Великий князь Ягайла

Великое княжество Литовское, на­чиная с Миндовга, складывалось, из белорусских, ли­товских и жмудских земель, и во главе его стоял самодержец. Годы правле­ния Олъгерда и Кейстута явили откло­нение — двоевластие, и Великое кня­жество разделилось на Виленскую и Трокскую половины. Первая принадле­жала Ольгерду, вторая — Кейстуту.

Соответственно братья подели­ли и сферу внешней политики и функции в обороне государственных гра­ниц. Кейстут противостоял Тевтонско­му ордену, полякам, венграм; Ольгерд действовал на восточных и юж­ных рубежах против русских и татар.

Приняв по смерти отца в 1377 году великокняжеский венец, Ягайла при­нял Виленскую половину и политику военного давления на Москву. Почему же в первую очередь на Москву, а не на ослабленную московскими нападе­ниями Тверь? Наличествовали опреде­ленные основания. Матерью Ягайлы была тверская княжна Юлианна, и узы родства Ольгерда с тестем — кня­зем Михаилом Александровичем — цементировали в единое целое их не­схожую в основе неприязнь к Москве.

В 1368 и 1370 годах Ольгерд провел успешные походы на Московское кня­жество, разбурил столицу, осаждал Кремль. Однако скорее эти войны но­сили предупредительный характер — на серьезную битву с Москвой Вели­кое княжество Литовское отважиться не могло. Продолжительная война на восточных границах способствовала бы захвату крестоносцами Жмуди и западных белорусских земель. Вели­кому княжеству каждый год прихо­дилось отбивать то два, а то шесть-восемь рыцарских нашествий. За 1345—1377 годы Белоруссии и Лит­ве выпало отбивать сто немецких по­ходов и наездов и сорок два раза объ­являть Погоню — для ответных похо­дов на крестоносцев. На эти годы, особенно на 70—е, припадают и войны с Польшей, и походы за лупами в польские воеводства.

В 1370 году Кейстут и брат его Любарт напали на польскую часть Волы­ни. В 1376 году последовал новый по­ход под началом Кейстута. Эти набе­ги, которые невозможно было предви­деть и предотвратить, вызвали в сре­де государственных мужей Польши идею укрощения Великого княжества путем династического брака, который осуществился позже — через несколь­ко лет после Куликовского сражения. Так что в годы, предшествовавшие этому сражению, Трокская половина княжества вообще забыла, что такое мир, и для напряженной борьбы с по­тенциальным крепнущим противни­ком, каким становилась Москва, Вели­кое княжество не имело необходимых воинских ресурсов.

Надо сказать, что в целом положе­ние Ягайлы на виленском троне было довольно неустойчивым. Заняв отцов­ское место, он встретил сопротивление своих братьев, особенно от брака Оль­герда с витебской княжной Марией: старший брат Андрей княжил в По­лоцке, Владимир — в Киеве, Дмит­рий — в Брянске, Дмитрий-Корибут — в Новгород-Северском. Каждый из них жаждал отделиться, а Андрей считал за собой больше прав на корону, чем Ягайла.

Но главным противником Ягайлы стал дядя — старый Кейстут. Держа в руках половину земель и войска, он и мысли не допускал под­чиняться решениям и желаниям свое­го племянника. Между Кейстутом и Ягайлой началась острая, но в то вре­мя еще скрытая война. Опасаясь выступить против дяди от­крыто, Ягайла договорился с крыжа-ками, которые за обещанную уступку им Жмуди начали бурить земли и го­рода Тройской половины, обходя зем­ли Виленской.

Все вело к вооружен­ному конфликту; он начался, когда Кейстут, получив документы о союзе племянника с немцами, сбросил его с великокняжеского трона на удельный витебский стол, и окончился восстани­ем Ягайлы и насильственной смертью Кейстута в Кревском замке. Но дра­матические эти события имели место вскоре после Куликовской битвы, а в 1380 году, во время сборов Ягайлы на Дон, взаимная ненависть только поспевала. Так что и разговора не могло быть об отправлении войска Кейстута в поход под началом Ягай­лы. Да и при добрых отношениях оголить рубежи с крестоносцами было бы большим риском. Поэтому полес­ские, под ляшские, жмудские, брест­ская, гродненская, волковыская, слонимская, частично лидская и новогрудская земли не дали Ягайле ни одного воина.

Предложение Мамая пришлось Ягайле на руку; он решил воспользоваться удобным случаем. Против Москвы Ягайлу распаляла еще и та помощь, которую московский князь оказывал его брату Андрею — полоцкому князю.

В 1377 году, когда Ольгерд на смерт­ном одре назначил своим преемником Ягайлу, князь Андрей посчитал себя ущемленным: по праву первородства великокняжеский венец полагался ему. Попытка отнять у Ягайлы трон силой не удалась; эта неудача выну­дила Андрея покинуть Великое кня­жество Литовское. Он подался в Москву к князю Дмитрию Ивановичу, где все литовские и белорусские князья-беглецы находили теплый и уважительный прием.

