Павел I : задумки и результаты

ПЛАН.

Вступление.-------------------------------------------------------------------------------- 2

Внешняя политика Павла I.---------------------------------------------------- 4

Военная реформа.---------------------------------------------------------------------- 9

Внутренняя политика.----------------------------------------------------------- 15

Экономическое положении России к 1796 году.------------------------------ 15

Крестьянские реформы Павла I.------------------------------------------------------- 16

Торговая деятельность при Павле I.------------------------------------------------- 20

Развитие промышленность.------------------------------------------------------------- 22

Финансовая политика.------------------------------------------------------------------- 24

Список использованной литературы.------------------------------ 29

Я не разделяю обычного пренебрежения к значению этого царствования.

В. Ключевский

Вступление.

А. С. Пушкин назвал Павла I «романтическим императо­ром», «врагом коварства и невежд» и собирался написать историю его царствования. Л. Н. Толстой считал, что «характер, особенно политический, Павла I был благо­родный, рыцарский характер». В письме к историку Бартеневу в 1867 году он писал: «Я нашел своего исто­рического героя. И ежели бы Бог дал жизни, досуга и сил, я бы попробовал написать его историю»[1]
. Речь шла о Павле I.

Интерес к нему двух русских гениев был неслучаен. Жизнь Павла Петровича отличалась такими трагически­ми чертами, «подобных которых не встречается в жизни ни одного из венценосцев не только русской, но и всемирной истории»[2]
.

К императору Павлу Первому как у историков-специа­листов, так и у рядовых читателей, отношение неоднознач­ное. Долгое время его изображали как сумасброда, привер­женца пустых парадов и муштры, гонителя Суворова. Но это лишь одна сторона его личности.

Павел I родился 20 сентября 1754 года. Узнав о рождении внука, Елизавета Пет­ровна приказала тотчас же принести его к ней, и с этого дня колыбель мальчика находилась в спальне императрицы. Екатерина Алексеевна увидела сына лишь на восьмой день. Императрица никому не доверяла внука, даже матери, которую ребенок видел редко, да и то в присут­ствии Елизаветы Петровны или ее приближенных. Мальчик часто хворал — в комнатах было жарко натоп­лено, а его колыбель, обшитую изнутри мехом черно-бурой лисицы, накрывали еще и одеялами, боясь про­студы.

Общество мам и нянек, окружавших ребенка, оказа­ло на него плохое влияние: рассказы о домовых и при­видениях сильно действовали на воображение впечатли­тельного мальчика. Иногда от страха он прятался под стол и всю жизнь боялся грозы.

Детство Павла прошло в заботах одинокой и любве­обильной бабки, без материнской ласки и тепла. Мать оставалась для него малознакомой женщиной и со вре­менем все более и более отдалялась. Когда наследнику исполнилось шесть лет, ему отвели крыло Летнего двор­ца, где он жил со своим двором вместе с воспитателями. Обер-гофмейстером при нем был назначен Никита Ива­нович Панин — один из знаменитейших государствен­ных деятелей своего времени.

Павла I учили математике, истории, географии, языкам, танцам, фехтованию, морскому делу, а когда подрос — богословию, физике, астрономии и политическим на­укам. Его рано знакомят с просветительскими идеями и историей: в десять—двенадцать лет Павел уже читает произведения Монтескье, Вольтера, Дидро, Гельвеция, Даламбера. Порошин беседовал со своим учеником о сочинениях Монтескье и Гельвеция, заставлял читать их для просвещения разума. Он писал для великого князя книгу «Государственный механизм», в которой хотел показать разные части, которыми движется государство.

Учился Павел легко, проявляя и остроту ума, и неплохие способности; отличался чрезвы­чайно развитым воображением, отсутствием усидчивости и терпеливости, непостоянством. Но, видимо, было что-то в цесаревиче такое, что вызвало пророче­ские слова его младшего воспитателя С. А. Порошина: «При самых лучших намерениях вы заставите ненавидеть себя».

Когда Павлу I было семь лет, умерла императрица Елизавета. Впоследствии Павел узнал, как Ека­терина совершила свой победный поход во главе гвар­дии в Петергоф и как ее растерявшийся супруг, от­рекшийся от престола, был отвезен в Ропшу. А Никита Иванович Панин, к которому Павел скоро привык, внушал ему искусно некоторые странные и беспокойные мысли об императрице. Нашлись и другие, которые растолковали мальчику, что после смерти Петра III надлежало императором быть ему, Павлу, а супруга удавленного государя могла быть лишь регентшей и правительницей до его, Павла, совершеннолетия. Павел это очень запомнил. Тридцать четыре года думал он об этом дни и ночи, тая в сердце мучительный страх перед той принцессой, которая завладела российским престолом, вовсе не сомневаясь в своем праве самодержавно управлять многомиллионным народом.

20 сентября 1772 года был день его совершеннолетия. Многие были уверены, что Ека­терина привлечет к управлению страною законного наследника. Но этого, разумеется, не случилось. Екатерина понимала, что с ее смертью, если Павел взойдет на престол, вся ее государствен­ная программа будет уничтожена в первые же дни его правления. И она задумала отстранить Павла от пре­стола. И он об этом догадывался.

Проявляться характер Павла начал с того времени, когда он повзрослел и стал осознавать свое положение при дворе: обойденного вниманием матери наследника престола, с кото­рым пренебрежительно обходятся фавориты, которому не до­веряют никаких государственных дел.

Павел, побывав в Берлине и очаровавшись прусской регламентацией и беспре­кословной дисциплиной, стал резко критиковать политику ма­тери. Последовало отстранение от двора: в 1783 г. Павел пол­учил в подарок Гатчина и переехал туда со своим «двором». В тесном гатчинском мирке, совершенно отстранен­ный от правительственных интересов, он замкнулся на люби­мом военном деле: организовал три батальона по прусскому образцу, одел их в мундиры прусского войска, сам занимался вахт-парадами, смотрами, маневрами по субботам, подражая при этом Фридриху II в одежде, походке, даже манере ездить на лошади. Сходство с действиями отца, Петра III, было рази­тельным, и сама Екатерина отмечала это, иронически отзыва­ясь о гатчинских батальонах: «батюшкино войско».

Гатчинское затворничество и слухи о намерениях матери вторично лишить его престола, сделав наследником сына Алек­сандра, окончательно испортили характер Павла. Он стал по­дозрительным, вспыльчивость и раздражительность все чаще прорывались наружу в виде припадков безудержного гнева, усмирять который могли лишь его супруга Мария Федоровна и фрейлина Е. И. Нелидова. Вместе с тем он был отходчив: признавал свои ошибки и просил прощения, был щедр, старал­ся заботиться о подчиненных, имел доброе, чувствительное сердце. Вне Гатчины был строг, угрюм, неразговорчив, язвите­лен, с достоинством сносил насмешки фаворитов (не случайно за границей ему дали прозвище — «русский Гамлет»). В кругу семьи не прочь был повеселиться, потанцевать.

Что касается нравственных устоев Павла, то они были неколебимы. Он боготворил дисциплину и порядок, сам был образцом в этом, стремился быть справедливым и блюсти за­конность, был честен и привержен строгим нормам семейной морали. Не случайно некоторые историки одной из определя­ющих черт личности и даже его идейных воззрений считали «рыцарственность»[3]
, поставленное во главу всей жизни рыцар­ское понятие о чести. Политичес­кая цель, осознанная еще до воцарения, — максималь­ная централизация власти как единственный путь к «блаженству всех и каждого». Мечта о «твердой благо­родной» власти сочетается с осуждением придворной роскоши, безнравственности, лени, пустословия. «Го­сударь приучал к порядку и вельмож, доводит и самых знатнейших господ до тщательного исполнения своих должностей»[4]
.

Идеалист, внутренне порядочный человек, но с чрезвычай­но тяжелым характером и без опыта и навыков государствен­ного управления, Павел вступил на российский престол 6 ноября 1796 года. Еще, будучи наследником, Павел Петрович продумывал программу своих будущих действий, но на прак­тике стал руководствоваться скорее личными чувствами и взглядами, что вело к усилению элемента случайности в пол­итике, придавало ей внешне противоречивый характер.

Внешняя политика Павла I.

Став императором, Павел отменяет тяжелейший рекрутский набор и торжественно объявляет, что «отны­не Россия будет жить в мире и спокойствии, что теперь нет ни малейшей нужды помышлять о распространении своих границ, поелику и без того довольно уже и предовольно обширна...»[5]
. Сразу по вступлению на престол император Павел I заявил, что отказывается от приготовлений к войне с Францией.

«Нельзя изобразить, — пишет Болотов, — какое при­ятное действие произвел сей благодетельный указ во всем государстве, — и сколько слез и вздохов благодар­ности испущено из очей и сердец многих миллионов обитателей России. Все государство и все концы и преде­лы оного были им обрадованы и повсюду слышны были единые только пожелания всех благ новому государю...»[6]
.

29 ноября 1796 года была объявлена амнистия пленным полякам. Император повелевал «всех таковых освободить и отпустить в прежние их жилища; а заграничных, буде поже­лают, и за границу. Об исполнении сего наш сенат имеет учинить немедленно надлежащий распоряжения, предписав куда следует, чтоб со стороны губернских правлений и других земских начальств взяты были меры к наблюдению, дабы сии освобождаемые оставались спокойно и вели себя добропорядочно, не входя ни в какие вредные сношения, под опасением тягчайшего наказания»[7]
.

Вскоре заключается мир с Персией. В письме к прусскому королю от 3 января 1797 года Павел писал: «С имеющимися союзниками многого не сделаешь, а так как борьба, которую они вели против Франции, только способствовала росту революции и ее отпору, то мир может ослабить ее, усилив мирные антиреволюционные элементы в самой Франции, доселе придавленные рево­люцией»[8]
. Контрреволюционный переворот 27 июля 1794 года приводит к падению якобинской диктатуры во Фран­ции. Революция идет на убыль. Блестящие победы гене­рала Бонапарта над австрийцами в Италии приводят к возникновению целого ряда демократических республик под эгидой Франции. Павел видит в этом дальнейшее распространение «революционной заразы» и выступает за созыв европейского конгресса для урегулирования территориальных споров и пресечения революционных завоеваний. Он готов даже признать Французскую рес­публику «ради успокоения Европы», ибо иначе «против воли придется браться за оружие». Однако ни Австрия, ни Англия его не поддержали, и в 1798 году создается новая коалиция против Франции. Россия в союзе с Англией Австрией, Турцией и Неаполитанским королевством начинает войну против Франции.

«Положить предел успехам французского оружия и правил анархических, принудить Францию войти в пре­жние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие»[9]
— так расценивает Павел участие России в этой коалиции. Инструктируя генерала Розенберга, назначенного командовать русским экспеди­ционным корпусом, Павел писал: «...Отвращать все, что в землях не неприязненных может возбудить ненависть или предосудительные на счет войска впечатления (избе­гать участия в продовольственных экзекуциях), внушать, что мы пришли отнюдь не в видах споспешествовать властолюбивым намерениям, но оградить общий покой и безопасность, для того ласковое и приязненное обраще­ние с жителями. Восстановление престолов и алтарей. Предохранять войска от «пагубной заразы умов», соблю­дать церковные обряды и праздники»[10]
.

4 апреля Суворов прибыл в главную квартиру союз­ной армии, расположенную в местечке Валеджио на севере Италии. Уже 10 апреля взятием Брешии нача­лись военные действия. Против 86-тысячной армии союзников действовала 58-тысячная армия Франции; на севере ею командовал бывший военный министр Шерер, а на юге — молодой и талантливый генерал Макдональд. Используя численное превосходство со­юзников, Суворов решил оттеснить неприятеля в горы за Геную и овладеть Миланом, а затем нанести пораже­ние Макдональду. В дальнейшем он планировал через Савойю вторгнуться во Францию, а войска эрцгерцога Карла вместе с русским корпусом Римского-Корсакова должны были вытеснить французов из Швейцарии и устремиться к Рейну. 15 апреля началось упорное трех­дневное сражение с французами на реке Адда. В этот день дряхлого Шерера сменил один из лучших полко­водцев Франции генерал Моро.

