Реферат по истории ученицы 10 класса Егоровой Анастасии.
Санкт-Петербург, 2005г.
Введение.
Размышляя о самой кровопролитной в истории человечества войне, мы невольно возвращаемся к предвоенному времени, (вошедшему в историю как предвоенный политический кризис), с тем, чтобы понять ту международную обстановку, в которой война готовилась и была развязана, в результате подготовки и частичного осуществления Германией агрессивных планов по завоеванию мирового господства при попустительстве со стороны Англии и Франции, продемонстрированном в Мюнхене.
Нужно сказать, что к середине 30-х годов в мире образовались три противостоящие друг другу силы: германский фашизм, Версальские державы, или Западная демократия, как они себя называли, и СССР. Борьба между этими тремя силами и определяла ту политику, которая могла либо предотвратить войну, либо, наоборот, к ней подталкивать. Ключ к решению задач лежал в кармане западных держав, потому что они, одержав победу в Первой мировой войне, обладали наибольшим экономическим и военным потенциалом и могли остановить эту войну при правильном понимании обстановки. Перед ними, как они считали, стояли два врага: один враг - фашизм, другой враг - социализм. Нужно было выбрать, кто опаснее, чья угроза больше, кто может быстрее развязать войну в Европе или во всем мире. Они выбрали социализм, так как социалистическая держава противостояла способу производства, самому мировоззрению западных держав. Это была их роковая ошибка, - они как всегда боролись с прошлым и не видели настоящего.
Соглашение, подписанное в Мюнхене, было одним из наиболее ярких проявлений политики "умиротворения", проводившейся накануне 2-й мировой войны правительствами Великобритании и Франции с целью добиться сговора с нацистской Германией за счет стран Центральной и Юго-Восточной Европы, отвратить гитлеровскую агрессию от Великобритании и Франции и направить ее на Восток, против Советского Союза. Мюнхенское соглашение открыло путь ко 2-й мировой войне – наиболее губительной и самой разрушительной в истории человечества.
1.
Международные отношения1935-1938 годов.
Влияние мирового экономического кризиса 1929 – 1933 гг. на международные отношения проявилось обострением противоречий между главными капиталистическими странами: начало агрессии японских милитаристов в Китае (1931 г.), превращение Германии в главный очаг войны после прихода А. Гитлера к власти, начало агрессивных действий фашистских государств, захват Эфиопии фашистской Италией.
Первая мировая война (1914 – 1918 гг.) окончилась подписанием Компьенского перемирия 11 ноября 1918 г., когда Германия не была театром военных действий и ее армия еще не капитулировала. В результате войны изменилась расстановка сил в мире. Резко возросла роль США, которые увеличили свой промышленный потенциал, превратились в крупнейшего кредитора и стали претендовать на ведущую роль в мире. Великобритания сохранила статус великой державы, хотя и была оттеснена Соединенными Штатами на второй план. Она стремилась удержать и закрепить достигнутое, не допустить гегемонии Франции в Европе и США в мире. Франция желала экономического, политического и военного ослабления Германии вплоть до отторжения от нее ряда территорий. Свои амбиции были и у Италии и Японии. Все эти противоречия проявились в ходе работы Парижской мирной конференции. Наиболее спорными оказались вопросы о репарациях, об условиях мирного договора с Германией, о судьбе колоний Германии и территорий, ранее входивших в состав Турецкой империи, о создании Лиги Наций.
Не достигнув своих целей на Пражской мирной конференции, США предложили провести в Вашингтоне международную конференцию по ограничению вооружений. Здесь они взяли дипломатический реванш: добились расторжения англо-японского союза 1902 г., равных с английским военным флотом условий в зоне Тихого океана, политики «открытых дверей» и «равных возможностей» в Китае.
Комплекс договоров в ходе послевоенного мирного урегулирования получил название Версальско-Вашингтонской системы, которая на время сняла остроту противоречий между главными странами – победительницами и побежденными.[1]
Официально днем начала второй мировой войны считается 1 сентября 1939 г. Но фактически реакционные круги империализма втянули мир в войну гораздо раньше – в начале 30-х годов. Первый очаг второй мировой войны вспыхнул на Дальнем Востоке еще в 1931 г., когда Япония захватила приграничные с СССР северо-восточные районы Китая – Манчжурию. Второй очаг появился в Европе в результате установления фашистских или полуфашистских режимов в ряде стран и, особенно с приходом в январе 1933 г. гитлеровцев к власти в Германии.
Уступки, на которые пошли западные державы в Мюнхене, были результатом взаимодействия множества факторов, а отнюдь не плодом продуманной и определенной политической линии. Мюнхенская конференция проходила под грохот гражданской войны в Испании, в которой именно летом 1938 года наметился перелом: франкисты прорвались к побережью Средиземного моря и отрезали республиканцев в Каталонии. Стало ясно, что падение Испанской республики вопрос ближайшего времени.
Есть мнение, что Чемберлен, проводя свою политику умиротворения, всего лишь старался выиграть время для развития военной промышленности, прежде всего самолетостроения. Англичане почувствовали, что военная авиация их слабое место, учтя как раз успехи немецкой авиации в Испании.
Во Франции же шла обычная для Республики министерская чехарда. Даладье стал премьер-министром 10 апреля 1938 года. Его предшественник Леон Блюм и бывший министр иностранных дел Поль Бонкур занимали в отношении Германии такую же воинственно-враждебную позицию, как Черчилль в Англии, и выступали за безоговорочную поддержку Чехословакии. Даладье повел другую политику, но не питал при этом никаких иллюзий. При виде толп, приветствовавших его по возвращении из Мюнхена в Париж, он мрачно пробурчал: ''Идиоты!''.
На позицию Франции влияло наметившееся сближение Германии и Италии. Еще в 1934 году эти страны были на грани войны: Муссолини выдвигал свои войска к австрийской границе, мешая Гитлеру проглотить Австрию. Но совместные действия в Испании сблизили двух диктаторов, и в марте 1938 г. Муссолини уже не стал препятствовать ''аншлюсу'', а в мае того же года состоялся официальный визит Гитлера в Италию. Поскольку к этому добавлялась еще и перспектива близкой победы Франко, перед Францией замаячила угроза возникновения трех потенциальных фронтов на ее границах, что побуждало к особой осторожности.
В тоже время Япония расширяет агрессию в Азии - не только захватывает Корею и центральный Китай, но и вторглась 29 июля 1938 г. на советскую территорию в районе озера Хасан близ Владивостока, а весной 1939 г. напала на Монголию у реки Халхин-Гол.
В этих условиях Советский Союз проводил последовательную политику мира, направленную на создание системы коллективной безопасности и разоружение. На рубеже 20-30-х гг. СССР, не являлась членом Лиги Наций, принял активное участие в работе Подготовительной комиссии по подготовке всемирной конференции по разоружению, созданной в рамке Лиги Наций. На первом же заседании комиссии глава советской делегации М.М. Литвинов предложил тщательно разработанный проект конвенции о последовательном всеобщем и полном разоружении. Получив отказ обсуждать свое предложение на следующей сессии, СССР внес проект новой конвенции – о пропорциональном и прогрессивном сокращении вооружений. Но эта и все последующие советские инициативы были отклонены западными партнерами по переговорам. И так продолжалось в течение всего периода деятельности подготовительной комиссии и самой всемирной конференции по разоружению, которая работала в феврале 1932 г. по май 1934 г. Срыв работы конференции произошел фактически по вине Германии и Японии, которые вышли из Лиги наций. СССР же в сентябре 1934 г. по приглашению 30 государств, членов Лиги Наций, вступил в эту международную организацию с тем, чтобы использовать ее в борьбе против агрессии.
В мае 1935 г. СССР заключил договоры о взаимопомощи на случай нападения с Чехословакией и Францией, в 1936 г. – с Монголией, в 1937 г. с Китаем.
Франция - страна-победительница, сыгравшая одну из ключевых ролей в Первой мировой войне, заплатила огромную цену за возврат Эльзаса и Лотарингии, аннексированных в своё время Германской империей. Людские потери в этой войне были ужасны и Франция, ни при каких обстоятельствах, не хотела повторения этого кошмара. Она хотела одного - мира. Отгородилась линией Мажино от остальной Европы, и гори оно всё синим пламенем. Её армия по-прежнему оставалась сильнейшей в Европе, её авиация была многочисленна, её флот был силён. Более того, новый вид оружия - танки, во Франции были самыми лучшими. Но при всём этом руководство страной и армией было пропитано духом той прошедшей страшной войны и, соответственно, готовилось к ней, а не к той, которая произошла потом на самом деле. И народ Франции не согласился бы на войну за какую-то бы ни было Чехословакию, равно как за любую другую страну. Были силы и средства. Не было одного - воли к победе. Отсюда и страусиная политика - не замечать сгущающихся туч, отсюда и неприятие новых форм ведения войны - только оборона собственной территории. А, по сути - боязнь войны в любой форме, даже в том случае, если она неизбежна. Посмотрите, с какой лёгкостью и быстротой немцы разгромили сильнейшую европейскую армию! А ведь материальных средств, в плане численности и вооружения, как количества, так и качества, вполне хватало для организации отпора, даже если этого не было сделано раньше, когда Германия была несравненно слабее, чем в дни вторжения в 1940-м году. "Странная война" зимой 1939-40 гг. о многом говорит - при полном превосходстве сил - полное нежелание воевать. Миф о том, что немецкие Люфтваффе в первые дни разгромили французские ВВС мифом и остаётся - после перемирия громадное количество совершенно целой авиационной техники скопилось в североафриканских колониях и на Ближнем Востоке. Так что дело не столько в материальных потерях, сколько в организации дела. Вернее, в его дезорганизации. Без моральной стойкости армия превращается в толпу. Ровно это и произошло во время вторжения немцев во Францию. Именно из-за нежелания любой войны Франция пошла на сделку в Мюнхене. Но ведь там была не только Франция. А что же Великобритания? Империя, где никогда не заходило солнце? Здесь всё несколько по-другому.
Во времена Версальской республики в Германии казалось, что бояться особо некого, во всяком случае, в Европе. Поэтому, до прихода к власти нацистов, ничего не было сделано Великобританией для укрепления своих вооружённых сил. Флот Его Величества, вместе с ограниченными ВВС вполне справлялись с поддержанием мира в Империи, а о том, что впереди ещё одна, ещё более грозная война, никто не думал. Англичане всё-таки большие реалисты, чем французы (в области политики, по крайней мере), поэтому политика игнорирования неприятностей была им, безусловна, чужда. Уже в 1934-м году Министерство авиации приняло концепцию нового самолёта-истребителя, способного развить скорость порядка 300 миль/час. В 1935-м году Уотсон-Уатт проделал первые опыты с радиолокатором. В 1936-м году прошли его успешные испытания. Но уже в следующем, 1937-м году, в Испании, в составе Легиона Кондор генерала Гуго Шперрле появились первые немецкие Bf-109, затем бомбардировщики Не-111 разнесли в пыль Гернику, а полковник Вольфрам фон Рихтхоффен успешно отрабатывал на "испанском полигоне" взаимодействие танков и пикирующих бомбардировщиков Ju-87 Stuka. Всё это происходило непосредственно перед Мюнхеном, да и после тоже. Великобритания лихорадочно разворачивала свою программу перевооружения, но по сравнению с немцами они явно опаздывали.
