Конспект по монографии Российская эмиграция в современной историографии

“Российская
эмиграция в
современной
историографии”

Содержание

Введение
………………………………………………………………………….стр.
2-6

Актуальность
исследования
……………………………………………….стр.
2

Состояние
научной разработки
темы
……………………………………..стр.
2

Цель
и задачи исследования
……………………………………………….стр.
2

Методология
исследования
………………………………………………..стр.
2

Источниковая
база исследования
………………………………………....стр.
2

Глава
1. Пути и судьбы
"второй" эмиграции
…………………………………….стр.
3

Глава
2. Литература
об эмиграции
отдельных
этнических
групп …………..стр.
7-10

Евреи
………………………………………………………………………..стр.
7

Казачество
…………………………………………………………………..стр.
8

Русские
немцы
……………………………………………………………...стр.
9

Татары
………………………………………………………………..……..стр.
9

Глава
3. Проблемы
адаптации
российских
эмигрантов
…………………….стр.
11-12

Глава
4. Эмиграция и
православие
……………………………………….…..стр.
13-17

Глава 5. Российские
некрополи за
рубежом …………………………………стр.
18-19

Глава 6. Образование,
музейное и
издательское
дело в Российском
зарубежье
20-22

Глава 7. Российская
эмиграция в
США и Канаде
(по материалам
газеты "Иммигранты")
………………………………………………………………..стр.
23-27

Российская
диаспора в
странах нового
зарубежья
………………...………..стр.
28-30

Заключение
…………………………………………………………………….стр.
31-37

Литература,
использованная
при составлении
конспекта……………………....стр.37

Введение
Актуальность
исследования

Декларация
о государственном
суверенитете
РСФСР, принятая
12 июня 1990 г. Первым
Съездом народных
депутатов
республики,
положила начало
восстановлению
российской
государственности
на базе ценнейших
приобретений
человечества:
прав и свобод
личности, демократии,
правового
государства,
плюрализма,
рыночной экономики
и социального
партнерства.
Если до 1991 г. процесс
возвращения
духовных ценностей
российской
эмиграции носил
во многом случайный,
стихийный
характер, в
основе которого
коммерческие
цели, теперь
он обрел покровительство
Российского
государства,
стремившегося
использовать
интеллектуальный
потенциал
эмигрантов
на благо своего
возрождения.
Но только усилиями
ученых возможно
было придать
этому процессу
аналитическое
направление,
дающее важные
для жизни общества
результаты.
Комплексный
историографический
анализ, посвященный
освещению
отечественными
и эмигрантско-зарубежными
исследователями
и публикаторами
вопросов истории
российской
эмиграции и
российского
зарубежья, до
сих пор не
предпринимался.

Состояние
научной разработки
темы

Распад союзного
советского
государства
поставил новые
задачи изучения
истории российского
зарубежья. На
ряде конференций
и "круглых
столов" высказывалось
мнение, что
исследование
истории российской
эмиграции в
старом зарубежье
поможет уяснить
механизм конфликтных
ситуаций и
будет способствовать
их урегулированию
в новом зарубежье,
где остались
жить 26 млн россиян,
что изучение
проблем адаптации
эмигрантов
к новым условиям
жизни поможет
прогнозированию
поведения
современных
многочисленных
мигрантов в
России и за ее
пределами.
Настойчиво
подчеркивалась
необходимость
координации
исследований.
Приводится
таблица 1 доказывающая,
что ведущую
роль в изучении
российского
зарубежья
играют исследователи
из г. Москвы.
За 10 лет, прошедших
с момента появления
первых диссертаций
по теме эмиграции
в 1990 г., по 1999 г. здесь
было защищено
134 кандидатских
и 18 докторских
диссертаций.
Значительно
меньше - 28 кандидатских
и 3 докторских
диссертации
- были защищены
в Санкт-Петербурге
(второе место
в этом своеобразном
рейтинге регионов).
8 кандидатских
и 1 докторская
были защищены
в Екатеринбурге
(третье место).
7 кандидатских
диссертаций
по теме эмиграции
защищены в
Томске (четвертое
место). За небольшим
исключением,
подготовка
диссертаций
на соискание
ученой степени
доктора наук
ведется только
московскими
учеными, что
можно объяснить
недоступностью
для региональных
исследователей
необходимого
фактического
материала.
Приводится
таблица 2 говорящая
о том, что рассмотрение
ряда аспектов
эмиграционной
тематики:
экономического,
искусствоведческого,
психологического,
- оказывается
по силам также
только исследователям
Москвы и/или
Санкт-Петербурга.
В региональных
исследованиях
доминируют
историческая,
филологическая
и философская
тематика: в 31
городе России,
где защищались
диссертации
по теме эмиграции,
в 17 городах
соискатели
добивались
ученой степени
в области
исторических
наук, в 16 - в области
филологии и
в 10 - философии.
Высокую (по
отношению к
другим областям
науки) вовлеченность
ученых провинции
в изучение
российской
эмиграции
именно в историческом
срезе логично
было бы объяснить
разработкой
специфически
местного материала:
региональных
миграционных
потоков. Однако,
за редким
исключением,
эта связь не
прослеживается.
Антропоцентризм,
ставший следствием
серьезной
трансформации
науки последних
двух десятилетий,
предопределил
особенности
молодого российского
эмигрантоведения,
поставившего
своей главной
целью изучение
жизни и творчества
отдельных лиц.
Этот тезис
подтверждает
анализ названий
авторефератов
диссертаций,
защищенных
в Российской
Федерации в
1990 - 99 гг. Всего за
эти 10 лет по теме
эмиграции было
защищено 248
диссертаций.
Из них 169 (68%) посвящены
жизни и творчеству
конкретных
лиц. В отраслях
науки антропологический
расклад диссертаций
выглядит следующим
образом. Из 81
диссертации,
защищенной
по теме российской
эмиграции в
области философии,
той или иной
персоне посвящены
63 (77,7%), в области
истории - 20 из
58 (34,5%), в филологии
- 70 из 75 (33,3%), в искусствоведении
- 8 из 10 (80%), в юриспруденции
- 2 из 4 (50%), в педагогике
- 5 из 9 (55,5%), в экономике
- 1 из 10 (10%). В число
антропоцентричных
исследований
должна быть
включена и
единственная
диссертация,
защищенная
в области психологии.
Самым востребованным
у авторов диссертаций
оказалось
творчество
И. А. Бунина: за
10 лет по нему
защищено 17
диссертаций
в области филологии,
в том числе 2
докторских,
и 3 диссертации,
посвященные
методике изучения
творчества
писателя в
школе различных
ступеней и
вузе, - в области
педагогики.
Осуществляемые
в России экономические
преобразования
породили интерес
к истории российского
предпринимательства
в эмиграции,
однако изучение
этого опыта
ведется только
на материалах
"первой волны".Помимо
творчества
представителей
философской,
научной, литературной
эмиграции
другим наиболее
разработанным
авторами диссертаций
пластом является
история политической
эмиграции:
деятельность
составляющих
ее партий, движений
и их лидеров,
идейные искания
и борьба. Никакая
эмиграция не
сделала так
много для культуры,
искусства,
науки, как
российская.
И никакая другая
не оставалась
столь бессистемно
и слабо изученной,
как она. Десять
лет свободной
от прежних
цензурных
ограничений
работы в этой
области на
родине дали
несколько
качественных
перепечаток.
Научное исследование
различных
проблем истории
российского
зарубежья в
нашей стране
сделало заметные
шаги вперед.
Изучение российской
военной эмиграции
в отечественной
историографии
только начинается.
В Советском
Союзе и России
лишь несколько
авторов серьезно
обращались
к этой теме. В
1998 г. Институтом
военной истории
Министерства
обороны Российской
Федерации,
Федеральной
службой безопасности
РФ и Службой
внешней разведки
РФ был подготовлен
к печати первый
том (в 2-х книгах)
10-томного труда
"Русская военная
эмиграция 20-х
- 40-х годов. Документы
и материалы".
Очевидно, что
публикуемые
в томе документальные
источники могут
послужить
добротной
основой последующих
научных исследований.
Если говорить
о крупных справочных
и документальных
изданиях,
подготовленных
современными
российскими
историографами
эмиграции,
нельзя не назвать
книгу, вошедшую
в число бестселлеров
1997 г. и вызвавшую
большое число
отзывов в печати.
Это энциклопедический
биографический
словарь "Русское
зарубежье".
Этот словарь,
представляя
в биографиях
разные сферы
жизни эмиграции,
как бы подводит
итог начального
этапа в ее изучении.
Этому же должно
способствовать
и данное исследование.

