Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Факультет государственного управления
Доклад по дисциплине
История отечественного государственного управления
на тему
Сталинская система потребления – распределения
Выполнил:
Студент
III курса
Группы 302
Попов Никита
Москва, 2003
В январе 1931 года по решению Политбюро Наркомат снабжения СССР ввел всесоюзную карточную систему на основные продукты питания и непродовольственные товары. Процесс оформления нормированного снабжения, развивавшийся в стране с 1927 года по мере развала внутреннего рынка, завершился.
Стержнем карточной системы являлся крайний индустриальный прагматизм — порождение форсированного промышленного развития и острого товарного дефицита. Революционный лозунг «Кто не работает, тот не ест» получил индустриальный подтекст: «Кто не работает на индустриализацию, тот не ест». Карточки выдавались только тем, кто трудился в государственном секторе экономики (промышленные предприятия, государственные, военные организации и учреждения, совхозы), а также их иждивенцам. Вне государственной системы снабжения оказались крестьяне и лишенные политических прав («лишенцы»), составлявшие более 80% населения страны!
Снабжение тех, кто получил карточки, представляло сложную иерархию групп и подгрупп и зависело от близости к индустриальному производству.
С начала 1931 года в стране существовало 4 списка снабжения (особый, первый, второй и третий).
Преимущества в снабжении имели особый и первый списки, куда вошли ведущие индустриальные предприятия Москвы, Ленинграда, Баку, Донбасса, Караганды, Восточной Сибири, Дальнего Востока, Урала. Жители этих промышленных центров должны были получать из фондов централизованного снабжения хлеб, муку, крупу, мясо, рыбу, масло, сахар, чай, яйца в первую очередь и по более высоким нормам. Потребители особого и первого списков составляли только 40% в числе снабжаемых, но получали львиную долю государственного снабжения — 70—80% поступавших в торговлю фондов.
Во второй и третий списки снабжения попали малые и неиндустриальные города, предприятия стеклофарфоровой, спичечной, писчебумажной промышленности, коммунального хозяйства, хлебные заводы, мелкие предприятия текстильной промышленности, артели, типографии и пр. Они должны были получать из центральных фондов только хлеб, сахар, крупу и чай, к тому же по более низким нормам, чем жители городов особого и первого списков. Остальные продукты обеспечивались им из местных ресурсов.
Иерархия государственного снабжения не ограничивалась делением на группы по степени индустриальной важности городов и предприятий. Внутри каждого из четырех списков существовали разные стандарты снабжения, которые зависели от производственного статуса людей. Высшую категорию в каждом из списков представляли нормы индустриальных рабочих (группа «А»). К их числу относились рабочие фабрично-заводских предприятий и транспорта. Нормы прочих рабочих (группа «Б») и лиц физического труда, не занятых на фабрично-заводском производстве, представляли вторую категорию снабжения. По нормам группы «Б» должны были снабжаться также кооперированные кустари, рабочие в учреждениях здравоохранения и торговли, персональные, то есть имевшие заслуги перед государством, пенсионеры, старые большевики и бывшие политкаторжане на пенсии. Третью, низшую категорию снабжения в каждом из списков представляли нормы служащих. Эти нормы распространялись также на членов семей рабочих и служащих, некооперированных кустарей, ремесленников, обычных пенсионеров, инвалидов и безработных. Дети составляли отдельную группу снабжения. Возрастной ценз — 14 лет (случайно или нет) ограничивал детскую группу только теми, кто был рожден после 1917 года.
Сельские рабочие и служащие, которых представляли главным образом работники совхозов, находились в худших условиях по сравнению с городскими. Большинство сельских рабочих было отнесено к третьему списку снабжения. Внутри одного совхоза рабочие снабжались лучше, чем служащие, но рабочие разных совхозов имели разные нормы.
Таким образом, в системе государственного снабжения рабочие и служащие не представляли монолитных социальных групп. Положение рабочих и служащих в индустриальных центрах было лучше положения их собратьев в малых, неиндустриальных городах и в сельской местности.
