Вольтер прежде всего блестящий мастер так называемой легкой поэзии. Он автор бесчисленных стихотворений, подсказанных мимолетным любовным увлечением, приятным разговором, желанием польстить великосветской красавице или, напротив, уязвить незадачливого придворного витию или чопорного вельможу, кичащегося своим происхождением. Вольтер преисполнен сознанием своего интеллектуального превосходства над светским окружением, он шутит, наслаждается остроумием, творческая энергия бьет в нем через край.
Во всем этом виден человек, осознавший свою общественную ценность, свое достоинство. Если Вольтер часто адресуется к салонной знати, то главным образом потому, что хочет ей свободно, на языке остроумной фамильярности высказать свое мнение. Вольтер гордится тем, что благодаря своему уму и таланту он стал вровень с наиболее значительными людьми своего времени и даже получил возможность судить дворянское общество, говорить ему правду. Европейскую известность, например, получила эпиграмма Вольтера на придворных меломанов, третировавших талантливого композитора Гретри:
Париж венком обвил твой лоб,
Но принял двор тебя посуше.
Частенько у больших особ,
О мой Гретри, — большие уши!
(Пер. А. Кочеткова)
Легкая поэзия Вольтера рождена не в порыве лирического вдохновения. Пушкин назвал ее «забавой ума» поэта. До свидетельству Герцена, в ней «ни одной строки нет, которая бы не была пропитана его мыслью, все равно: панегирик ли это датскому королю или комплимент м-м Шатле — везде одно и то же»9. Лирика Вольтера отличается большим изяществом. Любовное переживание, вызванное даже сильным накалом чувства, в ней обычно снимается шуткой. Примером может служить «Сновидение» — восьмистишие, обращенное к принцессе Ульрике Прусской, переведенное А. С. Пушкиным:
Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,
В венце сияющем, царем я зрел себя;
Мечталось, я любил тебя —
И сердце билось наслажденьем.
Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял.
Мечты! Ах! Отчего вы счастья не продлили?
Но боги не всего теперь меня лишили:
Я только — царство потерял.
В некоторых стихах, особенно посвященных Эмилии дю Шатле, с кот
Вольтеру принадлежит и ряд философских поэм. Самая ранняя из них — «За и Против (послание к Урании)» (1722). В ней автор подвергает сомнению христианскую идею всеблагого бога. Он обвиняет его в жестокости, преднамеренном создании мира, полного зла и несправедливости, которые причиняют человеку страдания. Отсюда неизбежен вывод о том, что бог — не друг, а враг людей. В то же время Вольтер проявляет непоследовательность, колебания, выражает свою любовь к Христу, отстаивает принципы естественной религии.
Сомнения Вольтера в разумном устройстве вселенной с годами все более усиливаются, они достигают своего предела после лиссабонского землетрясения, в результате которого погибли десятки тысяч людей Вольтер откликается на него «Поэмой о гибели Лиссабона» (1755), где он доказывает несостоятельность церковной догмы «все благо». Поэт решительно отвергает тезис церковников о том, что все несчастья на земле —. это возмездие за людские прегрешения:
Детей, грудных детей в чем грех и в чем вина,
Коль на груди родной им гибель суждена?
С болью и гневом вопрошает Вольтер.
Поэма проникнута горячим гуманистическим чувством, она направлена на защиту страждущего человечества. В ней отчётливо звучит вызов небесам, обрекающим мир нг горе и муки. В философских поэмах Вольтера есть элементы ораторского стиля Они обращены к широкой аудитории, к сознанию читателей и слушателей. Но поэту удалось во многом преодолеть риторичность. Каждая мысль у него одновременно и переживание, она согрета теплом его нравственного существа. Отсюда ее большое эмоциональное воздействие.
В 1728 г. Вольтер заканчивает «Генриаду». Поэма много раз издавалась подпольно, размножалась от рук передавалась из уст в уста. Ее исключительный успех определяете прежде всего ее антиклерикальным содержанием, а также необыкновенно тонким юмором, заключенным в изящную форму. Недаром Пушки назвал ее «катехизисом остроумия». Вольтер смеется над «чудесами католической церкви, нанося огромный урон ее авторитету.