Отсюда понятна обширная докладная записка Имперского комитета начальников штабов, поданная на имя премьер-министра Чемберлена, где давались рекомендации перед переговорами в Мюнхене по поводу судьбы Судетской области - ни при каких обстоятельствах, ни в каких союзах не вступать в войну с Германией, поскольку это может привести только к одному - полному поражению. Допуская в будущем возможную наступательную войну, Имперский комитет начальников штабов, тем не менее, советовал Чемберлену, (цитата): “не важно, какой ценой, мы должны быть в стороне до тех пор, пока программа по перевооружению не даст ощутимых результатов". И ещё цитата, на этот раз из дневника военного министра Великобритании Хор-Белиша: "Никто, в большей мере, чем я, не осознаёт наши сегодняшние недостатки. Начальники штабов считают, что против Германии следует предпринять наступление, но в настоящее время, это всё равно, что выйти охотиться на тигра с незаряженным ружьём"
На самом деле, повод говорить о Мюнхенском сговоре дал неумный рекламный ход премьер-министра. Вернувшись из Мюнхена, он начал размахивать ещё на трапе самолёта текстом Мюнхенского договора со словами "я привёз вам мир!". В следующем году началась война, и злорадные противники премьера припомнили ему эти слова. Но трагедия одного человека не должна заслонять сути вопроса - Мюнхенский договор был мерой вынужденной, поскольку Франция не готова была воевать морально, а Великобритания - материально. Это соглашение позволило выиграть время, а вместе с ним - и всю войну в целом.
2.
Претензии Гитлера на Чехословакию.
Мировой экономический кризис вызвал новую волну фашистских движений, особенно в Западной Европе. Фашисты черпали свои силы в массовых движениях протеста. Возросла роль фашистских организационных структур, способных направить недовольство в нужное русло. Они создавали образ врага, низвержение которого открывает путь к успеху. Правящие круги в странах, не обладающих достаточными ресурсами для проведения социально-политических реформ, увидели в фашизме силу, способную сохранить их господство. Привлекал фашизм и тем, что он имел широкую социальную базу. Общими для фашистских движений в различных странах были антикоммунизм, национализм, защита капиталистических устоев крайними средствами. Особенности фашизма зависели от соотношения политических сил, наличия демократических традиций, глубины социально-политического кризиса. В Испании и Португалии сформировался так называемый иберийский вариант фашизма: в его структуре значительную роль играли традиционные реакционные элементы – крупные землевладельцы и католическое духовенство.[2]
Выдвинув бредовые расистские идеи превосходства германской нации и мирового господства, фашисты начали усиленную подготовку к войне. Прежде всего, в октябре 1933 г. Германия вышла из Лиги наций и, растоптав условия Версальского мирного договора начала поспешно вооружаться. По Версальскому договору Германия имела право содержать 100-тысячную армию, комплектуемую на основе добровольного найма и ограниченный военно-морской флот, ее запрещалось иметь танки, тяжелую артиллерию, военную авиацию и подводные лодки. Гитлеровское правительство вводит всеобщую воинскую повинность, приступает к строительству большого военно-воздушного и надводного флотов. Если в 1933 г. военные расходы составили только 7% национального дохода Германии, то в 1936 г. - 21%, а в 1938 г. -32%. Правящие круги Англии, Франции и США не только не помешали ей в этом, а напротив предоставляли кредиты.
Последовательная миролюбивая политика СССР в какой-то мере сдерживала агрессивные устремления империалистов, способствовала росту международного авторитета СССР, но не смогла предотвратить развязывание второй мировой войны. Во многом эта трагедия произошла из-за недальновидной политики так называемых "западных демократий", главным образом Англии и Франции, которые стремились столкнуть Германию с Советским Союзом. Характерным является заявление премьер-министра Англии Болдуина, сделанное им в 1936 г.: "нам всем известно желание Германии… двинуться на Восток.… Если бы в Европе дело дошло до драки, то я хотел бы, чтобы это была драка между большевиками и нацистами".
Подобные мысли подтверждались практическими делами. В ноябре 1937 г. Англия, Франция и США дали согласие на присоединение к Германии Австрии и признали "аншлюс" (воссоединение), произведенный Гитлером 12 марта 1938 г.
Захватив Австрию, Германия приступила к осуществлению плана "Грюн" по оккупации Чехословакии. Как мы имели возможность убедиться, этот план был впервые представлен фельдмаршалом фон Бломбергом 24 июня 1937 года. Гитлер проработал его, выступая перед генералами 5 ноября. Он предупреждал тогда, что «обрушиться на чехов» следует «молниеносно» и что произойти это может уже в 1938 году.
После распада Австро-венгерской империи, Чехословакия в короткий срок превратилась в одну из наиболее процветающих стран Центральной Европы. На ее территории располагались многие важнейшие промышленные предприятия, в том числе сталелитейные заводы Шкода и военные заводы. При населении накануне Мюнхенского соглашения в 14 млн. человек, в стране проживало помимо чехов и словаков около 3,3 млн. этнических немцев. Немецкоязычное население, т. н. судетские немцы постоянно громогласно заявляли о дискриминационных мерах по отношению к ним со стороны чехословацкого правительства. Почти половину из 1 млн. безработных в стране составляли судетские немцы. Центральные власти принимали всевозможные меры, чтобы снизить накал недовольства в Судетской области: представительство в Национальном собрании, равные права в отношении образования, местное самоуправление и др., но напряжение не спадало.
В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, судетских немцев поразил вирус национал-социализма. В том же году образовалась судето-немецкая партия (СИП). Возглавил ее учитель физкультуры по имени Конрад Генлейн. Уже в 1935 году партию тайно финансировало министерство иностранных дел Германии, причем субсидии составляли 15 тысяч марок в месяц. Через пару лет под влияние партии попало почти все население судетов, исключая социал-демократов и коммунистов. К моменту аншлюса партия Генлейна, три года исполнявшая приказы из Берлина, была готова выполнить любой приказ Гитлера.
Для получения этих приказов Генлейн через две недели после аншлюса поспешил в Берлин, где 28 марта имел трехчасовую беседу с Гитлером при закрытых дверях. На беседе присутствовали также Гесс и Риббентроп. Как следует из меморандума министерства иностранных дел, приказ Гитлера состоял в том, что «судето-немецкая партия должна выдвигать требования, неприемлемые для правительства Чехословакии». Сам Генлейн потом сформулировал приказ Гитлера так: «Мы должны всегда требовать так много, чтобы наши требования невозможно было удовлетворить». Таким образом, положение немецкого меньшинства в Чехословакии послужило для Гитлера только предлогом, чтобы захватить страну.
Об истинных целях он поведал военному руководству 5 ноября, когда обрисовывал операцию «Грюн»: уничтожить чехословацкое государство, присоединить его территорию и население к Третьему рейху. Лидеры Англии и Франции так и не поняли, что произошло в Австрии. Всю весну и почти все лето Чемберлен и Даладье - и не только они, а почти весь мир - искренне верили, что Гитлер добивается лишь справедливости для своих соотечественников в Чехословакии.
3.
Мюнхенское соглашение 1938года.
3.1 Колебания генералов.
Планы Гитлера в отношении Чехословакии вызвали серьезный протест у самых разных групп населения, но, прежде всего у военных. Начальник генерального штаба Бек в присутствии высших офицеров осмелился предостеречь Гитлера от вторжения в Чехословакию, поскольку наверняка это вызвало бы серьезные осложнения в отношениях с Британией, Францией и Россией. В ответ Гитлер высмеял и обругал офицеров, не имевших уверенности в победе. После этого случая разрозненные группы Сопротивления объединились для выработки серьезного плана переворота с целью свержения нацистского режима.
Главным военным руководителем Сопротивления можно считать генерала Бека. Начальник генерального штаба армии с 1935 года, он был уверен, что, несмотря на первые успехи Гитлера, время внесет свои коррективы и, как он выражался, нацизм «источится о кремневый характер немецкого народа». Но после двух выходок Гитлера - унижения Фрича обвинением в гомосексуализме и опрометчивостью стремления к военной катастрофе - он, как Канарис и многие другие, пересмотрел свои взгляды. Когда стало ясно, что Гитлер решил во что бы то ни стало захватить Чехословакию силой, Бек подал в отставку. Свой отказ от священной клятвы германского офицера, как и свое участие в Сопротивлении, он объяснял тем, что Германия оказалась «в ненормальных обстоятельствах, которые, соответственно, требовали неординарных действий». В теневом правительстве, сформированном участниками Сопротивления и призванном прийти на смену гитлеровскому режиму, Беку отводилась роль регента. Из людей невоенных, примкнувших к заговору; наиболее заметен был Карл Герделер - он должен был стать канцлером нового правительства.
Для прямой натуры Герделера подпольный заговор был чужд, но адмирал Канарис, опытный конспиратор, кропотливо разрабатывал план переворота. Канарис действовал в тени. Он, скорее, осуществлял поддержку, нежели играл активную руководящую роль. Он осознавал, что в его положении вести себя по-другому было бы безответственно. Если бы его схвати ли, это означало бы конец абвера, а значит серьезный удар по Сопротивлению. Герделер приобретал все большее значение для Сопротивления, генерал Бек обладал выдающимся организаторским талантом, но Канарис занимал особое положение - он был защитником движения.
После Канариса второе по значению место для Сопротивления занимал заместитель адмирала, полковник - а затем генерал - Ганс Остер. Он отвечал за контакты и координацию действий разных групп Сопротивления. Без Остера тайная работа не могла бы стать настолько эффективной, какой она была. Именно Остер собирал большую часть информации, необходимой Сопротивлению, чтобы сохранить себя.
