ВВЕДЕНИЕ
Данная работа является попыткой наметить возможный подход к рассмотрению проблем, связанных с изучением института царской власти в Спарте, его места в системе других институтов власти и статуса царей. Ввиду относительной малоизученности данной проблематики в отечественном антиковедении (за исключением отдельных статей, посвящённых анализу в основном внутриполитических конфликтов[1]
, а также многочисленных работ общего характера), данная тема представляется весьма плодотворной. Кроме того, актуальность данной темы подтверждается ещё и тем, что изучение этого института, его места и роли в спартанском обществе необходимо для понимания данного общества как уникального исторического феномена, являвшегося уже для греков благодатной почвой для развития идеализированных представлений об обществе и идеальном общественном устройстве.
Несмотря на узость и специфичность поставленной задачи, она тесно сопряжена со многими проблемами как общего характера (например, источниковедческими), так и с проблемами более частными, то есть с проблемами изучения собственно истории Спарты (проблема Ликурга и ликургова законодательства , взаимоотношения Спарты и Дельф и т.п.). Постановка задачи не предполагает подробного рассмотрения этих проблем, однако затронуть их в данной работе представляется необходимым. Также не представляется возможным в рамках работы охватить как весь объём существующих источников, так и всю эволюцию спартанской системы государственного устройства; поэтому в качестве материала для анализа привлечены главным образом тексты Геродота, Ксенофонта (а именно «Лакедемонская полития») и биография Ликурга в изложении Плутарха. Ввиду подготовительного характера работы также будет уместным заострить внимание не на анализе конкретных перипетий внутриполитической истории Спарты, а, скорее, наметить основные направления анализа и возможный подход к проблематике, связанной с изучением данного института власти, поскольку без попытки обоснования и прояснения базовых предпосылок исследования само исследование оказывается покоящимся на неясных основаниях, что, конечно же, не способствует достижению внятных результатов, затрудняет само исследование и затемняет сущность поставленной задачи.
Часть 1
В первую очередь необходимо рассмотреть традиционно используемый для обозначения объекта исследования термин. Как известно, в отечественной историографии традиционным является употребление термина «царь»[2]
, что может быть объяснено тем, что слово “царь” действительно яляется ближайшим по смыслу русским эквивалентом греческого слова , а также устойчивой традицией именно такого перевода в текстах источников. В зарубежной историографии наблюдается аналогичная ситуация: переводится как king, roi и т.д. Однако, как отмечает, в частности, Дрюс, «семантические поля английского слова «king» и греческого ни в коем случае не являются идентичными»[3]
. Его аргументация представляется вполне применимой и к рассматриваемому здесь случаю. Действительно, оснований применить традиционный термин «царь», по меньшей мере, два: титулом спартанских вождей был и этот статус был наследуемым и пожизненным. Однако различные магистраты в греческих полисах носили этот же титул, и, несмотря на это, в историографии царями не именуются. Кроме того, как известно, установленные законом полномочия спартанских “царей” ни в коем случае не соответствуют традиционным представлениям о царской власти, что делает употребление данного термина по крайней мере плохо обоснованным.
Употребление термина “царь” применительно к спартанским “вождям”, как видно из вышеприведённых аргументов, практически не оправдано ничем, кроме сложившейся в историографии традиции. Однако, с другой стороны, так как данный термин имеет свои собственные коннотации, уже само его употребление затемняет сущность исследуемого вопроса, поскольку в данном случае слово “царь” является своего рода “предпонятием”, привносящим собственные, может быть, даже чуждые объекту исследования, и, следовательно, искажающие его, смыслы. Поэтому встаёт вопрос о предпочтительном в данном случае термине. Аристотель, как представляется, дал удачное определение рассматриваемому институту, называя его “пожизненной наследуемой стратегией”[4]
. Однако более удобным, во-первых, и уже употребляемым в историографии, во-вторых, является термин «басилевс»[5]
, придерживаться которого в данной работе представляется целесообразным. Он не настолько нагружен посторонними коннотациями и поэтому применение его более оправдано, хотя и идёт немного вразрез с традицией отечественной историографии.[6]
Тем самым отодвигается на второй план проблема классификации власти спартанских басилеев как царской или же как соответствующей какому-либо иному заранее существующему определению. Приобретает смысл следующая постановка вопроса: какую же роль играли институт басилеи и басилевсы в системе общественного устройства Спарты, и каковы были их функции и статус.
