Антон Иванович - белый генерал

Министерство Общественного и Профессионального Образования Российской Федерации

Костромской Государственный Технологический Университет
Кафедра Политической Истории
Кибирев Олег Андреевич

Студент 1-ого курса экономического факультета

Группа 99-э-28-а

Антон Иванович Деникин

Реферат

Кострома

1999 г.

ПЛАН

Вступление (2-7)

1. Далёкое прошлое (8-18)

а). Детство. Юность

б). Ранние годы офицерства.

в). Русско – японская война.

г). Революция 1905-1906 гг.

2. Между двумя войнами. (19-21)

А). Служба в провинции.

Б). Военные кружки.

В). Командир полка.

3. Первая Мировая война. (21-27)

А). Начало войны.

Б). Неудачи на русском фронте.

В). Личная жизнь.

Г). Победы на Юго-западном фронте.

Д). Накал страстей.

Е). События в Петрограде. Реакция Деникина на переворот.

Ж). Арест Деникина. Заключение в Быхове. Бегство на Дон.

4. Начало Белого движения. (28-30)

А). Организация Добровольческой Армии.

Б). Цели добровольцев.

В). Успехи генерала Деникина.

5. Главнокомандующий вооружёнными силами Юга России .(31-33)

А). Человек и правительство.

Б). Рождение дочери.

В). Несбывшиеся надежды. Ошибки Деникина.

6. Перелом .(34-38)

А). Переход военной инициативы к красным.

Б). Эмиграция.

В). Жизнь в Англии. Работа над «Очерками…»

Г). Вторая мировая война. Под немцами.

Д). Отъезд за океан. Жизнь в США.

Е). Последние годы жизни.

Заключение (38-41)

Список литературы (42-43)

Генерал - лейтенант Антон Иванович ДЕНИКИН

(1872-1947 гг.) – яркая, диалектически противоречивая, трагическая историческая личность. История отвела ему роль одного из лидеров контрреволюции и белого движения в 1917-1920 гг., активного политического и общественного деятеля белой эмиграции в 1920-1947 гг. А.И. Деникин – носитель небезынтересного опыта становления как крупного военачальника в армии царской России в 1890 – 1917 гг. Кроме того, он был оригинальным военным писателем. Исследование этой исторической персоналии – крупная, самостоятельная и актуальная проблема отечественной исторической науки, новые парадигмы которой предоставляют уникальную возможность достичь максимальной объективности и историзма. Тем самым будут исправлены некоторые перекосы в историографии, которые, в силу конкретно-исторической обстановки,
сформировались в освещении деятельности А.И.Деникина. Его деятельность нашла свое отражение в советской, белогвардейской, белоэмигрантской, зарубежной и постсоветской историографии.

В советской историографии
она освещалась, главным образом, в комплексе с изучением истории революции и гражданской войны в России (1917-1920гг.). Причем исследовалась “деникинщина” как военно-политическое явление, а не сам А.И.Деникин как субъект исторических событий. По нашим подсчетам, в данном контексте в 20 – 80-е гг. было издано свыше 100 работ (1), различных по объему, жанру, научной значимости. Здесь можно выделить три историографических этапа: первый –

1920-1930-е гг; второй –

1930 – первая половина 1950-х гг.; третий –

вторая половина 1950-х-1991гг.

На первом историографическом этапе

(1920 – 1930-е гг.) появились воспоминания непосредственных участников вооруженной борьбы в гражданской войне на Юге России (.2), а также работы крупных советских государственных, партийных и военно-политических деятелей, принимавших участие в борьбе против А.И.Деникина (.3). Здесь есть отрывочные сведения именно о деятельности А.И.Деникина. Но больше повествуется о разгроме “деникинщины”. Особое же место занимает работа Н.Какурина (4). Автор ввел в научный оборот большое количество документов. Впервые достаточно подробно освещен 1 Кубанский (“Ледяной”) поход ДА.Кратко показаны умонастроения в различных слоях населения на территории, подконтрольной белым. Однако информация о А.И.Деникине у Н.Какурина рассредоточена по всему двухтомнику, она носит более констатирующий, а не аналитический характер. Важное место занимает работа Д.Кина (.5). Автор на основе протоколов заседаний ОС, газет, мемуаров рассматривает политику А.И.Деникина в рабочем, крестьянском, национальном вопросах, пытается проанализировать состояние тыла белых, экономическое положение. Время написания книги чувствуется почти что на каждой странице. Но в работе многие вопросы лишь поставлены, но не нашли разрешения. Положительно, однако, что автор представил, правда, довольно робко, попытки преобразований А.И.Деникина в период единоличной военной диктатуры как альтернативный вариант большевистскому развитию.

На втором историографическом этапе

(1930 – первая половина 50-х гг.),
проходившем под знаком культа личности Сталина, ученые была сориентированы на исследование разгрома “белогвардейских банд Деникина” (6). Но пока культ личности И.В.Сталина не набрал еще должной силы, в 1931 году вышла в свет работа А.И.Егорова, бывшего командующего Южным фронтом, представляющая особую ценность (7). Она выполнена на добротной документальной базе, которой располагал автор, являющийся крупным военным теоретиком. В труде раскрыты стратегические замыслы и решения А.И.Деникина в 1919 г.

Внутри третьего историографического этапа

(вторая половина 50-х –1991 гг.) можно выделить три диалектически взаимосвязанных периода: первый –
1956 – первая половина 60-х; второй –
вторая половина 60-х –первая половина 80-х; третий –
вторая половина 80-х –1991 г. В первом периоде
исследования проводились под эгидой политики преодоления последствий культа личности Сталина , выработанной на XX съезде КПСС (1956г.). Так, В.Т.Сухоруков в своей монографии (8) смело перешагнул через привычные шаблоны, анализируя военные аспекты боевых действий XI армии на Северном Кавказе против А.И. Деникина. Он предпринял попытку проанализировать процесс перегруппировки местных социально-классовых сил в пользу большевиков, резонно заключив, что это стало одной из ключевых причин поражения генерала. Правда, автор часто скатывается к пропагандистским лозунгам, которые подменяют научные заключения.

Восстановление авторитарных методов руководства исторической наукой, ограничение гласности обусловили развитие историографии во втором периоде.
Вышли в свет научные труды, выполненные в рамках политического ангажемента. Так, А.П.Алексашенко в своей монографии скатывается до пропагандистских клише, а порою просто к элементарным фальсификациям. Он превращает А.И.Деникина в выходца “из курских помещиков”, одного из самых “махровых реакционеров – монархистов” (9), хотя ни тем, ни другим генерал не был. Но вышли в свет и отдельные работы, где была предпринята попытка приблизиться к исторической правде в условиях жесткого идеологического диктата. Так в монографии Н.Г.Думовой (10) освещаются взаимоотношения генерала с партией кадетов в период его единоличной военной диктатуры. Небезынтересна и монография Г.З.Иоффе (11). В ней в обобщенном виде в специальной главе проанализирована политическая деятельность А.И.Деникина на Юге России в рамках единоличной военной диктатуры. Богатый фактический материал монографии, с точки зрения современных подходов исторической науки, позволяет исследователям сделать выводы и обобщения о политической деятельности А.И.Деникина, которые серьезно отличаются от выводов, сделанных Г.З.Иоффе. Много материала об участии А.И.Деникина в корниловском выступлении, о его роли и месте в генезисе ДА имеется в солидном труде В.Д.Поликарпова (12).

В третьем периоде
в условиях углубления кризиса в СССР, с утверждением ЦК КПСС курса на расширение гласности, подразумевавшего пересмотр истории советского государства по многим ключевым проблемам, произошли перемены в освещении и нашей проблемы. А.Г. Кавтарадзе в своей монографии (13) разоблачил и миф А.П.Алексашенко о А.И.Деникине – выходце “из курских помещиков”. Несколько вышла за принятые идеологические стереотипы и монография В.Д.Поликарпова (14).

Таким образом, в советской историографии в 1920 – 1991 гг. изданная литература содержит опосредованные, фрагментарные материалы о военной и политической деятельности генерала, главным образом, в период его единоличной военной диктатуры на белом юге России. Значительно меньше сведений введено в научный оборот о деятельности генерала в 1918 г. в период генезиса и развития белого движения на Юге России.

Историографический анализ литературы о военной и политической деятельности А.И.Деникина в 1917 г. показывает, что она, в основном, рассматривалась в контексте исследования “корниловщины”. А.И.Деникин показывался на фоне “ярого контрреволюционера” ген. Л.Г.Корнилова. Всемерно подчеркивалась и его контрреволюционность, и то, что он не был ключевой фигурой корниловского мятежа. Но из работы Г.З.Иоффе (15) видно, что генерал играл несколько большую роль в корниловском мятеже, чем ему это предписывалось. Еще меньше внимания уделялось анализу деятельности А.И.Деникина в белой эмиграции. Единственным научным исследованием здесь можно считать монографию Л.К.Шкаренкова, в которой кратко, но относительно объективно изложена позиция генерала в белой эмиграции накануне второй мировой войны (16). Но автор был вынужден политизировать свои выводы. Представляют интерес и научно-популярные очерки, в которых освещаются судьбы русских эмигрантов, в том числе и А.И.Деникина. Здесь есть много интересных фактов, но нет их научного анализа (17). Военная же деятельность А.И.Деникина в царской армии фактически не исследовалась.

Таким образом, историографический анализ опубликованной литературы в советский период (1920-1991 гг.) позволяет синтезировать вывод: политическая, военная и общественная деятельность А.И Деникина в 1890-1947 гг. не являлась предметом самостоятельного изучения. Разработка ее отдельных аспектов носила локальный характер.

Белогвардейская историография
представлена немногочисленными работами участников белого движения, вышедшими в свет в 1917- 1920 гг. Главное обстоятельство, детерминирующее их содержание, –революция и гражданская война. Авторы трудов – непосредственные участники событий, откликающиеся на злобу дня, не имеющие специальной исторической подготовки. Это воспоминания участников формирования ДА и ее I Кубанского (“Ледяного”) похода (18). Им в той или иной мере, свойственен трагический пафос, героизация “первопроходников” и А.И.Деникина. Их значимость усиливается такими обстоятельствами: труды написаны по горячим следам непосредственными участниками событий; при сравнительно небольшом количестве архивных документов по вышеозначенному периоду излагаемые в работах факты приобретают особую ценность; кроме восторженных оценок происходящих событий, проскальзывают и робкие критические мнения о военной и политической деятельности А.И Деникина,

Перекликаются с вышепроанализированной группой литературы работы деникинских пропагандистов о своем вожде. Они узко прагматичны: апологетика диктатора и его деяний (19). Агитационный характер брошюр не позволяет их рассматривать в качестве серьезных историографических работ. В особую группу литературы можно выделить немногочисленные публикации о деятельности А.И.Деникина в 1917 г. Представляют интерес воспоминания Я.Лисового о встрече А.И.Деникина и А.Ф.Керенского на Западном фронте в период подготовки летнего наступления русской армии в 1917 г. (20). Автор тонко подметил суть позиции двух военно-политических деятелей. Ярко описано внешнее поведение А.И.Деникина, который был не согласен с линией Временного правительства. Оригинальна и зарисовка журналиста В.Севского , из которой можно почерпнуть сведения о побудительных мотивах поддержки генералом корниловского выступления (21).

Таким образом, в литературе, изданной на белом Юге России, нет научных исследований политической и военной деятельности А.И.Деникина в 1917-1920 гг. Ярко выраженный антибольшевистский, антисоветский характер всех публикаций, логически влекущий за собой агитационный стиль изложения материала, не позволяет считать его объективным. Но здесь есть фактография на злобу дня.

Белоэмигрантская историография (1920-1940)
содержит многочисленные воспоминания, отражающие совсем недавно окончившиеся события гражданской войны. Здесь есть две диалектически взаимосвязанные группы: собственно мемуаристика (22) и мемуарно-исследовательские работы (23).

Общее для обеих групп этих работ – они написаны непосредственными участниками революции и гражданской войны в 1917-1920 гг., имевшими с А.И. Деникиным точки соприкосновения, или точки отталкивания, а порою состоявшие с ним в скрытой или открытой конфронтации. В группе работ мемуарно-исследовательского характера можно выделить труды двух крупных деятелей белого движения А.С.Лукомского и П.Н.Краснова. Оба автора используют большое количество документов, имевшихся в их распоряжении. Отдельные из них особенно, в работе П.Н. Краснова, носят уникальный характер. Но А.С.Лукомский, в отличие от П.Н. Краснова, понимал свой субъективизм (24). Эти работы отражают личные позиции авторов. Под их концепции зачастую подгоняются и введенные в научный оборот уникальные документы. Но без этих трудов материал о военной, политической деятельности А.И. Деникина в 1917-1920 гг. был бы неполным. Не меньший интерес представляет и труд П.Н. Врангеля (25). Здесь тоже введены в научный оборот уникальные документы. Одна из ключевых проблем в труде П.Н. Врангеля – его борьба за власть с А.И. Деникиным.

Особую значимость приобретает то, что в белой эмиграции были выполнены две неординарные работы историками-профессионалами. Н.Н. Головин, бывший профессор АГШ, выполнил на высоком уровне исследование “Российская контрреволюция в 1917-1918 гг.” (26). Автор поднял большой пласт социально - политических проблем, рожденных революцией. В работе широко представлены документы, в том числе и о деятельности А.И.Деникина в 1917 – 1918 гг. В работе историка-профессионала А.А.Зайцова (27), не принимавшего активного участия в гражданской войне, нашла отражение также военная и политическая деятельность А.И.Деникина. Историк не использовал в своем труде архивных документов, тщательно проанализировав, однако, опубликованные документы и литературу по истории гражданской войны. Но этот труд носит локальный и очерковый характер
.

Таким образом, доминирование работ мемуарного и очеркового характера над исследовательскими трудами, наличие в литературе фактографии при малом аналитическом материале, множество разночтений не позволяют утверждать, что политическая и военная деятельность А.И.Деникина в белоэмигрантской историографии освещена полно.

Особо следует выделить здесь книгу Д.Леховича (28). Она была опубликована в Нью-Йорке в 1974 г. В СССР не переводилась (29), но критиковалась с известных позиций советской исторической науки (30). Труд Д.Леховича, представляющий биографию А.И.Деникина, выходит далеко за рамки данного жанра. Главное его достоинство – введение в научный оборот большого количества документов, в том числе и отрывков из писем и литературных рукописей А.И.Деникина 1915-1947 гг., опубликованных автором с разрешения вдовы генерала К.В.Деникиной (урождённая Чиж). Взгляд на А.И.Деникина у автора сдержан. Этим он отличается существенно от классических биографов исторических деятелей. Д. Лехович не идеализирует генерала, резко критикует его действия. Целевым научным исследованием данный труд, однако, назвать нельзя: некоторые значительные эпизоды деятельности А.И.Деникина (например, его борьба и расправа над кубанскими “самостийниками”) выпали вообще из поля зрения автора; много описательности; нет научно-справочного аппарата; отсутствуют четкие, логические обобщения.
Интересна и работа дочери вождя белого движения М.А.Деникиной (по мужу Грей) “Мой отец генерал Деникин” (31). Это классический труд мемуарного характера с некоторым креном к мемуарно-исследовательским работам. Наиболее ценные фрагменты здесь – освещение жизни и деятельности А.И.Деникина в период немецкой оккупации Франции, так как автор пишет о том, что она лично наблюдала, будучи взрослым человеком. В каждой строчке чувствуется дочерняя любовь к отцу, но это порождает и сильный субъективизм.

Таким образом, в историографии ярко прослеживается персонифицированный анализ деятельности А.И.Деникина в 1890-1947 гг., но комплексных, обобщающих трудов нет.

В собственно зарубежной историографии
военная и политическая деятельность А.И. Деникина в 1917-1920 гг. освещена довольно широко. В 30-е гг. были изданы книги двух профессиональных писателей У.Чемберлина “Русская революция” (32) и Д.Стюарта “Белая армия в России: хроника контрреволюции и интервенции” (33). Они с научной точки зрения представляют ярко выраженные компилятивные издания. В 1971 г. вышла в свет книга Р.Лаккета “Белые генералы”. (34). Очерковый характер работы не позволил автору достичь научной глубины исследования..

Неординарным явлением стала, по нашей оценке, книга В.В.Рыбникова и В.П.Слабодина. Это первое в постсоветской историографии научное исследование белого движения, выполненное с новых методологических подходов. Авторы опирались на обширную источниковую базу, ядро которой составляют архивные документы (35)
.

