Достоевский и Омск

Омский Государственный Аграрный университет

гуманитарный факультет

кафедра регионального развития

Реферат

Ф. М. Достоевский и Омск

Выполнила:
Алёшина Наталья,

студентка I курса

Проверил:
Штырбул А. А.,

доктор исторических наук,

профессор

Омск, 2009 год

Содержание.

Введение 3

«Инсценировка казни» 5

Остановка в Тобольске 6

Омск 1850-х годов 7

Достоевский на каторге 11

Омский литературный музей имени М.Ф. Достоевского 17

Память о Достоевском 20

Вывод 22

Библиографический список 23

Введение.

Федор Михайлович Достоевский
(11 ноября 1821 г. — 9 февраля 1881 г.) один из величайших русских и мировых писателей. Выхо­дец из полудворянской, полупоповской среды, сын штабного ле­каря московской «больницы для бедных», он вырос в семье неболь­шого достатка и с молодых лет узнал цену денег, добывае­мых тяжелым трудом. Окончив Петербургское Военно-Инженерное училище в 1843 году, он поступает на службу в чертежную инженер­ного ведомства, вскоре затем бросает службу и отдается лите­ратуре. Но его литературная работа надолго была прервана аре­стом и ссылкой в Сибирь по делу кружка петрашевцев.

М. В. Бута­шевич-Петрашевский (1821 — 1866), вокруг которого группиро­вался этот кружок, был сторонником утопического социа­лизма Фурье и республиканского федеративного строя. Безбожие и социализм уживались у членов кружка с идеалистическим понима­нием законов общественного развития. Вообще же взгляды членов кружка были довольно неопределенны. Массовой революционной работы они не вели, но они были против самодержавия, против гос­подствовавшего тогда крепостного права. Собрания и дискуссии этого кружка вызывали интерес среди передовой петербургской ин­теллигенции. Жандармы также заинтересовались деятельностью петрашевцев, особенно в связи с чтением и распространением извест­ного письма Белинского к Гоголю, направленного против кре­постнического мракобесия и поповщины. 23 апреля (5 мая) 1849 года Достоевский вместе с Петрашевским и другими участни­ками кружка были арестованы.

После 8-месячного тюремного заключения в Алексеевской раве­лине Петропавловской крепости они были приговорены к рас­стрелу.

«Инсценировка казни».

Петербургский мечтатель Федор Достоевский, автор знаменитых то­гда «Бедных людей» и не понятых современниками «Двойника», «Хозяйки» и «Белых ночей», 22 декабря 1849 года был возведен на эшафот вместе с другими членами демократического кружка М.В. Буташевича-Петрашевского. «Отставного поручика Достоевского,
-
значилось в заключении гене­рал-аудиториата по «Делу Петрашевского», - за участие в преступ­ных замыслах, распространение письма литератора Белин­ского, наполненного дерзкими выражениями против православной церкви и верховной власти, за покушение, вместе с прочими, к распро­странению сочинений против правительства посредством до­машней литографии лишить всех прав состояния и сослать в каторж­ную работу в крепостях на восемь лет».
На этом документе стояла резолюция Николая I: «на четыре года, а потом рядовым».
Писатель Достоевский, пожалуй, стоит в ряду с другими русскими диссидентами - от Аввакума до Радищева... Но приговор генерал-аудиториата, при всей его абсурдной сурово­сти, явился лишь окончательной стадией судопроизводства по «Делу Петрашевского». Первоначально вынесенный приговор воен­ного суда гласил, что Достоевский должен быть лишен всех прав состояния и подвергнут «смертной казни расстрелянием»... «за не­донесение о распространении».
За недонесение... Пережив инсценировку казни, Достоевский «ходил по своему казе­мату и все пел, громко пел, так он был рад дарованной жизни»
. Эта упоительная эйфория отразилась в письме, написанном Достоев­ским брату Михаилу из Петропавловской крепости перед отправ­кой в Сибирь. «Как оглянусь на прошедшее да подумаю, сколько да­ром потрачено времени, сколько его пропало в заблуждениях, в ошиб­ках, в праздности, в неумении жить; как не дорожил я им, сколько раз я грешил против сердца моего и духа, - так кровью облива­ется сердце мое. Жизнь - дар, жизнь - счастье, каждая минута могла быть веком счастья».

Остановка в Тобольске.

