Быстрянцев С.Б.
Рамки настоящей работы не позволяют рассмотреть все проблемы, возникающие в связи с обоснованием характеристик совокупности индивидов, включенных в социальную группу, именуемую "Российским обществом". Мы подчеркнуто абстрагируемся от политико-культурного, этно-социального и религиозного аспектов данной проблемы. Согласно контрактной модели неоинституционализма общество не появляется до тех пор, пока не заключен "договор о рабстве" или конституционный договор, приходящий на смену "договору о рабстве". Общество выступает результатом возникновения в поведении индивидов "ориентации на другого" в силу заключенного договора об ограничении захвата и защиты, последующей институциализации прав собственности. Становящееся общество инициирует договорное установление государства как агента по защите прав собственности. Согласно классическим историческим исследованиям современная Россия является наследницей Московской Руси, которая стала образовываться на обломках Киевской Руси под кристаллизующим началом православного христианства, находящегося в оппозиции к язычеству кочевников, с одной стороны, и католическому христианству, с другой стороны [Гумилев Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. М., 1992. С.147]. Россия эволюционировала в качестве государства с крепостной организацией социальной системы. Российское общество на протяжении веков определялось через существование народа, как особой идеально-типической конструкции.
Большинство членов общества было лишено прав собственности и прав на участие в политической жизни. "Вечевая" система общественного устройства, получившая развитие в великом Новгороде, Пскове в XIII-XV веках, не была воспринята всем Российским обществом. Элементы представительной власти (Земские соборы), олигархического ("Семибоярщина") или сословного правления (Боярская дума) начинали развиваться в ситуации резкого ослабления центральной власти, в условиях нарастания дезинтеграционных тенденций. В этой связи интересно отметить, что наиболее проработанный конституционный проект на этапе становления Российской государственности связывается с попытками избрать на престол России сына польского короля Сигизмунда III - Владислава в 1610 г. При этом, как указывает А.Н.Медушевский, "экстремальные внутренние и внешнеполитические условия и уникальность ситуации, связанной с легитимацией иноземного и неправославного претендента, не позволяют интерпретировать условия этих (т.е. конституционных - прим. М.К.) документов в общем ряду реформационных и политических проектов" [Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997. С. 277.]. Члены общества, народ на протяжении всей истории единого Российского государства заключали между собой своеобразный "договор о рабстве", обеспечивающий минимальный уровень закрепленности гарантий личной свободы и прав на блага. Массовость, отсутствие дифференциации и невыраженность внутренней структуры в Российском обществе была отличительной чертой Российского общества вплоть до XX века. Массы лишены в России политического представительства из-за отсутствия частных интересов, дифференциации членов общества. Известный исследователь явлений тоталитаризма Х.Арендт следующим образом комментирует революционные перемены в Российском обществе начала XX века: "Октябрьская революция легко победила в стране, где деспотическая и централизованная бюрократия управляла бесструктурной массой населения, которое не организовывали ни остатки деревенских феодальных порядков, ни слабые только нарождающиеся капиталистические классы." [Арендт Х. Массы и тоталитаризм // Вопросы социологии, том 1, ? 2. М., 1992, с .26]. В трудах той же Х.Арендт было обосновано предположение, согласно которому именно невозможность управления бесструктурной общностью стало побудительным мотивом для большевиков в искусственном насаждении расслоения в обществе: через НЭП, "рабочую интеллигенцию" и т.д.
История российских бунтов - это история нестабильности социальной системы, в отсутствие государства как внешнего агента по защите прав собственности. Революции и бунты в России в отличии от революций на Западе не приводили к изменениям социальной системы, к перезаключению социального договора на новых условиях, к институциализации прав собственности, а лишь представляли собой возмущения внутри чрезвычайно жестко регламентированной системы договора "об ограничении захвата и защиты". Реакция не невыполнение агентом своих функций носила характер морального отчуждения общества от правящего класса, революционного давления на него [Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: Российский конституционализм в сравнительной перспективе. М., 1997. С. 143.].
