Подход к проблеме
Политическая преступность представляет собой общественно опасные формы борьбы правящих или оппозиционных политических элит, партий, групп и отдельных лиц за власть или за ее неправомерное удержание. Политическая преступность существовала в прошлом нашей страны, распространена она и сейчас. Но по политическим причинам этот вид преступности ранее не рассматривался в криминологическом плане, хотя его общественная опасность намного превосходит тот вред, который наносит вульгарная уголовная преступность, фундаментально изучаемая криминологами. Первые попытки криминологического осмысления политической преступности в нашей стране появились в начале 90-х годов [1, 2]. Актуальные аспекты проблемы (политический терроризм и политическая продажность) исследуются в научной иностранной криминологической и политологической литературе [3-6] и в некоторых отечественных работах [7-10]. Такое положение в мировой криминологической науке сложилось не только в связи с политической невозможностью подобных исследований, но и из-за научно-практической неопределенности юридического понимания политической преступности. В качестве примера обратимся к одной из опасных и распространенных форм политической преступности политическому терроризму. Генеральная Ассамблея ООН приняла около десятка резолюций о национальном, религиозном и международном терроризме, но так и не смогла дать его более или менее обобщенного юридического определения. Политический терроризм многолик. С одной стороны, он практикуется тоталитарными режимами для подавления воли народов, политических групп и их лидеров, с другой - используется этими подавляемыми (у некоторых часто не остается других средств) в борьбе за свои права, свободы, выживание и независимость, с третьей - применяется экстремистами различных мастей. Объединить эти диаметрально противоположные общественно опасные действия, совершаемые по политическим мотивам, в одно понятие трудно. Другие формы политической преступности еще более неопределенны. Но это не должно служить основанием для замалчивания существующей крупной криминологической и политологической проблемы, актуальность которой, как показывает политическая борьба в разных странах, в том числе и в России, не уменьшается, а возрастает. В действующем У К РФ, да и в законодательстве большинства стран нет понятия «политическая преступность» и по другим причинам. Его правовое закрепление противоречит Всеобщей декларации прав человека (1948 г.). Международному пакту о гражданских и политических правах (1966 г.), провозглашающих права и свободы каждого человека на политические и иные убеждения. Данное положение конкретизировано и в других международных нормах. Например, в Типовом договоре о выдаче (экстрадиции), принятом Генеральной Ассамблеей ООН в 1990. году, прямо говорится, что выдача не разрешается, «если правонарушение, в отношении которого поступает просьба о выдаче, рассматривается запрашиваемым государством как правонарушение политического характера». Это, однако, не означает, что в современной жизни многих стран нет уголовных преследований по политическим мотивам, которые обычно камуфлируются под те или иные уголовные деяния. В СССР под политической преступностью понимались контрреволюционные преступления (1918-1958 гг.), а после принятия более цивилизованного уголовного законодательства (1958-1960 гг.), - некоторые государственные преступления, совершенные по антисоветским' мотивам и целям. Их криминализация предполагала защиту «единственно верной идеологии» путем уголовных репрессий. Следственное и судебное доказывание антисоветской политической мотивации было невозможно без политических оценок, критерии которых неопределенны, ситуативны и зависят не от действующего закона (он в этом случае дает лишь карт-бланш), а от действующих политиков. В уголовном законодательстве демократических государств политическая мотивация как таковая не криминализирована, хотя преступления по политическим мотивам совершались и совершаются в любом обществе. В демократических странах субъекты «политических преступлений» несут уголовную ответственность не за политические убеждения, а за объективно и виновно содеянное, если оно предусмотрено в законе. Например, убийство лидера государства или партии в политических целях квалифицируется как посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля (ст. 277 УК РФ). В истории СССР, особенно после революции 