В кровопролитном сражении успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Энергичный Моро пытает­ся собрать вместе растянувшиеся на десяток километров войска, но ему это не удается. Потеряв три тысячи убитыми и пять тысяч пленными, французы откатыва­ются на юг. Участь Ломбардии была решена — реку Адда Суворов назвал Рубиконом по дороге в Париж.

Получив известие об этой победе, Павел I вызвал пятнадцатилетнего генерал-майора Аркадия Суворова, назначенного в генерал-адъютанты, и сказал ему: «Поез­жай и учись у него. Лучшего примера тебе дать и в лучшие руки отдать не могу»[11]
.

Стремительным суворовским маршем с востока на запад союзники отбросили армию неприятеля и вошли в Милан. Не допуская соединения остатков армии Моро с Макдональдом, Суворов наносит ему поражение при Маренго и вступает в Турин. В ожесточенном сражении у реки Треббия терпит поражение и генерал Макдо­нальд.

Спустя много лет прославленный маршал Франции говорил русскому послу в Париже: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов».

За два месяца французы потеряли всю Северную Италию. Поздравляя Суворова с этой победой, Павел I писал: «Поздравляю Вас вашими же словами: «Слава Богу, слава Вам!»[12]

6 июля командующим французскими войсками был назначен прославленный генерал Жубер, прошедший путь от рядового до генерала за четыре года. Не зная о взятии австрийцами крепости Мантуя, Жубер неожиданно встретил всю союзную армию. Еще не поздно было повернуть назад в горы, но тогда он не был бы Жубером: 4 августа на рассвете орудийные залпы возвестили о начале самой ожесточенной и самой кровавой битвы в этой кампании. Никогда еще за свою долгую службу Суворову не приходилось встречаться с таким яростным сопротивлением противника.

После этой битвы генерал Моро сказал о Суворове: «Что можно сказать о генерале, который погибнет сам и уложит свою армию до последнего солдата, прежде чем отступить на один шаг»[13]
.

Суворову потребовалось всего четыре месяца, чтобы освободить Италию. Союзники ликовали: в лондонских театрах о нем читаются стихи, выставляются его портре­ты. Появляются суворовские прически и пироги, на обедах вслед за тостом королю пьют за его здоровье.

И в России имя Суворова не сходит со страниц газет, становится легендой. Восхищенный Павел писал полководцу: «Я уже не знаю, что Вам дать, Вы поставили себя выше моих наград...»[14]
.

Во Франции с тревогой ждали начала вторжения. Заключались пари — во сколько дней Суворов дойдет до Парижа. Но союзников в первую очередь волновали их собственные интересы: англичане предлагают сначала овладеть Голландией и Бельгией, и австрийцы в надежде заполучить последнюю поддерживают их.

Павел I был вынужден согласиться с новым планом своих союзников.

План этот состоял в следующем: австрийцы из Швейцарии идут на Рейн, а Суворов, соединившись с корпусом Корсакова, вторгается во Францию; в Голлан­дии начинает действовать англо-русский экспедицион­ный корпус, а в Италии остаются австрийцы. Суворов был против предстоящей перегруппировки огромной массы войск, но ему пришлось подчиниться.

28 августа русская армия начинает поход. Восполь­зовавшись этим, генерал Моро спускается с гор на по­мощь осажденной австрийцами крепости Тортона и за­нимает городок Нови. Пришлось Суворову вернуться назад, чтобы помочь союзникам и потерять на этом драгоценных три дня. Между тем австрийский эрцгерцог Карл, не дождавшись Суворова, начал выводить свои войска из Швейцарии, оставляя русский корпус Корса­кова один на один с французами. Узнав об этом, возму­щённый фельдмаршал писал в Петербург о Тугуте, пер­вом министре Австрии: «Сия сова не с ума ли сошла или никогда его не имела. Массена не будет нас ожидать, и устремится на Корсакова... Хоть в свете ничего не бо­юсь, скажу — в опасности от перевеса Массена мало пособят мои войска отсюда, и поздно»[15]
.

В Швейцарии против 60-тысячной французской ар­мии генерала Массены остаются 24-тысячный корпус Корсакова и 20-тысячный корпус австрийцев генерала Готце. Суворов спешит на выручку Корсакова кратчай­шим и наиболее трудным путем — через Сен-Готардский перевал. Но и здесь австрийцы подвели своих со­юзников — обещанных ими мулов не оказалось. «Нет лошаков, нет лошадей, а есть Тугут, и горы, и пропас­ти»[16]
, — с горечью писал Павлу Суворов. В поисках мулов проходят еще пять дней. Только 12 сентября армия начинает восхождение на перевал. По, скалам и утесам медленно, шаг за шагом, двигалась русская армия, преодолевая холод, усталость и сопротивление непри­ятеля.

Когда в Петербурге узнали об уходе эрцгерцога из Швейцарии, разразился скандал, и только боязнь сепа­ратного мира между Францией и Австрией остановила Павла от разрыва с союзниками. Понимая серьезность положения и трудности, которые предстоят армии, он наделяет Суворова особыми полномочиями. «Сие предла­гаю, прося простить меня в том и возлагая на вас самих избирать — что делать»[17]
, — пишет он фельдмаршалу.

Суворов посылает в обход корпус Розенберга и с другой стороны — Багратиона, а с остальными атакует неприятеля, но безрезультатно: французы поднимаются выше и выше. Уже вечером во время третьей атаки помог Багратион, ударивший сверху. Перевал был взят, но дорогой ценой — из строя вышли около тысячи человек. А впереди их ждали более трудные испытания.

15 сентября армия вышла к местечку Альтдорф, но здесь оказалось, что сен-готардская дорога дальше обры­вается, а на пути измученной, раздетой и голодной ар­мии встал суровый горный хребет Росшток.

16 сентября рано утром авангард князя Багратиона начинает подъем на Росшток. Шестьдесят часов подряд длился этот беспримерный переход по рыхлому глубокому снегу в густом тумане. Трудным был подъем, но спуск оказался труднее. Дул резкий, порывистый ветер, чтобы согреться, люди сбивались в кучи. Спустились в местечко Муттенталь и здесь узнали страшную новость — корпус Корсакова был разгромлен еще 15 сентября. Катастрофа, усугубленная самонадеянностью Корсакова, была полной: шесть ты­сяч человек погибли, многие оказались в плену. В этот же день генерал Сульт разбил и австрийцев.

Покидая Цюрих, генерал Массена обещал пленным русским офицерам вскоре привезти к ним фельдмарша­ла Суворова и великого князя Константина.

Обессиленная русская армия оказалась запертой в Муттентале — оба выхода, на Швиц и Гларис, были блокированы французами. 18 сентября Суворов собрал военный совет. «Мы окружены предательством нашего союзника, — начал он свою речь, — мы поставлены в тяжелое положение. Корсаков разбит, австрийцы рассе­яны, и мы одни теперь против шестидесятитысячной армии неприятеля. Идти назад — стыд. Это значило бы отступить, а русские и я никогда не отступали!» Суворов внимательно оглядел сосредоточенно слушавших его генералов и продолжал: «Помощи нам ждать не от кого, одна надежда на Бога, на величайшую храбрость и само­отвержение войск, вами предводительствуемых. Только это остается нам, ибо мы на краю пропасти. — Он умолк и воскликнул: — Но мы русские! Спасите, спасите честь и достояние России и ее самодержца!»[18]
. С этим возгласом фельдмаршал опустился на колени.

19 сентября в семь часов утра к местечку Глариса выступил авангард под командованием князя Багратиона. За ним с главными силами — генерал Дерфельден, в арьергарде — генерал Розенберг. Предстояло с боями преодолеть хре­бет Панике, покрытый снегом и льдом, а затем спус­титься в долину Верхнего Рейна.

Багратион, поднявшись на одну из вершин, обруши­вается на неприятеля; в это время Массена наносит удар по корпусу Розенберга, пытаясь отрезать его и уничто­жить. Упорное сражение закончилось отчаянной штыко­вой атакой. Французы не выдержали и отошли. В ночь на 24 сентября начался последний и самый трудный поход.

Только 20 октября в Петербурге узнали о благопо­лучном исходе кампании. «Да спасет Вас господь Бог за спасение славы государя и русского войска, — писал Ростопчин Суворову, — до единого все награждены, ун­тер-офицеры все произведены в офицеры»[19]
.

Русская армия получает приказ вернуться на родину. На вопрос Ростопчина, что подумают об этом союзники, император ответил: «Когда придет официальная нота о требованиях двора венского, то отвечать, что это есть галиматья и бред»[20]
.

Коалиция государств, каждое из которых руковод­ствовалось своими интересами, распалась. Павел не мог простить бывшим союзникам их предательства и пре­ждевременного вывода войск эрцгерцога Карла из Швей­царии. После завершения похода Суворова Ф. Ростоп­чин писал: «Франция, Англия и Пруссия кончат войну со значительными выгодами, Россия же останется ни при чем, потеряв 23 тысячи человек единственно для того, чтобы уверить себя в вероломстве Питта и Тугута, а Европу в бессмертии князя Суворова».

Вступая в коалицию, Павел I увлекался рыцарской целью восстановления «потрясенных тронов». А на деле освобожденная от французов Италия была порабощена Австрией, а остров Мальта захвачен Англией. Коварство союзников, в руках которых он был только орудием, глубоко разочаровало императора. А восстановление во Франции сильной власти в лице первого консула Бона­парта давало повод для изменения курса российской внешней политики.

Обессиленная Франция больше всего нуждалась в мире и спокойствии. Понимая это, Бонапарт с прису­щей ему энергией принимается за поиски мира. Уже 25 декабря первый консул направляет послания Англии и Австрии с предложением начать мирные переговоры. Это еще больше поднимает его авторитет, а отказ союзников от мирных предложений вызывает волну возму­щения и патриотизма. Народ горит желанием наказать врагов мира, и Бонапарт начинает подготовку к войне.

Высказанное в январе пожелание сблизиться с Францией повисло в воздухе — еще сильны были идеи и традиции сотрудничества только с «законной» динас­тией, да и влиятельные общественные круги во главе с вице-канцлером Н. П. Паниным, колоритнейшей фигу­рой того времени, немало способствовали этому.

Быстрый разгром Австрии и установление порядка и законности в самой Франции способствуют изменению позиции Павла. «Он делает дела, и с ним можно иметь дело»[21]
, — говорит он о Бонапарте.

«После длительных колебаний, — пишет Манфред, — Павел приходит к заключению, что государственные стратегические интересы России должны быть поставле­ны выше отвлеченных принципов легитимизма»[22]
. Две великие державы начинают искать пути к сближению, которое быстро приводит к союзу.

Бонапарт всячески торопит министра иностранных дел Талейрана в поисках путей, ведущих к сближению с Россией. «Надо оказывать Павлу знаки внимания и надо, чтобы он знал, что мы хотим вступить с ним в перегово­ры», — пишет он Талейрану. «До сих пор еще не рассмат­ривалась возможность вступить в прямые переговоры с Россией», — отвечает тот. И 7 июля 1800 года в далекий Петербург уходит послание, написанное двумя умней­шими дипломатами Европы. Оно адресовано Н. П. Па­нину — самому непримиримому врагу республиканской Франции. В Париже хорошо знают об этом и надеются, что подобный шаг станет «свидетельством беспристрас­тности и строгой корректности корреспондентов»[23]
.

18 декабря 1800 года Павел I обращается с прямым посланием к Бонапарту. «Господин Первый Консул. Те, кому Бог вручил власть управлять народами, должны думать и заботиться об их благе» — так начина­лось это послание. «Сам факт обращения к Бонапарту как главе государства и форма обращения были сенсаци­онными. Они означали признание де-факто и в значи­тельной мере и де-юре власти того, кто еще вчера был заклеймен как «узурпатор». То было полное попрание принципов легитимизма. Более того, в условия фор­мально непрекращенной войны прямая переписка двух глав государств означала фактическое установление мир­ных отношений между обеими державами. В первом письме Павла содержалась та знаменитая фраза, которая потом так часто повторялась: «Я не говорю и не хочу пререкаться ни о правах человека, ни о принципах раз­ личных правительств, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается»[24]
.

Сближе­ние между двумя великими державами шло ускоренными темпами. В Европе возникает новая политическая ситуа­ция: Россию и Францию сближают не только отсутствие реальных противоречий и общность интересов в широ­ком понимании, но и конкретные практические задачи по отношению к общему противнику — Англии.

