1. С незапамятных времён у Варяжского моря по нижнему течению Западной Двины, по Неману и области Нижней Вислы жили литовские племена корсь, летьгола (латгалы), зимогола, жмудь (жемайты), литва, голядь, ятвяги, прусы. По своему языческому быту они были родственны восточным славянам. Болота и леса, покрывавшие землю этих племён, долгие годы препятствовали их общению. С соседними народами.
Литовские племена под натиском немцев в XIII в. стали стремиться к объединению и группировались около своих и русских князей для того, что бы дать отпор завоевателям. Разрозненная до тех пор литва стала складываться в государство. Выразителем объединительных стремлений у литовцев явился князь Миндовг (или Миндове). Захватив русский город Новгородок (или Новгородек) в верховьях Немана, он основал в нём своё княжество и распространил свою власть на некоторые части литвы, жмуди, ятвягов и на русские волости: Полоцкую, Витебскую и отчасти Смоленскую. Покоряя Русь с помощью своих литовцев, он с помощью русских распространял своё влияние и господство среди литовских князьков. Воюя с немцами, он двигал против них в одном ополчении и литву, и русских. Так, он первый из литовских князей старался сблизить враждебные прежде племена русские и литовские и на их соединении построить своё государство. Это государство было ещё очень непрочно и слабо; но оно давало литве защиту от немцев, а русским – прибежище от татар, и потому оно держалось. Миндовг всю свою жизнь воевал с немцами, то уступая им, то снова поднимаясь на них. Когда это было для него выгодно, он согласился принять крещение от немцев и за это получил от папы королевскую корону. Когда же обстоятельства переменились, он вернулся к язычеству и снова обрушился на немцев. Так же и по отношению к Руси Миндовг менял приёмы своей политики. Являясь порою решительным завоевателем, он иногда готов был на соглашения. Встретив могучего противника в Данииле Галицком, он замирил его уступкою некоторых земель и брачным союзом, отдав свою дочь в жёны Шварну Данииловичу. Не смотря, однако, на свою гибкость, Миндовг не кончил добром. Недовольные им литовские князья убили его в 1263 году, но по большей части сами погибли от мести Мидовгова сына Войшелка.
В княжестве Миндовга начались после его смерти продолжительные смуты, и самое княжество Литва уменьшилось вследствие отпадения от него многих волостей. Прошло полстолетия, раньше чем в Литве утвердился порядок и снова образовалась сильная княжеская власть: с 1316 года в Литве действует князь Гедимин, основатель династии Гедиминовичей, образовавший из литовских и русских земель большое сильное государство. При Гедимине в Литве уже существуют города, укреплённые по правилам военного искусства: Литовские рати хорошо устроены и вооружены. Русские люди служат в войсках Гедимина и начальствуют ими; они ездят в посольства от имени литовского государя; они управляют городами и волостями. При дворе Гедимина слышится русский язык, потому что он сам был женат на русской и детям своим устраивал браки с русскими же. Сам себя он считал не только литовским, но и русским князем. Он подчинил себе все русские княжества от Полоцка до Киева, а управлял обширным княжеством сначала из неприступного города Троки (Трокский замок стоял посреди озера), а затем из Вильны, построенной им на реке Вилии, притоке Немана.
Две трети всех земель Гедимина были русскими землями. Население русских земель само охотно шло под власть обруселых Гедиминовичей.
Западный германо-романский мир, пережив период феодального дробления и тщетных попыток сохранить и возродить единство в форме Священной Римской империи, строит в XIV веке новое политическое здание национальных государств. Как ба то ни было на западе идёт в XIV веке кристаллизация политического быта. Такая же «кристаллизация» идёт (если допустимо это выражение) и на северо-восточной окраине Европы: объединяется северо-восточная Русь, строится на великорусской племенной почве Московское государство, противопоставляя своё национальное политическое единство татарскому и литовскому мирам.