В тот период в планы Сопротивления не входило отстранение Гитлера. Эта идея не пришла в голову ни Канарису, ни Беку; они считали, что фюрера надо осудить, чтобы народ Германии увидел всю вереницу его преступлений. План, выработанный накануне Мюнхена, предусматривал арест Гитлера группой армейских офицеров. Ханс фон Донаньи, которого Канарис сделал главой департамента военной разведки в абвере, использовал свое положение для сбора и накопления секретной информации о преступлениях Гитлера; эту работу он начал, когда еще работал в министерстве юстиции. Этим материалам следовало сыграть решающую роль для обвинения Гитлера в Народном суде в случае, если переворот окажется удачным. Заговорщики также нуждались в поддержке Британии и Франции. Они считали, что переворот будет успешным, если перед лицом всего мира уличить Гитлера в стремлении к войне. Союзников следовало убедить в том, что между ситуацией, сложившейся вокруг Чехословакии, и вероятностью новой войны существует прямая связь, это могло создать условия для ареста Гитлера заговорщиками, ареста, который был бы совершен в интересах мира в Европе. Поэтому представители Сопротивления тайно обращались к британским властям с просьбой заявить решительный протест по поводу угрозы германской агрессии против Чехословакии.
Каким бы пугающим ни казался Гитлер, британскому министерству внутренних дел непросто было решиться поднять шум и создать ситуацию, которая грозила если не войной, то серьезным обострением положения, даже ради создания благоприятных условий для государственного переворота в Германии.
Следующим секретным эмиссаром, которого Бек и Канарис выбрали для поездки в Британию, стал майор Эвальд фон Клейст-Шменцин. В Лондоне Клейст-Шменцин, как до него и Герделер, прежде всего встретился с Ванситтартом. В своем докладе Чемберлену Ванситтарт признался, что чувствует тревогу в связи с ситуацией, складывающейся вокруг Чехословакии, но продолжал придерживаться мнения, что участники Сопротивления сами будут не прочь установить контроль над Судетской областью в случае отстранения Гитлера от власти. Он также думал, что, учитывая мнения эмиссаров Сопротивления, необходимо сделать скидку на их антигитлеровские настроения, которые, очевидно, он считал слишком сильными.
Уинстон Черчилль, чье влияние как члена парламента было в то время ограничено, также имел секретную встречу с Клейст-Шмунцином. Черчилль держался очень доброжелательно, хотя Клейст - Шменцин, как и Герделер, заранее заявил, что германское Сопротивление выступает за мирное возвращение Германии Судетской области и создание на территории Польши коридора, контролируемого Германией и ведущего к Балтийскому морю (так называемый «польский коридор»). Будущий премьер-министр ответил в том смысле, что германское Сопротивление имеет право на собственную точку зрения по этому вопросу. Участникам Сопротивления Черчилль отослал письмо, согласованное с главой министерства иностранных дел лордом Галифаксом. Ключевой фразой письма было: «Я уверен, что нарушение границ Чехословакии германскими сухопутными войсками или авиацией поставят нас на грань новой мировой войны».
Руководители Сопротивления разработали план своих действий, так называемый план Гальдера-Вицлебена-Остера. Имея на своей стороне генералов Гальдера и Вацлебена, участники Сопротивления были уверены, что располагают достаточными военными силами в районе Берлина для проведения успешного переворота. Остер сформировал маленькую ударную группу во главе с офицером абвера подполковником Фридрихом Вильгельмом Гейнцем, убежденным монархистом; перед группой поставили задачу арестовать Гитлера. План предусматривал организацию суда над фюрером, что придало бы делу законный вид; тем не менее, Гейнц вполне допускал, что при аресте Гитлер может быть убит, и, таким образом, нацисты, а в особенности СС, лишатся того символа, вокруг которого они могли бы сплотиться для контрудара.
Составной частью плана являлось и предположение, что Британия и Франция заявят о своей решимости не допустить реализации идей Гитлера и о том, что вторжение в Чехословакию неминуемо вызовет ответную реакцию союзников. Таким образом, путч мог быть представлен как шаг, необходимый для спасения Германии от безумных планов Гитлера, от войны, к которой Третий рейх не был готов.
3.2 Чемберлен в Берхтесгадене: 15 сентября 1938 года.
Самолет Чемберлена приземлился в аэропорту Мюнхена в полдень 15 сентября. Оттуда премьер-министра доставило в Берхтесгаден. Гитлер не встретил высокого гостя на вокзале в Берхтесгадене, но приветствовал его, стоя на верхних ступеньках лестницы дома в Бергхофе.
Фюрер и премьер-министр поднялись на второй этаж, в кабинет Гитлера. Гитлер начал свою речь как обычно. Он пустился в разговоры о том, как много сделал он для Германии, для дела мира, для англо-германского сближения. Теперь на повестке дня стояла одна проблема, которую он намерен решить «так или иначе». Три миллиона немцев, проживающих в Чехословакии, должны «вернуться» в лоно рейха.
«... Он сказал, что ему сорок девять лет и что он хочет, если Германии суждено быть вовлеченной в мировую воину из-за Чехословакии, провести страну через кризис, будучи еще в расцвете сил... Конечно, ему будет жаль, если из-за этой проблемы вспыхнет мировая война. Но даже такая опасность не поколеблет его решимости... Он готов к любой войне, даже мировой, ради достижения своей цели. Остальной мир пусть делает, что хочет. Он же не отступит назад ни на шаг».
Чемберлен не имел возможности вставить хотя бы слово. Но он решил вмешаться: «Если фюрер намерен решить этот вопрос с позиции силы, даже не дожидаясь его обсуждения, то зачем он позволил мне приехать? Я даром потеряю время».
Немецкий диктатор заявил, что они могли бы обсудить этот вопрос: а вдруг есть мирный способ его решения? И сразу выпалил свое предложение: «Согласится Англия на отделение Судетской области или не согласится... на отделение на основе права на самоопределение?..»
Чемберлен не возмутился. Он выразил лишь удовлетворение по поводу того, «что они перешли наконец, к делу». Согласно отчету Чемберлена, сделанному по памяти, он ответил, что не может сказать ничего определенного, пока не проконсультируется с кабинетом и правительством Франции. Согласно версии Шмидта, который вел стенограмму параллельно с переводом, Чемберлен действительно так сказал, но добавил, что лично он признает принцип отделения Судетской области, но «должен вернуться в Англию, доложить об этом правительству и заручиться его поддержкой». К концу встречи Чемберлен вынудил Гитлера пообещать, что до следующей их встречи он не предпримет никаких военных действий, — Чемберлен все еще верил обещаниям фюрера.
Пока британский лидер пребывал в плену иллюзий, Гитлер продолжал военные и политические приготовления для нападения на Чехословакию. Война виделась грубой и жестокой, по крайней мере, со стороны Германии, и задачей доктора Геббельса было оправдать излишнюю жестокость. Ложь планировалась очень тщательно. 17 сентября Гитлер откомандировал офицера ОКБ Генлейну для оказания помощи в создании «судетского добровольческого корпуса». Вооружить корпус предстояло австрийским оружием. В основную его задачу, согласно приказу Гитлера, входило создавать «напряженную обстановку и вступать в стычки» с чехами.
День 18 сентября, когда Чемберлен был занят тем, что склонял свой кабинет и французов принять предлагаемую им тактику уступок, для Гитлера и его генералов тоже выдался крайне напряженным. Был издан приказ о боевой готовности для пяти армий, которые имели в своем составе 36 дивизий. Кроме того, Гитлер утвердил список офицеров на командные посты в десяти армиях. Продолжались также и политические приготовления нападения на Чехословакию. Трофейные документы министерства иностранных дел Германии изобилуют сообщениями об усилившемся нажиме на правительства Венгрии и Польши присоединиться к грабежу Чехословакии. Подвергалось нажиму даже правительство Словакии. 20 сентября Генлейн убеждал словаков «более жестко» сформулировать свое требование о предоставлении автономии. В тот же день Гитлер принял премьер-министра Венгрии Имреди и министра иностранных дел Каню, которых отчитал за нерешительную позицию, занимаемую Будапештом.
Гитлер дал понять венграм: что бы ни решил Чемберлен, сам он не намерен долго мириться с существованием Чехословакии. Что же касается британского премьер-министра: «Фюрер сказал, что предъявит Чемберлену свои требования совершенно откровенно. По его мнению, только действия армии могут дать удовлетворительный результат. Однако существует опасность, что Чехословакия все требования примет».
Последнее соображение не давало покоя фюреру во время его встрече ничего не подозревающим британским премьером.
22 сентября всю Европу охватило напряжение. Именно в этот день Чемберлен снова собрался на встречу с Гитлером. Теперь необходимо рассказать, чем же занимался британский премьер в промежутке между встречами с ним.
Вернувшись в Лондон вечером 16 сентября, Чемберлен собрал своих министров, чтобы ознакомить их с требованиями Гитлера. Из Праги был вызван лорд Ренсимен, рекомендации которого хотел услышать кабинет. Рекомендации эти были удивительными. Он выступал за передачу Судетской области Германии без плебисцита. Он горячо рекомендовал пресекать легальными методами любые антигерманские выступления в Чехословакии «со стороны партий или отдельных лиц». Он настаивал, что Чехословакия, даже оказавшись беззащитной перед Германией, тем не менее должна «дать гарантии соседям, что она ни при каких обстоятельствах не нападет на них и не предпримет других агрессивных действий и соответствии с условиями договоров с другими государствами». Несмотря на то что мысль Ренсимена о возможном нападении Чехословакии на нацистскую Германию была в сложившейся ситуации до смешного нелепой, она произвела впечатление на британский кабинет и способствовала принятию предложения Чемберлена согласиться с требованиями Гитлера[3]
.
Премьер Даладье и его министр иностранных дел Жорж Бонне прибыли 18 сентября в Лондон для консультаций с британским кабинетом. Никому и в голову не пришло пригласить представителей Чехословакии. И англичане, и французы хотел и любой ценой избежать войны, поэтому очень быстро договорились о совместных требованиях, которые предстояло принять Чехословакии. Все территории отходили к Германии «для поддержания мира и охраны жизненных интересов Чехословакии». В свою очередь Англия и Франция выражали согласие объединиться для «международной гарантии новых границ… на случай неспровоцированной агрессии». Этой гарантии предназначалось заменить договоры о взаимопомощи, которые Чехословакия имела с Францией и Россией. Для французов это был чудесный выход из создавшегося положения. Под руководством Бонне они ухватились за такое решение.
Итак, в полдень 19 сентября английский и французский послы в Праге вручили англо-французские предложения чешскому правительству. Предложения эти были отвергнуты на следующий день. При этом пророчески объяснялось, что принятие таких условий поставит Чехословакию «рано или поздно в полную зависимость от Германии». После напоминания Франции о ее договорных обязательствах и о последствиях, с которыми она столкнется в случае, если Чехословакия примет требования, следовало предложение передать судетский вопрос в арбитраж в соответствии с германско-чешским договором от 16 октября 1925 года.