Цель
и задачи исследования

Цель
- проанализировать
массив литературы,
освещающей
историю российской
эмиграции. Для
осуществления
данной цели
автор поставил
перед собой
следующие
задачи:

обозначить
характерные
черты, особенности
молодого российского
эмигрантоведения,
выявить основные
тенденции его
развития;

дать
характеристику
современных
политико-идеологических
и организационно-научных
факторов,
оказывающих
влияние на
развитие
историографического
процесса;

дать
обзор и анализ
литературы
по некоторым
наименее
разработанным,
с точки зрения
автора, направлениям
изучения российского
рассеяния;

наметить перспективы
дальнейших
исследований.

Объектом
настоящего
исследования
является
отечественная
и, насколько
это оказалось
возможным,
зарубежная
историография
последнего
десятилетия
ХХ века.

Предмет
исследования
- определяющие
тенденции,
основные результаты
осмысления
отечественными
и эмигрантско-зарубежными
учеными, публицистами
и мемуаристами
проблем истории
российского
рассеяния,
включая опубликованные
ими работы,
организационные
формы исследований,
воздействие
государственной
политики на
науку, состояние
источниковой
базы, совершенствование
методики
исследований.

Методология
исследования

В основе методологии
исследования
лежат системный
подход к изучению
историографии
российской
эмиграции как
совокупности
научных трудов
и публикаций,
представляющих
самые разные
отрасли знания,
и вытекающий
из такого подхода
принцип междисциплинарных
связей, что в
свою очередь
является основой
для использования
контент-анализа
и принципа
историзма.
Контент-анализ
позволяет
изучить разные
источники об
одном и том же,
а принцип историзма
позволяет
рассмотреть
объект исследования
в его конкретно-исторических
условиях, проследить
этапы в изучении
рассматриваемых
в работе вопросов.

Источниковая
база исследования

Исходя из авторской
трактовки
объекта исследования,
всю совокупность
используемых
автором источников
можно разделить
на несколько
групп.

Официальные
источники:
акты высших
органов российской
государственной
власти, выступления
высших должностных
лиц Российского
государства,
документы
Академии наук
СССР/РАН.

Научные
труды: справочные
и документальные
издания, монографии,
статьи в научных
журналах и
сборниках,
материалы
конференций,
авторефераты
диссертаций.
Эти источники
позволяют
показать
разработанность
той или иной
темы ученым
сообществом.

Документальные
фото. и кино.
исследования.

Материалы
отечественной
и эмигрантской
периодической
печати, в том
числе оказавшиеся
доступными
автору в результате
работы с фондами
отдела литературы
русского зарубежья
(бывшего спецхрана)
Российской
государственной
библиотеки
г. Москвы и
Уральской
независимой
общественной
библиотеки
г. Екатеринбурга.

Опубликованные
отдельными
изданиями и
в периодике
материалы
личного происхождения
- письма рядовых
эмигрантов
и фигур общественно-значимых,
автобиографические
статьи, мемуары
деятелей российского
зарубежья и
воспоминания
знавших их
лиц. Очевидная
ценность данных
источников
в том, что они
позволяют
насытить историю
российского
зарубежья
человеческим
содержанием.
Таким образом,
источниковую
базу исследования
составили
разнообразные
материалы,
комплексное
изучение которых
позволяет в
полной мере
раскрыть тему.

Глава
1Пути и судьбы
"второй" эмиграции

Вторая мировая
война сдвинула
с мест целые
пласты народов.
Началось кочевание
с места на место,
иногда невольное,
иногда и вольное.
Конец войны,
остановив это
передвижение,
задержал миллионы
двигавшихся
масс в чужих
для них краях,
за рубежами
их родины. Эмиграция
советских 1945
г., хотя и была
вторым великим
переселением
после Октября,
но отнюдь не
вторым в российской
истории. В
исторической
ретроспективе
ее порядковый
номер больше,
несмотря на
то, что до 1917 г.
потоки эмигрантов
были не столь
масштабны, а
собственно
русская эмиграция
ведет свой
отсчет лишь
с конца XIX в. Одновременно
она была и первой
эмиграцией.
Первой советской.
К какой бы этнии
не принадлежали
находившиеся
в составе эмиграции
20-х гг., все они
выехали как
русские подданные.
В отличие от
них, бежавшие
от советской
власти или
угнанные в годы
второй мировой
войны на работы
в Рейх были уже
советскими
гражданами.
Следующую по
численности
категорию
составляют
военнопленные,
захваченные
германскими
войсками за
годы войны с
СССР. Из их числа
к маю 1945 г. остались
в живых 1,15 млн.
человек. Третья
категория,
резко отличная
от двух первых,
- это собственно
беженцы. Многие
из тех, кто раньше
имел нелады
с властями или
боялся вновь
оказаться в
руках НКВД,
воспользовались
немецкой оккупацией
для бегства
из СССР. С началом
советских побед
у некоторых
групп населения
просто не осталось
другого выхода,
например, у
"фольксдойче"
- этнических
немцев, а также
кубанских
казаков и кавказских
народностей,
дольше всех
продолжавших
сопротивление
большевизму
в годы становления
советской
власти. Число
таких беженцев
Толстой оценивает
цифрой около
миллиона. Кроме
названных трех
категорий,
многочисленную
группу составили
те, кто решил
сражаться
против Красной
армии или помогать
немцам в борьбе
с нею. Помочь
оккупантам
своей родины
вызвались от
800 тысяч до миллиона
человек. Советский
Союз стал
единственной
европейской
страной, почти
миллион граждан
которой записались
во вражескую
армию. Мигранты
всех этих четырех
категорий были
объявлены
советским
правительством
"изменниками",
заслуживающими
"сурового
наказания".
По его настоянию
им 11 февраля
1945 г. в Ялте в ходе
Крымской конференции
руководителей
трех союзных
держав - СССР,
США и Великобритании
- были заключены
идентичные,
хотя и сепаратные
соглашения
с правительствами
Соединенного
королевства
и Соединенных
Штатов Америки
о выдаче представителям
Советского
Союза всех
советских
граждан, как
военнопленных,
так и гражданских
лиц, "освобожденных"
англо-американскими
армиями. Формулировки
соглашений
не давали возможности
для свободного
передвижения
"освобожденных"
лиц до их окончательной
выдачи соответствующим
властям. Определяющим
критерием
выдачи (или,
как говорилось
в соглашениях,
"репатриации")
служило советское
гражданство.
Условия соглашений
были сформулированы
столь однозначно,
что слово
"освобожденный"
в применении
к советским,
взятым в плен
союзными войсками,
совершенно
теряло всякий
смысл. В соответствии
с духом и буквой
названных
договоров о
добровольности
как необходимом
(с точки зрения
гуманности
и прав человека)
условии репатриации
не могло быть
и речи. Советских
граждан насильно
грузили в поезда
для отправки
в советскую
зону оккупации,
а оттуда перевозили
в СССР, и те, кого
не расстреляли
сразу по прибытии,
пополнили
население
ГУЛАГа. Последние
выдачи были
закончены в
середине 1947 г.
Возвращена
была подавляющая
часть, значительно
меньшей удалось
остаться. Н. С.
Фрейнкман-Хрусталева
и А. И. Новиков
оценивают
количественный
состав "второй"
эмиграции в
451561 человек, что
составляло
примерно 10% от
числа советских
граждан, оказавшихся
в годы Великой
Отечественной
войны за границей.
Названные
авторы указывают
численность
этих эмигрантов
в странах мира
по данным на
1 января 1952 г. и
национальный
состав "второй
волны". Приводимые
цифры свидетельствуют,
что русских
в ней было лишь
7%, большинство
составляли
украинцы (32,1%),
латыши (24,19%), литовцы
(14,04%) и эстонцы
(13,05%). По договоренности
союзных правительств
факт насилия
при совершении
репатриационных
действий был
засекречен.
О действительной
стороне событий
не догадывалась
мировая общественность,
молчала советская
печать. Завесу
молчания приподнимала
лишь эмигрантская
пресса и еще
некоторые
зарубежные
издания. На
сегодняшний
день получил
юридическую
оценку лишь
один из аспектов
проблемы. Учитывая
выводы Комиссии
по правам человека
при Президенте
Российской
Федерации,
Указом Президента
РФ от 24 января
1995 г. N 63 действия
партийного
и государственного
руководства
бывшего СССР
и меры принуждения
со стороны
государственных
органов, предпринятые
в отношении
российских
граждан - бывших
советских
военнослужащих,
попавших в плен
и окружение
в боях при защите
Отечества, и
гражданских
лиц, репатриированных
в период Великой
Отечественной
войны и в послевоенный
период, признаны
противоречащими
основным правам
человека и
гражданина
и политическими
репрессиями.
Указом признано,
что названные
категории лиц
осуждались
за государственные,
воинские и иные
преступления,
направлялись
в "штурмовые
батальоны",
в ссылку, высылку
и на спецпоселение,
подвергались
проверке в
сборно-пересыльных,
специальных
и проверочно-фильтрационных
лагерях и пунктах,
в специальных
запасных частях,
"рабочих батальонах"
Народного
комиссариата
обороны СССР
и Народного
комиссариата
внутренних
дел СССР, привлекались
к принудительному
труду с ограничением
свободы, прикреплялись
к предприятиям
с особо тяжелыми
условиями
труда, подвергались
иным лишениям
или ограничениям
прав и свобод
необоснованно
и исключительно
по политическим
мотивам. Эти
лица восстановлены
в правах. Действительно,
мы очень мало
знаем о людях,
которые во
время войны
добровольно
перешли на
сторону немцев.
На них в СССР
поставили
клеймо "предатели"
и предали забвению.
Но ведь была
какая-то причина,
которая толкнула
их на этот поступок.
Как сложилась
их дальнейшая
судьба? Жалеют
ли они о случившемся?
На эти вопросы
помогает ответить
этот рассказ.
Копилка людских
воспоминаний
содержит немало
свидетельств.
Отрадно, что
журналистский
к ним интерес
не опоздал:
многие участники
событий еще
живы. Бытует
мнение, что
"вторая" эмиграция
не оставила
следа в истории
культуры российского
зарубежья. Это
не так. Причины
же мифа видятся
в постоянном
замалчивании
подлинной
истории тех
событий. Знание,
пришедшее через
годы, убеждает
нас в обратном.
"Вторая волна"
не затерялась
и не ушла "на
дно". Это ею был
основан Союз
борьбы за
освобождение
народов России
(СБОНР) - политическая
организация,
вступившая
на путь открытого
непримиримого
противостояния
сталинской
системе. Это
ею была создана
Русская библиотека
в Мюнхене, ставшая
очагом русской
культуры в
Германии конца
40-х гг. Это ее
представители
организовали
церковные
приходы, оказывая
столь необходимую
в то время духовную
помощь всеми
преследуемым
людям. Это они
создали крупнейшее
из когда-либо
существовавших
в эмиграции
научное и
издательское
учреждение
- Институт по
изучению истории
и культуры СССР
в Мюнхене,
просуществовавший
до 1972 г. Музей
русской культуры
в Сан-Франциско,
Музей общества
"Родина" в
Лейквуде - это
также заслуга
"второй" эмиграции.
Все вышеуказанное
позволяет
заметить, что
умножение
знания по истории
"второй" эмиграции
в настоящий
период происходит
в основном за
счет переиздания,
перепечатки
публикаций
давних лет и
либерализации
доступа к ранее
вышедшим.
Выстраивание
полной и целостной
картины "вливания"
эмигрантов
"второй волны"
в российскую
зарубежную
диаспору еще
впереди. Необходимо
исследовать
ее адаптацию
к зарубежью,
изучить реакцию
на нее "свободного
мира", взаимоотношения
с эмигрантами
первой и третьей
"волн", вскрыть
причины реэмиграции
многих советских
граждан из
послевоенной
Европы в страны
Нового света
(Австралию,
Канаду, США),
смещения туда
же центров
российского
зарубежья.
Представляется,
что существенную
роль в объективном
освещении
истории этой
политической
эмиграции
должен сыграть
Общественный
исследовательский
центр "Архив
РОА" А. В. Окорокова.
Необходимо
остановиться
на причинах
угасания ее
политической
жизни. "Непаханную
целину" представляет
собой изучение
культурной
жизни первосоветской
эмиграции,
сохранения
и пополнения
ею интеллектуального
и духовного
наследия предыдущей
"волны", процесса
передачи культурной
"эстафетной
палочки" последующим
эмигрантам.
Верится, что
"вторая" эмиграция
- это богатейший
пласт, способный
принести немало
сюрпризов
неравнодушному
к ней исследователю.

