Борьба Руси с агрессией немецких и шведских феодалов. Александр Невский

ОРЛОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

кафедра отечественной истории

Реферат на тему:

«Борьба Руси

с агрессией немецких и шведских феодалов.

Александр Невский».

Выполнил студент

первого курса третьей группы

юридического факультета

Корнилов Алексей.

Научный руководитель:

Ст. преп. Соколов В. В.

Орёл-2002.

План.

1. Предисловие.

2. Крестоносная агрессия в северо-западной Руси.

3. Заключение.

4. Список использованной литература.

ÓА. С. Корнилов,2002

1.ПРЕДИСЛОВИЕ.

XIII в. стал временем тяжких испытаний для русского народа и государственности. Геополитически расположенная на стыке Европы и Азии, Русь оказалась одновременно меж двух огней. С севера продолжались попытки захвата русских земель потомками варягов-шведами. Положение ещё более усугубилось с появлением на западных границах немецких рыцарей, развернувших активную военно-колонизационную деятельность в Прибалтике. А с восточных степей тем временем накатывалась новая волна кочевников-монголо-татар.

«Чёрные годы» -вот точное название целой эпохи в истории русской земли, времен жизни и политической деятельности князя Александра Невского, его братьев и сыновей. После ураганного нашествия орд Батыя, когда была перемолота русская воинская сила и сожжены десятки городов, начала складываться система тяжелой зависимости от ордынских завоевателей, державшаяся на страхе перед новыми вторжениями. Новгород и Псков, по счастью, почти не подверглись опустошительному разгрому, но испытали сильнейший натиск со стороны шведов, немцев, литовцев.

2.КРЕСТОНОСНАЯ АГРЕССИЯ В СЕВЕРО-ЗАПАДНОЙ РУСИ.

Крестоносная агрессия на территории Руси, достигнувшая своего пика в первой четверти XIII в., берет свое начало еще в XII в. Именно тогда на землях западных и поморских славян обосновались германские рыцари, из которых главным образом состояли на первых порах отряды «крестоносных» захватчиков, они продвигались дальше на восток, вторгались, с одной стороны в Пруссию, с другой — в Прибалтику.

С конца 80-х годов XII в. «крестоносные» отряды «миссио­неров» все чаще совершают вооруженные нападения на терри­торию северо-западной Руси, преимущественно на земли полоц­ких и смоленских князей, на земли ливов, прежде всего.

Древняя ливонская летопись конца XIII в., известная под названием «Рифмованной хроники», содержит ясное указание на то, что земли, заселенные прибалтийскими племенами, при­надлежали в политическом отношении русским и русские князья получали с них дань: «Земля зелов, ливов, летов находилась в руках русских до появления «братьев», которые эти земли силой отобрали». Наша летопись так же подтверждает это известие. Летопись не раз упоминает названия ряда этих племен, рассказывая о том, как они, сообща со славянскими племенами, строили русское госу­дарство.

С древних времен народы Прибалтики были связаны исто­рическими судьбами с Русью. Эти отношения укреплялись по­стоянными торговыми связями и значительным культурным влиянием. В языке эстов и латышей эти древние русские влия­ния сохранились до сих пор. Уже в Х—XI вв. в Прибалтику с Руси проникает и христианство, свидетельством чего остались древние захоронения, предметы культа (кресты и т. п.), найден­ные при раскопках. С середины XII в. немецкие купцы из Бре­мена, Любека и других северных городов, торговавшие различными товарами, добрались до устья Двины и установили эпизодические связи с Прибалтикой. Вскоре эти связи приоб­рели более постоянный характер, вследствие чего росло и крепло стремление немецких купцов создать себе в Прибалтике прочную базу. Из Прибалтики купцы стремились проникнуть и дальше, в пределы собственно русских земель. В 1184 г. в Новгороде был выстроен немецко-латинский купеческий двор, названный именем св. Петра, и церковь. Этот двор вступил в острую конкурентную борьбу с уже существовавшей здесь факторией готландских купцов, носившей имя св. Олафа.

На первых порах захватчиками в Прибалтике было само духовенство, в лице главным образом монахов-цистерцианцев. Действовали они по примеру рыцарей-разбойников того времени. Вскоре на захваченных землях установились обычные формы западноевропейского феодализма: местное население превращалось в крепостных, земли отдава­лись в бенефициальное пожалование вассалам, строились церкви и монастыри. Так делалось не только на землях ливов, но и на землях куров, семигалов и других племен.

Яркую картину этого бесцеремонного хозяйничанья на землях прибалтов оставил Генрих Латвийский—автор пространной «Хроники Ливонии», сам являвшийся одним из участников «крестоносного» наступления на восток.

Первые шаги «миссионеров» обычно имели «мирный» ха­рактер. Так, около 1188 г. к полоцкому князю Владимиру обра­тился католический монах ордена августинцев Мейнард с тем, чтобы ему было разрешено вести проповедь христианства на земле ливов. Генрих Латвийский пишет о Мейнарде, что он «начал проповедовать ливам и строить церковь в Икесколе».

Действия «миссионеров» не встречали у местного населения сочувствия, напротив, вызывали сильную ненависть. Как рас­сказывает Генрих Латвийский, ливы едва не принесли в жертву своим богам помощника Мейнарда—Дитриха (Теодориха), а самого Мейнарда не отпускали из своей земли, опасаясь, что он приведет христианское войско. Центром своей деятельности Мейнард избрал отстроенный им замок Икесколе (Икскюль) на Двине, расположенный несколько выше ее устья.

Придавая большое значение деятельности Мейнарда, епи­скоп бременский Гартвиг II назначил его в 1186 г. «епископом икскюльским в Русии», а через два года папа римский Климент III утвердил это назначение и издал особую буллу об основании нового епископства в подчинении бременского архиепископа. Таким образом, был создан форпост немецко-католической агрессии на востоке, откуда началось планомерное вторжение на земли, входившие в состав Руси и подвластные русским князьям.

Папская курия руководила этой «деятельностью, придавая ей немалое значение в своей общей политике. Мейнард посы­лал в Рим донесения о своей «миссии», и папа не скупился на благословения, похвалы и иные словесные «дары» и «милости»: помочь новоявленному епископу более существенно папа не мог. Лишь несколькими годами позже, когда неожиданная гибель императора Фридриха Барбароссы развязала руки новому папе Целестину III и когда, с другой стороны, потерпел полный провал III крестовый поход, римская курия сделала попытку оказать Мейнарду более действенную помощь.

Папа призвал к «крестовому походу» в землю ливов для насильственного их обращения в христианство. Всем, кто в та­ком походе примет участие, было обещано отпущение грехов. Однако народные массы в земле ливов единодушно противились всем попыткам «обращения» в католичество. Совершенно справедливо они связывали его с неизбежной окончательной потерей остатков своей свободы. Крестоносцам удалось исполь­зовать только те группы местного населения, которые уже начали выделяться как господствующая социальная верхушка: племенных вождей, старейшин рода. Источники сообщают, что Мейнард именно на них и опирался и перед смертью, осенью 1196 г. созвал их и взял с них обещание продолжить его «мис­сионерскую» деятельность. Однако расчеты Мейнарда и под­держивавших его представителей местной знати не оправдались.

Преемником Мейнарда явился назначенный бременским архиепископом немецкий монах Бертольд, ранее аббат Локкумский. Он намеревался силой обратить ливов в христианство, но в первом же кровопролитном столкновении, вызванном его действиями, 24 июля 1198 г., был убит. Его крестоносцы, правда, принудили значительную часть ливов согласиться на «обращение», но, как сообщает источник, не успели торже­ствующие победители скрыться на своих кораблях из виду как ливы восстали, бросились сначала в Двину, чтобы смыть с себя ненавистное им крещение, а затем принялись за истребление столь же ненавистных монахов и попов. Созданные за предшествующие 14 лет церкви были сожжены. Все следы навязанного силой христианства были уничтожены в короткий срок.

На смену Бертольду из Бремена прибыл племянник архиепископа Альберт, названный Марксом «паршивым бременским каноником». Для Альберта вся его деятельность среди ливов была от начала и до конца предприятием военно-разбойничьег характера, в котором «проповедь», «обращение» вообще уже не играли роли. Молодой отпрыск знатной феодальной семьи графов Буксгевден фон Аппельдерн, он в духе того времени рассчитывал оружием приобрести богатство и славу.

В чьих интересах действовал Альберт Аппельдернский, достаточно ясно говорит тот факт, что из 30 лет своего епископства он 12 лет провел в Германии. Родственными и социальными узами он был тесно связан с феодальной аристо­кратией (светской и духовной) северной Германии.

Альберт сумел заручиться более реальной, чем его пред­шественники, поддержкой папы, в особенности вступившего в 1198 г. на римский престол Иннокентия III, который придал разбойничьему предприятию Альберта против ливов характер «подвига благочестия». Буллой от 5 октября 1199 г. папа объявил участие в походе против ливов равнозначным выпол­нению обета, за который предоставлялось полное отпущение грехов, а спустя 5 лет, во время IV крестового похода, он другой буллой приравнял крестоносцев в Прибалтике к кресто­носцам, отправляющимся в Палестину, разрешил, в случае если был принесен обет об участии в походе « в святую землю», заменять его походом в Прибалтику. Таким образом, папа официально признал так называемую «ливонскую миссию» военным предприятием и сам же призвал к оружию, обратив­шись с особым посланием к бременскому духовенству и к «христианам Нижней Германии», предлагая принять широ­кое участие в походе Альберта, объявленном при этом «вели­ком делом веры».

Епископ Альберт действовал заодно с датским королем Канутом VI и герцогом Шлезвигским Вальдемаром, которые в эти же годы опустошали земли эстов, лежавшие севернее земли ливов. Генрих Латвийский упоминает и о германском импера­торе Филиппе Швабском, у которого Альберт, по-видимому, также заручился поддержкой.