В Лондоне и Париже при получении чешских нот протеста особого удовольствия не испытали. Чемберлен созвал заседание своего кабинета и установил постоянную телефонную связь с Парижем для консультаций с Даладье и Бонне в течение всего вечера. Договорились, что оба правительства усилят нажим на правительство Чехословакии. Чехам нужно сказать, что если они будут упорствовать, то на помощь со стороны Англии и Франции могут не рассчитывать.
К этому времени президент Бенеш понял, что его предают те, кого он считал своими друзьями. Он предпринял последнюю попытку выяснить отношения хотя бы с Францией. Чуть позднее, он потребовал, чтобы доктор Крофта поставил перед Лакруа жизненно важный вопрос: намерена Франция выполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией в случае нападения на нее Германии или нет? В 2 часа 15 минут 21 сентября Ньютон и де Лакруа подняли президента Бенеша с постели. Они убедили его отозвать свою ноту протеста, заявляя при этом, что если англо-французские предложения не будут приняты Чехословакией, то в случае нападения на нее Германии она будет противостоять ей в одиночку.
Весь следующий день Бенеш ходил разбитый. Он созвал свой кабинет, лидеров политических партий и командование армии. Они проявили стойкость перед лицом опасности, но пали духом, узнав о предательстве друзей и союзников. А что же Россия? Именно в этот день советский наркоминдел Литвинов выступал в Женеве с речью, в которой заявил, что Россия намерена соблюдать свои обязательства в отношении Чехословакии. Бенеш вызвал русского посла в Праге, и тот подтвердил все сказанное народным комиссаром по иностранным делам. В Чехословакии с сожалением констатировали, что Россия сможет прийти на помощь только в том случае, если так же поступит и Франция. А Франция их предала[4]
.
Поздно вечером 21 сентября правительство Чехословакии капитулировало и приняло англо-французские условия. «У нас не было иного выхода, так как мы остались одни», — с горечью отмечалось в правительственном коммюнике по этому поводу. Бенеш в частном порядке объяснял это проще: «Нас подло предали». На следующий день кабинет подал в отставку. Генерал Ян Сыровы, генеральный инспектор армии, стал главой нового «правительства национального единства».
3.3 Чемберлен в Годесберге: 22-23 сентября.
Несмотря на опасение по поводу оппозиции проводимой им политике у себя на родине, в Годесберге Чемберлен пребывал в прекрасном настроении. Он приехал, чтобы удовлетворить все просьбы Гитлера, высказанные в Берхтесгадене, и даже больше. Оставалось договориться только о деталях.
Вечером премьер-министр направился в гостиницу, где его ждал Гитлер. На сей раз говорил только Чемберлен, по крайней мере, сначала. Приблизительно в течение часа Чемберлен рассказывал о «трудных переговорах», которые он с большим успехом провел не только с английским и французским кабинетами, но и с Чехословакией, в результате чего последняя согласилась принять требования Гитлера. Потом он говорил о том, что нужно предпринять, чтобы эти требования были выполнены. Следуя совету Ренсимена, он готов был отдать Судетскую область Германии без плебисцита. Что касается других территорий, то их судьбу предстояло решить комиссии из трех человек — представителей Германии, Чехословакии и какой-нибудь нейтральной страны. Более того, договоры Чехословакии о взаимопомощи с Францией и Россией, которые очень не нравились Гитлеру, заменялись международной гарантией против неспровоцированного нападения на Чехословакию, которой в будущем «надлежит стать полностью нейтральной». «Правильно ли я понял, что правительства Англии, Франции и Чехословакии согласны передать Судетскую область Германии?» — спросил Гитлер. Его поразило, что уступки столь велики и что пошли на них так быстро. «Да», — ответил, улыбаясь, премьер-министр. «Мне ужасно жаль, — заявил Гитлер, — но в свете событий последних дней предложенное решение уже утратило всякий смысл».
Доктор Шмидт вспоминал, что при этих словах Чемберлен даже подскочил от удивления и гнева, его совиное лицо покраснело. Чемберлен увидел, что его «дом мира», с таким трудом построенный за счет Чехословакии, рассыпается, словно карточный домик. Однако фюрера не трогали беды британского премьер-министра. Он выдвигал требование немедленной оккупации Судетской области Германией, причем проблема эта «должна быть решена окончательно не позднее 1 октября». Под рукой оказалась карта, на которой фюрер отметил, какие именно территории подлежат немедленной оккупации.
После этого Чемберлен отправился в свою резиденцию, чтобы решить, что же делать. В тот вечер после консультаций со своими советниками и телефонных разговоров с французским правительством он нашел решение: правительства Англии и Франции сообщат чешскому правительству, что «не берут на себя ответственность советовать ему не проводить мобилизацию»[5]
.
В 7.20 вечера генерал Кейтель позвонил по телефону из Годесберга в штаб сухопутных войск: «Дату (день «X») пока точно назвать нельзя. Продолжайте подготовку согласно плану. Операция «Грюн» начнется не раньше 30 сентября».
Перед Адольфом Гитлером стояла дилемма. Его цель заключалась в том, чтобы «военными действиями уничтожить Чехословакию», о чем Чемберлен, конечно, не знал. Принять англо-французский план, с которым Чехословакия согласилась, хотя и неохотно, означало не только получить Судетскую область, но и нанести ощутимый удар Чехословакии, поскольку она становилась беззащитной. Но это не были военные действия. Фюрер же намеревался не только унизить президента Бенеша, но и доказать бесхребетность правительств западных стран. Для этого была необходима именно военная оккупация. Она могла оказаться и бескровной, как в случае с Австрией, но непременно должна была осуществиться. Он жаждал взять реванш над выскочками чехами.
23 Чемберлен написал Гитлеру письмо. Он передаст новые требования Германии чешскому правительству, но не уверен, что оно их примет. Более того, он не сомневается, что правительство Чехословакии будет сопротивляться немедленной оккупации. Но он готов предложить Праге, до практического присоединения ее к рейху, предоставить судетским немцам право поддерживать там закон и порядок.
О таком компромиссе Гитлер не хотел и слышать. Он послал ответ, опять перечислив все притеснения, которым будто бы подвергались немцы со стороны чехов. Он отказался умерить свои требования и заявил, что «речь теперь, вероятно, идет о войне». Ответ Чемберлена был краток. Он попросил Гитлера изложить все требования на бумаге и приложить карту, а на себя взял роль посредника в передаче этих требований Праге. «Я не вижу, что еще могу сделать, находясь здесь, — заявил он. — Я намерен возвратиться в Англию».
Перед отъездом он еще раз встретился с Гитлером. Встреча состоялась в 10.30 вечера 23 сентября. Гитлер представил свои требования в виде меморандума и приложил карту. Чемберлен был поставлен в жесткие временные рамки. Чехословакия должна была начать эвакуацию населения с территорий, отходящих к Германии, в 8 часов утра 26 сентября, то есть через два дня, и завершить ее 28 сентября.
«Но это же ультиматум!» — воскликнул Чемберлен. «Ничего подобного!» — живо возразил Гитлер. Когда Чемберлен заметил, что это нельзя назвать иначе как немецким словом «диктат», Гитлер сказал: «Это вовсе не диктат. Взгляните на документ, он озаглавлен словом «меморандум»».
В этот момент адъютант принес фюреру срочную телеграмму. Гитлер пробежал ее глазами и передал переводчику Шмидту: «Прочтите господину Чемберлену». Шмидт прочитал: «Только что Бенеш объявил по радио всеобщую мобилизацию в Чехословакии». Потом заговорил Гитлер: «Теперь вопрос, конечно, закрыт. Чехословакия и не подумает отдать Германии какие-либо территории». «Чехи первыми объявили мобилизацию», — сказал Гитлер. Чемберлен возразил: «Первой объявила мобилизацию Германия...» Гитлер отрицал, что в Германии была проведена мобилизация.
Переговоры затянулись до утра. В конце концов, Чемберлен спросил, является ли меморандум Гитлера его последним словом. Когда Гитлер ответил, что да, премьер-министр сказал, что нет смысла продолжать переговоры. Он сделал все, что мог, но его попытки не увенчались успехом. Он уезжает с тяжелым чувством, потому что надежды, с которыми он приехал в Германию, разбиты.
Немецкий диктатор не хотел, чтобы Чемберлен пошел на «уступки». «Вы один из немногих, для кого я когда-либо делал подобное, — с живостью заметил он. — Я готов установить окончательную дату для эвакуации чехов — 1 октября, если это упростит вашу задачу». Сказав это, он взял карандаш и сам исправил дату. В действительности это не было уступкой, ведь 1 октября было давно назначенным днем «X»[6]
. Это, казалось, подействовало на премьер-министра. Тем не менее он добавил, что не готов принять или отвергнуть предложения, а может только передать их.
Как только премьер-министр вернулся в Лондон, он сразу сделал то, чего, как он заявлял Гитлеру, делать не собирался: стал убеждать британский кабинет принять новые требования нацистов. Однако неожиданно ему пришлось столкнуться с сильной оппозицией. Чемберлен не смог уговорить свой кабинет. Не убедил он и французское правительство, которое 24 сентября отвергло Годесбергский меморандум и в тот же день объявило частичную мобилизацию.
Когда в воскресенье, 25 сентября, в Лондон прибыли французские министры во главе с премьером Даладье, английское и французское правительства узнали, что Чехословакия отклонила Годесбергские предложения[7]
. Франции не оставалось ничего, кроме как подтвердить свою верность союзническим обязательствам и обещать прийти на помощь Чехословакии в случае, если она подвергнется нападению. Но Франции нужно было знать, как поведет себя Англия. Чемберлен согласился сообщить Гитлеру, что если Франция в силу союзнических обязательств по отношению к Чехословакии окажется в состоянии войны с Германией, то Британия будет считать себя обязанной поддержать ее.
После отъезда Чемберлена, немцы пребывали в мрачном расположении духа. Теперь, когда они стояли практически на пороге войны, эта перспектива перестала им нравиться, по крайней мере, некоторым из них.
Воскресный день 25 сентября выдался чудесный. Несмотря на сообщения о ярости, охватившей Гитлера по поводу отвергнутого Годесбергского ультиматума, в Париже, Лондоне и Праге не чувствовалось, что наступил кризис, да и в Берлине не было заметно никакой военной лихорадки.
На следующий день произошли внезапные перемены к худшему. В пять часов утра сэр Гораций Вильсон привез в канцелярию письмо Чемберлена, в котором премьер-министр сообщал, что Прага посчитала Годесбергский меморандум «абсолютно неприемлемым». Гитлер, по воспоминаниям переводчика, неожиданно вскочил и закричал: «Нет никакого смысла вести дальнейшие переговоры!» — после чего бросился к двери. Фюрер вскоре сел в кресло, но во время чтения письма часто восклицал: «С немцами обходятся как с грязными неграми... 1 октября я поставлю Чехословакию на место!»