По законам той эпохи князь, отъ­езжая служить в другое государство, имел при себе двор и отряд приязнен­ного к нему боярства. У Андрея такое окружение слагалось из полочан. По­нятно, что главной целью отъезда в Москву была надежда на военную по­мощь в борьбе с Ягайлой. Но Московское княжество само испытывало ост­рую потребность в ратных людях — близилась война с Мамаем. К тому же припало на тот 1377 год поражение русских на реке Пьяна, где, восполь­зовавшись недисциплинированностью противника, татары уничтожили пере­довой полк московского войска. Кня­зю Андрею пришлось повоевать ради Дмитрия. Так, он и его полоцкий от­ряд вместе с Дмитрием Боброком участвовали в 1378 году в победной битве на Воже, которая стала репетицией полного разгрома татар на Кули­ковском поле.

Следующий, 1379 год был для Мо­сквы спокойным, и Андрей Полоцкий, верно, получив от Дмитрия какие-то подкрепления, вернулся на родину я начал военные действия против Ягайлы.

Почему же поддерживали князя Андрея полочане, чем так не угодил им «великий князь Литвы, Руси и Жмуди»? Главной причиной стала самоуверенность Ягайлы, который не посчитался с религиозными чувствами и традициями полоцких жителей. Прогнав в 1377 году князя Андрея, он назначил наместником в Полоцк своего родного брата Скиргайлу. По­следний, в отличие от Андрея, не при­нимал крещения, был язычником.

Вообще, в белорусских городах, осо­бенно в восточной Белоруссии, прием городом князя-язычника, тем более иноверца, был делом невозможным. Из двенадцати сыновей Ольгерда одиннадцать крестились в православ­ные, то есть принимали религию, утвердившуюся у белорусов. Поэтому эти его сыновья известны с двумя име­нами — христианским и языческим: Семен-Лингвен, Федор-Виганд, Василь-Коригела, Дмитрий-Корибут, Иван-Скиргайла. Даже Ягайла был вынуж­ден перейти в «греческую веру» и принял имя Яков, и конкретная при­чина этого действия Ягайлы прямо связана с Куликовской битвой, как мы это увидим ниже.

Православные бело­русы составляли преобладающее боль­шинство в войске Великого княжества Литовского, считали за святой долг защищать свои религиозные убежде­ния. То, что с точки зрения иерархов церкви их религиозные представления были несуразной смесью христианства и язычества, — разговор особый, глав­ное, что они сами считали себя верны­ми христианами и отличали своего от чужого по единственному и внятному (признаку — есть на нем крест или нет). Так что Андрей Ольгердович, вернувшись в 1379 году на Полоччину, нашел там широкую поддержку. К нему присоединился киевский князь Владимир Ольгердович, который так­же жаждал самостоятельности. Вооб­ще, все православное население Ве­ликого княжества было недовольно, что державный трон занял язычник Ягайла, и сочувствовало его противни­кам. Естественно, что потворствующая таким настроениям Москва станови­лась для Ягайлы тем более враждеб­ной.

В последний день августа 1380 года русское войско переправилось через Оку и дви­нулось к полю битвы. От переправы до него было 125 верст. На таком же расстоянии от Куликовского поля на­ходились войска Ягайлы и Олега ря­занского. Мамай, хоть и был ближе остальных к Дону, подвигался медлен­но, ожидая союзников. Упоминание об одинаковой для всех сторон столкновения длине пути имеет важ­ный смысл, так как все участники Мамаевой коалиции могли прийти на битву в одно и то же время.

Никто из них не был поставлен в худ­шее положение по условиям качества дорог, количества переходов, их слож­ности. Однако Ягайла на битву не пришел.

Почему же? Что оста­новило их движение? Что не позволи­ло пройти последние километры — три часа хода для конницы — после многодневного похода? Какая же во­рожба зауздала решимость Ягайлы, что заставило изменить слову, не вы­нуть меч, не нанести удар — удар действительно смертельный — своему противнику Московской Руси?

И как ни посмотришь — удивительно стран­но, очень странно поступил Ягайла. Стань его хоругви против засадного полка — и многое могло бы изменить­ся: могли бы русские и не увидеть победы, могла бы сникнуть сила, сдер­живающая Ягайлу на Востоке, и про­пал бы князь, приязненный к беглецам из Великого княжества Литовского.

По-разному объяснялся историками этот загадочный поступок Ягайлы. Высказывали мнение, что Ягайла не успел на битву, опоздал, что ему не хватило «одного дня». Действительно не хватило. Но совсем не потому, что был далеко и переходы были длинные и полные напряжения. При желании он смог бы соединиться с татарами на д

ня два раньше. 125 верст войско его сумело одолеть за десять дней — это чрезвычайно медленные темпы, полз­ком-— и то выйдет быстрее.

