События, вынесенные в заголовок, произошли уже после смерти князя Владимира Святого, но летопись предваряет разговор о них событиями еще 1014 года. [Между прочим, следует отметить, что в летописи перед 1014 годом совершенно опущены события за целых шестнадцать лет!] В этот год сын Владимира Ярослав, посаженный отцом в Новгороде, отказался выплачивать в Киев суммы, которые обычно платили все новгородские посадники. Они должны были посылать ежегодно в Киев по две тысячи гривен серебра, а еще тысячу гривен раздавать в Новгороде своей дружине. Подать была довольно тяжелой, и Ярослав отказался ее выплачивать.
Но была и еще более веская причина, по которой Ярослав не хотел отсылать деньги в Киев. Он был посажен отцом в Киев в обход старшего сына Владимира Святополка, который в это время был в немилости у отца, а по некоторым сведениям даже находился в заключении. Да и сама летопись косвенно намекает на это при описании смерти Владимира. При Владимире же находился его любимец Борис, к которому Ярослав относился довольно сдержанно. Ярослав не захотел деньгами усиливать позиции Бориса и его людей. Он знал, что Владимир уже плох, при опале Святополка Ярослав становился старшим сыном, так что быть в Новгороде посадником Бориса он не хотел.
Владимир разгневался на непослушного сына и собрался идти на него в поход. Он приказал:
"Требите путь и мостите мост", -
то есть он велел подготовить пути для свободного прохода войска. Однако в самый разгар приготовлений к этому походу он разболелся и слег.
Ярослав же решил отстаивать свою независимость и для усиления своего войска пригласил отряд варягов. А в это время, ранней весною 1015 года печени совершили свой очередной набег на русские земли. Против них Владимир выслал свою дружину, во главе которой поставил Бориса. Боевые действия, однако, несколько затянулись, так что когда 15 июля 1015 года Владимир скончался от своей болезни в Берестове, Бориса с дружиной в городе еще не было.
Приближенные Владимира решили скрыть от окружающих смерть князя, так как Святополк находился в Киеве ("бе бо Святополк Кыеве"), но очевидно, что под арестом, иначе все эти предосторожности теряли бы всякий смысл. Ночью разобрали пол между двумя комнатами (клетями) и на веревках спустили завернутое в ковер тело князя не землю. Потом положили его на сани (летом-то? Но многие исследователи видят в этом сообщении старинный древнерусский обычай) и отвезли в Киев, где и поставили в церкви святой Богородицы (Десятинной).
Целесообразность такого поступка заключалась в том, чтобы жители города узнали о смерти князя раньше Святополка. Это сильно затруднило бы его деятельность. Летопись сообщает, что
"Святополк же седе Кыеве по отци своем".
Очевидно, что никто не рискнул держать в заточении хоть и нелюбимого, но старшего сына. Как водится в начале любого княжения, Святополк начал раздавать горожанам подарки. Летопись так описывает реакцию киевлян на действия князя:
"Они же приимаху и не бе сердце их с ним яко братья их беша с Борисом".
Как говорится, брали, но с отвращением! Кроме того, горожане опасались, что дружина провозгласит князем Бориса, а тогда не миновать междоусобицы, когда им придется воевать со своими же братьями и прочими родственниками.
Борис тем временем успел погоняться за печенегами, но никого не нашел. Он уже возвращался с дружиной в Киев и сделал остановку на реке Альте, когда получил известие о смерти своего отца. Борис сделал стоянку на реке и начал оплакивать своего отца. Дружинники же пришли к Борису с предложением:
"Се дружина у тобе отьня и вои. Поиди сяди Кыеве на столе отни".
Борис же отклонил их предложение:
"Не буди мне възняти рукы на брата своего старейшего. Аще и отець ми умре то сь ми буди в отца вместо".
Разочарованная дружина не стала настаивать на своем предложении, оставила молодого князя и отправилась по домам. Борис же остался с небольшим количеством самых приближенных людей, в основном, молодежи. Напрашивается вывод, что раз дружина не стала настаивать на своем предложении, и не провозгласила Бориса великим князем даже вопреки его воле (а такие случаи в истории известны), то они сильно сомневались в том, что по своим деловым и воинским качествам Борис подходит на эту роль. Вот они с легкостью и бросили его.
Святополк тем временем пребывал в состоянии тревоги и неизвестности. Чтобы задобрить Бориса, он послал ему сообщение о своих мирных намерениях:
"С тобою хочю любовь имети и к отню придам ти", -
то есть обещал увеличить его земли. Получив известие о том, что дружина оставила Бориса, Святополк решил избавиться от опасного соперника.
В этом не было ничего не обычного для нравов того времени. Я не буду напоминать о мире ислама, где убийство ближайших родственников мужского пола было чуть ли не обязанностью вступившего на престол правителя. Ведь, незадолго до описываемых событий, в Польше Болеслав Храбрый после восшествия на престол изгнал младших братьев, а большое количество родственников просто ослепил. В Богемии Болеслав Рыжий оскопил одного из своих братьев, а другого попытался устранить. Но ни в польской, ни в чешской истории те события не имеют такой трагической окраски, как убийство Бориса и Глеба в русской истории. Кроме того, следует напомнить, что Святополк был зятем Болеслава Храброго.
Итак, Святополк решил быстро действовать. В одну из ночей он прибыл в Вышгород, призвал местных бояр Тальца, Еловита и Лешька, а также некоего Пу
"Можем главы своя сложити за тя".
