М. Шильман
Ряд проблем, с которыми сталкивается исследователь истории, коренится не столько в неоднородности фактического материала, сколько в принципах взаимного соотнесения тех или иных явлений. Анализируя конкретный исторический объект, мы производим действия над фактами, привлеченными к исследованию, и одновременно расширяем зону поиска фактов, которые могли бы быть отнесены к структуре этого объекта. Среди проблем исторического анализа есть и те, которые имеют свое основание в использовании той или иной системы периодизации исторического процесса и те, которые коренятся в диспозиционном характере событий. Одним из сходных моментов в первом и во втором случае будет вопрос использования абстракций, присущих конструированию моделей исторических структур.
1. Для осмысления сложных исторических структур необходима философская система и определенная схема, контролирующая единство построения теории и выражающаяся в 'определенном из принципа цели существенном многообразии и порядке частей'. Залогом многообразия служит, прежде всего, база фактического материала, а определение принципов субординации и координации исторических элементов решает вопрос о возможном 'порядке частей'. Установление порядка связывает любое исследование с решением вопросов повторяемости, регулярности или спорадическом характере явлений, возможной цикличности или периодичности исторических процессов. Сложная динамическая система должна иметь специфическую организацию внутренних процессов, каждому из которых можно поставить в соответствие определенную длительность и степень всеобщности. В рамках всемирной истории рассматриваемые исторические объекты рождаются в заведомо нелинейной среде. Длительно существуя, исторические системы накапливают сложность, эволюционируя, и упрощаются под влиянием деструктивных тенденций. Точная хронология начал и окончаний подобных процессов невозможна, однако необходимость унифицированной системы навигации в историческом пространстве порождает практику членения исторического времени, вследствие чего возникают понятия стадий, фаз и периодов как звеньев единой цепи.
Периодизации как деление процессов на периоды в соответствии с определенными признаками или принципами по определению зависит от последних. Получаемые в результате периоды должны мыслиться как промежутки времени, охватывающие законченный процесс. С другой стороны - в соответствии с исторической достоверностью - ни один процесс не может быть однозначно датирован по началу или завершению, что компрометирует правомочность фиксированного временного интервала, выделение которого претендует на высокую степень объективности, а не на статус оценочного суждения. Грани, если даже они и существуют объективно, становятся размытыми и оспариваемыми 'с обеих сторон'. При подобном положении вещей ортодоксальная периодизация приемлема, скорее, для удобства запоминания исторического материала, чем для анализа весьма протяженных во времени и пространстве исторических процессов.
Универсализм на основе христианского мировоззрения способствовал принятию единой системы отсчета, в которой 'идея эпохальных событий стала общим местом, а вместе с ней и деление истории на периоды, отличающиеся характерными чертами'. Данная концепция эпох, каждая из которых начинается с экстраординарного события, видоизменяясь и дополняясь, инициировала разнообразные попытки разделения длительных исторических процессов конкретными датами или однозначно датированными событиями. Каноническое деление 'Древний мир - Средние века - Новое время' как невероятно скудную и лишенную смысла схему критиковал в свое время О. Шпенглер, отмечая, прежде всего, попытки устанавливать внешние начало и конец там, где разговор о подобных понятиях неуместен. Концепция К. Ясперса напротив вводит понятие 'осевого времени', определенным образом выделенного из общего потока исторического развития отрезка, призванного сыграть роль уникальной точки отсчета или центра координат. Пристрастие к хронологической точности породило широкое использование понятий века и тысячелетия, границы которых становились едва ли не осязаемыми, хотя в основе этих размерностей лежит не историческая реальность, а, скорее, принципы десятичной системы счисления. Переход к акцентированию содержательного характера привычных исторических мерок расчистило дорогу применению не столь скрупулезной хронологии, отражающей, однако, подлинную диалектику исторического процесса, что особенно необходимо при рассмотрении метаисторических закономерностей.
Изменение ракурса при взгляде на периодизацию истории приводит и к изменению понятия возможного детерминизма в исторических процессах. Потуги безусловно связать между собой события как посылки и следствия до предела обедняют полифонию реально существующих пространственных, временных и функциональных связей. Принципы, в соответствии с которыми простая причинность существует лишь между моментами состояний исторической макросистемы, могут быть использованы для того, чтобы привести рассмотрение длительных исторических процессов к определению возможности скоординировать появление одних моментов и событий с появлением некоторого числа других. Необходимая переориентация с попыток определения причин и условий произошедших событий на попытку установления принципов отношения между событиями приводит к определению некоего закона координации, схожего, возможно, с функциональной зависимостью. Предельно допустимым становится утверждение о том, что сумма данных об области пространства-времени лишь позволяет делать какие-либо осторожные выводы о другой подобной области. Чередование же явлений или событий, которые мы лишены возможности воспринимать непосредственно, заключая об их существовании только на основании каких-то признаков, служит отражением течения времени. Парадокс состоит и в том, что если нечто в исторических объектах, привнесенное сравнивающим мышлением и не составляющее их сущности, отделить от самих объектов и попробовать мыслить не посредством признаков, то степень познаваемости реальности будет резко уменьшаться, ввиду чересчур высокого уровня индивидуальности и уникальности каждого объекта или феномена.
Как показывает практика, процессы в сложных исторических структурах обнаруживают не только периодичность, которая варьируется в функции от колебаний тех или иных параметров, но и определенную структурированность во времени, не зависящую ни от характера исторических объектов, ни от типичной хронологии, но описывающуюся с помощью некоторых абстракций.