На пути в Омск была краткая остановка в Тобольске, встреча там с женами декабристов в пересыльной тюрьме. В беседе с ними писа­тель получил сведения о некоторых людях, с которыми ему пред­стояло встретиться в Омске, в первую очередь - об острожном началь­стве. Декабристки - Н.Д. Фонвизина, П.Е. Анненкова и ее дочь Ольга рассказали Достоевскому и следовавшему вместе с ним на каторгу в Омск поэту-петрашевцу С.Ф. Дурову о возможных неприятно­стях от плац-майора В.Кривцова - непосредственного началь­ника над омскими арестантами. Участливые и благородные женщины сумели внушить осужденным надежду, что они не будут брошены на произвол судьбы. Достоевский получил в подарок Еванге­лие.

Его он будет хранить всю жизнь и в последний раз от­кроет перед самой кончиной. Надежда на возможную поддержку позволила петрашевцам увидеть свое ближайшее будущее не таким беспросветным. Но стоило найти ответы на одни вопросы, как тут же появлялись новые, еще более неразрешимые и волнующие. Неизвестность страшила и будора­жила воображение.

Омск 1850-х годов.

Ф.М. Достоевский поступил в Омский каторжный острог 23 января 1850 года. Омск в это время - центральный город Западной Сибири. Здесь находились канцелярия Западно-Сибирского генерал-губернатор­ства, Главное управление Западной Сибири, штаб отдель­ного Сибирского корпуса и первый в Сибири кадетский кор­пус. Тогдашний Омск - город, населенный в основном чиновниками и военными. В их среде немало образованных и передовых людей. В Омске сходились пути ссыльных. Они не только проезжали через Омск при отправке на места поселения - некоторые из них отбы­вали тут наказание или оставались жить по освобождении. Все это не могло не влиять на обстановку в городе. Вместе с тем в провинциальном Омске большое воздействие на общест­венную жизнь оказывали влиятельные старожилы - представи­тели купечества и <коренного> чиновничества. Здесь ца­рила «тихая семейная жизнь, в чистоте первобытной, подчиненная строгим приличиям».

Броневский пишет о необыкновенном хлебосольстве и широте жизни сибиряков и в то же время о их равнодушии к собственным интере­сам. Наследие «патриархальных времен»
действительно сильно ощущалось в Омске в те годы. Оно сказывалось и в интерье­рах домов и улиц, и в досуге омичей, и в их манере общаться. «Здесь у самых богатых людей нет ни садов, ни даже цветников, зато на каждом окне, не только в порядочных домах, но и в бедных хижинах, стоят вазы цветов. В Омске, кажется, роскошь и наслажде­ния прячутся в недрах семейств, на улицах же все пусто и тихо, весьма редко встречаются, исключая воскресные дни, прогуливаю­щиеся, -
вспоминал заезжий путешественник. - Рассказ сибиряка... медлен, осторожен; кажется, он старается скорее выведать что-либо, нежели сообщить какую новость; но, однако ж, подобный его разго­вор не лишен остроты, иногда даже и иронии; вообще же во всех по­ступках их мало заметно живости и игры, но большей частью видны следы какой-то меланхолии, что их преимущественно и отли­чает от приезжих в этот край из Европейской России... Многие из здешних дворян с хорошим образованием, из них одни воспитыва­лись в казенных тамошних заведениях, а другие в Европей­ской России, и в целой народной массе города Омска за­метно довольно просвещения, ибо круг здешнего обращения го­раздо тесней, нежели где-нибудь в другом обширном городе; но, невзи­рая на то, сибиряки во­обще, кажись, недостаточно имеют духа предпринимательства; ибо не только ремесла и художества, как из­вестно, находятся в военных мастерских, но даже и коммерция сказан­ного города в руках европейских купцов. Сибиряки, разумея под этим более омских жителей, любят до пристра­стия пить чай, который употребляют по нескольку раз в су­тки, и весьма часто без сахара; гораздо сноснее иному из них оста­ваться день целый без пищи, но только не быть без чаю...»
Патриархальность сказывалась и во внешнем виде крепостных соору­жений, хотя, казалось бы, недалеко в прошлое ушло время, ко­гда Омск был построен именно как крепость. Писатель П.К. Мартья­нов приводит записи офицеров, служивших в Омске в сере­дине прошлого века. В них, в частности, говорится, что здешняя «кре­пость как укрепление, место для защиты от врага никакого значе­ния не имела, хотя и была снабжена достаточным числом пом­нивших царя Гороха чугунных, ржавых орудий с кучками сложен­ных в пирамиду ядер, в отверстиях между которыми юти­лись и обитали тарантулы, фаланги и скорпионы»
. Театра в городе не было. Устраиваемые по временам баронессой Сирвельгельм спек­такли для высшего общества давались на форштадте в казачьем ма­неже. Ни литературных вечеров, ни учебных собраний, ни лекций ни­кто не затевал. «Были одни танцевальные вечера да балы. На них собирались по обязанности, потому что замечались не те, кто приехал, а те, кого нет, и исследовались причины их отсутствия... Но балы были редки, а общество разъединено, поэтому каждый убивал свое свободное время в своем же тесном излюбленном кружке... Будничная же обыден­ная жизнь тянулась вяло, и в салонах самых элегантных жен­щин царила страшная скука».
Несмотря на наличие образован­ных людей, на определенное воздействие политической ссылки, наиболее значительное влияние на формирование общественного мнения оказывала все же патриархальная среда, в которой все дела вершились «по-семейному».

