Алкин С. В.
Всякий раз, когда археологу посчастливится найти эту все еще загадочную штуку с крыльями, как у бабочки, у него возникает желание дознаться, для чего она все-таки служила и что означала.
Н. Н. Диков
Среди изучающих китайскую археологию бытует мнение, что «в Китае есть все». Действительно, на огромной территории этой страны благодаря множеству разнообразных факторов географического, климатического, исторического характера на протяжении многих тысячелетий существовали различные археологические культуры, которые положили начало формирования отнюдь не только титульной китайской нации хань. В нашей статье речь пойдет о материалах неолитической культуры хэмуду, памятники которой почти три десятилетия тому назад были открыты в нижнем течении реки Янцзы. Не углубляясь в описание этой культуры и характеристику ее места в весьма сложной систематике неолитических культур южной части Восточного Китая, следует отметить высокий уровень ее развития. Условия археологизации эпонимного памятника Хэмуду, расположенного в устье реки Янцзы (121°22’ в.д., 29°58’ с.ш.), кроме типологически разнообразной коллекции керамических изделий сохранили и многочисленные предметы из кости и дерева [12]. Остатки деревянных построек позволили реконструировать технологию возведения жилищ и детали интерьеров. Культура хэмуду входила в зону раннего земледелия зернового типа, основанного на возделывании риса. Причем, массовые находки остатков рисового зерна, соломы, шелухи (слоем мощностью 20–50 см была покрыта площадь около 400 кв.м) свидетельствуют о том, что рис был одним из основных источников питания. Хэмуду, таким образом, находилась в самом начале «рисового пути», по которому культура рисосеяния распространилась от низовьев Янцзы до Шаньдунского полуострова и Кореи, чтобы в 5 в. до н.э. достичь Японского архипелага. Анализ фаунистических остатков помимо различных видов диких животных дал свидетельства ранней доместикации свиньи и, возможно, собаки.[13] Следует отметить характерно высокий уровень развития искусства: более 70 вариантов орнамента керамики, резьба и гравировка по слоновой кости, зооморфная керамическая скульптура, образцы музыкальных инструментов [15]. Около трех десятков результатов радиоуглеродного анализа датируют культуру хэмуду временем 5300 — 3500 ВС [14, С.111–115].
При раскопках поселения Хэмуду в слоях относимых к собственно культуре хэмуду была обнаружена серия из 13 предметов, получивших наименование «бабочковидные изделия» [12, С. 53–54, 62, 75]. Для изготовления использованы различные материалы. Морфологические признаки следующие: уплощенный предмет подтреугольных очертаний в плане напоминающий бабочку с парой раскрытых крыльев. В медиальной части на одной из поверхностей два выпуклых параллельных ребра образуют между собой своеобразный желобок. Обычно присутствуют также сквозные отверстия: пара у основания ребер (в расширенной части изделия) и одно или два в верхней части изделия. Средние размеры изделий: ширина около 20 см, высота — 10 и более сантиметров. Отмечено стремление к уменьшению размеров у образцов из камня. Изделия, как правило, симметричны относительно медиального желобка, хотя встречаются и несимметричные экземпляры. В ряде случаев можно говорить о том, что плоскости оформлены как пара птичьих головок, подтверждением чему служит распространение орнаментального мотива сдвоенных птичьих голов на многих предметах графического и скульптурного искусства культуры хэмуду.
1. «Бабочковидные изделия» поселения Хэмуду.
[прорисовки выполнены по графике и фотографиям: 11; 12]
(масштаб не выдержан).
Лучше всего сохранились четыре экземпляра (Рис.1):
Камень. Ширина 11,3, высота 8 см. Два ребра с перемычками, у основания одного из них сквозное отверстие, еще одно открытое отверстие имеется на кромке в верхней части изделия между концами граней. Желобок между ребрами имеет ширину около 3 см. (Рис.1: 1).
Дерево. Ширина 22,6, высота 13,6 см. Крылья оформлены предельно симметрично, в плане изделие напоминает равнобедренный треугольник. Два медиальных ребра с желобком около 4 см между ними. У основания предмета перпендикулярно к продольным примыкают еще два ребра, расположенные на поверхности крыльев. В них проделано по одному поперечно расположенному сквозному отверстию (Рис.1: 3).