1917 года и в сталинское время, была жесткая зависимость массовых репрессий от политической и идеологической конъюнктуры. Преследовали как за дела, так и за убеждения, если они противоречили политической линии партии. В последующие годы политические репрессии стали менее массовыми и жестокими. Они прикрывались квалификацией сугубо уголовного характера, но их политическая направленность не менялась. Это подтверждается хотя и неполной и когда-то закрытой, но специальной статистикой «политических преступлений». Их антисоветская мотивация, как правило, устанавливалась, исходя из политических соображений, путем объективного вменения. Основная масса репрессированных не только не совершала никаких уголовно наказуемых действий, но и не обнаруживала своего негативного отношения к власти. Они попадали под каток политических репрессий из-за социального происхождения, религиозного сана, принадлежности к конкурирующим партиям и т. д. В действительности советская «политическая преступность», как можно теперь судить, представляла собой репрессивную политику властей против своего народа, который не разделял или противился политическим установкам коммунистической партии. С этой точки зрения репрессированных лиц следует рассматривать не как субъектов преступлений, а как жертв политического произвола. По международным документам они приравниваются к жертвам преступлений [II]. А под политическим произволом по Закону РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года понимаются «различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направление в ссылку, высылку и на спецпоселение, привлечение к принудительному труду в условиях ограничения свободы, а также лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществляющиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами». Изложенное выше позволяет рассматривать политическую преступность с трех позиций: уголовно-правовой, мотивационной и оценочной. С уголовно-правовой точки зрения к политическим преступлениям по УК РФ безоговорочно можно отнести лишь некоторые насильственные преступления против основ конституционного строя: - посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, совершенное в целях прекращения его государственной или иной политической деятельности (ст. 277); - насильственный захват власти или насильственное удержание власти в нарушение Конституции РФ, а равно направленное на насильственное изменение конституционного строя РФ (ст. 278); - вооруженный мятеж в целях свержения или насильственного изменения конституционного строя РФ (ст. 278); - публичные призывы к насильственному захвату власти, насильственному удержанию власти или насильственному изменению конституционного строя РФ (ст. 280). Иные преступления рассматриваемой главы УК можно отнести к политическим лишь на основе конкретной оценки ряда обстоятельств. Например, государственную измену, совершенную по корыстным мотивам, трудно отнести к политическим деяниям, хотя она и совершается в ущерб безопасности страны. Однако то же деяние, совершенное по идейным побуждениям, 'будет политическим. Мотивационный подход предполагает политическую мотивацию совершенных деяний. Он намного шире уголовно-правового, ибо по политическим мотивам могут быть совершены самые различные преступления: против жизни и здоровья (убийства, причинение вреда здоровью и др.); против свободы, чести и достоинства (похищение человека, незаконное лишение свободы и др.); против конституционных прав и свобод человека и гражданина (нарушение равноправия граждан, нарушение неприкосновенности частной жизни и др.); против общественной безопасности (терроризм, массовые беспорядки и др.); против основ конституционного строя и безопасности государства (государственная измена, посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды и др.); против мира и безопасности человечества (публичные призывы к развязыванию агрессивной войны, наемничество и др.). Для уголовно-правовой квалификации перечисленных и иных деяний, которые могут быть совершены по политическим мотивам, содержание мотивации не имеет значения, но оно важно в криминологическом или политологическом плане. Оценочный подход предполагает придание политического значения совершенному преступному деянию не только самим преступником (что охватывается мотивационным подходом), но и жертвой, обществом и государством. Это наиболее широкий и наименее определенный критерий. Он позволяет расценивать в силу соответствующих интересов властей любое деяние в виде политического акта, что распространено в тоталитарных государствах, но от этого не застрахованы и демократические страны. В подобных случаях либо сам режим в силу своих интересов расценивает то или иное деяние как политическое (хотя оно объективно может таковым не являться), либо лицо, преследуемое режимом за соверше