Чемберлен предлагал свой план. Так как Чехословакия готова отдать Гитлеру то, что он требует, а именно Судетскую область, необходимо срочно организовать встречу чешских и немецких представителей и «договориться о способе передачи территории». Чемберлен добавлял, что ему хотелось бы, чтобы на это
27 сентября он во второй раз принимал Горация Вильсона. Вильсон не менее британского премьера был склонен отдать Гитлеру Судетскую область, если только немецкий диктатор возьмет ее мирным путем. Британское правительство предлагало взять на себя «моральную ответственность» за то, чтобы обещания Чехословакии были выполнены «справедливо, полностью и быстро». Однако Гитлера оно не заинтересовало. Теперь все зависело от чехов: они могли принять или не принимать его предложения. Если они не примут его предложения, он уничтожит Чехословакию. С явным удовольствием он прокричал свою угрозу несколько раз.
Вероятно, это вывело из себя даже спокойного Вильсона. Он поднялся и сказал: «В таком случае я уполномочен премьер-министром сделать следующее заявление: «Если Франция вследствие своих союзнических обязательств окажется в состоянии войны с Германией, то Соединенное Королевство сочтет себя обязанным поддержать Францию». Когда сэр Гораций заметил, что только от Гитлера зависит, начнется война или нет, разгоряченный фюрер воскликнул: «Если Франция и Англия хотят напасть на нас, пусть нападают! Сегодня вторник, в следующий понедельник мы уже будем в состоянии войны!»
Многое произошло в Берлине — и не только в Берлине — в течение того дня, 27 сентября. В час дня, сразу по прибытии Вильсона, Гитлер издал «совершенно секретный» приказ, в котором ударным частям предписывалось покинуть места проведения учений и выйти на рубеж атаки на чешской границе. Через несколько часов был издан приказ о дальнейшей скрытной мобилизации. В ходе ее было сформировано пять новых дивизий для размещения на западной границе.
Несмотря на то, что Гитлер продолжал военные приготовления, события, произошедшие в течение этого дня, заставили его заколебаться. Чтобы повысить боевой дух населения, Гитлер приказал по окончании рабочего дня, когда сотни тысяч берлинцев выйдут из своих контор на улицу, провести в центре Берлина парад моторизованной дивизии. Затея эта обернулась полным фиаско, берлинцы не желали, чтобы им напоминали о войне.
Очередные вести, поступавшие в канцелярию из-за границы, тоже не радовали. Из Будапешта сообщили; правительства Югославии и Румынии предупредили правительство Венгрии, что в случае нападения ее войск на Чехословакию они предпримут против Венгрии военные действия. В результате война могла распространиться на Балканы, а это в планы Гитлера не входило.
Новости из Парижа оказались и того хуже. От немецкого военного атташе пришла телеграмма, в которой он сообщал, что объявленная во Франции частичная мобилизация сильно смахивает на мобилизацию всеобщую и что «к шестому дню мобилизации можно ожидать развертывания первых 65 дивизий на границе с Германией». Этой силе, насколько было известно Гитлеру, Германия могла противопоставить лишь 10—12 дивизий. Половина из них состояла из резервистов, а их боеспособность вызывала тревогу. Более того, по мнению военного атташе, для Германии оставалась реальной угроза подвергнуться немедленному нападению из Нижнего Эльзаса и Лотарингии в направлении Майнца при первых же попытках с ее стороны предпринять военные действия. И, наконец, как докладывал атташе, итальянцы не делают абсолютно ничего, чтобы сковать французские войска на итало-французской границе. Казалось, что и доблестный союзник Муссолини покинул Гитлера в решающий момент.
Поступили новости от президента Соединенных Штатов и от короля Швеции. Накануне, 26 сентября, Рузвельт обратился к Гитлеру с призывом помочь сохранить мир, и хотя фюрер в течение двадцати четырех часов ответил, что сохранение мира зависит только от Чехословакии, Рузвельт в среду прислал еще одну телеграмму, в которой предлагал немедленно созвать конференцию всех заинтересованных сторон. В этой же телеграмме американский президент отмечал, что если разразится война, то ответственность за нее мировая общественность возложит на Гитлера.
Король Швеции, друг Германии, подтвердивший свою верность в ходе войны 1914—1918 годов, был более откровенен и прямолинеен. Как сообщалось в депеше немецкого посла из Стокгольма, король срочно вызвал его и заявил, что если Гитлер не оттянет указанный им срок (1 октября) на десять дней, то мировая война неминуема и виноват в этом будет фюрер. Более того, войну эту Германия, бесспорно, проиграет ввиду «расстановки сил между великими державами». В своем нейтральном прохладном Стокгольме хитрый король мог более объективно оценить ложившуюся ситуацию, по крайней мере военную, чем главы правительств в Берлине, Лондоне и Париже.
Президент Рузвельт, что, вероятно, объяснялось эмоциональностью американцев, смягчил драматизм своих воззваний к Гитлеру, отметив, что Соединенные Штаты не примут участия в войне и не возьмут на себя никаких обязательств «в ходе ведущихся переговоров». Немецкий посол в Вашингтоне Ганс Дикхофф тем не менее счел необходимым послать в Берлин «срочнейшую» телеграмму. В ней он предупреждал, что если Гитлер склоняется к войне, в которой ему будет противостоять Великобритания, то есть веские основания полагать, что «вся мощь Соединенных Штатов будет брошена на чашу весов Англии».
А что же Прага? Наблюдались ли там проявления слабости? Вечером в ОКБ пришла телеграмма от немецкого военного атташе полковника Туссена: «В Праге спокойно... Завершены последние меры по мобилизации. ...Общее число призванных составляет около миллиона человек, в полевых войсках — 800 тысяч...» Примерно столько было у Германии на обоих фронтах. Войска Франции и Чехословакии, вместе взятые, превосходили по численности немецкую армию более чем в два раза.
Какими сведениями располагал в тот момент Гитлер? Что Прага не покорилась, что в Париже ускоренными темпами идет мобилизация, что Лондон занял более жесткую позицию, что его собственный народ пребывает в состоянии апатии, что его генералы настроены против него, что срок Годесбергского ультиматума истекает в два часа следующего дня. Его письмо-воззвание к Чемберлену было хорошо продумано. В сдержанных выражениях Гитлер отрицал тот факт, что его предложения полностью лишат чехов гарантий на существование как нации, что немецкие войска продвинутся дальше демаркационной линии. Гитлер выражал готовность обсудить с чехами детали и «дать гарантии Чехословакии». Чехи держатся только потому, что надеются начать европейскую войну, заручившись поддержкой Англии и Франции, но он, Гитлер, все еще не теряет надежду сохранить мир.
3.4 Последняя минута.
Послание Гитлера Чемберлен получил 27 сентября, в 10.30 вечера. Это произошло в конце напряженного для премьер-министра дня.
Возвратившийся в тот же вечер из Берлина Вильсон привез неутешительные новости, которые вынудили Чемберлена и его кабинет действовать. Было решено отдать приказ о мобилизации флота и вспомогательных сил ВВС, объявить чрезвычайное положение.
Премьер-министр немедленно направил телеграмму президенту Бенешу, в которой приводил полученную из Берлина информацию, свидетельствующую о том, «что немецкая армия получит приказ пересечь границу Чехословакии, если завтра (28 сентября) к 14.00 правительство Чехословакии не примет предложения Германии». Честно предупредив правительство Чехословакии, Чемберлен не мог удержаться, чтобы в конце своего послания не запугать Бенеша: «Немецкая армия займет Богемию, и ни государство, ни группа государств не смогут ничего сделать для спасения Вашего народа и Вашей страны... Такова правда, каков бы ни был результат мировой войны».
Таким образом, Чемберлен возлагал ответственность за начало войны уже не на Гитлера, а на Бенеша. Бенеш еще не ответил на эту телеграмму, когда пришла следующая, в которой Чемберлен уже советовал чешскому правительству, как поступить. Он рекомендовал Чехословакии согласиться на ограниченную оккупацию немецкими войсками 1 октября района по берегам рек Эгер и Аш. Он предлагал также создать германо-чешско-британскую пограничную комиссию, которая быстро установит, какие территории отойдут в дальнейшем к Германии.
Таким образом, друзья предупредили чешское правительство (Франция согласилась с последними предложениями), что, даже если союзники и одержат победу в войне с Германией, Чехословакии придется передать ей Судетскую область. Зачем втягивать Европу в войну, если Судетская область для вас все равно потеряна?
Гитлер получил «почти все, что требовал». Британия гарантировала, что Чехословакия примет предложения и выполнит их.
Прослушав это выступление, большинство англичан легли спать с уверенностью, что в течение двадцати четырех часов Германия и Англия объявят друг другу войну. Однако они не знали, что происходило на Даунинг-стрит в то время, когда они спали. В 10.30 было доставлено письмо от Гитлера. За эту соломинку премьер-министр радостно уцепился. Вот что ответил он Гитлеру: «Прочитав Ваше письмо, я пришел к выводу, что Вы сможете достичь всего очень быстро и не прибегая к войне. Я готов сам немедленно прибыть в Берлин, чтобы обсудить вместе с вами и с правительством Чехословакии подготовительные меры по передаче территорий в присутствии представителей Франции и Италии, если Вы того пожелаете. Я убежден, что в течение недели мы придем к соглашению. Я не поверю, что из-за задержки на несколько дней решения давно возникшей проблемы Вы возьмете на себя ответственность начать мировую войну, которая может привести к гибели цивилизации».
Была также отправлена телеграмма Муссолини, в которой содержалась просьба склонить фюрера принять изложенный план и согласиться прислать на планируемую встречу своего представителя.
Премьер-министр давно вынашивал идею этой конференции. Он выражал надежду, что четыре державы — Германия, Италия, Англия и Франция решат судетский вопрос. Но министерство иностранных дел напомнило послу и премьер-министру, что будет трудно исключить «другие державы» из числа участников конференции. «Другие державы» — это Россия, у которой с Чехословакией был заключен пакт о взаимопомощи. Вернувшийся из Годесберга Чемберлен был убежден, причем вполне обоснованно, что Гитлер никогда не согласится на встречу, в которой будет принимать участие Советский Союз. Да и сам премьер-министр не жаждал встречаться с русскими, хотя любой мало-мальски грамотный человек в Англии понимал, что участие Советского Союза на стороне западных держав в войне против Германии необычайно важно.
Но до среды 28 сентября он еще не думал о том, чтобы исключить из состава участников конференции и Чехословакию. 25 сентября, после того как Прага отклонила требования Годесбергского меморандума, премьер-министр предложил Чехословакии согласиться на переговоры в рамках «международной конференции, в которой смогут принять участие Германия, Чехословакия и другие страны». На следующий день чешское правительство согласилось с этим предложением. Как мы знаем, в своем послании Гитлеру, отправленном поздно вечером 27 сентября, Чемберлен указывал, что представители Чехословакии должны быть включены в число участников конференции наряду с Германией, Италией, Францией и Великобританией.