Наша территория к этой исторической эпохе нашла свой политический центр не там, где искала его в XIII веке, – не в Галицко-Волынской области и не в Новогрудке Миндовга, а в Вильне Гедимина. Тут во времена Витеня (с середины 1290-х годов до 1320 года) и его брата и преемника Гедимина (1321–1341 гг.) завершено в новой форме и на иных основаниях здание, заложенное Миндовгом. Территория государства охватывала ближайшим образом то, что позднее выступает как великое княжество Литовское. Под Литовской землёй разумелась не только исконная территория литовского племени, а и соседние русские земли, занятые и отчасти колонизованные литвою в XIII веке, а именно: Чёрная Русь (по левым притокам Немана) с городами Новгородком, Волковыйском, Слонимом, Сгитовом, Городном. Тут находим, как только встречаем более обильные сведения о внутреннем быте этой области, большое количество имений литовских панов и бояр, созданных военнослужилой колонизацией Чёрной Руси. Так, самое сердцевина Литовско-русского государства представляет собой уже довольно сложное по составу этнографическое и социально-политическое целое, объединяя мелкие волости и общины литовские, управлявшиеся в доисторическое время местными вождями и обломки древнерусских земель.
Новое государство строилось на весьма ещё первобытной экономической основе. Господствующее значение лесных промыслов, элементарного скотоводства и сельского хозяйства при ничтожном развитии торговли устраняло возможность развития городского быта, сколько-нибудь подобного наблюдаемому в древней Руси. Землевладение, естественно, – господствующий источник благосостояния и социальной силой. Так определялось сходство условий социально-экономического быта Литвы и Руси.
С другой стороны, сложные и напряженные условия, вызвавшие к исторической жизни и деятельности великое княжество Литовское, выросшее в борьбе на несколько фронтов, создавали потребность в сильной военной организации, которая обеспечивала бы наличность постоянно готовых к бою военных сил. Сочетание указанных политических и экономических условий литовской жизни вело к развитию той же связи военного дела и военной службы о. землевладением, которое составляет одну из характернейших особенностей русского строя в удельное время, после упадка городской организации с ее городовыми полками. В организации своей военной силы литовская власть опирается на крупное землевладение панов и служилых княжат, не только не стремясь по началу упразднить или ослабить их вотчинную (местнополитического характера) силу, но пользуясь ею как готовой организационной ячейкой для возводимого ею здания новой, более широкой государственности. Эти вотчины — панские и княжие — разного происхождения. В собственно Литве и на Жмуди можно видеть в них территории прежних дробных племенных единиц, как в их владельцах, панах литовских, потомков прежних племенных династов. Их местное значение, их власть над местным населением могли только усилиться, вследствие объединения Литвы под главенством виленского великого князя. Ранее, по-видимому, в пору доисторическую, следует представлять их себе ограниченными значением племенных сходок, иногда выбиравших вождя, и советом старейшин. Литовское объединение сделало их панами-вотчинниками подобно удельным князьям русским того же времени.
Далее возникают новые панские вотчины путем подъема новин и колонизации по инициативе панов-воителей, которые, «ополонившись» во многих походах, сажали челядь свою на землю, ведя ее трудом свое хозяйство. По мере расширения и лучшей организации этих хозяйств они на захваченные земли привлекают и гулящую бедноту, ставя ее в зависимое положение от землевладельца. Это сидевшее на владельческой земле население попадало под вотчинную юрисдикцию и вообще опеку владельца, усиливая его значение в общем складе тогдашнего общественного строя.
Наконец, источником возникновения таких вотчин в эпоху великокняжеской власти становятся земельные пожалования князей.