Пробовали объяснить опоздание Ягайлы его лич­ной трусостью — будто бы он вообще опасался боя. Это не так. Ягайла был, храбрым человеком; об этом свиде­тельствуют его смелый заговор про­тив Кейстута и особенно непосредст­венное участие в московских походах отца, в набегах на крестоносцев, на польские земли (например, на Свенто-кшыжский монастырь). Был бы Ягай­ла боязлив, он вообще не выступил бы на соединение с Мамаем. Или, может быть, отказала Ягайле в решитель­ный момент политическая дальнозор­кость, военное мышление?

Нет, Ягай­ла обладал глубоким и трезвым умом. Суть дела крылась в другом: стоя­ние в стороне решил не он — решили люди, которых он вел, его хоругви, войско. Единственной причиной, какая заставила Ягайлу не лезть в битву, было настроение белорусских полков, то есть подавляющего большинства войска. Белорусы были православны­ми, их сочувствие русским как одноверцам вылилось в решительное не­желание рубиться на стороне Мамая. В этом религиозном чувствовании на­шло объективное проявление и чувст­во славянского единства против этни­чески враждебных народов. Но самым главным препятствием для соедине­ния войск Ягайлы с Мамаем была память белорусов о разгроме ими та­тар на Синей Воде. Эта битва неза­служенно находится в тени. Между тем как раз на Синей Воде в 1362 го­ду татары потерпели первое крупное поражение, которое и определило ко­нец их владычества на захваченных славянских землях. Точнее сказать, оно положило конец татаро-монгольскому игу на украинских землях. Ве­ликий князь Ольгерд повел на осво­бождение Украины всю военную силу Великого княжества Литовского — ты­сяч тридцать войска, не считая челя­ди и обозников. К нему присоедини­лись полки украинских земель, кото­рые давно мечтали скинуть гнет та­тар. В битве на Синей Воде, как рас­сказывают летописи, особенно отличи­лось ополчение новогрудцев.

Эта битва входит в число крупнейших сра­жений средневековья, а по своим ре­зультатам едва ли имеет себе рав­ных — ведь татары были изгнаны из Киева, Волыни, Подолья, со всей степ­ной Украины до Крыма и устья До­на. Еще одним следствием этой исто­рической победы было воссоединение белорусского и украинского народов. Оно произошло через двести пятьде­сят лет после распада Киевской Руси (1125 год). Только теперь народы вос­соединились в новом государстве — Великом княжестве Литовском, Рус­ском, Жемойтском.

В войсках Ягайлы было достаточно воинов, которые участвовали в той исторической битве, и сейчас высту­пать на Куликовском поле вместе со своим недавним побитым врагом про­тив близкого по крови и братского по вере русского народа им было невоз­можно. Оценивая такое настроение своих хоругвей, их нежелание осквер­нить себя общими действиями с ино­верцами, Ягайла счел за лучшее не рисковать. И поступил разумно. Бело­русские хоругви в ходе битвы могли присоединиться к русским полкам, и уже тогда неминуемо, тут же по раз­громе ордынцев, сгорела бы, как зничка, звезда княжения Ягайлы.

Тем бо­лее, что не надо было искать преемни­ка, он находился рядом — полоцкий князь Андреи Ольгердович. Вот поче­му те тысячи, которых так не хватало Мамаю, на которых в известной степе­ни основывалась его уверенность в победе, недвижимо простояли поодаль поля, а узнав о боевом успехе русских, двинулись назад, в Великое княжест­во.

Надо сказать, что лояльные отноше­ния белорусов к жизненно важной за­даче русского народа, отношения, какие посодействовали уничтожению войска Мамая, нашли понимание в Московском княжестве и остались в памяти.

Через тридцать лет, во время Грюнвальдской битвы, где решались исторические судьбы белорусов и ли­товцев, русский народ в лице своихкнязей не воспользовался моментом, не ударил в спину, не пошел воевать Смоленск, Брянщину, белорусские земли. Момент, стоит подчеркнуть, был наиудобнейшим — в Грюнвальдскую битву вступили полки всех белорус­ских земель. Восточная Беларусь, Смоленщина остались без защитников — бери голыми руками. Случись такое нападение, и Великому княжеству Литовскому пришлось бы разделить силы, биться на два фронта.

Так что Куликовский долг, долг косвенной по­мощи, русские вернули благородно. Это взаимное уважение ко­ренных интересов друг друга и пред­ставляется наиболее сущест­венным в истории наших братских народов того времени.

