План
1. Кавказ, его история и специфика
2. Северный Кавказ. Положение в XVI—XVIIIвв.
3. Присоединение Северного Кавказа к России в XVIII—XIXвв.
4. Армения в XVI—XVIIIвв.
1. Кавказ, его история и специфика
кавказ северный армения история
Кавказ — это особый мир множества этносов, конфессий, социумов, культурно-лингвистических групп и иных социальных общностей, которые при всех своих отличиях друг от друга, иногда весьма резких, образуют все же своеобразное единство. Это единство на протяжении истории многими оспаривалось или ставилось под вопрос, особенно — во время войн, революций, межэтнических и межрелигиозных конфликтов, повстанческих и других движений социального и политического протеста. И, тем не менее, вся история Кавказа, изобилующая общественными потрясениями, человеческими трагедиями и даже национальными катастрофами для многих проживавших здесь или продолжающих жить народов, свидетельствует о том, что Кавказ — это не только обилие противоречий, несогласий и взаимных претензий, но также сложный регион, единый в многообразии, имеющий свое общее лицо и определенную общность менталитета, нравов, обычаев, норм поведения и духовных ценностей. При всей ограниченности этой общности, существующей в неразрывном единстве со спецификой общественного быта и внутреннего мира каждого этноса или социума, каждой общины, конфессии или группы, трудно переоценить значение того, что объединяет всех кавказцев.
Ввиду этого своеобразие кавказского культурно-исторического сообщества заключается в том, что это — единство в многообразии, целостная и многоцветная суперкультура, построенная на взаимодействии, кое-где синтезе, кое-где сосуществовании, а кое-где и непримиримом противостоянии тесно взаимосвязанных и в чем-то противоречивых и даже конфликтующих друг с другом субкультур. Тем не менее наличие центробежных и разъединяющих тенденций периодически умеряется стремлением к объединению и согласию.
На состав населения Кавказа, судьбы его народов и государств всегда влияли геополитические, физико-географические, климатические, территориальные и прочие условия. На сильно пересеченном, в большинстве случаев труднодоступном и не всегда благоприятном для жизни, изобилующем горными кряжами и ущельями пространстве между Черным и Каспийскими морями всегда жили десятки крупных и сотни небольших племен и народностей. Еще Аль-Масуди отмечал, что Кавказ — это «великая гора», которая «вмещает много царств и народов ». И всем им некуда было уйти друг от друга, ибо пригодных для жизни земель на гористом Кавказе для всех всегда не хватало.
Люди, концентрируясь в долинах и предгорьях, в случае конфликтов сражались до последнего, так как уход из родных мест означал не только затрату родины и давно освоенной земли (без перспективы получить новую, за которую надо было еще бороться), но и потерю лица и самоуважения, без которых кавказец существовать просто не может. Да и рельеф серьезно препятствовал уходу или делал его невозможным. В связи с этим в жизни кавказцев, наряду с крайней жесткостью в принципиальных конфликтах, сформировался некий свод правил, способствующих достижению согласия по самым разным вопросам — от политических и военных до хозяйственных и бытовых. Долгая и противоречивая история приучила народы Кавказа к тому, что им друг от друга никуда не деться, как и от своего опыта общения и своей многострадальной земли. Поэтому историю каждого из них надо изучать не отдельно, а в рамках общего для всего Кавказа исторического развития и с учетом совместно выработанных общих для всех кавказцев ценностей.
Хребты Кавказских гор разделяют не только территорию региона, но и его население. Особенности топографии Кавказа определяют и обилие разновидностей форм жизни, и этническую разнородность. Более того, они же породили редкую для других регионов фрагментацию этносов, что, в свою очередь, предопределило живучесть общинных, племенных, родовых структур, а также — крайнюю многочисленность локальных структур и субкультур, языков и наречий. Этнокультурное разнообразие Кавказа также исторически связано с его положением между Европой и Азией, между ареалами земле-дельческо-городских и кочевых цивилизаций. Этот регион, чрезвычайно важный в геостратегическом отношении, всегда отделял восток Европы от запада Азии, христианство от ислама, оседлый мир от кочевого. Здесь в разное время сходились интересы таких великих держав, как Рим и Византия, Россия и Золотая Орда, Иран и Османская империя. Для правителей всех этих государств-гигантов Кавказ был необходим и сам по себе, и как плацдарм для вторжения на Ближний Восток, и для контроля над стратегически важными путями, в том числе — через Каспий и Черноморье. Кавказ в самом общем плане — это не только горы и не только отделенные горными хребтами от восточной Европы закавказские страны. Это также и степное Предкавказье, своего рода переход от Закавказья к южнорусским равнинам. Именно по этой причине Северный Кавказ существенно отличается от южного по своим природным условиям, по своей истории, политическим судьбам, культуре и составу населения. Тем не менее, то общее, что объединяет кавказский север и Закавказье, все же, пожалуй, преобладает и дает основания рассматривать Кавказ как единый комплекс, а историю его народов — в тесной взаимосвязи севера и юга, их взаимодействии и взаимовлиянии.
Прикаспийский путь был с незапамятных времен привычной дорогой степных набегов на страны Закавказья, но также — важнейшим руслом транскавказской транзитной торговли. По сведениям Страбона, именно по этому каналу древнейшие жители региона получали доставлявшиеся к ним через Мидию и Армению индийские и вавилонские товары. Древние аланы более двух столетий на заре нашей эры совершали походы в Закавказье и Малую Азию через Дарьяльское ущелье, получившее впоследствии название Аланские ворота. Результатом ответных нашествий стало освоение в Iв. н. э. прикаспийских территорий восточного Кавказа пришедшими с юга ираноязычными племенами. В Закавказье уже в Iтысячелетии до н. э. существовали развитые культуры и государства. Но их влияние на Северный Кавказ было ограниченным до великого переселения народов IV—VIвв. н. э. Еще раньше под воздействием вторжений извне (скифов, киммерийцев, древних тюрок) на Кавказе постоянно происходили перемещения, смешения, взаимная ассимиляция разных этносов и племен, что нередко приводило к исчезновению некоторых из них и образованию новых. Важное значение имело вторжение гуннов в конце IVв. н. э. через Закавказье в Иран,
Малую Азию и Сирию. Отступив вскоре на Северный Кавказ, гунны потом вплоть до VIв. нападали на Закавказье. В состав созданного ими союза племен входили булгары, авары, хазары и другие народы, впоследствии известные на востоке Европы. В это же время крайне обострилась борьба за Кавказ между Римом (потом — Византией) и Ираном. Отражением этой борьбы явилось торжество христианства в Армянском царстве, Картли (Грузии) и кавказской Албании, в которой, однако, сильные позиции сохраняли зороастризм и местные языческие культы.
Для дальнейших судеб Кавказа было весьма важным распределение влияния Византии (т. е. условно — Запада) и Ирана (Востока). Практически они поделили между собой грузинские и армянские земли, а также Северный Кавказ. Прикаспийские территории восточного Кавказа остались за Ираном, господствовавшим здесь более 200
лет. Вместе с иранцами на этнический состав жителей Кавказа в то время существенно повлияли гунны и хазары, а затем — пришедшие в середине VIIв. арабы. Закавказье и часть кавказского севера вошли в состав Арабского халифата и подверглись ислами-зации. Ислам наиболее успешно распространялся в прикаспийском Кавказе. Но и Тбилиси не избежал этого влияния и стал столицей эмирата, где проживало много арабов, персов и других мусульман. Борьба между Византией и Халифатом продолжалась более 400 лет. В ходе ее не раз армянские и грузинские земли восстанавливали свою независимость. В XIв. тюркские племена из Центральной Азии под предводительством династии Сельджукидов захватили Кавказ и окончательно изгнали византийцев, разгромив их в 1071
г. Но
Грузия, объединенная Багратом ПI (975—1014),
избежала нового порабощения. В 1122
г. царь Давид Строитель
изгнал мусульман из Тбилиси. В правление царицы Тамары (1184
—1213)
Грузия достигла расцвета, раскинувшись от Эрзерума до Ганджи и Черкессии, а также — подчинив себе Ширван и Трапезунд. Отбив нашествие тюрок, Грузия распространила свою власть и на север Армении, усилив одновременно свои позиции на востоке Закавказья, севере Ирана и на Черноморском побережье. Примерно в то же время, в XII
в., громадные пространства равнинного Предкавказья и Северного Кавказа — от Нижнего Дона до Дербента были заняты кипчаками — половцами, которые отступили сюда из южнорусских степей под ударами киевского князя Владимира Мономаха. Часть кипчаков даже служила царям Грузии. Что не помешало им, однако, в XIIIв. опустошать Грузию и самостоятельно, и в составе монголо-татарской армии.
Воцарение Сельджукидов на огромном пространстве от Средней Азии до Анатолии привело к наплыву тюркских племен на Кавказ, где они компактно заселили территорию бывшей Кавказской Албании и часть земель Армении и Грузии. Как и в Малой Азии, это привело к масштабным разрушениям и гибели значительной части жителей (особенно в Армении), к тюркизации населения, в ходе который были вытеснены языком пришельцев местные языки «азери» (на юге), «арани» (на севере), а также начала формироваься тюркоязычная азербайджанская народность. В дальнейшем усилению этого процесса способствовал приход в Закавказье новых тюркских племен (в основном огузов) во время нашествий монголов и Тимура. С той поры прежнее название «Арран» сменилось на тюркско-иранское Карабах («Черный сад»). Следует отметить, что азербайджанский язык и культура формировались постепенно, вбирая в себя элементы прежнего культурного слоя, а функции литературного языка долгое время выполняли арабский и фарси (персидский).
В 1220 г. монголы вторглись в Карабах, а потом в Грузию и Армению, что привело к подчинению Грузии наследникам Чингисхана и гибели армянской государственности. Подвергшееся страшному разорению, Закавказье в целом стало объектом ожесточенной борьбы между тюрко-монгольскими ханами Золотой Орды и правившими в Иране монгольскими правителями Хулагидами. Оно сильно пострадало в XIVв. во время походов Тохтамыша и Тимура. Особенно тяжелый удар был нанесен Грузии походом 1403 г., после которого она так и не оправилась. Вскоре она распалась на независимые царства Картли, Кахети, Имерети и княжество Самцхе-Саатабаго. Тогда же, в XVв., Армения попала под власть племенных союзов кочевых тюрок Кара-Коюнлу («Черных баранов»), а затем Ак-Коюнлу («Белых баранов»), господствовавших на западе Ирана, в Ираке и на юге Кавказа. Уничтожение армянского населения, в том числе — большей части знати, захват ее земель военно-кочевой аристократией монголо-татар (в том числе — кипчаков, не раз вторгавшихся с севера в Закавказье), разрушение городов, привели к росту начавшейся еще в XIв. эмиграции армян в Грузию, Иран и особенно Малую Азию, где с конца XIв. существовало Киликийское Армянское царство во главе с династией Рубенидов (1080
—1375). Часть армян перебралась в Крым и даже в Польшу. Некоторые оказались в Индии и Средней Азии.
Мусульманское население Закавказья также подвергалось эксплуатации и грабежу сменявшими друг друга завоевателями, однако — в гораздо меньшей степени ввиду религиозной и языковой близости кипчакам, огузам и татарам, составлявшим основу войск, завоевывавших Кавказ. Это же относится и к мусульманам Северного Кавказа. Впрочем, в самом начале монгольских походов на Кавказ кипчаки, обосновавшиеся в Предкавказье и тогда еще не принявшие ислам, разоряли Ширван и Арран, уже в значительной мере и тюркизированные, и исламизированные. В дальнейшем тюркизация и исламизация Восточного Кавказа (преимущественно территории современных Азербайджана и Дагестана), в меньшей степени — Северного Кавказа, продолжались вследствие постоянного наплыва тюрок с войсками монголов, Тимура, Ак-Коюнлу и Кара-Коюнлу. Пришельцы долгое время сохраняли племенную организацию, личную свободу и привилегированное положение. А на местных жителей, включая мусульман, распространялось действие указа (ярлыка) 1303 г. о прикреплении к земле, т. е. о закрепощении оседлого сельского населения.