Важным источником в характеризуемой группе являются работы лидеров белого движения и белой эмиграции.
В них содержится много документально-фактического, а также и аналитического материала. Они издавались в условиях, где не было идеологического диктата государства. Лидеры белого движения, как правило, добросовестно подбирали документы для своих трудов, которые обычно использовались иллюстративным методом. Но приходится отмечать, что, публикуя в своих работах документы без преднамеренных искажений,
они все-таки подгонялись под их авторскую концепцию. Особо значимый источник здесь – произведения А.И.Деникина.
Самое крупное из них – “Очерки Русской Смуты”
(36). Уже само название томов (37)
показывает, что автор охватил масштабные вопросы. Примечательно, что первый том “Очерков” был доставлен В.И.Ленину, который внимательно изучил его и почти на каждой странице сделал пометки (38). Как показывает их изучение, В.И.Ленина интересовали, в первую очередь, социально-политические проблемы, освещаемые А.И.Деникиным. В.И.Ленин остался верен классовому подходу в оценке событий и личному стилю ведения полемики. Он сопроводил одно из рассуждений генерала пометкой, что автор работы рассуждает о классовой борьбе “как слепой щенок” (39). Текстологический анализ “Очерков” привел исследователя к выводу, что в них А.И.Деникин выступает в трех качествах: мемуарист, историк-исследователь и публикатор документов.

А.И.Деникин – мемуарист раскрылся в “Очерках” во всем богатстве литературных приемов. Налицо и все недостатки жанра: ретроспективность; описание событий, детерминированное возможностями человеческой памяти; личностное начало, выражающееся в субъективизме оценок явлений и т.д.
Аспекты “Очерков”, где А.И.Деникин выступает в качестве историка, наиболее противоречивы. Автору не хватало базовой исторической подготовки. Поэтому он и допустил ошибки: работа не снабжена научно-справочным аппаратом; произвольно, необоснованно смещены акценты (некоторые масштабные события описываются штрихами, а мелкие - излишне детализированы); достоверность отдельных фактов вызывает сомнения; некоторые противоречия, имеющиеся в труде, автором никак не объясняются, он как бы не замечает их; нет четких выводов и обобщений.
Наиболее удачно А.И.Деникин выступил в своих “Очерках” в качестве публикатора документов. Он ввел в научный оборот уникальные материалы, которыми располагал. Необходимо подчеркнуть, однако, что автор избирательно подходил к подбору документов. Они должны были соответствовать его концепции.

Следовательно, “Очерки Русской Смуты” А.И.Деникина – это самое крупное произведение из написанных трудов лидерами белого движения, охватывающее эпохальные события отечественной истории. Они имеют большую познавательную и научную ценность. Но современный исследователь, работая с “ Очерками”, должен учитывать следующее: в них содержатся уникальные документы, оригинальные мемуарные зарисовки, небесспорные авторские оценки событий, вытекающие из анализа их; отсутствует научно-справочный аппарат; есть факты, достоверность которых вызывает сомнение; субъективистские трактовки исторических явлений; труд выполнил не профессиональный историк.
Но в целом труд мемуарно-исследовательского характера,
написанный бывшим Главкомом ВСЮР, – важнейший источник для изучения истории русской армии, первой мировой войны, революции и гражданской войны, белого движения.

В советской периодике 20 – 80 гг. материалов о А.И.Деникине мало, да и те носят обличительный характер. Это – следствие жесткого идеологического и организационного контроля над средствами массовой информации со стороны КПСС. Небезынтересно, что сам А.И.Деникин в статье, написанной незадолго до смерти и опубликованной за рубежом через три года после его кончины, отмечал: СССР – “единственная страна, где нет общественного мнения, т. к. все средства массовой информации государственные” (40). Значительно больше сведений о А.И.Деникине в советском официозе времен революции и гражданской войны. Но все они носят агитационно-пропагандистский характер. Есть здесь и прямые фальсификации.

Все это имеет место, как показывает анализ, и в официозе белого Юга России. Но здесь существовало множество партийных, частных изданий различной ориентации. Монопольного контроля над прессой у деникинской администрации, в отличие от советского правительства, не было. Поэтому в анализируемой периодике есть критический материал о генерале. В белоэмигрантской периодике сведений о военной, политической и общественной деятельности А.И.Деникина значительно больше, нежели в советских изданиях.

«Сим с приложением церковной печати свидетельствую, что в метрической книге Ловичской приходской Предтеченской церкви за 1872 год акт крещения младенца Антония, сына отставного майора Ивана Ефимова Деникина, православного исповедания, и законной же­ны его, Елисаветы Федоровой, римско-католического исповедания, за­писан так: в счете родившихся мужеска пола № 33-й, время рождения: тыся­ча восемьсот семьдесят второго года, декабря четвертого дня. Время крещения: того же года и месяца декабря двадцать пятого дня.

На подлинном подписал: Настоятель Ловичской приходской Пред­теченской церкви священник Веньямин Скворцов».(28.с11).

Имя генерала А. И. Деникина вошло в историю , как имя главы вооруженных сил юга России в самый острый период гражданской войны. Сменив на посту павшего смертью храбрых генерала Корни лова, Деникин со своими армиями подошел к Москве ближе, чем кто либо иной из белых вождей. Но силы оказались неравными. Пред приятие потерпело неудачу, и А. И. Деникин, передав пост гене ралу Врангелю, сошел со сцены вооруженной борьбы.

Хотя Деникина крестили в Ловиче, родился он во Влоцлавске, уездном городе Варшавской губернии, входившей в те времена в состав Российской империи.

Влоцлавск был тихим, захолустным местом, с польским и еврей­ским населением, не превышавшим двадцать тысяч человек, без куль­турной и общественной жизни, даже без городской библиотеки. Но было там реальное училище, куда впоследствии и поместили юного Деникина. Русское население состояло из небольшого числа военных и гражданских служащих.

Детство Деникина прошло не только в бедности, но и в беспро­светной нужде. Отец его, Иван Ефимович, из крепостных крестьян Са­ратовской губернии, родился в 1807 году, за пять лет до наполеонов­ского нашествия на Россию. Двадцати семи лет от роду он был сдан помещиком в рекруты. Дослужился от солдата до майора.

В 1869 году Иван Ефимович вышел в отставку в чине майора, а через два года, шестидесяти четырех лет от роду, женился вторым браком на поль­ке-католичке Елизавете Федоровне (Францисковне) Вржесинской. От этого брака и родился в 1872 году сын Антон.

Елизавета Федоровна происходила из семьи обедневших мелких землевладельцев, и ко времени знакомства с Иваном Ефимовичем единственным ее заработком на жизнь было шитье. Заработок приносил гроши, и на них она старалась содержать себя и своего ста­рого отца.

«Помню нашу убогую квартирку во дворе на Пекарской улице (во Влоцлавске),— писал впоследствии Антон Иванович,— две комна­ты, темный чуланчик и кухня. Одна комната считалась «парадной» — для приема гостей, она же столовая, рабочая и проч.; в другой, темной комнате — спальня для нас троих, в чуланчике спал дед (отец мате­ри), а на кухне — нянька. Нянька моя Аполония, в просторечье Поло-ся, поступив к нам вначале в качестве платной прислуги, постепенно врастала в нашу семью, сосредоточила на нас все интересы своей оди­нокой жизни, свою любовь и преданность и до смерти своей с нами не расставалась. Я похоронил ее в Житомире, где командовал полком». (41, с.12)

И читая эти строки из незаконченной автобиографии А. И. Дени­кина «Путь русского офицера», диву даешься, что в 1966 году изда­тельство Московского университета сочло возможным выпустить книжку «Крах деникинщины», где автор А. П. Алексашенко с аплом­бом невежды утверждает, что Деникин был «выходцем из курских помещиков». Факт в том, что Антон Иванович Деникин — один из вож­дей борьбы против коммунизма — был, несомненно, более «пролетар­ского происхождения», чем его будущие противники — Ленин, Троцкий и многие другие.

Но вернемся к детству Деникина и к тем эпизодам его юности, которые сыграли роль в формировании характера и взглядов и так или иначе, оказали влияние на дальнейший ход его жизни.

Несмотря на натянутые русско-польские отношения того времени, жизнь в семье Деникиных шла мирно и дружно. Отец всегда говорил дома по-русски, мать — по-польски. Не было недоразумений и в воп­росе религии: отец ходил в православную церковь, мать — в костел. Сына воспитывали «в русскости и православии». Отец был глубоко верующим человеком, не пропускал церковных служб и сына всегда водил с собой в церковь. С детства Антон Иванович стал прислужи­вать в алтаре, петь на клиросе, бить в колокол, а впоследствии читать Шестопсалмие и Апостола.

Нет сомнения, что Антон Иванович искренне любил своего отца и глубоко был к нему привязан. Несомненно также, что от отца он унаследовал многие черты своего характера.

Вот как он описывает их отношения:

«Меня отец не поучал, не наставлял. Не в его характере это было. Но все, что отец рассказывал про себя и про людей, обнаруживало в нем такую душевную ясность, такую прямолинейную честность, та­кой яркий протест против всякой человеческой неправды и такое стои­ческое отношение ко всяким жизненным невзгодам, что все эти разго­воры глубоко запали в мою душу». (41, с.28)

Мать часто жаловалась на судьбу, беспросветную нужду, отец — никогда. В сундуке лежал его последний военный мундир, пересыпан­ный от моли нюхательным табаком. Отец хранил его как зеницу ока «на предмет непостыдныя кончины — чтоб хоть в землю лечь солда­том».

Молодой Деникин воспринимал бедность своей семьи как нечто вполне естественное. Одним из немногих случаев, где подсознательно он ощутил социальную несправедливость, произошел, когда шести лет босым играл он с ребятишками на улице. Проходил мимо инспектор реального училища и увидел, как один из великовозрастных семи­классников дружески возился с Антоном и подбрасывал его в воздух, что доставляло ребенку большое удовольствие. Инспектор остановил­ся и сделал семикласснику замечание: «Как вам не стыдно возиться с уличными мальчишками!»

«Я свету Божьего невзвидел от горькой обиды,— вспоминал этот эпизод Антон Иванович. — Побежал домой, со слезами рассказал от­цу. Отец вспылил, схватил шапку и вышел из дому: «Ах, он, сукин сын! Гувернантки, видите ли, нет у нас. Я ему покажу!»

Пошел к инспектору и разделал его такими крепкими словами, что тот не знал, куда деваться и как извиняться». (41, с.59)

Русской грамоте Антось, так молодого Деникина звали дома, выу­чился четырех лет. А в 1882 году, в возрасте девяти лет, он выдержал экзамен в первый класс Влоцлавского реального училища.

Это было важным событием и большой радостью для родителей. Впервые в жизни повели они своего сына в кондитерскую и угостили его шоколадом и пирожными.

Реальные училища, созданные в Германии в XVIII веке, начали прививаться в России с конца 30-х годов прошлого столетия. В проти­вовес классическим гимназиям это были общеобразовательные учеб­ные заведения, преследовавшие практические цели. Вместо преиму­щественного изучения классицизма, древних языков и писаний латин­ских и греческих классиков реальные училища выпускали молодежь с хорошим знанием математики, физики, химии, космографии, естественной истории, рисования и черчения. Они готовили компетентные кадры к поступлению в высшие специальные учебные заведения, ин­женерные училища.

В те далекие времена русские молодые люди в поисках «правды» часто отходили от церкви и искали разрешение вопроса: в чем смысл жизни — в антирелигиозных учениях.

Не избежал этих исканий и молодой Деникин. «Больше всего, — писал он на склоне лет, — страстнее всего занимал нас вопрос рели­гиозный, не вероисповедный, а именно религиозный — о бытии Бога. Бессонные ночи, подлинные душевные муки, страстные споры, чтение Библии наряду с Ренаном и другой «безбожной» литературой... Я лично прошел все стадии колебаний и сомнений и в одну ночь (в 7-м клас­се), буквально в одну ночь пришел к окончательному и бесповоротному решению:

Человек — существо трех измерений — не в силах сознать выс­шие законы бытия и творения. Отметаю звериную психологию Ветхого Завета, но всецело приемлю христианство и Православие.

Словно гора свалилась с плеч!

С этим жил, с этим и кончаю лета живота своего!» (41, с.189)

Несмотря на успешное окончание реального училища, выбор карь­еры предопределился окружающей обстановкой. С раннего детства, под влиянием рассказов отца, Антон Деникин пристрастился к воен­ной жизни. С местными уланами ездил он на водопой и купание ло­шадей, ходил на стрельбища стрелковых рот, за случайно перепавший пятак покупал у солдат боевые патроны, сам их разряжал, а порох употреблял для закладывания и взрывания фугасов. Одним словом, военная служба была его мечтой. Стал он также хорошим гимнастом и отличным пловцом, одним из лучших среди ребятишек, полоскав­шихся в Висле.

Предварительно записавшись вольноопределяющимся, то есть ря­довым, в один из стрелковых полков, Антон Деникин поступил осенью 1890 года незадолго до того открывшееся Киевское юнкерское учи­лище (с военно-училищным курсом).

Началась суровая солдатская жизнь: еда — солдатская, казенное обмундирование и белье — солдатское, и получал он солдатское жало­ванье в размере 22 1/2 копеек в месяц.

На подобное жалованье раскрутиться было трудно. Не хватало даже на табак... Из скудной пенсии и ничтожного заработка мелким вышиванием мать посылала сыну 5 рублей в месяц.

После окончания двухлетнего курса в училище А. И. Деникин в 1892 году был произведен в офицеры. Вышел он подпоручиком во 2-ю полевую артиллерийскую бригаду, расквартированную в городе Бела Седлецкой губернии, в 159 верстах от Варшавы.

Дворянский состав русского офицерства сохранился лишь в гвар­дии. В армии он быстро сходил на нет — демократизация шла полным ходом.

«Выросло новое поколение людей, — писал А. И. Деникин, — обла­давших менее блестящей внешностью и скромными требованиями жизни, но знающих, трудолюбивых, разделяющих достоинства и недо­статки русской интеллигенции». (41, с.91)

К этой категории он, несомненно, причислял самого себя.

Людям, незнакомым с русской военной историей, покажется поч­ти невероятным, что в старой императорской русской армии к началу первой мировой войны офицерство на 60 процентов состояло из разно­чинцев, людей недворянского происхождения.

И в то время как разночинцы в литературе и других свободных профессиях часто приносили с собой ненависть к существовавшему строю, разночинцы, попавшие в корпус офицеров, в большинстве сво­ем явились оплотом русской государственности — генералы Алексеев, Корнилов и Деникин первыми подняли оружие против захвативших власть большевиков.

Город Бела, куда попал Деникин, в культурном отношении вряд ли многим отличался от Влоцлавска. Вспоминая свое пребывание здесь, А. И. Деникин говорил, что это была типичная стоянка для большинства войсковых частей, заброшенных в захолустья Варшав­ского, Виленского, отчасти Киевского военных округов.

По своим духовным запросам и благодаря начитанности Деникин стоял выше рядового офицерства. Быть может, потому в компании своих сверстников он был не слишком разговорчив, но пользовался большим авторитетом и всеобщим уважением. К его мнению прислу­шивались, «на него» приглашали — «приходите сегодня, посидим, поговорим — Деникин будет». Немало таких свидетельств дошло до нас от людей, знавших его в молодости.

Он был содержательным человеком, стремившимся анализировать явления жизни. Обладал незаурядным ораторским талантом. Тогда, в молодости, он выражался лишь в «застольных речах», приветствиях тем, кого чествовали, прощальных словах тем, кто уходил, а иногда и в речах на злободневные военные вопросы. После революции 1917 года имя Деникина, как яркого и бесстрашного оратора, стало широко известно в России.

Голос у него был низкий и звучно покрывал большое пространство. Роста он был ниже среднего, скорее низкого, крепкого, коренастого сложения, склонен к полноте. Густые нависшие брови, умные прони­цательные глаза, открытое лицо, большие усы и клином подстрижен­ная борода. Впоследствии, когда волосы стали редеть, Деникин начал брить голову наголо.

Осенью 1895 года, после нескольких лет подготовки, Антон Ива­нович выдержал конкурсный экзамен в Академию Генерального шта­ба, окончание которой — при наличии способностей и удачи — сулило офицеру возможность большой военной карьеры.

После детства и юности, проведенных в глухой провинции, жизнь в Петербурге повернулась к Деникину совершенно новыми для него сторонами. Впервые пришлось ему видеть императора Николая II, впервые быть на придворном балу в Зимнем дворце. Академия Гене­рального штаба получила туда 20 приглашений, и одно из них доста­лось Деникину. «Я и двое моих приятелей держались вместе, — вспо­минал Деникин. — На нас, провинциалов, вся обстановка бала произ­вела впечатление невиданной феерии по грандиозности и импозант­ности зала, по блеску военных и гражданских форм и дамских кос­тюмов, по всему своеобразию придворного ритуала. И вместе с тем в публике, не исключая нас, как-то не чувствовалось никакого стесне­ния ни от ритуала, ни от неравенства положений».