Часть 2
Однако, прежде чем приступить к рассмотрению вопроса, необходимо определить характер имеющихся исторических источников. Некоторые тексты, непосредственно посвященные изучаемому вопросу, просто утрачены. К числу таковых относятся: сочинение, написанное либо самим Аристотелем, либо его учениками и по его поручению -- «Лакедемонская полития»; сочинение спартанского царя Павсания о лакедемонском государстве[7]
, носившего публицистический характер, критикующего спартанскую современность и изображавшего, в противовес, идеальную Ликургову Спарту[8]
. Также утрачено сочинение Дикеарха о государственном устройстве Спарты, в самой Спарте не только известное, но и регулярно читавшееся[9]
. Необходимо также упомянуть и о сочинениях философа-стоика Сфера Боспорского, соратника Клеомена III в его реформах[10]
: «О спартанском государственном устройстве» и «О Ликурге и Сократе»[11]
. Второе не сохранилось, но, “по-видимому, представляло собой сравнение их воспитательного метода”[12]
. От первого же сохранилось только два фрагмента. В первом из них говорится о спартанском послеобеденном десерте второй посвящён объяснению числа геронтов. Учитывая, что теории Сфера могли носить идеологическую функцию, его сочинения (как и сочинение Дикеарха )послужили бы ценным источником по спартанской официальной идеологии, хотя анализ сохранившихся фрагментов «не свидетельствует о непосредственном знакомстве со спартанскими институтами и местной исторической традицией»[13]
.
Даже сами греки знали о Спарте и её истории мало. Это объясняется как тем, что никто из уроженцев Спарты до Сосибия в конце III в. до н.э. не считал необходимым систематически делиться своими знаниями с внешним миром (но и Сосибий был эллинистическим любителем древностей, а не историком), так и тем, что доступ иностранцев в Спарту был, как известно, ограничен. Кроме того, история Спарты и её политическое устройство являлись не столько объектом изучения, сколько примерами и материалами в политических и философских спорах.[14]
Последнее соображение заставляет относиться к имеющимся источникам с особенной осторожностью, поскольку ввиду их тенденциозности доверие к ним неизбежно падает. В данном случае более опавданным, как кажется, становится изучение процессов идеализации Спарты («Спартанского миража»), нежели чем собственно событий политической истории.[15]
Сохранившиеся же источники весьма неполны. Так, у Геродота, помимо разрозненных упоминаний, лишь сравнительно небольшой фрагмент посвящён описанию «особых почестей и прав», которые спартанцы предоставили базилевсам.[16]
Поскольку Геродот в данном случае не ссылается на свои источники прямо, но в тексте в целом встречаются ссылки на собственно лакедемонских информаторов,[17]
то, исходя из общего контекста, можно, по крайней мере, предполагать, что об этом Геродот был осведомлён из лакедемонских источников.[18]
Кроме того, данный фрагмент шестой книги сообщает главным образом о привилегиях басилевсов в повседневной жизни и описывает оказываемые им посмертные почести. Также необходимо указать, что Геродот писал свой труд до Пелопоннесской войны, следовательно, до того, как проафинские предубеждения или же тенденция к идеализации Спарты могли внести серьёзные искажения в его труд.[19]
Текст труда Ксенофонта “Лакедемонская полития”[20]
, на первый взгляд, представляется источником более полноценным. Однако ввиду очевидной тенденции к идеализации спратанского образа жизни,так как именно спартанская система представлялась Ксенофонту наиболее совершенной,информативность данного источника несколько падает, ибо “автор сначала представляет образ спартанского законодательства, взятый в первобытной его чистоте, а потом жалуется, что пороки проникли и в Спарту и ослабили древние добродетели её жителей…”[21]
. Кроме того, сравнительно небольшая его часть посвящена описанию собствено института басилеи. Однако источником сведений Ксенофонта служили прежде всего личные наблюдения, и, учитывая вышеприведённую оговорку, эти сведения заслуживают доверия.