Политическая преступность в прошлом
Статистика политических репрессий
Показать таблицу со статистикой в отдельном окне Эта статистика ведется с 1918 года, но является неполной, противоречивой и неоднородной. В нее включены как злоупотребления режима, ныне называемые политическими репрессиями, так и виновно совершенные преступления, субъекты которых до сих пор остаются не реабилитированными. Доля последних невелика. Есть основания полагать, что удельный вес названных лиц в 1918-1928 годы составлял в среднем не более 10-15%, в 1929-1938 годы - около 1-2%, в годы войны и сразу после нее - в пределах 5-10%. Даже после принятия нового законодательства о государственных преступлениях (1958 г.) доля реально виновных в их совершении (т. е. тех, которые не реабилитируются) не превышала 25-50% в структуре зарегистрированных деяний. Более того, речь идет лишь о статистике «преступлений», отраженных в материалах уголовных дел. Между тем основная масса репрессий осуществлялась в административном (внесудебном) порядке. Сознавая недостатки учета, тем не менее можно полагать, что динамика зарегистрированных «политических преступлений» более или менее адекватно отражает основные тенденции реальных репрессий за 1918-1958 годы (см. табл.) Рост «политических преступлений» обозначился уже в 1918-1922 годы. Только «красный» террор унес около 1, 7 млн человеческих жизней. Это был период ожесточенной гражданской войны. После того как XV съезд ВКП (б) принял курс на коллективизацию сельского хозяйства, в 1929-1933 годы началась борьба с троцкистами и правыми уклонистами, репрессивная деятельность усилилась в 6-8 раз. В структуре репрессированных лиц особенно велика была доля кулаков, что в основном не отражалось в статистике ОГПУ. Кулаки делились на три категории: 1) контрреволюционный актив, который подлежал уничтожению по решению «троек»; 2) богатые кулаки и семьи кулаков первой категории, которые высылались в отдаленные районы с конфискацией имущества; 3) остальные кулаки, а также середняки, бедняки и даже батраки с «прокулацкими настроениями», они выселялись внутри республик, краев и областей. Общее число реальных жертв раскулачивания, согласно публикациям ЦК КПСС 90-х годов, превышало 20 млн человек [17]. Расправа над кулаками была генеральной репетицией перед еще более кровавыми историческими событиями. Она убедила вождей в колоссальных возможностях режима по насильственному переустройству миропорядка. В 1934 году XVII съезд ВКП (б) принял решение об окончательной ликвидации капиталистических элементов, под которыми подразумевались все, кто сомневался в правоте большевистского режима. Академик И. Павлов написал в декабре 1934 года письмо В. Молотову, где утверждал: «Вы сеете... не революцию, а с огромным успехом фашизм. До Вашей революции фашизма не было» [18]. Он остался жив, видимо, благодаря своей, мировой известности. А вот делегатам XVII съезда не повезло. Из 1966 его участников 289 проголосовали тогда против Сталина, в связи с чем 1108 делегатов (56, 4%) были потом уничтожены как враги народа [19]. 1937-1938 годы были «пиком» репрессивной деятельности. Приговоры со смертной казнью за эти годы составили 82, 4% всех зарегистрированных смертных приговоров, официально вынесенных в 1918-1958 годы. В. Молотов в конце жизни утверждал, что 1937 год был необходим, так как революция произошла в отсталой стране и опасность фашистской агрессии была велика, поэтому необходимо устранить остатки враждебных сил [20], т. е. самим уничтожить наиболее дееспособную часть народа. В 1992 году в президентском архиве были обнаружены документы о плановой организации массовых репрессий в 1937-1938 годы [21]. На основе решения ЦК ВКП (б) от 2 июня 1937 года о борьбе с врагами народа последовал приказ наркома внутренних дел Н. Ежова от 30 июля 1937 года о репрессировании 268950 человек, в том числе об уничтожении 75950 (первая категория) и направлении в лагеря и тюрьмы 193 тыс. (вторая категория). План был расписан по республикам, краям и областям. И это было только начало. Местные