Сам Омск писателю не понравился. У него, собственно говоря, и не было возможности составить всестороннее представление о городе, где он провел тяжкие годы своей жизни. Поэтому и оценки Омска, оставленные Достоевским, нельзя отнести к объективным. В одной из них столько усталости, боли, причиненной пребыванием здесь: «Омск гадкий городишко. Деревьев почти нет. Летом зной и ветер с песком, зимой буран. Природы я не видел. Городишко грязный, воен­ный и развратный в высшей степени».
Другая характеристика дана в нарочито игривом и ироническом тоне. Читатель сразу чувст­вует скрытый смысл, по своему значению противоположный сказан­ному. Введение к «Запискам из Мертвого дома» знакомит нас с городком К. Описанный так, как он описан, этот городок мог быть, ко­нечно, любым другим городом середины XIX века. Но мы-то знаем, что Достоевский видел их не так много, а Омск стал для него особенно памятным: «Климат превосходный; есть много замеча­тельно богатых и хлебосольных купцов, много чрезвычайно достаточных инородцев. Барышни цветут розами и нравственны до последней крайности. Дичь летает по улицам и сама натыкается на охотника. Шампанского выпивается неестественно много. Икра удиви­тельная. Урожай бывает в иных местах сам-пятнадцать... Во­обще земля благословенная. Надо только уметь ею пользоваться. В Сибири умеют ею пользоваться».

Достоевский на каторге.

В каторге Достоевский стал столь же бесправным, как и остальные арестанты. На вновь прибывших в острог надевали арестантскую оде­жду – «лоскутные платья».
Брили головы – «бродягам, срочным, гражданского и военного ведомства спереди полголовы от одного уха до другого, а всегдашним от затылка до лба полголовы с левой стороны».
Такая незамысловатая «прическа» помогала острожному начальству при первом взгляде на человека определить, к какому «разряду» он принадлежит. Голова Достоевского была тоже обрита наполовину. На его спине, как и у всех, красовалась мишень: летом черный круг, зимой белый «туз». Надумай каторжник убежать из ост­рога на глазах у конвоя - вскидывай, служивый, ружье и пали прямо в спину... Как и все окружавшие его арестанты, он был закован в кандалы. Царским указом вводилось «непременное правило для отвращения арестантов от побегов: чтобы состоящие в разряде всегдашних аре­станты, все без изъятия, были закованы; срочных же, как военного, так и гражданского ведомств арестантов, а равно и бродяг содержать без оков, но с тем, чтобы в случае побега одного арестанта из ка­кого-либо отделения сих последних разрядов, всех арестантов, состоя­щих в том отделении, тотчас заковывать в кандалы, потому что они одни за других должны ответствовать».
Достоевский ходил в кандалах весь назначенный ему срок каторги. Его заковали сразу по прибытии в острог. «Первые три дня я не хо­дил на работу, так поступали со всяким новоприбывшим: давал

ось отдохнуть с дороги, - «Записки из Мертвого дома». - Но на другой же день мне пришлось выйти из острога, чтоб перековаться. Кан­далы мои были не форменные, кольчатые, "мелкозвон", как назы­вали их арестанты. Они носились наружу. Форменные же острожные кандалы, приспособленные к работе, состояли не из колец, а из четы­рех железных прутьев, почти в палец толщиною, соединенных ме­жду собою тремя кольцами. Их должно было надевать под панта­лоны. К серединному кольцу привязывался ремень, который в свою очередь прикреплялся к поясному ремню, надевавшемуся прямо на рубашку».