После такой основательной подготовки, свидетельствовавшей о том, какое большое значение придавали властители феодаль­ной Европы католической экспансии на восток, походу на рус­ские земли, Альберт весной 1200 г. начал свое вторжение. Несмотря на сравнительно многочисленную рать, которую Альберт привел с собой на 23 судах, население оказало агрес­сорам упорное сопротивление. Хитрый каноник смог обосно­ваться в этих местах только тогда, когда он использовал меж­племенную вражду и натравил на ливов, совладать с сопротив­лением которых сам был не в состоянии, соседнее племя земгалов, а также, по примеру Мейнарда, привлек на свою сторону ливскую и куршскую знать.

Большую роль сыграл захват крестоносцами устья Авины и постройка здесь в 1201 г. на месте, где давно уже существовало поселение, укрепленного города, названного Ригой. Отсюда легко было организовать действенный контроль над Подвиньем, с одной стороны, и над Балтикой—с другой. Папа не оставил без своей помощи и эти действия агрессоров. Генрих Латвий­ский сообщает, что папа запретил под страхом церковного отлучения кому-либо впредь посещать гавань семигалов. Это должно было обеспечить торговую монополию захваченной нем­цами Риги и ухудшить торговлю, которую местное население издавна вело из своей, какой-то другой, гавани. Интересно и другое: русские купцы, постоянно поддерживавшие с ливами и остальными местными племенами торговые отношения, не считали нужным следовать этому папскому запрещению и пы­тались торговать по-прежнему, отправляясь для этого в гавань земгалов. Тогда немцы «напали на них, и после того как двое, а именно лоцман и капитан, были схвачены и преданы жестокой смерти, прочие принуждены были вернуться».

В этих кратких сообщениях летописца дано чрезвычайно важное свидетельство о подлинном характере деятельности крестоносцев. Это было вторжение ради захвата торговли на Балтике, ради захвата земель.

Враждебные действия крестоносцев в Прибалтике были с са­мого начала вероломными по отношению к русским, заключив­шим еще в 1195 г. торговый договор «со всеми немцами, готландцами и латинянами». Договор этот, подписанный князем нов­городским Ярославом Владимировичем и послом немцев в лице некоего Арбуда, был, очевидно, обновлением и расширением прежде действовавшего соглашения, на что указывает упоми­наемый и подтверждаемый в договоре 1195 г. «мир старый».

Действия крестоносцев имели целью создать торговую блокаду Руси, так как главные торговые связи шли из Прибал­тики в Псков, Новгород, Ладогу. Полоцк, Смоленск и другие русские города. Даже католические церковные историки вы­нуждены признать, что именно торговые интересы направляли католическую экспансию на восток и что поэтому, говоря сло­вами одного из таких историков-доминиканцев, «средневековый христианин не мог никак забыть о существовании этих широких путей в языческий мир».

В 1202 г. был создан специальный военно-монашеский орден под названием «Братья Христова воинства», которому Инно­кентий III предписал устав созданного в Палестине ордена «храмовников» и в качестве отличительного знака утвердил для нового ордена изображение красного креста и меча, нашитых на белый рыцарский плащ. Отсюда и пошло позднейшее на­звание ордена «меченосцы». В отличие от «храмовников», являвшихся папским орденом, «меченосцы» были орденом рижского епископа.

В 1207 г. было установлено, что одна треть всех захвачен­ных в Прибалтике земель передается ордену.

Русские были главным врагом, против которого направля­лась агрессия германских рыцарей и монахов. Захватчики превосходно знали, что они действуют в пределах русских владений. Наиболее опасными их противниками были русские князья — полоцкий, псковский, смоленский, особенно же «вели­кий князь» новгородский. Эти князья оказывали постоянную поддержку местному населению, ведшему нелегкую борьбу с захватчиками. Особенно часто русские оказывали существен­ную помощь своим ближайшим соседям эстам, против которых усиленно действовали датско-шведские рыцари, руководимые архиепископом Андреем Лундским, в свою очередь получившим поддержку с двух сторон — от короля датского и от папской курии. В 1206 г. папа Иннокентий III в особом послании писал архиепископу, явно подстрекая его к разбойничьему походу против эстов: «Так как ты, по правильному и благочестивому решению, отправляешься против язычников… мы препоручаем тебе в стране, которую ты с христовой помощью приведешь после уничтожения язычества к познанию веры христовой, установить католического епископа».

На первых порах эсты оказывали агрессорам стойкое сопротивление, особенно успешное благодаря постоянной помощи русских. Быстро подоспевавшая по Двине помощь воинов княжества полоцкого не раз создавала на пути захватчиков неодолимые препятствия, отбрасывала их, заставляла искать мира. Ярко описывает Генрих Латвийский кровопролитную борьбу, которую приходилось вести эстам в союзе с русскими против кре­стоносцев.

Стремясь нейтрализовать русских в начинавшейся новой войне крестоносцев с эстами епископ Альберт заключил в 1210 г. «вечный мир» с Полоцком, обязавшись даже уплатой дани за ливов в пользу полоцкого князя («короля»), на усло­виях свободной торговли между немцами и русскими. С дру­гой стороны, папская агентура стремилась привлечь на свою сторону неустойчивые элементы среди населения русских горо­дов. Известного успеха она добилась в Пскове. Ей удалось склонить на свою сторону князя Владимира Мстиславовича. В 1210 г. он вступил в союз с крестоносцами и повел совместно с ними предательскую войну против эстов, вразрез с исконно дружественными отношениями, существовавшими у псковичей, новгородцев и других русских с их нерусскими соседями на западе и севере. Политика псковского князя вызвала все­общее возмущение, и в феврале 1212 г. он был изгнан.

Псковичи же совместно с новгородцами во главе с князем Мстиславом двинулись на помощь эстам, чтобы остановить продвижение крестоносцев. Нанеся им, поражение и получив с них большой выкуп, русские вернулись в свои земли. Кровью скреплялось боевое содружество русских с прибалтами в борьбе против общего врага.

В этой связи интересно описание летописцем осады и взятия русской ратью с помощью эстов захваченной крестоносцами крепости Отепяа. 17 дней длилась осада. Из Риги на помощь запертым в крепости «тевтонам», как называет немецких захватчиков Генрих Латвийский, было послано подкрепление, но его встре­тили русские войска и разбили. Погибли многие знатные военачальники. Когда остальные вошли в осаждённый замок, то вскоре «от множества людей и коней сделался голод в замке, недостаток съестного и сена, то стали объедать хвосты друг у друга». Через три дня после первого столкновения осажденные сдались и вынуждены были оставить захваченную ими крепость. Епископу Альберту пришлось отправить послов в Новгород к русским и в Саккалу к эстам «для утверждения мира». В 1212 г. «тевтоны» вынуждены были заключить «вечный мир» с Владимиром, князем полоцким, на том условии, что русским купцам предоставляется свободный путь по Двине, за что князь отказался от получения дани, которую исстари ливонцы выплачивали Полоцку.

Получая все новые пополнения, направляемые по призыву папы из всех концов Европы, а особенно из Германии и скан­динавских стран, феодально-католические агрессоры проникали все дальше вглубь прибалтийских земель. Отчаянное сопро­тивление оказывало в неравной борьбе с хорошо вооруженными рыцарями местное население. Злодеяния крестоносцев с трудом поддаются описанию. «Толпы освященных убийц устремились в Лифляндию. Они купались в крови и возвращались затем с отпущением грехов и даже святыми домой или поселялись в разбойничьем вертепе попов».

Даже участники этих истребительных грабительских войн, в которых проявилась и беспощадная жестокость средневеко­вого феодального рыцарства, и безграничное лицемерие и ханжество церковных деятелей, не могут скрыть истинный характер этих предприятий. Автор «Ливонской хроники» свя­щенник Генрих, принимавший непосредственное участие в гра­бительских походах, в таких словах описывает «подвиги» крестоносцев в Прибалтике: «. . . мы разделили свое войско по всем дорогам, деревням и областям и стали все сжигать и опустошать. Мужского пола всех убили, женщин и детей брали в плен, угоняли много скота и коней… И возвратилось войско с большой добычей, ведя с собой бесчисленное множество быков и овец».

Немецкий философ и писатель, буржуазный просветитель XVIII в., Иоганн Гердер в своем капитальном сочинении по всеобщей истории культуры писал: «Судьба народов на побережье Балтийского моря составляет печальную страницу в истории человечества… Человечество ужаснется той крови, которая пролилась здесь в диких войнах».

Год за годом проходил в напряженной борьбе. Рижский епископ Альберт получал систематически помощь и поддержку:

из Германии прибывали все новые феодальные ополчения, вооруженные отряды монахов; значительные денежные поступления шли от купцов из Дании, король которой, Вальдемар, организовал со своей стороны «крестовый поход» в Эстонию; с неослабным вниманием следили за ходом завоевательной авантюры в Прибалтике и из Рима, боявшегося потерять свою руководящую рель в ее организации.

Эти опасения имели основания. Помимо дальности расстоя­ния до театра военных действий, на котором подвизалось «христово воинство», политическая обстановка в Прибалтике становилась для папства все более сложной. Между участни­ками разбойных войн против народов Прибалтики разгорелась ожесточенная борьба за добычу. Особенно обострились отно­шения между рижским епископом и орденом меченосцев, а также между епископом и датским королем.

Еще больше беспокоило папу явное стремление рижского (ливонского) епископа Альберта создать в Прибалтике само­стоятельное церковное княжество, подобное рейнским архиепископствам. Недовольство этой политикой Альберта было в Риме тем большим, что рижский епископ искал поддержки у герман­ского императора. В 1207 г. он передал императору захваченные в Прибалтике земли, получив их обратно в качестве импера­торского лена. Тем самым ливонский епископ стал имперским князем, а его зависимость от папства ослабела. Вероятно, этим объясняется отказ Рима возвести Альберта в сан архиепи­скопа.