В XVв. самостоятельность на Кавказе сохраняли лишь грузинские государства Картли, Кахети и Имерети, а также — Ширван, которым с 654 г. правили мусульманские властители, с 799 г. именовавшиеся ширваншахами. При династии ширваншахов Дербенди
(1382—1538) Ширван со столицей в г. Шемахе стал процветающим центром земледелия, выделки шелка и тканей, важным международным торговым и культурным центром. В Шемахе имелись многочисленные шелкопрядильни, ткацкие и ковровые мастерские, предприятия по выделке бумаги, а также многочисленные фактории местных, арабских, персидских, хорезмийских, индийских, русских и западноевропейских купцов. Шемаха славилась также мастерами ширвано-апшеронской архитектурной школы, местной миниатюры, конкурировавшей с персидскими образцами, и декоративно-прикладного искусства. Здесь жили многие поэты и другие деятели культуры, в произведениях которых отражался процесс формирования азербайджанского этноса как за счет тюркизации местного ранее ираноязычного и другого населения, так и путем интеграции тюрок, пришедших из Средней Азии, Ирана и северокавказских областей. Этот процесс был во многом схож с аналогичным процессом формирования турецкого этноса в Анатолии. Однако именно в XVв. наметилось отделение тюрок Закавказья от малоазиатских прежде всего на основе постепенного обособления в XIVв. восточнотюркских наречий до того единого тюркоязычного комплекса Малой Азии, Ирана и Закавказья. Одним из ранних азербайджанских поэтов считается уроженец Шемахи Имадеддин Насими (конец XIVв. — начало XVв.). Он — среди первых авторов газелей на азербайджанском языке, отступивший от традиции писать стихи по-арабски или по-персидски. К XVв. относится и творчество Касима Энвера, ученого — географа Бакуви, как и создание шедевров азербайджанского зодчества — дворца ширваншахов в Баку, дворцового комплекса «Хешт-бехишт» (Восемь раев) в Тебризе и других.
Культурно-лингвистические различия дополнились (а во многом и порождались) историко-политическими процессами. Захватив в 1453 г. Константинополь, турки-османы активизировали свою экспансию за пределами Анатолии, в том числе — в бассейне Черного моря и на Кавказе. Подчинив себе Крым в 1475 г., они стимулировали экспансию Крымского ханства на Северный Кавказ, а также — набеги с целью работорговли по всему Черноморскому побережью Кавказа. Их нараставшее соперничество с Ираном не только ставило в отчаянное положение христиан Кавказа, прежде всего — грузин и армян, зажатых между двумя мощными мусульманскими державами, но сказывалось и на положении кавказских мусульман, исторически (а в XIII—XVвв. и политически) связанных с Ираном или, по крайней мере, с тюрками Ирана. Это обстоятельство также сказалось и на обособлении кавказских тюрок от анатолийских, и вообще на дальнейших судьбах Кавказа.
В истории Кавказа чрезвычайно важны были связи между самими кавказскими народами. Они в определенной мере затруднялись религиозными различиями, игравшими в эпоху Средневековья весьма значительную, иногда решающую роль. Существенны были географические и экономические факторы.
Так сложилось, что Западный Кавказ был изначально втянут в византийскую торговлю и вообще в сферу влияния (в том числе религиозного) Византии, в известной мере дополнявшегося влиянием и торговыми операциями генуэзцев. В то же время Восточный Кавказ и Дагестан были связаны главным образом с Ближним Востоком, прежде всего — с Арабским халифатом и Ираном. Северный Кавказ при этом оказывался яблоком раздора, тяготея в культурно-религиозном плане к Восточному Кавказу, но экономически и политически — к Западному. Даже в XIV—XVвв. там была весьма интенсивна генуэзская торговля. Но с падением Византии все изменилось и прежняя конкуренция ориентации, не лишенная религиозно-культурного содержания, превратилась к началу XVIв. в османо-иранское соперничество чисто политического свойства (несмотря на наличие также суннитско-шиитских разногласий).
При всей сложности внутрикавказских споров и давних счетов (например, у жителей равнин к горцам и у автохтонов к пришлым мигрантам) народы Кавказа всегда интенсивно общались друг с другом. Известно, что постоянно существовали экономические, культурные и прочие связи Северного Кавказа с восточным Закавказьем, что и определило во многом этнический облик последнего. В армии Грузии на разных этапах ее истории служили адыги (черкесы), аланы (осетины), лаки, ингуши, чеченцы, представители различных народов Дагестана. В то же время правители Дагестана, Кабарды, Осетии устраивали набеги на земли грузин, армян и прочих жителей равнин и долин. В XIVв. значительная часть осетин, спасаясь от монголов, переселилась в Грузию. Часты были случаи единения абхазов и кабардинцев, миграций аварцев и других этносов Дагестана, возникновения в Дагестане и Азербайджане смешанных поселений горцев разного происхождения, нанимавшихся на службу к карабахскому, кубинскому, текинскому и другим ханам. По разным причинам — политическим, экономическим, военным, природным и иным — неоднократно менялись места расселения различных групп кавказцев, например, таких как ногайцы (потомки кипчаков), адыги, кабардинцы, чеченцы, ингуши и другие. К началу XVIв. началось расселение армян среди северокавказских черкесов («черкесо-гаев»). Все эти процессы, иногда связанные также со стихийными бедствиями (землетрясениями, болезнями), иногда — с сезонными работами, были свойственны всему Кавказу. Поэтому, например, даже в Грузии, стране с наиболее прочной государственностью и компактным расселением государствообразующего этноса, также сложилось, как и в других регионах Кавказа, полиэтническое общество, включавшее помимо грузин, также армян и представителей других народов, в том числе — мусульман. Но, конечно, в наибольшей степени этнонациональная и политическая раздробленность была свойственна Северному Кавказу, где с VIIIв. насчитывалось множество мелких «царств», княжеств, бейств, ханств, общин, племен.
Важной частью истории Кавказа издавна были его связи с Россией. Первые сведения о славянах и русах обнаружены еще в армянских и грузинских источниках VII—XIвв., а сведения о Кавказе — в русских летописях XI—XIIвв. Русские товары отмечены на рынках Ганджи и Дербента еще в Xв., а во Владимирской и Псковских землях найдены арабские дирхемы IX—Xвв., чеканенные в Тбилиси. В более позднее время были известны шелка, драгоценности и оружие, доставлявшиеся из Шемахи прежде всего армянскими купцами. появившимися на Руси еще до ее крещения. Во многих источниках, в том числе —- в поэмах великого Низами Ганджеви, получили отражение русские походы 1025—1034 гг. на Баку, Дербент и Ширван. В то же время известно, что русские дружинники служили у эмира Дербента в Xв., а армянские воины — в войсках киевского князя Ярослава Мудрого в XIв. и галицкого князя Льва Даниловича в XIIIв.
Русь и Кавказ связывали также семейно-династические отношения. Князь Владимир Святой был женат на Анне, армянке по происхождению, сын Мономаха Ярополк, также как и Андрей Боголюбский, его брат Всеволод и киевский князь Мстислав — на аланских княжнах. Князь киевский Изяслав женился в 1154 г. на Русудан, дочери грузинского царя Дэ-метрэ, а знаменитая грузинская царица Тамара вышла замуж за Юрия, сына Андрея Боголюбского. Изгнанный через два года из Грузии по собственной вине, Юрий, по некоторым данным, потом правил небольшим уделом в Карабахе.
Грузинские и армянские монахи, как и греко-византийские, повлияли на формирование основ православной культуры Киевской Руси, а мастера живописи, мозаики и орнамента из Грузии, Армении и христианской Албании Кавказской участвовали в строительстве и украшении русских церквей. Сыграли свою роль и переводы литературных и теологических сочинений с армянского на русский и с русского на армянский («Жития блаженных Бориса и Глеба»), особенно — в XIв.
После того, как Русь и Кавказ стали данниками Золотой Орды, связи их на некоторое время пришли в упадок. Их возрождению во многом способствовали армянские купцы Крыма, часто приезжавшие в Москву и образовавшие там в XIV— XVвв. большинство особого сословия «гостей-сурожан», т. е. торговцев из Сурожа (Судака). В связи с этим недалеко от московского Кремля был даже возведен армянский караван-сарай. Армянские купцы нередко выполняли и дипломатические поручения правителей Москвы, в частности — «государя всея Руси» Ивана ПI. Усиление в XVв. турецкой экспансии на Черном море перекрыло многие пути черноморской торговли, что привело к оживлению торговых путей через Каспийское море, Дербент и Шемаху, где русские купцы действовали в партнерстве с местными торговцами различного происхождения. В 1465 г. были установлены дипломатические отношения между Москвой и государством ширваншахов Дербенди. Посольство Василия Панина в Шемаху в 1466 г. явилось первым русским посольством в страны Востока. Тогда же Дербент, Шемаху и Баку посетил знаменитый тверской купец — путешественник Афанасий Никитин. В 1475 г. Иван ПI направил своего посланника к правителю государства Ак-Коюнлу Узун Хасану. А в 1491—1492 гг. в Москву прибыло посольство от кахетинского царя Александра.
Таким образом, к XVIв. Кавказ оставался политически (а также этнокультурно) раздробленным и практически беззащитным перед соперничавшими из-за него мусульманскими державами. Превращение Черного моря почти во «внутриосманское озеро» отрезало Кавказ от Европы. Выход за пределы османо-иранского соперничества был возможен только через Россию, которая тогда еще не стала великой державой, только что освободилась от Золотой Орды и накапливала силы для следующего рывка. Но уже имевшийся к тому времени опыт русско-кавказских отношений, стремление России избавиться от ордынского наследия (в том числе — от необходимости платить дань Крыму, осуществлявшему тогда экспансию на Северный Кавказ) и неизбежность столкновения с мусульманскими державами, поддерживавшими наследников Золотой Орды, как бы притягивали Россию к Кавказу. В этом же направлении действовали и постепенно оформлявшиеся экономические и геостратегические интересы встававшего на ноги молодого Русского государства.
2. Северный Кавказ. Положение в XVI—XVIIIвв.
В XVIв. ориентация на Россию стала пробивать себе дорогу почти у всех народов Кавказа. Однако на Северном Кавказе это чувствовалось острее. Отношение к Москве здесь стало вопросом практической повседневной политики после присоединения к Московскому государству Казанского (в 1552 г.) и Астраханского (в 1556 г.) ханств, вследствие чего территория, контролируемая русскими властями, вплотную подошла к землям северокавказских народов. В новом раскладе сил северокавказского ареала гораздо более существенную роль, чем раньше, стал играть «русский фактор», да и в военно-политических планах Москвы, особенно касавшихся Крымского ханства и его сюзеренов в Стамбуле, Северный Кавказ выдвинулся на самое важное место. Свидетельство тому — первые русские крепости, возведенные в регионе русскими казаками на реке Терек в XVIв. (начиная с города Терки). Тогда же началось налаживание не только торговых, но и политических связей северокавказцев с Россией.
В 1558 г. черкесский (кабардинский) князь Темрюк прислал в Москву двух своих сыновей — Булгоруко и Салтанкула. Последний вскоре крестился, породнился с царем (женившись на родственнице царицы) и стал одним из ближайших советников Ивана Грозного под именем Михаила Черкасского. После смерти царицы Анастасии Иван Грозный женился в 1561 г. на сестре Михаила, Марии Темрюковне, что еще более усилило влияние черкесской родни царя. По мнению некоторых историков, именно под влиянием черкесов царь ввел на Руси опричнину, противопоставив ее «земщине» подобно такому же делению государства на «хассе» (особый, дворцовый) и «дивани» (т. е. принадлежащий «диван аль-Мамалик», т. е. совету земель) во многих государствах Востока, прежде всего в Османской империи и Иране. О порядках в этих государствах черкесы и другие кавказцы были хорошо осведомлены. Более того, есть предположение, что во многом у опричников (одним из командиров которых стал сам Михаил Черкасский) было сходство с «нукерами» — привилегированными дружинниками многих северокавказских властителей. Впрочем, о сущности опричнины существуют и другие точки зрения.
