Н. А. Нарочницкая, политолог, доктор исторических наук,
1. Кризис международного права
Обобщая полувековое течение международных отношений, можно сказать, что в правовом смысле миропорядок второй половины ХХ столетия, несмотря на яростное идеологическое противоборство и конфронтационную модель, не отличался от предыдущих веков и основывался на фундаментальном понятии суверенности государства-нации. Он исходил из признания многообразия мира и цивилизаций со своими критериями добра и зла. Две системы, предлагавшие свои версии глобализации на коммунистической или либеральной основе, даже в период «холодной войны», не бросали вызов международному праву и не считали себя вправе юридически мотивировать военное и политическое давление несоответствием чьих-то стандартов «своим» ценностям, ибо между ними был паритет.
Принятие как западным, так и посткоммунистическим миром идеологии глобализма как естественной – является наследием пресловутой идеологической борьбы, в которой соперничали две родственные идеи униформного мира под эгидой глобального управления. А почти тоталитарное навязывание идеологии глобализма и перенесение ее в область международного права – это прямой итог победы либерального универсализма над коммунистическим. Практически навязывается замена классического международного права – права «между народами» на «мирогражданское право» «world low», где субъектом выступает не государство, а индивид и над ним «мировое правительство» - «Global Governance». Начиная с Вестфальского мира 1648 года, положившего конец религиозным войнам между протестантами и католиками, то есть войнам «по идеологическим мотивам», источником международной правосубъектности всегда было само понятие государства, а не тот или иной тип государственного и общественного устройства, являющийся исключительной прерогативой внутренней жизни народа. Поэтому правосубъектность и суверенитет никогда не бывали первого и второго сорта в зависимости от того, насколько «цивилизованным» признавались кем-то общественные отношения в том или ином государстве.
Суверенитет - это полнота власти государства на его территории и означает неподчинение государства властям иностранных держав, за исключением случаев явно выраженного, добровольного согласия со стороны государства на ограничение своего суверенитета, как правило, на основе взаимности. Суверенитет делает государство субъектом международных отношений и является тем критерием, который позволяет отличить государство от других публично- правовых союзов.
Напомним, что идея «суверенитета народа, нации» является и в классической философии либерализма одним из основополагающих постулатов Просвещения и западноевропейской либеральной демократии. Эта основа через четыреста лет после Вестфальского мира положена и в Устав ООН, в Заключительный акт СБСЕ в Хельсинки. Дополненный принципом нераспространения ядерного оружия, при всех сложностях и борьбе интересов этот миропорядок обеспечивал в течение 50 лет своеобразное равновесие мировых сил не только в Европе, но и в целом на планете. Устав ООН в Главе I «Цели и принципы» не отдает предпочтения ни одной религиозно- философской или общественно-политической системе и не только не определяет «демократию» как некий идеал, к которому ООН предлагает всем стремиться, но вообще не упоминает слово демократия. Наоборот, Устав ООН начинается с утверждения суверенного равноправия всех многообразных субъектов международных отношений. Это означает абсолютную равночестность и равноправие республики и монархии, общества религиозного, будь-то христианское, исламское или индуистское, и общества либерально-демократического (западного типа). С точки зрения классического международного права и Устава ООН они абсолютно равноценны и между ними нет отношений высшего к низшему, прогрессивного к отсталому.
Даже «тираны» не осмеливались вводить стандарты своей цивилизации силой. И.Кант утверждал, что «карательная война (bellum punitivum) между государствами немыслима, поскольку между ними нет отношения высшего к подчиненному», равно как «ни одна сторона не может быть объявлена неправой, так как это предполагает уже судебное решение». Американская идеология глобализма отвергает принцип эгалитаризма и устанавливает между нациями «отношения высшего к подчиненному», грубо попирая все центральные принципы Просвещения. Можно говорить о закате столь короткого века демократии и либерализма.
США практически утвердили право самим и единолично назначать критерии «правды», единолично выступать в роли судьи, самим принуждать и карать. Объявление кого-либо от имени фантома мирового сообщества «нецивилизованным» означает лишение защиты международными правовыми нормами. Но обе стороны медали - и присвоение одним государством роли арбитра и универсальная эгида - это угроза понятию «государство и суверенитет», конец системы международного права, Устава ООН и принципа невмешательства, конец эры государства- нации. Малые страны без ядерного оружия существуют лишь по милости сильных, договоры и соглашения становятся протоколом о намерениях с клаузулой «rebus sic stantibus» (пока условия сохраняются).