По мере того как страна с началом насильственной коллективизации все ближе подходила к голодной катастрофе, происходила дальнейшая стратификация снабжения. Яснее становилась та роль кнута и пряника, которую карточки играли в осуществлении индустриализации. В декабре 1932 года по решению Политбюро была выделена особая группа крупнейших предприятий. Их заводская администрация, а не исполкомы местных Советов, как это было ранее, выдавали карточки, определяли группы и устанавливали нормы снабжения в пределах, указанных Наркомснабом. Главная задача, которую Политбюро поставило перед директорами предприятий, — увязать снабжение с интересами производства. Пайковые нормы внутри завода должны были зависеть от значения цеха или группы людей для выполнения производственной программы. В результате появились новые градации: рабочие-ударники, рабочие-неударники, служащие-ударники, служащие-неударники, рабочие с почетными грамотами и без них, ударники производственных цехов, ударники непроизводственных цехов — все они получали разные нормы. За перевыполнение плана полагалось дополнительное количество продуктов. В зависимости от выполнения производственных показателей следовало распределять ордера на одежду и обувь. Для ударников открывались специальные магазины.
С началом индустриализации и коллективизации стремительно возрастало число подневольных рабочих ГУЛАГа —
заключенных и спецпереселенцев. Сотни тысяч крестьян, рабочих, служащих и интеллигенции оказались «за колючей проволокой». Их роль в сталинской индустриализации огромна. Рядом с вольными рабочими они трудились на всех «стройках социализма». ГУЛАГ обеспечивал рабочей силой не только лесоповал и добычу полезных ископаемых. Дешевым трудом его рабочих производились сталь и чугун, одежда и обувь, посуда и мебель. Часть продукции шла на экспорт, обеспечивая валюту для пятилеток.
Быстрый рост лагерей требовал решения вопроса о снабжении заключенных. Уже первые постановления определили главный принцип снабжения — нормы для спецпереселенцев должны зависеть от выполнения производственных заданий. Вначале установленные для них пайки были меньше, чем пайки вольных рабочих данного предприятия. Однако по мере разрастания
ГУЛАГа и роста его значения для индустриализации Политбюро вносило коррективы, все более сближая положение заключенных и вольных рабочих. В мае 1930 года постановления СТО и СНК СССР уравняли паек спецпереселенцев с пайком вольных рабочих предприятий, на которых они работали.
Индустриализация набирала ход, вместе с ней рос и ГУЛАГ. Важность заключенных для выполнения пятилеток предопределила дальнейшую эволюцию принципов их снабжения. Постановления 1931—33 годов все более рассматривали спецпереселенцев не как наказуемых, а как важную рабочую силу на стройках социализма.
В результате к концу первой пятилетки различий между вольными рабочими и спецпереселенцами, с точки зрения принципов государственного снабжения, изложенных в постановлениях, не существовало. Более того, индустриальный прагматизм приводил к тому, что нормы спецпереселенцев, работавших на крупнейших промышленных объектах, например, Магнитке или Кузбассе, превышали нормы вольных рабочих и служащих типографии или небольшого предприятия.
Принципы государственного снабжения в очередной раз подтверждали условность деления общества на «свободных» и «заключенных».
Индустриальный прагматизм определял и снабжение интеллигенции.
Понятие интеллигенции включало многие профессии: инженерно-технический персонал на предприятиях и в учреждениях (техническая интеллигенция), ученых, преподавателей вузов, учителей, врачей, юристов, агрономов (научная интеллигенция), артистов, художников, музыкантов и прочих (творческая интеллигенция). Индустриализация нуждалась в работниках интеллектуального труда. Одновременно с созданием «своей» рабоче-крестьянской интеллигенции власть стремилась использовать и специалистов, получивших образование до революции. По мере того как индустриализация набирала ход, «старую» интеллигенцию перестали третировать как «буржуазную» и враждебную режиму. В начале 30-х годов власть предложила ей хлеб в обмен на знания и профессионализм, необходимые для индустриализации.
В соответствии с январским 1931 года постановлением коллегии Наркомснаба, снабжение интеллигенции должно было определяться не ее классовой, «буржуазной» или «пролетарской», принадлежностью, а близостью к промышленному производству. Инженерно-технический персонал на предприятиях, научные работники в лабораториях на производстве, преподаватели школ фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), врачи, обслуживавшие предприятия, должны были снабжаться по высшему официальному стандарту — нормам индустриальных рабочих того списка, к которому относился данный город или предприятие. Вторую группу интеллигенции составили преподаватели индустриальных вузов и техникумов, которые хотя сами непосредственно и не работали на производстве, но готовили для него кадры. Они получили нормы рабочих группы «Б» того списка, к которому относился город их проживания. В низшую группу снабжения, получившую нормы служащих данного города, Наркомснаб определил преподавателей неиндустриальных вузов и техникумов, а также так называемых «лиц свободных профессий» (частнопрактикующие врачи, художники, скульпторы, адвокаты, преподаватели частных уроков и пр.) и их иждивенцев.