Биография Ликурга, изложенная в «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха, источник иного рода. Поскольку «о законодателе Ликурге невозможно сообщитьничего строго достоверного»[22]
, она представляет собой компиляцию разнообразных, часто взаимно противоречивых источников. Некоторые он указывает, как, например, Аристотеля (из которого, кажется, заимствует особенно )[23]
, Ксенофонта, Сфера (хотя последнего использует незначительно )[24]
, на многие же не ссылается вовсе, что было обычной практикой. Сочинение Плутарха носит не исторический, а биографический характер (различие между этими двумя жанрами он проводил чётко [25]
), однако из него можно извлечь сведения относительно характера Ликургова законодательства в целом, хотя эти сведения заслуживают ровно того же доверия, что и источники Плутарха, зачастую трудноустановимые.
Часть 3
Собственно лакедемонская версия предания об основании именно двух правящих домов известна благодаря рассказу Геродота.[26]
Согласно этой версии, поскольку супруга предводителя лакедемонян Аристодема, приведшего их в Пелопоннес, родила близнецов, возникли затруднения с наследованием и было решено обратиться за разрешением возникшей трудности к дельфийскому оракулу. «Пифия же повелела поставить царями обоих младенцев, но старшему оказывать больше почёта.»[27]
Если рассмотреть это предание как своего рода этиологический миф, то можно заметить, что в данном случае имеет место так называемый «парадокс близнечества»[28]
, создавший конфликтную ситуацию, требующую немедленного разрешения. Решение находится в том нестандартном варианте который предлагает пифия, то есть Аполлон. Таким образом существующее устройство общества представлено не только как единственно возможное, но и освящённое божественным авторитетом. Кроме того, ввиду «парадоксальной» природы правителей, они приобретают совершенно особый социальный статус.[29]
Так как ни один источник более не упоминает напрямую о происхождении двух правящих династий, а вышеупомянутый рассказ Геродота, скорее всего, является именно мифом, попытка развития подобной точки зрения представляется имеющей смысл.[30]
В связи с Дельфами необходимо упомянуть и о характере Ликургова законодательства. Источники, повествующие о Ликурге, неоднократно упоминают о том, что Ликург вопрошал оракул, прежде чем провозгласить свои законы.[31]
Особо следует отметить рассказ Ксенофонта: «Он не прежде передал согражданам законы, пока с вельможами не отправился в Дельфы и спросил бога, будет ли для Спарты польза и слава в повиновении данным им законам. И когда бог вещал––безусловная польза––тогда только он передал, выставив неповиновение богоутверждённым законам делом не только противозаконным, но и противобожественным»[32]
. Несмотря на сильную тенденцию всего сочинения к восхвалению лаконских порядков, данное свидетельство является показательным. Следует отметить, что и сам смысл слова “ретра”, которым именуются у Плутарха некоторые постановления Ликурга, совмещает в себе как божественную санкцию или вдохновение, так и человеческое законотворчество.[33]
Таким образом, вся система общественного устройства, понимаемая традицией как санкционированная божеством, приобретает статус священной.[34]
Необходимо упомянуть ещё одно существенное свойство ликургова законодательства: согласно Плутарху[35]
, “одна из ретр гласила, что письменные законы не нужны”. Очевидно, что отсутствие письменного законодательства давало возможность выдать даже наиболее радикальные социальные преобразования (как в случае реформ Агиса, Клеомена и Набиса в конце III в. до н.э. )за неизбежное возвращение к прежним установлениям. Результатом же было то , что как уже имевшиеся социальные институы, так и внесённые в структуру общества изменения с неизбежностью приписывались Ликургу.[36]
В Ретре не упомнается количество “царей” (что, в совокупности с некоторыми косвенными свидетельствами[37]
может дать основания предположить, что басилевсов могло когда-то быть и больше, однако прямых доказательств этому не имеется. Из текста как ретры, так и других источников, не следует, что именно Ликург (если таковой существовал в действительности )был учредителем института двойной басилеи, в целом же происхождение данного инстииута––вопрос весьма спорный. Так, помимо гипотезы об ахейском происхождении одного из правящих родов,[38]
существует теория, что институт двойной басилеи был создан в середине VIII в. до н.э[39]
по образцу карфагенских суффетов.