Несмотря на псевдогуманитарную и демократическую риторику, роль силы в международных отношениях чрезвычайно возросла, а карта мира стала более зыбкой, чем три века назад во времена «тиранов».
Внешняя политика США в ХХ веке прошла несколько этапов выдвижения мондиалистских концепций, подрывающих философию международного публичного права. Им всегда предшествовало изменение глобального равновесия, эрозия влияния участников баланса и наступательная пропагандистская работа. Программа из 14 пунктов выдвинута Вильсоном на фоне распада исторической России и устранения Mittelteuropa – центрально-европейских империй – кайзеровской Германии и Австро- Венгрии. Сама идея универсальной международной организации была представлена, когда США обрели не имеющий аналогов вес в мире. Гуманитарный пафос Дж. Картера звучал, когда после «разрядки» отношения Восток-Запад были резко обострены, а процессы в СССР позволяли надеяться на успех идеологического давления. Зб. Бжезинский вспоминает, как клише защиты прав человека в соответствии с новой стратегией вписывалось во все программы, речи, заявления, повестки, условия. В 90-е годы можно говорить о триумфе вильсонианства и провести параллели между перекройкой Европы англо- американскими архитекторами Версаля и новым переделом мира после ослабления России. Это и есть сущность глобализации по- американски, чему служит и идеология глобализма, прямо подрывающая классическое международное право.
Идеология глобализма не тождественна естественной глобализации, которая действительно побуждает к международному сотрудничеству государств и людей, поиск новых форм приспособления различных экономик и культур к всемирным процессам. Однако естественной глобализации не противоречит правомерное использование международно-правовых форм защиты суверенитета теми, кому этот процесс приносит негативные последствия. Только признав как право на поиск путей легитимного выхода за пределы собственных границ, так и права на их защиту, можно утверждать, что мир един.
Проявившаяся уже в 70-е годы идеология «глобализма» и «глобального управления» существенно отличаются по целям от взаимовыгодного урегулирования аспектов естественной глобализации, и уже ничего общего не имеет со всемирным распространением «результатов прогресса». Подлинное мировое сообщество не совпадает с тем фантомом, от имени которого стали выступать США. Важно было бы воспрепятствовать превращению ООН в инструмент «Global Governance”, что при надлежащей воле, правильной оценке истинных последствий и искусной дипломатии, вполне возможно. Важно определиться, что мы имеем сегодня: кризис ООН или правового сознания в век глобализации?
Очевидно, что в основе той или иной логики, в которой можно оценивать существующее положение, лежит вопрос, в чем же роль и задача ООН – в обслуживании некоего порядка, устанавливаемого сильным, или в установлении неких универсальных норм и принципов международно-правового характера, которых обязан придерживаться сильный, без чего его «беспредел» не будет признан как порядок даже в случае, если этому нельзя противодействовать. В обоих случаях ООН может быть «механизмом принятия решений», но будущее развитие мира будет совершенно различным.
Сегодня объявлено о возвращении конфликта в правовое русло и восстановлении роли ООН. В такой логике кризис и создала сама ООН, которая должна была, «не ломаясь», сразу санкционировать агрессию против Ирака. Если позволить такую интерпретацию, впереди окончательный системный кризис не ООН, а международного публичного права, основанного на понятии суверенитета.
Подлинный кризис заключался в бессилии международно-правового механизма, созданного в условиях паритета после войны, удержать США от нужного им для передела мира сознательного моделирования конфликта и запланированного военного сокрушения Ирака – регионального структурного элемента прежнего биполярного мира. Такой итог несомненно воздействует на дальнейшее функционирование ООН.
Вряд ли можно назвать кризисом ООН эпизод, когда США сняли с голосования проект, санкционировавший агрессию, сочтя для себя неудобным начинать войну после наложения вето. Наоборот, в этом как раз проявились последние рудименты эпохи легитимности - того мира, в котором неизбежно случавшиеся нарушения международного права всегда квалифицировались как нарушения, а значит, сам принцип и роль ООН как его хранителя сохранялись. Заставляло же стороны придерживаться существовавшего порядка только паритетное соотношение сил, а вовсе не сама ООН, являвшаяся лишь механизмом.