На черкесское и вообще восточное происхождение опричнины и всего, что с ней было связано, косвенно указывает и ее конец: бывший тесть царя Темрюк (Мария Темрюковна к тому времени умерла) и его черкесы будто бы примкнули к разорительному походу крымского хана на Москву в 1571 г., вследствие чего царь по ложному подозрению казнил Михаила Черкасского и изгнал черкесов и татар из своего окружения, одновременно запретив само слово «опричнина». То было трудное для царя время — против него взбунтовались мусульмане Поволжья, а ранее союзная Ногайская Орда примкнула к крымцам. Но, пережив поражение, разгром столицы и еще 36 городов, гибель десятков тысяч и угон в плен сотен тысяч людей, царь все же на деле сохранил многое из опричнины, в частности — набранный из опричников особый полк «стремянных стрельцов» и особый фонд дворцовых земель, отобранных опричниками у боярской знати.
Черкесы были не единственными северокавказцами, наладившими в XVIв. политические связи с Москвой. Еще при Василии ПI (1505—1533) московский государь получил у мусульман особое наименование «Ак Падишах» (Белый царь), что было прямо связано с признанием мусульманами преемственности его власти от таковой золотоордынских ханов, называвших свое государство «Ак Орда» (Белая Орда). Это признавали многие ранее подвластные золотоордынцам правители, в частности ногайские князья, называвшие Ивана Грозного «счастливым государем, ведущим свой род прямо от великого Чингиза» (что было неверно). Тем не менее, в XVIв. в Москву приезжали послы от адыгов, кабардинцев, ингушей и владетелей Дагестана, искавшие в Москве помощи и покровительства, а иногда — даже просившие принять их в российское подданство. Известно, что в XVIв. часть чеченцев (галгаев-Цев, нынешних аккинцев) были христианами, как и многие кабардинцы. В 1658 г. представители двух вайнахских тейпов (кланов) тушинов и шатоевцев принесли присягу на подданство России в одном из соборов Кремля в Москве, т. е. они были христианами.
Однако такие случаи были все же редки. И даже когда представители Северного Кавказа вступали в русское подданство, это вовсе не означало распространения на них административной власти и законов России. Вернее было бы говорить о том, что Северокавказские правители становились в этом случае чисто формальными вассалами царя, а точнее — его союзниками, причем — не очень постоянными. Их ориентация на Москву оказывалась весьма шаткой и могла измениться в зависимости от ситуации в России (переживавшей, в частности, «Смутное время» в начале XVIIв.) или от исхода османо-иранских войн, которые во многом велись именно за влияние на Кавказе.
Сила воздействия извне (до XVв. византийцев и генуэзцев, с XVIв. — османов, иранцев и русских) была особенно заметна на Северном Кавказе, где политическая раздробленность, этническая чересполосица, обилие племен, конфессий, группировок, государственных образований и мелких властителей создавали весьма запутанную и постоянно менявшуюся картину. Оказавшийся в XIIIв. здесь доминиканский монах Юлиан писал, что типичной ситуацией у аланов является «постоянная война князя с князем, местечка с местечком», что даже на работу в поле люди отправляются вооруженными, ибо «не могут выходить в безопасности из своих местечек небольшими группами за чем бы то ни было». Это привычное состояние «войны всех против всех» сохранялось на Северном Кавказе и в дальнейшем, ибо социальные отношения в основном регулировались обычным правом (адатом) внутри каждого племени (и то не всегда), но почти отсутствовали сколько-нибудь четкие правила урегулирования межплеменных, межродовых, межгрупповых споров, разногласий и противоречий. Постепенно проникавший сюда с VIIв. ислам, сильно повлияв на быт и культуру воспринявших его народов, в гораздо меньшей мере воздействовал на политические и социальные отношения, во многом остававшиеся в сфере воздействия адата. Вследствие этого правовая ситуация менялась мало и крайне медленно, тем более что патриархально-общинный строй и родоплеменная структура отличались исключительной устойчивостью. Это и определяло сохранение политической дробности и пестроты северокавказских народов.
К XVII—XVIIIвв. на эту дробность и пестроту стало накладываться постоянное приближение к региону границ Русского государства и постепенное заселение примыкающих к Предкавказью областей русскими и украинскими переселенцами, а также — пришлыми калмыками, ногайцами и другими подданными России. Среди них особой привилегированностью и активностью выделялись донские и Гребенские казаки. Сюда же стали переселяться государственные крестьяне, ремесленники и чиновники из разных губерний России, и это способствовало развитию земледелия, скотоводства и различных промыслов в регионе.
Особо следует остановиться на роли казачества, которое возникло еще в период Золотой Орды и представляло собой особый вариант русского и украинского этносов с обычаями, чертами быта и одежды, заимствованными (в том числе — благодаря смешанным бракам) у других народов, ранее занимавших южные степи. Среди них немало было и выходцев с Кавказа, которых вплоть до XVIIIв. на Украине называли «черкасами» и существовал даже город Черкасы, от которого и произошло название выстроенной в XVIв. столицы донских казаков — Новочеркасска. Термин «черкасы», конечно, был собирательным. По некоторым данным, он пошел от чеченцев, владевших в средние века частью Ногайской степи до острова Чечень на Каспийском море. Часть из них, крестившись после 1557 г., т. е. после принятия частью ногайцев русского подданства, положила начало терскому казачеству, которое в начале XVIIв. насчитывало 160 семей в крепости Терки на Тереке. В дальнейшем они смешались с беглецами из России и были расселены в 1712 г. в пяти станицах, составив основу терско-гребенского казачества.
Исламизация Чечни в XVIIв. воздвигла барьер между ранее мирно сосуществовавшими казаками и чеченцами. Часть последних (гуноевцы), преследуемая жестоким шейхом Барсаном, убивавшим христиан, ушла на север. Но даже в XIXв. гуноевцы — казаки ездили в горы, а гуноевцы-чеченцы в казачьи станицы. Русские, постоянно пополнявшие ряды казачества, всегда определяли главное в его облике — русскоязычие и православие. Но наряду с этим в состав терцев, гребенцов и Сунженских казаков (переселенных на реку Сунжу части терцев) входили также пришельцы калмыцкого, осетинского и ногайского происхождения. Они во многом позаимствовали (в основных чертах) тип и внутреннее убранство домов, одежду (бурку, бешмет, черкеску), оружие у выходцев с Кавказа, особенно из Чечни (из тейпов гуной и варандой). Более того, многие из них знали язык чеченцев, их танцы, манеру пения, горский этикет.
Постоянный контакт, взаимодействие и взаимовлияние, наблюдавшееся между казаками и горцами, определили и важную роль казаков в сложной борьбе на Северном Кавказе, с конца XVIв. находившегося под властью ханов Крыма. Россия стремилась вытеснить крымцев, османов и иранцев из региона, опираясь на казаков и используя освободительные настроения кавказцев, а также — их давние и многообразные связи с Россией.
Однако эти связи не всегда срабатывали. В частности, наметившееся оживление связей чеченцев, ингушей и народов Дагестана с Россией после того, как на Кавказе побывал после персидского похода 1722 г. Петр I, сопровождалось строительством крепостей, таких как Кизляр в 1735 г., Моздок в 1763 г., новых форпостов и казачьих станиц. Само по себе увеличение численности местного русского населения неоднозначно встречалось горцами, интересы которых ущемлялись тем, что пришельцы в административном и хозяйственном отношении осваивали земли, ранее либо фактически принадлежавшие горцам, либо ими использовавшиеся (причем, как правило, не под пашни, а под выпас скота). Еще больше задевались интересы местных старожилов раздачей земель помещикам, в том числе горским князьям, многие из которых ранее не имели крупных владений и не пользовались над соотечественниками такой властью, каковую получали из рук российской администрации.
Все эти поводы для недовольства постепенно накапливались и множились. Их удавалось как-то нейтрализовать только тогда, когда к ним не добавлялись какие-либо дополнительные мотивы военного, национального или религиозного противостояния. Но, разумеется, как правило, такие мотивы всегда находились.
Одним из наиболее крупных народов региона были осетины. — прямые потомки аланов, когда-то занимавших огромную территорию от Крыма до Урала и даже доходивших до Иберийского полуострова на западе Европы. Называемые в Древней Руси «ясами», они создали свою государственность и высокую культуру, которые пришли в упадок после монголо-татарского нашествия XIIIв. Аланы после этого были вытеснены с равнин Предкавказья в горы, где сыграли значительную роль в этногенезе ряда народов Северного Кавказа, но прежде всего осетин, формирование которых происходило в XV—XVIIIвв. на северных и южных склонах Центрального Кавказа. Среди них с XVIIв. распространялся ислам, но большинство исповедовало (с VIIв.) христианство. Характерно, что осетины, как и некоторые другие народы Кавказа (например, абхазы), наряду с христианством и исламом неофициально соблюдали некоторые обряды язычества, сохранявшие свое значение в этнической самоидентификации народа.
Северные осетины были теснее связаны с соседними народами Северного Кавказа, в частности — с кабардинцами, южные — с Грузией, судьбу которой они разделяли с XVIIв. Не имея единой государственности, Осетия делилась на ряд самостоятельных обществ с особой организацией. Христианская по преимуществу Северная Осетия одной из первых среди северокавказских областей присоединилась добровольно к России в результате русско-осетинских переговоров 1774 г. Это дало возможность начать строительство дороги через Кавказский хребет, открывшей прямой путь с Северного Кавказа в Закавказье. Впоследствии она была названа Военно-Грузинской. В 1784 г. у входа в ущелье в начале этой дороги была основана крепость Владикавказ, впоследствии — столица Северной Осетии.
Многочисленны были соседствовавшие с осетинами адыги. Это была группа родственных по происхождению и языку племен, издавна называвших себя «адыге», но европейцам и славянам, а также — на Востоке, известных под именем «черкесов». Они всегда обитали в Причерноморьи, на Кубани и на западе Северного Кавказа. Древней Руси они были известны как «Касоги». В XIII—XIVвв. они распространились и на восточную часть Северного Кавказа, где некоторые из них, смешавшись с аланами, образовали кабардинскую народность, а остальные — адыгейскую. Но эта народность возникла постепенно, путем смешения и слияния прежде всего племен западных адыгов, располагавшихся в Причерноморье, в том числе южнее Кавказского хребта (до района современного города Сочи), где обитало племя убыхов, и в Прикубаньи.
Убыхи этнически и территориально занимали как бы промежуточное положение между абхазами и остальными адыгами. Основу же адыгов (и будущих адыгейцев) составили племена шапсугов, абадзехов, натухайцев, темиргоевцев, бжедухов, бесленеевцев и других. Племенное деление у адыгов изживалось медленно, полностью сохраняясь вплоть до конца XIXв. и даже в XXв., напоминая о себе родовыми пережитками, общинными обычаями и остатками диалектов. Часть адыгов, впоследствии (после 1917 г.) названная «черкесами», расселилась в Прикубанье и смешалась с переселившимися туда кабардинцами. Постоянным фактором их жизни стали также постоянные контакты, взаимодействие и взаимовлияние с другими народами, в частности с переселившимися сюда в XVIв. из Абхазии абазинами, а в XVIIв. — ногайцами из Приазовья и Поволжья, но особенно — с более многочисленными тюркоязычными карачаевцами, сформировавшимися в XIII—XIVвв. на базе смешения (и тюркизации) местных горцев, в том числе аланов и других, с кипчаками.
Особую часть адыгов составили обитавшие с древнейших времен на северо-западе Кавказа абазины и абхазы (самоназвание «апсуа»), говорящие на языках абхазо-адыгской группы кавказской языковой семьи. При этом абхазы периодически то образовывали собственные княжества и даже государства (Абхазское царство в VIII—Xвв.), то входили в состав других государств — Колхиды, Понта, Византии, Грузии. В XV—XVIвв. Абхазия совместно с Мегрелией и Гурией входила в состав княжества Сабедиано, затем на рубеже XVI— XVIIвв. стала опять самостоятельной, но вскоре попала под власть османов. Византийское влияние в Абхазии выразилось в распространении в ней православия с VIв., османское — в исламизации многих абхазов, начиная с XVв. Впрочем, для абхазов всегда был характерен религиозный синкретизм, при котором и православие, и ислам сочетались с традиционными обрядами, обычаями и древними верованиями языческого характера, которые всегда воспринимались как своеобразная основа этнокультуры и этнической самоидентификации абхазов («апсуарство»). Вместе с тем тысячелетние контакты с племенами и народностями западной Грузии сильно сказались на антропологическом облике, особенностях быта и культуры абхазов, что придавало им определенную специфику, отличавшую от прочих адыгов.