3.5 Капитуляция в Мюнхене: 29-30 сентября 1938 года.
12.30 29 сентября Гитлер отправился встретить Муссолини и договориться о совместных действиях во время конференции. Чемберлен не предпринял аналогичной попытки — не искал встречи с Даладье, чтобы выработать политику противостояния двух западных демократий двум фашистским диктаторам. Чемберлен прибыл в Мюнхен в полной уверенности, что никто — ни чехи, ни даже фашисты не будут препятствовать его скорейшей договоренности с Гитлером[8]
.
Переговоры, начавшиеся в 12.45 в так называемом Фюрерхаусе на Кёнигплац, проходили спокойно и скорее напоминали формальную передачу Гитлеру того, что он хотел получить в назначенные им сроки. Собравшиеся перешли к делу после того, как выступил Муссолини. Муссолини сказал, что, «чтобы способствовать практическому решению проблемы», он привез с собой четкие предложения в письменном виде.
То, что Муссолини от своего имени выдвинул в качестве компромиссного решения, на самом деле было в спешном порядке составлено в Берлине Герингом, Нейратом и Вайцзекером. Геринг показал проект Гитлеру, и тот решил, что он может сработать, после чего он был передан итальянскому послу Аттолико, который на следующий день передал его итальянскому диктатору, незадолго до того, как тот отравиться в Мюнхен. Вот что представляли собой «итальянские предложения», которые не только предопределили повестку дня переговоров, но и легли в основу Мюнхенского соглашения. Все это было заранее подготовлено в Берлине.
Это было видно из текста, который очень напоминал отвергнутый Годесбергский ультиматум. Но этого не поняли ни Даладье с Чемберленом, ни их послы, присутствовавшие на переговорах. Муссолини «тактично выдал за свое сочетание англо-французских предложений и предложений Гитлера».
Теперь, когда «итальянские» предложения были так тепло встречены собравшимися, оставалось уточнить незначительные детали. Чемберлен захотел узнать, кто выплатит Чехословакии компенсацию за общественную собственность, которая перейдет к Германии вместе с Судетской областью. Гитлер резко ответил, что никакой компенсации не будет. Когда премьер-министр, ссылаясь на положение, согласно которому чехи, покидающие Судетскую область, не могли брать с собой скот (это было одно из годесбергских требований), воскликнул: «Значит ли это, что фермеров вышлют, а их скот оставят?» — Гитлер взорвался и закричал на Чемберлена: «Наше время слишком дорого, чтобы тратить его на такие мелочи!» Далее премьер-министр эту тему не развивал.
Сначала он настаивал на том, чтобы чешский представитель присутствовал на переговорах. Его страна, заявил он, «не может дать полной гарантии, что эвакуация с территории Судетской области будет закончена к 10 октября (такой срок был указан в предложениях Муссолини), если не будет заявлений об этом со стороны правительства Чехословакии». Даладье неохотно его поддержал. Он полагал, что «было бы желательно присутствие представителей Чехословакии, с которыми можно было бы при необходимости проконсультироваться».
Однако Гитлер был непреклонен. Он заявил, что не потерпит присутствия чехов. Даладье постепенно сдался, но Чемберлен выиграл в конце концов мелкую уступку. Договорились, что чешские представители смогут находиться «в соседней комнате», как выразился премьер-министр.
И действительно, во время вечернего заседания прибыли два представителя Чехословакии — доктор Войтех Маетны, посол Чехословакии в Берлине, и доктор Хуберт Масарик из министерства иностранных дел. Холодно встретив, их проводили в прилегающую к помещению переговоров комнату. Там они просидели в томительном ожидании с двух до семи, после чего к ним вошел человек из свиты Чемберлена, и обрушил на них дурные вести: достигнуто общее соглашение, о деталях которого он ничего сказать еще не может, но ясно одно — условия его гораздо жестче, чем франко-британские предложения. Когда Масарик спросил, получат ли возможность выступить представители Чехословакии, англичанин, заметил, что он, вероятно, не представляет, насколько тяжелое положение великих держав, и не понимает, как трудно вести переговоры с Гитлером.
В десять часов вечера двух несчастных чехов проводили к сэру Горацию Вильсону, верному советнику премьер-министра. Вильсон от имени Чемберлена ознакомил их с основными пунктами четырехстороннего соглашения и вручил карту Судетской области, на которой были отмечены территории с населением, подлежащим немедленной эвакуации. Когда чехи попытались протестовать, англичанин резко оборвал их, заметив, что ему больше нечего сказать, и быстро вышел из комнаты. «Если вы не примете условий, — уговаривал он их, — то вам придется улаживать свои дела с Германией один на один. Может быть, французы изложат вам то же самое в более мягкой форме, но, поверьте мне, они разделяют нашу точку зрения. Они — незаинтересованная сторона».
Это было правдой, какой бы горькой она ни оказалась для представителей Чехословакии. Во втором часу ночи 30 сентября[9]
Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под Мюнхенским соглашением, позволявшим немецкой армии вступить на территорию Чехословакии 1 октября, как и обещал Гитлер, и закончить оккупацию Судетской области к 10 октября. Гитлер получил то, в чем ему было отказано в Годесберге.
Оставался один болезненный момент — по крайней мере, для жертв - сообщить чехам, с чем они должны расстаться и в какие сроки. Гитлера и Муссолини эта процедура не интересовала, они ушли, перепоручив сделать это союзникам Чехословакии — представителям Франции и Англии.
На следующий день, 30 сентября, Чемберлен встретился с Гитлером на его мюнхенской квартире, чтобы обсудить положение дел в Европе в будущем. Кроме того, он намеревался упрочить свое положение в политической жизни Англии, для чего хотел просить Гитлера о небольшой уступке.
Гитлер был не в настроении. Он рассеянно слушал высказывания главы британского правительства, выражавшего уверенность в том, что Германия «проявит великодушие при проведении в жизнь Мюнхенского соглашения», и Гитлер не подвергнет бомбардировке Прагу, так как это повлечет «многочисленные жертвы среди гражданского населения».
Сказанное премьер-министром явилось только прелюдией к тому, что последовало дальше. Чемберлен извлек из кармана листок бумаги, в надежде, что они с Гитлером подпишут «документ» и немедленно его опубликуют: «Мы, фюрер Германии и канцлер, и английский премьер-министр, провели сегодня еще одну встречу и пришли к. согласию о том, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих сторон и для Европы. Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германские морское соглашение как символизирующие желание наших двух народов никогда больше не воевать друг с другом. Мы приняли твердое решение, что метод консультаций стал методом принятым для рассмотрения всех других вопросов, которые могут касаться наших двух стран, и мы полны решимости продолжать наши усилия по устранению возможных источников разногласий и таким образом содействовать обеспечению мира Европе».
Гитлер прочитал заявление и быстро его подписал, к большому удовлетворению Чемберлена. Введенный в заблуждение премьер-министр не знал того, что стало позднее известно из трофейных немецких и итальянских документов, а именно, что на встрече в Мюнхене Гитлер и Муссолини договорились при необходимости сражаться «плечом к плечу» против Великобритании.
В Праге настроение было, естественно, совсем иным. В 6.20 утра 30 сентября германский поверенный в делах поднял с постели чешского министра иностранных дел доктора Крофту, вручил ему текст Мюнхенского соглашения и сообщил, что правительству Чехословакии надлежит к пяти вечера того же дня прислать в Берлин двух представителей на первое заседание «международной комиссии» по надзору за исполнением соглашения. У президента Бенеша не оставалось другого выхода, кроме как подчиниться. Англия и Франция предали его страну, более того, они встали бы на сторону Гитлера, если бы ему вздумалось применить военную силу в случае непринятия Чехословакией условий Мюнхенского соглашения. В десять часов Чехословакия капитулировала.
До последней минуты Англия и Франция оказывали давление на страну, которую бросили на произвол судьбы и предали. В течение всего дня английский, французский и итальянский послы наезжали к доктору Крофте, чтобы убедиться, что чехи в последний момент не взбунтуются против капитуляции.
По настоянию из Берлина президент Бенеш подал в отставку 5 октября. Его пост временно занял генерал Сыровы. 30 ноября президентом того, что осталось от Чехо-Словакии (с этого момента название государства писалось именно через дефис).
Те территории Чехословакии, которые Чемберлен и Даладье не смогли передать Германии в Мюнхене, отдала ей так называемая международная комиссия. В этот спешно сформированный орган вошли итальянский, французский и английский послы, чешский посол в Берлине и барон фон Вайцзекер из германского министерства иностранных дел. Любой спорный вопрос о передаче дополнительных чехословацких территорий Германии разрешался в пользу последней. Нередко в таких случаях Гитлер и ОКБ угрожали применением военной силы. В конце концов 13 октября комиссия проголосовала за отмену плебисцита на территориях, где он должен был проводиться в соответствии с Мюнхенским соглашением. Нужда в нем отпала.
Польша и Венгрия, угрожая применением военной силы против беззащитной Чехословакии, словно стервятники, поспешили захватить свой кусок. Польше по настоянию министра иностранных дел Юзефа Бека досталась территория в районе Тешина площадью 650 квадратных миль с населением 228 тысяч человек, из которых 133 тысячи были чехами. Венгрия отхватила кусок побольше — 7500 квадратных миль с населением 500 тысяч венгров и 272 тысячи словаков. Эта территория была выделена ей 2 ноября во время встречи Риббентропа и Чиано.
Более того, раздробленной и беззащитной стране по наущению Берлина надлежало создать пронемецкое правительство явно фашистского толка. Стало очевидно, что впредь существование Чехословакии будет всецело зависеть от вождя Третьего рейха.
4.
Последствия Мюнхена. Взаимосвязь мюнхенскогодоговора и Второй мировой войны.
По условиям Мюнхенского соглашения Гитлер получил все то, что он требовал в Годесберге, а международная комиссия под давлением его угроз дала ему еще больше. Окончательное соглашение, подписанное 20 ноября 1938 года, обязывало Чехословакию отдать Германии 11 тысяч квадратных миль своей территории, на которой проживало 2 миллиона 800 тысяч судетских немцев и 800 тысяч чехов. На этой территории размешалась широко разветвленная система чешских укреплений, считавшихся самыми неприступными в Европе.
В Чехословакии была нарушена сложившаяся система железных и шоссейных дорог, телеграфная и телефонная связь. Согласно немецким данным, расчлененная страна лишилась 66 % своих запасов каменного угля, 80 % запасов бурого угля, 86 % запасов сырья для химической промышленности, 80 % цемента, 80 % текстильной промышленности, 70 % электроэнергии и 40 % леса. Процветающая индустриальная держава в одну ночь была разорена и разорвана на части.