О подрыве философии международного права и выстроенного на ней Устава ООН свидетельствовало ползучее принятие концепции утверждающей, что государства бывают первого и второго сорта (а квалифицируют их по группам самопровозглашающие себя первосортными арбитры), что только «примерным» государствам в отличие от «изгоев» разрешается иметь оружие, и, наконец, что «лучшие» могут примерно наказать «худших». В свое время такое проявление социал- дарвинизма – борьбы государств-организмов за выживание - было осуждено не только всей христианской, но тогда еще прекраснодушной либеральной человеческой мыслью. Это с войны, в которой лучший народ убирает с дороги неисторичных – «худших», как и лозунг «Дейчланд юбер аллес» был разработан немецким историком Генрихом фон Трейчке еще во времена Бисмарка. Кризис ООН как хранителя международного права развивался все последнее десятилетие и заключался в самом допущении того, что государство, которое ни на кого не нападает и никому не угрожает, почему-то должно быть «принудительно разоружено,» в том числе и с помощью военной силы. Именно применение военной силы запрещено Уставом ООН, а отказ от применения силы, как и суверенное равенство всех субъектов международного права, входят в так называемые основополагающие принципы международного права, с которых начинаются как Устав ООН, так и все учебники международного публичного права. Сентенции Генерального секретаря ООН Кофи Аннана в заявлении от 20 марта, всячески избегающего осуждения агрессии и обходящего все пункты Устава, проявляют кризис не ООН, а самого правового сознания:
«Возможно, если бы мы упорствовали чуть дольше… мир мог бы принять меры для урегулирования этой проблемы на основе коллективного решения, придав этому большую легитимность и, тем самым, обеспечив более широкую поддержку, чем в настоящее время.» Значит, если бы больше стран высказали свою поддержку Вашингтону, это сделало бы правонарушение легитимным? И разве задача ООН в том, чтобы придать правонарушению легитимность, а не предотвратить или наказать его? Еще ярче проступил кризис ООН с началом агрессии, когда Совет Безопасности не принял никакой резолюции, осуждающей военные действия США против суверенного Ирака. Понятно, что СБ ООН не мог себе этого позволить, ибо ему тогда пришлось бы по Уставу задействовать статьи 41-43 и принять меры по обузданию агрессора вплоть до создания международных сил ООН, которые бы его остановили.
Генеральный секретарь ООН дал робкую перспективу: «Народы мира… ясно дали понять, что перед лицом неопределенности и опасности они хотят, чтобы сила была привязана к легитимности». Но концепция США ясна: беззастенчивое манипулирование формулировками ООН, когда они позволяют расплывчатое толкование и пренебрежение ими, если они мешают. Похоже, США еще не совсем разочаровались в ООН и попытаются реформировать ее именно для задачи легитимизации своего передела мира. Небезосновательны опасения, что США вознамерятся изменить Устав ООН и первое, на что они посягнут, это принцип единогласия великих держав в Совете Безопасности.
Принцип единогласия был главным камнем преткновения при обсуждении проектов Устава ООН в 1944-1945 годах и из-за него чуть не провалилась конференция в Думбартон-Окс, о которой в литературе ходят легенды, совершенно не соответствующие действительности, ибо стороны едва находили в себе волю выходить к прессе и улыбаться.
Во всех проектах Устава ООН США пытались наделить будущий Совет Безопасности правом самому определять наличие угрозы международному миру даже во внутренней жизни государств, причем как членов, так и не-членов Организации, что делало ООН мировым правительством. Если бы твердость СССР была меньше, то гуманитарные интервенции вроде косовской, были бы узаконены в Уставе ООН как «действия по сохранению мира», а соседние государства обязаны были бы по этому Уставу предоставить свои территории для вооруженных сил «мирового правительства».
В рассекреченных в 90-е годы «директивах по переговорам» советской делегации на конференции в Думбартон-Окс не было иллюзий по поводу намерений партнеров и их планов по использованию организации: «Можно представить мало случаев и положений, когда организация могла бы быть использована нами в наших интересах, между тем как у Америки… имеется много шансов поставить организацию в определенных случаях на службу своим интересам. Нам необходимо, во всяком случае, заботиться о том, чтобы организация не могла быть использована против наших интересов, и это соображение является мерой наших уступок при предстоящих переговорах». Делегации было рекомендовало отстоять принцип единогласия и делать уступки по второстепенным вопросам.