О «чистоте» в арестантской палате вспоминал Достоев­ский, говоря, что здесь «все полы прогнили. Пол грязен на вершок, можно скользить и падать <...> Нас как сельдей в бочонке <...> Тут же в казарме арестанты моют белье и всю маленькую казарму заплески­вают водою. Поворотиться негде. Выйти за нуждою уже нельзя с сумерек до рассвета, ибо казармы запираются, и ставится в се­нях ушат, и потому духота нестерпимая. Все каторжные воняют как сви­ньи и говорят, что нельзя не делать свинства, дескать, "живой чело­век" <...> Блох, вшей и тараканов четвериками».

Достоевский рассказы­вал брату: «...есть давали нам хлеба и щи, в которые полага­лось 1/4 фунта говядины на человека. Но говядину кладут рубле­ную, и я ее никогда не видал. По праздникам каша почти со­всем без масла. В пост капуста с водой и почти ничего больше. Я рас­строил желудок нестерпимо и был несколько раз болен. Суди, можно ли было жить без денег, и если б не было денег, я бы непре­менно помер, и никто, никакой арестант такой жизни не вынес бы. Но всякий что-нибудь работает, продает и имеет копейку. Я пил чай и ел иногда свой кусок говядины, и это меня спасало».
Прожить на «кормовые» деньги каторжник действительно не мог. Судя по докумен­там, «в день на человека»
назначалось 9 копеек. Хотя дополнительная работа, и деньги, и все, что можно было на них купить, запрещалось, в остроге всегда работали, имели деньги, табак и даже вино. Начальство знало об этом, и ночные обыски были здесь обычным делом. Все запрещенное изымалось, винов­ный «бывал обыкновенно больно наказан».
Но вскоре все произведен­ные недостатки пополнялись, заводились новые вещи, и все шло по-старому. Точно так же каторжане добывали себе одежду. Точно так же приспо­сабливались жить в полуразвалившихся, почти сгнивших казар­мах, где «все сквозное»
...

В остроге Достоевского окружали в основном простолюдины. Они совершали преступления от безысходной, тяжкой доли. Жестокий помещик, опьяненный своей беспредельной властью над крепост­ными крестьянами, разорил их дома, довел до голодной смерти жен­щин и детей - и крестьяне поджигают имение, а то и убивают хозяев, выходят на большую дорогу с разбойничьим кистенем, пыта­ясь своими силами восстановить справедливость. В конце кон­цов, их ловят и определяют «к месту». Некоторые крестьяне, набран­ные по рекрутскому набору в армию, не выдерживали издева­тельств со стороны офицеров, расправлялись с ними, тоже попа­дали на каторгу. И вот, жестоко наказанные, закованные в кандалы, они оказываются в остроге среди себе подобных. На лицах многих, осужденных на вечную каторгу, раскаленным железом выжжены бу­квы: ВОР или КАТ (сокращенно: каторжник). Две буквы на щеках, одна на лбу. Большинству из них никогда не суждено было вер­нуться к нормальной жизни.

Достоевский вместе со всеми арестан­тами ходил на работы. Их водили на кирпичный завод, расположен­ный на правом берегу вниз по Иртышу, верстах в трех или четырех от крепости. По замечанию А.Ф. Палашенкова, работа на заводе считалась самой трудной. Каждому арестанту необходимо было выполнить «урок» - изготовить 2-2,5 сотни кирпичей, причем са­мому выполнить весь подготовительный цикл: вывезти и выме­сить глину, наносить воды, а затем складировать готовую продук­цию. В сарае, стоявшем на тогда пустынном берегу Иртыша, Ф.М. Достоев­ский обжигал и толок алебастр (сейчас на этом месте нахо­дится пляж Центрального района Омска). «Алебастровцев» отправ­ляли на ра­боту рано утром. По приходе арестанты растапливали печь и уклады­вали в нее алебастр. «На другой день, когда алебастр бывал уже совсем обожжен, его выгружали в ящики. Затем каждый аре­стант брал свой ящик и тяжелой колотушкой дробил его».
Это, по выражению Достоевского, была премилая работа. На нее писатель попадал вместе с поляками, осужденными за участие в освободитель­ной борьбе против России. Во время толчения алеба­стра Достоевский и поляки постоянно спорили. Их молоты вздыма­лись чаще и чаще, голоса становились все громче и ожесточен­ней. Поляки осуждали политику России, называли ее захват­нической, а Достоевский отстаивал особую, прогрессивную миссию России в Европе. Поляки переносили свою ненависть к вла­сти на весь народ, а Достоевский доказывал «широту», восприимчи­вость и терпимость русского характера. Вместе с другими каторжниками автор Михаил Фёдорович ходил в инженерную мастерскую, где вручную приводил в движение боль­шое точильное колесо, разгребал снег на улицах Омска. Однако на какую бы работу ни попадал Достоевский, он, как дворя­нин, всегда находился в более тяжелых условиях, чем остальные арестанты.