Весной 1931 года научная элита — 10 тыс. человек (около 40% научных работников страны) стала снабжаться по нормам индустриальных рабочих. В эту группу интеллигенции вошли академики, профессора, доценты вузов, старшие научные работники НИИ. Серией постановлений 1929—33 годов научная элита была приравнена к индустриальным рабочим в правах на жилье, медико-санитарную помощь, образование и пр.
Связь индустриализации страны с милитаризацией не вызывает сомнений.
Страна готовилась к войне, и это определяло особую заботу руководства страны об армии.
«Военные потребители»
поэтому составляли особую группу в государственном снабжении. Политбюро и здесь руководствовалось соображениями прагматизма.
Личный состав армии и флота получал красноармейский паек, который существовал и до введения карточной системы. Он был лучше по ассортименту и при этом дешевле пайка индустриальных рабочих, имел более высокую калорийность.
В соответствии с постановлениями 1931 года, начальствующий и командный состав армии и флота должен был снабжаться по нормам индустриальных рабочих особого списка через специальные закрытые распределители и кооперативы. На периоды военных сборов полагалось добавочное снабжение.
Прагматизм виден и в снабжении ОГПУ. Репрессии становились одним из основных методов управления обществом — не только войска, но и сотрудники ОГПУ получили красноармейский паек, а начальствующий состав войск ОГПУ — нормы индустриальных рабочих особого списка.
К военным потребителям относилась и милиция. Снабжение работников милиции и уголовного розыска проводилось
Партийные, советские, профсоюзные руководители
всех рангов и мастей, являясь проводниками политики Политбюро, составляли еще одну группу на государственном обеспечении. Индустриальный прагматизм государственного снабжения проявился и здесь. Согласно январскому 1931 года постановлению Наркомснаба, те руководители, которые работали на производстве, получали нормы индустриальных рабочих особого списка, если до выдвижения на эти должности они снабжались по нормам индустриальных рабочих. Если же до выдвижения они снабжались по нормам неиндустриальных рабочих (группа «Б»), то сохраняли их и на руководящей работе. В конце 1931 года нормы индустриальных рабочих первого списка получили районные партийные руководители. Контингент снабжаемых был установлен из расчета 20 работников на район. Так появились специальные «закрытые распределители двадцатки». В наихудшем положении находился сельский актив. Как и сельские специалисты, секретари и председатели сельсоветов должны были снабжаться из местных скудных ресурсов.
Лишенные избирательных прав, или «лишенцы»,
относились к «забытым» властью группам населения, которых Политбюро отказалось снабжать из государственных фондов. Лишенцами стали представители бывших привилегированных классов России и недавние нэпманы.
Крестьяне —
порядка 80% населения страны — также не получили карточек. Однако Политбюро не могло просто «забыть» о крестьянстве, как это сделало с лишенцами. Прагматизм сыграл свою роль и здесь: промышленность нуждалась в сырье, рабочие и армия — в продовольствии. Не отказываясь в принципе снабжать крестьян, Политбюро задумывало государственное снабжение деревни как дополнение к самообеспечению крестьян. Предполагалось, что единоличники будут кормиться за счет своего хозяйства. Для колхозников главным источником снабжения становились колхозные фонды. Раз в году, осенью, после сдачи продукции государству и
создания семенных фондов колхозы распределяли между колхозниками оставшуюся часть урожая и полученные от государства деньги. Из государственных фондов в деревню должно было направляться главным образом то, что крестьяне не производили сами.
Анализ принципов, заложенных во всесоюзной карточной системе, показывает, что стратификация государственного снабжения не совпадала с официальной классовой структурой советского общества. Внутри хрестоматийно выделяемых классов и групп — рабочие, служащие, интеллигенция, военные — существовали страты, для которых Политбюро определило разные условия снабжения. Образно говоря, в снабжении лезвие стратификации проходило не между классами, а внутри их, рассекая классы на множество групп. Эти группы затем перемешивались государственными декретами и постановлениями и объединялись, по принципу «нужен — не нужен», «очень нужен — не очень нужен», в новые страты.