На всем протяжении полувекового существования ООН именно право вето было главным инструментом защиты от диктата одной силы, и утрата его была бы катастрофой. В течение всей истории ООН не раз выдвигались предложения о реформировании Устава. Но действовал так называемый «принцип нерушимости или неприкосновенности Устава» – «inviоlability of the Charter». Ибо, сделав изменение хотя бы одного положения, например, такого действительно анахронизма как упоминания о «вражеских государствах» - Германии и Японии, нельзя будет настаивать на нерушимости остальных.
2. Религиозно-философские корни американского мессианизма и идеологии глобализма
Осознавая уязвимость своей претензии на глобальное управление без глобального контроля над мировыми энергоресурсами, США создали мощнейший механизм финансового, политического и военного давления на мир в целом и на каждого члена мирового сообщества в отдельности. Идеологически все это также оформлено в доктрину глобализма, не случайно проповедуемую именно США. Следует напомнить, что центральным пунктом американской государственной идеологии была религиозная идея англосаксонских пуритан: идея «нации искупительницы» - «Redeemer Nation”. Поэтому стратегия США по отношению к объектам их интервенций идеологически мотивирована высшими цивилизаторскими целями. “Господь, - взывал еще сто лет назад американский сенатор А.Беверидж, - сделал нас образцовыми организаторами мира и создателями системы там, где царил хаос. Он дал нам способность к руководству… среди дикарей и народов зла”. В американской доктрине «Manifest Destiny» - “божественного предопределения”, освящающей моральное право на географическую экспансию, проявлялась всегда спокойная кальвинистская уверенность в том, что Бог воздаст уже на земле именно тем, кто достоин Его милости, а проявлением этой милости и показателем богоизбранности и предназначенности ко Спасению является земной успех и материальное процветание. Нет нужды указывать, насколько этот основополагающий постулат кальвинизма противоречит основополагающему началу Нового Завета и Нагорной проповеди: «Блаженны нищие духом… Блаженны изгнанные за правду»…
Президент В.Вильсон после сокрушения традиционной Европы в Первой мировой войне витийствовал: «Америке уготована невиданная честь осуществить свое предназначение и спасти мир». По признанию философов именно вильсонианство совместило пафос «орудия Бога» с либеральным багажом. Напомним, что девиз на государственной печати США гласит «novus ordo seclorum” - «Новый порядок на века». США про
В структурном переделе мира обнажилась и суть самой «идеологии глобализма», и методы ее достижения. Ее философское воплощение приводит, среди прочего, к устранению всех великих культурных и национальных традиций человечества, без которых страны и цивилизации превращаются из субъекта в объект политики, утрачивают историческую инициативу. Ценность исторического наследия перестает играть роль по сравнению технократической целесообразностью. Для гигантского киборга нет разницы между микрочипом и Платоном, Шекспиром, Гете и Достоевским. Даже у Й.Фишера с космополитической закваской его розовой юности это пробудило гордость за принадлежность к великой европейской культуре.
Однако, и большинство из идеалов Нового времени, достижение которых на Западе связывали исключительно с победой либеральных ценностей и с естественной глобализацией, не тождественной идеологии глобализма, - универсализация научно- технического прогресса и развития, демократия в мировой политике - «суверенитет народа» и равенство государств оказываются не реализуемыми именно из-за «идеологии глобализма». Либеральная составляющая ее философии провозглашает историю без всякого нравственного целеполагания, рождаемого верой. Это философия конца истории и она приводит, среди прочего, к устранению всех великих культурных и национальных традиций человечества, без которых страны и цивилизации превращаются из субъекта в объект политики, утрачивают историческую инициативу. Ее политический аспект - возврат к идеологии «сверхгосударства» для избранных и акцент на примате универсальных наднациональных стандартов и ценностей и «общемировых» интересов для остальных.
Осознают ли европейцы, насколько этот проект обращает даже внешние победы – присоединение новых пространств - результаты, ранее служившие мощному культуртрегерству Европы Петра, в средство уничтожения смысла бытия и упадка европейской цивилизации? Американская стратегия вышла на новые рубежи, за которыми Европа – это уже не центральная ось, а региональный уровень, это пройденный этап глобализации. Это всего лишь обеспеченный тыл для формирующейся англо- американской оси мировой истории.