Впервые также столкнулся Деникин с петербургской интелли­генцией разных толков, со студентами и курсистками, с нелегальной литературой, печатавшейся левыми эмигрантами того времени за гра­ницей и переправлявшейся в Россию. Все это было ново, все интерес­но, обо всем хотелось составить собственное суждение.

Нелегко было ему совместить наплыв новых впечатлений с ака­демическими занятиями. Один из товарищей по академии, знавший Деникина с его первого офицерского чина, оставил интересное сви­детельство на эту тему:

«В академии Антон Иванович учился плохо; он окончил ее по­следним из числа имеющих право на производство в Генеральный штаб. Не потому, конечно, что ему трудно было усвоение академиче­ского курса. Да и курс этот вопреки существовавшему тогда в армии и обществе мнению не был труден. Он был очень загроможден. Академия требовала от офицера, подвергнутого строгой учебной дисцип­лине, всего времени и ежедневной регулярности в работе. Для лич­ной жизни, для участия в вопросах, которые ставила жизнь общественная и военная вне академии, времени почти не оставалось. А по свойствам своей личности Антон Иванович не мог не урывать време­ни у академии для внеакадемических интересов в ущерб занятиям. И если все же кончил ее, то лишь благодаря своим способностям».

Однако в Генеральный штаб он попал не сразу, хотя имел на то полное право. Этот факт сыграл настолько важную роль в жизни Деникина, что следует на нем остановиться.

В академии, к моменту ее окончания Деникиным, произошла большая перемена. Начальник академии, генерал Леер, известный не только в русских, но и в европейских военных кругах как выдаю­щийся лектор в области стратегии и философии войны, был смещен. На его место был назначен генерал Сухотин, человек, по-видимому, сумбурный, властный и грубый, но бывший другом военного министра. Он открыто критиковал своего предшественника, его методы, систе­му обучения и сразу же начал их ломать.

Достаточно сказать, что список офицеров, назначенных r Гене­ральный штаб, перед самым их выпуском из академии менялся Сухо­тиным совершенно произвольно четыре раза. В два первых списка имя Деникина было включено, но в два последних не попало.

Это было нарушением всех правил. Вскоре выяснилось, что, ми­нуя конференцию академии и непосредственное начальство, а также пользуясь своей близостью к военному министру Куропаткину, Сухо­тин отвозил ему доклады об «академических реформах» и привозил их обратно с надписью: «Согласен».

Примириться с подобным произволом Деникин не мог. Годы ли­шений, упорного труда, приобретенные знания, широкий кругозор, надежды на будущее — все это сразу сводилось на нет властной во­лей одного человека. И он прибег к единственному законному способу, предусмотренному дисциплинарным уставом, — к жалобе.

«Так как нарушение закона и наших прав,—писал он впослед­ствии, — совершено было по резолюции военного министра, то жало­бу надлежало подать на него — его прямому начальству, то есть Го­сударю Императору... Я написал жалобу на Высочайшее имя...» (41, С.144).

В военном быту, проникнутом насквозь идеей подчинения, такое восхождение к самому верху иерархической лестницы являлось фак­том небывалым.

Деникин предложил своим товарищам по несчастью последовать его примеру, но они не решились.

В бюрократическом Петербурге сей эпизод быстро превратился в большое событие. О нем говорили, его обсуждали, делали догадки, чем «этот скандал» кончится. Казалось невероятным, что молодой человек, Бог знает откуда взявшийся, без имени, без связей, без про­текции, посмел вдруг ополчиться против всесильной бюрократии. Штабс-капитан — против военного министра! Педагогический персо­нал и все товарищи Деникина по академии были на его стороне. Про­изошла большая несправедливость, и они всячески старались проя­вить к нему внимание и сочувствие. Начальник же академии, генерал Сухотин, хотел придать жалобе Деникина характер «крамолы». Военный министр приказал собрать академическую конференцию, обсуждения этого вопроса. Конференция вынесла решение: деист начальника академии незаконны. Но решение положили под сук Военное начальство всеми способами пыталось замять дело, но так чтобы не осрамиться, чтобы не попасть в глупое положение. В результате Деникина и трех других неудачников вызвали в академию «поздравили» с вакансиями в Генеральный штаб. Однако Деникин сообщили, что он будет причислен к Генеральному штабу лишь том случае, если возьмет обратно свою жалобу, заменив ее заявлением, что, мол, хоть прав он никаких на то не имеет, «но, принимая внимание, потраченные годы и понесенные труды, просит начальниковской милости...».

Однако академическое начальство не учло психологии Деникин Он возмутился и вспылил: «Я милости не прошу. Добиваюсь толы того, что мне принадлежит по праву».

Так впервые открыто проявились две черты деникинского характера: гражданское мужество и твердость.

Но слишком много впутано было в эту историю бюрократического самолюбия. Деникина не причислили к Генеральному штабу за характер!

Через некоторое время пришел ответ из «Канцелярии прошения на Высочайшее имя подаваемых». Жалобу Деникина решено был оставить без последствий.

Таким образом, поднятый шум пошел впрок лишь трем его товарищам, жалобы не подавшим, сам же Деникин остался в проигрыше.

Любопытное наблюдение по этому поводу записал один из близких к Деникину людей:

«Обиду несправедливостью молодой капитан Деникин переживал очень болезненно. По-видимому, след этого чувства сохранился до конца дней и у старого генерала Деникина. И обиду с лиц, непосред­ственно виновных, перенес он — много резче, чем это следовало, Но режим, на общий строй до самой высочайшей, возглавляющей его вершины».

Так или иначе, все происшедшее оставило в душе Деникина горь­кий осадок и «разочарование в правде монаршей». «Каким непрохо­димым чертополохом,—думал он, — поросли пути к правде!» Это его собственные слова.

Итак, делать было нечего: все надежды рухнули. Весной 1900 года Антон Иванович вернулся в свою артиллерийскую бригаду в го­род Бела. Там снова начались томительные будни.

Два года спустя, когда страсти улеглись, написал он из своей про­винции личное письмо военному министру генералу Куропаткину и спокойно изложил ему «всю правду о том, что было».

Куропаткин, прежде смотревший на эту историю лишь глазами генерала Сухотина, на этот раз сам проверил все факты и убедился в своей неправоте. К чести Куропаткина, во время ближайшей ауди­енции у государя он «выразил сожаление, что поступил несправедливо, и испросил повеления» на причисление Деникина к Генераль­ному штабу.

Пять лет (в общей сложности), проведенных Деникиным в горо­де Бела, не прошли для него бесследно. В свободное время он начал писать. Его рассказы из военного быта и статьи военно-политическо­го содержания печатались в течение ряда лет, вплоть до первой ми­ровой войны, в журнале «Разведчик» и одно время, до 1904 года, в «Варшавском дневнике». Псевдоним он взял себе «И. Ночин». В своих «Армейских заметках» Деникин умудрялся, несмотря на дисципли­нарные требования, хлестко обрисовывать отрицательные стороны ар­мейского быта и отсталость командного состава. Это было началом его литературной деятельности.

Там же, в Беле, жил некий Василий Иванович Чиж. Недавно еще сам офицер-артиллерист, он был местным податным инспектором. С ним и его женой Антон Иванович подружился. В год производства Деникина в офицеры у супругов Чиж родилась дочь Ася. Три года спустя Антон Иванович подарил ей на Рождество куклу, у которой открывались и закрывались глаза. Девочка запомнила этот подарок, на всю жизнь.

В январе 1918 года в Новочеркасске, перед уходом Добровольческой армии в свой знаменитый первый поход, она стала женой генерала Деникина.

Потеряв после окончания академии два года, Деникин летом 1902 года был, наконец, переведен в Генеральный штаб. Служба его проходила сперва в штабе 2-й пехотной дивизии в Брест-Литовске;

Затем для ценза командовал он в Варшаве ротой 183-го пехотного Пултусского полка; а потом, осенью 1903 года получил опять назначение в Варшаву, в штаб 2-го кавалерийского корпуса на должность офицера Генерального штаба. Здесь в чине капитана и застала его русско-японская война.

Непродуманная и легкомысленная русская политика на Дальнем Востоке столкнулась в начале нынешнего века с захватническими ус­тремлениями Японии, где уже тогда зарождались грандиозные планы доминирования на азиатском континенте. Подготовившись сама к войне, Япония знала, что Россия не сможет отразить вооруженное вторжение здесь, на Востоке, за тысячи километров от центра. Без объявления войны Япония внезапно, в ночь на 27 января (ст. ст.) 1904 года, напала на русскую эскадру в Порт-Артуре и вывела из строя два русских броненосца «Ретвизан» и «Цесаревич» и крейсер «Палладу». Этот пиратский налет сразу дал японцам превосходство на море и возможность беспрепятственно перевозить войска на ма­терик.

Русское общественное мнение мало интересовалось Дальним Вос­током, и война с Японией явилась для него полной неожиданностью. Война была непопулярна. По мнению Деникина, единственным стиму­лом, оживившим чувство патриотизма и оскорбленной национальной гордости, было предательское нападение на Порт-Артур.

Деникин очень остро переживал японскую агрессию и считал своим долгом возможно скорее попасть на фронт.

Войска Варшавского военного округа, где он служил, не подлежа­ли отправке на Дальний Восток. Они оставались заслоном на русской границе с Германией и Австро-Венгрией. Несмотря на болезнь (пор­ванные связки на ноге в результате несчастного случая), Деникин сра­зу же подал рапорт о командировании его в действующую армию.

На японскую войну Деникин попал в чине капитана. На фронте боевая деятельность быстро выдвинула его в ряды выдающихся офи­церов Генерального штаба.

Попав, сначала на должность начальника штаба одной из бригад Заамурского округа пограничной стражи, Деникин затем стал на­чальником штаба Забайкальской казачьей дивизии под командованием генерала Ренненкампфа и закончил, войну в конном отряде генерала Мищенко — начальником штаба Урало-Забайкальской дивизии.

По своей природе он не слишком любил штабную работу. Его всегда тянуло на более активную роль командира боевого участка на фронте. Эту роль он несколько раз отлично совмещал с должностью начальника штаба.

В историю русско-японской войны вошли названия нескольких сопок, где особенно ярко проявился русский героизм. «Деникинская сопка», близ позиций Цинхеченского сражения, названа в честь схватки, в которой Антон Иванович штыками отбил наступление не­приятеля.

Например, в ноябре 1904 года во время Цинхеченского боя гене­рал Ренненкампф, по просьбе Деникина, послал его в авангард заме­нить командира одного из казачьих полков. Деникин блестяще вы­полнил свою миссию и штыками отбил японские атаки.

За отличие в боях Деникина быстро произвели в подполковники, затем в полковники. В те времена производство в полковники на три­надцатом году службы свидетельствовало об успешной карьере.

Еще до японской войны недовольство правительством в левых кругах интеллигенции проявлялось в различных выступлениях и даже в политических убийствах. (Были убиты министр народного просвеще­ния Боголепов и министр внутренних дел Сипягин). Но военные просчеты дали повод открыто пойти на разрыв с непопулярным прави­тельством.

Каждая новая неудача на фронте увеличивала раздражение и кри­тику, которые затем перешли в беспорядки. Начались террористичес­кие акты, аграрные волнения, крестьяне сводили счеты с помещиками, жгли и громили их усадьбы. В Петербурге и других городах образова­лись Советы рабочих депутатов—предвестники Советов 1917 года. И впервые там промелькнула беспокойная фигура Льва Троцкого. Волна забастовок прокатилась по России. В октябре 1905 года всеобщая политическая забастовка, включая железные дороги, парализовала на время жизнь страны. Прошли военные бунты, вспыхнуло вооруженное восстание в Москве. Хаос анархии охватил всю страну.

Начиналась первая русская революция — прелюдия к тому, что произошло в 1917 году.

В создавшихся условиях правительство не могло продолжать войну. В сентябре 1905 года был заключен Портсмутский мир.

С дальневосточной окраины по Сибирскому пути внутрь России двинулась волна демобилизованных солдат. В эту волну попал и Де­никин.

В то время как действующая армия каким-то чудом сохранила свою дисциплину, солдаты запаса быстро разлагались под влиянием антиправительственной пропаганды. Они буйствовали, бесчинствовали по всему армейскому тылу. Не считаясь ни с чем, требовали немедлен­ного возвращения домой. Военное начальство растерялось. Не органи­зовав ни продовольственных пунктов вдоль Сибирского пути, ни охра­ну этой бесконечно длинной дороги, командование приказало выда­вать в Харбине кормовые деньги запасным сразу на все путешествие. Затем их отпускали одних без вооруженной охраны поездов. Резуль­тат легко можно было предвидеть: деньги пропивались тут же, а по­том голодные толпы солдат громили и грабили все, что попадало под руку. А вдоль магистрали тем временем как грибы после дождя вы­росли вдруг различные «республики»: Иркутская, Красноярская, Чи­тинская и т. д. В отличие от петербургского Совета рабочих депутатов советы этих «республик» включали также группы солдатских депута­тов.

Впервые пришлось Деникину близко наблюдать «выплеснутое из берегов солдатское море».

Самое бурное время первой революции провел он на Сибирской магистрали. Из-за забастовок газет на пути не было, достоверных све­дений о том, что происходило в России, тоже не поступало.

А запасные продолжали бушевать, безобразничать и захватывать силой паровозы и поезда, чтобы вне очереди пробираться в европей­скую Россию. Поезд, в котором ехал Деникин, набитый солдатами, офи­церами и железнодорожниками, пытался идти легально, то есть по ка­кому-то расписанию и соблюдая очередь. Но ничего из этого не получа­лось. Делали они не больше 150 километров в сутки, а иногда, проснув­шись, видели, что их поезд стоит, на том же полустанке, так как ночью запасные проезжавшего эшелона отцепили, и захватили их паровоз. Наконец потеряв терпение, Деникин и еще три полковника образовали небольшую вооруженную часть из офицеров и солдат. Комендантом поезда объявили старшего из четырех полковников, отобрали паровоз у одного из бунтующих эшелонов, назначили караул и с вооруженной охраной двинулись в путь полным ходом. Сзади за ними гнались эше­лоны взбунтовавшихся солдат, впереди их ждали другие, чтобы пре­градить дорогу, в любую минуту грозила кровавая расправа. Но при виде организованной вооруженной команды напасть никто не решал­ся. Ехали они большей частью без путевок, передавая иногда с дороги распоряжение по телефону начальникам попутных станций, «чтоб путь был свободен».

Как ни странно, это фантастическое путешествие закончилось благополучно. Деникин этот эпизод хорошо запомнил. Он понял, что при безвластии и государственной разрухе даже маленький кулак — сила, с которой считаются.

До Петербурга добрался он в начале января 1906 года, проведя не­дели две в Харбине и свыше тридцати суток в дороге.

Правительство, вынужденное под давлением событий идти на ус­тупки, формально признало конец неограниченной монархии. Мани­фестом 17 октября 1905 года оно обещало даровать населению консти­туцию, свободу слова, совести, собраний, союзов, неприкосновенность личности. Более правая часть оппозиции, умеренные либералы из иму­щих классов, уже достаточно напуганные общественными эксцессами, перешли тогда на сторону правительства.

Еще в августе 1905 года был издан манифест об учреждении Госу­дарственной думы, Но этот манифест никого не удовлетворил, ибо Ду­ма трактовалась в нем как учреждение «совещательного» характера при самодержавной власти. Манифест же 17 октября объявлял незыбле­мое правило: никакой закон не может войти в силу без одобрения Го­сударственной думы. Он тоже обещал, что народным избранникам бу­дет дана возможность участвовать в контроле над законностью дей­ствий властей.

Новый русский парламент должен был состоять из двух палат: Го­сударственной думы и Государственного совета.

Избирательное право в Думу давало преимущества цензовому эле­менту и имущим классам. Но даже в этом урезанном виде сам факт привлечения народных представителей к участию в государственном управлении был чрезвычайно важным шагом вперед.

Государственный совет, существовавший уже со времен императора Александра I (с 1801 года), был преобразован в «верхнюю палату» с половиной своих членов по выборам, а с другой половиной — по высо­чайшему назначению.

Законы, принятые Думой, должны были быть одобрены Государ­ственным советом и лишь, затем утверждались государем.