Как видим, по крайней мере в Вышгороде, Святополк имел поддержку. Он велел вышгородцам:
"Не поведуче никому же шедше убийте брата моего Бориса".
Посланные Святославом убийцы прибыли к стоянке на реке Альте ночью, но Святополку не удалось сохранить в тайне свои намерения устранить младшего брата. Борис уже знал о готовящемся покушении на его жизнь и молился. Когда убийцы подошли к палатке Бориса, то они услышали, что тот поет заутреню:
"Господи! Что ся умножиша стужающие мне. Мнози въстают на мя".
А затем:
"Яко стрелы твоя уньзоша во мне яко аз на раны готов и болезнь моя предо мною есть".
И еще он пел:
"Господи! Услыши молитву мою и не вниди в суд с рабом своим яко не оправдится пред тобою всяк живый яко погна враг душю мою".
Окончив шестопсалмие и увидев, что его убийцы уже пришли, он начал петь псалмы:
"Обидоша мя унцы тучни... И собор злобивых оседе мя. Господи Боже мой на тя уповах и спаси мя и от всех гонящих мя избави мя".
Потом Борис начал петь канон. Закончив заутреню, он помолился и сказал, глядя на икону:
"Господи Иисусе Христе! Иже симь образом явися на земли спасенья ради нашего изволив своею волею пригвоздити на кресте руце свои и приим страсть грех ради наших тако и мене сподоби прияти страсть. Се же не от противныхъ приимаю но от брата своего и не сотвори ему Господи в семь греха".
Прочитав такое описание его предсмертных часов, легко поверить, что Борис был святым уже при жизни. Как вы думаете, уважаемые читатели, что стал делать Борис после всего этого? Он помолился и лег спать! Да-а-а-а!!! Оставим это на совести летописца. Убийцы уж тут конечно не растерялись и начали протыкать спящего Бориса копьями. Заодно пострадал и личный телохранитель Бориса некий Георгий, про которого летопись сообщает, что он был венгром. Это был любимец Бориса, который носил на шее большую золотую гривну, подаренную молодым князем. Георгий пытался своим телом защитить Бориса, но пал под ударами нападавших. Были перебиты и все остальные спутники Бориса. Все это напоминает нападение на плохо охраняемый лагерь - ведь тревогу-то никто не поднял.
Золотую гривну с шеи Георгия снять не смогли, поэтому отроку отрубили голову. Убитого, как казалось, князя завернули в шатер, положили на телегу и повезли в Вышгород. Присланные Святополком для наблюдения два варяга уловили, что Борис еще дышит, и прикончили его мечами. Тело Бориса поместили в вышгородской церкви святого Василия.
Святополк же окаянный (так в летописи) стал теперь думать, как бы ему извести брата Глеба. Можно подумать, что у него не было других братьев, которые могли оказаться более опасными соперниками?! Но последуем за летописью. Значит, задумался Святополк:
"Се убихъ Бориса како бы убити Глеба?"
Но Глеб был далеко, и Святополк решил заманить его в ловушку. Он послал Глебу письмо:
"Поиди вборзе отець тя зовет не сдравить бо велми".
Глеб был послушным сыном. Он быстро собрался, сел на коня и с маленьким отрядом отправился к отцу. Когда Глеб вышел к Волге, его конь споткнулся в какой-то яме, а Глеб немного повредил себе ногу. Когда Глеб уже проехал Смоленск и остановился в барке на Смядыне, он получил послание от Ярослава из Новгорода:
"Не ходи отець ти умерлъ а брат ти убьен от Святополка".
Получив такое сообщение, Глеб стал со слезами молиться за отца и брата:
"Увы мне Господи! Луче бы ми умрети съ братом нежели жити на свете семь. Аще бо быхъ брате мой видел лице твое ангелское умерлъ быхъ с тобою. Ныне же что ради остахъ азъ един? Кде суть словеса твоя яже глагола къ мне брате мой любимый? Ныне уже не услышю тихаго твоего наказанья. Да аще еси получилъ дерзновенье у Бога молися о мне да и азъ быхъ ту же страсть приялъ. Луче бы ми было с тобою умрети неже в свете семь прелестнем жити".
Пока он так молился, прибыли посланные Святополком убийцы. С обнаженным оружием они захватили барку, на которой находился Глеб со своим отрядом. Нападение, вероятно, было таким стремительным, что отряд Глеба был полностью деморализован и не оказал никакого сопротивления. Как сообщает летопись:
"Отроци Глебови уныша".
Один из присланных убийц по имени Горясер велел убить Глеба. И Глеб был убит, но почему-то не прибывшими людьми, а своим же поваром по имени Торчин. Он достал нож и зарезал Глеба, как ягненка. Судя по имени, он не был русским, но это обстоятельство ничего объяснить не может. Что стало с небольшой глебовой дружиной летопись не сообщает, а тело Глеба было брошено на берегу реки между двумя колодами. Несколько позже его тело все-таки увезли, а в княжение Ярослава положили в церкви святого Василия рядом с братом.
Ближе всех к Киеву в Древлянской земле сидел князь Святослав. Узнав о Гибели Бориса и Глеба, он не стал спокойно дожидаться такой же участи и бежал в Венгрию. Святополк послал за ним погоню, и Святослав был убит где-то в Карпатах. Подробностей этого события летописец нам не сообщает. Убитый Святослав почему-то не стал святым вместе со своими убитыми братьями Борисом и Глебом. Молился он, что ли, меньше? Не знаю. Но не стал, и все.
Святополку тем временем пришла в голову новая оригинальная мысль:
"Избью всю братью свою и прииму власть русьскую един".