Неожиданно и быстро в Европе все переменилось: вчера еще одинокая Франция и Россия встали теперь во главе мощной коалиции европейских государств, направ­ленной против Англии, оказавшейся в полной изоляции. В борьбе с ней объединяются Франция, Россия; Швеция, Пруссия, Дания, Голландия, Италия и Испания.

Подписанный 4—6 декабря 1800 года союзный дого­вор между Россией, Пруссией, Швецией и Данией фак­тически означал объявление войны Англии. Английское правительство отдает приказ захватывать принадлежа­щие странам коалиции суда. В ответ Дания занимает Гамбург, а Пруссия — Ганновер. В Англию запрещается всякий экспорт, многие порты в Европе для нее закры­ть. Недостаток хлеба грозит ей голодом.

В предстоящем походе в Европу предписывается: фон Палену находиться с армией в Брест-Литовске, М. И. Кутузову — у Владимира-Волынского, Салтыко­ву—у Витебска. 31 декабря выходит распоряжение о мерах по защите Соловецких островов. Варварская бом­бардировка англичанами мирного Копенгагена вызвала волну возмущения в Европе и в России.

12 января 1801 года атаман войска Донского Орлов получает приказ «через Бухарию и Хиву выступить на реку Индус»[25]
. 30 тысяч казаков с артиллерией пересекают Волгу и углубляются в казахские степи. «Препровождаю все карты, которые имею. Вы дойдете только до Хивы и Аму-Дарьи», — писал Павел I Орлову. До недавнего времени считалось, что поход в Индию — очередная блажь «безумного» императора. Между тем этот план был отправлен на согласование и апробацию в Париж Бонапарту, а его никак нельзя заподозрить ни в без­умии, ни в прожектерстве. В основу плана были положе­ны совместные действия русского и французского кор­пусов. Командовать ими по просьбе Павла должен был, прославленный генерал Массена.

По Дунаю, через Черное море, Таганрог, Царицын 35-тысячный французский корпус должен был соеди­ниться с 35-тысячной русской армией в Астрахани.

Затем объединенные русско-французские войска до­лжны были пересечь Каспийское море и высадиться в Астрабаде. Путь от Франции до Астрабада рассчитывали пройти за 80 дней, еще 50 дней требовалось на то, чтобы через Герат и Кандагар войти в главные области Индии. Поход собирались начать в мае 1801 года и, следователь­но, в сентябре достичь Индии. О серьезности этих пла­нов говорит маршрут, по которому когда-то прошли фаланги Александра Македонского, и союз, заключенный с Персией.

Павел I уверен в успешном осуществлении франко-русского плана покорения Индии, сохранявшегося в глубокой тайне. 2 февраля 1801 года в Англии пало правительство всемогущего Питта. Европа замерла в ожидании великих событий.

Вдруг с далеких берегов Невы пришла весть — император Павел I мертв.

Англия была спасена, и история Европы пошла по другому пути. Невозможно предугадать, как бы она сло­жилась, не будь этой трагедии, но ясно одно — Европа избавилась бы от опустошительных, кровопролитных войн, унесших миллионы человеческих жизней. Объединившись, две великие державы сумели бы обес­печить ей долгий и прочный мир!

Никогда раньше Россия не имела такого могущества и авторитета в международных делах. «Этому царствова­нию принадлежит самый блестящий выход России на европейской сцене»[26]
, — утверждал В. О. Ключевский.

А. Коцебу: «Последствия доказали, что он был даль­новиднее своих современников в проводимом им курсе внешней политики... Россия неминуемо почувствовала бы благодетельные ее последствия, если бы жестокая судьба не удалила Павла I от политической сцены. Будь он еще жив, Европа не находилась бы теперь в рабском состоянии. В этом можно быть уверенным, не будучи пророком: слово и оружие Павла много значили на весах европейской политики»[27]
.

Военная реформа.

На другой же день после восшествия Павла гвардия подверг­лась полному преобразованию в отношении состава, организации частей и военной силы отдельных единиц. Смысл этих действий Павла остается непонятным. Раз существование привилегирован­ной части армии, комплектовавшейся из аристократии, было в принципе сохранено, то факт введения в нее всего Гатчинского сброда представлял явную бессмыслицу. Это было что-то в роде такого крайнего средства, как «ряд назначений в пэры», которое применяется иногда при парламентских кризисах в Англии. В дан­ном случае результат не должен казаться удачным, — даже в от­ношении личной безопасности реформатора. Гатчинский элемент, вместо того, чтобы одержать верх над непокорной частью, куда его ввели, всецело поглотит ее своей дисциплинированной массой, наоборот, в ней совершенно растворился, усвоив себе привычки этой обособленной среды и послужив только к пробуждению в ней, путем реакции, стремлений к порицанию правительства, дремав­ших до тех пор при спокойных условиях существования, посвя­щенного удовольствиям.

Новое распределение наличного состава в отдельных частях гвардии, числено увеличенных путем бесконечного создания но­вых полков и батальонов, не поддается никакой оценке. Оно дей­ствительно быстро дало место новым комбинациям, которые в свою очередь должны были подвергаться непрерывным изменени­ям. От начала до конца царствования вся армия терпела от этого непостоянства, единственным объяснением которого может слу­жить только характер Павла. Казалось, государь все еще играл оловянными солдатиками, которыми так увлекался в детстве, и группировал их по прихоти свой фантазии, не сходя, однако, с некоторых главных путей, намеченных когда-то в Гатчине, под твердым руководством Петра Панина. В частности, только созда­ние нового артиллерийского батальона, послужившего прочным основанием для всей гвардейской артиллерии, предпринятое под преобладавшим тогда влиянием Аракчеева и его методического ума, составляет исключение. Образование этого батальона, сфор­мированного из знаменитой бомбардирской роты Преображенско­го полка, капитаном которой был Петр Великий, а также артил­лерийских отрядов, состоявших при других полках, отвечало вполне определенному и последовательно проводимому решению.

Оно послужило началом для полной реорганизации этого рода войска, в смысле самостоятельного управления, а в марте 1800 года система эта была применена к артиллерии всех армейских кор­пусов. Совершенно отделенная в административном отношении от полков, артиллерия была передана в особое ведомство. Так как каждая рота в отношении личного состава и материальной части являлась теперь самостоятельной единицей, то и в тактическом отношении могла действовать совершенно независимо. Легче, та­ким образом, мобилизуясь и допуская, без изменения своей внут­ренней организации, сведение в большие массы, эти единицы об­ладали в то же время большей подвижностью и, по мнению ком­петентных судей, русская артиллерия имела значительное пре­восходство над большей частью своих европейских соперниц, и только ее материальная часть оставляла желать лучшего. Она ос­тавалась, действительно, слепым подражанием прусского образ­ца, значительно улучшенного во Франции Грибовалем.

Военной истории этого царствования пришлось отметить еще другое изменение, в основании которого было совсем иное по­буждение. Три эскадрона конной гвардии, лучшие по своему лич­ному составу, были в один прекрасный день выделены, чтобы сформировать Кавалергардский полк под начальством Уварова. Остальные, разделенные на пять эскадронов, составляли отдель­ный полк под командой великого князя Константина. Причины перемены? Неудавшееся общее ученье, желание офицера, поль­зовавшегося покровительством мачехи главной фаворитки, иметь под своим началом полк и, в виду пребывания великого князя Александра в должности генерал-инспектора пехоты, честолюби­вое стремление его брата занять такой же пост в кавалерии, к че­му, по его мнению, должно было открыть ему доступ командова­ние несколькими эскадронами. И вот такими-то причинами руко­водствовался Павел в большинстве сделанных им подобных же нововведений.

Помимо специальных интересов, корпуса, к которому государь отнесся так беспощадно, реформа гвардии коснулась и неприятно отозвалась на многих других интересах почти всех классов обще­ства.

На параде 8 ноября 1796 года объявил в приказе, что все запи­санные в гвардию, номинально числившиеся в ее списках, но не находившиеся в строю, должны явиться в свои полки, под угрозой исключения. Число таких отсутствующих было значительно. Один Преображенский полк насчитывал несколько тысяч такого рода чинов, и эти фиктивные списки пополнялись даже не одними дворянами. При помощи денежных взносов, купцы, мелкие чиновники, ремесленники и даже лица духовного звания проводили туда своих сыновей, имея в виду достигать таким способом, легкого движения, даже на гражданской службе. Дети еще не родившиеся, следовательно, неизвестного пола, пользовались снисхождением. Очень молодые люди, никогда не носившие оружия, получали таким образом чин поручика, имея за собой двадцать лет фиктивной службы, они отправлялись потом в один из армейских полков и, благодаря своему старшинству, становились там выше заслуженных офицеров. Другие служили при дворе в качестве пажей, камергеров и камер-юнкеров, или, пол­учив бессрочный отпуск, просто жили в своих поместьях. Нако­нец, даже в строю, офицеры и солдаты обыкновенно были свобод­ны от всяких обязанностей и даже ученья, потому что последнего не производилось вовсе.

Павел был тысячу раз прав в своем желании искоренить весь этот дорого стоящий и развращающий паразитизм. К счастью, па­разиты, лишенные своих преимуществ, или отосланные в казар­мы и на маневры, ему этого не простили.

Среди мероприятий, касавшихся всей армии, явилось, 29-го ноября 1796 года, обнародование трех новых ус­тавов, из которых один касается пехоты, а два кавалерии. Ни один из известных военных и государственных деятелей предшествую­щего царствования не принял участия в составлении этих новых военных законов, которые, впрочем, были только извлечением из прусского устава и такой же инструкции. В своей русской редак­ции, текст относившийся к пехотной службе, был уже, впрочем, издан несколько лет назад; предназначенный первоначально для гатчинских войск, он был в первый раз напечатан в 1792 году, под скромным названием «Опыт». Тогда над ним потрудились Кушелев, Аракчеев и сам Растопчин. Это был действительно только на­бросок, указывающий на поспешную работу и неудачное подра­жание образцу, которое, в противоположность тому, чего хотели подражатели, не имело даже ничего общего с уставом Фридри­ха II.

Устав победителя при Росбахе был в действительности написан до него. Принужденный, с самого своего вступления на престол, вести постоянный войны, великий полководец не имел свободного времени изменять основы доставшейся ему в наслед­ство. военной организации. Он ограничился тем, что пропитал ее своим гением, сообщив войскам, находившимся под его начальст­вом, больше ловкости и искусства в маневрировании. Но эти ма­невры стояли в связи с тактикой, которая в то время являлась уже устарелой, и это не преминул отметить Суворов.

Он назвал новый устав «переводом рукописи, на три четверти изъеденной мышами и найденной в развалинах старого замка»[28]
. Он заявил, что ему нечего учиться у прусского короля, так как он сам никогда сражения не проигрывал, и заметил, что францу­зы не задумывались бить пруссаков, противопоставив им тактику, которая была не тактикой Фридриха, а тактикой Суворова! Он еще горячее возражал против одной из глав нового устава, — пя­той в шестой части, — вставленной, впрочем, русскими подража­телями и устанавливавшей инспекционную службу, которую должны были нести офицеры всех чинов, по назначению государя, и которая, поэтому, нарушала всякую военную иерархию.

О последней Павел действительно заботился очень мало, или хотел по крайне мере, чтобы она, как и все в его государстве, за­висела от его произвола. Даже самые высшие чины, заслуженные на поле битвы, не внушали ему никакого уважения. После всех войн с Турцией, Швецией и Польшей, прославивших ее царство­вание, Екатерина оставила ему несколько фельдмаршалов. При полном мире, Павел прибавил к их числу семь!

Еще и в других отношениях русские подражатели прусского об­разца существенно удалились от него. Они усилил некоторые ме­ры взыскания и изменили смысл или дух, значительного числа распоряжений, сделав их более жестокими. Так, например, кри­тика служебных приказов: немецкий текст запрещал ее подчи­ненным в отношении своего начальства «под угрозой крайнего не­годования государя», в русской версии говорилось: «под угрозой пытки».

Все вместе взятое встретило не в одном победителе при Рымнике более или менее открыто высказанную враждебность, и следствием этого было то, что, в течение четырехлетнего царст­вования, вместе с Суворовым, Румянцевым и лучшими предста­вителями генерального штаба, 7 фельдмаршалов, 333 генерала и 2 261 офицер всех чинов подверглись увольнению. Уволенные большею частью вновь призывались на службу через год, или да­же через более короткий срок; вернувшись, они, однако, не лучше прежнего мирились с новым положением вещей.