Столкновения между отдельными группировками в лагере крестоносцев отражали борьбу главных сил в мире западно­европейского феодализма — борьбу Империи с папством. Иннокентий III в 1211 г. отлучил императора Оттона IV от церкви и принялся за мобилизацию сил, которые могли бы на­нести императору окончательный удар. Определенное место в планах папы уделялось и ордену меченосцев, который получил с его стороны материальную поддержку". В ответ на это 7 июля 1212 г. Оттон IV утвердил специальным актом соглашение, заключенное между епископом и орденом о разделе захваченных ими земель, и тем самым еще больше укрепил свои отношения с рижской епархией. Тогда Иннокентий III перешел к решительным мерам с целью усилить папские пози­ции в Прибалтике.

Как упоминалось, рижские епископы (ранее икскюльскне) назначались из Бремена архиепископом, который считал риж­ского епископа подчиненным себе (суффраганом). Сам Альберт признавал себя суффраганом бременского архиепископа. Несмотря на это, папа Иннокентий III в специальном послании от 21 февраля 1213 г. неожиданно объявил, что рижское епископство подчинено ему непосредственно и не находится ни в какой зависимости от какого-либо архиепископа. Что же касается бременского архиепископа, который, как упомянуто, осуществлял ранее церковное руководство, то ему вменялось в обязанность помогать и поддерживать дело восточной «миссии», но без каких-либо прав на руководство.

Вскоре папа еще более выразительно заявил о своем намерении сохранить новозавоеванные земли в своем исключительном владении. 10—11 октября 1213 г. Иннокентий III подписывает 5 документов, направленных на укрепление папских позиций в Прибалтике. При этом курия решительно вмеши­вается во взаимоотношения епископа и ордена. Папа стремится противопоставить рижскому епископу других местных князей церкви, поддерживает орден в его домогательствах и требует строгого выполнения своих распоряжений.

Через три недели папа издает 6 булл, посвященных тем же вопросам и свидетельствующих о том, что в миродержавной политике Иннокентия III Прибалтике отводилось первое место.Все эти папские распоряжения относятся к Эстонии и заканчи­ваются буллой, освобождающей эстонского епископа, так же как это было установлено в феврале того же года относительно епископа Риги от зависимости со стороны какого-либо архиепископа.

Исключительное внимание папской курии к этим самым отдаленным, самым восточным епархиям римской церкви, неослабный интерес к событиям в Прибалтике вряд ли можно объяснить только значением этого края самого по себе. Разу­меется, для западноевропейских феодалов и купечества северной Германии земли и гавани ливов, куров и эстов представляли лакомую приманку. Соблазнительной была перспектива осесть на этих землях. Немалую выгоду обещало овладение морской торговлей на Балтике. Наконец, значительный доход можно было надеяться извлечь из сбора церковной десятины — обязательного и первого последствия так называемого «обращения». И все же возможности ограбления Прибалтики для алчных и жадных завоевателей не были безграничны. Чем дальше, тем все больше встречали они сопротивление среди местного насе­ления. Экономический уровень развития народов Прибалтики в конце XII—начале XIII вв. был относительно высок. Здесь существовало земледелие с сошной обработкой почвы, развитое скотоводство при стойловом содержании животных, известны были и важнейшие отрасли ремесла задолго до появления немцев.Эти данные решительно опровергают измышления некоторых историков о «полудиком» состоянии Прибалтики, об особой отсталости ее народов и о «культуртрегерской» роли крестоносцев. Ответ на эту лживую пропаганду дал в свое время еще Маркс, когда, опираясь на исторические источники, он писал, что рыцари несли в Прибалтику «христианско-германскую скотскую культуру», которая «была бы вышвырнута вон», если бы прибалтийские племена «были единодушны». Между тем единства внутри этих племен не было и не могло быть. У народов Прибалтики, как и у их соседей, в интересующую нас эпоху происходило быстрое развитие феодальных отноше­ний. Формировались основные классы феодального общества — Крупные землевладельцы и зависимое от них крестьянство. Возникали даже примитивные государственные образования, хотя ни одно из них не способно было еще охватить всю тер­риторию данной народности. Тем не менее «темпы феодаль­ного развития в Восточной Прибалтике были несколько мед­леннее даже по сравнению с окраинными русскими землями»,не говоря уж о территориях, лежавших по Днепру—Волхову, далеко ушедших вперед в своем социально-экономическом развитии.

Организаторы и вдохновители крестоносной агрессии рас­сматривали Прибалтику не только как самоцель, но и как трамплин для дальнейшего продвижения на восток, против Руси, которая приобрела особое значение в связи с теми политическими изменениями, которые сложились после захвата Константинополя в 1204 г. и образования Латинской империи

на Востоке.

Эти изменения вызвали и изменения экономического харак­тера. Венецианцы, извлекшие главную выгоду из нового поло­жения, сделавшись хозяевами на средиземноморских торговых путях, парализовали торговые связи, существовавшие издавна между Западом и Востоком через южную Русь. Главная роль в торговых отношениях Руси с Западом выпала теперь на долю северорусских городов: Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка и других, особое значение приобрели пути по Волхову, Неве, Даугаве и по Балтийскому морю. Этим и следует объяснить то большое внимание, которое уделяется в начале XIII в. на Западе прибалтийским землям. Помимо того, что они рассматривались западноевропейскими феодалами как объект грабежа и феодальной эксплуатации, они вызывали к себе особый интерес у воинствующих ратоборцев феодально-католической экспансии своим стратегическим зна­чением. Создать здесь базу сосредоточения крупных сил для вторжения в пределы Руси, блокировать русские границы, взять под свой контроль торговлю на Балтике, отрезав от нее Русь и обрекая ее тем самым на экономическое удушение, представлялось многим западноевропейским политикам, и прежде всего папству, весьма заманчивой возможностью. По их расчетам, владея Прибалтикой, можно было начать наступление и на богатые русские земли с их многочисленным населением. Это сулило новые источники обогащения для феодальных захватчи­ков и в первую очередь для папской курии.

Пыл феодально-католических агрессоров подогревался еще и тем, что общая международная обстановка в начале XIII в. для Руси значительно ухудшилась: половцы и другие степняки отрезали ее от Черного моря и сделали почти непроходимыми древние торговые пути по Днепру и Дону; Византия захватила Северный Кавказ, Тмутаракань и часть Крыма; в начале 20-х годов появились на русской земле и турки-сельджуки, пытавшиеся было утвердиться в Крыму. На востоке против власти русских (владимиро-суздальских) князей стали пониматься мордва, мари, буртасы. Усилился вражеский натиск на русские границы и с запада: венгры вторглись в Галицкую Русь; Литва, делавшая быстрые успехи в своем феодальном развитии, теснила полоцких князей, захватив их владения на запад от Двины. От внимания западных политиков не могло ускользнуть и то, что Русь раздиралась нескончаемыми фео­дальными распрями князей, что серьезно ослабляло ее способ­ность к обороне от внешнего врага.

Католические агрессоры с самого начала своих захватниче­ских действий в Прибалтике отдавали себе ясный отчет в том, что своим острием эти действия направлены против Руси. Обрекая народы Прибалтики на поток и разграбление, крестоносцы не щадили и русских. Православные церкви также подвергались разрушению, а с православным населением расправлялись, как и с нехристианами. Так же орудовали феодально-католические агрессоры и на собственно русских землях: они грабили русские города и села, разрушали церкви, захватывали в качестве добычи и церковные колокола, и иконы, и прочее церковное убранство. Тысячи русских людей были истреблены или уведены в плен. Немецкий хронист рассказывает, как «братья-рыцари» пошли в «Руссию» и как занимались там убийством и грабежом. В 1219 г. крестоносцами было совершено нападение на Псков: «Стали грабить деревни, убивать мужчин, брать в плен женщин и обратили в пустыню всю местность вокруг Пскова, а когда они вернулись, пошли другие и нанесли такой же вред и всякий раз уносили много добычи». Делались попытки обо­сноваться на исконных русских землях и хозяйничать здесь: «... они поселились в русской земле, устраивали засады на полях, в лесах и деревнях, захватывали и убивали людей, не давая покоя, уводили коней и скот и женщин их».

Спустя два года (в 1221 г.) «братья-рыцари» из Риги, по­гнав с собой орды местных лэттов, вступили, как рассказывает летописец, «в королевство Новгородское и разорили всю окрестную местность, сожгли дома и деревни, много народу увели в плен, а иных убили».

Эти факты, во множестве приводимые в источниках (осо­бенно у Генриха Латвийского, который со своими грубо-наив­ными представлениями типичного «крестоносца» — феодального разбойника—не считал даже нужным эти факты смягчить) показывают, что религиозные соображения не играли никакой роли в разбойных действиях крестоносцев и что главной их целью были грабеж и порабощение населения.

Епископ Альберт, рыцари ордена упорно стремились уста­новить в Прибалтике свое полное владычество. Особой буллой от 28 октября 1219 г. Гонорий III подтвердил за епископом ливонским право на владение Эстонией и Земгалией, зная, конечно, что земли эти входили в состав владений русских князей.

Но как ни опустошительны были эти набеги, агрессия кре­стоносцев на русских землях с русским населением неизменно кончалась провалом. Об этом свидетельствует тот же Генрих Латвийский. Сохранились сообщения об успешном отражении натиска рыцарей в эти годы и в русских летописях. В 1221 г. во главе с князем Всеволодом Мстиславичем новгородская рать совершила пространно описанный Генрихом успешный поход на Венден. Помимо новгородцев, в походе приняли участие многие, собравшиеся «из других городов Руссии», общим числом 12 тыс. человек. Они разбили немцев под Венденом, дошли до окрестностей Риги, наказали захватчиков и вернулись обратно. Весь поход был проведен в союзе с литовцами.

Таким образом, местное население Прибалтики видело в русских людях своих защитников в общей борьбе с немецко-католическими агрессорами. Прибалты, особенно эсты, обра­щались за помощью к своим восточным соседям, когда на них обрушивалась опасность с запада. Так в 1216—1218 гг. русские полки, сформированные в Новгороде и Пскове, в союзе с эстамп основательно оттеснили немцев из захваченных ими земель. Епископу Альберту пришлось обратиться за помощью к датскому королю Вальдемару.