Деникин, считавший, что «самодержавно-бюрократический режим России являлся анахронизмом», приветствовал Манифест 17 октября 1905 года. Для него этот манифест, хотя и запоздалый, был событием огромной исторической важности, открывшим новую эру в государст­венной жизни страны. «Пусть избирательное право,—говорил он,— основанное на цензовом начале и многостепенных выборах, было несо­вершенным... Пусть в русской конституции не было парламентаризма западноевропейского типа... Пусть права Государственной думы были ограничены, в особенности бюджетные... Но со всем тем этим актом за­ложено было прочное начало правового порядка, политической и граж­данской свободы и открыты пути для легальной борьбы за дальнейшее утверждение подлинного народоправства». (41.с. 171).

В самом конце 1905 года правительство очнулось от состояния прострации и стало принимать меры к подавлению анархии. Были арестованы члены Совета рабочих депутатов, сурово подавлено вос­стание в Москве. Для наведения порядка на Сибирской магистрали навстречу друг другу двинулись два воинских отряда. Один шел из Харбина на запад, другой — из Москвы на восток. К середине фев­раля 1906 года движение на Сибирском пути постепенно восста­новилось.

Но беспорядки «слева» вызвали беспорядки «справа». Контр­революционная деятельность монархистов крайне правого толка с помощью тайной полиции была направлена против революционной интеллигенции, евреев, а также конституции 17 октября. Во многих городах и местечках произошли погромы.

Революционное движение 1905—1906 годов, широкое в смысле недовольства существующим строем, включало в себя людей с различным подходом к конечной цели. Не было ни ярко выраженного вождя, ни
объединяющего начала, кроме разве обще­го желания свергнуть самодержавие. Политические партии, лишь недавно появившиеся на русском горизонте, не успели еще окон­чательно выработать свои программы; среди них происходили по­стоянные ссоры и расколы по вопросам тактики.

И хотя большевики приписывают теперь себе руководящую роль в событиях того времени — это неправда. Левые политиче­ские группировки являлись тогда скорее активными подстрекателя­ми к народному мятежу, чем руководителями организованного движения.

Какие же политические взгляды исповедовал в то время А. И. Деникин? На этот вопрос он ответил так:

«Я никогда, но сочувствовал «народничеству» (преемники его — социал-революционеры) с его террором и ставкой на крестьянский бунт. Ни марксизму, с его превалированием материалистических ценностей над духовными и уничтожением человеческой личности. Я приял российский либерализм в его идеологической сущности без какого-либо партийного догматизма.

В широком обобщении это приятие приводило меня к трем положениям:

1) конституционная монархия, 2) радикальные реформы и 3) мирные пути обновления страны.

Это мировоззрение я донес нерушимо до революции 1917 года, не принимая активного участия в политике и отдавая все свои силы и труд армии». (41, с.195).

Политические взгляды Деникина сложились в его академиче­ские годы в Петербурге.

Активного участия в политике он никогда до 1917 года не при­нимал, но в те годы (после первой революции) уйти от нее было почти невозможно. Возникали вопросы, над которыми раньше он не задумывался, и пытливая мысль искала на них ответ. Для офицера того времени Антон Иванович, несомненно, был человеком с левым уклоном. Но революцию он категорически отрицал, так как на примере того, что видел в 1905—1906 годах, убедился: победа ре­волюции выльется в уродливые и жуткие формы, где лозунг — «Долой!» — своей разрушительной силой подорвет все устои госу­дарства. «Приняв российский либерализм в его идеологической сущ­ности», он хотел верить, что кадетская партия, ближе других отра­жавшая его мировоззрение, пойдет на сотрудничество с историче­ской властью, искавшей тогда поддержку в либеральной обществен­ности, и что совместная работа сможет привести Россию путем се­рии назревших реформ к конституционной монархии британского типа. Но кадетская партия отвергла руку, протянутую правитель­ством. К такой партийной политике Деникин отнесся чрезвычайно отрицательно. Он чувствовал, что кадеты, не желавшие революции, своей обостренной оппозицией к правительству способствовали созданию в стране революционных настроений. Он ясно отдавал се­бе отчет в том, что близорукая политика кадетской партии объек­тивно поддерживала стремление социалистов подготовить вторую революцию. (28, с. 138).

В 1905 году правительство проявило растерянность; и если рус­ская монархия была спасена в момент кризиса, то это произошло в значительной степени благодаря усилиям двух незаурядных и ярких людей, обладавших инициативой, воображением и силой воли:

С. Ю. Витте и П. А. Столыпина.

Деникин высоко ценил государственные заслуги Витте, его спо­собности отделять важное от второстепенного, находить прямой путь к достижению намеченной цели. Мы уже знаем, что Деникин горячо приветствовал разработанный Витте Манифест 17 октября 1905 года как первый шаг на пути крупных преобразований, направ­ленных к утверждению в России подлинного конституционного строя. И, тем не менее, в памяти и в чувствах Деникина Витте занимал не­сравненно меньшее место, чем Столыпин, который после отставки Витте сменил его на посту Председателе Совета Министров.

В Столыпине Деникин видел одного из очень немногих государ­ственных деятелей России за последний век императорского режи­ма, сумевших властной рукой направить ход исторических событий в то русло, которое казалось ему желательным.

Перед отъездом Деникина с Дальнего Востока в Петербург Ставка Главнокомандующего телеграфировала из Маньчжурии в главное управление Генерального штаба о предоставлении ему должности начальника штаба дивизии. Однако вакансий не оказа­лось. Деникин согласился временно принять низшую должность штаб-офицера при 2-м кавалерийском корпусе в Варшаве. Свобод­ного времени у него там было достаточно, и он посвятил его чтению докладов о русско-японской войне в различных гарнизонах Вар­шавского военного округа и публикации в военных журналах ста­тей военно-исторического и военно-бытового характера. Печатным словом старался он влить в военное дело живую струю новых зна­ний и методов, отвечающих требованиям времени. Воспользовался он также своей стоянкой в Варшаве, чтобы взять заграничный от­пуск и побывать в Австрии, Германии, Франции, Италии и Швейца­рии как турист. Это было его первым и единственным до эмиграции путешествием за границу. Оно произвело на него боль­шое впечатление.

Временное назначение в Варшаву длилось, однако, около года, и Деникин решил напомнить о себе управлению Генерального шта­ба. Напоминание, как признается Деникин, было сделано в не слиш­ком корректной форме, и реакция на него оказалась резкой: «Пред­ложить полковнику Деникину штаб 8-й сибирской дивизии. В слу­чае отказа он будет, вычеркнут из кандидатского списка».

Принудительных назначений в Генеральном штабе никогда не было, и потому Деникина подобный подход взорвал. Он ответил ра­портом в три слова: «Я не желаю».

Вместо дальнейших неприятностей, которых он ожидал, из Пе­тербурга пришло предложение принять штаб 57-й резервной брига­ды в Саратове, на Волге. Резервная бригада состояла из четырех полков, и потому служебное положение Деникина было такое же, как начальника штаба дивизии. Это предложение он принял.

В Саратове Деникин пробыл с января 1907 до июня 1910 года.

Петербург того времени благосклонно прислушивался к крити­ке в военной печати и даже поощрял ее. В своих статьях в военном журнале «Разведчик» Деникин, касаясь самых разнообразных во­просов военного дела, не раз затрагивал авторитет высоких лиц.

Неудачи войны с Японией сильно ударили по национальному са­молюбию корпуса русских офицеров. Стало очевидным, что выс­ший командный состав жил преданьями старины глубокой и что следовало немедленно произвести радикальные перемены в подходе к вопросам современной военной науки и тактики. Началась лихо­радочная работа по реорганизации армии, по переводу иностранной военной литературы на русский язык. Изучение германской военно-морской программы определенно указывало на неизбежность боль­шой европейской войны; русский диагноз того времени определил ее начало — к 1915 году. Оставалось мало времени, надо было торо­питься...

Деникин считал, что «никогда еще, вероятно, военная мысль не работала так интенсивно, как в годы после японской войны. О необ­ходимости реорганизации армии говорили, писали, кричали. Усили­лась потребность в самообразовании, значительно возрос интерес к военной печати».

В армии и во флоте образовались полуофициальные кружки. Они состояли из энергичных и образованных молодых офицеров, целью которых было воссоздание разбитого в японскую войну флота и возрождение армии. За членами этих кружков, основанных в Пе­тербурге, установилось шутливое прозвище «младотурки». Их дея­тельность нашла поддержку и в Военном и в Морском министерст­вах, а также в Государственной думе, вернее сказать, в ее ко­миссии по государственной обороне.

Деникин, служивший тогда в провинции, прямого участия в кружках не принимал, но искренне сочувствовал их деятельности. Обменом мнений, опытом, приобретенным в японской войне, своими статьями в военной печати он всячески старался содействовать их успеху.

Начиная, с 1906 года были проведены реформы по омоложению и улучшению командного состава, повышению его образовательного ценза. Все старшие начальники должны были пройти проверку во­енных знаний. Это выразилось в принудительном увольнении мно­гих и в добровольном уходе тех, кто боялся проявить свое невеже­ство. «В течение 1906—1907 годов было уволено и заменено от 50 до 80 процентов начальников, от командира полка до командующего войсками округа». Это подсчеты Деникина.

В короткий срок между концом японской войны и началом ми­рового конфликта в 1914 году не удалось, конечно, обновить весь ко­мандный состав армии и флота. Сохранились устаревшие кадры среди старшего генералитета. Но молодое русское офицерство на­кануне первой мировой войны находилось на высоком уровне. Это признали во время войны и союзные с Россией державы, и совет­ские военные писатели, не слишком щедрые на похвалу, когда дело касалось офицеров старой армии.

Что касается Деникина, то он считал, что горечь поражения в войне с Японией и сознание своей ужасной военной отсталости толкнули русскую армию на чрезвычайно интенсивную и плодо­творную реорганизацию. «Можно сказать с уверенностью,— писал генерал Деникин,— что, не будь тяжелого маньчжурского урока, Россия была бы раздавлена впервые же месяцы первой мировой войны».

В Саратове, как и в Варшаве, служба оставляла Деникину до­статочно времени для размышлений. Он пытался проанализировать причины многих важных политических процессов. Однако ни Дени­кин, ни кто другой не могли предвидеть все причины, ошибки и слу­чайности, которые несколько лет спустя привели Россию к ката­строфе. Даже Ленин в те годы думал, что окончит свой век полити­ческим эмигрантом, так и не дождавшись настоящей революции.

В июне 1910 года полковника Деникина назначили командиром 17-го пехотного Архангелогородского полка, расположенного в Жи­томире и входившего в Киевский военный округ.

К тому времени служба в Саратове настолько ему приелась, что он с радостью принял новое назначение. Да и Архангелогородский полк, основанный Петром Великим, имел прекрасную боевую исто­рию, включая переход с Суворовым через Альпы у Сент-Готарда.

С увлечением отдался Деникин работе по воспитанию полка, учитывая свой опыт в русско-японской войне.

Отбросив в сторону парады, он уделял главное внимание прак­тическим занятиям: стрельбе, маневрам, ускоренным переходам, пе­реправам через полноводные реки, без мостов и понтонов.

С сослуживцами Антон Иванович общался в офицерском соб­рании. У себя на квартире сборищ не устраивал и вообще избегал принимать гостей. Его мать и старая нянька всюду следовали за Де­никиным. Обе понимали по-русски, но говорили лишь по-польски, и все попытки Деникина научить их русскому языку не увенчались ус­пехом. Поэтому мать стеснялась принимать гостей в роли хозяйки. Оберегая ее, сын вел замкнутый образ жизни. Бывали у него дома лишь два-три близких человека. Мать обожала сына, и он с ней всегда был во всем предупредителен и трогательно заботлив.

Началась Первая мировая война. Наступление в Восточную Пруссию закончилось для русских ка­тастрофой под Танненбергом. Но слово было сдержано, и русская жертва спасла французскую армию от разгрома. Немцы перебросили два армейских корпуса на русский фронт, и это дало возможность французам одержать победу на Марне.

Опрокинув планы и первоначальные расчеты стратегов всех воюющих стран, масштаб первой мировой войны быстро унес на­дежду на скорое её окончание. Из маневренной она превратилась в позиционную, и окопы вдоль линий различных фронтов растянулись на много тысяч километров. Стало очевидным, что, растягиваясь во времени, война потребует таких усилий индустриального производ­ства, на которые Россия того времени была неспособна.

То, что происходило на русском фронте в 1915 году, отразилось на жизни и психологии всей страны. К концу 1914 года русская армия начала испытывать острый не­достаток артиллерийских снарядов, ружей и патронов. Запасы, наив­но рассчитанные на краткую войну, были израсходованы, а производ­ство внутри страны не могло удовлетворить огромные требования фронта.

И, тем не менее, в начале 1915 года воинский дух русской армии был еще на высоком уровне. В марте 1915 года пал Перемышль, и русские захватили там 9 генералов, 2500 офицеров, 120000 солдат, 900 орудий и громадное количество других военных трофеев. Победа была велика, но большой расход артиллерийских снарядов при оса­де Перемышля приблизил надвигавшийся кризис. И тут германское командование, хорошо осведомленное о нуждах русской армии, к лету 1915 года решило сделать попытку вывести Россию из строя. Центр немецких военных действий был перенесен с запада на восток. Уже в мае германская армия генерала Макензена была переброшена на помощь австрийцам против русского Юго-Западного фронта. Борь­ба с технически превосходящим противником была не под силу. Вско­ре началось «великое отступление 1915 года», чтобы путем уступки территории спасти русскую армию от окружения и разгрома. К концу лета неприятельские войска заняли всю русскую Польшу, Литву, Белоруссию и часть Волыни. Потери немцев были ничтожны, русские же потери за это лето — грандиозны.

В самом начале 1916 года мать генерала Деникина, Елизавета Фе­доровна, тяжело заболела воспалением легких, осложнившимся плев­ритом. От болезни своей больше не оправилась. Жизнь ее медленно угасала. Восемь месяцев она лежала, не вставая, с постели, часто бы­вала в беспамятстве и скончалась в октябре 1916 года семидесяти трех лет от роду. Ее длительная болезнь и смерть стали большим го­рем для сына. Он был далеко от нее, на фронте, и только дважды до ее смерти, по телеграфному вызову врача, приезжал к ней и неотлуч­но проводил свой печальный отпуск у кровати умирающей. Осенью, когда снова по вызову врача он приехал к своей «старушке», она была уже мертва... С ее уходом из жизни рвалась последняя связь с детством и юностью, хотя тяжелыми и убогими, но близкими и до­рогими по воспоминаниям. Жила Елизавета Федоровна в Киеве в квартире сына на Большой Житомирской улице, 40. Он нанял эту кварти­ру весной 1914 года, перевез туда свою мать из Житомира, где коман­довал полком. Натерпевшись в свое время вдоволь горя и нужды, она провела свои последние годы в покое и уюте. Перспектива смерти матери пугала сына полным одиночеством. Да и возраст его — соро­катрехлетнего мужчины — казался непреодолимым препятствием для женитьбы и новой жизни. Впереди маячило беспросветное одиночество.

Была у него, правда, еще одна привязанность в жизни, но о ней Антон Иванович боялся тогда даже мечтать. Это была Ася Чиж. Из ребенка маленькая Ася превратилась в очаровательную женщину, Ксению Васильевну. Окончив незадолго до войны институт благород­ных девиц в Варшаве, она училась в Петрограде на курсах профессо­ра Платонова. Она чувствовала себя так же одиноко, как Антон Иванович. Он знал ее с момента рождения, видел ее ребенком, затем подростком, навещал в институте, стыдил за пальцы, вымазанные чернилами. Он наблюдал, как она постепенно превращается в привлекательную девицу, и... решил просить ее руки.

Письма генерала Деникина с фронта с описанием окружающей его обстановки, собственных мыслей и переживаний, к счастью, не потеряны. 96 таки

х писем, никогда еще не опубликованных, аккурат­но пронумерованных, начиная с 15 октября (ст. ст.) 1915 года до кон­ца августа 1917 ,то есть до момента ареста генерала Деникина Вре­менным правительством и заключения его в Бердичевскую тюрьму по обвинению в участии в "мятеже "генерала Корнилова») сохранились в семейных бумагах его вдовы, Ксении Васильевны. Приведенные ни­же с ее разрешения выдержки из писем Антона Ивановича освещают духовный облик замкнутого человека, не любившего пускать посто­ронних в свой внутренний мир.

В письмах той, о ком он все больше и больше думал, с кем все чаще и чаще перетесывался, кто «так близко вошел в его жизнь», Ан­тон Иванович искал «ответа на вопросы незаданные и думы невыс­казанные».