Также представляется необходимым упомянуть и о специфике отношений Спарты с Дельфами. Приоритет бесписьменных законов над письменными и представление о законах как речениях Аполлона приводили к тому, что никакое важное политическое решение не принималось без предварительного обращения в Дельфы, и ответы оракула, как известно, записывались и сохранялись. Для сношений с Дельфами при каждом из базилевсов было по два так называемых пифия, которых они избирали сами. Изречения оракулов басилевсы были обязаны хранить в тайне.[40]
Дельфы значительно влияли на политическую жизнь Спарты, чем, например, по свидетельству Геродота, воспользовались Алкмеониды, подкупив Пифию, дабы она возвещала спартанцам волю божества освободить Афины от Писистратидов, так как спартанцы “считали волю божества важнее долга к смертным”.[41]
Часть 4
Какое же место занимали басилевсы в системе спартанской эвномии и какова же была их роль в спартанской «общине равных» согласно привлечённым для рассмотрения источникам?
Латышев рассматривает спартанских басилевсов “истинными начальниками и судьями народа в мирное время, предводителями его на войне и представителями перед лицом богов”[42]
. Однако в отечественной историографии существует мнение,[43]
что в мирное время власть, обязанности и привилегии басилевсов были весьма незначительными и что их роль сводилась главным образом к военному командованию и лишь во время военных походов их власть становилась реальной. В мирное же время реальной властью обладали пять эфоров. Но даже в том, что касается собственно политической власти, данная точка зрения справедлива лишь отчасти.
Из всего изложенного выше следует, что власть политическая в Спарте вряд ли существовала в чистом виде,[44]
но, скорее была слита в не всегда ясно расчленяемое целое с выполнением воли божества. В связи с этим функции басилевсов как посредников между богами и обществом приобретают весьма важное значение. Согласно свидетельству Геродота,[45]
им были предоставлены “обе жреческие должности––Зевса Лакедемонского и Зевса Урания”, им для жертвоприношения в первый и седьмой дни начала месяца предоставлялось отборное животное, при возлиянии им же полагался первый кубок и шкура жертвенного животного. Кроме того именно басилевсы, как кажется, были ответственны за хранение предсказаний оракула и за его вопрошание по важным политическим делам. Необходимо также упомянуть и о характере посмертных почестей, оказываемых басилевсу. Эти почести Ксенофонт называет оказываемыми “не как людям, но как героям”, причем––согласно законам Ликурга.[46]
Геродот же даёт более подробное их описание. Таким образом, видно, что статус басилевса как посредника между богами и обществом (статус по сути жреческий, однако же существует множество очевидных отличий) уже ставил его на особое место в системе общественного устройства.[47]
Особый статус басилевса подтверждается также и тем, что “очевидный наследник исключался из цикла »[48]
, хотя по обычаю не прошедшие весь цикл воспитания по тем или иным причинам неимели полного объёма гражданских прав и явля
, нежели к человеческой, сущность статуса басилевса.[50]
Подобного рода священным характером власти басилевса объясняется то, что телесные недостатки считались препятствием к достижению данного статуса, «ибо жрецы должны были иметь чистое, без всяких пороков, тело».[51]
Собственно же политические полномочия басилевсов были ограничены ввиду тесной интеграции данного института власти со всей системой спартанской эвномии. Нельзя сказать, что они действительно правили Спартой.[52]
Действительно, спартанские басилевсы дожны были как должностные лица выполнять решения герусии и апеллы, в вынесении которых, конечно же, прнимали участие. Круг их военных полномочий (в частности, право вести войну с любой страной[53]
) постепенно сужается. Из-за распри между Клеоменом и Демаратом был издан закон, согласно которому командование войском поручалось только одному басилевсу, хотя раньше в поход отправлялись оба.[54]
С усилением эфората военная власть басилевсов постепенно ограничивается: уже во время греко-персидских войн царей в походах сопровождали два эфора (в качестве наблюдателей),[55]
а к IV веку для того, чтобы вывести войско в поход, необходимо было решение эфоров и народного собрания.[56]
Собственное влияние басилевсов на контакты Спарты с внешним миром (помимо, естественно, участия в принятии решений герусией и апеллой и всего вышеупомянутого) ограничивалось их правом назначать проксенами любого из граждан.[57]
Юридические же их полномочия уже во времена Геродота ограничивались выбором мужа для дочери-наследницы (если отец её никому не обручил),и решением вопросов, связанных с общественными дорогами, в том числе и с их безопасностью. В присутствии басилевсов также совершались и усыновления.[58]
Таким образом видно, что их юридические полномочия играли роль не самую существенную с точки зрения отправления правосудия, но символически значимую.