Глава
2Литература
об эмиграции
отдельных
этнических
групп

Следствием
детальной и
скрупулезной
разработки
проблем эмиграции
не могло не
стать появление
литературы
о переселении
из России и
СССР отдельных
этнических
и этносословных
групп. Этническим
эмиграционным
процессам и
национальным
диаспорам
посвящены за
последние 10
лет четыре
диссертации
в области философии,
одна - экономики
и четыре - истории.
Этнические
миграционные
"волны" рассматриваются
как фактор
социально-политической
стабильности,
изучаются
взаимодействие
этномиграционных
процессов и
их последствия,
эмиграционные
настроения
диаспоральных
этносов. Как
философская
проблема изучается
национальная
идентификация
российских
переселенцев.
Наиболее
представительна
историография
эмиграции
русских евреев,
немцев, казачества
и татар (эти
блоки и будут
рассмотрены
ниже в отдельности).
Однако отечественными
авторами изучается
рассеяние и
других народов
бывшего СССР.

Евреи

Лишенная снобизма,
великая русская
культура
последовательно
впитывала в
себя все лучшее,
что она получала
извне (вначале
от Греции и
Византии, а в
Новое время
- из Европы) и
от собственных
инородцев. В
числе последних
особое место
заняли евреи.
Их необыкновенный
сплав идеализма
и практицизма,
инициативность
и трудолюбие
оказали русской
культуре большую
помощь. Евреи
вложили в нее
свой интеллект
и свою душу. И
не могли не
оказать определенного
влияния на эту
культуру. Изучение
участия евреев
в культуре
самой России
вошло в традицию.
Специальной
обобщающей
литературы
об их роли в
становлении
и развитии
русской культуры
за рубежом до
недавнего
времени не
существовало.
Именно этими
мотивами
руководствовался
врач и литератор
М. Пархомовский,
приступая к
изданию сборников
"Евреи в культуре
Русского Зарубежья",
в серии которых
с 1992 г. в Иерусалиме
вышло пять
томов. В книгах
публикуются
статьи, воспоминания,
письма, архивные
документы,
связанные с
жизнью, творчеством
и общественной
деятельностью
русских евреев,
оказавшихся
во Франции и
Китае, США и
Палестине
(Израиле), Польше
и Италии, Латвии
и Чехословакии.
О содержании
томов серии
поможет составить
представление
рубрикация
первого сборника:
1) писатели, поэты,
критики; 2) книжное
дело и периодика;
3) архивы и мемуары,
4) деятели искусства,
шахматисты;
5) общественные
деятели и меценаты.
Авторы публикаций
и члены редколлегии
сборников -
писатели,
литературоведы,
философы, журналисты,
историки,
искусствоведы,
мемуаристы
Израиля, России,
Франции, Англии,
США, Канады и
других стран.
По мнению С.
Чертока (одного
из авторов), мы
являемся свидетелями
конца двухвековой
истории российского
еврейства т.
е. в массе своей
евреи-эмигранты
перейдут в
культурную
среду прародины.
Быть может,
ожиданием
смерти этого
этнокультурного
явления объяснимо
то, что сегодня
оно оказалось
в центре внимания
исследователей.
Так, в декабре
1998 г. в Париже
прошла международная
конференция,
посвященная
русско-еврейскому
Парижу в период
между двумя
войнами (с середины
1920-х гг. Париж
приобрел статус
центра русской
культуры,
соответственно,
и культуры
русско-еврейской).
Она была организована
парижским
Институтом
славяноведения
и Группой по
изучению русской
эмиграции при
участии Иерусалимского
университета.
Тема участия
русских в истории
еврейской
колонии в Париже
еще ждет своих
исследователей.
После второй
мировой войны
центр русско-еврейской
культуры переместился
в Нью-Йорк, однако
авторы известных
мне публикаций
о наших соотечественниках
в Нью-Йорке
рассматривают
еврейских
эмигрантов
без акцента
на их этнические
корни и не как
носителей
особой, специфической
культуры, поэтому
эти статьи не
включаются
мною в настоящий
обзор. Нынешняя
(конец 1980-х - 1990-е гг.)
большая "волна"
эмиграции
увлекла значительную
часть русских
евреев в Израиль,
и выделение
особых свойств,
качеств этой
алии (так в Израиле
называют потоки
репатриантов),
указывающих
на ее "русскость"
- характерная
черта ряда
публикаций.
Среди них отмечу
статью Захара
Гельмана "Кто
боится советских
евреев в Израиле?".
Ее известная
публицистичность
оправдана
размещением
на страницах
крупнейшей
общенациональной
газеты. Между
тем широта
постановки
проблемы: в чем
кроются причины
неприятия
уроженцами
Израиля русскоязычной
алии и какие
фракции и силы
общественного
спектра и
государственных
структур являются
выразителями
или проводниками
анти-"русских"
настроений,
при заявленной
(и возможной)
многоплановости
ее разработки
(исторический,
демографический,
социологический,
политологический,
психологический
и другие аспекты)
позволили бы
автору, прояви
он такое желание,
придать материалу
академичность
и опубликовать
его в научном
издании. В последние
годы появляются
материалы по
проблемам
культурной,
экономической
и политической
адаптации
русских евреев
к условиям
жизни в избранных
для эмиграции
странах. О первых
двух аспектах
процесса (на
примере Израиля
и США) - материал
А. Негродова
"За морем телушка
- полушка, да
рубль перевоз".
Русскоговорящие
иммигранты
- реальная и
влиятельная
сила Еврейского
государства.
Поэтому в преддверии
выборов весны
1999 г. в Кнессет
в прессе появилось
немалое число
публикаций,
характеризующих
политическую
жизнь израильского
общества через
призму русскоязычного
фактора. Среди
материалов
на эту тему
назову статьи
З. Гельмана
"Израиль: охота
за голосами
"русских" и
"Эхуд Барак
- на четверть
русский наш
премьер", публикацию
С. Чертока "Израиль:
предвыборная
борьба на "русской
улице". Как
явствует даже
из названий,
статьи подготовлены
в политологическом
ключе и публицистичны.
Эти материалы
целесообразно
отнести к истории
политической
адаптации
русских евреев
в эмиграции.
Таким образом,
имеющаяся
сегодня литература
о русских евреях
содержит сведения
о хронологии
эмиграционных
потоков, их
численности,
географических
центрах рассеяния
каждой из "волн",
культурной,
политической
и экономической
адаптации
еврейских
переселенцев,
вкладе русских
евреев в мировую
культуру и
науку. Среди
всех национальных
эмиграций с
территории
России в истории
эмиграции
еврейской,
пожалуй, сегодня
менее всего
"белых пятен".