руководители, соревнуясь друг с другом, просили увеличить «лимиты» по первой и второй категориям на десятки тысяч человек. Из многочисленных просьб приведем одну: «Для очистки Армении просим разрешить дополнительно расстрелять 700 человек из дашнаков и прочих антисоветских элементов. Разрешение, данное на 500 человек первой категории, уже исчерпывается. Микоян, Маленков, Литвин». Участвовал в этом и лично Сталин. Приводим его резолюцию: «Дать дополнительно Красноярскому краю 6600 лимита по первой категории. И. Сталин». Кроме того, ЦК ВКП (б) принял дополнительный план на 57200 человек второй категории и 48000 - первой. И это не все. Инициатива местных партийных и советских лидеров была беспредельной. Деятельность «троек» первоначально предполагалось приостановить 10 декабря 1937 года. Но этот срок неоднократно продлевался. Приведу циничное выступление начальника УНКВД Мальцева в Томске: <Партия и правительство продлили срок работы троек до 1 января 1938 года. За два-три дня, что остались до выборов в Верховный Совет (первые выборы по Сталинской конституции состоялись 12 декабря 1937 года. - В. Л.), вы должны начать «заготовку», а затем вы должны «нажать» и быстро закончить дела... Возрастным составом я вас не ограничиваю: давайте стариков. Нам нужно нажать, так как наши уральские соседи нас сильно «прижимают»... Вы должны дать до 1. 01. 38 не менее 1100 человек по полякам, латышам и другим - не менее 600 человек в день, но в ббщей сложности я уверен, что за три дня вы «догоните» до 2000 человек. Каждый ведущий следствие должен заканчивать не менее 7-10 дел в день> [22]. Перед Великой Отечественной войной была почти' полностью обезглавлена Красная Армия (репрессированы были 4 заместителя наркома обороны, 16 командующих военными округами, 25 их заместителей и помощников, 5 командующих военными флотилиями, 8 начальников военных академий, 25 начальников штабов военных округов и их заместителей, 33 командира корпуса, 76 командиров дивизий, 40 командиров бригад, 291 командир полка и другие начальники) [23]. Расправа была приостановлена лишь 17 ноября 1938 года в связи с ликвидацией «троек» и обвинениями НКВД и Прокуратуры в злоупотреблениях и в попытке выйти из-под партийного контроля. Центральные власти избавились от многих свидетелейсоучастников и обелили себя. В 1939 году число регистрируемых репрессий снизилось в 20 раз. В 1940 году число репрессий увеличилось, а в последующем году возросло по сравнению с 1939 годом в 4, 4 раза. Последний всплеск учтенных репрессий был в 1946-1947 годы, когда они обрушились на репатриированных граждан. В эти годы продолжались массовые репрессии против неугодных народов, военнопленных и репатриированных лиц, но сведения о них находились вне официальной статистики. Зловещий 1937 год со временем приобрел вторую жизнь в качестве серьезного политического пугала. Сегодня любые предложения, нацеленные на цивилизованный социально-правовой контроль над криминальной приватизацией, организованной преступностью, коррупцией и т. д., отвергаются. Эксплуатируется людской страх перед сталинизмом в корыстных или политических целях новых властей. Остается без ответа вопрос об общем числе пострадавших от коммунистического режима. Занимавшийся этой проблемой писатель А. Солженицын считает, что жертвами государственных репрессий и терроризма с 1917-го по 1959 год стали 66700 тыс. человек [24]. Аналогичную цифру (более 60 млн человек) называет А. Яковлев, бывший председатель комиссии по реабилитации репрессированных лиц [25]. Соотносимые данные приводят и другие авторы [26-28]. Официальные сведения многократно занижены. В феврале 1954 года впервые было объявлено, что с 1921-го по 1953 год за контрреволюционные преступления было арестовано 3, 8 млн человек. В последующих высказываниях официальных лиц, независимо от охватываемого периода, звучала примерно одна и та же цифра. Последнее заявление было сделано начальником Центрального архива МБ РФ (ныне ФСБ РФ) А. Краюшкиным. В своем интервью в 1993 году он сказал, что, если исходить из наличных уголовных дел, за контрреволюционные преступления с 1917-го по 1990 год было осуждено 3853900 человек, из них 827955 расстреляно. Он оговаривается, что' реальное число людей, чьи судьбы были исковерканы репрессивной машиной, было во много раз больше [29].
Криминальные политические реалии постсоветского периода
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