Поэма С. Есенина "Пугачев" и "Сказ о Ермаковом походе" Г. Вяткина в оценке современников
Е.И. Петрова, Омский государственный университет, кафедра русскойлитературы ХХ в. и журналистики
В пореволюционные годы возрос интерес писателей к истории России. Особенно часто обращались литераторы, как к источнику вдохновения, к кризисным, переломным историческим периодам. Был здесь отчасти и конъюнктурный момент, так как читатель "требовал революционных произведений для поддержания своего духа", а история давала подходящие сюжеты. Но было и другое: попытка понять, "куда несет нас рок событий, заглядывая в обратную перспективу прошлого. Причем историческая тема прежде всего стала воплощаться в поэмном жанре. "Уструг Разина" В. Хлебникова, поэмы о Болотникове, Разине, Пугачеве В. Каменского, "Уот Тайлер" А. Глобы стали наиболее значительными произведениями этого ряда. Историческая повесть, исторический роман появились позднее.
Неоднократно использовал в своих произведениях исторические сюжеты и С. Есенин. Еще в 1912 г. он пишет "Песнь о Евпатии Коловрате", а в 1914 г. поэму "Марфа Посадница". И наконец в 1921 г. он создает драматическую поэму "Пугачев", которая вызвала неоднозначное отношение современников. Известно, что на М. Горького большое впечатление произвело чтение Есениным фрагментов поэмы. Н. Осинский увидел в поэме попытку изобразить "пафос мятежной стихии" как "непрерывное течение одной реки, докатившееся от пугачевских времен до нашего времени" [4, c. 199]. Но сами способы выражения "мятежной стихии" многим казались неприемлемыми. Автора критиковали за "имажинизацию речи Пугачева" [4, c. 199] и даже за то, что Пугачев - это сам Есенин. В целом произведение было признано неудачным, и это автора "сильно огорошило" [4, c. 200]. Одному из своих устных критиков он бросил: "Ты ничего не понимаешь, это действительно революционная вещь!" [2, c. 191]. Очевидно, что революционность для него состояла не столько в историческом материале, сколько в способах его художественного воплощения. Поэт не пытается показывать противоборство двух враждебных лагерей. Обреченность пугачевского бунта, по Есенину, состоит в том, что крестьянство инертно, мужики "вросли ногами крови в избы". Напрасно главному герою кажется, что эти избы можно сорвать с места вихрем восстания, превратить их в "дикий табун деревянных кобыл". В последнем монологе он обнаруживает, что и для него самое дорогое - видеть, как "Золотою известкой над низеньким домом Брызжет широкий и теплый месяц". Поэтому и не винит он предателей: "...Дорогие мои... Хор-рошие... Что случилось?"... Здесь - сострадание. Пугачев Есенина не отделяет себя от своих губителей. Он понимает, что причина гибели и в нем самом: "Неужель под душой так же падаешь, как под ношей?" Хотя написанию поэмы предшествовал период основательного изучения пугачевского восстания, Есенин не ставил задачи исторически точно воссоздать его картину. В сущности, он решал вопрос о том, способно ли крестьянство принять революцию.
Поэма Георгия Вяткина "Сказ о Ермаковом походе" была написана в год десятилетия Октября. Известно, что большевистскую революцию Вяткин не принял, и лишь после разгрома Колчака смирился с советской властью как с единственной силой, способной объединить созидательные усилия народа. Естественно, что и для него обращение к историческому материалу стало поводом для осмысления современности.
Конфликт в поэме Вяткина более нагляден, чем в "Пугачеве". Ермакова вольница находится как бы между двух огней. С одной стороны, - "татарва", возглавляемая Кучумом, готовая в любой удобный момент гнать "русскую собаку", с другой - "тяжелый царь" Иван, против которого "копит черную боль народ".
Сам поход на кучумово царство показан как способ сублимировать народный гнев против своего царя: решение идти на восток приходит после того, как становится ясно, что "того и гляди, - босая ватага по Кремлю с батогами пойдет". Руководители похода - Ермак и Иван Кольцо - надеются, что если бить челом государю "богатой Сибирской землею", то "Царь в радости и милости великой"... "Боярщину с опричниной уймет," ... "Даст отдохнуть Руси многострадальной..." Но способна ли власть по достоинству оценить "народную инициативу"? Конечно, она воспользуется ее плодами. Царь Иван в поэме цинично восклицает: " ...порой и смерд, и вор Царю, вишь, пригодится". Но благодарность власти народу - сродни дареному царем панцирю. Не случайно эпиграфом к поэме становятся известные строки Рылеева: "Тяжелый панцирь, дар царя, Стал гибели его виною".
Опубликованная в 1927 г. в "Сибирских огнях" поэма вызвала отклики прежде всего в сибирских изданиях. В большинстве городов ее оценили положительно. И лишь в омской газете "Рабочий путь" разразилась обширная дискуссия. Одни обвиняли автора в том, что он не сумел дать "действительную картину классовой борьбы второй половины девятнадцатого века", что "социальной борьбы в поэме нет", что он рассматривает "русскую историю как самобытную", вместо того, чтобы ее "социологически обосновать" [1]. Другие - и прежде всего П. Драверт, - напротив, видят "вину" Вяткина в том, что "он не удержался от соблазна представить Ермака идейным предтечей будущих революционеров" [3]. Но и те, и другие, в сущности, отказывают ему в праве "своего собственного понимания исторических лиц и явлений". "Не все, приемлемое нами у Шекспира, можно разрешить Вяткину" [3], - считает Драверт. Ему кажется неправомерным обращение лирического поэта к эпосу. Такая реакция на его поэму обескуражила Вяткина (как в свое время и Есенина). Как к третейскому судье, он обращается к М. Горькому с просьбой оценить его произведение. Горькому поэма понравилась.