Казачество

Казачья
эмиграция имела
особое значение
для России: как
своим масштабом
(по скромным
оценкам - более
100 000 человек в
составе эмиграции
"первой волны",
причем в составе
ушедших находилось
около 50% всей
казачьей
интеллигенции),
так и тем обстоятельством,
что исход казаков,
40% которых являлись
здоровыми и
молодыми
сельскохозяйственными
работниками,
увеличил потери
сельского
населения за
время мировой
и гражданской
войн. Но, вероятно,
отнюдь не эти
два факта объясняют,
почему круг
связанных с
казачеством
вопросов привлек
внимание публикаторов
различного
рода, прежде
всего публицистов,
из числа эмигрантов
"первой волны".
Это произошло
почти сразу
же, как только
казачество
влилось в ее
состав. Порожденная
политическими
причинами,
эмиграция
1918-1939 гг. оказалась
раздираемой
этими факторами
и в странах
рассеяния.
Зарубежная
Россия унаследовала
всю остроту
политической
жизни отечества
эпохи революции
и гражданской
войны. Направленность
к изучению
политических
аспектов пребывания
казачества
в эмиграции
подхвачена
современной
наукой. Назову
статью Е. Ю.
Борисенка
"Начальный
этап формирования
казачьего
общественного
движения в
эмиграции"18.
Однако появление
таких материалов,
как доклад А.
Л. Худобородова
"Деятельность
казаков-эмигрантов
в Китае по сохранению
культурных
традиций казачества
(1920-1930-е гг.)"19,
его же диссертации
"Российское
казачество
в эмиграции
(1920-1945 гг.): (Социал;
воен.-полит. и
культур. пробл.)"20,
ряда других
исследований21
позволяет
говорить о
формировании
всестороннего
взгляда на
проблему.
Отечественные
исследователи
наконец приступили
к изучению
истории казачества
в эмиграции
не только как
истории войск,
но и как истории
особой этносословной
группы, имевшей
специфическое
самосознание,
культурные
особенности,
особый уклад
жизни и быта.
Однако, в отличие
от зарубежных
авторов (Н. Бетелла,
Н. Толстого),
судьбы казачества
пока отслеживаются
ими только в
межвоенный
период.

Русские
немцы

Историография
эмиграции из
России русских
(советских)
немцев разработана
неплохо. Решен
вопрос о дефинициях,
прежде всего
понятии "русский
немец". Освещены
вопросы численности
эмиграционных
потоков на
каждом из их
этапов, вскрыты
вызывавшие
их причины.
Затронуты
проблемы адаптации
немецких переселенцев
из бывшего
советского
пространства.
Среди публикаций,
привнесших
ясность в вопрос
о понятиях,
отмечу статью
Александра
Горянина "Русские
немцы. Вопрос
непростой".
Поводом к ее
появлению стал
выход малотиражной
книги "Немцы
Санкт-Петербурга.
Словник". Включение
в список "немцев"
великого множества
людей, к немцам
себя не относивших,
и даже таких,
чье причисление
к иной, нежели
русская, нации,
статусно немыслимо
- императоров
и членов императорского
дома - вызвало
недоумение
А. Горянина и
побудило его
рассказать
о своеобразии
жизни, быта,
психологии
русских немцев,
прежде всего
из Санкт-Петербурга
и Балтики, от
Екатерины
Великой до
наших дней, с
тем, чтобы на
этой основе
определиться,
кого же считать
немцами в России
даже сегодня.
Предлагаемый
им ответ был
в общем-то известен:
тех, кто сохранил
здесь свое
немецкое самосознание
и считает себя
немцами.Однако
и с самоидентификацией
возможны некоторые
сложности.
Слишком тесно
сплелись в
русских немцах
характерные
черты двух
культур. Что
касается последнего
периода (конец
80-х - 90-е гг.), то данные
об эмиграции
немцев из бывшего
СССР (причины,
численность
потока) в основном
содержатся
в газетных
публикациях.
Номинально,
с точки зрения
конституции
ФРГ, переселение
русских немцев
в Германию
является не
иммиграцией,
а репатриацией,
возвращением
на родину. В
течение первых
же недель они
получают гражданство
и деюре уже
ничем не отличаются
от прочих немецких
граждан. Но
де-факто, по
своей культурной
и ментальной
сущности, эти
немецкие переселенцы
суть классические
иммигранты,
обреченные
на прохождение
болезненных
процессов
социальной
адаптации и
интеграции.
Итак, в литературе
об эмиграции
из России лиц
немецкого
происхождения
отправной
точкой исследований
служит Октябрь
1917 г. Между тем
отсчет эмиграции
немцев нужно
вести с 1884 г. - даты
принятия российским
правительством
решения об
отмене льгот
при призыве
в армию. К 1900 г. в
США выехало
около 50 тыс. русских
немцев, а в первые
15 лет ХХ в. еще
150 тыс. Насчитывая
на рубеже двух
веков 1,4% населения
России, немцы
составили 5,6%
российских
эмигрантов.
Этот этап немецкой
эмиграции пока
выпадает из
поля зрения
авторов.