Каторга позволила Достоевскому ощутить себя частью целого. По выражению о. Автонома Булгакова, на каторге Достоевский «полю­бил русского простолюдина не отвлеченною любовью агитатора, а живым сочувствием собрата». Теперь, оказавшись в не­посредственной близости с народом, писатель мог сложить о нем свое собственное мнение. Судя по произведениям, созданным Достоев­ским после выхода из острога, ему удалось это сделать. Не­смотря на самокритичность, Достоевский остался чрезвычайно доволен проделанной духовной работой. «Если я узнал не Россию,
-
пишет он брату после выхода из каторги, - так народ русский хо­рошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его. Но это мое маленькое самолюбие! Надеюсь, простительно».

В Омске Достоевский жил за плотным тюремным забором: «Случа­лось, посмотришь сквозь щели забора на свет божий: не увидишь ли хоть чего-нибудь? - и только и увидишь, что краешек неба да высо­кий земляной вал, поросший бурьяном, а взад и вперед по валу, день и ночь расхаживают часовые; и тут же подумаешь, что пройдут це­лые годы, а ты точно так же пойдешь смотреть сквозь щели за­бора и увидишь тот же вал, таких же часовых и тот же маленький крае­шек неба, не того неба, которое над острогом, а другого, дале­кого, вольного неба...» А когда Достоевский ощущал несвободу, не только внешнюю, как в остроге, но и внутреннюю - как было во время его вынужденного пребывания в Европе, или - в Петербурге, когда со всех сторон атаковали кредиторы, и он должен был подписы­вать кабальные договоры, - он начинал воспринимать окру­жающий мир довольно мрачно. Омск ассоциировался у него с понятием «тюрьма», поэтому он ему не мог нравиться: «Если б не нашел здесь людей, я бы погиб совершенно...» К счастью, рядом с Достоевским всегда оказывались благородные люди, принимавшие деятельное участие в его судьбе. В Омске ими были военные и некото­рые чиновники Главного управления Западной Сибири. Осо­бое внимание уделял Достоевскому Алексей Федорович де Граве - комендант Омской крепости, который старался оградить писателя-арестанта от тяжелых работ и пытался облегчить его положение.

Омский литературный музей имени М.Ф. Достоевского.

Разрушились со временем валы Омской крепости. Осталось всего несколько зданий, которые помнят Достоевского, закованного в кан­далы и только что освобожденного от них. Одно из таких зданий - бывший дом комендантов Омской крепости, построенный в 1799 году. Памятник архитектуры, он дорог омичам еще и своей мемориаль­ностью - не так уж много на свете адресов, по которым бывал Ф.М. Достоевский, и уж тем более омских адресов.

На протяжении многих лет краеведы, журналисты, деятели науки и культуры предлагали создать в бывшем доме комендантов Омской крепости литературный музей. На общественных началах и профессио­нально комплектовались архивы, неоднократно издава­лись постановления и принимались решения в поддержку этой идеи. И только в начале 1980-х годов было принято решение о созда­нии музея, выделены денежные средства и начались реставраци­онные работы на здании музея. Со стен, построенных в 1799 году, снимались деревянные перекрытия и устанавливались бетонные, перестилались полы, впервые проводились канализация и водопровод.

Над созданием экспозиции работала группа москов­ских художников во главе с Э.И. Кулешовым. 28 января 1983 года Омский литературный музей имени Ф.М. Достоевского был открыт. Комиссия Московского отделения Союза художников РСФСР, принимав­шая музей, отметила его оформление как лучшее по Россий­ской Федерации.