«Я не хочу врываться непрошенным в Ваш внутренний мир»,— говорил он ей в одном из своих писем в марте. Но полупризнания не передавали на бумаге его чувства, добиться письменного ответа на мучивший его вопрос было невозможно. Он это отлично сознавал и хотел лишь уловить в ее письмах те оттенки мыслей, которые дали бы ему мужество письменно просить ее руки. (28, С. 119)

Потребовалось несколько недель упорных письменных уговоров, чтобы склонить Ксению Васильевну дать свое согласие стать невес­той, а затем связать раз и навсегда свою жизнь с судьбой генерала Деникина. Но пока этот вопрос решался, генерал переживал «такое напряженное настроение, как во время боя, исход которого коле­блется».

Потом было решено факта жениховства пока что не оглашать, временно даже скрыть его от ее родных. Однако к лету 1916 года жениховство от семьи уже не было секретом. Тогда же решили — по настоянию Антона Ивановича — венчаться не сразу, а лишь по окончании войны. Нелегко далось ему решение, но, думая, прежде всего о своей невесте, он считал, что поступить иначе было бы неблаго­разумно.

С конца 1916 года письма генерала Деникина к своей невесте полны надежд на яркое и радостное будущее. Моментами появ­ляются сомнения, но они быстро рассеиваются.

«Пробивая себе дорогу в жизни,— писал он ей 24 апреля,— я испытал и неудачи, разочарования, и успех, большой успех. Одного только не было — счастья. И как-то даже приучил себя к мысли, что счастье — это нечто нереальное, призрак. И вот вдали мельк­нуло. Если только Бог даст дней. Надеюсь... Думаю о будущем. Теперь мысли эти связные, систематичные, а главное, радостней. Те­перь я уже желаю скорого окончания войны (прежде об этом не думал), но, конечно, постольку, поскольку в кратчайший срок мож­но разбить до основания австро-германцев. Иначе не представляю себе конца. В одном только вопросе проявляю недостаточно патрио­тизма, каюсь: когда думаю об отдыхе после войны, тянет к лазур­ному небу и морю Адриатики, к ласкающим волнам и красочной жизни Венеции, к красотам Вечного города. Когда-то, 10 лет тому на­зад, я молчаливо и одиноко любовался ими — тогда, когда мой маленький друг Ася была с бабушкой на Рейне. Вы помните? Вы одоб­ряете мои планы?» (28, с. 187).

С рассветом 22 мая (4 июня н. ст.) вся линия русского Юго-Западного фронта взорвалась сильнейшим артиллерийским огнем. Снарядов не жалели. После артиллерийской подготовки русские части по всему фронту длиной в 350 километров перешли в наступ­ление против австрийцев. Атака была настолько неожиданна для неприятеля, что, несмотря на сильные укрепления, воздвигнутые в период зимних месяцев, австрийцы не выдержали. Их опрокинули, и фронт был прорван. Операция эта была поручена генералу Бруси­лову, незадолго до того принявшему пост Главнокомандующего Юго-Западным фронтом. В состав фронта входили четыре армии. С севера к югу они шли в следующем порядке: 8-я, 11-я, 7-я и 9-я.

Нанести главный удар выпало армии генерала Каледина, а в его армии — на дивизию Деникина. Удар был направлен на город Луцк. Деникин хорошо знал этот город: в сентябре 1915 года, как известно со слов генерала Брусилова, Деникин «бросился на Луцк одним махом и взял его». С тех пор Луцк снова перешел в руки неприятеля, и здесь Деникину пришлось вторично брать его, сильно за это время укрепленный противником. Еще в марте генерал Деникин был ранен осколком шрапнели в левую руку, но остался в строю. И, несмотря на не совсем зажившую рану, руководя атакой, он шел со своими войсками в передовых цепях. За, доблесть, проявленную при захвате Луцка в мае 1916 года, генерал Деникин получил весьма редкую награду — «Георгиевское оружие, бриллиантами украшенное». Награда эта давалась не только за личный подвиг, но и когда он имел большое общественное значение.

Брусиловское наступление 1916 года, получившее также название Луцкого прорыва, продолжалось около четырех месяцев. «Тактиче­ские результаты этой битвы,— писал историк Головин,— были громадными. Взято было в плен 8924 офицера, 408000 нижних чинов, захвачено 581 орудие, 1 795 пулеметов, 448 бомбометов и минометов. Отнята у противника территория более чем в 25000 квадратных километров. Таких результатов не достигала ни одна наступательная операция наших союзников в 1915, 1916 и 1917 годах».

В одном из своих писем, касаясь успеха Юго-Западного фронта, Деникин выражал надежду, что этот успех повлечет за собой более широкое наступление и что, быть может, и союзники «встрепенутся».

В общественном мнении России отношение к союзникам за годы войны прошло разные фазы. Вначале был восторг и готовность жертвовать собой для достижения общей цели. Затем восторг охладел, но сохранилось твердое решение безоговорочно выполнять свои союзные обязательства, не считаясь ни с трудностями, ни с риском. И, наконец, как отметил Головин, видя, что союзники не проявляют такого же жертвенного порыва, чтоб оттянуть на себя германские силы, как это делала русская армия,—в русские умы постепенно стало закрадываться сомнение. Оно перешло в недоверие. Когда австрийцам приходилось плохо, немцы всегда шли им на выручку. Когда того требовали союзники, русские войска всегда от­тягивали на себя силы неприятеля. Однако в критические моменты на русском фронте союзники ни разу не проявили должной военной инициативы. Неудачная их попытка в Галлиполе в расчет не прини­малась. Их начали винить в эгоизме, а среди солдат на фронте (воз­можно, что не без участия германской пропаганды) все сильнее слы­шался ропот: союзники, мол, решили вести войну до последней кап­ли крови русского солдата. В солдатской массе это притупляло же­лание продолжать борьбу.

Следует отметить, что генерал Деникин, хоть и искренне желав­ший более деятельной стратегической помощи от союзников, никог­да не бросал обвинения в том, что русскими руками они хотели ос­лабить Германию. Наоборот, до самого конца, даже в период русской между-усобной смуты, когда Россия вышла из войны, а Германия еще продолжала ее на западе,—он неизменно оставался, верен идее со­юза.

Но еще серьезнее недоверия к союзникам было недоверие к соб­ственной власти. Осенью 1915 года, с отъезда государя из столицы в Ставку, императрица с невероятной настойчивостью стала вмеши­ваться в дела государственного управления. По совету своих приб­лиженных она выставляла кандидатов на министерские посты, и, за редким исключением, государь одобрял ее выбор. Кандидаты — лю­ди бесцветные, не подготовленные к ответственной работе, часто не­достойные — вызывали резкое неодобрение в общественном мнении и в Думе, где с осени 1916 года начались бурные выпады не только против членов правительства, но и против личности императрицы и «темных сил» вокруг трона. Авторитет власти и династии падал с невероятной быстротой. От патриотического единения между пра­вительством и законодательными палатами периода начала войны не осталось и следа. Постоянная смена состава министров ослабляла и без того непопулярное и безпрограммное правительство.

Прогрессивный блок, образованный в 1915 году из представите­лей кадетской партии, октябристов и даже консервативных элемен­тов Думы и Государственного совета, настаивал на министерстве об­щественного доверия, готового сотрудничать с законодательными па­латами в проведении определенно разработанной программы деятель­ности. К этим требованиям все больше и больше склонялись умерен­но-консервативные круги и члены императорского дома. Многие из великих князей, видя угрозу династии и родине, откровенно и нас­тойчиво высказывали государю свои взгляды на необходимость пе­ремен. Но царь упорно отклонял все подобные советы. Имя Распу­тина, с его влиянием при дворе, стало объектом ненависти, особенно тех, кто не желал свержения монархии. С думской трибуны Милю­ков винил правительство и императрицу в «глупости или измене»;

Представитель монархистов Пуришкевич требовал устранения Рас­путина. Убийство Распутина с участием великого князя Дмитрия Павловича, Юсупова, женатого на племяннице государя, и монархис­та Пуришкевича окончательно изолировало царскую семью. Госу­дарь и императрица остались в полном одиночестве.

Тем временем Гучков, князь Львов и другие представители зем­ских и городских союзов, Военно-промышленного комитета и т. д., сыгравшие большую роль в мобилизации русской промышленности для нужд войны, настаивали не только на министерстве обществен­ного доверия, но на министерстве, ответственном перед Думой. По­теряв, надежду на возможность сотрудничества с царем, они реши­ли от него избавиться и широко пользовались своими связями в ар­мии и общественных кругах в целях антиправительственной про­паганды. Думские выпады против режима, цензурой запрещенные в печати, распространялись ими по всей стране в виде литографиро­ванных оттисков.

Распространялись также заведомо ложные слухи об императ­рице, о ее требованиях сепаратного мира, о ее предательстве в отно­шении британского фельдмаршала Китченера, о поездке которого в начале июня 1916 года в Россию на крейсере «Hampshire» она яко­бы сообщила немцам. В армии эти слухи, увы, принимались на веру, и, по словам генерала Деникина, «не стесняясь ни местом, ни време­нем» среди офицеров шли возмущенные толки на эту тему. Деникин считал, что слух об измене императрицы сыграл впоследствии «ог­ромную роль в настроении армии, в отношении ее к династии и к ре­волюции».

После революции, несмотря на желание найти подтверждение подобному обвинению, особая комиссия, назначенная Временным пра­вительством, установила полную необоснованность этих слухов, Они оказались злостной клеветой. Императрица — немка по рожде­нию — была верна России и не допускала мысли о сепаратном мире.

Тем не менее, влияние ее на ход событий, предшествовавших ре­волюции, было, несомненно, отрицательным и пагубным.

Брусиловское наступление, не поддержанное русскими (Запад­ным и Северо-западным) фронтами, не поддержанное и союзниками, закончилось к сентябрю 1916 года. Оно принесло больше пользы союзникам, чем России.

Антиправительственные речи, рассылавшиеся Гучковым и его сотрудниками во всех концы страны и армии, доходили и до генерала Деникина в далекой Румынии. В одном из своих писем к невесте он кратко, без комментариев, отметил факт их получения: «Думские речи (боевые) читаю в литографированных оттисках». (Письмо от 27 декабря 1916 года). «На родине,—писал он в другом письме,—стало из рук вон худо. Своеручно рубят сук, на котором сидят спокон веку». (Письмо от 12 января 1917 года). «Какие же нравственные силы будет черпать армия в этой раз­рухе? Нужен подъем. Уверенность...» (Письмо от 7 января 1917 года). (41, с. 197).

Строго держась вне политики, не принимая участия в закулисных интригах против правительства, Деникин болел душой за то, что про­исходило внутри страны. Он видел, что царский режим стоит на краю пропасти, что как бы назло самому себе этот режим «своеручно рубит сук, на котором сидел спокон веку». И, опасаясь потрясе­ния во время войны государственных устоев, генерал Деникин с вол­нением думал о тех последствиях, которые мог вызвать в армии раз­вал в тылу.

Наступал 1917 год, год страшной расплаты за прошлые грехи, ошибки и неудачи, год, который выдвинул генерала Деникина на ту роль, которую ему пришлось, затем играть в период гражданской войны.

Деникин внимательно следит за событиями в Петрограде. Его взгляды становятся все более жесткими. Он делает попытки охарактеризовать деятельность Петросовета, подробно излагает Апрельские тезисы Ленина, характеризуя их как призыв к русскому бунту, к чистому разрушению. Власть оказалась несостоятельной - делает вывод Деникин и выделяет созревшую идею, разбивая предложение на типографские строчки, подчеркивая главное, данное с большой буквы: " В общественном сознании возникла мысль о Диктатуре".

Все разговоры в ставке с начала июня стереотипны: "Россия идет неизбежно к гибели. Правительство совершенно бессильно. Неопходима твердая власть. Рано или поздно нам надо перейти к диктатуре. Но никто не говорит о реставрации или о перемене политического курса в сторону реакции". (41.с. 228).

Какие же политические взгляды исповедовал в то время Деникин? На этот вопрос он ответил так: "Я никогда не сочувствовал "народничеству" с его террором и ставкой на крестьянский бунт. Ни марксизму, с его превалированием матереалистических ценностей над духовными и уничтожением человеческой личности. Я приял Российский либерализм в его идеологической сущности без какого-­либо партийного догматизма. В широком обобщении это приятие приводило меня к трем положениям:

1. Конституционная монархия;

2. Радикальные реформы;

3. Мирные пути обновление страны.

Это мировоззрение я донес нерушимо до революции 1917 года, не принимая активного участия в политике и отдавая все силы и труд армии". (42. С.247).

Все это звучит на первый взгляд заманчиво. Перед лицом анархии, развала, гибели, на краю пропасти, в которую катилась страна, создать сильную, национальную, демократическую влась!

Именно здесь слабый, уязвимый пункт Деникинской политики. Если генеральная диктатура не контрреволюция и не реакция, то кто же олицетворяет черные силы реакции и контрреволюции? Каким образом диктатура соединяется с демократической властью? Почему Деникин, выступающий против контрреволюции, реакции, так обрушивается на революцию, не видя в ней ничего положительного?

Активного участия в политике он никогда до 1917 года не принимал, но в те годы (после первой революции) уйти от нее было почти невозможно. Возникали вопросы, над которыми раньше он не задумывался, и пытливая мысль искала на них ответ. Для офицера того времени Антон Иванович, несомненно, был человеком с ленивым уклоном. Но революцию он категорически отрицал, так как на примере того, что видел, в 1905-1906 годах убедился: победа революции выльется в уродливые и жуткие формы, где лозунг - "Долой!" - своей разрушительной силой подорвет все устои государства. "Приняв Российский либерализм в его идеологической сущности", он хотел верить, что кадетская партия, ближе других отражавшая его мировоззрение, пойдет на сотрудничество с исторической властью, искавшей тогда поддержку либеральной общественности, и что совместная работа сможет привести Россию путем серии назревших реформ к конституционной монархии британского типа. Но кадетская партия отвергла руку, протянутую правительством. К такой партийной политике Деникин отнесся отрицательно. Он чувствовал, что кадеты, не желавшие революции, своей обостренной оппозицией к правительству способствовали созданию в стране революционных настроений.

Туманные либеральные воззрения приводят его только к одной мысли - мысли о диктатуре, в которой от демократии и либерализма не останется и следа.

Летом политическая обстановка в стране все более накаляется, а политика Деникина становится все более жесткой.

На известном заседании, созванным Керенским в Ставке 16 июля, Деникин выступил наиболее твердо и категорически, обвиняя временное правительство в слабости, развале армии, потакании солдатским комитетам, требуя восстановить дисциплину, покончить с военными бунтами. Он бросил прямой вызов Керенскому, призвал

поднять втоптанные в грязь знамена и поклониться им.

Керенский, следуя своей обычной тактике лавирования, не поднял брошенной перчатки. Он отступил и уступил. В ночь на 19 июля он назначил Корнилова Верховным, сместив Брусилова. Корнилов занял высший военный пост в России, оставив должность главнокомандующего юго-западным фронтом, где он пробыл 12 дней. На смену Корнилову на Юго-Западный фронт пришел не кто иной, как Деникин.

Уступками Керенский не заслужил благоволения генералов. Алексеев телеграфировал Деникину - уже на Юго-Западный фронт о том, что он готов действовать, ибо "главный болтун России" по-­прежнему ничего не делает.

Заговор назрел. Нужен был лидер - популярный, твердый, непререкаемый. И, разумеется, придерживающийся соответствующих взглядов. Деникин сжато до предела сформулировал задачу: "страна искала имя".

Имя было найдено. Л.Г. Корнилов был готов к выполнению своей, исторической миссии.

Деникин, с любовью и преданностью относясь к Корнилову, достаточно трезво оценивал подготовку мятежа, видел ее слабости и трудности. Он писал, что появление в Ставке разных лиц "внесло элемент некоторого авантюризма и несерьезности. Корниловский мятеж постигла неудача. Деникин не был на острие копья в решающие дни мятежа. Ни он вел конные полки на Петроград, заплатив жизнью за неудачу. Но он является одним из столпов, краеугольных камней всего сооружения. Он обеспечивал одну из базовых позиций мятежа - Юго-Западный фронт. Крах мятежа стал переломным моментом в жизни честолюбивого генерала. Переломным в смысле формальным - преуспевающий военачальник, главнокомандующий крупнейшим из пяти фронтов державы, превратился в аресто­ванного мятежника.

Психологический перелом выплеснулся в дошедшей до предела ненависти к солдатской массе. Ожесточение было абоюдным. Деникина арестовали и посадили в тюрьму в Бердичеве, где находился штаб фронта, а затем в тюрьму в Быховце, где под стражей находился Корнилов. Здесь, Деникин в компании единомышленников, думает, о совершившемся не раскаиваясь, а готовясь к продолжению борьбы. Он открыто, с гордостью говорит о том, что намечалось "единоличная диктатура". Горечь, озлобление, проступают в каждой фразе, много раз мелькают выражения "разогнать советы", "трусливая толпа". Делаются попытки проанализировать причины неудачи. Родилась идея: уходить на Дон.