В 1222 г., когда эсты, доведенные до крайности нескончае­мыми насилиями, которые чинили крестоносцы (здесь орудо­вали не только немцы, но и датчане), подняли большое восста­ние, на помощь им пришли русские. Борьба приобрела такой ожесточенный характер, что только в сентябре 1223 г. епископу Альберту совместно с орденом и датчанами удалось подавить восстание: русская помощь не могла быть усилена, так как на юге Руси показались монгольские орды.

Агрессоры во всех случаях проявляли особую враждебность к русским. В 1222 г. папа издал буллу, в которой предписывал ливонским судьям преследовать русских, проживающих в Ливонии и, оказывающих пренебрежение к католичеству. Булла обязывала силой принуждать русских подчиниться требованиям римско-католической церкви.

Генрих Латвийский рассказывает, как была разграблена церковь недалеко от Новгорода, как крестоносцы «захватили иконы, колокола, кадила и тому подобное и вернулись к войску с большой добычей». Характерно, что боевым кличем кресто­носцев были слова: «Бери, грабь, бей!». Этому кличу они обу­чали и местное население, которое заставляли участвовать в их разбойничьих походах.

Епископ Альберт, не рассчитывая на собственные силы, пытался заручиться поддержкой извне. В 1220 г. он обратился к императору Фридриху II, который, однако, «уделил епископу не много благожелательного внимания», но «убеждал его и уговаривал держаться мира и дружбы с датчанами и русскими». Император готовился к серьезной борьбе с папством и не желал ввязываться при этих условиях в трудную борьбу на востоке или считал ее, во всяком случае, преждевременной.

Возможно, что рижский епископ или папа толкнул и шведов в сторону Прибалтики. Уже в начале XIII в. тогдашний король Швеции Сверкер воевал против русских, о чем имеются изве­стия в русских летописях. Сын же его, Юхан, вместе с ярлом Карлом отправились в 1220 г. во главе сильного флота к бере­гам Эстонии, где в это время активно развернули свои наступа­тельные действия датчане. Усилившееся внимание к Прибал­тике со стороны папской курии можно видеть и в том, что за 25 лет, охватывающих понтификаты Гонория III и Григория IX, с 1216 по 1240 г., насчитывается свыше 40 папских посланий по делам Ливонии, среди них—привилегии меченосцам, про­возглашения «покровительства св. Петра» над ливонцами, на­значение проповедников, провозглашение «крестовых походов» в «святую землю, вновь приобретенную в Ливонии», назначение епископов, легатов и т. п.

Руководство на расстоянии оказалось все же недостаточным, и папа счел необходимым направить в Прибалтику (а заодно и в Другие страны северо-западной Европы) для проведения папской политики на месте особоуполномоченного «апостольского легата» в лице епископа Вильгельма Моденского (ставшего позднее и кардиналом), который на протяжении целого ряда лет действовал здесь, подчиняя себе конкурирующих партнеров немецко-датской католической экспансии.

Впервые этот папский дипломат, не раз бывавший легатом в разных странах, появляется в Риге летом 1225 г. по приглашению епископа Альберта. Ловкий политик, он сумел быстро оценить сложную обстановку, создавшуюся в Ливонии, оттес­нил епископа Альберта, отклонив его домогательства о превра­щении епископства в архиепископство, и. действуя именем папы, фактически сам стал руководить католической церковью в Ливонии.

В качестве противовеса Альберту, легат поддерживал и укреплял авторитет ордена и в известной мере оказывал под­держку притязаниям датского короля. Папский легат действо­вал по древнему римскому правилу: «разделяй и властвуй!». Нельзя отрицать, что эта тактика давала известные результаты.

Вильгельм Моденский добился в Ливонии укрепления папского авторитета, а ряд земель объявил непойцетвенным владением римского первосвященника. Его именем он создавал новую администрацию, назначал старейшин в и сам творил суд по жалобам местного населения. Вместе с тем папский легат вмешивался и в ход военных событий Зимой 1226. В 1227 г. он организовал кровавое истребление населения острова Эзель, описание чего у летописца представляет потрясающую картину жестокости и вероломства немецких агрессоров по отношению к беззащитному мирному населению.

Одновременно с отправкой Вильгельма Моденского в ка­честве «апостолического легата» в При6алтику ( и в прямой связи с его миссией 3 января 1225г. Гонорий III опубликовал буллу, в которой объявил всех новообращенных в Пруссии и Ливонии подчиненными римско-католической церкви и притом «совершенно свободными», в том смысле, что «они не могут и не должны подчиняться никакой другой власти, кроме власти папы римского».

Аналогичный акт был издан папским легатом по прибытии в Ригу. В декабре 1225 г. он выдал «Привилегию» городу Риге, распространявшуюся не только на ее коренных жителей, но и на «всех тех, кто пожелает вступить в число горожан», и гарантировавшую также и личную свободу. Эти распоряжения папской власти имели двойной смысл. С одной стороны, с по­мощью такой «Привилегии» рассчитывали привлечь новых участников разбойничьих крестоносных походов; с другой же сто­роны, этими актами папство предостерегало охотников до легкой наживы, вроде короля датского, императора Фридриха II и т. п., недвусмысленно заявляя о своих правах на эти земли и население. Вильгельм Моденский пытался превратить захва­ченную Ливонию в своеобразное церковное государство, управляемое папской курией. Подобное же княжество он пытался создать и на территории Эстонии, захваченной в 1219 г. дат­чанами. Пользуясь тем, что датский король Вальдемар II, ведя неудачную войну за северную Германию, находился с 1223 г. в плену, Вильгельм Моденский решил включить и эту часть Прибалтики в состав папских владений. Наконец, более чем вероятно, что легат стремился предпринять и некоторые меры относительно Руси. Раздраженные постоянным вероломством немецко-католических захватчиков, то и дело заключавших мир, который они тут же новыми нападениями и нарушали, русские сделали попытку воздействовать на них через легата. Генрих Латвийский сообщает: «Когда русские в Новгороде и других городах также услышали, что в Риге находится легат апостольского престола, они отправили к нему своих послов, прося утвердить мир, давно уже заключенный с тевтонами».

В 1226 г. папский легат, считая, что ему в достаточной мере удалось укрепить позиции Рима в Прибалтике, подытожил ре­зультаты своей двухлетней деятельности, добившись трехсто­роннего соглашения между епископом рижским, орденом и го­родом Ригой о дальнейших мерах по «обращению» и завоеванию Прибалтики. В марте—апреле 1226 г. он в пяти посланиях сформулировал основные положения этого соглашения. Оно установило границы земель, отдаваемых в управление каждой из этих сторон, но было построено на принципе неоспоримого приоритета и прямой заинтересованности папской власти в при­балтийских делах и имело в виду обеспечить подчинение всей Прибалтики папскому престолу.

Последующие события показали, однако, что планы римской курии шли много дальше. Они намечали широкую экспансию, направленную непосредственно против Руси и русского народа. Но, как было ясно папскому легату, для осуществления этих планов необходимо было, прежде всего, организовать самый лагерь католической экспансии. С этим он и отбыл из Прибалтики, очевидно, полагая, что заложил основы мира и порядка в католическом лагере. Перед отъездом он издал ряд распоря­жений о мерах устранения конфликтов, которые могли бы вспыхнуть между захватчиками. Легатом были назначены и арбитры, которым поручалось разрешать споры.

После отъезда Вильгельма Моденского внимание курии к Прибалтике не ослабевает. Папа стремится направить в При­балтику новые отряды крестоносцев (послания от 27 и 28 но­ября 1226 г.), утверждает распоряжения своего легата о де­леже захваченных земель (послание от 11 декабря 1226 г.).Он обязывает «новообращенных» противостоять, «как язычникам, так и русским» (послание от 17 января 1227 г.).

Лицемерие папской политики в отношении Руси и русского народа ярко иллюстрируется другим посланием папы, датированным тем же числом. Это послание непосредственно связано со встречей Вильгельма Моденского в августе 1225 г. с пред­ставителями от русских городов, о чем легат не преминул уве­домить курию, а может быть, доложил об этом лично по возвращении туда в конце 1226 или начале 1227 г. На основании этого сообщения папа Гонорий III и обратился со специальной буллой ко всем «королям Руссии», в которой, посылая им «привет и добрые пожелания». Папа «радовался что, услышав, что послы ваши, приходившие к достопочтенному брату нашему, моденскому епископу, легату апостольского престола, смиренно просили его посетить лично ваши страны: потому что вы готовы принять здравое учение и совершенно отречься от всех заблуждений, которым, как говорят, подвергались по недостатку проповедников и за которые господь, в гневе своем против вас часто поражал вас различными бедствиями и поразит еще более, если вы не возвратитесь с пути заблуждений на путь истинный... Посему, желая узнать от вас самих, точно ли вы хотите иметь легата римской церкви, чтобы принять от него наставление в католической вере, без которой никто не может спастись… мы просим, молим и убеждаем всех вас сообщить нам письмами и через верных послов вашу искреннюю волю. А пока поддерживайте прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии и не препятствуйте им распространять веру христианскую, дабы вы не подпали под немилость Божию и апостолического престола, который легко может, ко

гда пожелает, обречь вас мщению, но лучше заслужить вам в щедрости Божией истинным послушанием и добровольным подчинением — милость и любовь обоих».