Татары

Политическая
эмиграция
1918-22 гг. затронула
практически
все сколько-нибудь
сформировавшиеся
в культурном
отношении
народы. Не стали
исключением
и татары. Однако
проблемы истории
татарской
эмиграции,
формирования
татарской
диаспоры бывшего
СССР оставались
долгое время
вне поля зрения
наших историков
и публицистов.
Вопросы истории
татарской
эмиграции с
территории
бывшего СССР
пока разрабатываются
в основном
зарубежными
авторами.
Отечественные
исследования
вторичны. В
российской
литературе
татарская
диаспора упоминается
преимущественно
в публикациях
об СНГ. Необходимо
определиться
с датой отсчета
татарской
эмиграции,
внести ясность
в вопросы о
хронологии
и численности
ее "волн", выявить
географические
центры рассеяния
(как этноконфессиональный
фактор отразился
на их избрании?),
рассмотреть
не только
политическую
жизнь в них
татарских
общин, но и
культурную:
образование,
издательское
дело и т.п. Заслуживают
проработки
вопросы юридической,
экономической,
психологической
адаптации
эмигрантов.
Интересно также
рассмотреть
жизнь татарской
диаспоры в
лицах. Литературу
об эмиграции
российских
народов без
преувеличения
можно назвать
довольно обширной,
однако в основном
она посвящена
народам, традиционно
составлявшим
костяк российской
эмиграции XX
столетия - евреям
и немцам, между
тем несомненно,
что этнический
состав послеоктябрьских
"волн" значительно
шире. Известно,
что вопросами
эмиграции
украинцев,
белорусов,
поляков в настоящее
время занимаются
ученые соответствующих
стран. Такое
размежевание
по национальным
"квартирам"
понятно и объяснимо,
но крайняя
скупость информации
о результатах
исследований
и отсутствие
их координации
ради общего
блага не могут
не вызывать
сожалений. Как
можно убедиться
уже из предпринятого
обзора, информационный
обмен позволил
бы выявить
действительные,
не мнимые, "белые
пятна" и направить
энергию на то,
чтобы их устранить.
Интересно было
бы проследить
самосознание
диаспоральных
этносов в России
и вне ее. Поиск
критериев
этнической
принадлежности
человека (чем
определяется
его национальное
самосознание?)
особенно актуален
при изучении
российской
диаспоры в
странах нового
зарубежья.
Ответ на этот
вопрос помог
бы избежать
бытующих здесь
мистификаций,
продиктованных
политическими
мотивами.

Глава
3Проблемы
адаптации
российских
эмигрантов

Внимание к
проблемам
адаптации
российских
переселенцев
- сравнительно
новое направление
в историографии
российского
зарубежья. До
определенного
момента проблемы
соотечественников
изучались
только представителями
социальных
наук (демографами,
социологами),
причем не русскими
по происхождению,
во исполнение
заказов правительств
своих стран.
Отправной
точкой в прокладывании
историками
самостоятельного
пути представляется
появление
отдельного
параграфа
"Денационализация,
ассимиляция
и борьба за
русский язык"
многопланового
исследования
русского эмигранта
П. Е. Ковалевского.
В связи с распадом
Советского
Союза за пределами
России оказались,
по некоторым
оценкам, около
40 миллионов
российских
соотечественников.
Ситуация потребовала
от них приспособления
к новой социально-экономической,
политической
и этнокультурной
реальности.
Очевидно, что
решить многие
проблемы, порожденные
политико-государственными
метаморфозами
последних лет,
невозможно
без обращения
к историческому
опыту российской
диаспоры в
странах старого
зарубежья.
Отчасти этим
обстоятельством
можно объяснить
резко возросший
интерес историографов
эмиграции к
вопросам адаптации
российских
переселенцев
XIX-XX вв. В 1996-98 гг. Институтом
российской
истории РАН
(г. Москва) было
подготовлено
три сборника
статей. Как
можно судить
по содержанию
опубликованных
материалов,
первый из них
- "История российского
зарубежья:
Проблемы адаптации
мигрантов в
XIX-XX вв." (М., 1996), второй
- "Источники
по истории
адаптации
российских
эмигрантов
в XIX-XX вв." (М., 1997). Обзор
имеющейся
литературы
и источников
был вынесен
также в общий
раздел третьего
сборника -
"Социально-экономическая
адаптация
российских
эмигрантов
(конец XIX-XX в.)" (М.,
1998). Два его других
раздела освещали
деятельность
государственных
институтов
и общественных
организаций
(в том числе
Церкви) по оказанию
поддержки
выходцам из
России в 1920-30-х
гг. и 1970-90-х гг.
соответственно.
Нетрудно заметить,
что весьма
непростые
взаимоотношения
эмиграции
"второй волны"
с эмигрантами
предыдущих
десятилетий
и государственными
институтами
союзных держав
пока находятся
вне поля зрения
авторского
коллектива.
По каким-то
причинам, следующим
после европейских
стран крупным
в географическом
отношении
регионом мира,
заселенном
российскими
выходцами,
проблемы адаптации
которых интересуют
отечественных
исследователей,
оказались
страны Латинской
Америки. Быть
может, такое
внимание оправданно
именно в силу
специфики
российской
диаспоры здешних
мест: ее не столь
уж большая
численность,
удаленность
от крупных
центров рассеяния,
своеобразие
условий жизни
в этой группе
государств.
Вопросы адаптации
российских
переселенцев
в странах Западной
и Восточной
Европы, а также
Китае затрагиваются
в подавляющем
большинстве
трудов по истории
нашей эмиграции
в эти государства,
поэтому называть
их не стану.
Общая историография
эмиграции из
России в Северную
Америку несколько
меньше, пропорционально
меньше и литература
об адаптации
российских
переселенцев
в этом регионе.
Появилось пока
ограниченное
число материалов
о странах Африки.
Как источник,
восполняющий
пробелы, рекомендую
материалы
периодической
печати. Вопросы
экономической
адаптации
россиян "четвертой
волны" в Индокитае
в определенной
мере раскрывает
публикация
Б. Сасакина
"Смак во смраде".
Экономические
и психологические
аспекты жизни
новоавстралийских
русских переселенцев
затрагивает
Г. Валюженич
в статье "Прыжок
кенгуру". Все
известные мне
источники
относятся к
"четвертой
волне" и освещают
именно психологическую
(то, что происходит
с новыми эмигрантами
на уровне душевного
состояния) и
экономическую
(род деятельности
и условия труда,
доходы, налоги
и социальное
страхование,
качество жизни
в его финансовом
измерении)
стороны пребывания
россиян в эмиграции
при явном
доминировании
материалов
первой группы.
Интересно, что
ее большую
часть составляют
материалы в
жанре интервью,
причем с теми,
кто рассуждать
об этом имеет
полное право:
писателями
- "властителями
душ" и психотерапевтами-профессионалами.
Вопросы экономической
адаптации на
примере США
раскрывает
автобиографический
материал Т.
Черкасовой
"Русская таксистка".
О слагаемых
успеха на пути
к обеспеченной,
благоустроенной
жизни в эмиграции
- практические
рекомендации
А. Тюрина из
Канады. Адаптационные
процессы имеют
как общие
закономерности,
так и специфические
особенности
(по странам,
сферам деятельности
эмигрантов)
и связаны с
комплексом
политических,
экономических,
социальных,
юридических,
культурных
вопросов. Ввиду
таковой масштабности
проблемы адаптации
надо выделить
основные направления
ее исследования:
определение
правового
статуса эмигрантов
из России,
дифференцированное
изучение адаптации
различных
социальных
и профессиональных
групп, пути
решения языковых
проблем, преодоления
психологического
барьера, дискомфорта,
выявление
уровня политической
и общественной
активности,
культурной
деятельности,
отношение
эмигрантов
к своей родине,
национальным
ценностям и
роли этих факторов
в адаптации.
Однако уже
сейчас научная
историография
проблем адаптации
эмигрантов
представляется
одним из самых
системно
разработанных
разделов
историографии
эмиграции
вообще, в ней
имеются все
необходимые
дальнейшему
развитию элементы,
каждый из которых,
в свою очередь,
должен послужить
(и уже служит)
основой для
образования
взаимосвязанных
подсистем с
более глубоким,
специфически-конкретным
содержанием.