Дерево. Ширина 23, высота 13,4 см. Несимметричной формы, одно крыло выполнено в виде пятигранника, второе оформлено в виде птичьей головки. Сложно сказать, является ли это первоначальной формой или изделие подправлено после слома. Желобок между незначительно выраженными ребрами имеет ширину около 4 см. Отверстий для крепления нет, но присутствует специальный выступ в основании, а на оборотной стороне есть утолщение в виде продольного выступа — своеобразного негатива желобка. (Рис.1: 4).
Пластина из бивня слона. Ширина 18,8, высота 10 см. Изделие было сломано по средней линии. По ней первоначально был выбран желобок. Выпуклые грани-ребра отсутствуют. В обоих крыльях сделано по фигурному вырезу. Все изделие, по мнению китайских исследователей, напоминает изображение сдвоенных птичьих головок. Полагаю, что абрис изделия позволяет видеть в нем изображение в фас головы слона с бивнями, на что косвенно указывает и использованный материал. Однако, следует заметить, что других изображений слона в культуре не известно. Имеется также пара симметричных полуоткрытых отверстий у верхней кромки. ( Рис. 1: 2).
Хэмудуские «бабочковидные изделия» очень похожи на берингоморским «крылатые предметы». Среди общих конструктивных признаков: пара «крыльев» и приспособление в медиальной части для крепления древка в сочетании с дополнительными отверстиями для его прочной фиксации. Но в отличие от закрытого паза берингоморских, хэмудуские образцы имеют своеобразное открытое ложе для помещения черенка. Другое различие — в оформлении: сложный орнамент берингоморских и ровные отшлифованные поверхности хэмудуских «крылатых предметов». Парадоксальным образом чистые поверхности последних претендуют на роль недостающих «ранних образцов „крылатых предметов”» [См.: 3, 109]. В этой с
Назначение описанных предметов, не имеющих аналогов ни в одной культуре этой части Азии, для китайских коллег долгое время оставалось загадкой. Через десять лет после первых находок археологи Ван Жэньсян и Юань Цзин предложили вариант их возможного использования, который в частности был основан на сходстве «бабочковидных изделий» и «крылатых предметов» из зоны Берингоморья [11].
Следует отметить, что такое значительное число неолитических «бабочковидных изделий» происходит с одного археологического памятника. Что касается «крылатых предметов», то общее количество их на памятниках археологических палеоэскимосских культур с середины 80-х гг. до настоящего времени выросло от семи десятков [7, С. 116] до более сотни [5, С. 63].
2. Реконструкция использования «бабочковидных изделий» поселения Хэмуду [по: 12].
Н. Н. Диков первым зафиксировал в закрытых комплексах Уэленского, Энмынытнынского и Чинийского могильников устойчивый комплекс «крылатый предмет» - древко - головка поворотного гарпуна, что подтвердило известную гипотезу H. Collins, о том, что «крылатые предметы» входили в гарнитуру метательного гарпуна в качестве утяжелителя и стабилизатора. Исследователь одновременно высказал предположение об их высокой степени сакральности и возможном использовании при соответствующих ритуалах [6, С. 130, 196–201]. Последнему есть аналогия в виде яшмовых наверший жезлов гекудзе раннего этапа периода Кофун в Японии, которые имели сходную с «крылатыми предметами» форму [9, С. 125–126]. Полагаю, что следует сделать вывод о полифункциональности и хэмудуских образцов. С одной стороны, можно признать корректной реконструкцию, проведенную китайскими исследователями (Рис.2.). С другой - нельзя не заметить зооморфности «бабочковидных изделий». Рассмотрение этого вопроса (прежде всего, анализ семантики образов бабочки и птицы) позволяет вернуться к вопросу о южных истоках древнеэскимосского искусства, о чем ранее писали С. И. Руденко (1947) и А. П. Окладников (1951). В содержательном плане птичьи сюжеты, распространенные в фольклоре народов Восточной Азии, находят свое самое раннее воплощение на археологических материалах районов Юго-Восточной и Восточной Азии. И особенно тяготеют к Тихоокеанскому побережью. Причем, культура хэмуду демонстрирует древнейшие их образцы. Что касается образа бабочки, то он должен восприниматься в плане общеазиатских представлений сакрализации насекомых. Многие параллели тут также связаны с неолитическими и более поздними культурами Восточной Азии, включая ее самые южные области [2]. В древнеэскимосском искусстве не только стиль, но и некоторые изображения прямо указывают на южное направление связей [4, С. 153].