Эту буллу от 17 января 1227 г. можно поставить в один ряд с буллой Григория VII. И та и другая составлены по принципу: выдавать желаемое за действительное. В 1075 г. Григорий VII утверждал, что княжич Ярополк преподнес ему в дар Русь (которая Ярополку никак не принадлежала), в 1227 г. Гонорий III утверждает, будто русские князья (названные «королями») изъявили готовность «совершенно отречься от всех заблуждений», что на языке папской курии означало— «готовы принять католическую веру». Это папское утвержде­ние было вымышленным. В этом не оставляет сомнения сама булла Гонория III. Ведь если бы папа верил в свое утвержде­ние, для чего было бы ему заполнять свое послание множеством угроз, вплоть до «кары божией» в случае неповиновения. За исключением первых нескольких строк, в которых автор неуклюже и неубедительно делает попытку представить себя «добрым пастырем заблудших овец», все послание написано в резком тоне, характерном для папских требований в отношении «неверных», «еретиков» и т. п. Никакого успеха эта булла на Руси не имела. Она была пустой декларацией, и, по-видимому, так ее и расценили на Руси. Ни в каких русских источниках это папское обращение отражения не нашло.

Послание к русским князьям было, очевидно, последней по­пыткой папы Гонория III помочь, чем он мог, крестоносцам в Прибалтике. Через два месяца он умер, и папский престол занял Григорий IX. Уже на третий день своего понтификата новый папа издал очередную буллу по вопросам, касающимся споров в Прибалтике, а 5 мая того же 1227 г. в другой булле он обратился к «новообращенным и снова объявил их принятыми «под покровительство св. Петра» и папского престола и при этом опять сделал оговорку, что «они остаются в состоянии свободы и не подчинены никому, кроме одного Христа и рим­ской церкви».Следующий важный шаг в ливонских делах папа предпринимает в начале 1228 г. Буллой 14 февраля Григорий IX объ­явил о принятия год свое покровительство (по обычной фор­муле: «под покровительство св. Петра и наше принимаем») «воинов христовых», т. е. рыцарей ордена меченосцев, «вместе со всем их имуществом, которым они владеют или в будущем будут владеть». Этот акт означал также «заявку» папства на прибалтийские земля, на верховные феодальные права над ними. Но теперь имелись в виду земли, уже превращенные в сеньориальные владения, в феодальные рыцарями-крестоносцами. Папа провозглашал себя их сюзереном, верховным феодальным владыкой, объявляя их под своим «патроцинием» (внесудебная защита, покровительство).

В ответ на эти действия папской курии с целью укрепить свои позиции в Прибалтике энергичные шаги предпринимает и императорский лагерь. Сын Фридриха II, Генрих VII, короно­ванный в 1221 г. немецкой короной в качестве «короля рим­лян», посланием от 1 июля 1228 г. передал в дар ордену меченосцев «Ревельскую провинцию с ревельским замком, а также провинции Ерве, Гарриен и Виронию». Тем самым Генрих VII также заявлял верховные феодальные права на не­которую часть прибалтийских земель, которыми считал себя вправе полностью распоряжаться.

В 1229 г., после тридцатилетнего хозяйничанья в Ливонии, превратившись из бременского каноника в имперского князя (с 1224 г. Ливония вошла в состав Империи) и могущественного духовного князя, умер епископ рижский Альберт. Трения, которые усиливались еще при нем, вылились после его смерти в непримиримую вражду трех главных хозяев захваченной страны: епископа, города и ордена. С другой стороны, то и дело вспыхивали восстания местного населения, пытавшегося сбросить с себя ненавистное иго. Все чаще совершались и дерзкие набеги немецких рыцарей на русские земли.

Все попытки папы Григория IX положить конец взаимной борьбе в «новом божьем доме», как в Риме напыщенно имено­вали завоеванные области Прибалтики, кончались полной не­удачей.

Еще одно обстоятельство справедливо считалось в Риме весьма опасным. В течение уже 20 с лишним лет в бременской провинции горел пожар крестьянского восстания—так называемых штедингов. Восстание охватило многие крестьянские общины, которые сравнительно недавно потеряли свободу и подвергались закрепощению. Крестьяне упорно боролись против феодальных пут, и сломить их боевой дух не удавалось. Они отказались платить десятину бременскому архиепископу, не побоявшись и вооруженных сил, которые «пастырь церкви» в этом случае счел необходимым направить для их «увещева­ния», не говоря уже о церковном отлучении и объявлении их «еретиками». В 1229 г. восставшие крестьяне разгромили ры­царей, посланных против них епископом Гергардом II. После этого папа объявил для борьбы с ними крестовый поход. Но и крестоносцам мужественные крестьяне наносили жестокие поражения. Зимой 1232/33 г. они отбросили войско крестоносцев и подступили к самому Бремену. Осенью 1233 г. крестоносцы потерпели поражение и при этом потеряли своего предводителя графа Бурхарда Ольденбургского.

Папа не скупился на буллы, призывавшие к еще более ре­шительным действиям. В Бремене собралось огромное феодаль­ное войско, жадное до крови и грабежей.

Крестоносные убийцы, посланные Григорием IX, предводительствуемые знатнейшими германскими феодалами, учинили поголовную резню среди свободных немецких крестьян— штедингов—за их нежелание подчиниться бременскому архие­пископу и надеть на себя ярмо крепостничества. В битве при Альтенеше 27 мая 1234 г. конные рыцарские орды истребили свыше 6 тысяч героически защищавшихся крестьян. Пленных сжигали живыми, как «еретиков». А здесь же, на пригорке, стояло духовенство с крестом и знаменем и благочестиво рас­певало гимны «во славу милостивого бога».

Несмотря на террор, крестоносцам не скоро удалось до­биться покорности и подчинения пруссов. Потребовалось еще целых 50 лет, прежде чем упорное сопротивление свободолюби­вого народа было сломлено и завоевание Пруссии закончилось (в 1283 г.). Подавляющая часть населения была уничтожена, а захваченные земли заселены немецкими колонистами.

В Прибалтике успехи папских крестоносцев тоже были не блестящи. В первые годы правления Григория IX разгорелась воина в самом лагере агрессоров: меченосцы захватили в Эсто­нии земли, занятые ранее датчанами, а частью и те, которые были объявлены прямым владением «апостольского престола» (Вирония, Ерве, Гарриен). Никакие протесты папского легата Балдуина Альнского, находившегося здесь после Вильгельма Иоденского, не помогли. Орден занял Ревель (Таллин), а те силы, которые смог собрать легат, были перебиты. «Трупы были свалены в церкви в виде огромной пирамиды»,—сообщает источник.

Датчане со своей стороны также предприняли энергичные действия. Вступив в союз с графом гольчггинским Адольфом, король Дании Вальдемар II решил отрезать Прибалтику от сношений с Западом. Любекская гавань, этот «ключ к Ливонии», была заперта с помощью нескольких затопленных су­дов. Ливонские крестоносцы оказались лишенными всякой возможности получать пополнение с Запада. В течение ряда лет не удавалось ликвидировать разгоревшийся конфликт.

Все это ослабило в 1229—1234 гг. активность крестоносцев и в направлении на Русь. Правда, в Риме еще продолжали разжигать враждебность к Руси, и Григорий IX направляет в начале 1229 г. 5 булл, свидетельствующих об этих усилиях папства, в Любек, Ригу. Готланд, Динамюнде и Линчепинг (Швеция).Все они содержали категорическое требование до­биться прекращения всякой торговли с русскими с тем, чтобы отрезать Новгород от Запада и лишить Русь возможности по­лучать необходимый для изготовления оружия металл, шедший оттуда, или же готовое оружие. Эти попытки папства держать Русь под блокадой повторялись и в дальнейшем.

Но усилия папства добиться политической и экономической изоляции Руси не увенчались успехом. Заинтересованность немецкого купечества в поддержании торговых связей с Новго­родом, Псковом и другими центрами северо-западной Руси была столь велика, что, вопреки папским требованиям, вскоре, после того как Рим разослал свои буллы, два из адресатов — Рига и Готланд—заключили с князем Смоленским Мстиславом Давыдовичем договор о мирных взаимоотношениях, торговле и «взаимном благоприятствовании».

Обращает на себя внимание, что в пространном договоре нет никаких упоминании о вопросах вероисповедных или церковных. Это доказывает лишний раз, насколько такие вопросы были несущественны в реальных отношениях между рус­скими и западными государствами и лишь искусственно разду­вались самой католической церковью в целях политической пропаганды. Купечество Любека, Бремена, Готланда и других мест искало мирных отношений и укрепления давних экономи­ческих связей с Русью, особенно с Новгородом — крупнейшим центром, контролировавшим всю торговлю с Востоком.

По-видимому, под известным влиянием этих купеческих элементов, особенно сильных в Риге, оказался действовавший в Прибалтике новый папский легат Балдуин Альнский. Этот Цистерцианский монах, сменивший Вильгельма Моденского, пользовался большим доверием папы, неоднократно защищав­шим его от резких нападок, которым Балдуин Альнский под­вергался со стороны многочисленных своих недругов в При­балтике, особенно в лице ордена, а также и нового рижского епископа Николая. Тем не менее, его политика в Прибалтике расходилась с общим политическим курсом римской курии, на­правленным на развитие католической экспансии на востоке и захват новых земель. Мероприятия Балдуина Альнского по-прежнему преследовали цель создать и укрепить папское цер­ковное княжество, в состав которого он стремился включить новые владения. Но, очевидно, он не считал лучшим методом достижения этой цели войну и грабеж. Он предпочитал методы убеждения, сманивая на свою сторону более податливые группы местного населения из числа более крупных землевладельцев, хотя он не исключал и применения насилия в тех случаях, когда встречал сопротивление. Балдуин видел в рыцарях не только грубых захватчиков—вояк, проливающих кровь невинных людей из-за добычи, но и опасных для папства конкурентов, хотя и прикрывающихся папским знаменем, но преследующих узкокорыстные цели, которые расходились с интересами папства. Наконец, Балдуин явно воздерживался от усиления агрессивных действий, направленных против соседей, в частности против Руси.