Когда эти наставления применялись, они делались еще более неприятны. По природе своего ума Павел понимал их так, что они заключают все военное искусство в одном незыблемом законе. Офицеры и солдаты должны были найти в них указание для всего, что им нужно было сделать, при всяких обстоятельствах. Государь желал в них видеть, только автоматов, руководимых в их малей­ших движениях, этими определенными указаниями, и требовал, чтобы они никогда, ни малейшим образом и ни в коем случае не уклонялись в сторону по собственной инициативе. При толковании принятых правил — умственным способностям людей и их начальников нечего было проявляться, а применение системы ве­то к упразднению всех штабов и канцелярий. Устав и воля госу­даря, обеспечивавшая его исполнение: этого должно было быть достаточно. Павел хотел непосредственно начальствовать над ар­мией и лично входить во все малейшие подробности службы.

На военном поле, ценой усилий, имевших возможность полу­чить лучшее применение, и возмутительных грубостей, эта сис­тема привела к результатам, которые любитель прусского кап­ральства мог находить удовлетворительным. Об ее значении на поле сражения Павел узнал из собственного опыта в Голландии с Германом, в Швейцарии с Римским-Корсаковым и даже в Италии с Суворовым. Чтобы срывать лавры на берегах По, он должен был призвать того, кто презирал его уставы и кто одерживал победу за победой только благодаря тому, что не считался ни с какими распоряжениями и пользовался австрийскими штабами. Когда же победитель при Требии и Нови лишился этой помощи, он при­нужден был сознаться, что не в состоянии продолжать кампанию.

Великий полководец был, впрочем, во всех отношениях выдаю­щейся личностью, и его гениальный индивидуализм, неистово вос­ставший против нового порядка вещей, послужил, к сожалению, лишь к образованию двух различных полюсов в одинаково заблуж­дающихся военных понятиях его соотечественников. Гении встре­чаются редко и, желая вдохновиться примером и традицией этого учителя, менее одаренные ученики, Скобелевы и Драгомировы на­ших дней, только исказили и то, и другое, безрассудно отрицая вся­кое правило и даже науку. В то же время, на противоположном по­люсе, преемники Аракчеева и Штейнвера, принадлежавшие в своей совокупности к Гатчинской школе, сильнее поддались вред­ному влиянию ее обучения и пропагандировали ее заветы.

За опубликованием новых уставов быстро последовало изменение одежды. В большинстве армейских полков Потемкин ввел форму простую, свободную и приспособленную к климату страны, которая приближалась к обычному костюму ме­стного населения. В одном из своих писем к Екатерине фаворит в следующих выражениях жаловался по этому поводу на смешные наряды, якобы военного вида, от сложной роскоши которых еще не отказалось большинство европейских армий: «Завиваться, пуд­риться, заплетать косы, — разве это дело солдат? У них нет ка­мердинеров!»[29]

Павел думал вместе с Цезарем, что блестящий мундир «прида­ет бодрость» тому, кто его носит, или, попросту, ему хотелось иметь солдат, одетых так же, как солдаты Фридриха II. Кроме то­го, он ненавидел все, что ему напоминала «кривого». Он достиг желаемого, но опять какой ценой! По свидетельству Саблукова, напудренная прическа с буклями и косами заставляла людей его полка проводить над ней всю ночь, когда им на другой день нужно было явиться на ученье. Парикмахеры, по два на эскадрон, дей­ствительно должны были употребить много времени, чтобы спра­виться со своей задачей, и операция, связанная с отвратительны­ми подробностями, причиняла пациентам жестокую муку. Пропи­тывая волосы смешением муки и сала и смачивая их квасом, ко­торый они предварительно набирали в рот, артисты казармы со­провождали эти намазывания таким грубым втиранием и скручи­ванием, что, несмотря на свое крепкое сложение, молодой Турге­нев при первом опыте чуть было не лишился чувств. Эта «пудра», обращавшаяся после просушки в толстую кору, причиняла людям сильные головные боли, не давая императрица в то же время возможности заботиться об элементарной чистоте.

Не меньше стеснял их и самый мундир. Павел желал, чтобы они были в нем так затянуты, что едва могли бы дышать. В случае падения, они неспособны были сами подняться. Такие же узкие штиблеты жали им ноги, и самим немцам этот смешной наряд, уже вышедший в их государстве из употребления, казался стран­ным. Адъютант князя Зубова и вдохновенный драматург Алексей Копьев развлекал Москву, показывая на улицах карикатуру но­вой полковой формы: длинную косу до икр, треуголку в три фута шириной и перчатки с раструбами, в форме огромных воронок. Но за это он поплатился разжалованием.

Мешая хорошее с дурным, как это иногда с ним случалось, Па­вел решился, однако, прибавить очень полезную принадлежность к этому костюму, настолько же неудобному, сколько смешному: меховые жилеты для зимнего сезона. Он распорядился также очень разумно, чтобы все предметы обмундирования выдавались отныне войскам натурой, а не денежными суммами, на совесть офицеров; эта мера была связана с планом общей реформы, к ис­полнению которой однако не было даже преступлено. Организа­ция интендантства была из самых скверных, а для нужд военного времени ее собственно не существовало вовсе. Ничего не было придумано для улучшения этого положения вещей. Разумные по­пытки к уменьшению хотя бы в этом отношении вкоренившихся привычек грабительству не привели ни к каким результатам, и запас в 8 миллионов рублей, составленный для возмещения обыч­ного расхищения фондов в комиссариатах, тоже не остался цел.

Противореча, по своей привычке, самому себе, Павел, напра­вив свое главное усилие на развитие военного могущества империи, хотел однако сделать в этой области большую экономию. Еще в 1798 году, накануне своего вступления в антифранцузскую коалицию, он решил произвести значительное сокращение налич­ного состава: одним взмахом пера он упразднил 45 440 человек и 12 268 лошадей. Преследуя те же цели, нисколько не отказываясь от роскоши в одежде большей части своих солдат, он собирался ввести самую строгую простоту в обмундирование гвардии. Запре­щен был подбор разнообразных и богато расшитых мундиров, из которых самый скромный стоил 120 рублей; запрещено также статское платье, заменявшее, по последней моде, в светской жиз­ни мундир. Запрещены фраки от хорошего портного, роскошно расшитые жилеты, шелковые чулки и бальные башмаки с золоты­ми пряжками. Запрещены также, под угрозой самого строго взы­скания, муфты. Прощайте, шубы, кареты, многочисленные слуги. За 22 рубля офицер прежней «troupe doree» должен был одеться. Ему было запрещено снимать эту преобразованную форму и ре­комендовано жить «скромно».

Любопытнее всего было то, что именно те, кого это касалось, должны были в это царствование разориться на портных. Фанта­зия государя действительно не замедлила сыграть и тут, как и везде, свою обычную роль. В 1798 году Павел подписал договор о союзе с Англией, и тотчас же офицеры конной гвардии получили приказание надеть красные мундиры с синими отворотами, кото­рые носила английская конная гвардия. Случайно приехавший в Петербург прежний портной принца Уэльского, Дональдсон, дал возможность Саблукову исполнить это распоряжение менее чем в сорок восемь часов; но не успели еще некоторые из его товарищей переодеться, как появилось новое распоряжение: Павел только что избран гроссмейстером Мальты, и поэтому ярко красный цвет английских мундиров должен был уступить место на спине офи­церов темно-пурпуровым мантиям, которые носили высшие пред­ставители ордена святого Иоанна Иерусалимского. Немного по­зже предпочтение было оказано малиновым корсажам княгини Гагариной, и за четыре года произошло девять перемен такого ро­да! В то же время Павел предписывал ношение военного мундира всем, даже простым писцам гражданских канцелярий, не заботясь о расходе, которым он таким образом отягощал скудный бюджет этих мирных чиновников.

Однако в Италии и Швейцарии, под командованием Суворова, старое прусское платье имело такую же судьбу, как и уставы того же происхождения. Во время тяжелых переходов каждый, кто мог, старался освободиться от той или другой части ненавистного обмундирования. Их заменяли чем могли, и Суворов этому не препятствовал. Ему было мало дела, говорил он, как одеты его солдаты, лишь бы они бегали, как зайцы, и дрались, как львы. Но, узнав об этом, Павел выразил сильное неудовольствие. Он застонал, когда услышал, что в промежутке между двумя победа­ми даже форменные штиблеты были брошены. А алебарды? Чтобы остаться верным прусскому образцу, он хотел восстановить алебардистов во всех пехотных корпусах, что на практике оставляло невооруженными сто человек в каждом полку. Увы! При переходе через Альпы алебарды были изрублены на дрова! Под впечатле­нием достигнутых успехов, государь заявил, однако, о своей го­товности согласиться с изменениями, которые будут в этом отно­шении выяснены опытом. Но ему показали несколько храбрецов, возвращавшихся из бессмертного похода в амуниции, принятой во время войны, и тотчас же он пришел в ярость:

— Как! Мою армию хотят переодеть в потемкинскую одежду! Чтоб убирались с глаз моих долой! Вон отсюда! Прочь![30]

Изобретатель неудобного и причудливого одеяния, Павел по­ступал не лучше и в деле солдатского обучения, тоже теряясь в деталях или путаясь в противоречиях вылилась в учреждение в декабре 1798 года Военного сиротского дома, впоследствии переименованного в Кадетский корпус императора Павла I. Тысяча мальчиков и двести пятьдесят девочек были там собра­ны в двух разных отделениях, и план учреждения причислял к нему все заново организованные существующие солдатские шко­лы. Основанные Петром Великим и численно увеличенные Ека­териной, они вмещали около двенадцати тысяч учеников. Павел довел число школ до шестидесяти шести, а число учеников до ше­стидесяти четырех тысяч. Последних назвали кантонистами. Это являлось значительным прогрессом. К сожалению, на более высших ступенях попытка реформатора оказалась менее счастли­вой.

Она заключалась в курсе тактики, учрежденном в Зим­нем дворце под руководством Аракчеева. Даже фельдмаршалы обязаны были слушать там уроки полковника Каннабиха, бывше­го фехтмейстера, уроженца Саксен-Веймара. Можно себе пред­ставить, что это было за обучение с подобным учителем. В смысле военного образования сам Павел ничего не понимал, кроме дрес­сировки солдат. «Поверхностное понятие о прусской службе и страсть к мелочам», — говорил посол Фридриха-Вильгельма Тауентцин. Каннабих знал не больше этого. Его лекции, ставшие ле­гендарными по высказываемым им нелепостям, возбуждали иск­реннюю веселость нескольких поколений. Что касается достигну­тых таким путем практических результатов, то Павел имел слу­чай проверить их на собственном опыте за несколько месяцев до своей смерти. С тех пор как он оставил себе- Гатчинское войско, каждый год осенью он производил испытание, или учение, вроде больших маневров настоящего времени. Он давал сражение или вел осаду. Императором он дал больше простору этой игре, в ко­торой Аракчеевы и Штейнверы кончили тем, что приобрели известную ловкость. Но последний опыт кончился плохо. Каннабих сумел только, вероятно, сбить их с толку, и поэтому ученики про­фессора тактики вели себя так, что государь обратился к ним с пророческим замечанием, эхо которого должно было прозвучать от Аустерлица до Фридланда:

— Господа, если вы будете так продолжать, то будете всегда биты![31]

Аракчеев провел однако шесть недель в Ковно, чтобы на месте выдрессировать Таврический гренадерский полк, которому его полковник Якоби, уволенный за это в отставку, оказался неспо­собным вдолбить принципы нового устава. В мелких тонкостях искусства, как они его понимали, будущий военный министр и сам Павел, добились замечательных проявлений автоматической точности; но такой-то генерал-майор не умел отличить эскадрона от роты; призванный временно исполнять при государе «очень важную», как ему объяснили, обязанность «дежурного бригад-майора», Тургенев не мог понять, в чем она состоит и, составляя свои записки пятьдесят лет спустя, он был все так же плохо осве­домлен об этом предмете.

Как продолжатель дела Петра Великого, Павел только доказал свои способности. Что касается флот, который участвовал в других компаниях, Павел и в них блистал не больше.