Значение государства в функционировании социальной системы в России принципиально отличается от значения государства на Западе, хотя в обоих случаях функции государства поддаются интерпретации именно в рамках контрактной модели. На Западе, в отличие от России, складывалась система, при которой слабое государство выступало в качестве основы европейского прогресса. Как указывает Е.Гайдар, "В Европе, где вопрос о физическом выживании этносов не стоял, сложилась уникальная ситуация, при которой общество в своем развитии обгоняло государство" [Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1997. С. 26]. В России отношения государства и членов общества были обусловлены доминированием государства над членами общества. Таким образом, сформировалась особая социальная общность, условно именуемая народом, объединенная единой исторической судьбой, имеющая религиозную, культурную и этническую общность. При этом генезис народа как особой социальной группы был зачастую связан не с единством соответствующих религиозных, языковых и этнических характеристик групп индивидов, составлявших народ, а на противопоставлении Российского народа другим группам, традиционно
Социальная структура Российского общества исторически обладала ярко выраженной спецификой. Как указывает С.Г. Пушкарев, "первой характерной чертой Московского государства был его боевой строй. Вторую его особенность составлял "тягловой характер внутреннего управления обществом" (В.О.Ключевский). Все сословия или классы общества обязаны были служить государству и отличались друг от друга лишь характером возложенных на них повинностей". [Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. М., 1991. С. 204]Народ возник как способ социальной организации преимущественно для противостояния внешней угрозе, а не для решения внутренних споров и конфликтов. Между членами общества был заключен договор о принципах физического выживания в противостоянии с внешней угрозой. Представляется, что такой договор был нормальной реакцией на специфические этногенетические процессы, происходившие на пространствах Великой Степи во времена формирования Российского государства. Очевидно, что при ослаблении внешней угрозы или, наоборот, принудительной ассимиляции - завоевании, социальные группы, исторически входившие в Российское государство, но впоследствии отколовшиеся вследствие различных причин, либо были бы физически уничтожены, либо стали бы развиваться в рамках иных императивов и иных договорных моделей, в том числе установленных в рамках социальных систем, ассимилировавших бы данные общности. Такие договорные модели могли бы иметь своим предметом уже не защиту от внешней угрозы, а внутренний общественный договор по поводу социального устройства, собственности и т.д. Социальная эволюция Финляндии после отделения от Российской Империи в XX веке является примером такой договорной трансформации. Своеобразной платой за возможность конституционных договоров являлась бы потеря ранее существовавшей групповой идентичности или физическое уничтожение, так как до последнего времени в истории ассимиляция в большинстве случаев принимала достаточно жесткие формы, слишком часто носила характер геноцида. И наоборот, Российское государство как "Патерналистская империя" ассимилировала иные социальные общности (Грузия, Армения), которые добровольно отказывались от конституционных договорных моделей, ранее существовавших в данных государствах, в пользу доконституционных договорных моделей, существовавших в России, перед лицом геноцида со стороны внешних врагов (Турция, Иран). При этом смена данными социальными группами общественно-договорных моделей с конституционных на доконституционные не может рассматриваться в качестве социальной инволюции: снятие внешних угроз в конце XX века в этих социальных группах стимулировало дезинтеграционные процессы, сецессию данных социальных групп и автономизацию в качестве самостоятельных государств, основанных на конституционных договорных моделях.
Российский народ как этническая и социальная общность неоднократно преодолевал беспрецедентные угрозы физического уничтожения, поглощения другими социальными общностями, но не был ни ассимилирован Западной цивилизацией, ни растворен в кочевых культурах Великой Степи. Как метафорично выражаются авторы монографии "Модернизация: от равенства к свободе", "Россия явилась самым большим историческим примером противостояния Западу в его практическом, научном, методическом, организованном подчинении себе всего окружающего мира. Она отчаянно стремилась сохранить себя, и ее эпическая борьба была в принципе единственной альтернативой постепенной сдаче - доле остального мира" [Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995. С. 169]. При этом большая часть общественных ресурсов использовались на противостояние внешней угрозе, ослабляя сферу частного обмена. В Российском обществе происходила эрозия материальной базы вместо насыщения процессов экономического обмена, роста благосостояния. Данные процессы усугублялись сложностью географии России как огромного неосвоенного пространства, защита которого требовала значительных ресурсов. В Российском государстве зачастую не было достаточных ресурсов для внутреннего производства, напрямую не связанного с обороной от внешней угрозы, а следовательно были недостаточно выражены предпосылки для институциализации прав собственности и процедур частного обмена. Перед лицом внешней угрозы права на ресурсы эксплуатировались государством помимо воли индивида. Права на ресурсы были закреплены за индивидами условно. С точки зрения неоинституциональной модели можно утверждать, что в России не было прав собственности и не было конституционного договора по поводу прав собственности. Закрепленные индивидуальные права на человеческий капитал отсутствовали: члены общества не были вольны распоряжаться самими собой, своими навыками, умениями, средствами производства. Не было благ, свободы, индивидов, но была "народная масса" (Бердяев) [Бердяев Н.А. Бунт и покорность в психологии масс // Интеллигенция. Власть. Народ. М., 1993. С. 117].
Указанные обстоятельства ни в коем случае не должны истолковываться в качестве проявления недостаточного развития социальных институтов в России или недостаточной эффективности данных институтов. Критерием развитости институтов выступает не соответствие институтов конкретного государства Западной модели классической демократии, которая долгое время также носила экспериментальный характер, а степень эффективности решения социальной группой поставленных задач в рамках сложившихся институтов, и степень дифференцированности социальной системы. В этой связи измерение эффективности институциональной системы, сложившейся в России, связано не с достижением индивидуальных свобод и благосостояния, а с решением задачи физического выживания Российского народа как социальной общности. Можно с уверенностью утверждать, что в мире отсутствуют примеры столь длительного и успешного противостояния социальных групп внешним силам перед угрозой физического уничтожения.