Как же сложились дальнейшие судь­бы некоторых главных участников Куликовской битвы? Андрей Полоц­кий после настойчивой борьбы с Ягайлой был побежден, несколько лет про­вел в темнице, откуда его освободил под свою заруку князь Витовт. Погиб Андрей в жестокой битве с татарами на реке Ворскле в 1399 году. В трагической битве на Ворскле по­гибли и герои Куликовки — Дмитрий Ольгердович и Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский...

Мамай через год после своего пора­жения на Дону был разбит Кипчак­ской Ордой, сбежал в Крым, где в ско­ром времени был зарезан. Во главе Зо­лотой Орды стал Тохтамыш. В 1382 го­ду он с большим войском напал на Московское княжество, сжег Москву и хитростью вошел в Кремль. Населе­ние Москвы (10—15 тысяч человек) было поголовно н безжалостно выруб­лено. Новое усиление Орды стало угрожать не только Москве, но и Ве­ликому княжеству Литовскому.

По­этому Ягайла, по казни своего дяди Кейстута став самодержцем, решил из­менить политику отношений с Моск­вой — примириться. Для скрепления союза предполагался брак Ягайлы с дочерью Дмитрия Донского. Об этом велись переговоры в 1384 году. Но тогда же последовало более выгодное для Ягайлы предложение от поля­ков — вступить в брак с польской королевой Ядвигой и стать королем Польши. Ягайла его принял.

Благодаря этому браку Польша и Литва были соеди­нены унией. Эта уния была сначала довольно слабой. Попытка включить Литву в состав Польского государства не имела успеха, так как Литва стремилась сохранить свою самостоятель­ность. Ягайло оставался «верховным князем» Литвы, но действительное управление Литвой сосредоточива­лось в руках его двоюродного брата, князя Витовта. Всё же уния Литвы и Польши привела к значительному усилению Польского государства.

Основной целью унии была борьба с Тевтонским орденом, представлявшим одинаковую опасность для обоих государств. Сверх того, литовские паны рассчитывали усилить своё поли­тическое влияние путём унии с можновладской Польшей. Поль­ских панов привлекала перспектива захвата белорусских и украинских земель, входивших в состав Литовского госу­дарства.

Ягайло, ставший польским королём под именем Владисла­ва II (1386—1434), начал своё царствование с подтверждения всех вольностей панов и шляхты и пожалования им ряда новых привилегий.

Панская колонизация устремилась в украинские земли — Подолию и Волынь, входившие в то время в состав великого княжества Литовского. Захватив здесь огромные земельные владения, польские паны стремились присоединить Подолию и Волынь непосредственно к Польше. Это привело даже к военным столкновениям между Литвой и Польшей, закончив­шимся захватом Польшей части Подолии (1430).

Важнейшей задачей Польши и Литвы стала борьба с Ор­деном, возобновившаяся уже с первых лет царствования Ягайла. Орден делал набеги на польские и литовские земли, производя при этом страшные опустошения. В 1410 г. произо­шла решительная битва между войсками Тевтонского ордена и объединёнными силами Польши и Литвы при Грюнвальде. Ордену пришли на помощь рыцари Германии и некоторых дру­гих стран. Среди войск Литовского государства в битве прини­мали участие смоленский, полоцкий, киевский полки, заслу­жившие своей стойкостью в Грюнвальдской битве славу и высо­кую оценку современников; был и чешский отряд под предво­дительством знаменитого Яна Жижки; был также вспомога­тельный татарский отряд.

Эта решающая битва закончилась полным поражением Ордена; значительная часть рыцарей была перебита; в их числе погиб великий магистр Ордена Ульрих Юнинген; все знамёна Ордена были взяты победите­лями.

Однако довести разгром Ордена до конца, уничтожить его Ягайло и Витовт не смогли. В 1411 г. был заключён мир, по ко­торому Орден должен был вернуть часть захваченных им земель и заплатить контрибуцию. Победа, одержанная при Грюн­вальде, нанесла Ордену, его политическому влиянию сокруши­тельный удар, от которого он уже не оправился. В то же время эта победа чрезвычайно повысила политическое и международное значение Польши и Литвы. Ян Гус поздравил Ягайла с побе­дой над немцами. Чашники в Чехии выдвигали кандидатуры Ягайла и Витовта на чешский престол.

Уния Польши и Литвы сопровождалась ростом влияния крупных феодалов в обоих государствах. Польские магнаты завоёвывали себе всё новые и новые права. Едлинский привилей 1430 г. вместе с подтверждением всех прежних прав панства и шляхты устанавливал также, что ни один дворянин в Польше не может быть арестован без суда: «Мы никого не заключим в тюрьму, если он не будет уличён по закону».

В заключение, можно сказать, что, Великий Князь Литовский и Король Польский Ягайла-Владислав II был прекрасным представителем своего времени и обладал всеми качествами присущими правителям XIV-XV веков.