Политика Балдуина Альнского вызывала резкое недоволь­ство среди агрессивно настроенных крестоносцев в Ливонии, которым удалось подчинить своему влиянию нового рижское епископа Николая. Вскоре между ним и легатом создались чрезвычайно натянутые отношения. Балдуин отправился в Рим искать поддержку и сумел ее там найти, вызвав у папы еще большее доверие к себе, особенно, когда он представил заклю­ченный им с куронами договор, в котором они изъявляли свое согласие подчиниться папскому престолу. Вернулся Балдуин в Прибалтику облеченным еще большими полномочиями, чем те, которыми он обладал ранее. Однако политическая линия легата была по-прежнему неприемлема для действительных

хозяев положения, которыми были захватившие прибалтийские земли и стремившиеся к дальнейшему расширению своих владений на востоке именитые «крестоносные» феодалы светского и духовного звания. Они добились того, что в феврале 1234 г. папа лишил Балдуина всех его легатских полномочий. В Риме сочли наиболее пригодным лицом, которое могло бы наладить расстроившийся механизм папской политики на северо-востоке, все того же епископа Моденского.

В марте 1234 г. Вильгельм Моденский отправился вторично на северо-восток в качестве полномочного «апостолического ле­гата». Началась его поездка с явного провала: все его попытки миром покончить со штедингами остались безрезультатными. Восстание продолжалось. Не удалось Вильгельму Моденскому добиться и снятия датчанами морской блокады на Балтике, и папе пришлось прибегнуть к угрозе интердикта и отлучения, чтобы воздействовать на непослушного короля.

Поздним летом 1234 г. новый папский легат прибыл в Ригу и немедленно принялся за проведение ряда мероприятий, имевших целью навести порядок в лагере крестоносцев.Прежде всего, он сменил рижского епископа, назначив вместо отставленного Николая из ордена цистерцианцев доминиканца Генриха.

Эта смена показательна. В этот же период во всей «миссионерской» деятельности папства цистерцианские монахи заменяются монахами так называемого ордена проповедников (доминиканцев). Лишь незадолго до этого возникшего и в короткое время захватившего в свои руки монополию «борьбы за веру». В сентябре 1230 г. папа издал особую буллу о передаче доминиканцам проповеди «крестовых походов» в Пруссию, отобрав эту миссию у цистерцианцев, а через три года доминиканцы начинают проникать и в Ливонию, в короткое время вытеснив и оттуда своих предшественников—цистерцианцев, которые вслед за Мейнардом шли в Прибалтику, рассматривая ее как свою монопольную вотчину.Цистерцианцы действовали в интересах местной церковной власти, особенно в интересах рижского епископа, на них он опирался в борьбе с меченосцами, а подчас и с папским легатом. Между тем орден доминиканцев был папским орденом. Григорий IX сделал его главным ору­дием своей идейно-политической борьбы с императором Фридрихом II. Доминиканцы составляли кадры папских агитаторов на местах. И теперь, направляя их в Прибалтику, папа возлагал на них большие надежды.

Усилением роли доминиканцев в Прибалтике Вильгельм Моденский стремился укрепить идейно-политическую базу папства. Но для выполнения дальнейших целей намеченной программы этого было мало. В обстановке жестокой истреби­тельной войны, которая уже полстолетия не прекращалась в Прибалтике и в которой за последние годы феодально-като­лические агрессоры стали явно терять свои позиции, необходимо было прежде всего укрепить военно-политические кадры. До этого времени они состояли главным образом из рыцарей-меченосцев; однако постоянные грабительские войны, сделавшиеся их профессиональным занятием, внесли глубокое мораль­ное разложение в ряды этого «христова воинства», а их поло­жение крупных землевладельцев, осевших на захваченных ими территориях, не позволяло папе рассчитывать на них как на «верных сынов».

Между тем уже во времена первого легатства Вильгельма Моденского у меченосцев появились конкуренты в лице рыца­рей Тевтонского ордена. Еще в 1226 г. польский князь Конрад Мазовецкий, который вел постоянные войны со своими сосе­дями, обратился за помощью к немецкому ордену «братьев св. Марии» (Тевтонскому ордену), образовавшемуся еще в на­чале XII в, в Иерусалиме и объявленному папой Климентом III в 1191 г. состоящим под особым покровительством «апостолического престола». Не добившись в войне с сельджуками успеха, немецкие рыцари охотно приняли предложение Кон­рада, оказавшееся для Польши и других народов северо-во­сточной Европы роковым, так как в лице этого ордена появился самый опасный враг-ударная сила западноевропейского феодализма в его восточной экспансии.

В 1230 г. с благословения папы, опубликовавшего по этому поводу 5 булл, тевтонцы начали кровавую истребительную войну против пруссов с целью окончательного захвата их зе­мель.Орден добился от папы передачи ему в «вечное владение» Кульмской земли, полученной орденом еще раньше от Конрада Мазовецкого, и Пруссии, которую еще предстояло завоевать.

Одновременно орден заручился в лице своего весьма энер­гичного и властолюбивого гроссмейстера Германа фон Зальца поддержкой сначала германского императора Филиппа Шваб­ского, ведшего в эту пору острую борьбу с папой, а позднее — его преемника германского императора Фридриха II. Между ними были также установлены сеньориально-вассальные отно­шения. Однако, имея трех сюзеренов (третьим был Конрад Мазовецкий), орден действовал вполне самостоятельно и, не стесняясь в средствах, добивался расширения подвластных ему земель и укрепления своих политических позиций. В 1233 г. тевтонцы положили конец существованию особого рыцарско-монашеского ордена «Добринских братьев», созданного ранее Конрадом Мазовецким в качестве своей военной опоры. По соглашению с Конрадом, достигнутому в результате посред­ничества Вильгельма Моденского, Тевтонский орден полу­чил обширные земельные владения и ряд привилегий, что, в общем, значительно усилило его политическую и военную мощь.

Явившись снова в конце 1254 г. в Прибалтику как папский легат, Вильгельм Моденский вступил в переговоры с Германом фон Зальца о дальнейшем расширении власти Тевтонского ордена. Это могло быть достигнуто только за счет ордена ме­ченосцев, ставшего к этому времени главной военной силой в «крестоносном» лагере. Он являлся формально орденом епи­скопским, между тем тевтонцы ни в какой, не только факти­ческой, но и формальной зависимости от местной церкви не находились. К тому же меченосцы все больше теряли авторитет даже в глазах высшего местного духовенства, для которого орден меченосцев перестал служить надежной защитной силой. В этих условиях уничтожение этого ордена сделалось реальной целью для папских политиков, и прежде всего для Вильгельма Моденского. Достижение этой цели облегчилось трагическими для меченосцев военными событиями.

Еще в 1234 г. новгородский князь Ярослав Всеволодович решил положить конец принимавшим все более дерзкий ха­рактер набегам немецких вооруженных отрядов на русские земли. Собрав значительную рать, он подошел к городу Юрьеву и нанес рыцарям жестокое поражение у реки Эмайыги (Эмбах). Разгром, который потерпели в этом сражении мече­носцы, явился подготовкой их окончательного военного круше­ния. Оно произошло через два года (22 сентября 1236 г.) в решительной битве с литовцами и земгалами. На этот раз меченосцы были окончательно разбиты. В бою погиб магистр ордена Волквин. 48 знатных рыцарей—комтуров и других начальников отрядов и множество рядовых крестоносцев.

Значение этого разгрома для судьбы «крестоносной» миссии в Прибалтике было чрезвычайно велико: в течение короткого времени все завоевания крестоносцев были поставлены под угрозу. В разных районах поднимались восстания против немцев. Куры и земгалы сбросили с себя ненавистное иго, очистили свои земли от всяких следов христианства, вернулись к своим древним верованиям. Католический лагерь потерял свою глав­ную военную силу.

Всполошившееся духовенство в лице трех епископов обратилось к папе с мольбой о помощи. Реально она могла выра­зиться лишь в одном: в предоставлении тевтонскому ордену того места, которое раньше занимали меченосцы. При этом было очевидно, что позиции местного духовенства будут еще более ослаблены, если хозяином положения станут рыцари ордена, а влияние папства на все дела в Прибалтике значи­тельно возрастет.

Появление Тевтонского ордена в Прибалтике означало новый крупный шаг в усилении наступления западноевропейского феодализма на восток, совершавшегося под знаменем папства. Непосредственный представитель Григория IX, его полномочный легат Вильгельм Моденский был «крестным отцом» этого очередного предприятия римской курии.

Однако необходимо иметь в виду, что Тевтонский орден вовсе не был слепым орудием в руках папства. В острой борьбе, разгоревшейся в эти годы между папством и германским импе­ратором Фридрихом II, гроссмейстер ордена Герман фон Зальца сумел установить с обеими сторонами — и с папством, и с Империей—особо выгодные для ордена отношения. И Григорий IX и Фридрих II торжественно подтвердили права и привилегии ордена, в силу которых он становился в значительной мере независимым и самостоятельным.

В своей восточной политике папство нашло в Тевтонском ордене верную опору. Этому способствовало, конечно, то об­стоятельство, что здесь интересы папства и Империи совпадали, поскольку они выражали стремление западноевропейских фео­далов к дальнейшему усилению экспансии на восток и контролю над торговыми путями на Балтике.

Вместе с тем Тевтонский орден доставлял папству с самого начала много неприятностей. Если и раньше в Прибалтике нередко вспыхивали конфликты внутри католического лагеря, то с появлением тевтонских рыцарей эти конфликты приняли постоянный характер. Целая серия папских посланий выразительно свидетельствует о том, какое самоуправство проявляли жадные до добычи «братья-рыцари», как захватывали они земли и имущество не только у местного населения, у которого, видимо, и захватить-то было уже больше нечего, но и у тех крестоносцев, которые раньше их успели поживиться добром, отобранным у ливов, куров, эстов и других народностей.

После разгрома литовскими войсками в битве под Шауляй 22 сентября 1236 г. орден меченосцев вскоре был окончательно ликвидирован. Остатки его были слиты с Тевтонским орденом. По этому поводу Григорий IX 12—14 мая 1237 г. подписал не­сколько посланий, одно из которых было адресовано легату Вильгельму Моденскому, другие—епископам рижскому, дерптскому (в городе Тарту) и острова Эзель.