Неудивительно, что Йодль в ночь подписания Мюнхенского соглашения радостно записал в своем дневнике: «Мюнхенский пакт подписан. Чехословакии как государства больше не существует... Фюрер с его гением и целеустремленностью, которую не поколебала даже опасность возникновения мировой войны, опять одержал победу без применения силы. Остается надеяться, что те, кто не верил в его гений, теперь переубеждены навечно».
Многие из сомневавшихся были переубеждены, а те немногие, кого переубедить не удалось, впали в отчаяние. Генералы Бек, Гальдер, Вицлебен и их гражданские советники опять ошиблись в своих расчетах. Гитлер получил то, что хотел, — совершил очередное великое завоевание без единого выстрела. Его престиж достиг высот необычайных. Никто из проживавших тогда в Германии не забыл того восторга, который охватил немцев после подписания Мюнхенского соглашения. Они вздохнули с облегчением — ведь опасность войны миновала; они чрезвычайно гордились бескровной победой Гитлера не только над Чехословакией, но и над Англией и Францией. Они не уставали повторять, что всего в течение полугода он завоевал Австрию и Судетскую область, увеличил население Третьего рейха на 10 миллионов человек, захватил огромную, важную в стратегическом отношении территорию, после чего перед Германией открылась возможность добиваться господства в Юго-Восточной Европе. И при этом не погиб ни один немец! Интуиция гения помогла ему не только предугадать слабость малых государств Центральной Европы, но и провидеть поведение двух крупнейших государств — Англии и Франции и заставить их подчиниться его воле. Он изобрел и применил на практике с невероятным успехом стратегию и методы «политической войны», сводившей на нет необходимость войны как таковой.
Примерно за четыре с половиной года этот человек, не отличавшийся знатностью происхождения, превратил безоружную, ввергнутую в хаос и практически разоренную Германию, которая считалась самой слабой из больших государств Европы, в самое сильное государство Старого Света, перед которым трепетали даже Англия и Франция. Ни на одной ступени этого восхождения державы-победительницы не осмелились остановить его, даже когда у них имелись для этого силы. В Мюнхене, где была зафиксирована его величайшая победа, Англия и Франция наперебой старались поддержать Германию. Но больше всего удивляло Гитлера, как, впрочем, Бека, Хасселя и других членов немногочисленной оппозиции, одно: никто из высоких политических деятелей, входивших в состав правительств Англии и Франции, не осознавал, к каким последствиям приведет их попустительство каждому новому агрессивному шагу нацистского вождя.
В Англии это понимал, казалось, один Уинстон Черчилль. Никто не смог сформулировать последствия Мюнхена так сжато, как он в своей речи, произнесенной в палате общин 5 октября: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение... Мы находимся в центре грандиозной катастрофы. Путь вниз по Дунаю... дорога к Черному морю открыты... Все государства Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту широкой системы нацистской политики... которая диктуется из Берлина... И не надо думать, что этим все кончится. Это только начало».
Но Черчилль не являлся членом правительства, и его предупреждения были оставлены без внимания.
Была ли неизбежна англо-французская капитуляция в Мюнхене? Блефовал Адольф Гитлер или нет?
Теперь мы знаем ответ на оба вопроса. Как это ни парадоксально, но в обоих случаях он отрицателен. Все генералы, близкие Гитлеру, которым удалось пережить войну, соглашаются с тем, что если бы не Мюнхенское соглашение, то фюрер напал бы на Чехословакию 1 октября 1938 года. Они полагают, что вопреки сомнениям Лондона, Парижа и Москвы Англия, Франция и Россия все равно оказались бы втянуты в войну.
И, что особенно важно, немецкие генералы в один голос заявляли, что Германия проиграла бы эту войну, причем в кратчайшие сроки. Аргументы защитников Чемберлена и Даладье насчет того, что Мюнхен спас Запад не только от войны, но и от поражения в войне, опровергают немецкие генералы, особенно те, кто фанатично поддерживал Гитлера до самого конца.
Ориентиром для этих генералов служил Кейтель, беспредельно преданный Гитлеру и всегда принимавший его сторону. Когда в Нюрнберге его спросили, какова была реакция немецких генералов на подписание Мюнхенскою соглашения, он ответил: «Мы были необычайно счастливы, что дело не дошло до военного столкновения, потому что... всегда полагали, что у нас недостаточно средств для преодоления чешских пограничных укреплений. С чисто военной точки зрения у нас не было сил брать штурмом чехословацкую оборонительную линию[10]
».
Если, как утверждают генералы, гитлеровской армии не хватало средств для прорыва чешских укреплений, если французские войска на западной границе значительно превосходили по численности немецкие, если настроения среди генералов были столь мрачными, что даже начальник генерального штаба готовил заговор против Гитлера, чтобы избежать безнадежной войны, то почему об этом не знали генштабисты Англии и Франции? Невозможно поверить, что английский и французский генеральные штабы и правительства этих стран не знали о нежелании генерального штаба немецких сухопутных войск участвовать в европейской войне. Как известно, берлинские заговорщики в августе — сентябре, по крайней мере, по четырем каналам предупреждали об этом англичан. Известно также, что информация эта поступила самому Чемберлену. В начале сентября в Париже и Лондоне, вероятно, узнали об отставке генерала Бека и о том, какие последствия повлечет для немецкой армии уход этого талантливого военачальника.
В то время в Берлине английская и французская разведки считались довольно осведомленными. Трудно поверить, что верховное командование в Лондоне и Париже не знало об очевидной слабости немецкой армии и авиации, об их неспособности вести войну на два фронта. Так что же, кроме врожденной мнительности, заставляло начальника штаба французских сухопутных войск генерала Гамелена сомневаться в том, что он, имея под началом почти сто дивизий, легко справится с пятью регулярными и семью резервистскими немецкими дивизиями, сметет их и глубоко проникнет на территорию Германии?
Как вспоминал позднее сам Гамелен. основания для сомнения были. 12 сентября, когда на заключительном заседании партийного съезда Гитлер метал громы и молнии в адрес Чехословакии, французский генерал уверял премьера Даладье, что если дело дойдет до войны, то «страны демократии продиктуют условия мира». Он утверждал, что даже написал письмо, в котором объяснял свой оптимизм. В разгар чешского кризиса, точнее, сразу после встречи в Годесберге Гамелен, сопровождавший главу своего правительства в Лондон, 26 сентября повторил свои заверения Чемберлену и постарался подкрепить их анализом военной обстановки. Он стремился расшевелить не только британского, но и своего премьер-министра. Это ему, по всей видимости, не удалось. В конце концов, перед тем как Даладье отбыл в Мюнхен, Гамелен объяснил ему, на какие территориальные уступки в Судетской области можно пойти, не опасаясь за безопасность Франции, объяснил, что основные чешские укрепления, важные в стратегическом отношении железные дороги, предприятия оборонной промышленности нельзя отдавать немцам. Кроме того, он добавлял, что ни в коем случае нельзя позволять немцам отрезать Моравский коридор. Совет сам по себе неплохой, но только в том случае, если Чехословакия понадобилась бы Франции в войне против Германии. А как известно, Даладье на это не решался.
Выдвигался и другой аргумент — в основном послами Франсуа-Пенсе и Гендерсоном: Мюнхенское соглашение якобы помогло западным демократиям выиграть целый год, чтобы догнать по вооружению Германию. Факты опровергают такое утверждение. Черчилль, которого поддерживают все серьезные военные историки стран-союзниц, писал: «Промежуток длиной в год, якобы «выигранный» в Мюнхене, поставил Англию и Францию в положение худшее, чем то, в котором они находились во время мюнхенского кризиса».
Сегодня, зная содержание секретных немецких документов и послевоенных показаний самих немцев, можно нарисовать картину во всей ее полноте, что было совершенно нереально в дни Мюнхена.
1 октября 1938 года Германия была не готова вести войну против Чехословакии, Англии и Франции одновременно, не говоря уже о России. Развязав войну, Германия быстро бы ее проиграла, и это стало бы концом для Гитлера и Третьего рейха. Если бы войну удалось предотвратить в последний момент из-за вмешательства армии, то генералы Гальдер, Вицлебен и их сторонники свергли бы Гитлера, как и планировали, то есть в тот момент, когда он отдал бы приказ напасть на Чехословакию.
Но Чемберлен сорвал планы германского Сопротивления, рассчитанные на твердую линию западных союзников в вопросе о Чехословакии. Гитлер мог праздновать победу; последняя надежда Сопротивления избавить Германию от нацистов рухнула. Германский генерал фон Клейст-Шменцин, который не испытывал симпатии к нацистам, выразил свое мнение кратко: «Гитлер, может быть, и свинья, но удачливая свинья». Генерал Гальдер принял близко к сердцу развитие мюнхенского кризиса: получив известие о капитуляции Чемберлена, он разломал спой письменный стол. Ганс Вернд Гизевиус, вначале служивший в гестапо, затем перешедший на работу в абвер и выступавший против нацистов, пришел к выводу, который в целом разделяли его соратники по борьбе «Чемберлен спас Гитлера». И уже много лет спустя после войны, в 1958 году, на презентации одной из газет в Чэтем Хаусе — престижном лондонском клубе дипломатов - с горькой иронией было отмечено, что «если западные союзники с кем-нибудь и сотрудничали, то не с германским Сопротивлением, а с Гитлером».
Фанатичное желание Чемберлена дать Гитлеру то, чего тот хотел, его поездки в Берхтесгаден, Годесберг и, наконец, его роковая поездка в Мюнхен спасли Гитлера, укрепили позиции Гитлера в Европе, в Германии, в армии настолько, насколько он и предположить не мог за несколько недель до Мюнхена.
Для Франции Мюнхен обернулся катастрофой. Трудно понять, почему этого не поняли в Париже. Военное значение Франции в Европе было сведено на нет. По сравнению с полностью отмобилизованной немецкой армией французская армия составляла только половину. По производству оружия Франция также уступала Германии. Правда, Франция состояла в союзнических отношениях с малыми государствами Восточной Европы — Чехословакией, Польшей, Югославией и Румынией, и эти страны, вместе взятые, имели военный потенциал «великой державы». Однако утрата 35 хорошо обученных и вооруженных чешских дивизий и укреплений, которые могли сдержать даже превосходящую по мощи немецкую армию, значительно ослабила французскую армию. И это еще не все. Как могли восточные союзники Франции верить после Мюнхена подписанным ею договорам? Высоко ли ценился теперь союз с Францией? В Варшаве, Бухаресте, Белграде на этот вопрос отвечали однозначно: не очень высоко. В этих столицах старались, пока не поздно, заключить выгодную сделку с нацистским завоевателем.