Индустриальный прагматизм не был единственным принципом централизованного распределения в период карточной системы 1931—35 годов. Принадлежность к власти также играла огромную роль в системе государственного снабжения.
Представляя государство, высшая партийная и советская номенклатура
назначила себе лучшее в стране спецснабжение.
Высший уровень государственного снабжения представляли распределители руководящих работников центральных учреждений, которые выдавали лучший в стране паек литеры «А». Через распределители руководящих работников обеспечивались секретари ЦК ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ, председатели и их замы ЦИК СССР и России, СНК СССР и РСФСР, ВЦСПС, Центросоюза, Госплана СССР и РСФСР, Госбанка, наркомы и их замы союзных и российских наркоматов, а также семьи всех перечисленных. Спецснабжение литеры «А» предназначалось также для советского дипломатического корпуса и ветеранов революции, живших в Москве. Рангом ниже в иерархии спецснабжения стояли распределители ответственных работников центральных учреждений, которые выдавали паек литеры «Б». Они обслуживали вышеперечисленные центральные союзные и российские организации (ЦК ВКП(б) и ВЛКСМ, ЦИК СССР и России, СНК СССР и РСФСР, ВЦСПС, союзные и российские наркоматы, Центросоюз, Госплан СССР и РСФСР, Госбанк, Прокуратуру СССР и другие), но контингент снабжаемых был ниже. Он включал начальников объединений, управлений, секторов, отделений и их замов, руководителей групп и их помощников, а также управляющих и их замов всесоюзных и республиканских трестов, заведующих редакциями центральных газет и других.
Высшие политические бюрократы не могли существовать без профессиональной помощи и поддержки других категорий бюрократов и, следовательно, должны были делиться частью привилегий. Кроме партийной и советской номенклатуры спецснабжение в стране имела высшая военная, научная и творческая элита. Получая спецснабжение вместе с должностями, она становилась частью правящей номенклатуры.
В состав военной элиты,
пользовавшейся спецснабжением, вошли высшие чиновники Наркомата обороны, ОГПУ/НКВД и других военных организаций союзного значения. К военной элите относился также высший командный состав — командующие округов, армий, корпусов.
В число привилегированных входила и интеллектуальная номенклатура.
Первый шаг в этом направлении сделала Центральная комиссия по улучшению быта учёных (ЦЕКУБУ) – правительственная организация, созданная в конце 1921 года при СНК Советской Республики. На ее обеспечение было принято 8000 человек с семьями — наиболее ценные специалисты всех отраслей знания и искусства. Академический паек был в 1,5—2 раза больше пайка «рабочего ударного предприятия». Кроме того, ЦЕКУБУ выдавала «списочным ученым» небольшое денежное обеспечение и премии за лучшие научные труды, а также что более существенно, чем обесцененные деньги, дрова, белье, обувь, платье, бумагу, карандаши, чернила, электрические лампочки.
Оформление интеллектуальной номенклатуры нашло свое завершение в образовании Комиссии содействия ученым (КСУ), которая сменила ЦЕКУБУ в 1931 году.
Именно интеллигенция, состоявшая в списках КСУ и других элитных организаций интеллектуалов (союзы писателей, композиторов, архитекторов и прочие), получила в 1932 году спецснабжение, близкое к нормам работников центральных партийных и советских учреждений. В состав интеллектуальной элиты входили академики союзной и республиканских академий наук, профессора, имевшие большое количество научных трудов и преподавательский стаж не менее 10 лет, заслуженные деятели науки, техники и искусства, всего 3 тысячи человек. До этого времени, в соответствии с постановлениями, они снабжались по нормам индустриальных рабочих.
Во вторую группу интеллигенции, также получившую спецснабжение в 1932 году, вошли профессора и доценты вузов, старшие научные сотрудники НИИ, директора и их замы в музеях, художественных и библиотечных учреждениях союзного и республиканского значения, всего 10 тысяч человек. Установленные для них нормы были меньше норм высшей группы интеллектуальной элиты, но больше норм индустриальных рабочих.