При всё возраставшей силе центральной власти различие происхождения вотчинных прав естественно нивелировалось, тем более, что прочность и сохранение, например, за потомками или вообще наследниками вотчинных владений, происшедших не от пожалования, требовали подтверждения владенных грамот великим князем и защиты их прав великокняжеской властью. Роль этой власти, как основного источника права в строящемся заново обществе, давала ей возможность проводить свои требования, обусловливая всякое право, всякое владение и их защиту служением себе, своим интересам, т. е. интересам новой литовской государственности. И опять-таки надо сказать, что отношения в Литовской земле (отчасти, конечно, и под прямым влиянием русского соседства и быта инкорпорированной Черной Руси) развивались в том же направлении, как в русских удельных княжествах, где власть княжая, избавленная от вечевой общины и принявшая территориальный характер, становится основным источником права в удельном княжестве и организует свою военную силу с помощью потомков дружины — бояр-вотчинников, стремясь в более крупных политических комплексах свести к тому же положению служилых князей с обращением их уделов в вотчины княжат как слоя того же землевладельческого и служилого боярства.
Всё это надо иметь в виду, чтобы понять судьбу Литовско-русского государства после Гедимина. Он еще при жизни наделил своих сыновей княжинами. Монивид получил литовский Кернов и на Чёрной Руси Слоним; остальная Чёрная Русь с Новгородком досталась Кориату; Ольгерду, князю витебскому, на Литве – Крево; Кейстут получил Троки и земли Городенскую и Берестейскую; Наримунт – Пинскую; Вильно с пригородами и великим княжением Гедимин назначим младшему, Явнуту. По-видимому, без всякого надела из отцовских владений остался Любарт. Ему предстояло большое дело: утвердить за Литвою галицко-волынское наследство.
Из многих сыновей Гедимина два сосредоточили в своих руках власть в Литве. Это были великий князь Ольгерд и жмудский князь Кейстут. Дружные между собою они поделили управление так, что Ольгерд знал русское население Литовского государства, а Кейстут – литовское. Ольгерд, живя в Вильне, был, так сказать, обращён на восток и действовал против северо-восточной Руси; Кейстут, живя в Троках, был обращён на запад и действовал против немцев. Поэтому русские знали Ольгерда больше, чем его брата; они очень хвалили ум и таланты Ольгерда, говоря, что это был сдержанный и хитрый политик, воевавший «не столько силою, елико мудростью». Кейстута же хорошо знали немцы: они изображали его доблестным рыцарем, храбрым и милостивым, прямодушным и честным. Оставаясь язычником по вере, Кейстут был христианином по духу. Об Ольгерде же никто хорошо не знал, какой он держался веры. Поддерживая друг друга во всех своих делах, Ольгерд и Кейстут, с одной стороны, задерживали немцев в их движении на восток, а с другой стороны — продолжали начатое их отцом собирание Руси. Война с немцами имела вид постоянных взаимных набегов, которые у немцев назывались «рейзами». Целью таких рейз было напугать врага и нанести ему возможно больше вреда, а затем без урона вернуться домой. Обе стороны — и немцы, и литва — не шли далее таких набегов. Немецкое завоевательное движение остановилось, и немцы были при Кейстуте довольны уже и тем, что держались на ранее захваченных ими местах. В отношении Руси южной Ольгерд достиг больших успехов. Он овладел Чернигово-Северскою областью и Брянском; Киев и Волынь были им окончательно подчинены. Не довольствуясь южными русскими областями, Ольгерд покушался утвердить свое влияние в Новгороде и Пскове и поддерживал Тверь против Москвы. Но в северной Руси Москва была уже настолько сильна, что могла остановить замыслы Ольгерда. Встретив такого смелого и упорного противника, как великий князь Дмитрий Иванович Донской, Ольгерд должен был уступить.
Таковы были дела Ольгерда и Кейстута. Положив предел завоеваниям немцев, они собрали под своею властью, можно сказать, всю южную и западную Русь, освободив ее от владычества татар и дав ей единую сильную власть. Очень было важно, что эта власть была русскою по своей культуре и по своим приемам. Русским людям представлялось, что Гедиминовичи восстановляют старую русскую силу и старый русский порядок на коренных русских местах — в области верхнего и среднего Днепра. Образованное Гедиминовичами могучее Литовско-Русское государство, казалось, имеет блестящее будущее. Однако дальнейший ход событий не оправдал тех надежд, с какими смотрела на литовских князей вся юго-западная Русь.
