жизни. Однако “чем прекраснее роза, тем быстрее она отцветает”. Финал этого рассказа, как и других бунинских новелл, трагичен: Оля погибает. Однако обаяние ее образа так велико, что и сейчас в него продолжают влюбляться романтики. Вот как пишет об этом К. Г. Паустовский: “О, если бы я знал! И если бы я мог! Я бы усыпал эту могилу всеми цветами, какие только цветут на земле. Я уже любил эту девушку. Я содрогался от непоправимости ее судьбы. Я... наивно успокаивал себя тем, что Оля Мещерская — это бунинский вымысел, что только склонность к романтическому восприятию мира заставляет меня страдать из-за внезапной любви к погибшей девушке”.
Паустовский же назвал рассказ “Легкое дыхание” печальным и спокойным размышлением, эпитафией девичьей красоте.
На страницах бунинской прозы есть немало строк, посвященных сексу, описанию обнаженного женского тела. Видимо, современники писателя не раз упрекали его в “бесстыдстве” и низменных чувствах. Вот какую отповедь дает писатель своим недоброжелателям: “...как люблю я... вас, “жены человеческие, сеть прельщения человеком”! Эта “сеть” нечто поистине неизъяснимое, божественное и дьявольское, и когда я пишу об этом, пытаюсь выразить его, меня упрекают в бесстыдстве, в низких побуждениях... Хорошо сказано в одной старинной книге: “Сочинитель имеет такое же полное право быть смелым в своих словесных изображениях любви и лиц ее, каковое во все времена предоставлено было в этом случае живописцам и ваятелям: только подлые души видят подлое даже в прекрасном...”
Бунин умеет очень откровенно говорить о самом интимном, но никогда не переступает ту границу, где уже нет места искусству. Читая его новеллы, не находишь даже намека на пошлость или вульгарный натурализм. Писатель тонко и нежно описывает любовные отношения, “Любовь земную”. “И как жену обнял и он ее, все ее прохладное тело, целуя еще влажную грудь, пахнущую туалетным мылом, глаза и губы, с которых она уже вытерла краску”. (“В Париже”).
А как трогательно звучат слова Руси, обращенные к любимому: “Нет, погоди, вчера мы целовались как-то бестолково, теперь я сначала поцелую тебя, только тихо, тихо. А ты обними меня... везде...” (“Руся”).
Чудо бунинской прозы достигнуто ценой великих творческих усилий писателя. Без этого немыслимо большое искусство. Вот как пишет об этом сам Иван Алексеевич: “...то дивное, несказанно-прекрасное, нечто совершенно особенное во всем земном, что есть тело женщины, никогда не написано никем. Надо найти какие-то другие слова”. И он нашел их. Словно художник и ваятель, Бунин воссоздал гармонию красок, линий и форм прекрасного женского тела, воспел Красоту, воплотившуюся в женщине.