Внутренняя политика.

Экономическое положении России к 1796 году.

В этой части работы рассмотрим общее экономическое положение России в конце 18 века и политику правительства Екатерины II в сфере экономики.

Обратимся к некоторым статистическим данным. К началу 1796 года в стране насчитывалось 40 млн. человек. Плотность населения была далеко неравномерной. Большая часть россиян проживала в западных и Юго-западных губерниях, 1/3 - в Нечерноземном центре, на всю Сибирь едва набирался миллион жителей.

Из 40 млн. около 400 тыс. составляли дворяни. Приблизиельно можно указать и уровень "дворянского" благосостояния: на одного помещика приходилось в среднем 100-150 крепостных, что составляло 400-500 рублей годового оброка. Столько же получали чиновники 8 класса и штаб-офицеры.

К концу царствования Екатерины II в стране насчитывалось 610 городов. Число городских жителей составляло всего 6% от общего населения страны. В одной деревне в среднем проживало 100-200 человек. Из каждой сотни 62 крестьянина были крепостными. На всю империю приходилось примерно 100 тыс. деревень и сел. Если говорить о благосостоянии крестьян, то 80% из них были середняками. "Кто имел сто рублей считался богатеем беспримерным". 17 коп. тратил на покупки среднестатистический житель империи (через

полвека будет в 20 раз больше). Это только один из немногих показателей, отражающих слабую товарность страны.

В области внутренней политике в последние 10 лет правления Екатерины II ее правительство не проявляло никакой особой деятельности. Так, в частности, губернская реформа 1775 года, которая затянулась на 20 лет, продолжала занимать внимание правительства и требовала ряда отдельных мероприятий по преобразованию учреждений во вновь образовавшихся губерниях. Были приняты некоторые меры технического порядка, однако ничего творческого они в себе не заключали. Подобная участь ждала и многие другие Екатерининские преобразования. Большинству из них не хватало стройного завершения. Не было все благополучно и в экономической жизни России. По словам исследователя финансовой политики Екатерины II Н.Д.Чечулина, за треть века страна экономически развивалась очень медленно, производительные силы были предоставлены сами себе, никаких новых отраслей хозяйства, никаких улучшений промышленной техники в это время нельзя было заметить.

Государственные доходы, если иметь в виду только абсолютные цифровые данные, как будто возросли. Бюджет с 30 млн. руб. поднялся к концу правления Екатерины до 70 млн. Но этот подъём, в отличии от Ключевского и многих других историков, Н.Д.Чечулин объясняет не обогащением государства и повышением благосостояния населения, а простым увеличением количества налогоплатильщиков, благодаря присоединению новых территорий и росту населения с одной стороны, и повышением налогов, с другой стороны.

Кроме того, отрицательной стороной Екатерининского царствования были хронические дефициты. Для покрытия их впервые стали прибегать к систематическим займам, как внутренним, так и внешним. В результате появился довольно солидный долг около 200 млн. рублей, почти равный трём годовым бюджетам. Таким образом, на последующие поколения была взвалена тяжесть, которая требовала, кроме погашения долга, еще уплаты процентов. Хуже всего было то, что займы постоянно растрачивались, а дифициты оставались. Расходы превышали доходы, требуя все новых и новых задолженностей, и повышения налогов. Екатерина оставила своему преемнику огромный долг и постоянный дефицит гос.бюджета - проблема, с которой не мог справиться и Павел I.

Несколько лучше обстояли дела в промышленности. Созданная Петром I фабрично-заводская отрасль поднялась на значительную высоту. Как выгодная хозяйственная операция, сулящая крупные доходы, она привлекла к себе внимание дворян, которые и заполнили собой во второй половине 18 века ряды фабрикантов и заводчиков, вытеснив в значительной мере прежнее купечество. Количество фабрик сильно возросло, и если в момент вступления на престол Екатерины II в России насчитывалось 984 фабрики и заводов (не считая горных), то в 1796 году их было 3161. Правда, некоторая часть этих фабрик была приобретена благодаря присоединению Польши, где было много своих предприятий. Этот подъем фабрично-заводской промышленности оживил и мелкое кустарное производство, т.к. в 18 веке, по словам Туган-Барановского, "фабрика и кустарная изба мирно уживались друг с другом, почти не конкурируя между собой, причем фабрика являлась технической школой для кустаря".

Успехи и той и другой промышленности отчасти объясняются тем, что правительство Екатерины, как под влиянием физиократов, так и по настоянию дворянства, ослабило прежнюю систему чрезмерного покровительства и правительственной опеки по отношению к фабрикам. Правительство пыталось рядом мер освободить промышленность и внутреннюю торговлю от монополий и стеснений, и вместе с тем, поощрить мелкую крестьянскую промышленность, которой была предоставлена полная свобода, согласно манифесту 17 марта 1775 года и жалованным грамотам 1785 г. Только к концу царствования Екатерины несколько усилилась прежняя покровительственная система по отношению к фабрикам, а тариф 1793 года ограждал отечественную промышленность от иностранной конкуренции.

В отношении торговли вторая половина 18 века несла за собой значительные колебания. Русское правительство в силу требований внутренней экономической политики и дипломатических соображений переходило то от запретительной системы к определенно выраженной свободной торговле, то снова возвращалось к идеям меркантилизма, восстанавливая покровительство над отечественной торговлей и повышая тарифы. Характерным показателем того, как дипломатические отношения влияли на торговлю и тариф, служит манифест 8 апреля 1793 года, в котором запрещался вывоз из России во Францию всех русских товаров и ввоз в страну любой французской продукции. Правда, при издании этого манифеста определенную роль играли и соображения экономические. Правительство надеялось таким путем поддержать пошатнувшийся баланс, складывающийся не в пользу России, но политические мотивы сказались, конечно, в большей степени. Екатерина II относилась с раздражением к Французской революции и приведенными экономическими мерами хотела довести Францию до банкротства. По словам Н.Д.Чечулина, запрет 1793 года был "первым в нашей истории 18 века случаем, когда политические соображения повлияли непосредственно на постановления о заграничной торговле". Конец царствования Екатерины был временем возвращения к запретительным мерам, правда, в довольно умеренной форме.

Если говорить в целом о развитии страны в конце 18 столетия. то, можно отметить, что стремительное развитие производительных сил в начале века стало медленно затихать. На уровень европейских держав Россия так и не поднялась, оставаясь целиком аграрной страной со слабо развитыми внутренними экономическими связями. Безусловно, появилась необходимость преобразований и, прежде всего, это касалось положения крестьян. Крепостное право было настоящим бичом российской экономики.

Крестьянские реформы Павла I.

Как отмечают многие историки, царствование Екатерины II было временем наибольшего расцвета крепостничества. Начав с теоретического протеста против крепостного права в черновиках "Наказа", Екатерина кончила заявлением, что "лучше судьбы наших крестьян у хорошего помещика нет во всей вселенной".

В бытность свою цесаревичем Павел не раз говорил о бедственном положении русского крестьянина и необходимости улучшения его жизни. По мысли Павла, в целях устранения причин народного недовольства следовало бы "снять с народа излишние налоги и пресечь наряды с земли ".

И действительно, в первые же дни Павловского царствования была облегчена рекрутская повинность. Указом от 10 ноября 1796 г. был отменен набор, объявленный Екатериной (подобная отмена произошла и в 1800 г.). Армия с 500 тыс. сократилась до 350 тыс. человек. 12 ноября 1796 г. на Совете Его имп. В-ва был принят указ о замене хлебного сбора 1794 года "по причине неудобств в приеме" умеренной денежной податью, "считая по 15 коп. за четверик" и начиная сбор со следующего 1797 года. Вслед за этим была понижена цена на соль; прощение недоимок по душной подати на огромную сумму в 7 млн. руб., что составляло 1/10 часть годового бюджета. Целая серия указов была направлена на устройство хлебных магазинов для голодных годов. Однако, крестьяне, принужденные нести в эти склады часть собранного хлеба, не были уверены, что в случае голода найдут там зерно. Поэтому отдавали его неохотно, часто утаивая. В результате, когда в 1800 г. в Архангельской губернии случился страшный голод, магазины оказались практически пустыми. Кроме узаконивания и мер, направленных по отношению ко всему крестьянскому населению, следует отметить некоторые мероприятия, связанные с главными группами крестьянства: 1 - удельными, 2 - казенными, 3 - фабрично-заводскими, 4 - помещичьими.

Удельные крестьяне появились в кругу дворцового ведомства благодаря "учреждению об императорской фамилии" 5 апреля 1797 года. Смысл этого законоположения сводился к следующему: 1 - следовало обеспечить крестьян землей и правильно распределить ее между ними; 2 - поднять крестьянское хозяйство улучшенной техникой, развитием ремесел, устройством фабрик; 3 – организовать сборы и отбывание повинностей на новых началах, имея в виду равномерное распределение труда; 4 - установить и привести в порядок сельское управление.

Когда было предпринято обособление удельных, то выяснилась нехватка земель для многих селений. Поднялся вопрос, можно ли отмежевывать земли от казенных крестьян и снабжать ими удельных, либо земли должны приобретаться, как сразу предполагалось, удельным ведомством. Указом 21 марта 1800 года удельным крестьянам было дано важное право - покупать земли у частных владельцев, с условием, чтобы купчая была совершена на имя департамента уделов. Право же пользования землей предоставлялось "единственно купившему таковую землю" сверх той доли, которая приходилась ему при разверстке земель всего населения.

Известно, что не одно земледелие, но и работа "на стороне" составляли занятия удельных крестьян. Последнее стеснялось пас портной системой и обязательством явки паспорта в удельную экспедицию. Указом 2 марта 1798 г. было установлено выдавать промежуточные паспорта удельным крестьянам, что не только значительно облегчало уход селян на заработки, но и выход их в купечество. В виду того, что в это было усмотрено "согласие общественной пользы с приращением дохода", указом 22 октября 1798 г. велено было увольнять удельных поселян в купечество "по праву" за выплату выкупной суммы, назначенной мирским приговором и утвержденной департаментом.

Те же основные вопросы о земле и самоуправлении, но гораздо шире поставленные, трактовались в многочисленных указах и мероприятиях правительства, касавшихся крестьян казенного ведомства. В течении 18 века в законодательстве выработалось понятие поземельного надела для государственных поселян разных наименований, который был бы достаточен для прокормления крестьянина с семьей и давал ему возможность платить подати и отбывать государственные повинности. Таким наделом был признан 15-десятинный участок на каждую ревизскую душу.

В целях действительного выполнения указов о наделении крестьян землей, Павел в конце 1799 г., рассылая сенаторов для осмотра губерний, особым пунктом инструкции предписывал: "взять сведения", достаточно ли земли у крестьян, "сделать мероположение" для предоставление о том сенату и выяснить вопрос о переселении поселян с малоземелья на пустопорожние земли. Рапорты сенаторов вскрыли одно печальное обстоятельство: земельного фонда, необходимого для обеспечения крестьян 15-десятинным наделом, у казны не было, даже несмотря на то, что в круговорот раздачи пустили оброчные земли и леса. Выходом из такого положения стало понижение надела до 8 десятин и установление следующих правил: 1 - наделять крестьян землей по 15 десятин там, где ее достаточно; 2 - где земли не достает, установить 8-десятинную норму тем, кто имеет меньше того; 3 - при малоземелье желающим предоставить возможность переселения на другие территории.

Другой важной стороной Павловских мероприятий относительно казенных крестьян следует признать нормировку сборов. Указом N18 в декабре 1797 г. оброк со "всех поселян казенного звания" был повышен, но не в одинаковой мере. В 1783 г. он был установлен в виде равномерного сбора в размере 3-х руб., в 1797 г. все губернии были распределены на IV класса. В зависимости от этого поселяне должны были платить разный оброк "по свойству земли, изобилия в ней и способам для обитателей к работам". В губерниях I кл. - оброк, вместе с прежним, составил 5 руб., во II кл. - 4,5 руб., в III кл. - 4 руб., в IV кл. - 3,5 руб. Подобная градировка держалась и в последующее время.