Ольгерд умер (1377), оставив много сыновей. Из них великим князем стал Ягайло. Лишенный тех талантов и той выдержки, какими отличался его отец, Ягайло не умел с достоинством пользоваться своею властью. Между ним и его дядею Кейстутом началась усобица, вызванная вероломством Ягайла: Ягайло оказался в тайных сношениях с немцами против своего знаменитого дяди. Кейстут низложил Ягайла, но не лишил его жизни. Выбрав удобную минуту, Ягайло восстал против дяди, хитростью заманил его в свои руки и приказал удавить (1382). Сын Кейстута Витовт, вместе с отцом попавший в руки Ягайла, успел убежать из своей тюрьмы и скрылся у тевтонских рыцарей. От них он, однако, вернулся на родину, помирился с Ягайлом и получил некоторые земли своего отца.
Так бесславно и преступно провел Ягайло первые годы своего княжения. В 1385 г. из Польши ему было сделано предложение жениться на польской королеве Ядвиге и соединить Польшу и Литву. У польского правительства были веские побуждения желать этого брака. С прекращением династии Пястов (1370) в Польше воцарился родственный Пястам (по женской линии) король венгерский Людовик, а после его смерти (1382) была признана королевою его малолетняя дочь Ядвига. Переход власти в руки Ядвиги не обошелся без смут и кровопролития между польскими панами; точно так же много смут вызвал вопрос о том, кого выбрать в мужья молодой королеве. Надобен был жених, не столько приятный невесте, сколько полезный Польскому государству. Такого и нашли польские паны в лице Ягайла. Женившись на Ядвиге, он должен был о6еспе-чить Польше союз и содействие своего княжества. Это было важно для поляков в двух отношениях. Во-первых, между Литвой и Польшей шла тогда долгая вражда за рус9кие волости Волынь и Галич. Литва овладела Волынью, покушалась на Галич и постоянно держала Польшу в страхе угрозою своих нападений. Эта опасность уничтожалась в случае брака Ягайла с Ядвигою. Во-вторых, немцы, овладев литовскими землями на Балтийском побережье, дали себя знать и полякам. Тевтоны овладели Польским Поморьем, отодвинули Польшу от моря и овладели торгов
Предложение поляков было принято Ягайлом с радостью. Он согласился на всё поставленные ему условия, чтобы только соединить в своих руках два, государства. Его обязали самого принять католичество и крестить в католичество языческую Литву. Отец и дед Ягайла отличались религиозным безразличием и терпимостью; понятно, что и он легко переменил греческое православие на римскую веру. Пропаганда католичества давно была знакома Литве: Литву присоединяли к своей вере немцы; легко было Ягайлу допустить такую же пропаганду со стороны поляков. Сверх того, Ягайло согласился на соединение (унию) Литвы и Польши в одно государство и обещал свою помощь для возвращения Польше отнятых соседями земель. В 1386 г. совершился брак Ягайла и Ядвиги, и началась уния Литвы и Польши. Ягайло стал польским королем с именем Владислава. Произошло общее крещение литовцев в католичество, сопровождавшееся уничтожением языческих капищ, священного огня, «знича» и других принадлежностей старого культа. Скоро сказались и политические последствия заключенной унии. Соперничество и борьба Польши и Литвы за южнорусские области прекратились. Ягайло даже помог своими войсками полякам вернуть к Польше занятые венграми города Червонной Руси — Галич, Львов и др. Наконец, соединенные силы западной Руси, Литвы и Польши нанесли в 1410 г. страшное поражение Тевтонскому ордену на границе Пруссии и Польши, при деревнях Грюнвальде и Танненберге. Эта знаменитая битва, в которой русское и польское славянство победило германцев, составляет эпоху в истории Ордена и Польши. Могущество Ордена пало, и завоевания его прекратились; значение Польши и соединенной с нею Литвы необыкновенно поднялось,