Всегда значительное место на Северном Кавказе занимали вайнахи — родственные друг другу чеченцы и ингуши. Они жили тейпами (или тайпами), т. е. большими родовыми кланами — землячествами, в которые иногда допускались, с общего согласия, помимо кровных родственников, также соседи и земляки, доказавшие свои высокие нравственные качества. Тейп (от арабского «таифа», т. е. корпорация, сообщество), делясь на семейные и фракционные группы, был чем-то вроде племени или большого рода—общины, насчитывавшего от нескольких сот до нескольких тысяч человек. Все члены тейпа должны были повиноваться его главе (или совету старейшин в больших тейпах), поддерживать и защищать друг друга, заботиться о славе и чести тейпа, его процветании. Враждуя иногда между собой, тейпы, тем не менее, никогда не раскалывали единства Чечни. Вайнахское общество было проникнуто духом равенства, еще в XVв. оно избавилось от какой-либо знати. Та же система отношений наблюдалась у части адыгов и осетин. У них считалось: «Быть удальцом в горах значит быть аристократом». Поэтому элита чеченцев и ингушей состояла из военных предводителей и религиозных деятелей.
Помимо Чечни, чеченцы проживали также в Дагестане, который в свою очередь, населяло более 30 народов. Среди них наиболее крупными были аварцы, даргинцы, лезгины, лакцы, Табасараны, Рутульцы, агулы, таты, т. е. горские евреи, и другие. Ввиду крайней этнической пестроты, неразвитости феодальных отношений и длительного сохранения в относительной замкнутости патриархально-родовых и общинных структур большую роль в Дагестане играл ислам, привнесенный сюда арабами еще в VIIв., а также арабо-исламская культура, общая для всех мусульманских народов. Арабский язык с давних времен выполнял фактически роль не только языка религии и шариата (мусульманского законодательства), но и общелитературного языка, на котором примерно с Xв. создавались поэтические, философские, исторические, научные и художественные произведения местных авторов. Грамотные люди всех этносов Дагестана общались между собой на арабском языке. В отдельные периоды (например, политического господства золотоордынских или иранских правителей) те же Функции выполняли тюркский или персидский языки. Но доминирующего положения арабского языка они поколебать не могли. Более того, в XVII
в. начинается период «двуязычия», когда авторы начинают писать одновременно на арабском и родном языке.
В Дагестане, как и на всем Северном Кавказе, определенную роль играли также тюркоязычные народы: кумыки, ногайцы и азербайджанцы, в ареале расселения адыгов — балкарцы и карачаевцы. В основном они сформировались в результате смешения местных автохтонов с появившимися на Кавказе еще в XIв. кипчаками, а также последующими миграциями тюрко-татарских племен, приходивших на Кавказ вместе с монголами, золотоордынскими армиями Узбека и Тохтамыша, а также вместе с войсками среднеазиатского завоевателя Тимура. Некоторые пришли еще позже (ногайцы — в XVIв. с севера, азербайджанцы чуть раньше — с юга). Их появление еще больше осложнило межэтнические противоречия, добавив к ним соответствующие исторические претензии, поскольку в большинстве случаев тюрки появлялись либо как завоеватели, либо вместе с завоевателями. Нельзя не учитывать и роль «тюркского фактора» в османо-иранской борьбе за Северный Кавказ.
Тем не менее, Дагестан и Чечня, имевшие существенные различия, прежде всего по уровню средневековой культуры и религиозной сплоченности, социальной и политической организации, к XVIIв. имели важную общую черту — проникновение ислама в общественно-политическую жизнь и усиление его объединяющей роли. Это тем более удивительно, так как Дагестан, познакомившийся с исламом еще в VII
в., завершил процесс полной исламизации к XV
в., а Чечня вступила в этот процесс только во второй половине XVI
в. Однако и в Дагестане, и в Чечне ислам распространялся преимущественно в форме суфизма («тасаввуф»), т.е. мистического движения суфиев (от арабского «суф» — шерсть, ибо первые суфии еще в X—XIвв. носили плащи из грубой шерсти). Это были религиозные аскеты-подвижники, с XII
—
XIII
вв. объединявшиеся по всему миру ислама в особые братства — «тарикаты» (т. е. «путь», подразумевая правильный путь поиска истины). Эти братства имели свои центры, каждый из которых был одновременно крепостью и комплексом мавзолея святого дервиша — объекта поклонения приверженцев братства, странноприимного дома, мечети, школы и хранилища рукописей.
В этих центрах (а иногда и вне их) «муршиды» (наставники), обычно именовавшиеся «шейх» («старец» по-арабски) или «устаз» (учитель), обучали и воспитывали «муридов» (послушников). «Муршиды» должны были быть образованными, великодушными и щедрыми, ничего не брать у своих учеников и быть для них примером во всем. Послушники (на Кавказе их называли «мюриды») должны были покоряться воле наставника, были правдивыми, надежными и отважными. С XIв. действовало правило, согласно которому мюрид в своих отношениях с наставником, «отказавшись от своей воли, должен быть ... подобен трупу в руках обмывателя трупов, который вертит им как хочет». Это положение в сочетании с традиционной воинственностью горцев, практически находившихся в постоянном состоянии если не войны, то конфликта или вражды с соседями, делало из кавказских последователей суфизма идеальную армию с железной дисциплиной и высоким боевым духом, основанным, помимо горских традиций, и на внушаемой им религиозной морали. Исполнение различных суфийских обрядов («зикр» — коллективные напевы с регламентированными позами и движениями, «самаат» — мистические радения с распеванием стихов Корана, «таваф» — ритуальные кружения во время танцев) закрепляло сплоченность суфиев. В дальнейшем эти обряды, особенно у чеченцев, воспринимались даже не как религиозная, а как местная национальная традиция. Разные братства по-разному относились к тем или иным обрядам. Например, эратство Кадирийя (и сейчас влиятельное в Чечне) предписывало радения, а братство Накшбандийя (ныне доминирующее в Дагестане, но до середины XIXв. преобладавшее и в Чечне) х отрицало.
На Кавказе, помимо этих двух братств, действовало еще и братство Шазилийя. Но реально значение имели ветви всех этих братств в той или иной местности. Иногда они распадались, если возглавлявший определенную ветвь («вирд») шейх умирал, не передав своему преемнику «иджазу», т. е. право на наставничество. Но бывали случаи, когда один и тот же человек получал «иджазу» сразу от шейхов двух или даже грех братств. Это свидетельствовало как о незначительности идейно-обрядовых расхождений между братствами, так и о приоритете не религиозно-догматического, а скорее традиционно-кланового (или племенного) и личностного подхода кавказцев к этой проблеме. Это способствовало переплетению структур религиозных братств с родоплеменными, слиянию функций религиозных и политических, наделению того или иного духовного или кланового авторитета всей полнотой власти в соответствии с традициями ислама, не знающего разделения религиозного и светского начал. И, естественно, всякий авторитетный вождь северокавказских горцев, получивший такую власть, стремился быть независимым от любой внешней силы, будь то Иран, Османская империя или Россия.
3. Присоединение Северного Кавказа к России в XVIII—XIXвв.
Первой, как уже отмечалось, к России присоединилась Осетия. В том же 1774 г. османы признали Кабарду составной частью России. За ней постепенно последовали и другие Северокавказские области, тем более, что многие из них поддерживали с Россией связи со второй половины XVIв. Процесс этот проходил в основном мирно, пока российские власти имели дело со светскими правителями.
Дагестан к концу XVIIIв. был разделен на 10 крупных и несколько десятков более мелких государственных образований. При этом все они были этнически неоднородны. В Эндереевском, Аксакаевском и Костековском владениях жили кумыки, ногайцы, аварцы и чеченцы, в Тарковском шамхальстве — кумыки, даргинцы, ногайцы, таты, в Кайтагском уцмийстве — даргинцы, кумыки, терекмейцы, таты, табасаранцы. Но и в других областях состав населения был пестр, хотя в Аварском ханстве преобладали аварцы, в Казику-мухском — лакцы, в Табасаранском майсумстве и владениях кади Табасарана — табасаранцы. Кроме того существовали аварские, даргинские, лезгинские союзы сельских общин, называемые «вольные общества». У ногайцев, селившихся от низовьев Кумы до верховьев Кубани, было множество феодальных владений, управлявшихся султанами или мурзами. Но часть их, кочевавшая на севере Дагестана, формально подчинялась его властителям.
Чечня и Ингушетия представляли собой даже в начале XIXв. мозаику множества тухумов (или тухкумов), т. е. территориальных объединений многих тейпов. Иногда они назывались по-арабски «джамаатами» (обществами), что также свидетельствовало о проникновении сюда ислама и арабо-исламской культуры. Но в целом вайнахам тогда свойственна была политическая дробность и независимость не только тухумов и джамаатов, но и отдельных тейпов. Точно также шесть «вольных обществ» существовало в Балкарии, несколько больше в Карачае, где у власти стояли феодалы-баш.
У адыгов также отсутствовала централизация политической власти, хотя в некоторых областях, прежде всего в Кабарде, феодальные отношения были более развиты. На три княжества делилась Большая Кабарда, на два — Малая. Число их, впрочем, менялось: в первой половине XVIIIв. их было уже 11, а во второй половине — 6. В то же время кабардинские князья, враждуя между собой, нередко обращались за поддержкой и к крымскому хану, вассалами которого считались, и к русскому царю, дружественные отношения с которым также традиционно сохранялись (впрочем, далеко не всеми князьями). Несмотря на попытки князей подчинить себе и друг друга, и соседей (других адыгов, ногайцев), независимо от них продолжали существовать крупные территориальные союзы натухайцев, шапсугов, абадзехов и убыхов.
Разгром (а затем и присоединение к России в 1783 г.) Крымского ханства, пытавшегося с помощью османов удержать контроль над Северным Кавказом, явился поворотным пунктом в продвижении России на Северный Кавказ. Русские представители еще в ходе войны 1768—1774 гг. с османами старались активно привлечь на свою сторону многочисленных правителей, вождей и старейшин Северного Кавказа. В 1781 г. им это удалось с верхушкой Чечни и Ингушетии, согласившейся на добровольное вхождение в состав России. В 1785 г. российские власти учредили Кавказскую губернию. Однако в том же году почти весь Северный Кавказ был охвачен восстанием имама Мансура.
Имам был простым чеченским пастухом по имени Ушур-ма. Он назвал себя Мансур
(«Победоносный») и выступил за «чистоту ислама», который многие его соотечественники тогда еще знали плохо, за замену обычного права («адат») мусульманским законодательством («шариат») и за священную войну («газават») против неверных, под которыми он понимал всех немусульман, включая и многих тогда чеченцев. Имам Мансур (которого называли и шейхом, и устазом, хотя он был неграмотным и не обладал традиционной ученостью мусульманских богословов) своими пламенными проповедями, властным характером и упорными наставлениями смог поднять против России многих чеченцев, кумыков, кабардинцев, лезгин и других мусульман Северного Кавказа. Причем за ним пошли не только бедняки, но также и часть элиты Чечни, Кабарды, Дагестана, недовольной различными ограничениями, лишением власти в перешедших под русский контроль районах, засильем русского, армянского и грузинского купечества, попытками привлечь на сторону России одни народы (осетин, ингушей) в противовес другим.