Двойная басилея, насколько известно, была полностью интегрирована с эфоратом и герусией, и трудно представить себе функционирование каждой составляющей общественной системы без остальных компонентов. Взаимодействие басилеи и эфората––тема слишком обширная, поэтому представляется допустимым ограничиться лишь небольшим комментарием. Каковы бы ни были присхождение и первоначальные функции эфората, важно указать, что в отношении басилевсов эфоры выполняли главным образом контрольные функции. Кроме уже упомянутого надзора во время войны, и в мирное время, по свидетельству Ксенофонта,[59]
басилевсы ежемесячно присягали перед эфорами в том, что будут исполнять свои обязанности (по законам полиса, а эфоры от имени полиса в том, что будут охранять их власть. Также существовал следующий обычай: «Каждые девять лет эфоры, выбрав ясную, но безлунную ночь, садятся и в полном молчании следят за небом, и если из одной его части в другую пролетит звезда, они объявляют царей виновными в преступлениями перед божеством и отрешают их от власти до тех пор, пока из Дельф или из Олимпии не придёт оракул, защищающий данных царей.»[60]
Леонид II был смещён именно таким способом. С другой стороны, совет эфоров мог и самостоятельно привлекать царей к ответу[61]
, ибо за противозаконные действия басилевсы могли быть сменяемы и судимы под председатальством другого басилевса герусией и эфорами и даже казнимы.[62]
Видно, что контроль со стороны эфоров носил не только светский, но и религиозный характер (однако в этом случае окончательное решение находилось «в компетенции» оракула). Из этого можно сделать следующий вывод: власть басилевсов даже в пределах отведённых им полномочий находилась под контролем, пусть иногда и номинальным (как видно из ритуала обмена клятвами) со стороны эфората. Однако принять утверждение Латышева о том, что власть басилевсов находилась в полном подчинении у эфоров,[63]
можно, как кажется, лишь с той оговоркой, что речь идёт скорее не о полном подчинении, но о достаточно жёстком контроле, имевшем тенденцию к усилению.
Всё вышерассмотренное делает, кажется, справедливым проводимое Робертом Дрюсом уподобление политической власти басилевсов власти римских консулов или же карфагенских суффетов[64]
, но никак не власти царской. Эфоры, по выражению Латышева, представляли собой «высшую исполнительную власть»[65]
вместе с герусией, власть же басилевсов, помимо военной, носила и чётко выраженный жреческий характер. Собственно политические же полномочия басилевсов были весьма незначительны, и эта сфера их деятельности была подконтрольна эфорам.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Необходимо подвести итоги вышеизложенного и очертить направления дальнейшего исследования. Из привлекательных направлений для изучения в дальнейшем можно выделить как исследование взаимооотношений эфората и басилеи, так и рассмотрение того, как под предлогом возвращения к установлениям Ликурга изменялось положение басилеи в системе общественного устройства Спарты. Интересным представляется также, в связи с этим, рассмотрение реальных политических функций данного института на материале повествовательных источников (прежде всего текстов Геродота, Фукидида и «Греческой истории» Ксенофонта). Вопрос происхождения института двойной басилеи также не может быть оставлен без пристального рассмотрения. Из более частных вопросов––вызывает интерес связь между культом Диоскуров в Спарте и институтом двойной басилеи.