Глава
4Эмиграция
и православие

Одним
из важнейших
направлений
историографии
эмиграции стало
комплексное
рассмотрение
этой проблемы
и вопросов
веры, религии
и церковности
эмигрантской
среды. Часто
такая взаимосвязь
очевидна, ведь
согласно одному
из определений
термина "эмиграция"
под ним понимается
добровольное
или вынужденное
переселение
из какой-либо
страны в другую,
вызываемое
различными
причинами, в
том числе и
религиозными.
Пример такой
эмиграции -
диаспора
кальвинистов,
принужденных
покинуть Францию
в связи с полной
отменой Нантского
эдикта Людовиком
XIV в 1685 г. Отъезд
гугенотов
затронул 200 тысяч
человек, и к
ним впервые
на международном
юридическом
языке был применен
термин "рефюжиэ",
т. е. ищущий убежища,
который через
два с половиной
века будет
применен к
русским беженцам.
Последняя
параллель не
означает, будто
российская
после-октябрьская
эмиграция также
была вызвана
религиозными
причинами,
хотя, конечно,
гонения на
Русскую православную
церковь и, как
следствие,
невозможность
отправлять
свои религиозные
потребности
сыграли роль
в числе других
факторов, повлиявших
на намерение
того или иного
лица покинуть
Россию, однако
безусловно,
что эти причины
не были определяющими.
Между тем российская
история знает
примеры и чисто
религиозной
эмиграции:
переселение
в результате
церковного
раскола во
второй половине
XVII в. старообрядцев
на земли Эстонии,
не входившей
тогда в состав
Российской
империи. Многим
россиянам
новшества
патриарха
Никона показались
богопротивными,
и на защиту
веры, русского
православного
культа поднялись
широкие массы
и боярства, и
крестьян, и
духовенства.
Царское правительство
приняло реформу
Никона, и на
раскольников-староверов
обрушились
гонения и
преследования.
Спасение от
жестоких наказаний,
возможность
сохранить
старую веру
крестьяне
видели в бегстве.
Они массами
и поодиночке
укрывались
в лесах, одни
из них бежали
в Поволжье, за
Урал, на северные
окраины России,
в Сибирь и на
Дон. Другие
устремились
на запад - в Польшу,
Курляндию,
Пруссию. В конце
ХVII в. беглые
крестьяне
появились в
Причудье (Чудское
озеро - водная
граница между
Эстонией и
Россией) и
расположились
на эстонском
берегу озера
на постоянное
жительство
(сами эстонцы
из-за неплодородия
почв здесь не
селились). В
Причудье беглых
крестьян привлекало
многое: новопереселенцы
получали от
местных помещиков
небольшие
участки земли,
арендовали
право ловли
на озере. Беглецов
не возвращали
прежним владельцам,
более того, они
получали "плакат"
- вид на жительство.
Из крепостного
крестьянина
беглец становился
мещанином в
одном из соседствующих
с Причудьем
эстонских
городов. Другое
понимание
эмиграции -
эмиграции как
совокупности
эмигрантов,
проживающих
в той или иной
стране, способствует
осознанию того,
что определяющим
связующим
звеном России
и ее диаспоры
была русская
культура во
всем ее многообразии
и православие
как ее духовно-бытовой
компонент
(настоятельный
призыв к исследователям
российского
зарубежья не
забывать об
этом сформулирован
Е. Г. Осовским1)
и позволяет
перейти к
рассмотрению
другой группы
трудов. В великом
множестве
публикаций
по истории
российской
эмиграции
встречаем мы
констатацию
того, что вслед
за русскими
идет по миру
и православие.
Эта истина
верна для всех
времен и территорий,
где оказывались
русские переселенцы:
от территорий,
в отношении
которых правительство
России вынашивало
планы русификации,
до территорий,
в отношении
которых у него
таких планов
не существовало
и не могло быть,
ибо здесь российское
рассеяние
оказалось
совсем по другим
причинам. В
1904 г. в этих краях
появилась
первая русская
православная
могила: в африканскую
землю легли
останки скончавшегося
от ран флотского
иеро-монаха
отца Афанасия,
служившего
на крейсере
"Аврора". В 1917
г. остатки
прославленного
Черноморского
флота - 30 судов
с личным составом
и до 6000 гражданского
населения,
оказавшегося
под покровительством
Французской
республики,
прибыли в бухту
г. Бизерта в
Тунисе. Кто-то
остался в этих
местах и положил
начало строительству
русских православных
церквей там,
где некогда
была древняя
Карфагенская
церковь. В начале
20-х гг. российские
эмигранты
начали прибывать
в Марокко, которое
стало для многих
второй родиной.
К концу 20-х гг.
в Северной
Африке проживало
около 4 000 русских,
не считая легионеров
(о русских в
Тунисе в составе
французского
Иностранного
легиона пишет
А. В. Канкрин в
главе "Иностранный
легион" своей
книги "Мальтийские
рыцари"). В столице
Марокко Рабате
люди, имевшие
скудный эмигрантский
достаток, но
руководимые
верой и надеждой
на помощь Божию,
построили храм
в честь Воскресения
Христова,
объединивший
всю русскую
общину. Пример
строительства
Воскресенского
храма в столице
воодушевил
наших соотечественников
на создание
православных
приходов в
других местах.
В Танжере, портовом
городе на
Гибралтарском
проливе, устроена
была церковь
в честь святителя
Киприана
Карфагенского,
в Касабланке
- Успенский
храм. В г. Курибге
- церковь, посвященная
Святой Троице.
В соседнем
Алжире возникли
приходы в честь
Святой Троицы
и апостола
Андрея Первозванного.
Что касается
сегодняшнего
дня прихода
в честь Воскресения
Христова, то
следует говорить
уже не только
о русских, но
и о всех единоверных
православных
христианах,
проживающих
в Рабате и других
городах страны.
В связи с резким
ухудшением
экономического
положения в
странах Восточной
Европы многие
сербы, румыны,
болгары в поисках
работы приезжают
в Марокко. Церковь
стала для них
частичкой
Родины. Авторитет
Русской церкви
в Марокко настолько
высок, что на
официальные
королевские
торжества
представлять
Россию приглашаются
два человека
- посол России
и настоятель
прихода. Несколько
публикаций
"Иммигрантов"
посвящено
российским
эмигрантам
в Финляндии.
Автор очерка
"Не сменившие
веру" К. Обухов
тверд в суждении:
хотя многие
из поселившихся
в Финляндии
до 1917 г. или бежавших
туда после
Октября меняли
фамилию, делали
ее "финляндизированной",
но веру не менял
никто. Эта истина
верна и для
сохранивших
веру в условиях
воинствующего
атеизма и не
отрекшихся
от нее в условиях
эмиграции
"второй волны".
Об этом - статья
вице-председателя
правления
Форума русскоязычного
населения
Финляндии К.
Глушкова "Русская
деревня в
Ярвенпяя"10.
Автор также
считает православие
неотъемлемой
частью русских
семейных традиций
и этим объясняет
активную
"православность"
бежавших с
началом Зимней
войны 1939-40 гг. на
финскую территорию
жителей Карельского
перешейка. В
каждом доме,
в каждой комнате
висела икона.
Все отмечали
православные
праздники. На
новом месте,
где оказались
беженцы, не
было православного
храма, и поначалу
службы проходили
в спортивном
зале школы. В
1948 г. в небольшом
поселке Ярвенпяя
на деньги, собранные
"с миру", была
построена
первая в Финляндии
послевоенная
церковь. Когда
финские русские
узнали, что в
Ярвенпяя есть
церковь, они
стали перебираться
сюда из других
уголков Финляндии.
В основном это
были такие же
беженцы. Так
внутри финского
поселка образовалась
русская деревня
в 500-700 жителей,
таким образом,
православная
церковь выступила
катализатором
русского единства
в те послевоенные
годы и в какой-то
степени продолжает
выполнять эту
функцию и сейчас:
службы в православной
церкви идут
теперь один
раз в месяц
по-славянски
для тех из стариков,
кто еще жив, и
для новых русских,
которые приехали
недавно. Рассмотрение
истории Русской
церкви за рубежом
не входило в
задачу автора
книги "Трагедия
Русской Церкви.
1917-1945" (Париж: IMCA-Press,
1977) Льва Регельсона,
однако ее отдельные
моменты, как
то: назначение
арх. Евлогия
управляющим
западно-европейскими
церквами;
постановление
Св. Патриарха,
Св. Синода и
Высшего Церковного
Совета по поводу
самоуправления
епархий в случае
отсутствия
канонического
центра или
невозможности
связи с ним; и
т. д., - нашли отражение
в Приложении
1 этой книги.
Церковно-канонический
уровень рассматриваемой
проблемы - эмиграции
и православия
- и ее политически-организационные
рамки отражает
обширный
"Исторический
очерк о Русской
Православной
Церкви за границей",
помещенный
в первый том
двухтомной
книги-альбома
"Русская православная
церковь за
границей. 1918-1968"
(N.-Y., 1968 ). Авторы не
свободны от
противоборства
с другими ветвями
РПЦ и христианства.
И подобранные
ими вошедшие
в том документы
из жизни РПЦ
за рубежом
также проникнуты
духом непримиримой
конфронтации
с большевизмом
и подневольной
ему РПЦ Московского
патриархата,
что вполне
объяснимо. На
с. 5-6 тома в предисловии
от издательства
его авторы
пишут, что созданная
российскими
изгнанниками
Церковь взяла
на себя миссию
хранить все
основы, традиции
и величие русского
православия
и РПЦ и, считая
себя носительницей
подлинной
церковности,
РПЦ ЗГ провозглашает
себя единственно
правомочной
говорить от
имени Русской
церкви и всего
российского
народа. Заметим,
что подобные
амбиции были
весьма характерна
для российской
эмиграции
послеоктябрьской
волны. Второй
том описываемого
издания составлен
из очерков,
рассказывающих
почти о всех
приходах епархий
РПЦ ЗГ в странах
российского
рассеяния:
чикагской,
германской,
канадской,
австрийской,
французской,
английской
с момента их
возникновения
до издания
книги. Это придает
изданию энциклопедичность,
а сопровождение
повествования
множеством
фотоснимков
переводит книгу
в разряд единственных
в своем роде.
До 1926 г. Русская
зарубежная
православная
церковь объединяла
все православное
зарубежье. В
последующем
она раскололась.
Идеологии
церковного
раскола и ветвям
русского зарубежного
православия
посвящены
седьмая и восьмая
главы исследования
М. В. Назарова
"Миссия русской
эмиграции"15,
которые так
и называются:
"Три ветви
зарубежного
православия"
и "Идеология
церковного
раскола". О
причинах раскола
РПЦ ЗГ пишет
и Н. М. Зернов16.
На американском
континенте
ассимилированной
русской иммиграцией
в 1970 г. была провозглашена
автокефальная
Американская
православная
церковь. Однако
неассимилированные
эмигранты в
США тяготеют
к Русской зарубежной
православной
церкви. Американской
ветви РЗПЦ
посвящен ряд
статей. Обращению
интеллигенции
способствовала
прежде всего
ситуация, в
которой оказались
после 1917 г. и эмиграция,
и Русская церковь,
и сама Россия.
Само выживание
России как
христианской
державы и русских
как верующей
нации было
поставлено
под вопрос.
Названные
обстоятельства
не могли не
оказать воздействия
на настроения
тех представителей
эмиграции, кто
стремился
сохранить
русское религиозное
возрождение
эпохи Серебряного
века (наиболее
характерной
чертой этого
процесса была
связь, установившаяся
между религиозной
мыслью и наукой,
философией)
и поддерживать
дух довоенного
социального
и политического
реформизма.
Ведь сама по
себе православная
вера с ее высокими
нравственными
идеалами
соответствовала
сути российской
интеллигенции
с ее мировоззренческими
исканиями,
неудовлетворенностью
настоящим,
жгучими муками
совести (вспомним:
Бог говорит
с нами через
нашу совесть)
и поисками
счастливого
будущего. С
возникновением
Русской зарубежной
православной
церкви отпал
и такой сдерживавший
интеллигенцию
момент, как
подчиненность
Церкви государству.
О Церкви как
институте,
помогающем
скорейшей
интеграции
в американскую
жизнь, рассказывается
в автобиографической
статье В. Родионова
"Путь к храму".
Безусловно,
не все эмигранты
являются верующими,
и знание об
оказываемой
Церковью исходя
из христианской
идеи любви к
ближнему бескорыстной
помощи часто
используется
ими для извлечения
определенных
благ, ради чего
отдельные лица
без зазрения
совести переходят
из атеистов
в "верующие"
и обратно. В
изгнании Русская
церковь, потеряв
бескрайнюю
"православную
территорию"
и почти все
свои внешние
символы и
материальные
выражения,
который сопровождали,
а порой и подменяли
собой ее жизнь
в России, была
вынуждена
искать иные
пути, чтобы
жить и действовать.
Таких путей
было два: или
замкнуться,
приняв форму
религиозно-этнической
общности, стать
просто Церковью
эмигрантов,
или же принять
изгнание как
следствие своих
собственных
грехов и одновременно
как таинственную
волю Провидения,
чтобы в отрыве
от привычного,
почти автоматического
уклада жизни
обострить и
обогатить
церковное
сознание и
вернуться к
главному и
определяющему
в церковном
Предании - к
тому, что не
зависит от
времени и места
и потому может
быть реализовано
в любом месте
и времени. Последнее
означало также
и умение увидеть
присутствие
и действие
Христа не только
в канонических
рамках православия,
но и вовне - в
"большом"
христианском
мире.