Орден ставился под особое покровительство «апостольского престола». В Риме считали, что тем самым приведены в готов­ность отборные кадры для крупных военных действий, намечав­шихся на ближайшее будущее. Папа потребовал от своего легата в Прибалтике принять необходимые меры для установ­ления прочного мира в католическом лагере, в частности с Вальдемаром Датским, и обеспечить возвращение последнему Ревеля, захваченного ранее, как уже говорилось. Тевтонским орденом. В течение 1237 г. легат побывал в Польше и Пруссии, разъезжал по Ливонии, совершил поездку в Эстонию и проявил особый интерес к Финляндии.

Наряду с попытками добиться умиротворения внутри соб­ственного лагеря церковь в лице папского легата пытается также несколько ослабить враждебность к крестоносцам со стороны населения. Два послания Григория IX на имя легата Виль­гельма бросают яркий свет на положение народных масс При­балтики под тяжелым гнетом «миссионеров».7 марта 1238 г. папа требует, чтобы «язычники, обращаемые в христианство, не подвергались бы порабощению», а на следующий день, как бы в разъяснение и явно в ограничение своего преды­дущего послания, Григорий IX пишет о том, чтобы «обра­щаемые в христианство рабы получали бы от господ хотя бы столько свободы, чтобы они могли ходить в церковь на бого­служение».

Церковные власти в Риме понимали, что алчность кресто­носцев может и в Прибалтике довести до всеобщего восстания и сорвать дальнейшее расширение католической экспансии на востоке. Необходимо было принять меры, чтобы укрепить свои тыл, чтобы умиротворить прибалтов. Этим и следует объяснить заботу папы и его легата о «смягчении» положения местного населения. Под руководством папского легата, проявившего большую энергию, принимались разнообразные меры, чтобы добиться консолидации сил католического лагеря, укрепления его позиций в Ливонии. Эти усилия, однако, не были просто стремлением к умиротворению, о котором столь усердно ратовал на словах папа римский и его легат. Хлопоты Вильгельма Моденского сводились к тому, чтобы добиться сплочения всего католического лагеря, расположившегося у границ северной и северо-западной Руси, с тем, чтобы в дальнейшем начать пла­номерное наступление в глубь страны. Это и было основной за­дачей папского легата. Он направляет свои усилия на то, чтобы найти в Новгороде или в Пскове какую-нибудь группировку, на которую католические агрессоры могли бы рассчитывать. Как показали дальнейшие события, эти усилия не остались безрезультатными.

Еще в 1228 г. в Пскове нашлись бояре-изменники, кото­рые, как сообщает летопись, заключили союз с немцами. Позднее им удалось привлечь на свою сторону самого посад­ника Твердилу Иванковяча. Спустя несколько лет и в Нов­городе нашлась кучка бояр во главе с бывшим тысяцким Бори­сом Негочевичем, которые пытались в 1232 г, произвести в Новгороде и Пскове переворот, а когда это им не удалось, сбежали к немцам и сомкнулись с крестоносными захватчиками.

Подобные изменники, очевидно, подкупленные агентами Вильгельма Моденского, объявились и в последующие годы. О них летопись сообщает, что они «перевет держаче с немци», фактически отдали Псков крестоносцам, которые тотчас по­вели на русской земле такую же грабительскую войну, какую вели в Прибалтике,

Таким образом, усилиями папского легата был создан не только политический, но и военно-стратегический плацдарм на западных границах Руси.

Аналогичные меры были предприняты им и с другой сто­роны—в Финляндии. В этой стране, являвшейся ближайшим северным соседом Руси, была также создана база для католи­ческого наступления на Русь. В том же направлении, в каком действовал епископ ливонский Альберт, здесь с 1220 г. раз­вернул свою активность епископ Томас. В Риме стремились превратить финляндскую католическую «миссию» в еще один— северный плацдарм для наступления на Русь. Гонорий III в письме к епископу Томасу в 1221 г. предлагал запретить католикам вести торговлю с карелами и русскими, что являлось уже не раз примененным курией средством борьбы с Новго­родом.

В начале 1229 г. 6 папских посланий, на протяжении трех недель (с конца января до середины февраля) адресованных епископам рижскому и любекскому, аббату цистерцианского монастыря на острове Готланд и другим представителям като­лической церкви в районе Балтики, предписывали оказать под­держку усилиям католической миссии в Финляндии и для этого, прежде всего, парализовать торговлю с русскими. Стремясь, как обычно, «загребать жар чужими руками», папские предста­вители в Финляндии натравливали племена тавастов (так на­зывали племя емь) на новгородские владения, а когда новго­родцы в тесном союзе с карелами оказывали тавастам отпор, папа и вся его агентура поднимали шум о «русской агрессии». В Действительности, во всех действиях папской курии нельзя не видеть целеустремленной политики подготовки большого на­ступления на Русь, и, прежде всего, на богатый Новгород. Призывом к войне против Руси являлась, по существу, папская булла от 24 ноября 1232 г. о финляндских делах. В ней Григо­рий IX обращался к ливонским рыцарям-меченосцам и предлагал им «в согласии с финляндским епископством» перенести свою деятельность в Финляндию «против неверных русских». Финляндия вошла и в число стран, на которые распространя­лись полномочия Вильгельма Моденского как «апостольского легата» при его второй поездке на север в 1234 г.

Еще большее внимание уделил Финляндии папский легат в 1237—1238 гг. К этому времени Вильгельм Моденский закан­чивал в большой спешке создание антирусской коалиции. Оста­валось закрепить достигнутые соглашения соответствующим договором ее участников, в котором были бы определены усло­вия действий, сроки и задания для каждого из них. Это и было осуществлено 7 июня 1238 г. в Стеноп, где находилась рези­денция датского короля Вальдемара II и куда прибыли для заключения такого договора папский легат Вильгельм Моденскии и магистр Тевтонского ордена в Ливонии Герман Балк. Договор «разрешал» вопрос об Эстонии: орден уступал королю Ревель и ряд других крепостей и местностей на земле эстов и обязался в дальнейшем неизменно оказывать поддержку королю. При этом устанавливалось, что две трети завоеванных земель будут принадлежать королю, а треть—ордену. Большое место занимали в договоре вопросы, касавшиеся взыскания с населе­ния церковной десятины и других церковных поборов.

Значение Стенбийского договора в истории феодально-като­лической экспансии, развивавшейся под эгидой католической курии, чрезвычайно велико. Этот договор закрепил созданный папскими усилиями единый фронт католических агрессоров, обосно­вавшихся на западе; на севере вдоль границы Руси. Участники коалиции готовились развернуть наступление на Новгород, рас­считывая при этом на политическую борьбу, обострившуюся в Новгороде и Пскове во второй половине 30-х годов. В на­ступлении должны были принять участие все три главных участника коалиции: датские крестоносцы в Эстонии, орденские силы в Ливонии и крестоносцы, обосновавшиеся в Финляндии, которые должны были получить еще подкрепления из Швеции. Совместными силами предполагалось захватить важнейший тор­говый путь, связывавший Балтику с Новгородом по Неве. Разработанный папским легатом план свидетельствует о том, на­сколько серьезно ставился вопрос о войне против Руси. Несомненно, что одновременно имелось в виду насильственно навязать русским также католическую веру.

Что общие основы соглашения в Стенби были разработаны Вильгельмом Моденским в тесном единстве с папой Григо­рием IX, подтверждает булла от 9 декабря 1237 г., в которой папа обратился к архиепископу Швеции и его суффраганам-епископам с призывом организовать «крестовый поход» в Финляндию «на помощь епископу Томасу» «против тавастов» и их «близких соседей». Очевидно, что, призывая крестонос­цев уничтожать «врагов креста», папа имел в виду наряду с тавастами также карелов и русских, в союзе, с которыми тавасты в эти годы энергично противились католической экспансии.

Папская курия и ранее не упускала случая для разжигания враждебного отношения к русским. В своих более ранних посла­ниях папа не скрывает этого. Так, буллой от 3 февраля 1232 г. на имя своего легата Балдуина Альнского он запрещает всем христианам в Прибалтике без разрешения курии заключать мир или перемирие с русскими или «язычниками». Еще более откровенна папская булла от 24 ноября 1232 г., в которой Григорий IX требовал от меченосцев в Ливонии поспешить в Финляндию, чтобы «защитить новое насаждение христиан­ской веры против неверных русских». Лицемерные слова этого воззвания были типичной маскировкой подготавливаемой агрессии. В папской булле от 27 февраля 1233 г. русские открыто названы «врагами».

Учитывая эту нескрываемую даже враждебность папства к русским в 1230-х годах трудно отказаться от мысли, что под «близкими соседями» тавастов, против которых папа призывает выступать в булле от 9 декабря 1237 г. своих крестоносцев, понимались русские.

Ряд папских булл свидетельствует также о том, что наряду с подготовкой широкой агрессии извне, курия стремилась обеспечить свои замыслы и созданием базы внутри Руси. Для этой цели были широко использованы доминиканцы. В каком направлении развивалась их деятельность, благословляемая папой, можно понять из буллы Григория IX от 15 марта 1233 г., в силу которой доминиканцам, отправившимся на Русь, предо­ставлялась индульгенция и им самим разрешалось давать отпу­щение поджигателям или убийцам клири­ков. Папа пишет и о необходимости создания латинской епар­хии на Руси, ссылаясь при этом на то, что там существует «множество латинских церквей, не имеющих священников».

Однако надежды Рима не оправдались. Никакой базы внутри Руси, на которую вражеские силы в своем широко за­думанном наступлении могли бы опереться, у них не оказалось, и борьба, как известно, свелась к столкновению на бранном поле.