Мотивами к повышению сбора, кроме потребностей в новых источниках дохода, были следующие обстоятельства, указанные в законе 18 декабря 1797 г.: "цены вещам несравненно возвысились... поселяне распространили свои прибытки". Формулировка, как видно, довольно туманная, что, вообще, свойственно для многих Павловских указов. И все же главной причиной поднятия налога следует считать плохое финансовое положение государства (эта проблема будет рассмотрена ниже в главе "Финансовая политика").

Следует отметить так же, указ 21 октября 1797 г., которым было подтверждено право казенных крестьян записываться в купечество и мещанство.

Число фабрично-заводских крестьян при Павле несколько увеличилось. Указом от 16 марта 1798 г., "во избежании злоупотреблений и поощрения промышленности ради", фабрикантам и заводчикам из купцов было разрешено приобретать к своим предприятиям крестьян с тем, чтобы купленные "всегда были при заводах и фабриках неотложно". Хотя этот закон находился в несоответствии с намерениями Павла разрешить судьбу приписных крестьян, но это действие было вызвано частью теми злоупотреблениями, которые случались при запрещении купцам покупать крестьян для фабрик, а частью тем, что промышленность требовала рабочих рук, которых вольнонаемным путем найти было чрезвычайно трудно. Все это заставило правительство двигаться по проторенному пути при создании новых казенных заводов и фабрик, приписывая к ним крестьян. Надо отметить, что Павел пытался ослабить тяжесть такой приписки, издавая указы облегчающие труд приписных крестьян. К примеру, в

указе о приписке к фаянсовой фабрике говорилось, чтобы приписано было лишь требуемое число рабочих, "целыми семьями", а после отработки податей заработанные деньги "сверх того выдавать им (крестьянам) из доходов фабрики. Указом 16 марта 1798 г. предписывалось при покупке крестьян к частным фабрикам, чтобы их количества "годных к работе дней половина шла на заводские работы, а другая половина на крестьянские".

Впрочем, эти постановления не касались сущности дела - фабрично-заводские крестьяне оставались по-прежнему в тяжелом положении. Попыткой разрешить их судьбу явился проект директора берг-коллегии М. Ф. Соймонова. В этом документе предлагалось снабжать фабрики и заводы "непременными работниками", остальных же крестьян от заводских работ освободить окончательно. В именном указе по этому поводу читаем: "К особенному удовольствию найдя, что все предложенные им (Соймоновым) средства суть самая соответственнейшая намерению Нашему освободить от заводских работ крестьян... Повелеваем: 1 - укомплектовать заводы непременными мастеровыми, взяв по расчету из 1000 душ 58 человек, годных к работам; 2 - всех прочих, сверх комплекта, освободить от заводских работ, причислив к разряду крестьян государственных и прочих (9 ноября 1800 года). Именно при Павле приписные крестьяне были наконец освобождены от тяжелых обязательных работ.

В отношении данной группы крестьян можно выделить лишь небольшое количество указов, изданных правительством Павла. Среди них: указ 16 октября 1798 г. о не продаже малороссийских крестьян без земли, 16 февраля 1797 г. о не продаже дворовых людей и без земельных крестьян "с молотка или с подобного на сию продажу торга", об "изыскании с помещиков долгов казенных и частных" (указом 28 января 1798 г. постановлено: "оценивать их (крестьян) по работе и по тому доходу, каковой каждый из них чрез искусство, рукоделие и труды доставляется владельцу, брать их в казну, принимая оный процентом с капитала, который и засчитывать в казенный долг"); о передаче крестьян без раздробления семейства от 19 января 1800 г. Вот практически все, что было сделано правительством для помещичьих крестьян.

Отдельного разговора заслуживает манифест 5 апреля 1797 г., ставший первой попыткой законодательства встать между помещиком и крестьянином в отношении упорядочивания труда.

Манифест 5 апреля 1797 г. устанавливал норму барщины в размере трех дней. Указ был объявлен в день коронации и, можно предположить, являлся простой милостью крестьянам, однако по своему значению его оценивают, как одно из главных преобразований всего Павловского времени. В манифесте две идеи: непринуждение крестьян к работам в воскресные дни и о трехдневной барщине. Что касается первого, то это не стало новым (еще в Уложении Алексея Михайловича воскресные работы запрещались). Интерес представляет часть манифеста о трехдневной барщине. До этого ни разу не было издано закона, который регулировал барщину. Впрочем, как отмечает Валишевский, законодатель не вполне ознакомился с многими различиями в значении и форме этой повинности в отдельных губерниях. В Малороссии помещики обыкновенно требовали лишь два дня в неделю барщины. Понятно, что они не замедлили воспользоваться новым законом, чтобы увеличить свои требования. Наоборот, в Великороссии, где барщина была почти ежедневной, помещики пожелали увидеть в том же самом тексте лишь указание, совет. И, действительно, употребленная форма допускала самые различные толкования. Нет категорического приказа, а высказано как бы пожелание: шесть дней, поровну разделяемые, " при добром распоряжении", "достаточны будут на удовлетворение хозяйственным надобностям". Не вызывает сомнения то, что сам Павел понимал манифест как закон, несмотря на это Сенат придерживался иного мнения. В обществе же, вообще, сложилось многостороннее понимание указа.

Как бы ни понимать манифест, важно выяснить использовалось ли на практике правило о трехдневной барщине. Многочисленные свидетельства говорят о том, что указ не соблюдался. В том же 1797 г. крестьяне подавали императору жалобы, в которых сообщали, что они работают на помещика "ежедневно", доведены "до крайнего состояния тяжкими разного рода сборами", что помещик их "как загонит на барщину с понедельника, то до воскресенья самого и продержит" и т.д. О том же свидетельствуют и дворянские круги (Безбородко, Радищев, Малиновский...).

Если же подводить итоги политики Павла по отношению к крестьянству, то можно заметить, что в этой деятельности нельзя найти желания прямо поставить вопрос об освобождении крестьян от крепостной зависимости или о радикальном улучшении бытовых условий жизни крестьян. И все же совершенно определенно видно общее благожелательное отношение правительства к крестьянству вообще. Хотя мероприятия Павла не отличались выдержкой и систематичностью (за время своего правления Павел роздал 550 тыс. душ и 5 млн. десятин земли), но вместе с тем среди них можно найти ряд важных, несомненно способствовавших улучшению жизни крестьян, мер. Сюда следует отнести облегчение многих повинностей, землеустроительную политику, организацию сельского и волостного управления, постановление о "непременных мастеровых" и т.д. Несомненно большую роль в освобождении крестьян сыграл манифест о трехдневной барщине. Можно сказать, что для крестьян царствование Павла ознаменовало собой начало новой эры: росту крепостничества был положен конец, постепенно начался переход к полному освобождению крестьян, завершившийся реформой 1861 года. И в этом деле большая заслуга императора Павла I.

Торговая деятельность при Павле I.

Делами торговли при Павле занималась коммерц-коллегия. Главными предметами деятельности были внешняя и внутренняя торговли, пути сообщения, ведомство по тарифам. В этих областях, если и происходили какие-либо изменения при Павле, то они касались количественного расширения предметов ведомства, но не качественного.

Правительство Павла, несмотря на частичные отклонения, в сущности продолжало политику Екатерины II. Как оно смотрело на торговлю и каких взглядов придерживалось, видно из следующих указов: "С самого начала царствования нашего простерли мы внимание на торговлю, ведая что она есть корень, откуда обилие и богатство произростают". В другом приказе читаем: "...восхотели мы усугубить в недрах державы нашей важную отрасль сию новыми средствами, к распространению ее служащих". При таком взгляде правительства на торговлю важно установить как складывалась практика, направленная "к распространению торговли".

Прежде всего, в интересах торговли поощрялась отечественная промышленность, которая должна была заполнить внутренний рынок. С этой целью запрещается ввоз ряда иностранных товаров: шелковых, бумажных, льняных и пеньковых материй, стали, соли и проч. С другой стороны, с помощью субсидий, привилегий, дачей казенных заказов, отечественные фабриканты поощрялись к производству товаров не только для казны, но и на вольную продажу. Так было, например, в отношении к суконным и горным заводчикам. В целях облегчения купцам в платеже пошлин, указом 14 августа 1798 г. велено "в случае недостатка серебряной и золотой монеты, принимать от купцов золотые и серебряные слитки". Губернским властям вообще предписывалось содействовать купцам всеми мерами.

Большой удар русской внешней торговле был нанесен разрывом отношений с Англией. 23 октября 1800 г. генерал-прокурору и коммерц-коллегии было велено "наложить секвестр на все английские товары и суда, в российских портах находящиеся", что тогда же было исполнено. В связи с конфискацией товара поднялся сложный вопрос о расчетах и кредитных операциях между английскими и русскими купцами. По этому поводу 22 ноября 1800 г. был издан высочайший указ коммерц-коллегии: "Состоящие на российских купцах долги англичан впредь до расчета оставить, а имеющиеся в лавках и магазинах английские товары в продаже запретить". Затем 30 ноября, по ходатайству русских купцов, английские товары разрешено было продавать для уплаты долгов, а для обоюдных долговых расчетов были учреждены ликвидационные конторы в С.-Петербурге, Риге и Архангельске.

Начавшаяся с конца 1800 г. экономическая борьба России и Англии с каждым месяцем усиливалась, причем наиболее активно вел эту борьбу сам Павел. Уже 19 ноября 1800 г. дано было общее предписание о запрете ввоза английских товаров. Гораздо труднее было противодействовать вывозу русского сырья в Англию. 15 декабря объявили Высочайшее повеление, "чтобы со всею строгостью наблюдаемо было, дабы никакие российские продукты не были вывозимы никаким путем и никакими предлогами к анличанам". Однако, вскоре выяснилось, что русские материалы идут в Англию через Пруссию. Тогда последовало запрещение вывоза российских товаров в Пруссию. Самой крайней мерой в борьбе русского правительства с заграничным товарообменом стало общее распоряжение Коммерц-коллегии 11 марта 1801 г. (в последний день жизни Павла) о том, "чтобы из российских портов и пограничных сухопутных таможень и застав никаких российских товаров выпускаемо никуда не было без особого Высочайшего повеления". Естественно это распоряжение выполнено быть уже не могло. Однако, на целый день вся страна стала закрытой экономической зоной, пусть даже лишь на бумаге. Очевидно, что власть нанесла немалый урон российской торговле, поссорившись с Англией, которая покупала 1/3 сельскохозяйственной продукции страны. К примеру, цена на берковец конопли после разрыва с Англией упала на Украине с 32 до 9 руб. Не в пользу России был и торговый баланс в те годы. Еще при Екатерине баланс внешней торговли составлял в 1790 г.: ввоз 22,5 млн. руб., вывоз - 27,5 млн. руб., когда накануне революции Франция достигала в 4 раза большей цифры, а Англия давала при одном вывозе - 24,9 млн. фунтов стерлингов. Более убедительными доказательствами являются сведения английского консула в России С.Шарпа о колебаниях русской торговли с 1796 по 1798 гг.

1796 1797 1798

Прибывших судов 3.443 3.204 1.052

Ушедших судов 3.444 3.047 1.104

Сумма ввоза 41.878.565р.79к. 35.002.732р.76к. 25.936.020р.

Сумма вывоза 61.670.464р.26к. 56.683.560р.39к. 36.152.476р.

За 1798 г. данные даны только по С.-Петербургу, в котором тогда происходила главная торговля. Из приведенных данных видно, что торговый баланс России практически не изменялся, оставаясь на очень низком уровне, а со времени разрыва с Англией он пошел резко вниз.

Порвав торговый союз с Англией, Россия возобновила торговлю с Францией. Впрочем, ряд договоров о торговле не мог существенно отразиться на торговых оборотах в виду того, что основные торговые пути на Севере и Западе были в руках англичан.

Гораздо существеннее были попытки завоевать азиатский рынок. С этой целью предприняли ряд мер, способствовавших увеличению торговли с Персией, Хивой, Бухарой, Индией и Китаем. В 1798 г. разрешили вывозить в Азию железо, медь, олово, хлеб, иностранную золотую и серебряную монету. Прежнее запрещение осталось лишь на вывоз воинских снарядов. Были изданы распоряжения об охране купцов, торговавших в Средне-Азиатских странах. До разрыва с Англией в этой торговле не было необходимости, но уже в сентябре 1800 г. генерал-прокурор, по указу императора, обратился к купечеству с предложением расширить торговлю с Хивой, для чего обещал поддержку правительства. 29 декабря 1800 г. состоялось Высочайшее распоряжение: "Сделать коммерц-коллегии положение о распространении торговли с Индией, Бухарой и Хивой, от Астрахани по Каспийскому морю и от Оренбурга, и составить план новому таможенному на тот край порядку, тарифу и устав предполагаемой компании; равномерным образом войти в рассмотрение средств для установления и распространения торговли по Черному морю". Интерес к азиатской торговле ослаб после смерти Павла, когда были восстановлены отношения с Англией.