Не сумев захватить штурмом русские крепости, имам Мансур в июне 1786 г. обратился за помощью к Османской империи, что подтолкнуло Стамбул начать новую русско-турецкую войну 1787—1791 гг. Поддержка кавказских мусульман, особенно имама Мансура, была для османов одним из стимулов в развязывании войны. Однако вскоре войска султана стали терпеть неудачи, а имам Мансур вынужден был покинуть Чечню и уйти за Кубань. Там его отряды, состоявшие в основном из абхазов и адыгов, действовали отдельно от османов, которые, стараясь использовать имама, в то же время ему не доверяли, зная о его стремлении к независимости от кого бы то ни было. Имам развернул антироссийскую пропаганду от Черного моря до Астрахани, но больши
Движение Мансура не было массовым. Его войско в разное время насчитывало от 5 до 25 тыс. человек. Это объяснялось отсутствием на Северном Кавказе в XVIIIв. какого-либо религиозного фанатизма и антирусского национализма. Сам имам отвергал обвинения в недоброжелательности по отношению к русским как народу. Совместная жизнь с поселенцами из России стала тогда уже нормой, закрепленной в сознании горцев почти 200-летней традицией мирного сосуществования, торгового взаимообмена, бытового и хозяйственного взаимовлияния. Скорее движение Мансура было ответом на административные «перехлесты» российской власти и на открытое ее покровительство христианам Кавказа. Последние, кстати, активно способствовали продвижению России на Кавказ. Достаточно вспомнить об участии в завоевании Кавказа грузинских князей Багратиони, Орбелиани,
Цицианова (Цицишвили), поступивших на русскую службу. Один из них, будущий знаменитый полководец П.И. Багратион, 20-летним унтер-офицером участвовал в боях против Мансура и даже побывал у него в плену. Стоит сказать и о том, что грузины, армяне и калмыки вместе с казаками и «татарами» (так называли тогда всех тюркоязычных кавказцев) помогли в 1785 г. отстоять от войск Мансура Кизляр и другие русские крепости. Характерно, что население Кизляра в 1796 г. насчитывало 5,5 тыс. человек, в том числе 2,8 тыс. армян, 800 грузин, 200 казанских татар и русских, а население Моздока тогда же — 3,5 тыс. человек, включая 1 тыс. грузин, 400 кабардинцев, ЗОО осетин и ЗОО русских.
Движение Мансура в чем-то было спровоцировано османами в их собственных интересах. Но оно шло также в русле еще не завершившейся исламизации Чечни, где ислам для закрепления своего влияния и сплочения своих последователей нуждался в образе «врага-иноверца». Наконец, это движение явилось первой реакцией горцев на политику"российских властей, которая, помимо покровительства готовым к сотрудничеству феодалам и бюрократического «завинчивания гаек», содержала ряд мер против «абречества», т. е. традиционных набегов горцев на казачьи станицы с целью захвата заложников и последующей торговли ими. Само понятие «абрек» среди горцев Кавказа меняло свое значение на протяжении истории, эволюционируя от «разбойник» до последующего «герой-джигит». Подобная метаморфоза стала возможна в течение долгой и кровопролитной Кавказской войны 1817—1864 гг.
К этому времени Северный Кавказ фактически уже был присоединен к России после побед России в войнах с Османской империей в 1806—1812 гг. и с Ираном в 1804—1813 гг. и завершивших их мирных договоров. Первое время предполагалось не просто включать ханства и горские общества Северного Кавказа в состав России, а как бы «федерировать» их с Россией. Такого взгляда придерживался император Павел I(1796—1801). В 1802 г. почти всех правителей Северного Кавказа удалось собрать в крепости Георгиевск, где был подписан договор, обязывавший все ханства и горские общества сохранять преданность России, решать все споры мирными средствами, совместно выступать против нападений со стороны Ирана и т. д. Однако постепенно российские власти стали упразднять все еще сохранявшиеся формы местной
государственности, опасаясь использования их Османской империей и стоявшими за ней Англией и Францией.
Эти державы стремились подорвать позиции России на Кавказе и «отодвинуть» ее от Ближнего Востока, который они в то время интенсивно «осваивали» экономически. Именно они содействовали активности османской агентуры на Кавказе, пытавшейся, к тому же, отстоять последние владения османов на Кавказе — цепь укреплений вдоль Черноморского побережья от Анапы до Батуми. Не без поощрения со стороны османов было созвано в 1822 г. народное собрание адыгов, имевшее целью создать единое адыгское государство с введением судопроизводства по шариату. Из этого ничего не вышло не только из-за издавна сложившихся различий между адыгами, но и из-за преобладания у большинства из них адата, а не шариата. В Англии открыто предлагались проекты создания государства «Черкесия» под протекторатом Стамбула или Лондона. В 1827 г. представитель султана Гасан-паша созвал в Анапе съезд князей, дворян и старшин адыгов для их объединения на борьбу с «неверными» . В дальнейшем попытки такого рода продолжались.
На этом фоне Россию серьезно беспокоило то, что ее коммуникации с землями Закавказья, присоединенными к ней в 1801—1813 гг., не были безопасны из-за широкого распространения абречества или, как его стали называть русские на Кавказе, «наездничества», т. е. постоянных набегов отдельных ханов и аулов, просто небольших отрядов абреков на русские селения как для захвата пленных (с целью получить выкуп), так и с целью присвоения добычи всякого рода, особенно скота и продовольствия. Фактически с горцами приходилось вести постоянную, хоть и необъявленную войну. Однако для горцев это было привычной нормой жизни.
Возмущенный подобным «хищничеством», генерал А. П. Ермолов, герой Отечественной войны 1812 г., решил положить этому конец. Приняв командование русской армией на Кавказе, он перешел от отдельных карательных рейдов против абреков к блокаде мятежных («немирных») районов, вырубке укрывавших абреков лесов, прокладке дорог и разрушению непокорных аулов. Он, по его собственному признанию, не оставлял «камня на камне» во враждебных селениях, а от изъявивших покорность требовал выдать заложников для «гарантии их верности». Например, в 1820 г. он держал в Тифлисе 32 заложника от аварских селений северного Дагестана.
Но горцы не могли принять запрет на набеги. Кроме того, они не желали смириться с крутыми мерами «Ер-муллы», как они называли Ермолова, заставлявшего их участвовать в строительстве крепостей и дорог, выплачивать новые налоги российской администрации, выступать против своих единоверцев, если те оказывались противниками России. С возведением в Чечне крепости Грозная (будущего города Грозный) в 1818 г. антироссийские действия горцев усилились, тем более, что в 1819 г. Ермолов выстроил крепость Внезапную, а в 1821 г. — Бурную.
Наиболее авторитетный тогда на Северном Кавказе исламский идеолог Мухаммед Ярагский связывал, особенно в 1823—1824 гг., проповедь шариата и мюридизма с установкой на борьбу с Россией и лояльными ей местными правителями. Светской их власти он противопоставлял имамат, т. е. теократическую власть имама, одновременно духовного и политического лидера, который должен был превратить Северный Кавказ в военно-религиозное государство, единое для всех мусульман. Его усилия, однако, долго не давали результата. На западе региона абхазы и адыги, недавно избавившиеся от османского гнета (против которого только абхазы регулярно восставали в 1725 г., 1728 г., 1733 г., 1771 г. и 1806 г.), не были склонны выступать против России. Абхазы в 1810 г. официально присоединились к России, сохранив при этом своего властителя, свою знать и обычаи. Кроме того, они, как и большинство иных адыгов, не были фанатиками ислама, ставили свое этносознание («апсуарство») выше любой религии и, конечно, придерживались в основном адата, а не шариата. Не удалось вовлечь в ряды сторонников имамата и некоторые другие народы Северного Кавказа — осетин (среди них преобладали христиане), ингушей (к тому времени еще недостаточно исламизированных), кабардинцев (из-за их давних связей с Россией), балкарцев (стремившихся также присоединиться к России, что и произошло в 1827 г.). Основной базой имамата стали в конечном итоге Чечня и Дагестан.
Что же касается западных областей Северного Кавказа, то сюда в 1834 г. англичане, видимо потеряв надежду на османов, послали своего агента Д. Уркварта, пытавшегося сколотить из подкупленных им адыгских князей «правительство» под британским покровительством. Но из этой, как и последующих, попыток создать марионеточное «Черкесское
государство» ничего не вышло. Британские агенты удивлялись, почему черкесы не понимают пользы для них единой организации и центрального правительства, а черкесы не могли постичь навязываемой им «необходимости» отказаться от старых обычаев, родовых традиций, самостоятельности племен и т. п. Кстати, такую же позицию занимала и часть чеченцев, так как исламизация Чечни тогда еще не была полной, а также — ряд областей Дагестана, населенных даргинцами, кумыками, лакцами, лезгинами и табасаранцами.
В 1828
г. Мухаммед Ярагский возвел в звание имама Гази-Мухаммеда Гимринского
(аль-Гимрави аль-Авари), который начал жестокую борьбу с аварскими ханами — союзниками России. В этой борьбе имам, как и впоследствии его преемники, также сжигал неподчинявшиеся ему селения, угонял скот и уводил в плен жителей, бросал в тюрьму несогласных с ним сельских старшин. Гази-Мухаммед всего за четыре года правления казнил до тридцати аварских беков вместе с их семьями за то, что они не поддержали объявленный им газават. Вместе с тем при нем имамат уже становится подобием государства, так как он назначал в верные ему селения своих наибов (заместителей, наместников). После гибели имама в 1832 г. его сменил Гамзат-бек Гоцатлинский
(Хамза-бек аль-Гужали), истребивший несколько кланов горской знати, в том числе Сурхай-хана Аварского, его юных наследников и ханшу Па-ху-бике, которой отрубили голову. Но вскоре и сам Гамзат-бек погиб осенью 1834 г., изрубленный на куски в мечети молочными братьями казненных ханов Османом и Хаджи-Муратом.
Ставший после этого имамом Шамиль
был сыном аварского крестьянина, хотя и достаточно образованным. Знаток арабского языка и философии, суфизма и мюридизма, он был к тому же «хаджи», т. е. совершил паломничество в Мекку, что умножило его авторитет. Умелый полководец и оратор, храбрый и целеустремленный воин, Шамиль сумел 25 лет противостоять российской армии. Одерживая победы, часто над более многочисленным и лучше вооруженным противником, он завоевывал целые области. Территория его имамата то уменьшалась, то увеличивалась в зависимости от хода военных действий. Однако было бы неправильно деятельность Шамиля сводить к борьбе с русской армией и российской администрацией. Не меньше, а может быть даже больше времени и сил он уделял покорению кавказцев, не признававших его власти, а особенно — тех, кто, будучи верен адату, отказывался признать шариат и, следовательно, власть и значение Шамиля как имама.
Известны расправы его с аварцами Хунзаха, с аулами Ига-ли, Унцикуль, Ирганай, разрушение дворца Ахмед-хана Мех-тулинского и уничтожение знати многих селений Дагестана, а также истребление его наибом Кибит-Магомедом знати Гицатли, Андалала и других селений в 1843 г.
Никогда не останавливаясь перед необходимостью применить насилие или пролить кровь, Шамиль во многом способствовал тому, что и русские генералы вели против горцев войну на уничтожение, не признавая в ней никаких правил. Мусульмане отвечали тем же, тем более что их поведение определялось указаниями шейхов и племенных вождей, высшего духовного авторитета — имама Шамиля и его наибов. Справедливо карая за разбой или обман, имам столь же безжалостно казнил «отступников», сжигая целые селения. Он убивал и за несоблюдение предписаний Корана, пропуски положенных пяти молитв в день, неотчисление соответствующего процента в пользу бедных. За пьянство, помимо положенных по шариату сорока палок, он мог осудить и на смерть в некоторых случаях. Жестоко наказывал он за танцы и курение. Наибы имама не отставали от него в жестокости и нарушали его же предписания о хорошем обращении с бедняками и перебежчиками. Недаром почти все они впоследствии изменили Шамилю и перешли на русскую службу. Сам Шамиль тоже думал об этом, еще в 1837 г. планируя встретиться с царем Николаем Iв Тифлисе, но потом отказался от этого под влиянием своего окружения.