Лихорадочную поспешность, с которой Вильгельм Моденский действовал при создании антирусской коалиции и организовы­вал стенбийский сговор ее участников, следует объяснить жела­нием использовать благоприятные для Рима условия, сложившиеся на Руси в 1237—1238 гг. С востока, через Волгу на Рязань и дальше в глубь страны надвинулись грозной тучей татаро-монгольские полчища, угрожавшие самому существова­нию русского государства. Католическим агрессорам, стремив­шимся обосноваться в западных районах Руси, этот момент, когда силы всей русской земли были напряжены в ожесточен­ной борьбе со свирепыми кочевниками, естественно, представ­лялся особенно подходящим.

Организаторы немецко-датско-шведской католической агрес­сии на Русь в 1240 г. рассчитывали на вторжение в ее пределы с двух сторон: с севера, откуда готовились напасть шведские силы под предводительством ярлов Ульфа Фаси и Биргера, и с северо-запада, где действовал Тевтонский орден. Очевидно, предполагалось, что нападение произойдет в одни и те же сроки, но тевтонские рыцари опоздали, а шведы, пройдя по Неве до устья реки Ижоры, не сумели использовать преимуществ вне­запного нападения.

Заблаговременно расставленная новгородскими князьями охрана Финского залива и берегов Невы, сообщила немедленно в Новгород об опасности. Молодой князь Александр Ярославич, «не мешкая нимало», во главе немногочисленной, но мужествен­ной дружины своей, обрушил на шведов 15 июля 1240 г, вне­запный удар такой силы и вместе с тем настолько продуманный с точки зрения боевой тактики, что шведы были наголову раз­биты. Князь Александр сразился с самим Биргером, шведским полководцем и предводителем всего похода, и нанес ему тяже­лую рану копьем. «Возложи печать на лице острым своим копьем»,—рассказывает летописец, оставивший описание зна­менитой Невской битвы. Немногим удалось бежать. «Останоки их,—говорит летописец.—побеже посрамлени». Русские, собрав трупы знатных рыцарей, «накладше корабля два» и «пустоша и (их) к морю», где они и затонули. Трупы же остальных, «ископавшие яму, вметаша (их) в ню (нее) бес числа». Эта замечательная победа прославила молодого князя и сорвала планы нападения католических агрессоров на Русь с севера.

В конце августа—начале сентября 1240 г. немецкие рыцари вторглись в русские земли с запада. Немцам удалось захватить крепость Изборск. Выступивший на помощь Изборску псковский отряд был разбит, и рыцари осадили Псков. Изменники-бояре, во главе с псковским посадником Тверднлой Иванковичем, открыли немцам ворота, и город был захвачен врагом. Завладев Псковом, немецко-католические рыцари стали все глубже вторгаться в новгородские владения, подойдя к самому городу на расстояние 30—40 верст. Одновременно они стре­мились захватить берега Невы, ладожские земли и Карелию. На побережье Финского залива они построили крепость Копорье и, опираясь на нее, развернули дальнейшее наступление. Беспощадному разорению подвергалось местное население. Сопротивлявшихся крестоносные разбойники массами истреб­ляли. С Запада шли все новые подкрепления крестоносному войску. Папская курия неослабно следила за ходом событий.

Особый интерес представляет в этой связи булла Григо­рия IX от 14 декабря 1240 г. направленная лундскому архи­епископу Уффону—главе католической церкви в Дании и его суффраганам. Папа предложил развернуть в Дании проповедь «крестового похода» против «неверных», якобы угрожающих христианам в Эстонии. Под «неверными» курия снова имела в виду русских. Эта булла была, по-видимому, вызвана сооб­щением о тяжелом поражении, которое понесли шведские ры­цари на Неве в июле этого года. Чтобы как-нибудь возместить понесенные ими потери, папа взывал к помощи датчан, ко­торые, однако, не спешили отозваться. Можно отметить, что в Дании наблюдалась известная тяга к союзу с русскими и к поддержанию как экономических, так и политических отно­шений.

Григорий IX «передал» захваченные крестоносцами русские земли эзельскому епископу Генриху. А тот в апреле 1241 г. заключил договор с рыцарями, по которому он оставлял за собой часть взимавшейся в пользу церкви десятины, а все права на управление, рыбную ловлю и прочее передавал им. Епископ в своей грамоте о заключении указанного соглашения объясняет, что он передает им право на все остальные поборы, так как «на них падает труд, издержки и опасность при покорении язычников». Тем самым епископ лишний раз свидетельствовал о том, какой характер носила «крестоносная» миссия среди на­родов Прибалтики, от которой русский народ был избавлен благодаря героическому отпору, организованному Александром Невским.

В Новгороде, где боярская верхушка еще в 1240 г. не пола­дила с молодым князем Александром, вследствие этого уехав­шим к отцу в Переяславль, вспыхнуло широкое недовольство против бояр. Народ потребовал возвращения Александра в Новгород. С присущей ему решительностью и мужеством, вернувшийся вскоре князь возглавил борьбу против немецко-католического нашествия. Он привлек к этой борьбе не только новгородцев и русскую рать, пришедшую на подмогу из других земель, но и карелов, ижорцев, литовцев и другие народности. В 1241 г. внезапным ударом он захватил у немцев Копорье и нанес им сильное поражение в районе побережья Финского залива, оттеснив их обратно к реке Нарве.

Известие об успехах русской рати подняло дух местного населения Прибалтики. Вспыхнули восстания в земле эстов, подавить которые крестоносцам не удавалось. Из Рима шли сообщения о присылке новых пополнений. Широко развернулась проповедь «крестового похода». Папа направил 6 июля 1241 г. буллу королю норвежскому с предложением содействовать «крестовому походу... против язычников в землях соседних», что в то время означало, конечно, Прибалтику, районы Фин­ского залива, где развернулась большая война против Руси. Неудачное для папства начало ее тем более активизировало деятельность курии.

Подстрекая норвежского короля к походу «во славу матери нашей, святой римско-католической церкви», папа изъявляет в этой булле согласие на замену крестового похода по обету в «святую землю»—походом против «соседних язычников».

В самом начале 1242 I. Александр Невский, проведя тща­тельную подготовку, смело двинулся навстречу немцам. Обма­нув их расчеты, он захватил Псков и Изборск. Учинив расправу над предателями, закрепив свой тыл, князь прошел дальше на северо-запад, прямо к границе захваченной крестоносцами эстонской земли.

Таким образом, весной 1242 г. русские войска находились западнее Чудского озера, соединявшегося узким протоком с Псковским озером. У этого узкого протока, известного под названием «Узмень», и произошли решающие события. Моло­дой князь, показавший себя как стратег и полководец, блестяще осуществил глубоко продуманную военную операцию. В его плане были учтены все обстоятельства: и особенности немец­кого военного строя «свиньей», и условия местности, и состояние льда на озере, а главное—моральный дух и боевые качества войск. 5 апреля 1242 г. враг был встречен на льду. По имею­щимся источникам можно понять, что немцы, обманутые не­ожиданным, смелым построением русского войска, могли счи­тать себя уже победителями, преодолев полки, расположившиеся в
центре, когда они оказались под внезапным мощным ударом флангов, выйти из-под которого уже не могли. Победа русского войска, в котором участвовали не только новгородцы и пско­вичи, но и «низовцы» — войска, присланные Ярославом Всево­лодовичем, отцом Александра Невского, под начальством брата Александра — Андрея, была решающей и окончатель­ной.

Рыцари потеряли 500 убитыми и 50 плененными. Многие пошли под лед, который выдерживал тяжесть русских пехотинцев, но проламывался под закованной в тяжелые доспехи рыцарской конницей крестоносцев. Тысячи «кнехтов»—немецкой пехоты—остались на льду Чудского озера.

3.ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Значение Ледового побоища в истории борьбы против ка­толической экспансии трудно переоценить. Блистательная победа Александра Невского спасла Русь, а вместе с ней и соседние народы от угрозы немецко-католнческого нашествия, от под­чинения западноевропейским феодалам. Немецко-католическое продвижение на восток было остановлено, а главные военные силы агрессоров понесли жесточайший урон, Хвастливые ры­цари, с пренебрежением относившиеся ко всем народам, на которые они собирались надеть ярмо, сделались предметом насмешек.

Орден выслал своих послов в Новгород, где в 1243 г. был подписан мирный договор, в котором рыцари торжественно заявляли о своем отказе от всяких территориальных притя­заний и соглашались на обмен пленными.

Победа русских на льду Чудского озера вдохновила на борьбу стонавшее под тяжелым игом немецких крестоносцев население земель, захваченных орденом. Во многих местах вспыхивали восстания против ордена. В Пруссии восставшее население, которое возглавил славянский князь в Поморье Святополк, родственник галицко-волынского князя Даниила Романовича, вышло совершенно из-под власти немецко-католи-ческих захватчиков. На помощь пруссам пришел литовский князь Миндовг, Святополк, поддержанный Миндовгом, нанес ордену жестокое поражение. «Почти вся Пруссия окрашена кровью»,—рассказывает об этом восстании летопись.

Десять лет потребовалось ордену, чтобы в дальнейшем восстановить свою власть в Пруссии, и только массовое, чудо­вищное по форме и масштабам истребление пруссов дало ему возможность подавить восстание.

Полный разгром, который потерпели немецкие рыцари Тевтонского ордена на льду Чудского озера, не скоро был забыт. Они были окончательно отброшены от русской гра­ницы. Рыцари и после этого еще совершали набеги, вторже­ния и временные захваты некоторых русских городов. Но это был отдельные эпизоды.

С какой бы алчностью ни тянулись после этого германские феодалы к русским землям, к богатым русским городам, стра­тегических планов завоевания Руси в средние века уже никто больше в Западной Европе не решался всерьез ни разраба­тывать, ни предлагать.

4.СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.

1. Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII-XIII вв.-Л.,1987.

2. Рамм Б. Я. Папство и Русь X-XV.Учпедгиз,1957.

3. Борисов Н. С. Русские полководцы XIII-XVI вв.-М.,1993.

4. Карамзин Н. М. История государства Российского.-М.,1993.