Для исследователей древних народов Востока Азии не являются секретом давние связи, существовавшие между палеоазиатами Дальнего Востока и тунгусо-маньчжурами, прародиной которых многие современные исследователи считают континентальные районы Северо-Восточного Китая. Эти контакты прослежены в материальной культуре, языке, фольклоре [См. например: 8, С. 153]. В нашем распоряжении имеются материалы, которые свидетельствуют о том, что связи древнейших палеоазиатов могли простираться и далее на юг [1; 10, С. 34–36]. Речь, разумеется, пока не может идти о прямом использовании чрезвычайно удаленных во времени и пространстве материалов культуры хэмуду при анализе проблем культурогенеза азиатских эскимосов. Но включение серии «крылатых предметов» из низовьев реки Янцзы в реальный контекст связей восточноазиатской меридиональной дуги соответствий, как мне кажется, открывает некоторые перспективы.
В ходе подготовки материала мне оказал поддержку И. Е. Воробей, которому выражаю искреннюю благодарность за помощь и консультации.
Список литературы
Алкин С. В. Восточноазиатская меридиональная дуга соответствий // Новейшие археологические и этнографические открытия в Сибири. Материалы IV годовой итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. Декабрь 1996 г. Новосибирск, 1996. — С.8–10.
Алкин С. В. Архетип зародыша в азиатской мифологии // Архетипические образы в мировой культуре. СПб.: Государственный Эрмитаж, 1998. С.53–56.
Арутюнов С. А., Сергеев Д. А. Древние культуры азиатских эскимосов. Уэленский могильник. М.: Наука. 1969. 202 с.
Арутюнов С. А., Сергеев Д. А. Проблемы этнической истории Берингоморья. Эквенский могильник. М.: Наука. 1975. 240 с.
Гусев С. В. Археология и фольклор азиатских эскимосов // Этнографическое обозрение. 1997. №4. С.60–71.
Диков Н. Н. Древние костры Камчатки и Чукотки. Магадан, 1969. 256 с.
Питулько В. В. К проблеме «крылатых предметов» // Новое в археологии Севера Дальнего Востока. Магадан: Изд-во СВКНИИ ДВНЦ РАН, 1985. С.116–125.
Хасанова М. М. Тунгусо-палеоазиатские фольклорные параллели // Формирование культурных традиций тунгусо-маньчжурских народов. Новосибирск: Изд-во ИИФФ СО РАН, 1985. С. 27–36.
Чан Су Бу. Период Кофун в Японии // Очерки тихоокеанской археологии. Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1988. С. 117–138.
Чикишева Т. А., Шпакова Е. Г. К вопросу об антропологическом типе неолитического населения Приморья // Гуманитарные науки в Сибири. 1995. №3. С. 30–37.
Ван Жэньсян, Юань Цзин Назначение и наименование «изделий в виде бабочки» культуры хэмуду // Каогу юй вэньу. 1984. №5. С.64–69 (на китайском языке).
Доклад о первом периоде раскопок поселения Хэмуду // Каогу сюэбао. 1978. №1. С.39–94 (на китайском языке).
Изучение фаунистических и флористических остатков на памятнике Хэмуду // Каогу сюэбао. 1978. №1. С.95–107 (на китайском языке).
Чжунго каогусюэ чжун тань шисы няньдай шуцзюйцзи 1965–1991 (Каталог радиоуглеродных датировок в китайской археологии 1965–1991). Пекин, 1991. — 489 с. (на китайском языке).
У Юйсянь Первобытное искусство культуры хэмуду // Вэньу. 1982. №7. С.61–69 (на китайском языке).