«В том состоянии, в котором находится народ, ему нужен именно Высоцкий — художник синкретический, впитавший и воплотивший всю сумятицу вкусов в нечто высшее и вместе с тем доступное», — писал известный поэт Д. Самойлов.
Смерть Высоцкого, как сказал Бродский, не только потеря для русской поэзии — это потеря для русского языка. Бард не заимствовал и не «слизывал» — он создавал: творил свой мир, свой язык. Несомненно также, что Высоцкий (одним из очень немногих) сумел в самые несвободные времена защитить честь свободного русского слова.
Так случилось — мужчины ушли, побросали посевы до срока.
Вот их больше не видно из окон, растворились в дорожной пыли.
Вытекают из колоса зерна — эти слезы несжатых полей, —
И холодные ветры проворно потекли из щелей...
Для наиболее проницательных людей талантливость Высоцкого была очевидна. Синявский в 1974 году писал «об индивидуальном, авторском голосе поэта, осмелившегося запеть от имени живой, а не выдуманной России».
Я вам мозги не пудрю — уже не тот завод:
В меня стрелял поутру из ружей целый взвод.
За что мне эта злая, нелепая стезя, —
Не то, чтобы не знаю, — рассказывать нельзя.
«Поэт после смерти принадлежит всем?» Если — да, то только творчество или вся жизнь? Высоцкий в интервью 1974 года говорил: «Да зачем вам факты моей биографии? Кому это интересно: родился, жил... В моей жизни были другие моменты, которые для меня гораздо важнее». Теперь нам интересно и важно все — не только спектакли и фильмы, песни и стихи, но также люди и события, даже мелочи и детали. Он был великим артистом, поэтом, бардом, оттого предполагал некоторую публичность проживания жизни.
Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, —
Они в надежных жилистых руках,
К тому же этих тайн мы знать не знаем —
Мы умникам секреты доверяем, —
А мы, даст бог, походим в дураках.
Правду о Высоцком хочется знать, и она нужна, уж слишком явным было противоречие между трагическими стихами и прекраснодушными воспоминаниями. Его жизнь была «невероятной по взлету и высоте полета».
Этот день будет первым все
Пробил час, долгожданный серебряный час.
Мы ушли по весенней высокой воде,
Обещанием помнить и ждать заручась.
Любое время, а наше особенно, нуждается в правде и подлинности: резко возросла цена «человеческих документов» — писем, дневников, материалов.
А песни-монологи Высоцкого — это живое свидетельство поколения, откровенно говорившего с современниками и оставлявшего «послания» потомкам. Время это подтвердило. Высоцкий столь же популярен в наши дни, как и в 70-е.
От границы мы землю вертели назад
(Было дело сначала).
Но обратно ее закрутил наш комбат,
Оттолкнувшись ногой от Урала.
Не пугайтесь, когда не на месте закат,
Судный день — это сказки для старших,
Просто Землю вращают, куда захотят,
Наши сменные роты на марше.
Усилия приблизиться и понять живого Высоцкого не напрасны. Его стихи раскрывают не только безграничный талант Владимира Семеновича, но его отношение к жизни, к тем ее сторонам, которые нравились или отвергались им. Он не был сторонним наблюдателем, а всегда активным участником своей эпохи.
Но запеть-то хочется, лишь бы не мешали,
Хоть бы раз про главное, хоть бы раз — и то!
И кричал со всхрипом я — люди не дышали,
И никто не морщился, право же, никто.
Да зачем же вы тогда все: «вранье» да и «хаянье»?
Я всегда имел в виду мужиков — не дам.
Вы не слушали меня, затаив дыхание.
И теперь ханыжите, — только я не дам.
В судьбе Высоцкого, как и в судьбе любого другого большого поэта, есть и тайна, и дар. Тайна остается всегда, потому что «судьба не настигает людей извне, а рождается из глубин самого человека». Но судьба Высоцкого — это дар всем и на все времена.
Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю
Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю...
Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю,—
Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!
Для нашего же поколения Высоцкий — это легенда и вполне живой человек, сумевший заговорить с читателями и слушателями на понятном языке, на интересующие их темы.