Вольтер-просветитель раскрывает прежде всего идейную борьбу эпохи, столкновение противоположных мировоззрений. Поэтому и человек им характеризуется главным образом со стороны его сознания Герои у Вольтера представляют не отдельные классы, а различные ступени духовной истории человечества. В его творчестве сталкиваются не столько характеры, сколько идеи. Побеждает, как правило, тот, кто представляет более высокий этап в духовной жизни общества!
Выдвижение перед литературой пропагандистских задач, выключение человека из социальной среды чрезвычайно сближает Вольтера с классицистами. Не только его трагедии, но и большинство философских повестей весьма близки по типу творчества к классицизму. Они обладают специфической художественной структурой, у них свой классицистский тип конфликта, сюжета, свой классицистский принцип построения образа, отражающий характер художественного мышления автора.
Вольтер сугубо по просветительски подходит к созданию образа. Он не дает развернутых психологических характеристик своим героям, обычно не раскрывает их естественных склонностей и побуждений. Для него важнее показать их способность управлять своими чувствами. Характеризуя, например, Задига, Вольтер считает нужным прежде всего подчеркнуть, что тот обладает «светлым и точным умом и благородным характером», умейием сдерживать свои страсти, уважать человеческие слабости. Задиг — комплекс просветительских добродетелей, у него нет ни одной отрицательной черты. Во всех испытаниях проверяется на «прочность» лишь его интеллект. Однако интеллектуальность вольтеровского героя способствовала расширению рамок социального обличения.
Вольтер раскрывает человека главным образом в мире идей. Весьма рационалистически обобщенно в его повестях изображается среда. Быт как таковой по существу исключен из повествования. Произведения Вольтера в отличие от романов Лесажа или английских просветителей (Фильдинг, Смоллет и др.) бедны бытовыми подробностями. Его герои, как правило, не пьют, не едят, а если собираются за столом, то для того, чтобы пофилософствовать. В «За-диге» есть глава «Ужин», но она вся заполнена философскими спорами, и спорщики расходятся, так и не утолив голода.
Аналогично прошел ужин Кандида с шестью королями-неудачниками. За ним также вместо обычных явств подавались разные идеи, приправленные вольтеровским остроумием. Вольтер не дает детализированного портрета своих персонажей. О Кандиде и Простодушном сказано, что они высоки ростом, сильны. Задиг красив и только. Ничего не говорится о цвете его глаз и волос, о выражении лица и т. д. В философских повестях Вольтера нет пейзажа, да он и не нужен, поскольку человек в них характеризуется со стороны разума, а не чувства. Кандид и его слуга Какамбо побывали в пампасах Аргентины, в тропических лесах Парагвая и Перу, но у Вольтера нет описания этих экзотических стран, его интересуют и тут вопросы сугубо идейного плана («неразумие» индейцев-орельонов, общественно-политическое устройство Эльдорадо и др.).
В целом герои Вольтера недостаточно индивидуализированы, им недостает психологической глубины, социальной и бытовой конкретности. На все свои невзгоды они скорее реагируют умом, нежели сердцем. Даже в момент смертельной опасности Задиг не склонен переживать. Трагичность положения не вызывает соответствующей реакции в его сознании. В трагических ситуациях Задиг чаще всего ограничивается заявлениями рационалистического характера: «Что за счастье! Меня все преследует в этом мире, даже то, что не существует». Также чаще всего воспринимает горести Кандид. Живого человека Вольтер нередко заменяет резонером.
Недостаточная индивидуализированность, «очеловеченность» героев философских повестей — источник их холодности, т. е. недостаточного эмоционального воздействия на читателя. «Их можно, — справедливо пишет Андре Моруа, — истязать, жечь, и ни автор, ни читатель не испытают чувства подлинного волнения. Даже рыдания прекрасной Сент-Ив, умирающей от отчаяния, не исторгают ни у кого слез. Все эти повести Вольтера. рассказывают о катастрофах — но с точки зрения «рацио», — а их «темп» настолько быстр, что не успеешь даже погоревать».
В «Задиге», «Кандиде», «Простодушном» главное не характеры, а обстоятельства. Вольтер сосредоточивает основное внимание на абсурдности феодально-монархического мира. Это задание определяет специфику его произведений. Философские повести представляют ряд сменяющих друг друга картин, некоторые из ^них напоминают маленькие самостоятельные новеллы. Такое построение позволяет автору дать широкую панораму действительности. События сменяются быстро, как в калейдоскопе. Однако в этом круговороте жизни герои по существу не меняются, они остаются верны себе, своим принципам поведения. Внешние обстоятельства не влияют сколь-либо заметно на их убеждения. Задиг, Кандид, Простодушный от начала до конца сохраняют свою «разумность», положительность.
В реалистическом романе XVIII в. герои находятся в тесной связи с окружающей их социальной средой. Они непрерывно изменяются, способствуя тем самым развитию действия. Их роль в развертывании сюжета весьма велика. Лесаж, Фильдинг и другие обнаруживали в характере своих действующих лиц импульсы, питающие интригу произведения. В их романах персонажи постоянно попадали под власть неблагоприятных жизненных обстоятельств, общество их нравственно развращало, калечило. Они совершали ошибки, иногда даже неблаговидные поступки, но авторы постепенно выводили их на стезю добродетели. В финале произведения — это люди, осознавшие пагубность своих корыстолюбивых стремлений. В просветительском реалистическом романе действительность была представлена широко, но главное внимание здесь все же уделялось человеческому характеру, его формированию и развитию. <
Не так в повести Вольтера. Задиг входит в повествование уже сложившимся человеком, с устойчивыми просветительскими убеждениями. Достаточно сформированы и взгляды Кандида перед его изгнанием из замка. Устойчив в своих воззрениях Простодушный. Правда, в процессе соприкосновения с действительностью его кругозор расширяется, но принципы его поведения, за исключением неожиданного превращения после смерти Сент-Ив, остаются неизменными.