Созданное
в октябре 1923 г.
Русское студенческое
христианское
движение за
рубежом (РСХД)
выбрало второй
путь. Психологически
он был менее
удобным, действительно
в какой-то степени
максималистским,
но будущее
показало правильность
этого выбора.
Идейные и
практические
основания, на
которых РСХД
могло строить
свою жизнь в
постоянно
изменяющихся
внешних условиях,
задал первый,
учредительный
съезд РСХД в
Пшерове, близ
Праги, состоявшийся
1-8 октября 1923 г. В
связи с особой
значимостью
этого события
в жизни российского
зарубежья ему
уделено большое
внимание в
литературе.
Русское студенческое
христианское
движение сохранило
жизнеспособность
в течение
десятилетий;
оно как будто
умирало, но
затем снова
возрождалось.
РСХД существует
по сей день.
Осенью 1998 г. Движение
отпраздновало
75-летний юбилей.
Этой дате посвящена
беседа Александра
Кырлежева с
Михаилом Соллогубом,
Сергеем Морозовым
и Владимиром
Викторовым,
опубликованная
на страницах
"Русской мысли"
под заголовком
"Говорят участники
юбилейного
коллоквиума"35.
Участники
беседы размышляют
о причинах
долголетия
РСХД, объединяющего
уже четвертое
поколение
эмигрантов.
По мнению С.
Морозова, РСХД
- это Движение,
которое ищет
смысл, старается
осмыслить
человеческую
жизнь в разных
культурах, в
религиозном
контексте и
которое находит
параллели на
Западе. Несмотря
на то, что нынешние
участники РСХД
испытывают
серьезный
кризис идентичности
и чувствуют
себя полноправными
гражданами
других стран,
они считают,
что отказываться
от русскости
в РСХД нельзя
по двум причинам:
потому что это
- история и потому
что Россия для
них не чужая
страна. Участники
Движения затрудняются
дать прогноз
судьбы РСХД
на этапе смены
еще одного
поколения, но
уверены в одном:
РСХД будет
жить, пока в
нем будет нужда.
Помимо Русского
студенческого
христианского
движения как
организации,
сыгравшей
большую
культурно-просветительскую
и социальную
роль в российском
зарубежье,
автор книги
"Зарубежная
Россия: История
и культурно-просветительская
работа русского
зарубежья за
полвека (1920 - 1970)"
(Париж, 1971) П. Е.
Ковалевский,
бывший руководителем
РСХД в изгнании,
уделяет внимание
другой прицерковной
организации,
также имевшей
большое значение
в зарубежье
- Православному
делу, взявшему
на себя обязательство
оказания социальной
помощи русским
в довоенном
Париже. Деятельность
Православного
дела напрямую
связана с именем
Елизаветы
Юрьевны Скобцовой
(в монашестве
матерью Марией),
явившейся
вместе с Ф. Т.
Пьяновым его
основательницей.
О жизни, церковной,
музыкальной
и культурно-просветительской
деятельности
руководителя
хора Свято-Александро-Невского
Собора, эмигранта
"первой волны"
Петра Васильевича
Спасского
(1896-1968) рассказывается
в статье Н. Спасского
"Петр Васильевич
Спасский".
Православие
в эмиграции
выбрало путь
открытости,
а значит, сотрудничества
с западными
церквами.
Сотрудничество
означало, что
русским стоит
учиться у западных
христиан их
опыту организационной,
социальной
и педагогической
работы, их умению
ставить дело
и достигать
результатов.
Русские, в свою
очередь, могли
раскрыть перед
Западом ту
религиозную
энергию и смысл,
которые сохранил
православный
Восток, но в
какой-то степени
утратил христианский
Запад. Испытав
гонения на
Церковь, потеряв
родину, русские
в изгнании с
особой остротой
почувствовали
необходимость
христианского
единства. И
самым неожиданным
достижением
эмиграции стало
ее активное
участие в
экуменическом
движении. Эмигранты
оказали глубокое
влияние на его
развитие и
помогли западным
вероисповеданиям
увидеть подлинный
лик православия.
Помимо трудов
Н. М. Зернова,
вопрос о значении
православного
рассеяния по
всему миру для
христианства
на Западе получил
наиболее полное
освещение в
сочинении П.
Е. Ковалевского.
Итак, вся историография
последних
четырех десятилетий
свидетельствует:
вслед за русскими
по миру идет
и православие.
Так было всегда,
но особенно
проявилось
вследствие
небывалого
русского исхода
первой послеоктябрьской
"волны". Потрясения,
пережитые
эмигрантами,
вызвали глубокий
переворот в
мировоззрении
и отношении
к жизни многих
из них. Внутри
эмиграции
родился церковный
народ. Он был
совсем отличен
от того церковного
простонародья,
которое считалось
оплотом Церкви
до революции.
В эмиграции
он тесно объединил
представителей
всех бывших
сословий и
возглавлялся
людьми больших
духовных дарований.
Если в начале
века православие
воспринималось
исключительно
как национальная
вера греков,
русских или
румын, своего
рода этнорелигиозный
реликт, то в
настоящее время
всем ясно, что
православие
- важнейшая
христианская
традиция, без
полноправного
присутствия
которой в жизни
планеты невозможно
современное
христианство.
И в значительной
степени это
стало возможным
благодаря
русским эмигрантам.