Таким образом, цели, которые преследовала уния, были, несомненно, достигнуты; антагонизм Литвы и Польши уничтожен; общий враг их поражен. Польша от унии получила несомненные выгоды. Для Литвы же уния вместе с добрыми последствиями принесла и очень дурные. Она внесла в Литву семена внутренней вражды и разложения. До 1386 г. в Литовско-Русском государстве было две народности (русь и литва) и две религии (православие и язычество). Православно-русское население, по приблизительному счету, занимало девять десятых всех земель государства и отличалось несравненно высшей культурой, чем языческая литва. Понятно, что литовцы испытывали на себе сильнейшее влияние русской гражданственности; и они подчинялись ему охотно, потому что соединение того и другого народа под одною властью совершалось исподволь и без острой вражды. Литовско-Русское княжество, казалось, должно было стать сплошь православно-русским государством. Уния же 1386 г., сделавшая правительство княжества католическим, поставила в Литве рядом с православием римскую веру, ему враждебную. Православие в Литве преобладало численно; католичество же стало там господствующим исповеданием, потому что государь Литовский сам его принял и обязался его распространять. Таким образом, в Литовском государстве появилась возможность религиозной вражды и столкновений из-за веры. С другой стороны, католичество принесено было в Литву поляками и сопровождалось поэтому польским культурным влиянием. Польское духовенство, польские придворные и чиновники появились в Литве и сменили собою русских приближенных князя. Они принесли с собою латинский и польский языки на смену русского, польские нравы и обычай взамен русских. Ягайло и его двор не только окатоличились, но и ополячились. Так как народное большинство в старой Литве и вся Русь не хотели отставать от своих прежних привычек и обычаев, то неизбежно возникла вражда культурная и национальная. Вот эта-то вражда и была тяжелым последствием унии. Население Литвы и западной Руси не сочувствовало Ягайлу и поднялось против него.
Став королем польским, Ягайло не мог уже непосредственно управлять Литовским княжеством и назначил своим наместником, со званием "великого князя", одного из своих братьев (Скиргайла). Но другие удельные князья литовские начали борьбу с Ягайлом и Скиргайлом и привели дело к тому, что великим князем Литовским, в ленной зависимости от Ягайла, стал сын Кейстута Витовт (1392). Ему удалось укрепиться во власти так, что он смирил и забрал в свои руки всех удельных литовских князей и в то же время
упразднил совсем свою личную зависимость от Ягайла. На съездах польской и литовской знати в 1401 и 1413 гг. была окончательно установлена династическая уния Литвы и Польши, и Витовт признал себя лишь пожизненным владетелем своего княжества. Но это не мешало ему быть полновластным государем и вести самостоятельную политику. Необыкновенные способности и ум Витовта позволили ему стать прямым преемником Гедимина и Ольгерда. Он присоединил к Литве Смоленское княжество (1395); при нем границы Литвы достигли небывалых пределов: они доходили до двух морей: Балтийского и Черного. Литва «от моря до моря» — так обозначался обыкновенно объем государства Витовта. Стремясь расширить свое политическое влияние, Витовт вмешивался в дела всех русских земель: Новгорода и Пскова, Твери, Москвы, Рязани. Московский великий князь Василий Дмитриевич, несмотря на то, что был женат на дочери Витовта Софии, должен был выступить против притязаний своего тестя на восточные и северные русские земли. По уговору между ними, р. Угра (левый приток Оки) была назначена границею между московскими и литовскими землями. Так далеко зашел на восток Витовт! Он пытался подвести под свою власть даже Золотую орду, изнывавшую тогда от междоусобий. Но ордынский правитель Едигей нанес Витовту решительное поражение на р. Ворскле (левый приток Днепра) и тем прекратил его притязания. Подвиги Витовта сделали его народным героем литовцев. Время его считалось эпохою наибольшего расцвета и могущества Литвы. Но в эту же самую эпоху, появились первые признаки и внутреннего распада в молодом Литовском государстве.