Бежав, из Быхова на Дон, переодетый, в образе неведомого поляка, Деникин принял активное участие в организации Добровольческой армии. В Ростове он наблюдает за окружающими и его ненависть к распоясавшейся черни растет. Он истерически кричал: ­"Проклятые!" Ведь я молился на солдата... А теперь вот, если бы мог, собственными руками задушил!..". Деникин был назначен главнокомандующим добровольческой дивизии, что позволило ему через некоторое время стать одной из ведущих, а затем и ведущей фигурой белогвардейского лагеря. Тем временем усложнилось положение советской власти на Дону. Двигаясь с Кубани к Дону, Деникин составил первое политическое обращение. С ненавистью, критикуя "народных комиссаров" он отмечал, что "Будущих форм государственного строя руководители армии (генералы Корнилов, Алексеев) не предрешали, ставя их в зависимость от воли Всероссийского Учредительного Собрания, созванного по водворении в стране правового порядка".

Общая цель: борьба до смерти за "целость разоренной, урезанной, униженной России", "за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни". В июне 1918 года начался второй кубанский поход. Изменились масштабы и характер деятельности Деникина. Он вспоминает: "Раньше я вел армию, теперь я командовал ею". (41. С. 286). Последние месяцы 1918 года принесли Деникину новые успехи в объединении под его началом антисоветских сил юга России. 26 декабря 1918 года появился

Знаменитый приказ Деникина номер один: "По соглашению с атаманами все великого войска Донского и Кубанского, сего числа я вступил в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России".

Разгром Германии тяжело отразился на положении Войска Дон­ского. К концу ноября 1918 года немецкие войска ушли из Донской области, и их уход обнажил длинную пограничную полосу, прежде охраняемую германским оружием. Оттуда теперь грозила хлынуть волна красных частей.

Вскоре Донская армия покатилась назад. На очереди снова встал вопрос о едином командовании всеми антибольшевистскими силами Юга России и общем плане действий, исходящем из единого центра. Таким центром мог быть тогда или Дон, или Добровольческая ар­мия.

Была причина, решавшая выбор в пользу Добровольческой ар­мии: союзные правительства знали, что генерал Деникин сохранил им верность до конца. На Донского же атамана Краснова они смот­рели как на вчерашнего приспешника немцев.

Эти переговоры состоялись 26 декабря на станции Торговой. Де­никин и Краснов не встречались с середины мая, со дня их совеща­ния в станице Манычской. Взаимная антипатия дошла до такой сте­пени, что непосредственная переписка между ними окончательно обо­рвалась, и сношения велись через третьих лиц. Деникин признавал за Красновым несомненный дар администратора и огромную энер­гию, которую атаман проявил, создав из ничтожных партизанских отрядов значительную по тому времени и хорошо вооруженную ар­мию. Но Антона Ивановича чрезвычайно коробил карьеризм Крас­нова.

Краснов отдавал отчет в безвыходности своего положения, неве­роятным упорством старался выговорить для себя наиболее выгод­ные условия. Деникина мучила мысль, провал переговоров мог тра­гично отразиться на судьбе Донского фронта, и «одолевало искрен­нее желание прекратить это постыдное единоборство какою угодно ценой».

Результатом мучительной встречи было официальное признание ге­нерала Деникина Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России, звание, которое он принял после подчинения ему Донской армии.

Деникину и Краснову больше не пришлось встретиться. Судьба, «столкнувшая их так резко на широкой русской дороге», не сблизи­ла их и за долгие годы жизни за границей. Во время второй мировой войны политический эмигрант Деникин, находившийся под бдитель­ным надзором гестапо в оккупированной немцами Франции, тем не менее, силой слова выступал против Германии, в то время как поли­тический эмигрант Краснов, сотрудничая с нацистами, помогал им формировать отряды из донских казаков и жестоко поплатился за свою коллаборационистскую политику. По условиям договора, за­ключенного в Ялте между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным, Крас­нов (как и многие другие русские, надевшие немецкую форму и бо­ровшиеся против Советского Союза) был выдан весной 1945 года британской армией советским представителям в австрийском городе Лиенц и казнен в Москве в 1947 году.

В начале марта 1919 года Северный фронт Деникина растянулся в длину на более чем 800 километров. Против 42—45 тысяч белых большевики сосредоточили пять армий общей численностью около 130—150 тысяч штыков и сабель.

Положение Деникина было чрезвычайно серьезным. Но военное счастье, сопутствовавшее большевикам на Украине и в Донской об­ласти в течение зимы и ранней весны 1919 года, к маю вдруг изме­нило.

Кубанская конница Шкуро совершила рейд в тыл противника и, прорвав фронт у Дебальцево, успешно двигалась на юг к Азовско­му морю. Под руководством Главнокомандующего в конце апреля была проведена сложная операция в манычском направлении, где 10-я армия красных угрожала тылу и сообщениям белых войск. Кон­ница генерала Улагая, действуя на правом фланге армии, разбила степную группу 10-й армии и красную кавалерию под начальством Думенко. Она захватила в плен шесть советских полков с артилле­рией, обозами и штабами. Наконец, генерал Врангель, поставленный во главе конной группы, нанес решительное поражение неприятелю в районе Великокняжеской. К началу мая удалось вырвать инициати­ву из рук красных.

Кавалерия была| главным козырем Деникина. Троцкий оказался одним из первых, кто это понял.

«Перевес конницы в первую эпоху борьбы сослужил в руках Де­никина большую службу и дал возможность нанести нам ряд тяже­лых ударов... В нашей полевой маневренной войне кавалерия играла огромную, в некоторых случаях решающую роль. Кавалерия не мо­жет быть импровизирована в короткий срок, она требует специфи­ческого человеческого материала, требует тренированных лошадей и соответственного командного материала. Командный состав кавалерии состоял либо из аристократических, по преимуществу дворян­ских фамилий, либо из Донской области, с Кубани, из мест прирож­денной конницы... В гражданской войне составить конницу представ­ляло всегда огромные затруднения для революционного класса. Ар­мии Великой французской революции это далось нелегко. Тем более у нас. Если возьмете список командиров, которые перебежали из рядов Красной армии в ряды Белой, то вы найдете там очень высо­кий процент кавалеристов...» (28. С 188).

Красная конница в тот период была в зачаточном состоянии, и несомненная заслуга Троцкого перед делом революции заключалась в том, что, провозгласив лозунг «Пролетарии на коней», он способ­ствовал созданию мощного кавалерийского кулака, который под наз­ванием Первой Конной армии в дальнейшем ходе гражданской вой­ны сыграл решающую роль.

Троцкому не могла прийти мысль, что впоследствии среди бес­численных обвинений во «вредительстве», выдвинутых против него Сталиным, будет фигурировать факт, что якобы именно он, Троцкий, умышленно препятствовал развитию красной кавалерии.

Наступление, длившееся почти шесть месяцев, сделало Деники­на главным и самым опасным врагом советской диктатуры в период гражданской войны. К началу октября он контролировал территорию в 820 тысяч квадратных километров, с населением 42 миллиона чело­век, с линией фронта, шедшей от Царицына на Волге через Воронеж, Орел, Чернигов и Киев до Одессы. Причем все перечисленные горо­да были заняты белыми войсками.

К началу общего наступления деникинских войск в мае 1919 го­да Вооруженные Силы Юга России состояли из трех армий: Добро­вольческой, Донской и Кавказской и из нескольких самостоятель­ных отрядов. Командующим Добровольческой армией был назначен генерал Май-Маевский, Донской армией командовал генерал Сидорин, а Кавказской — генерал Врангель.

Успех деникинских войск вдоль всего фронта развивался с неве­роятной быстротой. За первый месяц наступления, опрокидывая про­тивника, Добровольческая армия продвинулась широким фронтом на 300 с лишним километров в глубь Украины. 10 июня генералом Кутеповым был взят Белгород. 11 июня добровольческие отряды захватили Харьков. 16 июня конные части генерала Шкуро ворвались в Екатеринослав и вскоре завладели всем нижним течением Днепра. Тем временем Кавказская армия генерала Врангеля двигалась на Царицын. Советская власть называла тогда будущий Сталинград «красным Верденом» и клялась никогда не сдать его противнику. 17 июня, прорвав красные укрепления, Кавказская армия вор­валась в Царицын. Победа была огромная, ибо для советской власти город Царицын имел совершенно исключительное значение, как экономи­ческое, так и стратегическое. Он был конечным пунктом железной дороги, шедшей через Северный Кавказ в Новороссийск. Он сое­динял Поволжье с Черным морем: захват его лишал Центральную Россию доступа к нижнему течению Волги и к Каспийскому морю. В Царицыне находились большие артиллерийские заводы (орудийный и снарядный) и огромные склады всякого военного имущества.Быстрое и успешное продвижение белых войск открывало пе­ред генералом Деникиным необычайно большие перспективы.

Антон Иванович категорически отметал возможность остано­виться и закрепить за собой рубежи. Считал, что всякая задержка может играть на руку противнику. После захвата Царицына он ре­шил направить свои войска со всех отдаленных друг от друга пунк­тов к центру России по линиям, сходившимся в одной точке — Мо­скве.

В начале августа были заняты Херсон и Николаев; 10 августа за­хвачена Одесса; 17 августа — Киев. 7 сентября войска 1-го армейско­го корпуса, которым командовал генерал Кутепов, заняли Курск;

17 сентября конница генерала Шкуро закрепилась в Воронеже; 30 сентября части генерала Кутепова заняли Орел. Радостный перезвон московских колоколов уже звучал в ушах белого командования.

Весной, летом и осенью 1919 года о генерале Деникине говорили повсюду. Одни — с надеждой, другие — с ненавистью. Многие осуждали отсутствие определенной программы в его дви­жении, критиковали позицию в вопросах политики и государствен­ного управления. Одни тянули вправо, другие влево, но даже самые строгие и резкие порицатели стратегии генерала Деникина умалчи­вали о нем как о человеке.

Антон Иванович жил чрезвычайно замкнуто. Он твердо придер­живался точки зрения, что его семейная жизнь отношения к делу не имеет. В том, что касалось его деятельности, он рад был бы иметь под­держку в общественных кругах, но политические партии отталкива­ли его своим партийным и классовым эгоизмом. Правые круги от­стаивали интересы землевладельцев и торгово-промышленников. В разум социалистов-революционеров и меньшевиков (после того, что случилось в 1917 году) он не верил. Антон Иванович считал, что они страдали атрофией воли, «недержанием речи», и согласен был с по­койным атаманом Калединым, сказавшим перед смертью, что Россия погибла от болтовни.

Теоретически власть генерала Деникина не имела ограничений, На деле же это было совсем не так. Ему приходилось считаться с настроением офицеров, и это сильно связывало руки. Обещание Де­никина не предрешать будущую форму правления государства (формула, в которую он искренне верил) являлось в то же время единст­венным лозунгом, который, по его мнению, мог удержать в рядах армии и монархистов, и республиканцев.

Опасаясь стать орудием партийных интриг, Деникин замкнулся в себе. Он окружил себя главным образом военными соратниками, которые вместе с ним видели крушение советской власти в Пораже­нии и разгроме Красной армии. (28. С. 199).

Его одиночество смягчалось дружбой с начальником штаба Ива­ном Павловичем Романовским. Оба были поглощены одними инте­ресами, радостями и печалями. Времени для личной жизни не оста­валось.

Деникин власти не искал. Она случайно пришла к нему и тяго­тила. И он нес ее как тяжелую обязанность, выпавшую на его долю. В мыслях уносился к жене, которую редко приходилось видеть,— же­ланная личная жизнь вот уже почти сорок семь лет проносилась ми­мо. Он мечтал об уединении, чтобы заняться всегда привлекавшей его работой в области военной литературы и истории.

Жена Антона Ивановича, слабая здоровьем, частенько прихва­рывала. А он с тревогой стареющего отца мечтал о сыне, которого мысленно уже окрестил Иваном. О будущем Ваньке шли тихие бесе­ды с женой в те редкие вечера, когда Антон Иванович бывал у себя дома в Екатеринодаре. О нем же писал он Ксении Васильевне с фрон­та, из-под Ставрополя, из разных станиц, городов, деревень.

«Безмерно рад, если правда, что исполнится моя мечта о Вань­ке»,— писал он в одном из этих писем. (28, с171). Однако Ваньке не суждено было появиться на свет. Вместо него 20 февраля 1919 года родилась дочь Марина. Роды были тяж елью. Врачи, опасаясь за жизнь Ксении Васильевны, телеграфировали генера­лу на фронт, что, возможно, придется выбирать между жизнью не родившегося младенца и жизнью матери. Они просили его указаний. Спеша, домой, мучаясь догадками и неизвестностью, Деникин телег­рафно просил врачей сделать все возможное, чтобы спасти жизнь жены. К счастью, все обошлось благополучно.

Антону Ивановичу хотелось со временем, «когда все кончится», приобрести клочок земли на южнорусском побережье. Где именно, он не задумывался. Но возле моря, с маленьким садиком и с неболь­шим полем позади, чтобы... «сажать капусту». К этой «капусте» он часто возвращался в своих разговорах с женой и друзьями. О скром­ных мечтаниях генерала Деникина сохранилось несколько писем.

«Моя программа,— сообщил он однажды посетившей его группе представителей кадетской партии,— сводится к тому, чтобы восста­новить Россию, а потом сажать капусту». «Ох, Асенька,- писал он жене,---когда же капусту садить».

Антон Иванович был бессребреником в буквальном смысле слова. С юных лет он свыкся с бедностью. Став правителем Юга России, Деникин начал опасаться, чтобы его, не дай Бог, не обвинили в рас­точительности. В теплые весенние дни 1919 года он ходил в тяжелой черкеске, и на вопрос, почему он это делает, Антон Иванович с пол­ной искренностью отвечал: «Штаны последние изорвались, а летняя рубаха не может прикрыть их».

В начале 1919 года, несмотря на свое высокое положение, гене­рал Деникин фактически влачил полунищенское существование. Же­на его
сама стряпала, а генерал ходил в заплатанных штанах и ды­рявых сапогах. По свидетельству близко знавшего его тогда человека, Деникин из-за крайней своей честности «довольствовался таким жалованьем, которое не позволяло ему удовлетворить насущные по­требности самой скромной жизни». (28,с.288). С присылкой в Новороссийск запасов английского обмундирова­ния проблема одежды утратила свою остроту, и к началу лета Глав­нокомандующий смог привести свой гардероб в порядок.

Привыкнув к аскетическому образу жизни, Антон Иванович и от офицеров своей армии требовал того же. Профессор К. Н. Соколов, заведовавший у него отделом пропаганды, писал в своих воспомина­ниях, что нищенские оклады обрекли этих людей «на выбор между героическим голоданием и денежными злоупотреблениями». (28.с. 223). «Если взятки и хищения,— писал он,— так развились на Юге Рос­сии, то одной из причин тому являлась именно наша система голод­ных окладов».

Скудные жалованья вызывали недовольство. Сравнивая их с бо­лее щедрыми окладами донского и кубанского войск, Деникина ви­нили в скупости. Но «скупость» он проявлял, прежде всего, к себе. В одном из неопубликованных писем к жене (от 11 июля 1919 года) писал: «Особое совещание определило мне 12000 рублей в месяц. Вычеркнул себе и другим. Себе оставил половину (около 6 300 руб­лей). Надеюсь, ты не будешь меня бранить».

Было это в дни катастрофической инфляции, когда ничем не обе­спеченные бумажные денежные знаки на глазах теряли свою и без того фиктивную ценность, а все продукты дорожали каждый день. До этого повышения в жалованье Антон Иванович получал всего ты­сячу рублей с небольшим в месяц, а его ближайшие помощники еще меньше. По тем временам это были сущие гроши, на которые было невозможно прожить.

Многие указывали Главнокомандующему, что «такое бережливое отношение к казне до добра не доведет, что нищенское содержание офицеров будет толкать их на грабежи». Но Главнокомандующий ожидал от своих офицеров «самоотверженной скромности», но этот расчет, как и многие другие, оказался ложным.

«Нет душевного покоя,— с горечью писал он жене.— Каждый день—картина хищений, грабежей, насилия по всей территории во­оруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. Помощи в этом деле ни­откуда не вижу. В бессильной злобе обещаю каторгу и повешение... Но не могу же я сам один ловить и вешать мародеров фронта...». ( 41.с.221).