В окружении Шамиля постоянно шла борьба группировок, особенно после назначения им своим наследником в 1847 г. старшего сына Гази-Магомеда. Когда началась в 1854 г. Крымская война, Шамиль оказал значительную помощь вторгнувшимся на Кавказ османам, послав в Кахетию 7 тыс. конников во главе с Гази-Магомедом. Захватив город Цинандали, Гази-Магомед пленил семьи служивших в русской армии князей Орбелиани и Чавчавадзе. И хотя вскоре османы, как и Гази-Магомед, были изгнаны из Закавказья, султан произвел Шамиля в муширы (маршалы) своей армии, а Гази-Магомеду дал орден и звание паши. Надо учесть при этом, что объективно Шамиль в этом деле помогал Англии, так как в Лондоне, начиная войну, откровенно говорили о намерении «Крым, Черкесию и Грузию отдать Турции», а границу России отодвинуть «к северу от Терека и Кубани». Тогда же, в 1855 г., главнокомандующий османской армии Омер-паша пытался с помощью Шамиля собрать 40-тысячное ополчение адыгов Западного Кавказа, но последние не захотели сражаться за интересы османов.
Кавказ в то время оказался в центре различных международных интриг как западных держав, так и польской эмиграции, лидер которой князь Чарторыйский строил план создания широкого антирусского союза горцев Кавказа, донских казаков, украинских повстанцев и польской армии из числа дезертиров, покинувших российскую службу. Еще до этого польская эмиграция пыталась реанимировать планы создания «черкесского государства», в защиту «независимости» которого могли бы выступить державы Запада. Все эти фантазии не осуществились. В то же время характерно, что в боях против османов и англо-французов на Кавказе в 1855 г. участвовали воинские части из кавказцев общей численностью в 30 тыс. человек, включая добровольно сражавшихся 12 тыс. адыгов, абазинцев, балкарцев, карачаевцев, осетин и других уроженцев Северного Кавказа.
После окончания в 1856 г. Крымской (или, как ее иногда называют, Восточной) войны положение Шамиля сильно осложнилось. В августе 1859 г. при штурме аула Гуниб Шамиль был вынужден сдаться. После встречи с императором Александром IIего поселили в Калуге. С этого момента Шамиль призывал горцев сотрудничать с властями России. Отправившись в 1870 г. в Мекку, он там и умер. Символична была судьба его сыновей: Джамалутдин окончил в России кадетский корпус и дослужился до поручика уланского полка, Мохаммед-Шефи стал генерал-майором русской службы и кавалером многих орденов России, а Гази-Магомед и Мухаммед Кямиль эмигрировали в Османскую империю и стали генералами в армии султана. Кавказская война, прекратившись в Чечне и Дагестане, перекинулась на запад, на земли абхазов и адыгов, где продолжалась еще пять лет. Причиной этого явилась колониальная по своей сути политика царских властей, с одной стороны, закреплявших привилегии местных феодалов, а с другой — лишавших их реальной власти и поощрявших, начиная с 50-х годов XIXв., колонизацию приобретенных территорий Северо-Западного Кавказа русскими и украинскими переселенцами, особенно — донскими и кубанскими казаками, выходцами из Прибалтики и Германии, греческими и армянскими беженцами из Османской империи. Для целей колонизации царские власти отбирали земли у местных жителей, практически вытесняя их с побережья и из районов высокоурожайных земель.
Естественно, это должно было вызвать протест коренного населения, которое стало прислушиваться к османской агитации и проповеди газавата, хотя ранее оно было к ним сравнительно равнодушно. На этом фоне стоит отметить попытку старшин абадзехов, убыхов и шапсугов создать в июне 1861 г. нечто вроде центрального правительства адыгов — Меджлиса, которому подчинялись 12 округов. Однако Меджлис не был признан ни российскими властями, ни Англией, фактически свернувшей свою деятельность на Кавказе после Крымской войны. Завершение в 1864 г. Кавказской войны в этой связи было достаточно условным. В 1864 г. Абхазия, лишившись своего пусть и номинального, но все же национального правителя, превратилась в «Сухумский военный отдел» российской администрации. Это событие подхлестнуло колонизацию, тем более что в июне 1866 г. колонисты получили новые льготы и преимущества.
Новые меры царских властей лишь дополнили и продолжили тяжелые для всего Северного Кавказа последствия войны 1817—1864 гг. Эта война, помимо огромных людских потерь (только русская армия потеряла в ней около 25 тыс. убитых и свыше 65 тыс. раненых, 6 тыс. пленных, не считая умерших от ран или погибших в плену) и разорения кавказских аулов и казачьих станиц, наложила неизгладимый отпечаток на всю последующую историю Северного Кавказа, России, Ближнего Востока и даже юго-востока Европы. Одним из ее последствий стало переселение в Османскую империю, по разным данным, от 350 тыс. до 1 млн (некоторые авторы называют цифру даже в 3 млн) мусульман Кавказа — аварцев, адыгов, чеченцев, ингушей и других, где они с тех пор и живут, обычно называемые «черкесами», в Боснии, Албании, Болгарии, Турции, Иордании, Сирии и Ираке. России в дальнейшем пришлось держать на Кавказе до ЗОО тыс. солдат и тратить на освоение края 17% своего бюджета. Тем не менее, спокойствие на Кавказ возвращалось с трудом. Во время новой войны 1877—1878 гг. с османами народному хозяйству Абхазии был снова причинен значительный ущерб. Кроме того, усилившиеся антимусульманские опасения русских властей стали еще одним стимулом для эмиграции абхазов. В те же годы вспыхнуло новое восстание в Чечне, жестоко подавленное властями. Тысячи чеченцев погибли, многие были высланы в Сибирь, другие — эмигрировали в Османскую империю. Почти то же самое произошло с ингушами, чьи поселения вдоль стратегической Военно-Грузинской дороги были заменены казачьими станицами. В результате часть ингушей также эмигрировала, другая была оттеснена в горы.
Северный Кавказ постепенно становился частью Российской империи и включался в общероссийские экономические, социальные и культурные процессы. Это способствовало внедрению новых средств сообщения, модернизации традиционного хозяйства и бытовой культуры, совершенствованию землеустройства, управления и судопроизводства. Стал изживаться (к сожалению, очень медленно) дикий обычай кровной мести. Было отменено рабство, хотя на деле оно еще долго сохранялось (в 1863 г. в Кабарде рабов было в 5 раз больше, чем в Чечне и Ингушетии). Кое-где, например, у ингушей, феодалы продолжали эксплуатировать своих неимущих соплеменников — «лай» (холопов). Но это вполне вписывалось в систему установленного в первые десятилетия после Кавказской войны военно-бюрократического режима правления.
На рубеже XIX—XXвв. Северный Кавказ уже вполне интегрировался в экономическую жизнь Российской империи, став зоной совместного проживания как местных уроженцев, так и пришлого населения. Аулы местных горцев и казачьи станицы соседствовали с новыми поселениями переселенцев из центральной России и Украины, хозяйствами греческих и армянских садоводов, немецкими, эстонскими и иными колониями. Индустриализация края меняла его социальный облик: из всех этнических и религиозных групп формировались кадры промышленных рабочих, мастеров, техников, служащих, чиновников. Приобщение к русской культуре местной интеллигенции, нередко получавшей образование в России, связывало ее с духовными и культурными процессами в империи. В то же время эта модернизация и даже «европеизация» (через российский опыт) в значительной мере тормозились социальной отсталостью региона. На Северном Кавказе, в частности, в Дагестане, 32% земель находилось в руках царской казны, беков и мечетей. У каждого простого земледельца земли было в 46 раз меньше (включая леса и пастбища), чем у феодала. Освобожденные от крепостной зависимости (70 тыс. человек) и бывшие рабы (4,5 тыс.) земли не получили. Часть крестьян вплоть до 1913 г. оставалась в кабале. Основная же часть свободных землевладельцев вынуждена была, ввиду малоземелья, также арендовать землю у феодалов. Ведущие позиции в промышленности и торговле занимал русский, армянский, еврейский и азербайджанский капитал, а также иностранцы, успешно теснившие местную неокрепшую буржуазию.
Огромную роль в жизни региона продолжал играть религиозный фактор. В Дагестане, например, насчитывалось в 1913 г. 14,5 тыс. рабочих и 40 тыс. духовных лиц — имамов мечетей, богословов-улемов, кадиев (шариатских судей), муэдзинов, мударрисов (учителей арабского языка в мечетях и медресе). Среди последних преобладали те, кто нашел полное взаимопонимание с царской администрацией, восхвалял «милосердие русского государства» и призывал «проявлять любовь и послушание» по отношению к властям.
Однако проблемы у властей оставались, особенно в мусульманских районах. Во-первых, на Кавказе продолжала скрыто, не очень эффективно, но постоянно действовать агентура османов. Часть духовенства, особенно учившаяся в Стамбуле, Каире и других зарубежных центрах ислама, была настроена антироссийски. Наконец, Северный Кавказ и после завершения Кавказской войны оставался зоной наибольшего влияния суфизма и мюридизма, в связи с чем сюда почти не проникали идеи «джадидов», т. е. либералов-обновителей российского ислама, развернувших на рубеже XIX—XXвв. пропаганду модернизации и реформирования ислама, особенно в сфере культуры и образования мусульман.
На Северном Кавказе по-прежнему значительна была роль суфийских братств и их ветвей (вирдов). В частности, после капитуляции Шамиля, которого поддерживало братство Накшбандийя, симпатии многих в Чечне и Дагестане перешли к соперничавшему с ним братству Кадирийя. Догматы этого братства еще в годы всесилия Шамиля начал проповедовать Ахмед Кунта-Хаджи Кишиев. Он искал компромисса
с Россией, считая борьбу с ней гибельной для мусульман Кавказа. Он отрицал и осуждал насилие, войны, гнев, тщеславие, роскошь, высокомерие и призывал нравственно совершенствоваться в ожидании торжества справедливости. Однако проповедование идеи братства мусульман и некоторых суфийских обычаев (например, зикра) настораживало российские военные власти, тревожившиеся также по поводу роста сторонников Кунта-Хаджи (в 1864 г. их было уже более б тыс.). В конце концов Кунта-Хаджи был арестован и выслан, что, независимо от его намерений, превратило его в символ сопротивления властям. Его сторонники устраивали собрания и сходки, выбирали старейшин и наибов, распространяли заветы, оставленные (или будто бы оставленные) шейхом своим «векилям» (помощникам, заместителям). В результате даже не само учение, а просто имя и авторитет Кунта-Хаджи стали своеобразным знаменем религиозной оппозиции на Северном Кавказе.
Государственный Совет России постановил в 1887 г., что «мусульмане свободны в отправлении своего культа при условии, что это не будет вредить Православной Церкви». Общины мусульман, насчитывавшие не менее ЗОО человек и платившие установленные налоги, имели право строить мечеть и содержать ее за свой счет. Этому способствовал председатель Государственного Совета империи в 1881—1901 гг. великий князь Михаил Николаевич, ранее (в 1863—1881 гг.) занимавший пост наместника Кавказа. Его деятельность во многом способствовала, с одной стороны, «русификации» края, но с другой — установлению отношений сотрудничества с элитой местных народов. Вместе с тем правительство России после Кавказской войны всячески старалось продемонстрировать уважение к правам мусульман Северного Кавказа. В частности, в 1899 г. 120 тыс. мусульман Кубани получили не только разрешение на выезд в «земли ислама» (в действительности, в Османскую империю), но и эскорт сопровождения и прочие виды содействия. Разумеется, при этом учитывалось и стремление российских властей избавиться от вызывавших опасение проосмански настроенных мусульман.
К началу XXв. удельный вес русского и другого приехавшего в эти районы населения, в основном служащих, рабочих, предпринимателей, составлял, особенно в городах, около трети жителей Кавказа. Наряду с этим на рубеже XIX—XXвв. стали сказываться результаты широко распространявшегося на Кавказе с 1862 г. (а особенно — с 1869 г.) образования на русском языке, способствовавшего постоянному росту прослойки грамотных людей, приобщенных к русской культуре и к процессам модернизации и даже «европеизации», более заметных в то время среди российских мусульман Поволжья, Крыма и Сибири.