Глава
5Российские
некрополи за
рубежом

Русские косточки
рассеяны по
всему миру,
однако внимание
авторов выявленных
мною публикаций
до сегодняшнего
дня сосредоточено,
в основном, на
российском
некрополе в
городке
Сент-Женевьев-де-Буа
под Парижем.
Вероятно, это
можно объяснить
извечной
увлеченностью
россиян Францией
и особенно ее
столицей, масштабом
российского
исхода в эту
страну и исторической
значимостью
похороненных
здесь лиц. Правда,
допустимость
последней
причины может
быть поставлена
под сомнение,
ибо узость
информации
не позволяет
судить о значимости
персон других
наших соотечественников,
скончавшихся
в эмиграции.
Вполне вероятно,
что захоронения
такие в мире
есть. Среди
персоналий
"третьей волны"
некрополя в
городке
Сент-Женевьев-де-Буа
- диссиденты
А. А. Амальрик,
А. А. Галич, В. П.
Некрасов, Д. М.
Панин, А. А. Тарковский.
В ряде случаев
даты эмиграции
не указаны, и
остается только
гадать, принадлежит
то или иное
лицо к эмигрировавшим
до или после
октября 1917 г. Сюжет
о русских могилах
во Франции -
это лишь малая
часть из затрагиваемых
публицистом-международником
В. В. Большаковым
в книге "Русские
березы под
Парижем" (М.:
Мол. гвардия,
1990) тем, объединенных,
однако, идеей
преимущества
социалистического
варианта развития
на пути к строительству
нового, справедливого
мира. Эта идеологическая
заданность
вполне объяснима,
если принять
во внимание
род деятельности
автора (во второй
половине 1980-х
- корреспондента
"Правды"), год
и место издания
книги. Однако
для нас в настоящем
обзоре глава
из книги "Русские
березы под
Парижем" представляет
особую ценность
информацией
о других помимо
погоста в
Сент-Женевьев-де-Буа
захоронениях
русских во
Франции. Из
подглавки
"Русская Ницца"
мы узнаем о
старом кладбище
на холме Шато,
где похоронен
писатель и
публицист А.
И. Герцен с супругой,
другом кладбище
на окраине
Ниццы, на улице
Шмен-де-Кокад,
этом, по утверждению
В. Большакова,
единственном
русском православном
некрополе за
рубежом, единственном,
потому что
здесь похоронены
только русские.
В. Большаков
дает нам краткие
сведения об
его истории:
организовано
в 1866 г. возле храма
на улице Лоншан,
вплоть до
сегодняшнего
дня находится
на попечении
православной
церкви. Перечисление
В. Большаковым
имен из каменных
надписей на
русском языке
позволяет
узнать историю
гибели русской
Ниццы, начало
которой было
положено вдовствующей
императрицей
Александрой
Федоровной,
женой Николая
I. Как и большинство
из публикаций
на подобного
рода сюжеты,
перечисление
имен похороненных
здесь лиц
заканчивается
призывом к
российским
властям взять
под свою опеку
эти русские
могилы. Кроме
того факта, что
В. Большаков
написал о кладбище,
не упоминаемом
в известных
мне публикациях,
ценно и то, что
автор книги
"Русские березы
под Парижем"
называет другие
крупные российские
зарубежные
некрополи,
пусть и ничего
не добавляя
к их перечислению:
в Калифорнии,
под Кале и под
Сиднеем. Как
и Сент-Женевьев-де-Буа,
чисто российскими
они не являются,
ибо содержат
достаточное
количество
инородных
могил. Уже само
напоминание
об этих захоронениях
позволяет
лишний раз
убедиться в
том, сколь огромный
пласт исторического
знания предстоит
еще освоить
исследователям
российского
зарубежья. И
тенденция к
этому есть.
Статья Е. Сасакина
"Дважды умершие"также
посвящена
захоронениям
россиян ,но уже
в Японии и написана,
если можно так
выразиться,
в жанре меланхолических
блужданий. Как
и большая часть
газетных материалов,
она не претендует
на научность.
Трудно судить
о профессиональной
принадлежности
автора. Сам он
лишь вскользь
упоминает о
том, что пишет
книгу, и характеризует
себя просто
как человека,
пытающегося
понять Японию
и ее граждан,
а также то, как
приспосабливаются
к столь специфической
культуре этой
восточноазиатской
страны иностранцы,
прежде всего
- русские. Из
очерка нелегко
сделать вывод,
о каком времени
идет речь. Сомнение
сеет употребление
автором термина
"совслужащие",
обозначающего
современное
присутствие
россиян в регионе.
Что это - примета
времени, инерция
языка (хотя
инерция для
языка - явление
удивительное)
или образная
характеристика,
позволяющая
судить о восприятии
автором "соотечественных"
ему дипломатов?
Подозреваю
последнее, ибо
дипломатический
корпус, некогда
советский, а
ныне российский,
не обновлен
и не сменил ни
целей (кроме
приспособления
к новому соотношению
сил), ни методов
их достижения.
Да и употребление
Е. Сасакиным
чуть ниже модного
слова последних
лет "россияне",
фраза о "русских
девицах в (японских)
борделях" -
явная примета
для знающих
характерный
способ трудоустройства
представительниц
"четвертой
волны" эмиграции
- позволяет
понять, что
речь в статье
идет все-таки
о годах девяностых.
Поскольку же
русских сейчас
в Японии немного,
то главным
предметом
интереса Е.
Сасакина и
целью его очередного
визита в страну
стало посещение
едва ли не самого
значительного
памятника
былого присутствия
россиян в Японии
- старинного
Иностранного
кладбища (Гайдзан
боти) в Йокогаме.
Итак, на основе
статьи образ
Е. Сасакина
предстает как
образ исследователя
(любителя или
профессионала
- это уже другой
вопрос), искренне
интересующегося
необычными
судьбами обычных,
часто совсем
простых людей.
Он копается
в архивах и в
земле, подкапывая
ушедшие в землю
плиты, он расшифровывает
стершиеся и
осыпавшиеся
надписи, фотографирует
то, что еще осталась.
И пишет на основе
этого книгу.
Да и эта статья
написана очень
лирично, проникновенно.
Чувствуется
действительный
интерес автора
к затрагиваемым
вопросам. Некоторое
внимание Е.
Сасакин уделяет
и еврейским
могилам. Как
и на Сент-Женевьев-де-Буа,
хранителем
Иностранного
кладбища в
Иокогаме является
потомок российских
эмигрантов,
а повседневный
уход осуществляют
японские волонтеры
из Общества
любителей
Иностранного
кладбища. Итак,
существующие
публикации
о российских
некрополях
преимущественно
носят поверхностный
и субъективно-описательный
характер. Чрезвычайно
узок их географический
охват. Едина
основная мысль.
Следовало бы
понять, что
невозможно
бесконечно
эксплуатировать
(как правило,
в одном ключе
и с похожими
комментариями)
одни и те же
громкие имена
наших умерших
соотечественников
для поддержания
внимания широкого
читателя, на
которого и
ориентированы
эти публикации,
к одному и тому
же российскому
некрополю.
Журналистам
(при всем понимании
специфики их
жанра) и другим
ощущающим
потребность
высказаться
было бы уместно
рекомендовать
насыщать материалы
более ценной,
а главное, конкретной
информацией,
которая вполне
могла бы быть
интересной