Антон Иванович думал личным примером жертвенности поднять до своего морального уровня тех, кого он вел. Но это было возмож­но, и то лишь в теории, до тех пор, пока армия состояла из добро­вольцев, которые, как и, сам Деникин, шли на бескорыстный подвиг. Когда же (с начала 1919 года) армия пополнилась огромным коли­чеством мобилизованных офицеров, солдат и пленных красноармей­цев, одного морального воздействия было недостаточно, ибо многие из них смотрели на гражданскую войну как на промысел, как на спо­соб личного обогащения. Чтобы пресечь нарушения, надо было безжалостно применять драконовские законы. А в твердом и суровом на вид генерале, чрезвычайно требовательном к самому себе, не оказалось и следа той особой черты характера, которая свойствен­на истинным диктаторам: расчетливо держаться за власть и подчи­нять своей воле всех окружающих людей ценой каких угодно при­нуждений и жестокости.

В своих воспоминаниях Антон Иванович отметил:

«Мы писали суровые законы, в которых смертная казнь была обычным наказанием. Мы посылали вслед за армиями генералов, облеченных чрезвычайными полномочиями, с комиссиями для разбо­ра на месте совершаемых преступлений. Мы — и я, и военачаль­ники — отдавали приказы о борьбе с насилием, грабежами, обиранием пленных и т. д. Но эти законы и приказы встречали иной раз упорное сопротивление среды, не воспринявшей их духа, их вопию­щей необходимости. Надо было рубить с голов, а мы били по хвостам». (28.с. 271)..И в этом чистосердечном признании кроется один из ответов на вопрос, почему белое движение на Юге России было обречено на неудачу.

Как рыцарь, описанный Сервантесом, Антон Иванович был отор­ван от исторической действительности. Высокие принципы чести и совести мешали Деникину найти правильное решение. Теория, как го­ворил сам Антон Иванович, разошлась с практикой...

Его цельной натуре не был свойствен тот внутренний разлад, который так сильно сказался в духовном облике русской интелли­генции прошлого века. И, тем не менее, по складу своего ума, хара­ктера и темперамента он был типичным русским интеллигентом, ли­беральным, образованным, идеалистом, искавшим в жизни правду и справедливость, отрицавшим насилие. И эти черты, шедшие вразрез с тем, что требовалось в борьбе не на жизнь, а на смерть с диктату­рой Ленина, мешали Антону Ивановичу стать подлинным вождем.

Человек большого, но не гибкого ума, он поздно понял свои ошибки и, как всегда, честно признался в них в своем пятитомном труде «Очерки русской смуты».

Антон Иванович нежно любил свою супругу, оказывал ей всяческое внимание, но не допускал и мысли, что она могла вмешиваться в его дела. Через несколько лет жена стала верной помощницей свое­го мужа в его историко-литературных трудах. Но в те ранние годы их семейной жизни молодость Ксении Васильевны ограничивала ее положение в доме ролью приветливой хозяйки. Она разливала чай и предлагала скромное угощение приходившим к ним гостям. По собст­венному признанию, участия в общем, разговоре, обычно носившем политический характер, она тогда не принимала, большинство гостей были старте хозяйки лет на пятнадцать — двадцать и их интересы не затрагивали молодую женщину, ушедшую с головой в заботы о дочери. В семейной жизни Деникиных весь интерес сосредоточился на маленькой Марине. Кроме ближайших помощников с женами бывали у Деникина в Екатеринодаре лишь графиня С. В. Панина, Н. И. Аст­ров, М. М. Федоров, активные деятели кадетской партии и еще, быть может, два-три посторонних человека.

В начале 1919 года большевики в полной мере оценили значение конницы противника. Весной и летом с предельной быстротой
была сформирована и собрана в мощный кулак кавалерия красных. Во
главе ее был поставлен Семен Михайлович Буденный.

В штабе генерала Деникина расстановка сил противника не являлась тайной. Но нет сомнения, что грозившая опасность сильно пре уменьшалась, также как и успехи неприятеля в области стратеги Советских стратегов, бывших полковников Каменева и Шорина, бывшего подполковника Егорова, удавалось нещадно бить в течение последних месяцев, поэтому никто не предполагал, что эти люди могли, в конце концов, многому научиться на собственном опыте и направить этот опыт, приобретенный благодаря Деникину, против него же. Советские полководцы оказались одаренными учениками. Они усвоили методы неприятеля, в особенности его искусство маневрировать, применили это искусство в широком масштабе. Однако после свое победы они не последовали примеру Петра Великого, который, разбив Карла XII под Полтавой, поднял бокал за своих шведских учителей, научивших его побеждать.

Тем временем генерал Деникин, будучи уверенным, в стойкости Кутеповского корпуса, решил не приостанавливать его наступление к северу от Орла. Он не слишком беспокоился о намечавшемся ударе 14-й армии по левому флангу Кутепова. Угрозу же конницы Буденного он считал более серьезной, но опасность от нее видел не столько для правого фланга добровольцев, сколько для левого фланга Донской армии, менее стойкой, хотя и гораздо более многочисленной. И чтобы ее подкрепить, передал ей конницу генерала Шкуро.

Встречные бои начались в центре у корпуса генерала Кутепова и, как искры пожара, перекинулись на другие участки фронта. Вско­ре все его огромное протяжение было охвачено зловещим пламенем, И белое, и красное командования отлично сознавали, что разыграв­шемуся сражению суждено решить участь всей кампании.

Войска генерала Кутепова -
вели упорные и ожесточенные бои. Села переходили из рук в руки в рукопашных схватках. И тут в полной мере сказалось численное превосходство противника. Густые и непрерывные цепи его двигались на разбросанные по длинной ли­нии фронта батальоны и роты марковцев, корниловцев, дроздовцев, стараясь смять и охватить их фланги. Белые доблестно отбивались от красных, но потери их росли с невероятной быстротой. Воинские части Кутепова таяли на глазах, а оперативные резервы оказались израсходованными.

Тем временем конница Буденного к северо-востоку от Воронежа перешла в наступление. Готовясь захватить этот город, а затем вме­сте с частями 13-й армии овладеть железнодорожной станцией Касторная и нанести удар в общем, направлении на Курск, она сильно потрепала части генерала Шкуро и угрожала тылу Кутеповского кор­пуса. Упорные, жестокие бои длились 30 дней. Под давлением про­тивника пришлось отходить, оставляя города, местечки, селения. Положение на фронте становилось чрезвычайно серьезным. Од­нако генерал Деникин, переживший на своем веку немало трудней­ших ситуаций, не терял бодрости духа

Катастрофы поражений и отступления морально надломили его, исчерпали все силы, и Деникин решил сложить с себя бремя власти. По избранию совета старших командиров он назначил своим преемником П.Н. Врангеля и выехал за границу. Весь его капитал составлял... 13 фунтов стерлингов.

В эмиграции главной работой и источником средств к существованию стала литература. В 1920 -1926 гг. он написал пятитомный труд "Очерки русской смуты", быстро ставший классикой мемуарной литературы и переведенный на несколько языков. Впоследствии вышли в свет его книги "Офицеры" и "Старая армия". В парижской писательской среде он был близок с Буниным, Куприным, Бальмонтом, Шмелевым, Цветаевой. Выступал с публичными лекциями на международно-политические темы, тексты которых издавались потом в виде брошюр. Деникин вел и серьезную антикоммунистическую работу. Он много сделал для разоблачения провокационно-террористической организации "Трест", созданной ОГПУ. Входил в состав "комитета Мельгунова", собиравшего и распределявшего средства для организаций, активно борющихся с большевизмом, и издавшего журнал "Борьба за Россию", часть тиража которого переправлялась в СССР. 20 сентября 1937 г. Деникин лишь по случайности избежал похищения по тому же сценарию и теми же исполнителями из ОГПУ, которыми через 2 дня был похищен председатель Русского общевоинского союза генерал Миллер.

Антон Иванович являлся противником любого иностранного вмешательства в русские дела и считал, что только сама Россия, пробудившись, способна сбросить с себя коммунистический гнет. Еще с 1933 г. он предвидел неизбежность столкновения СССР и Германии, и всячески предостерегал эмиграцию от какого бы то ни было сотрудничества с Гитлером, выдвинув лозунг "Свержение большевизма и защита России".

В 1940 г. при вторжении немцев во Францию Деникины бежали на юг и обосновались в пос. Мимизан, тоже вскоре оккупированном. Книги Деникина попали в ряд запрещенных, 70-летний генерал жил впроголодь, занимался огородничеством. Но на неоднократные предложения нацистов, обещавших самые заманчивые условия, отвечал твердым отказом. Мало того, он вел посильную антифашистскую работу. Слушая с женой радио, распространял запретную информацию среди крестьян. Продолжал агитацию эмигрантов против сотрудничества с немцами. Много общался с "власовцами", расквартированными на Атлантическом побережье, советуя им переходить на сторону англо-американцев. Деникин собирал также материалы о нацистских зверствах и положении русских военнопленных - он был одним из первых, кто заговорил в Европе о двойной трагедии этих людей, преданных собственным правительством и уничтожаемых немцами.

После поражения Германии вернулся в Париж, но прежняя жизнь и деятельность здесь оказались невозможными. Победы Советской армии полностью затмили в глазах общественности бесчеловечность коммунистического режима, а для многих даже казались его оправданием. Антисоветские взгляды подвергались обструкции. Русские издания, в которых сотрудничал ранее Деникин, закрылись, и он переехал в США. Здесь разработал и направил правительствам США и Англии меморандум "Русский вопрос", где доказывал, что в случае грядущей войны нельзя смешивать воедино советскую власть и русский народ. Бомбардируя письмами самые высокие инстанции, он, один из немногих в то время, поднимал голос против выдачи Сталину власовцев, казаков и других русских, искавших убежище на Западе. В Америке Деникин начал работу над книгами "Путь русского офицера" и "Вторая мировая война, Россия и зарубежье" (эта работа осталась незавершенной).

Свободное время Антон Иванович посвятил пересмотру и редак­тированию дневников своей жены, с мыслью (когда представится возможность) частично их опубликовать.

Закончил он в Америке свой ответ на труд генерала Н. Н. Голо­вина «Российская контрреволюция» и озаглавил его «Навет на белое движение». Эта неопубликованная рукопись представляет большой интерес для всех, занимающихся изучением гражданской войны на Юге России. Она дает ответы бывшего Главнокомандующего на кри­тику его политических и стратегических решений.

Вообще трудоспособность, энергия и творческая деятельность не покидали А. И. Деникина до самой его смерти. Время от времени, а под конец все чаще и чаще, давала знать болезнь сердца.

По настоянию знакомых Антон Иванович обратился в начале 1947 года за медицинским советом кроме своего русского враче! г. Нью-Йорке к одному доктору «из немцев».

Жизнь подходила к концу. Медленной поступью приближался он к горизонту, за которым лежала великая и неразгаданная тайна. Как верующий христианин, Антон Иванович не боялся смерти. На последнем суде он готов был с чистой совестью дать отчет во всех своих поступках, в прегрешениях вольных и невольных. Одного боялся Деникин, что не доживет до «воскресения» России, не увидит разрушения того зла, борьбе с которым он посвятил все свои силы.

К середине 1947 года грудная жаба стала для Антона Ива­новича почти невыносимым мучением, и «беспричинные» схватки не давали ему покоя.

Тем не менее, чтобы избежать летней жары в Нью-Йорке, Де­никины решили воспользоваться приглашением одного из своих зна­комых провести у него на ферме летние месяцы в штате Мичиган,

Там 20 июля случился с Антоном Ивановичем сильнейший сер­дечный припадок. Его сразу перевезли в ближайший город Анарбор и поместили в больницу при Мичиганском университете. Через два-три дня он почувствовал себя немного лучше и попросил жену при­нести ему рукопись, чтобы продолжать работу над автобиографией. Попутно, для собственного развлечения, составлял он крестословицы.

Но дни были сочтены. Вскоре повторный сердечный приступ оборвал эту жизнь, полную борьбы и веры. И, несмотря на все удары судьбы, на всю, казалось бы, безнадежность политической обстановки, генерал Деникин, как это ни странно, до последней почти минуты верил в какое-то чудо, ибо последние его слова жене были: «Вот не увижу, как Россия спасется!» (28. С. 291).

Скончался Антон Иванович 7 августа 1947 года на семьдесят пя­том году жизни, и после отпевания в Успенской церкви города Дет­ройта временно был погребен с воинскими почестями американской армии на кладбище в Детройте. Воинские почести были оказаны ему, как бывшему Главнокомандующему одной из союзных армий первой мировой войны.

Прах его сейчас покоится на русском кладбище Святого Влади­мира в местечке Джаксон штата Нью-Джерси. Но последним его же­ланием было, чтобы гроб с его останками со временем, когда обста­новка в России изменится, был перевезен на родину.

Все бумаги генерала после его смерти были переданы вдовой на хранение в Русский архив Колумбийского университета с оговоркой, что пользование ими в полном объеме без особого на то разрешения предоставляется лишь с 1980 года.

В бумагах вдовы генерала Деникина имеется любопытное пись­мо к ней от Вильяма Генри Чемберлина. В начале 20-х годов он со­чувствовал коммунистическому эксперименту в России. Но, проведя в Советском Союзе двенадцать лет (с 1922 по 1934 год) корреспон­дентом журнала "The Christian Science Monitor" и наблюдая, как применялись там на практике теории Карла Маркса, он переменил свое отношение к коммунизму. Его двухтомный труд «Русская рево­люция, 1917—1921 », опубликованный в 1935 году, был одной из первых серьезных попыток за границей дать продуманное и уравновешенное исследование той сложной эпохи.

Много лет спустя, в марте 1965 года, Чемберлин писал госпоже Деникикой, что, изучая труд ее мужа «Очерки русской смуты» и дру­гие исторические источники, он проникся глубоким уважением к личности генерала Деникина и к его доблестной попытке отстоять подлинную ценность культуры и цивилизации от надвигавшейся за­разы коммунизма. Чемберлин выражал вдове генерала свое искрен­нее восхищение безупречным патриотизмом Деникина и свое сожа­ление, что белое движение потерпело неудачу, ибо, писал он, исто­рия не только России, но и Европы была бы гораздо счастливее, если бы поход Деникина увенчался успехом.

Деникин, противник самодержавия и убежденный сторонник кон­ституционного строя, типа британского, не искал власти, тяготился ею ii смотрел на нее как на тяжкий крест, возложенный судьбой. Свою «диктатуру» периода гражданской войны он считал чисто вре­менной — переходной фазой на пути к народовластию, то есть к под­линному демократическому государственному строю, в возможность установления которого в России он искренне верил.

Белое движение генерала Деникина потерпело неудачу, а гран­диозные события, происходившие после второй мировой войны, совершенно затмили имя человека, на которого в свое время в России и вне ее одни смотрели с надеждой, другие—с ненавистью.

Объективно рассматривая доводы Деникина и его соратников, пытаясь понять их думы, стремления, понять, чем они руководствовались, поднимая меч против собственного народа начнем с главного - с отношения Деникина к революции, Советам, большевикам. Ничего ни сглаживая, не скрывая, не приуменьшая, мы можем ясно и четко сказать, что Деникин и его соратники являются врагами Советов, врагами убежденными, непримиримыми, их ненависть безгранична. Можно выразится и сильнее: эта ненависть раскалена до бела, она бурлит и клокочет.

Деникин называет большевизм огромным и страшным явлением, утверждает, что весь народ был против Советской власти, что она была "ненавистной народу", что "противобольшевицкие движения... вырастали стихийно и непредотвратимо". (41. 299).

Непримиримая позиция Деникина понятна, ведь в 1917 году он провозгласил целью своей жизни борьбу с революцией, затем возглавил один из решающих, может быть, решающий участок борьбы с республикой Советов. Во имя своей цели он вел в бой десятки и сотни тысяч людей, которые убивали других и гибли сами. Он отдал этой борьбе все свои силы, потерял друзей и соратников...

Ища причины падения старого, Деникин не находит другого аргумента, как обвинение русским в недостатке патриотизма. Обиженный, потерявший веру в народ, в конечном счете отринутый на родом, он продолжает нанизывать в адрес народа одно обвинение за другим. Деникин потерпел поражение дважды - и в революции и в гражданской войне. Он был убежден в правоте своего дела, но дело не получило поддержки. После революции он, как ему казалось, снова встал за правое дело, за народ, за Россию. И опять - конечная неудача, еще более трагическая для него, еще более масштабная. Деникин не признавал возрождения России после гражданской войны. Это не его вина - это его беда.