Северокавказская элита стала привлекаться в ряды российского чиновничества и офицерства, даже получала генеральские чины и дворянские звания. Например, дагестанский Шамхал Тарковский получил княжеский титул. И хотя часть этой элиты, особенно духовной, продолжала преследоваться за религиозный фанатизм или проосманскую агитацию, большинство мусульман пользовались своим правом свободы вероисповедания, ведения богословских дискуссий, издания теологической литературы. В Темир-Хан-Шуре (современном Буйнакске) в Дагестане с 1902 по 1915 г. было издано более 220 богословских книг местных авторов на арабском, персидском, турецком и некоторых местных языках. Произведения северокавказских проповедников ислама издавались также в Бахчисарае, Симферополе, Казани, Порт-Петровске (современной Махачкале), Санкт-Петербурге и других городах, где были типографии с арабским шрифтом. В мусульманской прессе вследствие этого пребывание в составе России расценивалось положительно, а власть царя («Ак Падшаха») именовалась «благом, посланным Богом». Многие северокавказцы, в частности, живший в Париже поэт, публицист и философ Саид Габиев, признавали, что положение горцев Кавказа после присоединения к России улучшилось.
4. Армения в XVI—XVIIIвв.
История Армении в столетия, предшествовавшие XVIв., полна трагизма. В XIII—XVвв. страна многократно и безжалостно разорялась татаро-монгольскими завоевателями, войсками Тохтамыша и Тимура, кочевыми туркменами Кара-Коюнлу и Ак-Коюнлу. Разрушение производительных сил, разгром городов, массовое уничтожение населения и культурных ценностей, гибель национальной государственности — все это грозило самому существованию армянской нации. Тем более, что феодальная элита страны была частью уничтожена, частью эмигрировала или укрылась в монастырях, пополнив ряды духовенства. Было немало и тех, кто порвал с родиной и национальной культурой, приняв ислам и влившись в военное сословие мусульманского общества в странах от Алжира до Ирана. Армянское крестьянство оказалось в катастрофическом положении, было буквально на грани вымирания, многократно ограбленное сменявшими друг друга завоевателями, а также испытывало жесточайший гнет тюркской, иранской и курдской военно-кочевой знати, захватившей земли армянских феодалов. Все это способствовало усилению в XIV—XVIвв. эмиграции армян, начавшейся еще во время завоевания страны Сельджукидами в XIв. Однако в том же XIVв., после гибели Армянского царства в Ки-ликии, начался встречный процесс возвращения эмигрантов на Кавказ. Этому способствовал также перенос в 1441 г. престола католикоса всех армян, т.е. главы основной для народа армяно-григорианской церкви, из г. Сиса в Киликийской Армении в г. Эчмиадзин близ Эривани. С XVв. область Гохтан выдвигается как наиболее успешно развивающаяся часть Армении, а выросший в ней город Джульфа становится важным центром международной торговли и ремесленного производства, здесь же зарождается новое национальное купечество.
Ожесточенная борьба, развернувшаяся между Ираном и османами в XVI—XVIIIвв., во многом шла на территории Армении и за овладение ею. Сопровождавшие эту борьбу потери привели к новому экономическому упадку страны. К тому же, шах Аббас, стремясь к хозяйственному оживлению собственно Ирана, приказал насильно переселить десятки тысяч армян из Джульфы в Иран. Город Джульфа был разрушен, а в окрестностях Исфагана выстроена Новая Джульфа, ставшая центром экономической активности армянских торговцев в Иране. Благодаря им были во многом налажены в XVIIв. хозяйственные связи державы Сефевидов с Индией и Средней Азией (где образовались значительные армянские колонии), а также с Ближним Востоком и Европой.
В 1639 г. Армения была окончательно разделена на Западную,
отошедшую к Османской империи, и Восточную,
которую составили в основном Эриванское беглербегство и Нахичеванское ханство, вошедшие в состав Ирана. Под сюзеренитетом Ирана остались и пять армянских княжеств (меликств) Нагорного Карабаха, входившие в Карабахское ханство. Впрочем и Карабах, и другие области с армянским населением продолжали оставаться яблоком раздора между Ираном и османами. На всех подчиненных иранцам территориях армянское население платило «бахру» — налог в 1/3 или 2/3 урожая, «джизью» (подушную подать с христиан) и другие налоги. Тяжелой повинностью для армян была регулярная поставка к шахскому двору юношей и девушек. Под гнетом османов положение армян было еще хуже. Там, помимо экономического и политического угнетения со стороны пашей и прочих чиновников султана, армянское население жестоко грабили феодальные вожди кочевых и полукочевых курдских и туркменских племен, специально расселенных в районах проживания армян для военно-полицейского и прочего надзора над ними. Периодически проводился набор армянских (и других христианских) младенцев с целью воспитания из них верных султану янычар, ничего не знавших и не помнящих о своей родине и культуре, своем языке и происхождении. Кроме этого, османы проводили систематически политику ассимиляции армян, т. е. их насильственной тюркизации и исламизации.
Армянскому населению в Османской империи было труднее, чем в Иране, отстаивать свои права на собственные язык и культуру и, тем более, на самостоятельное национальное развитие. В то же время в армянских колониях за пределами Армении, а также в Восточной Армении, где с XVIIв. сказывалось оживление экономических и культурных связей с Россией, постепенно пробивала себе дорогу идея освобождения с помощью России. В 1637 г. группа видных армян во главе с католикосом Акопом Джугаеци обратилась к русскому царю Михаилу Романову с просьбой освободить армян от персидского гнета. Но особенно армяно-русские политические связи усилились при Петре I, которому уже в 1701 г. видный деятель народно-освободительного движения армян Исраэл Ори, прибыв в Россию, представил подробный план, предусматривавший восстановление армянского государства путем всенародного восстания и с помощью русской армии. Условия для реализации этого плана возникли в 20-е годы XVIIIв. в связи с кризисом правления Сефевидов в Иране. Вооруженные народные ополчения, в которых вместе с армянами участвовали и азербайджанцы, свергли в 1722 г. иранское господство. Возглавляемые в Карабахе католикосом Есаи Хасан-Джалаля-ном, а в Сюнике замечательным полководцем Давид-беком, повстанцы в 1722—1725 гг. полностью освободили Восточную Армению от персов. Этому способствовали фактический разгром Сефевидов афганцами и «персидский поход» Петра I, занявшего Дербент и Баку.
В планах России было создание объединенного армяно-грузинского христианского государства под русским протекторатом. В соответствии с этим планом были даже объединены армии Есаи Хасан-Джалаляна и восточно-грузинского царя Вахтанга VI. Однако вторжение османских войск в Закавказье в 1723 г. многое изменило. Россия тогда еще не была готова к войне с османами. Согласно заключенному ею с султаном миру в июне 1724 г. она сохранила за собой Дербент, Баку и Ширван, а османы получили свободу рук в остальной части Закавказья, которую они в конце концов и присоединили к своим владениям. Но османам не удалось сломить карабахских армян, которые продолжили сопротивление вплоть до изгнания османов Надир-шахом уже в 30-е годы XVIIIв. Ряд поражений османам нанесли также в 1726—1728 гг. Давид-бек и военачальник Мхитар, на длительное время обеспечившие самостоятельность Сюника.
После некоторого спада освободительное движение армянского народа возобновляется с новой силой. Дело Исраэла Ори продолжил Иосиф Эмин,
который вел в 1761 г. переговоры с Россией о восстановление национальной государственности армян. Он проектировал создание единого армяно-грузинского государства во главе с династией Багратидов. В это государство предполагалось не только включение востока Армении, остававшегося под властью Ирана, но и Западной Армении — исторической области Малой Азии, издревле населенной армянами, сохранившими себя как этнос вопреки проводившейся османскими султанами политике отуречивания, исламизации и расселения в регионе курдов и туркмен. Проекты национального возрождения Армении выдвигались также армянскими деятелями, проживавшими тогда в Мадрасе и других городах Индии. Среди них М. Баграмян, Ш. Шаамирян и другие предложили в 1785 г. учредить Армянскую республику под покровительством России.
Укреплению национального самосознания армянского народа во многом способствовало развитие армянской культуры нового времени, сплачивавшей народ вопреки его разбросанности на огромных расстояниях от запада Европы до Индии и Центральной Азии. С XVIв. развивается армянское книгопечатание (первая книга — в1512г.в Венеции) в Амстердаме, Риме и других городах Италии, Константинополе, Мадрасе, Калькутте. Всюду, где были армянские колонии, возникали центры армянской литературы. В XVIIIв. в эту литературу вошли Багдасар Дпир, Петрос Кафанци, Нагаш Овнатан и великий поэт Саят-Нова
(Арутюн Саядян), живший в 1712—1795 гг. и слагавший замечательные стихи и песни на армянском, грузинском и азербайджанском языках. Зверское убийство 83-летнего Саят-Новы при разгроме Тбилиси персидскими войсками было весьма символично: само существование армянской самобытной культуры было несовместимо с многовековым гнетом чужеземцев, иноверцев и поработителей, систематически уничтожавших как материальные и духовные ценности, так и лучших людей Армении, да и всего Кавказа, так как общепризнанно, что творчество Саят-Новы повлияло не только на армянскую, но также на грузинскую и азербайджанскую литературу.
Новая армянская культура наполнялась всеми источниками духовной жизни народа как на родной земле, так и в диаспоре. С XVIIв. наблюдается подъем исторической науки, связанной с именами Григора Даранагеци, Аракела Даврижеци, Закария Канакерци и других. В начале XVIIIв. в Венеции возникла католическая армянская конгрегация мхитаристов, занимавшаяся проблемами политической экономии и ее практического применения (Г. Тертерян, Т. Тнкрян). Виднейшим историком становится Микаэл Чамчян, которого считают основоположником новой армянской историографии. Его основной труд — «История Армении» в трех томах — вышел в 1784—1786 гг. Во второй половине XVIIIв. в качестве философов и общественно-политических мыслителей выступили армянские просветители из Мадраса — Мовсес Баграмян, Шаамир Шаамирян, Иосиф Эмин. Они считали деспотизм проявлением варварства, а деспота — животным. В их понятие «естественного права» включалась необходимость свободы торговли и промышленного предпринимательства, не ограниченной властью государства. Шаамирян выдвинул проект конституции будущей самостоятельной Армении, в котором предусматривались суверенитет народа, свобода слова и личности, всеобщие выборы, неприкосновенность частной собственности. И хотя эти явно навеянным британским влиянием в Индии идеи были отвергнуты армянским дворянством и духовенством (тем более, что Шаамирян выступал за упразднение сословий!), они также внесли определенный вклад в развитие наиболее демократических и свободолюбивых традиций армянского освободительного движения.
В целом армянская культура в XVII—XVIIIвв. развивалась в поступательном направлении. Это касается, помимо литературы, историографии и общественной мысли, также естествознания, медицины, школьного и высшего образования. Вместе с тем явный упадок переживала архитектура, подпадавшая под влияние чужеземных образцов. Наблюдался застой в правоведении, ориентировавшемся на средневековые нормы. В области философии и даэке в экономических представлениях XVII—XVIIIвв. сильны были церковно-богословские и феодальные взгляды. Положение стало меняться только в XIXв. после присоединения Восточной Армении к России.
В1801 г. началось освобождение армянских земель от иранского господства. В состав восточной Грузии, присоединившейся к России, входил тогда ряд северных армянских районов — Памбакская, Шамшадильская, Борчалинская и Казахская дистанции, а также — Дорийский уезд. В 1805 г. к России отошли далее Нагорный Карабах, Зангезур и восточный Ширак, занятые русской армией в ходе войны 1804— 1813 гг. с Ираном. Армяне активно поддерживали русских. Поэтому вполне закономерны были поражения иранцев в крупных сражениях на армянской земле — под Эчмиадзи-ном и Нахичеванью. Не смирившись с поражением, Иран пытался с помощью Англии осуществить реванш. Однако новая война 1826—1828 гг. завершилась окончательным освобождением Восточной Армении от власти Ирана. Занятые русскими войсками Эриванское и Нахичеванское ханства образовали Армянскую область в составе Российской империи, в которую из Ирана переселилось более 40 тыс. армян. Вслед за этим Россия в ходе войны 1828—1829 гг. с Османской империей практически освободила и большую часть Западной Армении — Карс, Ардаган, Баязет, Эрзерум. Однако эти территории (кроме Ахалциха) были возвращены османам по Адрианопольскому миру 1829 г. Но 90 тыс. армян с этих земель перешли в Восточную Армению.