Из области внешнеторговых сношений можно выделить создание первой российско-американской компании в 1798 г.

Одним из основных предметов российской торговли являлся хлеб. Когда урожай превышал необходимое количество для внутреннего потребления, правительство открывало порты и таможни для беспрепятственной продажи зерна. Но, как только замечался недостаток в хлебе и цены на него поднимались внутри страны, следовало запрещение вывоза как для отдельных мест, так и для всего государства. В таком направлении действовала Екатерина II, так же поступал и Павел. В его царствование происходили неоднократные колебания в торговле хлебом. Лишь к концу 1800 г. правительство в полном согласии с купечеством пришло к выводу о возможности, даже при некотором стеснении хлебного рынка, продавать за границу самый дорогой и наиболее выгодный для сбыта хлебный продукт - пшеницу, которая обычно на прокормление простого населения не употреблялась.

Торговли касалась и деятельность коммерц-коллегии по устройству таможни и выработки тарифа. Коллегия разрабатывала вопросы, связанные с таможенными пошлинами. 14 октября 1797 г. ею был выработан общий тариф, просуществовавший на протяжении всего царствования Павла.

Еще одним важным делом коммерц-коллегии, следует признать, работу по устройству путей сообщения. В ее обязанности входил сбор сведений о сухопутных дорогах в Азии, но гораздо большее внимание приходилось уделять водным коммуникациям. Правительство занималось рассмотрением мер, необходимых для усиления купеческого судоходства. И вместе с вопросом о водных путях сообщений встал вопрос и о кораблестроении. По предложению коммерц-коллегии, эта проблема была решена путем передачи купцам части военных фрегатов.

Такова деятельность коммерц-коллегии за Павловское время. Она проходила при умеренной покровительственной и запретительной системе, которая, помимо обычных колебаний, испытала на себе, в виду разрыва с Англией, резкий перелом и заставила правительство пересмотреть ряд вопросов, связанных с торговлей. Достойно внимания то обстоятельство, что и правительство, и купечество, почти порвав торговые отношения с Западом, не только занялись вопросом об упрочении и расширении своей внутренней торговли, но и повернулись в своих проектах к Востоку и Югу, предполагая увеличить торговые сношения с азиатскими странами. Впрочем, как уже отмечалось, разочарований в этой отрасли было гораздо больше, чем успехов.

В этой главе необходимо упомянуть об еще одном учреждении Павловского времени, занимавшимся делами внутренней торговли.

Камер-коллегия была восстановлена указом 10 февраля 1797 г. Ей поручались подряды по поставке вина и откупы по питейным сборам, расчеты по договорам и винокуренные заводы. Деятельность коллегии выражалась, прежде всего, в заботах о благосостоянии казенных винных заводов, складов и магазинов. Коллегия так же заведовала отдачей винной продажи на откуп. Последнее было связано с тем, что Екатерининское время система откупа охватывала значительное число губерний и требовала того, чтобы раз в 4 года были вызываемы "охотники", и винная продажа в этой губернии была отдана на откуп с торгов. В 1798 г. кончался срок этих откупов, и камер-коллегии пришлось заниматься производством торгов и отдачей на откуп питейной продажи на следующее четырехлетие (1799-1802). Сдача торгов, как отмечает Клочков, видимо прошла успешно, т.к. многие лица получили награды.

На камер-коллегии лежал надзор не только за казенными, но и за частными винными заводами. В ее обязанности входил сбор сведений о вине и питейных доходах, а так же борьба с корчемством, в тех губерниях, где питейная продажа находилась на откупе или на вере. Любопытно отметить, что когда сведения о количестве проданного вина по губерниям были собраны от казенных палат за 1795 г., то оказалось - вина по 34 губерниям с населением около 11 млн. человек, платящих подати, было продано 6.379.609 ведер, т.е. на каждого приходилось немногим более полведра. Подобная статистика может опровергнуть многие заявления относительно пьянства на Руси. И здесь заслуга принадлежит правительству, которое умело регулировало продажу питейных изделий.

Развитие промышленность.

При характеристике состояния российской промышленности, мы рассмотрим деятельность двух коллегий, повлиявших на развитие данной отрасли хозяйства.

Мануфактур-коллегия была возоблена указом 19 ноября 1796 г. При Павле существенных изменений в промышленности не произошло. Правительство придерживалось умеренной покровительственной системы, и на мануфактур-коллегию была возложена обязанность содействовать благосостоянию и распространению основных форм промышленности - кустарной и фабричной. Следует отметить, что особое внимание уделялось суконным фабрикам, поставляющих свою продукцию в казну. Это было связано с тем, что продукция данной отрасли шла практически целиком на нужды армии, к чему сам Павел был далеко неравнодушен. Так указом 15 января 1798 г. мануфактур-коллегии велено было давать денежные суммы без процентов желающим заводить фабрики для выработки солдатских сукон в Оренбургской, Астраханской, Киевской, Подольской и Волынской губерниях. На обязанностях коллегии лежал бдительный надзор за тем, чтобы требуемое количество сукна было доставлено в казну. Когда же в начале 1800 г. оказалось, что сукна не хватает, то 5 марта последовал указ: "Недостающее число сукна искупить за счет имения директора мануфактур-коллегии..."

Для поставщиков сукна, выполнявших свои обязательства, были введены некоторые льготы. К примеру, им разрешалось продавать свою продукцию как внутри государства, так и за его пределами. Вообще, в царствование Павла фабриканты пользовались определенной поддержкой со стороны правительства. Их привилегии строго охранялись, а всякое притеснение заводчиков наказывалось. Так, известно, когда воронежский полицмейстер, вопреки закону, ввел постой в доме суконного фабриканта Тулинова, то Павел, узнав об этом, приказал: "полицмейстера сдать под суд, а Сенату повсеместно предписать властям, чтобы нигде подобных отягощений фабрикантам быть не могло".

Заботясь об улучшении промышленности, мануфактур-коллегия принимает меры к введению машин на фабриках. 13 апреля 1798 г. получил высочайшее утверждение доклад мануфактур-коллегии об устройстве около С.-Петербурга фабрики для обрабатывания хлопчатой бумаги и шерсти с применением особых машин.

Подобные действия правительства, направленные на механизацию производства, повлекли за собой быстрый рост капиталистической промышленности в 19 веке. Начали появляться новые фабрики, как казенные, так и частные. В 1797 г., в местечке Зуево, известный фабрикант Савва Морозов, будучи простым ткачем и крепостным крестьянином, основал небольшую мануфактурную фабрику.

Кроме указанных мероприятий, правительство интересовало развитие и усовершенствование новых текстильных производств, например, шелководства. В 1798 г. главному директору мануфактур-коллегии кн. Н. Б. Юсупову было дано поручение собрать "по шелководству и вообще по части мануфактур верные и достаточные сведения, и представить надежнейшие меры к усовершенствованию и расширению сей важной ветви государственной экономики". Принятые Юсуповым меры действительно способствовали упрочнению этой новой отрасли российской промышленности.

По отношению к национализации промышленности любопытен указ 19 февраля 1801 г. В нем запрещалось всем фабрикантам и мастерам в России ставить на производимые ими вещи иностранные клейма и надписи. Вводится порядок, когда каждый производитель представлял в мануфактур-коллегию образцы своих изделий. Впрочем, этот указ, вводивший стеснительную для производства регламентацию, напоминающий Петровские порядки, не выполнялся.

Заботы о некоторых отраслях промышленности были, несомненно, благотворны и число фабрик в этих производствах увеличилось, вот некоторые данные:

1796 1801

--------------------------------------------------------------------------

Суконные фабрики 151 175

Кожевенные фабрики 848 855

Набойчатые фабрики 50 52

Бумажные фабрики 55 109

Хрустальные и стеклянные 18 131

-------------------------------------------------------------------------

Однако, как отмечает Валишевский, которому вообще свойственно во всех действиях Павла находить лишь плохое, только с этого царствования Россия начала экономически отставать от государств Европы. Примером промышленного упадка страны упомянутый историк считает город Арзамас, который, как он уверяет, "был промышленным центром такого значения, с которым могли сравниться только Манчестер или Бирмингем". Все же, думается, ошибочно приписывать все грехи одному царствованию, тем более такому короткому. На мой взгляд, причины экономического отставания России в конце 18 века нужно искать в Петровских преобразованиях, которые не были доведены до логического завершения преемниками Петра.

Если подводить итоги деятельности мануфактур-коллегии, то, можно отметить, что хотя эта деятельность не была слишком обширной и не несла в себе ничего нового, тем не менее она направлялась на частичные улучшения и усовершенствования промышленности России. Правительство пыталось поставить русского производителя в независимое положение от иностранной промышленности и дать ему выход на азиатский рынок.

В компетенцию берг-коллегии входил контроль за всеми "горными и монетными делами". В виду упадка горного дела при Екатерине II, берг-коллегия целью своей деятельности видела в "приведении в возможное совершенство горные производства, как одну из главнейших отраслей внутреннего благосостояния и внешней коммерции".

Можно указать на некоторые частные меры, которыми берг-коллегия пыталась поправить положение казенных заводов: из числа преступников, годных к горному делу, был набран комплект рабочих на Нерчинские заводы; принятие мер к продаже остающегося по казенным заводам железа и сбыт его всем желающим, согласно указу от 10 февраля 1799 г. "на 10 коп. с рубля ниже вольных цен". В 1797 г. на нужды берг-коллегии было выделено 655 тыс. рублей для расширения производства и заготовления хлеба для приписных крестьян.

Предпринимались и более широкие меры. В этом отношении важен манифест 9 ноября 1800 г., который упорядочивал заводские работы. Велось и общее наблюдение за частными заводами. 3 ноября 1797 г. частным владельцам медных заводов были даны новые льготы: 1 - уменьшение сборов с заводов; 2 - увеличение платы за половинную часть выплавляемой меди, доставляемой заводчиком в казну, на 1,5 руб. за пуд. Однако, это касалось лишь добросовестных заводчиков. Впоследствии фабрикантам разрешили покупать крестьян с землей к своим предприятиям.

В виду такого привилегированного положения заводчиков, прибыль, получаемая ими от производства, значительно возросла. Капитал, употребляемый на предприятие, по сведениям главного директора берг-коллегии Соймонова, стал приносить "от 70% до 100% и более прибыли". При таком раскладе Соймонов считал справедливым повысить сборы с владельцев чугунно-плавильных заводов, что и было сделано.

В обязанности берг-коллегии входил также поиск новых залежей. Условия эксплуатации горных богатств прежними заводами, открытие новых залежей, упорядочение горнозаводской промышленности, руководство всем делом со стороны одного центрального учреждения, каким являлась берг-коллегия, - все это дало положительные результаты в первые же годы Павловского правления. В 1798 г. казна получила прибыли на 500 тыс. руб. больше, чем в 1796 г. В заслугу берг-коллегии нужно поставить так же и то, что на горное дело они смотрели с государственной точки зрения, которую горячо отстаивали перед царем и Сенатом, при обсуждении вопроса о преимуществах казенной и частной эксплуатации горных богатств. Из всех ведомств, действовавших при Павле, пожалуй одно это целиком справлялось с возложенными на него обязанностями.

Финансовая политика.

В области финансовой политики Павел держался того мнения, что доходы государства принадлежат государству, а не государю лично. В Гатчине Павел самостоятельно выработал государственный бюджет. Доходы и расходы в нем балансировались в сумме 31,5 млн. руб. Но, по вычислению финансового департамента, одно содержание армии в мирное время на 1797 г. требовало кредита, превышающего эту сумму. Таким образом, общая сумма предстоящих расходов составила 80 млн. руб., что на 20 млн. превышало ожидаемые доходы. Вместе с тем, за последние 13 лет гос. долг достиг колоссальной для того времени суммы в 126.196.556 руб., а огромное количество, находившихся в обращении, бумажных денег превышало 157 млн. Эти деньги теряли при размене от 32% до 39% стоимости.