Неизбежное столкновение американских амбиций с сопротивлением других миров отразится на Европе куда больнее, приведя к зависимому от Вашингтона положению и непредсказуемым осложнениям с незападным миром. Однако способна ли Европа к выдвижению альтернативного проекта, есть ли у нее для этого философия и силы, да и остались ли у Европы Петра вообще какие- либо исторические цели за пределами земного бытия, которые только и дают импульс к историческому творчеству?
В проекте Европейской Конвенции в разделе «ценности» вообще не перечислены оные – а лишь функциональные условия для их исповедания – именно только этим и являются «священные коровы» либерализма ХХI века - тезисы о «правах человека», свободе и «демократии», которые без указания, для чего они даны, являются не чем иным как провозглашением права не иметь никакого нравственного целеполагания жизни и истории. Еще выдающийся немецкий философ права К.Шмитт подметил, что демократия, которой могут пользоваться самые противоположные движения, «не имеет никакого ценностного содержания и есть только форма организации».
Для чего же Европе Петра нужна Свобода? Для того, чтобы «гнать перед собой врагов, грабить их имущество, любоваться слезами близких им людей, целуя их жен и дочерей”, как определил высшее благо Чингизхан? Или для «возвращения на свою звездную родину (Платон)? Для того, чтобы искать Спасение и «алкать и жаждать правды» (Нагорная проповедь)? Или для того, чтобы признать красоту и уродство, грех и добродетель, добро и зло равночестными и проявлениями суверенной личности? Не тем волновалась Европа в периоды, когда она возрастала и являла миру великую культуру и великие державы.
3. Столкновение цивилизаций - неизбежный ответ идеологии глобализма, порождение всемирных амбиций западной цивилизации
Сегодняшний мир являет очевидный конфликт между западным «сверхгосударством», претендующим на управление миром, и трансграничным отпором подавляемых цивилизаций, проявляющемся, среди прочего, и в форме терроризма, неподконтрольного правительствам. США умело используют жупел мирового цивилизованного сообщества, перекладывая ответственность на другие страны и стремясь перенацелить на них растущий в опасных темпах гнев незападного мира. Это уже опасно накалило отношения между христианским и нехристианскими мирами, прежде всего с исламским, и может привести в итоге к катастрофическому столкновению между ними.
Патриарх англосаксонской исторической мысли А.Тойнби оставил почти тридцать лет назад прозорливые заметки: «Концентрические атаки современного Запада на Исламский мир ознаменовали и нынешнее столкновение между двумя цивилизациями. Очевидно, что это часть более крупного и честолюбивого замысла, где Западная цивилизация имеет своей целью не больше и не меньше, как включение всего человечества в единое общество и контроль над всем, что есть на земле, в воздухе и на воде, и к чему можно приложить для пользы дела современную западную технологию. То, что Запад совершает сейчас с исламом, он одновременно делает и со всеми существующими ныне цивилизациями – Православно-христианским миром, Индуистским и Дальневосточным… современное столкновение ислама и Запада не только глубже и интенсивнее, нежели любое из прежних, оно тоже представляет собой весьма характерный эпизод в стремлении Запада вестернизировать весь мир».
Глобализм рождает терроризм и расползание ядерного оружия. Малые государства, которые не могут обороняться, продолжают существовать только из-за терпимого отношения к ним сильного. Это глубокий кризис классического либерализма как философии и западной демократии как практики, ради которых Россия пожертвовала не только своей ролью великой державы но и, что важнее, своей геополитической миссией держателя равновесия.
Показав себя державой, против которой бесполезны международно-правовые и традиционные возможности сдерживания, США оказались перед новыми вызовами. Это расползание ядерного оружия и взращенные ими самими силы, не подчиняющиеся человеческим законам и международным правилам. Неизбежным ответом на такую, совершенно не имеющую аналогов в прошлых традициях мировую политику стал «терроризм». Безопасность американских граждан на фоне непобедимости США в традиционных критериях, парадоксально, оказалась на небывало низком уровне.
Опасным следствием слома международного порядка, основывавшегося на Уставе ООН, принципах невмешательства и международного права, стала и тенденция к гораздо более быстрому распространению ядерного оружия. США во многом сами породили необходимость и желание региональных держав иметь ядерное оружие. Прямым следствием разрушения биполярного мира и поощрения Вашингтоном своих партнеров в качестве инструмента геополитической нестабильности в Азии, на Ближнем Востоке стало обретение ядерного оружия Пакистаном, Индией, ядерных разработок Израиля, Ирана и в свое время Ирака.