Поучителен нравственный пример Деникина - человека удиви тельной личной скромности, покинувшего Россию нищим генералом, в то время, как многие другие его сослуживцы успели награбить целые состояния. Это выдающийся русский патриот, который, рискуя жизнью и благополучием своей семьи, решительно отказался служить фашистам в годы второй мировой войны. Он искренне радовался победам Красной Армии над гитлеровцами, хотя всю свою жизнь оставался непримиримым противником большевизма.

Исследование политической, военной и общественной деятельности А.И.ДЕНИКИНА

в 1890-1947 гг. позволяет утверждать: он был одной из крупных фигур в истории Отечества. Сын крепостного крестьянина, сданного помещиком в рекруты и дослужившегося до майора, пошел по пути отца. Иван Ефимович Деникин, один из многих русских офицеров, живших на грани бедности, а порою и нищеты, но прослуживших отечеству честно, смог привить сыну стремление стать военным профессионалом. За 27 лет службы в армии царской России А.И.Деникин прошел путь от вольноопределяющегося стрелкового полка до генерал-лейтенанта, командира армейского корпуса. Он достиг своего высокого положения, благодаря исключительно личным морально-психологическим, военно-профессиональным качествам, приобретенным кропотливым трудом.

К 1917 году А.И.Деникин, сформировавшись как военный профессионал высокого класса, пройдя испытания в годы русско-японской войны (1904-1905гг.) и, особенно, первой мировой войны (1914-1918 гг.), приобрел политические взгляды либерально-демократической направленности, что было все-таки нетипичным для офицерского корпуса армии царской России. Такая политическая ориентация сделала его непримиримым противником любых революций, сторонником радикальных реформ и мирного пути развития страны. После 1917 г., под воздействием реалий революции и гражданской войны, в либерально-демократических взглядах генерала произошло серьезное “поправение”.

В 1917 г. А.И.Деникин-полководец проиграл по всем направлениям. И вряд ли кто-либо другой на его месте смог бы выйти победителем в тех условиях, ибо разложенная армия не хотела воевать за чуждые ей интересы. В годы гражданской войны Антон Иванович выдвинулся в число крупных военачальников белого движения. Он смог в первое время подстроиться под специфические условия гражданской войны, тонко сочетать опыт боевых действий, накопленный в первую мировую войну, с новыми методами, обусловленными во многом необычной, с точки зрения классических канонов военного искусства, гражданской войной. Это привело к тому, что генерал одержал ряд внушительных побед, создав в конечном итоге непосредственную угрозу большевистской Москве. Особенно же следует отметить его умение использовать роль морального фактора, который существенно возрос в условиях гражданской войны. Но в конечном итоге, А.И.Деникин-полководец потерпел сокрушительное поражение в силу ряда объективных и субъективных причин, синтезированных в монографии. Тем не менее, он оставил в военном искусстве определенный след через ряд нестандартных операций.

Российская революция 1917 г. превратила генерала – военного профессионала высокого класса в политического деятеля. Он, в силу личных убеждений,
не принял революцию и закономерно оказался в лагере ее противников. Генерал пытался обуздать всесилие солдатских комитетов. Кульминационная точка его политической деятельности в 1917 году – осознанная поддержка неудачного корниловского выступления. Подвергнутый репрессиям после подавления корниловского мятежа генерал не был сломлен. Его уход на Дон для продолжения антисоветской борьбы закономерен.

В белом движении в гражданской войне на Юге России А.И.Деникин прошел путь одного из организаторов до единоличного военного диктатора. Но на политическом поприще он достиг еще меньших успехов, чем в военной сфере. Антон Иванович был вынужден играть роль политического лидера белого Юга России, не имея для этого теоретической подготовки и достаточного практического опыта. Ему пришлось действовать в условиях чрезвычайно запутанных отношений собственности, сложившихся на белом Юге России, лавировать в сложном конгломерате социально-политических, классовых сил. Это были трудности объективного порядка.
Но они значительно усугублялись отрицательными качествами
генерала. На его политические неудачи оказали существенное воздействие военные поражения. И наоборот. Здесь глубокая диалектика.

В итоге А.И.Деникин быстро и безвозвратно утратил имевшиеся у него небольшие политические успехи, достигнутые им в период генезиса и развития белого движения в гражданской войне на Юге России по восходящей. Он не смог разрешить ни одного радикального политического вопроса: аграрного, рабочего, национального.
Не было успехов во внешней политике. Как следствие, – скрытая и открытая конфронтация с сопредельными государствами (Польша, Грузия, лимитрофы). Отношения с Антантой балансировали порою на грани открытой конфронтации. Шла перманентная, изматывающая борьба с казацким сепаратизмом и внутренней оппозицией в ВСЮР (П.Н.Врангель). Сущность и содержание данных процессов раскрыты в исследовании достаточно подробно. Синтезированы и причины политических неудач генерала. Главное же обстоятельство, обусловившее поражение А.И.Деникина, – объективно складывающаяся конкретно-историческая обстановка, ставшая для него неблагоприятной после того, как произошла окончательная перегруппировка социально-политических сил в пользу большевиков. Военные и политические поражения генерала в 1917-1920 гг. закономерны.

Белоэмигрантский период жизни и деятельности А.И.Деникина – особый период, протекавший в резко изменившихся условиях бытия генерала - изгнанника. Он, не примкнувший в условиях политической борьбы в белой эмиграции ни к одной политической партии, сумевший сохранить, в основном, организационную самостоятельность, был, однако, политической одиночкой. Антон Иванович настойчиво искал новые политические парадигмы в новой конкретно-исторической обстановке. В непростых условиях эмигрантского бытия генерал вырабатывал свою идейно-политическую позицию. После сложной эволюции она накануне второй мировой нашла сконцентрированное выражение в сформулированной им неординарной двойной задаче русской эмиграции: “Свержение советской власти, защита России”.

С началом Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков А.И.Деникин, всесторонне оценив обстановку, внес серьезные коррективы в свою “двойную задачу русской эмиграции” Она приняла диаметрально противоположный вид: “Защита России и свержение советской власти”.

Бывший Главком ВСЮР смог преодолеть себя и отодвинуть свой ярый антисоветизм на второй план, не став, однако, более лояльным по отношению к большевизму и советской власти.

В монографии проанализированы основные направления политической и общественной деятельности А.И.Деникина в белой эмиграции. Самое яркое, впечатляющее здесь – противодействие престарелого генерала-изгнанника немецкому фашизму в условиях германской оккупации Франции. Здесь он совершил акт гражданского мужества, характеризующий его как пламенного патриота России. Антон Иванович категорически отказался от каких-либо форм сотрудничества с фашистской Германией, заявив об этом немецкому командованию прямо, открыто, резко. Но кроме этого факта, который уже сам по себе оставляет в истории память о генерале как патриоте Отечества, он, изможденный нищенским прозябанием в условиях немецкой оккупации, оказывал посильное противодействие немецким оккупационным властям. Пусть его акции носили больше символический характер, но они – яркое подтверждение любви к Отечеству А.И.Деникина.

Опыт политической, военной и общественной деятельности Антона Ивановича Деникина в 1890 - 1947 гг. позволяет сделать некоторые выводы:

1. А.И.Деникин как личность и деятель весь соткан из противоречий. Честность, мужество, храбрость, решимость брать ответственность на себя, нетерпимость к несправедливости сочетались с излишней солдатской прямолинейностью, отсутствием скромности в боевых заслугах, честолюбием, вспыльчивостью. А.И.Деникин – полководец, обладавший гибким стратегическим и оперативно-тактическим мышлением, умевший извлечь максимальную выгоду из морального фактора в войне, но принимавший иногда необдуманные, менее целесообразные решения, ставивший политические аспекты выше собственно военных. Генерал, но либерал-демократ, что было все-таки нетипичным для генералитета армии царской России. Пламенный патриот России, но ярый враг советской власти. Он допускал на этой почве жестокость по отношению к народу, который любил и... против которого воевал. Талантливый военачальник, но абсолютно не эластичный политик. Оригинальный литератор-гуманист, человек высокой культуры, но единоличный военный диктатор белого Юга России, ответственный за гибель тысяч ни в чем не повинных россиян. Лидер, никогда не пользовавшийся служебным положением в корыстных целях, но допустивший даже в ближайшем окружении небывалый размах коррупции, взяточничества, казнокрадства. Эти противоречия находятся в диалектическом единстве. Именно в попытках генерала разрешить их неантагонистическим путем кроются многие причины его политических и военных поражений.

2. Содержание военной, политической, общественной деятельности генерала в исследуемый период не могло быть другим, ибо оно детерминировалось конкретно-исторической обстановкой и его внутренними убеждениями, нравственным обликом. Однако он никогда не был пассивным субъектом исторических событий. У него хватило мужества действовать активно даже в то время, когда налицо была угроза собственной жизни в годы русско-японской и первой мировой войн, революции и гражданской войны, а также и при угрозе голодной смерти в белой эмиграции.

3. А.И.Деникин – один из тех исторических деятелей, кто несет ответственность за развязывание и, особенно, эскалацию гражданской войны в России. Но как субъект данного исторического процесса, игравший в нем одну из ключевых ролей, он делит эту историческую ответственность с вождями большевиков, лидерами российской контрреволюции и, особенно, белого движения, а также и с правительствами Антанты. Представляется нецелесообразным устанавливать, кто здесь виноват больше, а кто меньше. Ясно одно: исторический шанс предотвратить гражданскую войну не в столь далеком прошлом нашими предками был упущен.

Поэтому исследователям надо сосредоточить основные усилия на выявлении ошибок противоборствующих сторон и на этой основе выработать конкретные рекомендации по недопущению гражданской войны в обновляющейся России.

4. В силу конкретно-исторической обстановки, личностных качеств Антона Ивановича его политическая и военная деятельность в годы революции и гражданской войны в России была закономерно обречена на поражение.

Не сумел он достичь весомых успехов и в политической и общественной деятельности в белой эмиграции. Главным препятствием объективного характера послужило для А.И.Деникина то, что он был членом белоэмигрантского социума, который эволюционировал к своему идейно-политическому и организационному краху под влиянием событий в мире, а также и к растворению в более широком социуме – русском зарубежье.

При этом, как мне представляется , нужно помнить следующее: в каком бы ракурсе не исследовались в дальнейшем жизнь и деятельность Антона Ивановича ДЕНИКИНА,

и имя, и дела его принадлежат уже истории России. ИСТОРИИ, КОТОРАЯ БЕСКОНЕЧНА ДОРОГА НАМ.

Список литературы

1. Подсчет по общему каталогу РГБ

2. Лиманский А. Заложнику белых. Ростов-н/Д., 1927; Мягков Г. В эпоху добровольческой армии в Киеве // Летопись революции. 1926. N 3-4. С.13-18; Деникинщина на Украине. Б/м, 1927. и др.

3. Каменев С.С. Очередные военные задачи. Лекции, статьи 1919-1920. М., 1922; Тухачевский М.Н. Война классов. Статьи. 1919-1920. Смоленск 1921; Гусев С.И. Уроки Гражданской войны. М., 1921; Бубнов А.С. Гражданская война, партия, военное дело. М.,1928 и др.

4. Какурин Н. Н. Как сражалась революция: В 2 т. М., 1925-1926.

5. Кин Д. Деникинщина. М.; Л., 1 927.

6. Борьба с деникинщиной и интервенцией в Крыму. Симферополь, 1940; Кабышев Л.В . Сталинский план разгрома Деникина. М., 1940; Разгром Деникина. Курск, 1939 и др.

7. Егоров А.И. Разгром Деникина. 1919 год. М., 1931.

8. Сухоруков В.Т. ХI Армия в боях на Северном Кавказе и Нижнем Поволжье. М., 1958.

9. См: Алексашенко А.П. Крах деникинщины. М., 1966.С.39.

10. Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее крах. М., 1982.

11. Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977.

12. Поликарпов В.Д. Пролог гражданской войны. М., 1976.

13. Кавтарадзе А.Г . Военные специалисты на службе Республике Советов. М.,1988.

14. Поликарпов В.Д. Военная контрреволюция в России. М., 1990.

15. Иоффе Г.З. “Белое Дело”. Генерал Корнилов. М., 1989.

16. Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. М., 1987.

17. Костиков В. Не будем проклинать изгнанье. Пути и судьбы русской эмиграции. М., 1990; Коваленко Ю. Москва-Париж. Профили и силуэты. Очерки о русской эмиграции. М., 1991.

18. Иловайский В. Год пути (жизнь Добровольческой армии). Ростов-н/Д., 1919; Волконский П.М. кн. Добровольческая армия. Краткий исторический очерк со дня возникновения армии по 1(14) ноября 1918 г. Изд. 2-е, Харьков, 1919; Волин В. Дон и Добровольческая армия. Очерки недавнего прошлого. Ростов-н/Д., 1919; Кубанец. От Екатеринодара до Мацетинской. Два месяца похода Кубанской Добровольческой армии. Ростов-н/Д, 1918; Ростов Б. Почему и как создавалась Добровольческая армия и за что она борется. Ростов-н/Д, 1919; Суворин (Алексей Прошин). Поход Корнилова. 2-е изд. Ростов-н/Д., 1919; Бирон К. Первые вожди Добровольческой армии и их взгляды на задачи ее. Ростов-н/Д., 1919 и др.

19. Кто такой Деникин? Харьков, 1919; Деникин идет к Москве. Издание осведомительной канцелярии 3 Армии. Б/м, Б/г; Генерал А.И. Деникин в Одессе / Под ред. С. Москвина с краткой биографией генерала А. Деникина. Одесса Т: Изд-во Отдела пропаганды, 1919 и др.

20. Лисовой Я. Главнокомандующий генерал Деникин и главноуговаривающий Керенский // Донская волна. 1918. N1 .С.6

21. Севский В. Генерал Деникин // Донская волна. 1918. N 2. С.3.

22. Суворин Бор. Героическая эпоха Добровольческой армии. Берлин, 1922; Раковский Г.И. В стане белых (от Орла до Новороссийска). Константинополь, 1922; Рыцари тернового венца. Воспоминания члена Государственной Думы Л.В. Половцева о 1 Кубанском походе генералов М.В. Алексеева, Л.Г. Корнилова, А.И. Деникина. Прага, Б/г; Гуль Р. Ледяной поход (с Корниловым) М., 1990 и др.

23. Лукомский А.С. Воспоминания : В 3 т. Берлин, 1922; Краснов П.Н. Всевеликое войско Донское// Белое дело. Дон и Добровольческая армия. М., 1993; Врангель П.Н. Записки. Южный фронт (1916-1920). М., 1991.

24. Лукомский А.С. Воспоминания. Т.1.С.5-7.

25. Врангель П.Н. Южный фронт. Воспоминания: В 2 ч. М., 1993.

26. Головин Н.Н. Российская контрреволюция 1917-1918 гг. Б/м. 1937.

27. Зайцов А.А. 1918 год. Очерки Русской гражданской войны. Париж, 1934.

28. Лехович Д. Белые против красных. Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992.

29. В русском переводе вышла в свет лишь в 1992 г. (Г.И.).

30. Хмелевский С.К. Борьба трудящихся Дона и Северного Кавказа против интервентов и белогвардейцев в освещении английской и американской буржуазной историографии 60-70 гг.//Боевое содружество советских республик. М., 1982. С. 242.

31. Grey Marina. Mon pere le general Denikine. Paris, 1985.

32. W.H. Chemberlin. The Russian revolution, 1917-1921. Vol. I-II. New York, 1935.

33. Stewart. The White armies of Russia: a chronic of the Counter-Revolution and Allied intervention. New York, 1933.

34. Lachet R. The White Generals: An Account of the White Movement and the Russian Civil War. Harlow, 1971.

35.Рыбников В.В., Слабодин В.П. Белое движение в годы гражданской войны в России: сущность, эволюция и некоторые итоги. М., 1993.

36.Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Париж-Берлин, 1921-1926. Далее внутри текста будет в скобках обозначаться римской цифрой номер тома, а арабской –страницы (Г.И.)

37.Т. I – “Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917”; Т. I I – “Борьба и смерть генерала Корнилова. Август 1917 – апрель 1918”; Т.III – “Белое движение и борьба Добровольческой армии”; Т.IV – “Вооруженные Силы Юга России”; Т.V – “Вооруженные Силы Юга России”.

38. Эти пометки опубликованы // вопросы истории КПСС. 1989. N12, 1990. №1, 2.

39. Там же. 1990. №2. С.25

40. Деникин А.И. В советском раю (предсмертная статья А.И.Деникина) // Возрождение (Нью-Йорк), 1950. Тетрадь восьмая. С.17.

41.А.И. Деникин «Путь русского офицера».- М. «Современник», 1991.- 300с.