Герои Вольтера положительны. Но они часто оказываются в трагических ситуациях. Несчастья не являются следствием их недостатков, напротив, они — результат их положительных качеств (доброты и т. п.). Задиг неповинен в том, что его предали суду из-за пропажи королевской болонки и лошади. Не по своей воле он бежит из Вавилона и становится рабом. В романе Лесажа герой страдал главным образом по своей вине. Вольтер углубляет критику действительности. Его нравственно совершенные персонажи страдают из-за несовершенства мира. Внимание Вольтера приковывает не характер человека, а обстоятельства его жизни.
В реалистическом романе XVIII в. события развивались интенсивно, их двигали сами герои, совершавшие под влиянием среды те или иные проступки. В повести Вольтера действующие лица внутренне статичны. В связи с этим огромную роль в их жизни играет случай. Они случайно оказываются втянутыми в неприятные для себя истории. Кандид случайно встретился с болгарскими вербовщиками, он случайно встречает в Голландии, а затем на галерах Панглосса и т. п. Но за всеми этими случайностями просматривается известная закономерность. Нагнетая, казалось бы, случайные приключения своих героев, Вольтер тем самым внушает читателям свою излюбленную мысль о бесприютности и беззащитности человека в условиях феодального общества, о его бессилии жить стабильно. Жизнь бросает его из сторрны в сторону, не считаясь с его желаниями, «свободной
В реалистическом романе XVIII в. герой проходил школу морального воспитания, с чем многие просветители связывали надежды на будущее. У Вольтера несколько иная программа. Достижение «царства разума» он связывает не столько с моральным «обновлением» личности, сколько с изменением условий ее существования. Недаром Задиг занимает королевский престол и, став у власти, начинает большую преобразовательскую деятельность.
Таково идейное и художественное своеобразие философских повестей Вольтера и их место в просветительской литературе эпохи Просвещения. Все сказанное дает достаточное основание видеть в Вольтере писателя классицистского типа творчества. Его герои по существу разомкнуты со средой, они однолинейны, лишены внутренних противоречий, являются олицетворением той или иной идеи. Приверженность Вольтера к классицизму дает себя знать в заданности конфликта, сюжетных линий, в условности языка. Все действующие лица не только трагедий, но и повестей говорят языком самого автора, речь их не индивидуализирована.
Вольтер — писатель рационалистического типа. Он часто заостряет ситуации, нарушает естественные пропорции действительности. Однако вольтеровская субъективность лишена субъективистского произвола. Она плод передового просветительского мировоззрения, результат глубокого изучения общества.Она не уводит писателя от жизни, а позволяет ему в заостренной сатирической форме раскрыть ее существенные черты. В целом Вольтер, автор трагедий и большинства философских повестей, по своему методу — классицист просветительского направления. В его творчестве последних лет очень заметны реалистические тенденции, стремление при создании образа идти не только от идеи, но и от конкретных жизненных наблюдений. Весьма показательна в данном плане повесть «Простодушный». Основная коллизия зДесь та же, что в «Задиге» и «Кандиде» — столкновение морально неиспорченного человека с жестоким миром. Главный герой встречается не с условными фигурами, а с вполне реальными людьми. Сент-Ив, аббат, иезуит, Сен-Пуанж и другие—не иллюстрации к тому или иному авторскому тезису, а конкретные лица, представляющие определенные слои французского общества. Правда, известный схематизм в. них еще ощущается, поскольку они действуют в заданных ситуациях, но в них налицо уже социальная определенность, чего не было в Панглоссе, в Мартэне, Кунигунде и в других героях «Кандида». О «Простодушном» можно говорить уже как о произведении просветительского реализма.
Интерес философских повестей зиждется не только на их содержании, но и на их стиле. Вольтер — блестящий стилист. Он мастерски ведет рассказ, умеет держать читателя в напряжении, ослепляет его блеском своего остроумия. Стилевые особенности философских повестей связаны прежде всего с сатирической направленностью таланта их автора. Чтобы усилить впечатление, Вольтер широко использует гротеск, гиперболу и другие формы художественной условности.
Писатель не сковывает себя необходимостью быть достоверным и абсолютно правдоподобным. Напротив, он охотно использует условные приемы, фантастику. Тем самым Вольтер стремится подчеркнуть анормальность, фантастичность изображаемого, его абсурдность, где человек на каждом шагу сталкивается с явлениями фантастическими по своей глупости. Фантастическое в творчестве Вольтера имеет вполне реальную основу.
Его философские повести во многом идут от свифтовского «Гулливера». У Свифта Вольтер перенял вкус к причудливой фантазии, к странствованиям, манеру излагать небывалые происшествия как имевшие место в реальности. Вольтер испытал также влияние арабских сказок из сборника «Тысяча и одна ночь», который в начале XVIII в. (1707—1717) был как раз переведен на французский язык Галаном. Восточная литература привлекла Вольтера обилием фантастического элемента, дававшего ему возможность, нарушая правдоподобие, более свободно выражать свои идеи.