БИБЛИОГРАФИЯ
ИСТОЧНИКИ:
1. Геродот. История. /Пер. и прим. Г.А. Стратановского, под ред. С.Л. Утченко. Л., 1972
2. Ксенофонт. О лаконском государстве. // Сочинения Ксенофонта в пяти выпусках. Пер. с греч. Г.А. Янчевецкого.––Вып.5. Мелкие статьи. Изд. 2-е, доп. Ревель, 1895.
3. Павсаний. Описание Эллады. / Пер. С.П. Кондратьева. Тт. 1––2. М., 1994.
4. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Тт. 1––3. / Изд. подг. С.П. Маркиш. М., 1961––1964.
5. Xenophon. La Republique des Lacedemoniens. Texte et Traduction avec une introduction et un commentaire par Francois Ollier. Lyon, 1934.
ЛИТЕРАТУРА:
6. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис. Л., 1976.
7. Бергер А.К. Аристотель и Спарта. // УЗИИ РАНИОН, III, 1929. Стр. 73––87.
8. Бергер А.К. Социальные движения в древней Спарте. М, 1936.
9. Борухович В.Г. Научное и литературное значение труда Геродота // Геродот. История. Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1972.––стр.457––500.
10. Верлинский А.Л. К Боспорской просопографии: стоик Сфер // Этюды по античной истории и культере Северного Причерноморя. СПб, 1992.––стр. 146––178.
11. Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Т. 1. СПб, 1997.
12. Очерк быта и правления древней Спарты. Сочинение Ксенофонта разобранное и представленное в соответствии с другими источниками кандидатом Александром Рославским. Харьков, 1838.
13. den Boer, W. Laconian Studies. Amsterdam, 1954.
14. Drews, R. Basileus. The evidence for kingship in Geometric Greece. Yale, 1983.
15. Forrest G.W. A history of Sparta 950––192 B.C. L., 1968.
16. Murray, O. Early Greece. Massachusetts, 1993.
17. Starr, Ch. G. The credibility of early spartan history. //Historia, Bd. 14, 1963.––pp. 257––272.
[1]
Таковыми, например являются статьи Строгецкого В. М. 1) Истоки конфликта эфората и царской власти в Спарте. // Античный полис. ЛГУ, 1979 и 2) Некоторые особенности внутриполитической борьбы в Спарте в конце VI––начале V вв. // ВДИ, 1982, №3; а также статья Э. Д. Фролова Из предыстории младшей тираннии (столкновение личности и государства в Спарте на рубеже V––IV столетий до н.э. )// ВДИ, 1972, №2
[2]
Как справедливо отмечает Ю.В. Андреев, «обычный, хотя, по-видимому, не вполне точный перевод» термина basileuV ( Раннегреческий полис. Л., 1976.––стр. 46). Однако этот автор использует, правда, применительно к рассмотрению к ситуации гомеровского периода, как термин «царь», так и термины «басилевс», «басилея».
[3]
Drews, R. Basileus. The evidence for kingship in Geometric Greece. Yale, 1983.––p. 78.
[4]
Аристотель, Политика, 3.1285b
[5]
Данный термин используется здесь как нейтральный, смысл которого (применительно к данному случаю) и надлежит прояснить в настоящей работе.
[6]
Следует указать, что, несмотря на то, что в Большой Ретре они именуются arcagetai, в середине седьмого века Тиртей именует их basileiV. Как отмечает Дрюс (op.cit., p.85), в пятом веке они неизменно именовались basileiV.
[7]
А.К.Бергер в своей статье (Аристотель и Спарта. // УЗИИ РАНИОН, III, 1929.––стр. 84 )отмечает влияние этого утраченного сочинения на развитие лаконофильской политической теории, указывая при этом на зависимость сочинений Аристотеля (а именно «Политики») от лаконофильской традиции.