Усиление Витовта и его вокняжение в Литовском государстве были последствием того недовольства, которое возбудила уния с Польшею среди русского и литовского населения Литвы. Поддерживая Витовта в его борьбе со Скиргайлом и Ягайлом, это население показывало, что не желает идти под польско-католическое влияние, а желает самостоятельности и обособленности в своей политической жизни. Казалось бы, что при таких условиях роль Витовта очень проста. Ему следовало бы опереться на сильнейшую часть подвластного ему населения — на православно-русскую народность — и обратить свое государство в такое же русское великое княжество, каким была тогда Москва. Сделав свою политику русскою и обратившись к православию, Витовт мог бы стать соперником московских князей и, быть может, скорее их объединить под своим скипетром всю Русскую землю. Но Витовт этого не сделал, потому что, с одной стороны, он нуждался в помощи Польши против немцев, а с другой стороны — в самой Литве появились люди, которые видели свою выгоду в унии и толкали Витовта к сближению с Польшей.
Чтобы понять это, надобно помнить следующие обстоятельства. По условиям унии, которые были определены польско-литовским съездом 1413 г. в местечке Городле (на р. Западном Буге), подданные великого князя Литовского, принимая католичество, получали те права и привилегии, какие имели в Польше лица соответствующего сословия: литовские князья и бояре получали права панов, простые дружинники — слуги князей — становились в положение польской шляхты (дворянства); двор и администрация в Литве устраивались по образцу польского королевского двора, причем новые должности доставались только католикам. Те люди, которые видели для себя прибыток и честь в новых порядках, малодушно увлекались в сторону Польши и католичества, стояли на стороне унии, принимали польскую веру и проводили польское влияние в свою литовско-русскую среду. Таким образом, у Витовта среди его собственных подданных было уже не два, а три направления: православно-русское, старолитовское и новое — католическо-польское. Все возлагали свои надежды на популярного князя, и он ко всем относился одинаково внимательно. Все его считали своим, но он не становился прямо ни на чью сторону. Держась необходимого ему союза с Польшею, он всего ближе был к тем, кто стоял в Литве за унию с Польшей. Но он понимал, что такие сторонники Польши еще очень малочисленны и слабы, и потому сам не склонен был прямо и решительно примкнуть к Ягайлу. В конце своих дней он даже хлопотал о получении от императора из Германии королевского титула и, стало быть, о независимости от Польши. Но это ему не удалось. Витовт умер (1430), оставив политические и национальные партии в своей стране непримиренными, в состоянии взаимного озлобления и недоверия. Борьба этих партий и погубила мало-помалу силу и величие Литовско-русского княжества.
По смерти бездетного Витовта все его преемники избирались на великое княжение сановниками самой Литвы и вели политику самостоятельных государей, избегая подчинения Польше. Уния оставалась только в идее; но отказаться от этой идеи обе стороны не могли, потому что и Польша, и Литва продолжали нуждаться во взаимной поддержке против общих внешних врагов. Лишь при младшем сыне Ягайла Казимире (1440—1492) оба государства находились в действительной унии, так как Казимир, избранный в малолетстве великим князем Литовским, позднее был избран и Польским королем и таким образом соединил обе страны под своим скипетром. Но после кончины этого короля Казимира IV («Ягеллончика») Литва опять отделилась от Польши, избрав особого великого князя — Александра Каземировича. Только в 1501г., когда и Польша избрала на свой престол того же Александра, оба государства условились вперед твердо держаться унии и избирать всегда одного государя для обеих стран. С таким трудом была, наконец, на деле осуществлена личная уния, задуманная в 1386 г.