Омский литературный музей имени Ф.М. Достоевского один из немно­гих в стране рассказывает об истории формирования, становле­ния и развития литературных традиций в регионе. И экспози­ция, посвященная Достоевскому, закономерно занимает в нем самое значительное место. За более чем два десятилетия существования музея его посетили сотни тысяч омичей и гостей нашего города, среди которых школь­ники и студенты, ученые и члены правительства, звезды театра и кино, знаменитые писатели и туристы из десятков стран мира. В фон­дах музея хранятся около 15 000 подлинных документов, фотогра­фий, книг, личных вещей писателей, чья жизнь связана с Ом­ском судьбой и творчеством. Среди этих материалов - уникаль­ные прижизненные издания произведений Ф.М. Достоевского, угло­вой диван и круглый стол из дома известного петербургского архитек­тора А.И. Штакеншнейдера, в гостях у которого бывал писа­тель, иллюстрации к «Запискам из Мертвого дома» и другим его произведениям известнейших художников страны. В ноябре 2006 года, к 185-летию со дня рождения Ф.М. Достоев­ского, в бывшем доме комендантов Омской крепости открыта новая экспозиция. Она по-новому представляет не только творческую био­графию ставшего впоследствии знаменитым узника «Мертвого дома», но и рассказывает о том, как на протяжении двух столетий развивались литературные традиции в Западной Сибири.

Память о Достоевском.

Но не только литературный музей является в Омске носителем па­мяти о Ф.М. Достоевском. Есть в нашем городе библиотека и улица его имени. На территории Старой крепости, в створе Тарских ворот, че­рез которые в Омск был ввезен Достоевский, в 2001 году установ­лен памятник работы скульптора С.Голованцева.

Имя великого писателя присвоено одному из самых молодых в Си­бири Омскому государственному университету. С 2003 по 2005 год продолжалась напряженная творческая работа по изданию нового Полного собрания сочинений Ф.М. Достоев­ского. Издано 18 томов в 20 книгах, в которые вошли все известные произведения Достоевского, включая переписку и «Дневник писа­теля», а также атрибутированные тексты, впервые опубликованные в этом собрании под именем и фамилией автора. Новое полное собра­ние снабжено написанными специально для него статьями и комментариями, в нем впервые содержатся рисунки Ф.М. Достоев­ского и прокомментированы пометы, сделанные рукой писателя на страницах Евангелия - того самого Евангелия, что подарили ему в Тобольске жены декабристов - Н.Д. Фонвизина и П.Е. Анненкова.

Вывод.

Омск навсегда связан с именем и судьбой Ф.М. Достоевского. Вели­кий писатель мечтал о «золотом веке» для человечества, когда не будет униженных и оскорбленных, обиженных и обездоленных, ко­гда люди забудут о том, что такое зависть, злость, войны, раздоры, и на земле воцарятся любовь, милосердие, сострадание и созидатель­ный труд. Сегодня Достоевский не узнал бы Омск. Мощ­ный индустриальный, сельскохозяйственный, культурный центр Си­бири, город-сад, Омск совсем не похож на тот пыльный городишко, в котором довелось страдать на каторге великому писателю. Взойдя в Омске на Голгофу, Достоевский сумел обрести страстную веру и в Россию, в русский народ. С детства выросший в православии, писа­тель, пройдя тяжелейшее испытание несвободой, укрепился в вере и увидел горний свет, на который он будет идти всей своей после­дующей жизнью и творчеством. Этот свет отражается нынче от куполов возрожденных и возрождающихся омских храмов. Он сияет и в глазах омичей, которые в начале XXI века открывают книги Достоевского и вместе с их автором обретают оптимизм и уве­ренность в завтрашнем дне.

Библиографический список.

1. Биография, письма и заметки из записной книжки Ф.М. Достоевского. – СПб.: Тип. А.С. Суворина, 1883. – С.374 (паг. 2-я).

2.
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Т.4. – Л.: Наука, 1972. – С.229-230.

3.
Ф.М. Достоевский в Сибири в 1850-1854. Письмо его к брату, М.М. Достоевскому, 22 февраля 1854 г. // Рус. старина. - 1885. - №9. - С.511-520.

4.
Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников: В 2т. Т.1. – М.: Худож. лит., 1990. – С.500.

5.
Громыко М.М. О круге чтения Ф.М. Достоевского в Омске // Культурная жизнь Сибири XVII-XX вв. Бахрушинские чтения 1981 г. Сб. научн. трудов. - Новосибирск, 1981. - С.124.

6.
Десяткина Л.П. Фридлендер Г.М. Библиотека Достоевского (новые материалы) // Достоевский. Материалы и исследования. Вып. 4. – Л.: Наука, 1980. – С.260.

7.
Достоевский А.М. Воспоминания А.М. Достоевского / Под ред. А.А. Достоевского. – Л.: Изд-во писателей, 1930. – С.48-49.

8.
ГАОО, ф.40, оп.1, д.3.