Страны, чья политика не находится в орбите США, и опасающиеся их диктата и вмешательства, и далее будут стремиться к получению ядерного оружия, которое, похоже, единственно и может гарантировать от силового вмешательства под предлогом гуманитарной заботы о правах человека или защиты себя или своих союзников от мифической угрозы, вытекающей из самого факта наличия оружия массового уничтожения в неугодных руках.
Этот бумеранг затрагивает интересы прежде всего самих США, изменив для них ситуацию, когда не было враждебных им ядерных государств кроме соперника – СССР. Именно системная политика диктата однополярного мира в последнее десятилетие привела к серьезному снижению порога применения силы, причем не только в области обычных вооружений. В политическом смысле снизился и порог ядерной войны. Ядерное оружие стало уже фактором не глобального, а регионального уровня, контроль за которым будет в перспективе весьма сложен. Расползание оружия массового поражения является негативным явлением. Однако с юридической точки зрения обладание ядерным оружием абсолютно не запрещено и не является нарушением международного права. Нарушением является тайное несоблюдение взятых на себя обязательств или отказ от исполнения их в непредусмотренных международным правом формах. Однако США карают всех, кто осмеливается осуществить свое право и применяют силу и угрожают применением силы, но именно это и запрещено современным международным правом. Отказ от применения силы и угрозы применения силы зафиксированы в главе 2 (4) Устава ООН в качестве основополагающих принципов международного права.
4. «Терроризм» – неизбежная черта глобализации
Многоликость «международного терроризма», использование этого клише как повода и предлога для решения древних, как мир, геополитических задач побуждают к размышлениям о его сути, причинах и стоящих за ним силах.
Палестино-израильский конфликт из-за территорий, террористические акты в разных точках мира, ответственность за которые часто берут на себя совсем не те, кто их совершал, мистическая Аль-Кайда, возможно, существующая лишь в Internet, иностранные наемники в горах Чечни, режущие головы, убийцы мирных граждан в городах - все это объединено в термин «международный терроризм» по схожести методов, но при принципиальном различии причин.
Использование до поры в качестве дипломатического и политического инструмента клише борьбы против «международного терроризма» вполне правомерно, поскольку кузница кадров «террористических центров» для борьбы с Россией и США одна. Однако, необходимо осознавать, что цели этой борьбы совершенно различны.
От США «терроризм» требует невмешательства в дела других миров. Побудительные мотивы как у США против террористов, так и у «терроризма» против США – это новое явление как по типу, так и по методу. Терроризм против США выступает и как совершенно новый тип вызова и как новый абсолютно дегуманизированный метод силовой войны, поскольку фантастическая технически американская военная мощь делает бессмысленными любые иные попытки силового противостояния.
Цели против России, выдвигаемые «террористами», не являются порождением сугубо новых явлений в мировой политике, а по сути продолжением старых геополитических устремлений лишь новыми методами. Разрушение геополитической роли России как держателя равновесия между цивилизациями и отсутствие должной государственной воли не позволило ликвидировать чисто мафиозный режим постсоветского генерала Дудаева, когда это не было сопряжено с большими жертвами. Этот конфликт стал инструментом возвращения Кавказа в орбиту мировой геополитики.
После Хасавьюрта новые уголовные чеченские авторитеты и боевики уже были поставлены не внутренними силами, а извне, из единой кузницы идеологических кадров и профессиональных террористов. Этот отряд действия на местах получал финансы и оружие не для того, чтобы затем пасти овец в независимой и изолированной нищей Ичкерии. Их цель - втянуть весь Кавказ в войну против России, отторгнуть его, а также Ставрополье и Краснодарский край, который не случайно именуется на их картах как «исламская республика Адыгея», выйти к Черному морю, взять Крым, Балканы.
Следовательно, от России методом «терроризма» требуют то же самое, что требовали от нее и в прошлых столетиях: оттеснение от Черного моря на северо-восток Евразии и территории – те самые, за которые вела войны Оттоманская империя и Персия, подстрекаемые англосаксами – тогда Британией.