2. Привычное подтверждение событий следствиями и вырастающая из подобного принципа система каких-либо ступеней может предложить лишь развитое плоскостное видение протекающих во всем объеме реальности процессов. В действительности же, обусловленность исторических событий и процессов множеством самых разнообразных факторов расшатывает необходимый характер возникновения одного из др
События как следствия вызываются множеством различных причин, причем не существует никакого средства различить вклад каждой из них. Именно поэтому историческое движение, прежде всего субординационно: множественная связь между явлениями, порядок размещения или следования которых предписан хронологией и не терпит произвола, позволяет множить ряды аналогий и экспериментировать с различными группировками составных элементов, отыскивая все новые факты, которые можно было бы отнести к анализируемой структуре или пространству. Системный анализ, таким образом, представляет собой установление системы отношений и способов сближения между собой фактов, которые, представляясь разделенными, связаны тем или иным видом родства. Именно такие действия позволяют подмечать скрытые принципы, при помощи которых из кажущейся простой событийной последовательности конструируются модели организованного целого.
В рядовом случае фиксирующееся событие системного порядка можно рассматривать как результат суперпозиции большого числа более простых событий, составляющих определенное множество - результат выборки из общей базы данных, согласно тем или иным принципам, вытекающим из характера и масштаба исследования. Варьирование угла рассмотрения приводит к неоднозначности результата суперпозиций и, как следствие, к возможности по-разному оценивать смысл искомого события. Инвертирование подобного положения приводит к мысли о том, что само по себе существование множества элементарных явлений позволяет допустить такую их суперпозицию, которая создаст некую абстракцию, логическую конструкцию, 'ненаблюдаемое' явление, являющееся результатом 'обратного' заключения, но не обладающего, по сути, статусом факта.
Такой вывод можно расценить как желание узаконить возможность оперирования в ходе анализа мнимыми величинами, фикциями, не имеющими шанса быть обнаруженными в каком-либо очевидном явлении. Однако, прерывное и неоднородное историческое пространство - это пространство представлений, исключающее повторение условий и неоднократность равнозначных 'опытов'. Отсутствие в истории столь привычной для точных наук экспериментальной практики исключает проверку выстраиваемых моделей, аргументом в пользу пригодности которых может служить лишь степень их соответствия известным параметрам моделируемых исторических объектов. Модель представляет собой также и комбинацию составных элементов, в рамках которой достигается внутренняя связанность в одно целое потоков взаимно скоординированных явлений, что возможно только в случае наличия принципов построения, понятий и алгоритмов, 'держащих' как комбинацию элементов модели, так и комбинации элементов потоков. Целое, формирующееся посредством моделирования, условно реально. Абсолютную реальность также нельзя приписать и составным элементам этого целого. Связи между фактами истории - еще более абстрактные сущности, чем сами эти факты , получающие смысл исключительно в силу их согласованности, - гипотетичны и не могут быть однозначно протестированы на степень фиктивности. Продолжая в том же ключе, мы будем вынуждены констатировать высокую степень субъективности при определении принципов построения и синтетический характер алгоритмов, в определенной степени отвечающих наиболее вероятностным процессам, о степени реальности и характере протекания которых судит исследователь по ограниченному числу неоднозначным образом обусловленных фактов. Кроме того, значение понятий и терминов, используемых при построении модели, определяется и их 'позицией', и реальным контекстом, и структурой системы, в которой они призваны фигурировать.
Что же касается исторического времени, то оно требует определения и тех вещей, от которых оно может быть зависимо, и тех, от которых оно не зависит. Поиск последних неизбежно приводит нас к попыткам установления значимостей вневременных и не следующих непосредственно из событий. Ими могут быть сведенные в теорию Ф. Броделем циклы, волны, многочисленные накладывающиеся друг на друга движения, собственные ритмы изменчивости различных сфер действительности. В конечном счете, модели хроноструктур, рождающиеся из суперпозиции ритмов, укрепляют ряды 'фиктивных' элементов исторического процесса.
Можно заключить, что высокая степень абстрагирования, свойственная и самому ментальному конструкту, и математическому аппарату, который может привлекаться для анализа системных исторических объектов, и необходимость работать не только на уровне исторических частностей, но и на теоретическом уровне абстрактных и универсальных принципов объяснения (Р. Коллинз) видоизменяет понятие реальности. 'Невозможна реальность, которая была бы полностью независима от ума', но в то же время мир не является только лишь логическим построением, составными частями которого служат относительные и нереальные элементы. Комплексная реальность, доступная изучению, рождается из симбиоза реальности проявлений и логических построений, не имеющих адекватной реальности, соответствующей им во внешнем мире. Но поскольку искомые структуры процессов не обязаны быть подобны очевидной поверхности исторических перипетий, требованием анализа становится использование при конструировании моделей любых компонентов, независимо от степени их условности.
Привычный порядок в тех рамках, которые задаются хронологией, может предложить исследованию своего рода 'дисциплинарный устав', однако для получения результата, отличного от индифферентной констатации, необходим порядок нестандартный. Проще всего согласиться с мыслью, что на оси времени откладываются только события, и ничего другого там нет. Но упомянутые выше разнообразные исторические фикции - результаты зачастую непредсказуемых сочетаний - также имеют полное право быть отображенными на этой оси, что подтверждается той ролью, которую могут играть некоторые из них в системном анализе. Эта роль состоит в оригинальной организации материала событийной истории, на базе которой гармонический характер длительных исторических процессов делается более заметным, а членение на 'периоды' менее оценочным.
Достаточно емкой аналогией в подобном случае будет аналогия с записью музыки нотными знаками. Исполнение музыкального произведения становится возможным лишь в том случае, когда для множества тонов и аккордов вводится единая размерность и регулярное разделение тактовой чертой. Ни размерность, ни такт не являются собственно звуками, но именно они превращают последовательность звуков в единое целое, обладающее своими собственными характеристиками и признаками, сообщающими ему неповторимое содержание.