Павел заявил о своем намерении ликвидировать в большой его части этот тяжелый пассив. Ему удалось обеспечить только один внешний долг в 43.739.180 руб., при помощи широкой операции в содействии с "домом Гопе в Амстердаме". В отношении ассигнаций, Павел заявил, что в них нет надобности и за все ассигнации будет уплачено серебряной монетой. Какой? Павел поговаривал о том, чтобы перелить все серебряные приборы Двора. Он "будет есть на олове" до тех пор, пока бумажный рубль не поднимется до своей номинальной цены. Этого не случилось. И вначале, даже несмотря на стремление к экономии, что на практике оказывалось большей частью неосуществимым, истинный бюджет на 1797 г. достиг цифры вдвое большей против ранее принятой Павлом - 63.673.194 руб. Из этих денег 20 млн. приходилось на армию, а 50 млн. на флот. Уже в июле 1797 г. появилась необходимость в пересмотре этого бюджета. Производившаяся в то время раздача казенных земель, отняла у казны около 2 млн. руб. Пришлось сокращать такую же сумму кредита, отпущенного на погашение государственных долгов. В течении следующих лет бюджеты Павла достигли и даже превысили уровень Екатерининских:

76.415.465 руб. ..... 1798 г. (на 8.818.006 руб. больше последнего бюджета Екатерины)

77.890.300 руб. ..... 1799 г.

78.000.000 руб. ..... 1800 г.

81.081.671 руб. ..... 1801 г.

С первого же года, за исключением ассигнований на армию и флот, расходы нового правления очень мало отличались от установленных прежде. Валишевский приводит смету главных из них:

Армия и флот ........................... 25.000.000 руб.

Гражданские штаты ........................ 6.000.000 руб.

Иностранный департамент .................. 1.000.000 руб.

Духовенство .............................. 1.000.000 руб.

Школы и благотворительные учреждения ..... 1.221.762 руб.

Погашение долгов ......................... 12.000.000 руб.

Кабинет (личные расходы императора) ...... 3.650.000 руб.

Двор ..................................... 3.600.000 руб.

Императорская фамилия .................... 3.000.000 руб.

В статьях доходов крупные суммы также продолжали доставляться налогами на крестьян:

Подушных с казенных и помещичьих

крестьян ...... 14.390.055 руб.

Оброчных с казенных крестьян ............. 14.707.921 руб.

Питейные сборы ........................... 18.089.393 руб.

Таможенные сборы ......................... 5.978.289 руб.

Кроме того, с 1798 г. к повинностям казенных крестьян был прибавлен еще дополнительный налог на 6.482.801 руб.

Вопреки высказанным заявлениям, долг государства, вместо того чтобы уменьшиться, возрастал. Павел прибегал к займам как и его мать, и даже более опрометчиво. Общую сумму внутренних займов, для которых были произвольно тронуты части капиталов

Дворянского банка, Казначейства и опекунских советов, невозможно подсчитать даже приблизительно, за отсутствием документов, не найденных до настоящего времени.

За границей финансовая политика, начав с займа в 88.300.000 флоринов, заключенного в Амстердаме в 1797 г., закончилась тем, что довела пассив, выражавшийся цифрой 43.739.130 руб., до 132.000.000.

В то же время Павел не отказывался и от выпуска ассигнаций. К огромной их сумме, оставленной Екатериной, он прибавил 56.237.420 руб. Что составило увеличение их каждый год на 14 млн., тогда как среднее годовое нарастание этой статьи долга в предыдущее царствование достигало приблизительно лишь 6.3 млн.

Только в отношении финансового устройства работа Павла заслуживает одобрения. 4 декабря 1796 г. было учреждено Государственное казначейство. В обязанности казначейства входило составление смет гос. расходов и доходов. Впоследствии к этим обязанностям добавились функции упраздненного Долгового комитета и Казенной палаты. Таким образом, в его "руках" стали сосредотачиваться основные нити финансового управления, что предопределило объединение этой отрасли в дальнейшем.

Следует выделить еще ряд мероприятий в области финансов. В январе 1797 г. Павел публично, перед Зимним Дворцом, сжег на 5 млн. ассигнаций и приказал, чтобы чеканка серебра, установленная в 1763 году, когда фунт серебра 72-ой пробы соответствовал 17 руб. 6 2/3 коп., была доведена до 14 руб. из фунта с повышением пробы до 83 1/3. Таким образом, стоимость денежной единицы при размене была доведена до 5,5 франков. Но 3 октября последовала новая неожиданность: "чеканить из фунта серебра около 20 рублей". Как результат - падение курса рубля до 4 франков.

В завершении этой главы приведу историю о создании "Банка вспомогательного для дворянства". Нет необходимости говорить, что Павел часто попадал в плен несбыточных идей. Одной из таких затей было создание указанного выше банка. Надо сказать, что эту идею Павлу подкинул некий "мечтательный теоретик" Вут, который, как можно не без оснований предполагать, был обыкновенным пройдохой. Вут подал царю бумагу, в которой предлагал: привести стоимость серебряного рубля к 140 коп. меди; увеличить производство меди со 160 тыс. пудов до 1200000, гарантируя таким образом новый выпуск бумажных денег на 150 млн.; учреждение банка для помощи дворянству и т.д.

Правительство рассчитывало получить с этой "акции" 35 млн. прибыли. И 18 декабря 1797 г. был создан "Банк вспомогательный для дворянства", который, в сущности, являлся огромной фабрикой бумажных денег. Целью создания банка было объявлено "восстановление благосостояния нуждающихся дворян". Ссуды выдавались на 25 лет в размере от 40 до 75 руб. на душу, смотря по местной стоимости залогов, принимаемых банком ежегодно. Взнос составлял 6%, включая сюда и сами проценты и их капитальные погашения, которые уплачивались билетами этого же банка, приносившими в свою очередь 5%, в следствии чего их курс повысился сравнительно с номинальной стоимостью.

Валишевский пишет: "Не хотел ли Павел расставить ловушку заемщикам и ускорить их разорение? Это вовсе недопустимо... Создатель учреждения не мог иметь подобных расчетов: он вкладывал в это предприятие слишком большую часть своего собственного состояния".

Начав свои операции 1 марта 1798 г., банк в несколько месяцев роздал на 500 млн. рублей билетов, которые, в следствии повышения курса, сразу при размене потеряли от 10 до 12% стоимости.

Аристократическая клиентура заведения, в большинстве случаев, безрассудно промотала эти деньги, утратившие свою настоящую цену. Но, делая заемщиков еще более нуждающимися, а потому несостоятельными, предприятие влекло и для государства - залогодержателя не менее гибельные последствия.

Последним аккордом эксперимента стало понижение курса рубля на Лондонской бирже. Вот, что писал по этому поводу русский посол в Лондоне: "До основания этого банка вексельный курс рубля был 30-31 пенс, а потом он начал быстро падать, и дошел до того,

что в лучшие месяцы равнялся 24 пенсам, и если бы этот банк не прикрыли, он упал бы до 15 пенсов и ниже, подобно французским ассигнациям".

Банк был закрыт менее чем через год после его основания. Но в последние годы царствования Павла войны вместе с другими дорого стоявшими предприятиями довели казну до такой нищеты, что министр финансов Г. Р. Державин не сумел найти другого выхода, кроме нового выпуска ассигнаций. Предстояло купить за бесценок все огромное количество товаров, затруднявших торговлю из-за закрытия таможни. Таким образом, предполагалось возродить торговлю и получить значительную прибыль путем искусственного повышения цен. Проект был представлен Павлу на утверждение накануне его смерти. В этот момент, по свидетельству современника, в казне было 14.000 рублей.

В подведении итогов финансовой политики Павла можно с достаточной определенностью заявить, что она была во многом гибельной для России. Не имея представления о финансах, император втянул государство во многие рискованные операции, которые привели казну страны к банкротству.

Экономическую деятельность Павла нельзя оценить однозначно.

Безусловно, на лицо многие полезные преобразования, благотворно влиявшие на развитие и укрепление отечественной экономики. Сюда, прежде всего, следует отнести разрешение крестьянского вопроса; меры по расширению промышленности: создание новых заводов и фабрик, внедрение новых видов производства. Заслуживают внимания и административные мероприятия, направленные на централизацию управления основными отраслями хозяйства страны.

С другой стороны, большим минусом Павловского правления являются финансовая и торговая политики.

Впрочем, итоги по каждой из указанных областей уже были подведены в посвященных им главах. В этой части работы будет сделана попытка общего анализа Павловских преобразований.

После правления Павла в экономическом мировом положении России особых изменений не произошло. Несмотря на все попытки правительства поправить плачевное состояние экономики, страна по-прежнему была экономически отсталой, а в некоторых областях наметились даже ухудшения по сравнению с предыдущим правлением. Стране необходимы были коренные изменения в экономической политике. Павла нельзя обвинить в отсутствии стремления к реформам. Однако, ему не доставало четко выработанной цели того, что он хочет достигнуть. Петр знал, что он хотел сделать со страной. У Павла, кроме армейской реформы, ничего конкретного не было. В такой ситуации он решил приняться сразу за все, тогда как опыт многих государств показывает, что благосостояние достигается постепенно.

В результате - что-то получилось, что-то наполовину, а что-то (как например, финансы) развалилось совсем. Надо сказать, что вокруг Павла практически не было единомышленников. Все его указы воспринимались как сумасшедший бред у большинства населения. Однако, даже несмотря на это внешнее противодействие, Павлу удались ряд реформ, среди которых главное место занимает манифест о трехдневной барщине, положивший начало освобождению крестьян от крепостного права.

Нельзя не обратить внимание и на маленькую продолжительность правления. Кто знает, может быть, сегодня мы не судили о Павле лишь по анекдотам, часто не соответствующим правде, если бы правление его длилось многим более того, что было. Впрочем, история не любит слова "если".

Список использованной литературы.

- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год

- Чулков Г. Императоры. М.: Искусство, 1995 год.

- Шильдер Н. Император Павел Первый. М.: Алгоритм, 1996 год.

- Ключевский В.О. О русской истории М. Просвещение, 1993 год.

- Валишевский К. Собрание сочинений в пяти томах, том 5: «Сын Великой Екатерины Император Павел 1 (Его жизнь, царствование и смерть). М.: «ВЕК», 1996.

- Эйдельман Н.Я. Грань веков СПб.,1992 год.

- Яцунский В.К. Социально-экономическая история России 18-19 века. М., 1971 год.

- Заичкин И. Русская история от Екатерины до Александра II. М.: Мысль, 1994 год.

[1]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 3.

[2]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 3.

[3]
- Чулков Г. Императоры. М.: Искусство, 1995 год, стр. 54.

[4]
- Чулков Г. Императоры. М.: Искусство, 1995 год, стр. 55.

[5]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 220.

[6]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 220.

[7]
- Шильдер Н. Император Павел Первый. М.: Алгоритм, 1996 год, стр. 305.

[8]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 237.

[9]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 238.

[10]
- Оболенский Г.Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 3.

[11]
- Оболенский Г. Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 250.

[12]
- Оболенский Г. Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 251.

[13]
- Оболенский Г. Л. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 253.

[14]
- Чулков Г. Императоры. М.: Искусство, 1995 год, стр. 39.

[15]
- Чулков Г. Императоры. М.: Искусство, 1995 год, стр. 35.

[16]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 255.

[17]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 255.

[18]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 256.

[19]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 257.

[20]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 257.

[21]
- Шильдер Н. Император Павел Первый. М.: Алгоритм, 1996 год, стр. 305.

[22]
- Шильдер Н. Император Павел Первый. М.: Алгоритм, 1996 год, стр. 308.

[23]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 256.

[24]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 272.

[25]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 275.

[26]
- Ключевский В.О. О русской истории М. Просвещение, 1993 год, стр. 345.

[27]
- Оболенский Г.В. Император Павел I. Смоленск, 1996 год, стр. 277.

[28]
Казимир Валишевский. Собрание сочинений в пяти томах, том 5 «Сын Великой Екатерины Император Павел 1 (Его жизнь, царствование и смерть). М.: «ВЕК», 1996, с. 192

[29]
Там же, с. 194

[30]
Там же, с. 196

[31]
Там же, с. 197