Но шанс на успех шантажа государства с помощью террористических актов против гражданского населения вообще и в России в особенности – это действительно новое явление, порожденное качественным изменением традиционного общественного и национального сознания. Этому служит идеология глобализма – доктрина, имеющая две составляющие: идею сопричастности элиты к мировому проекту «глобального управления» и идеал несопричастности к делам своего Отечества - для обывателя, который утрачивает способность осознать, сколь губительным для страны и для него является этот мировой проект. В итоге расколотая нация не может найти согласие ни по одному вопросу своего прошлого, настоящего и будущего и достичь национального консенсуса по важнейшим направлениям мировой стратегии и внешней политики в тот самый момент, когда государство подвергается массированному давлению извне.
США воюют с террористами за имперские интересы и «глобальное управление», Россия - за «живот». В этой борьбе союзник не проявляет солидарности с Россией в вопросах ее территориальной целостности и ее сфер влияния от Балтики до Черноморья. «Антитеррористическая солидарность» носит временный ситуационный характер и в форме так называемого стратегического партнерства развивается никогда не прекращавшееся стратегическое соперничество.
Явление терроризма в мире, в том числе и в Чечне, вскрывает много измерений. Здесь и кризис международного права, запрещающего объявление войны, которое предполагает право на оборону, что не оставляет места для сопротивления традиционными методами. С другой стороны, здесь и чудовищная дегуманизация сознания, которой не было в самых кровопролитных войнах прошлого, ибо жертва для террориста не адресат его требований, а просто вещь.
Налицо и новое общее возрастание фактора силы в начавшемся этапе нового передела мира, о чем свидетельствуют следующие почти ежегодно военные акции США против мешающих глобальному управлению стран. Они же разрешены лишь избранным и, несмотря на масштабность разрушений и жертв, именуются в соответствии с идеологией глобализма уже не войнами, а «гуманитарными интервенциями» или «акциями возмездия», исключающими право на цивилизованный ответ.
При этом так называемые «обычные вооружения» достигли качественно фантастического уровня, а методы их применения – системы электронного наведения и средства доставки с воздуха принципиально изменили стратегию и тактику военных действий. Развитие «обычных вооружений» повторяет путь, на котором в свое время оказался процесс ядерных вооружений. Ядерная гонка – достижение превосходящих количественных параметров разрушительности была обессмыслена. Сдерживание можно было обеспечить уже только системами противоракетной обороны. Точно так же противостоять новейшим системам обычных вооружений США, опробованным в Югославии и Афганистане, могут лишь считанные страны, обладающие столь же совершенными системами ПВО.
Поскольку нанесение воздушных ударов в любой точке земли стало возможным и достигает поставленной цели, такое положение принципиально изменяет само понятие о боевых действиях. В них участие личного состава нападающей армии стало фактически номинальным, а сопротивление самой самоотверженной и многочисленной армии обороняющейся стороны – технически невозможным и бессмысленным.
«Рядовой Райан» боится и не собирается воевать лицом к лицу, он воюет по компьютеру против армии, уже не способной отразить удар суперсовременных обычных вооружений, но еще способной от него укрыться в отличие от удара ядерного. В итоге качественно новые методы «обычной» войны нацелены вопреки псевдогуманистической риторике во все большей степени против гражданского населения, что имеет и другие подоплеки – как материальные, так и в области сознания современного либерального общества.
Почему в Югославии бомбардировки целенаправленно уничтожали объекты жизнеобеспечения городов? Погибло менее 100 военнослужащих сербской армии, но несколько тысяч гражданских лиц, более 400 детей. Это не случайность, а расчет воздействовать как на принципиально новые параметры существования индустриального общества, так и на новый тип сознания.
Урбанистическая цивилизация капитулирует не тогда, когда армия разбита, а когда останавливаются водопровод и канализация в миллионных городах. Шантаж властей как гуманитарными интервенциями, так и террористическими актами удается тогда, когда либеральное сознание «граждан мира», несопричастных судьбе своего Отечества, не отождествляет себя с нацией, ее историей и ее армией. Такое сознание – современный продукт идеологии глобализма и проповеди открытого гражданского общества.
Итак, печальным итогом материального «прогресса» в области развития военной мощи и «либерального прогресса» в области государственного и национального сознания стал правовой нигилизм, крушение основополагающего понятия международного права – суверенитета и денационализация сознания. Все это, увы, - объективные предпосылки к тому, чтобы терроризм стал не частным явлением, а, неизбежно, одной из форм противостояний в эпоху глобализма и философии гражданина мира: «где хорошо, там и отечество».