Несмотря па постоянное стремление Литвы к обособлению от Польши, в течение всего XV столетия польское влияние в Литве продолжало расти и крепнуть. Хотя литовские великие князья и
держались самостоятельно, все-таки они сами и их правители были католики по вере и в культурном отношении были уже ополячены. Пока в Литовском княжестве еще существовал старый порядок и волостные удельные князья были сильны, это не имело большого значения. Каждый князь правил своею волостью самостоятельно: если он был православный и русский по духу, то и волость его не испытывала католического и польского гнета. Но в XV ст. сила великих князей в Литве возросла, и они понемногу превратили князей волостных в своих наместников и подчиненных слуг. Вместе с тем и управление волостей испытало перемены и подчинилось централизации. Везде католики стали предпочитаться православным и польские обычаи — русским; везде на правительственные должности стали (в силу унии 1413 г.) назначаться князья и бояре римской веры. Везде, стало быть, православно-русские люди чувствовали свое унижение и обиду. Горше всех приходилось, конечно, той русской знати, князьям и боярам, которые превратились из государей и правителей в подчиненных и гонимых. Некоторые, более малодушные, оставляли православие, принимали католичество, этою ценою делали хорошую карьеру и ополячивались. Другие пробовали бороться и ждали помощи от православной Москвы, которая в ту пору стала уже сильна. Они или передавались Московскому великому князю со своими волостями, объясняя свою измену Литве гонением на их веру, или же просто выезжали из Литвы в Москву на службу, пользуясь старинным правом свободных слуг «отъезжать» от одного господина к другому. Под влиянием таких переездов Москва втягивалась в литовские дела, узнавала внутреннюю слабость Литвы и не раз шла войною на Литву, грозя отнять от Литвы все ее русские области. А под угрозами Москвы литовское правительство еще теснее жалось к Польше, ища у нее помощи от нового опасного врага.
Но не одна литовская знать и князья терпели от католического правительства Литвы. В первую пору своей истории Литовско-Русское княжество имело русское общественное устройство, унаследованное от Киевской Руси. Волостные князья были окружены дружиною, состоявшей из вольных слуг и холопов; в центре земщины был город с его вечем, от которого зависела волость, населенная свободным крестьянством (смердами). По правилу, установленному униею, все литовцы, крещенные в католичество, начинали жить на польском праве, то есть получали те права, какие имели в Польше лица соответствующего сословия. А в Польше в ту эпоху устанавливался окончательно своеобразный феодальный порядок с резко обозначенными сословиями и с полным преобладанием дворянства («шляхты»). Города польские, по так называемому «магдебургскому праву», составляли собою особые общины, ограниченные городскими стенами, с правом сословного самоуправления. Шляхта польская мало-помалу обращалась в правящий класс с широкими политическими и владельческими правами. Она имела очень мало обязанностей по отношению к государству, влияла на управление государством и на избрание королей; она пользовалась правом льготного землевладения и в своих имениях получила безграничную власть над крепостным бесправным крестьянством. К этим-то польским порядкам, выгодным для дворянства и ужасным для прочей массы населения, стало приближаться Литовское государство, когда стало уравнивать в правах своих католических подданных с соответствующими разрядами польского общества.
Из старых дружин волостных князей в Литве понемногу образован был многочисленный служилый класс, который обязан был нести военную службу и пользовался за то правом владения землею. Высший разряд этого класса заключал в себе самих волостных князей и прежних «бояр», знатных их слуг. Составив служебную аристократию, эта знать получила общее название панов,
или князей
и панов.
Остальные разряды служилого класса получили название шляхты.
Всем этим служилым людям, в особенности же шляхте, было очень выгодно сравняться в правах с польскими панами и шляхтою, ибо в Польше эти права были громадны. Вот почему литовская шляхта легко и охотно ополячивалась и окатоличивалась. Усвоив себе польские нравы и обычаи, она кабалила крестьян, овладевала землями и стремилась превратиться в правящее политическое сословие. Вместе с тем она служила проводником польского влияния во всех областях государственной и общественной жизни Литвы. Таким образом происходило разложение старого порядка и начиналась острая внутренняя рознь между всевластным дворянством и прочею бесправною массою населения.