[8]
Там же, стр. 87.
[9]
Согласно сообщению Суды (Suidas, s.v. DikaiarcoV ).
[10]
Согласно Плутарху, он содействовал Клеомену в восстановлении системы agwgh (Клеомен, 11)
[11]
Их упоминает Диоген Лаэртский (VII, 178 ).
[12]
Верлинский А.Л. К Боспорской просопографии: стоик Сфер // Этюды по античной истории и культере Северного Причерноморя. СПб, 1992.––стр.164. См. там же прим. 70––о другой точке зрения, принадлежащей Ф. Оллье (сравнение афинского и спартанского образа жизни )
[13]
Ук. соч. , стр. 170
[14]
Forrest G.W. A history of Sparta 950––192 B.C. L., 1968.––pp. 15––16.
[15]
Данное направление развито достаточно хорошо. Можно упомянуть ставшую уже классической работу Tigerstedt E. The legend of Sparta in classical antiquity. vv. 1-3. Stoсkholm, 1974.
[16]
Геродот, VI, 56––59.
[17]
Например, в (VI, 52 ), где пересказывается лакедемонский вариант традиции об основании двух правящих домов.
[18]
Несмотря на то, что Геродот, как известно, много путешествовал и, «по-видимому, объездил и Пелопоннес» (Борухович В.Г. Научное и литературное значение труда Геродота // Геродот. История. Пер. Г.А. Стратановского. Л., 1972.––стр. 467 ), не утверждается, что он посещал и Спарту, поэтому невозможно судить с уверенностью, говорит ли он как непосредственный наблюдатель или всего лишь передаёт услышанное.
[19]
Starr, Ch. G. The credibility of early spartan history. //Historia, Bd. 14, 1963.––p. 263.
[20]
Данное сочинение является, безусловно, подлинным. См. Xenophon. La Republique des Lacedemoniens. Texte et Traduction avec une introduction et un commentaire par Francois Ollier. Lyon, 1934.––p. vii––ix.
[21]
Эта краткая, но весьма эмоциональная характеристика заимствована из: Очерк быта и правления древней Спарты. Сочинение Ксенофонта LAKEDAIMONIWN POLITEIA, разобранное и представленное в соответствии с другими источниками кандидатом Александром Рославским. Харьков, 1838.––стр. 43
[22]
Плутарх, Ликург 1.
[23]
Starr, Ch. G. The credibility of early spartan history. //Historia, Bd. 14, 1963.––p. 260. Как показывает Мюррей (Murray, O. Early Greece. Massachusetts, 1993.––p.166 f. ), та часть текста Плутарха, которая говорит о Большой Ретре, заимствована им напрямую из “Лакедемонской политии “ Аристотеля.
[24]
По мнению Э. Кесслера. Приводится по: Верлинский А.Л. Ук.соч. стр. 163
[25]
Плутарх. Александр, 1: «ибо мы пишем не исторические труды, а жизнеописания»
[26]
Геродот. История, VI, 52: « Лакедемоняне вопреки утверждениям всех поэтов рассказывают…»
[27]
Там же.
[28]
Этот термин заимствован из понятийного аппарата культурной антропологии. То, что 2=1, в данном случае можно рассматривать именно как нарушение «обычного порядка вещей», создающее аномальную ситуацию.
[29]
Интересным также представлялось бы провести параллель между существованием басилевсов-близнецов и культом Диоскуров в Спарте, однпко специфика имеющегося материала, как представляется, не предполагает возможности построения достаточно полной и хорошо обоснованной материалом источников концепции. Кроме того, это имеет отношение скорее к т.н. исторической антропологии, нежели чем к собственно истории.
[30]
Понимание басилевсов как близнецов, конечно же, не бесспорное, способно объяснить тот факт, что два рода никогда не вступали в браки между собой. Подобная точка зрения не противоречит широко распространённому в историографии взгляду, что один из царских родов на самом деле был ахейским по происхождению, ибо она относится прежде всего к интерпретации смысла мифа.