И наконец, еще одна группа, получившая спецснабжение — иностранные рабочие и специалисты.
Решение о массовом привлечении иностранцев на работу в СССР Политбюро приняло в марте 1930 года. Было решено пригласить не менее 4700 человек в 1929/30 и 10 тыс. в 1930/31 годах.
Тысячи немцев, американцев, французов, чехов, австрийцев, англичан, финнов, норвежцев работали на ударных стройках социализма — на Челябинском тракторном, Горьковском машиностроительном, Магнитке, Грозненских нефтеприисках, даже на лесоразработках в Карелии и других местах.
Политбюро пыталось создать наилучшие условия для иностранных рабочих и специалистов — не хотелось «ударить в грязь лицом» перед миром.
Вопросами снабжения иностранцев занимался Инснаб — специальная контора Государственного объединения розничной торговли (ГОРТ). В 1932 году контора была передана Торгсину (Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами), который обеспечивал иностранцев лучшими в стране продуктами и товарами.
Иностранцы, работавшие в России, получили еще одну привилегию. Для них Политбюро разрешило беспошлинный ввоз товаров из-за границы. Правда, число посылок, ассортимент и количество ввозимых вещей ограничивалось размерами личного, довольно скромного потребления, но тем не менее посылки из-за границы были существенным подспорьем в те годы.
Привилегии, установленные для иностранцев, не распространялись на тех, кто приехал работать в СССР по своей инициативе, не заключив контракта с советскими представительствами за рубежом. В этом случае иностранцы делили судьбу советских рабочих.
Концентрация высших государственных, партийных, военных, научных, культурных организаций, работники которых получили спецснабжение, в немногих крупных центрах еще более усиливала географическую иерархию в снабжении.
Центром географии снабжения являлась Москва. В начале 30-х годов население Москвы составляло около 2% населения страны, а фонды промтоваров, направляемых в столицу, — 15—20% всех городских фондов Советского Союза. Вслед за Москвой по привилегиям в снабжении следовал Ленинград. Ленинград получал более 10% всех союзных городских товарных фондов. Только два города, Москва и Ленинград, «оттягивали» до трети промышленных товаров, предназначенных для снабжения городов СССР.
Распределение продовольствия еще ярче подчеркивает привилегированное снабжение двух городов. В 1932 году Москва получила около пятой части всего государственного фонда мяса, рыбы, муки, крупы, маргарина, винно-водочных изделий, предназначенного для снабжения городов СССР, Ленинград — чуть меньше этого. В 1933 году поставки были еще выше — для Москвы и Ленинграда Наркомснаб выделил почти половину государственного городского фонда мясопродуктов и маргарина, треть фонда рыбопродуктов и винно-водочных изделий, четверть фонда муки и крупы, пятую часть фонда животного масла, сахара, чая и соли.
Вслед за Москвой и Ленинградом, следовали республиканские столицы, которые оставляли у себя львиную долю фондов, поступавших в их республики, и крупные индустриальные центры, которые правительство, в интересах выполнения пятилеток, также старалось подкармливать.
Иерархия государственного распределения не ограничивалась сферой продовольственного и товарного снабжения, хотя в условиях голода снабжение играло наиболее значимую роль в жизни людей. В сфере государственного распределения находились и другие блага: зарплата, жилье, льготы в системе образования, медицины, налогов, в обеспечении старости и прочие. Их распределение подчинялось тем же приоритетам и принципам, что и централизованное снабжение продуктами и товарами. Все это также работало на создание новой социальной иерархии.
РАБОТАТЬ ТАК, ЧТОБЫ ТОВАРИЩЬ СТАЛИН СПАСИБО СКАЗАЛ!
Список литературы:
Елена Александровна Осокина «За фасадом «Сталинского изобилия»
- основной источник
, содержащий исключительно полезную, интересную и исчерпывающую информацию.
Дополнительный материал, привлечённый в процессе подготовки к докладу:
Елена Александровна Осокина «Иерархия потребления»
Интернет ресурсы:
http://www.libertarium.ru/libertarium/l_libnaul_brezhnev - «Высшая и последняя стадия социализма»
http://trst.narod.ru/t3/oglav.htm - Вадим Роговин «Сталинский неонэп» гл.гл. 14-15