Почему же столь суровы были современники в оценке
По этому пути - пути взаимопроникновения этики и лирики - и пошло дальнейшее развитие жанра, что оказалось верным и для исторической поэмы: "усиление лирического начала в современной поэме последних лет сказалось и на структуре исторической поэмы" [5, c. 67]. В современной исторической поэме требование лиризма подчиняет себе даже единство времени, как, например, у Давида Самойлова: "Времена смешиваются, и я легко перехожу из прошлого в настоящее или условное будущее.... Мне кажется, писать современное произведение надо как историческое, а историческое как современное" [6, c. 28]. Но то, что сегодня воспринимается как норма, для современников Есенина и Вяткина было непривычно.
Вяткин же, внешне сохранил более традиционную поэмную форму (В "Сказе о Ермаковом походе" есть и подробно разработанный сюжет, и традиционные фольклорные мотивы, и "народная масса" как одно из действующих лиц). Однако он уловил внутреннюю сущность есенинских новаций: и для него лиризм - не внешнее качество эпического текста, а способ создания эпического. Главная задача автора - воссоздать не события, а психологические состояния героев. Их чувства столь сильны, что как бы изливаются на все окружающее: "...весело в кострах пылают стружки под песни захмелевших казаков", "татарва смиренна, как ковыль", "казачью кровь, как воду, пьет трава" и т.п.
У каждого героя поэмы есть великая страсть, которая поднимает его до уровня исторической личности. Ермак кладет жизнь на завоевание Сибири, чтобы облегчить народную участь; Кучум отдается чувству мести; царь Иван наслаждается тем, что подмял под себя Русь. Столкновение страстей высекает историческое событие.
Понятно, что такой подход не предполагал точного следования исторической правде, хотя, как и Есенин, Вяткин провел основательное историческое исследование. Он предпринял поездку в Тобольск, изучил и архивные материалы, и места событий. Ему были известны различные исторические концепции Ермакова похода, изучал он и художественные источники. Об этом говорит послесловие "От автора" к первой публикации поэмы в журнале "Сибирские огни". Не случайно, полемизируя с Дравертом, Вяткин ссылается на де Виньи, для которого "искусство - не толкователь истории, а ее заместитель" [3]. Ясно, что, как и Есенин, Вяткин пытался толковать не столько историю, сколько современность. Наивная попытка вяткинского Ермака задобрить сибирскими землями злого царя, конечно, не выдерживает критики с исторической точки зрения. Но в том-то и дело, что коллизия "народ и власть" исследуется поэтом с позиций современности. Именно к концу 20-х годов революционное бурление масс было поставлено на службу режиму, народный энтузиазм загнан в прокрустово ложе пятилеток. Чем это кончится? - вот что пытался прозреть поэт. Конечно, современникам почти невозможно было проследить в поэме такие параллели, и в хвалебных, и в критических откликах они не были замечены. Но, возможно, не всеми. Не случайно ведь несмотря на содействие Горького отдельное издание поэмы не было осуществлено...
Георгий Андреевич Вяткин (1885 - 1938) родился в Омске, детство и юность провел в Томске, там же было опубликовано его первое стихотворение. В годы первой русской революции получил известность как автор обличительных стихов. Был связан с литературной элитой Петербурга и Москвы, подолгу жил в обоих столицах, особенно в Москве, печатался там. Был членом литературного общества "Среда", возглавляемого братьями Буниными. Автор нескольких поэтических и прозаических сборников, публицист.
Вернулся в Омск в 1918 г. как в "белую столицу", работал в бюро информации Управления делами Временного правительства Колчака, за что и был по возвращении советской власти "поражен в правах", т.е. на три года лишен избирательного права.
С 192... года жил в Новосибирске, работал в журнале "Сибирские огни". Имел большой авторитет среди сибирских писателей, был известен в России, переписывался с М. Горьким, Р. Ролланом, В. Вересаевым и др.
В 1937 г. был вторично репрессирован по обвинению в членстве в никогда не существовавшей трудовой крестьянской партии и в начале 1938 г. расстрелян.
В данной статье рассматривается одно из произведений Г. Вяткина в контексте общелитературных процессов того времени.
Список литературы
Виноградов Ф. О поэме Г. Вяткина "Сказ о Ермаковом походе" // Рабочий путь. 134 от 16 июня 1927 г.
Волков А. Художественные искания Есенина. М., 1976.
Драверт П. Перекрашенный Ермак // Рабочий путь. 143 от 26 июня 1927 г.
Наумов Е. Сергей Есенина. Личность. Творчество. Эпоха. Л., 1969.
Червяченко Г.А. Поэма в советской литературе. Ростов, 1978.
Цит. по: Числов М. Время зрелости - пора поэмы. М., 1986.