Именно с процессами, происходившими в дальнейшем на землях Армении, включенных в Российскую империю, было связано национальное возрождение армянского народа, в том числе — возрождение в дальнейшем и его национальной государственности. Поэтому вполне логична была поддержка, оказывавшаяся армянами России. Армяне были среди тех, кто погиб в январе 1829 г., защищая русского посла Александра Грибоедова при разгроме российского посольства толпой иранских фанатиков в Тегеране. Население Армении, как Восточной, так и Западной, неизменно помогало России и русской армии во всех конфликтах с османами, иранцами и мусульманами Кавказа вплоть до Первой мировой войны 1914— 1918 гг.
На Кавказе после его присоединения к России в целом значительно ускорилось экономическое и культурное развитие. При этом армянские предприниматели заняли ведущие позиции в таких крупных торгово-промышленных центрах Закавказья как Баку, Батум, Тбилиси, а также (в меньшей степени) — в городах Северного Кавказа. В самой Армении развивались меднорудная промышленность, коньячное производство, хлопкоочистительные заводы. С ликвидацией прежней системы налогов и установлением льготных тарифов создались условия для более интенсивной промышленной деятельности, расширения посевов ценных культур хлопка, винограда и других, для усиления транзитной торговли и диверсификации связей с общероссийским рынком. Вместе с тем Армения продолжала оставаться отсталой и по преимуществу аграрно-сырьевой периферией Российской империи, чему во многом способствовала политика царских властей, особенно наместника Кавказа в 1844—1854 гг. М.С. Воронцова, всячески содействовавшего укреплению крепостничества (по царскому рескрипту 1846 г. и актам 1847 г. и 1851 г.) и усилению местного «высшего сословия» — агаларов, медиков, беев, уравненных в правах с русским дворянством.
Колониальные порядки, превращение «высшего сословия» в опору царизма, отстранение армян от службы в администрации и судах, сохранение феодальных пережитков вызывали недовольство большинства народа. Уже в 1837—1838 гг. происходили крестьянские волнения, которые имели свое продолжение и в дальнейшем. Крестьянская реформа в Армении была проведена только в 1870 г., т. е. на 9 лет позже, чем в самой России. Она несколько улучшила положение части крестьян, но мало что изменила для большинства из них. Крестьянам не по карману были выкупные платежи за землю (так как освобождены они были от крепостной зависимости, как и в России, «без земли»). Практически эти платежи почти не осуществлялись до 1912 г. На рубеже XIX—XXвв. почти 99% крестьянских хозяйств имели в своем распоряжении не более 32% всех земель. Остальной фонд был в руках «высшего
сословия», монастырей и государственной казны. На каждое крестьянское хозяйство в среднем приходилось 8 десятин земли, а на каждое помещичье — ЗОО, т. е. в 37 раз больше. Помещики и церковь платили всего 18% налогов, а крестьяне — 82%. До 40% крестьян не имели скота и инвентаря.
Естественно, такое положение способствовало массовому разорению сельских жителей и их притоку в поисках заработка в города как в Армении (Алаверди, Александрополь, Ереван, Кафан), так и за ее пределами (Баку, Батум, Тбилиси). Социальная напряженность среди горожан в этой связи возрастала, так как значительная часть мигрантов из деревни оставалась без работы или же получала возможность еле сводить концы с концами. Вместе с негативными экономиче-скми и социальными аспектами политики царского правительства это было причиной постепенного нарастания движения социального и национального протеста, тем более что различные бюрократическо-юридические ограничения в отношении армян дополнительно питали это движение.
К тому же середина XIXв. — это время завершения процесса формирования армянской нации, ее освобождения от остатков феодальных отношений и представлений, укрепления ее национального самосознания. Этому во многом способствовала проходившая под воздействием России и Европы модернизация экономики, политической культуры и духовной жизни армян, возникновение новой армянской интеллигенции как следствие открытия целого ряда армянских образовательных учреждений в первой половине XIXв. (Лазаревского института в Москве в 181
5 г., Нерсисяновской школы в Тбилиси в 1824
г., городских и уездных училищ в Ереване и других центрах армянской культуры в 1832
г.). К
этому же времени относится деятельность целого ряда выдающихся армянских мыслителей, прежде всего Хачатура Абовяна (1805
—1848),
который стал основоположником новой армянской литературы и нового литературного языка армянской нации.
Абовян был первым армянским просветителем — демократом, писателем и педагогом новой формации. Он выступал против крепостничества и клерикализма, за развитие просвещения и за дружбу с Россией. В этом духе он воспитывал учащихся уездных училищ в Тбилиси и Ереване, инспектором которых был в 1837
—1848
гг. В
романе «Раны Армении» он изобразил борьбу армян против ига Ирана и присоединение Армении к России. Он много сделал также для изучения фольклора, этнографии и истории народов Закавказья. И хотя большинство его произведений были изданы только после его смерти (из-за преследований его армянскими клерикалами и царскими бюрократами), они оказали огромное влияние на дальнейшее развитие армянской литературы и идей просвещения Армении.
За внедрение нового армянского языка (ашхарабар) взамен устаревшего книжного языка (грабар) боролся и другой известный армянский просветитель, философ и революционный демократ Микаэл Налбандян (1829
—1866). В
отличие от Абовяна, закончившего университет в Дерпте (ныне г. Тарту в Эстонии), Налбандян учился в 1855—1858 гг. на медицинском факультете Московского университета и сотрудничал в журнале «Юсисапайл» («Северное сияние»), издававшемся в Москве. Он первым из армянских писателей перешел на революционно-демократические позиции под влиянием идей «Колокола» и «Современника» — российских журналов соответствующего направления. В 1860—1862 гг. Налбандян совершил путешествие в Османскую империю, Индию и Западную Европу, что не только существенно обогатило его мировоззрение и расширило политический кругозор, но и дало выход его энергии и предприимчивости, направленным на освобождение армян. В османской столице Стамбуле, где было много армян, Налбандян создал тайное революционное общество «Партия молодых», объединившееся вокруг армянского журнала «Мегу» («Пчела»). В Лондоне он, сблизившись с Герценом, Огаревым и Бакуниным, участвовал в обсуждении программы будущей партии русских народников «Земля и воля». Критикуя реформу 1861 г., он видел выход в крестьянской революции в России. По возвращении он был арестован царскими властями летом 1862 г., заключен в Петропавловскую крепость и был судим вместе со своими российскими единомышленниками по «процессу 32-х». В ноябре 1865 г., тяжело больной туберкулезом, он был выслан в Камышин, где вскоре и умер.
Философ, политэконом, лингвист, педагог, Налбандян был последователем Фейербаха и Чернышевского, идеи которых пропагандировал в среде армянской интеллигенции. Он стремился к соединению усилий революционных демократов
Армении и России, а также прогрессивных сил армянской диаспоры в Европе и на Востоке. Будучи автором многих романов и стихов, он одновременно стал основателем армянской реалистической критики и эстетики. Популярность его художественных и критических произведений влияла и на интерес к его философским и публицистическим трудам.
Сложность позиции Абовяна, Налбандяна и других армянских просветителей-демократов, при всем их революционном пафосе, определялась еще и тем, что они, как и все их соотечественники, ни на минуту не забывали, что рядом, в Западной Армении, на территории Османской империи под жестоким гнетом турецких ассимиляторов проживало большинство их братьев по нации (примерно 2,5 млн человек до 1914 г. против 1,5 млн человек в Восточной Армении). Армяне многих граничивших с кавказскими областями России османских провинций (прежде всего Эрзерума, Арабкира, Баязета) не раз просили русское правительство о покровительстве. Но России, особенно после Крымской войны 1853— 1856 гг., стало во второй половине XIXв. труднее помогать армянам и другим единоверцам в Османской империи, так как за спиной этой слабеющей мусульманской державы на самом деле ощущалось присутствие Англии, Франции, Италии, чуть позже Германии, заинтересованных в сохранении экономически полностью зависевшего от них режима османов и в его укреплении в качестве геостратегического и военно-политического противовеса России.
В 1862 г. в Киликии подняли восстание армянские крестьяне Зейтуны. С новой силой освободительное движение западных армян и солидарных с ними жителей Восточной Армении вспыхнуло во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг., когда были организованы конные дружины и полки армянских добровольцев в Ереване, Тбилиси, Карабахе и других местах, помогавшие русской армии, получавшей также от армянского населения подводы и продовольствие. После войны Карс и некоторые другие районы Западной Армении были присоединены к России, а на остальной ее территории османы обязывались провести реформы и улучшить положение армянского населения. Однако практически ничего не изменилось. Османские власти жестоко подавляли все последующие выступления армянских патриотов — в 1878 г. и 1884 г. в Зейтуне, в 1880 г. — в Васпуракане, Сасуне, Алашкерте, в 1886 г. — в Ване. Османский султан Абдул-Хамид II, периодически натравливавший многочисленные этносы своей империи друг на друга, организовал в 1894—1896 гг. массовое истребление армян, в основном — руками курдов и туркменов, а также при активном участии специально сформированной им из тех же курдов, черкесов и арабов иррегулярной конницы «хамидийе», прозванной в народе «башибузуками» (головорезами). Всего погибло около ЗОО тыс. армян.
Естественно, подобного рода действия вызвали возмущение во всем мире и обострение националистических настроений среди армян. Возникшие в 80—90-х годах XIXв. партии «Гнчак» (Колокол) и «Дашнакцутюн» (Союз федерации) ставили своей целью освобождение Западной Армении с помощью западных держав и России. Особенно влиятельна была вторая партия. Ее члены — дашнаки (дашнакцаканы) — ставили своей задачей добиться создания в Западной Армении автономного армянского государства с помощью вооруженной борьбы и террора. Они выступали за национальное единство армян, против раскалывающей это единство классовой борьбы. С этой целью они срывали забастовки, в которых на Кавказе обычно участвовали люди разных национальностей, и противопоставляли рабочих-армян всем прочим, особенно азербайджанцам и другим мусульманам. Тем не менее, стремясь сохранить влияние на рабочих, дашнаки вступили в 1907 г. во IIИнтернационал.
Рост городского населения Кавказа (за вторую половину XIXв. — в 2,5 раза) шел во многом за счет пополнения рядов рабочих сельскими мигрантами. К началу XXв. в Армении было до 10 тыс. фабрично-заводских рабочих. Еще больше их проживало за пределами Армении. В частности, в Баку в 1903 г. 26,9% местных рабочих были армянами. Среди них, как и по всей России, распространялось влияние марксизма. В 1902 г. в Тбилиси был создан Союз армянских социал-демократов, которые вели работу по всему Закавказью. К 1905 г. ими были созданы в Армении семь организаций Кавказского союза РСДРП. Они приняли участие в развернувшемся в 1905—1907 гг. широком забастовочном движении в Восточной Армении, поддержанном выступлениями крестьян, изгонявших помещиков и отказывавшихся платить подати. Попытки властей сбить волну протеста организацией межнациональных столкновений были сорваны во многом благодаря армянским и русским социал-демократам.
Развитие социального и национального освободительного движения Восточной Армении в дальнейшем во многом определялось событиями накануне и во время Первой мировой войны. Опасаясь широкой, как всегда, поддержки армянами русской армии, османские власти организовали в 1915 г. преступный геноцид в Западной Армении: более 1 млн армян было уничтожено и свыше 600 тыс. человек угнаны в пустынные районы Сирии и Месопотамии, где многие из них погибли, остальные — образовали многочисленные диаспоры в Сирии, Ливане и Ираке (а впоследствии — также в Египте, Иордании, на Кипре). Свыше ЗОО тыс. западных армян нашли убежище в России, а еще часть бывших «турецких» армян смогла перебраться в Европу и Америку. Фактически с тех пор Западная Армения лишилась своего коренного населения. Сам по себе этот трагический факт способствовал еще большей привязанности восточных армян к России и их ориентации на нее, несмотря на вскоре развернувшиеся в ней бурные революционные события.
Национальная трагедия 1915 г. — страшный и незабываемый рубеж в истории армянского народа. Пережив ее, народ нашел в себе силы двинуться дальше по пути возрождения национальной государственности и национальной культуры.