[31]
Геродот I, 65; Плутарх. Ликург, VI.
[32]
Лакедемонская полития, VIII, 5
[33]
den Boer, W. Laconian Studies. Amsterdam, 1954.––p. 158ff.
[34]
В связи с этим интересны упоминания Геродота (I, 66 ), Плутарха (Ликург XXI )и Страбона (со ссылкой на Эфора, VII, C366 )о существовании в Спарте культа Ликурга.
[35]
Ликург, XIII.
[36]
Murray O. Op. cit., p. 160
[37]
Например, свидетельством Павсания (IV, 7, 8 )о том, что Еврилеонт из фиванского рода Эгеидов принимал участие в военных компаниях Спарты.
[38]
В качестве одного из главных аргументов используются приводимые Геродотом (V, 72 )слова Клеомена о том, что он не дориец, а ахеец. Но необходимо учесть, во-первых, ситуацию, в которой это было им высказано, во-вторых же то, что у Геродота в V,42 приводится следующая характеристика Клеомена: «Клеомен же, судя по рассказам был несколько слабоумен, со склонностью к помешательству». Этой характеристике Геродот, по-видимому, доверял, что видно из приводимого им повествования о смерти Клеомена (VI, 75 ),где, кстати подобная характеристика повторяется. Правда, Геродот никак не комментирует фразу, признесённую Клеоменом в святилище, что может всё-таки служить косвенным аргументом в поддержку оспариваемой гипотезы.
[39]
Эту теорию развивает, в частности, Дрюс (Op.cit., p. 81). См. там же прим. 88.
[40]
Геродот, VI, 57; Ксенофонт, Лакедемонская полития, XIV, 5.
[41]
Геродот, V, 63.
[42]
Латышев В. В. Очерк греческих древностей. Т. 1. СПб, 1997.––стр.97
[43]
Бергер А.К. Социальные движения в древней Спарте. М, 1936.––стр. 33 и слл.
[44]
Данное соображение становится ещё более справедливым, если принять во внимание поправку Полидора и Феопомпа к Ликурговой Ретре. Изначально Ретра гласила, что «господство и сила да принадлежит народу», однако Полидор и Феопомп вносят следующую поправку: «Если народ постановит неверно, старейшинам и царям распустить». Интересен приводимый в данном случае у Плутарха пример аргументации к повелению бога.
[45]
Геродот. VI, 56-57.
[46]
Ксенофонт. Лакедемонская полития, XIV, 9.
[47]
Не представляется, однако, вполне приемлемым развивать этот взгляд в духе концепций царя-жреца, ориентируясь, например, на Фрэзера или Р. Грейвса.
[48]
O. Murray. Op.cit., p. 174. Из источников см., например, Плутарх, Агесилай 1.
[49]
Следует принять во внимание и сообщение Ксенофонта (Лакедемонская полития, XIV, 2), что Ликург поставил басилевсов выполнять все публичные жертвоприношения на том основании, что «apo tou Jeou onta».
[50]
Можно добавить, что это смещение акцентов играет некоторую роль в символическом обеспечении выполнения посреднических между богами и обществом функций.
[51]
Латышев В. В. Ук. соч., там же.
[52]
Drews R. Op.cit., p. 78.
[53]
Геродот, VI, 56.
[54]
Геродот, V, 75.
[55]
Геродот,IX, 76; Ксенофонт. Лакедемонская полития, XIV, 5.
[56]
Латышев В. В. Ук.соч., там же.
[57]
Геродот, VI, 57.
[58]
Там же.
[59]
Ксенофонт. Лакедемонская полития, XIV, 7.
[60]
Плутарх. Агис, 11.
[61]
Плутарх. Клеомен, 11. Заслуживают внимания жалобы Клеомена на призвол эфоров.
[62]
Латышев В. В. Ук. соч., стр. 99.
[63]
Там же, стр. 102.
[64]
Drews R. Op.cit., p.79. Как пишет Дрюс, полномочия басилевса « ставят его недалеко от республиканских магистратов».
[65]
Латышев В. В. Ук. соч., стр. 102.