Активность Москвы также повысилась. Хотя Советский Союз и состоял в военном союзе с Францией и Чехословакией, Франция вместе с Германией и Англией единодушно исключили Россию из числа участников встречи в Мюнхене. Это был выпад, который Сталин запомнил. Через несколько месяцев западным демократиям пришлось за это расплачиваться. 3 октября, через четыре дня после мюнхенской встречи, Вернер фон Типпельскирх, советник германского посольства в Москве, докладывал в Берлин о последствиях Мюнхена для политики Советского Союза. Он полагал, что «Сталин сделает выводы»; он был уверен, что Советский Союз «пересмотрит свою внешнюю политику»; отношение к союзной Франции станет менее дружественным, а отношение к Германии — более положительным. Немецкий дипломат считал, что «сложившиеся обстоятельства предоставляют возможность для нового, более широкого экономического соглашения с Советским Союзом». Впервые в секретных немецких архивах упоминается об изменениях в политическом курсе Берлина и Москвы, пока еще едва заметных, но через год приведших к важным последствиям.
Несмотря на свою удивительную победу и то унижение, которое он заставил испытать не только Чехословакию, но и Англию с Францией, Гитлер был разочарован результатами мюнхенской встречи. Шахт слышал, как на обратном пути в Берлин фюрер говорил сопровождавшим его эсэсовцам: «Этот парень (Чемберлен) испортил мое вступление в Прагу». А ведь именно этого Гитлер обивался, именно об этом твердил генералам начиная с 5 ноября минувшего года. По его мнению, захват Австрии и Чехословакии явился всего лишь предварительным шагом перед походом на Восток за «жизненным пространством» и решением военного вопроса на Западе. 20 сентября во время беседы с венгерским премьер-министром он заявил, что самое лучшее — «уничтожить Чехословакию». Это, по его мнению, было бы «единственным удовлетворительным решением». Он боялся только одного — чехи могли принять его требования.
И вдруг мистер Чемберлен отправляется в Мюнхен, заставляет чехов принять все требования и, таким образом, лишает его, Гитлера, военной победы. Так думал Гитлер после Мюнхена. «Мне с самого начала было ясно, — признавался он позднее своим генералам, — что Судстско-Немецкая область меня не удовлетворит. Это решение половинчатое».
Через несколько дней после подписания Мюнхенскою соглашения немецкий диктатор начал приводить в исполнение план, согласно которому следовало решить эту проблему окончательно.
И не удивительно, что Гитлер это сделал. Получив с такой легкостью Чехословакию, он не мог остановиться на достигнутом. Чемберлен продал Чехословакию; это было исторической ошибкой, сделавшей войну неизбежной.
Заключение.
Сегодня, когда из наших дней мы возвращаемся к трагедии Мюнхена, неоднократно проанализировавшие те события, мы видим, что краткий, иллюзорный мир, добытый Чемберленом, стал неизбежной кульминацией политики попустительства, проводимой Британией и Францией в отношении гитлеровского режима. Чтобы в условиях демократии подвигнуть народы и правительства к жизненно необходимым действиям, звуки набатного колокола должны достичь пронзительной силы. Решение начать войну - непростое решение, оно не из тех, которые принимаются легко, особенно если лишь двадцать лет прошло с окончания предыдущей войны, той самой, которая должна была «положить конец всем войнам» и опустошила Европу. Трудно было рассчитывать на решительные действия Британии и Франции, считавших, что они абсолютно не готовы к новой войне. Отсрочка, полученная западными союзниками и 1938 году, принесла им еще одну головную боль: участь Чехословакии грозила теперь Польше. Захват Гитлером всей Чехословакии заставил союзников занять жесткую позицию по вопросу безопасности Польши, но теперь это уже не могло остановить агрессора.
Негостеприимный прием, оказанный британцами эмиссарам германского Сопротивления, их отказ признать реальную угрозу, содержащуюся в действиях Гитлера, не были результатами политического невежества; возможно, не хватало точных разведывательных данных, но главная проблема заключалась в плохом анализе этих данных и той ситуации, которая складывалась. Администрацию Чемберлена раздирала внутренняя политическая борьба, междоусобные трения, а между тем Уайтхолл нуждался в аппарате, который мог бы дать всеобъемлющую оценку ситуации. Согласно авторитетному труду «Британская разведка во Второй мировой войне», постоянный помощник министра Александр Кадоган издал документ, указывающий, что доклады секретных агентов зачастую «неразборчивы», что они упражняются в проницательности, но не «берут на себя труд по отбору информации». Одновременно он признал, что это работа Уайтхолла — «взвешивать информацию... и стараться делать более или менее правильные заключения на ее основе». Фактически служба внешней разведки, МИ-6, как и другие службы, такие как группа Ванситтарта в министерстве иностранных дел, поставляла достаточно «сырую», необработанную информацию; но все эти службы не были расположены к распространению сомнительных сведений, не заслуживающих доверия, а суждения о том, что заслуживает доверия, не всегда были точными.
Однако главной проблемой были ложные надежды Чемберлена. Он все еще не мог поверить, что Гитлер стремится к захватам. Английский поэт Джон Драйден когда-то давно поставил диагноз этому недугу, которым страдают государственные деятели: «С какой легкостью мы верим в желаемое!».
Списоклитературы
1. Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004.
2.Невидимая война в Европе. / Дж. Уоллер, Смол.: «Русич», 2001.
3.Дни, которые потрясли Чехословакию. / В. Крал, М.: «Прогресс», 1973.
4.Всемирная история Новейшего времени: справ. Пособие. / Е.А.Колб, В.И.Меньковский и др. Мн.: ИП «Экоперспектива», 1998.
5.Международная обстановка накануне второй мировой войны. / Баюра А.Н., Романович П.С., Бурко О.П.1999.
6.Энциклопедия для детей Т.5 История России XX век – М.: «Аванта+», 1995.
[1]
Всемирная история Новейшего времени: справ. пособие. / Е.А.Колб, В.И.Меньковский и др.Мн.: ИП «Экоперспектива», 1998, с.42.
[2]
Всемирная история Новейшего времени: справ. пособие. / Е.А.Колб, В.И.Меньковский и др. Мн.: ИП «Экоперспектива», 1998, с.44.
[3]
Несмотря на то что с рекомендациями Ренсимена кабинет был ознакомлен вечером 16 сентября, сам доклад был представлен только 21 сентября, а опубликован 28 сентября, когда в свете развития событий уже имел интерес чисто академический. Уилер-Беннет замечает, что создается впечатление, будто некоторые части доклада написаны после 21 сентября. Когда Ренсимен покидал утром 16 сентября Прагу, никто — ни Гитлер, ни судетские лидеры - не шел так далеко, чтобы настаивать на включении Судетской области в состав Германии без плебисцита. (Уилер-Беннет. Мюнхен. Текст доклада Ренсимена; Британская белая книга.).
[4]
26 апреля 1938 года Председатель Президиума Верховного Совета СССР,
изложин формулировку договора, определяющую условия, при которых СССР и Чехословакия были обязаны оказывать помощь друг другу, сделал следующее важное заявление: «Разумеется, пакт не запрещает каждой из сторон прийти на помощь, не дожидаясь Франции» (Калинин М. О международном положении, М., 1938, с. 14), В сложившейся конкретной ситуации требовалось официальное обращение правительства Чехословакии к правительству СССР с просьбой об оказании такой помощи. Однако правительство Бенеша предпочло капитулировать. (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.415.).
[5]
Мобилизации в Чехословакии началась 23 сентября, в 10.30 утра.(Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.417.).
[6]
Меморандум предписывал вывести все чешские войска, в том числе полразделения полиции, к 1 октября с больших территорий, заштрихованных на карте красным цветом. Судьбу территорий, заштрихованных зеленым цветом, предстояло решить в ходе плебисцита. Все военные сооружения на этих территориях предписывалось оставить нетронутыми. Коммерческие, транспортные материалы, особенно подвижной состав железных дорог, передавались немцам неповрежденными. Наконец, не должны были вывозиться продукты питания, товары, скот, сырье и т. д. Сотни тысяч чехов, проживавших в Судетской области, лишались права забрать с собой свой скарб или корову. (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.419.).
[7]
Ответ Чехословакии — документ трогательный и пророческий. В нем говорилось, что Годесбергские предложения лишают ее «гарантий на существование как нации».(Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.420.).
[8]
Накануне, в 6.45 вечера, Чемберлен направил официальное послание президенту Бенешу, в котором сообщал о встрече в Мюнхене. Он писал: «Я буду во всем иметь в виду интересы Чехословакии. Я еду туда (в Мюнхен) с намерением попытаться найти компромисс между позициями чешского и немецкого правительств». Бенеш немедленно ответил: «Я
прошу ничего не предпринимать в Мюнхене, пока не будет выслушана Чехословакия». (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.439.).
[9]
Соглашение датировано 29 сентября, хотя подписано оно было рано утром 30 сентября. В соответствии с соглашением оккупация немцами «территорий с преобладающим немецким населением» должна была производиться немецкой армией в четыре этапа с 1 по 7 октября. Остальные территории немцы должны были занять к 10 октября, после разграничений, произведенных международной комиссией. Эта комиссия состояла из представителей четырех великих держав и Чехословакии. Англия, Франция и Италия сошлись на том, что к 10 октября не обходимо закончить эвакуацию, причем зданиям и сооружениям не должен быть причинен ущерб, и что правительство Чехословакии несет ответственность за сохранность вышеозначенных сооружений. Далее, международной комиссии не позднее конца ноября предстояло организовать плебисцит в районах со смешанным этническим составом населения, после чего надлежало определить новые границы. В приложении к соглашению Англия и Франция заявили, что «не оказываются от своего предложения… о международных гарантиях новых границ Чехословацкого государства на случай неспровоцированной агрессии. Когда будет решен вопрос польским и венгерским меньшинствами, Германия и Италия в свою очередь дадут гарантии Чехословакии».
Обещание провести плебисцит так и не было выполнено. Ни Германия, ни Италия не дали Чехословакии гарантий даже после того, как был разрешен вопрос о польском и венгерском меньшинствах. Не стали выполнять своих гарантий и Англия и Франция. (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.441.).
[10]
Даже Гитлер, в конце концов, убедился в этом, проинспектирован чешские укрепления. Позднее он говорил доктору Карлу Буркхардту, верховному комиссару Лиги Наций в Данциге: «То, что мы узнали о военной мощи Чехословакии после Мюнхена, ужаснуло нас — мы подвергали себя большой опасности. Чешские генералы подготовили серьезный план. Только тогда я понял, почему мои генералы меня удерживали». (Взлет и падение 3 рейха. / У. Ширер, М.: «Эксмо», 2004, с.448.).