И.Н. Данилевский
Князь Александр Ярославич Невский занимает особое место среди сакрализованных персонажей российской истории. Судя по опросам, это самый популярный персонаж древнерусской истории 1. В глазах наших соотечественников он предстает прежде всего как защитник Отечества, рыцарь без страха и упрека, всю свою жизнь посвятивший защите священных рубежей Родины. Как ни странно, это представление сформировалось не так давно: ему нет еще и семидесяти лет, поскольку в основе такого образа лежит гениальный фильм С.М. Эйзенштейна «Александр Невский» (1939 г.). И не важно, что рецензию на литературный сценарий «Русь», лежащий в основе киношедевра, М.Н. Тихомиров озаглавил «Издевка над историей»2. Для подавляющего большинства граждан России именно этот фильм (если, конечно, не считать школьные учебники для 6 класса) стал основным источником информации о великом предке.
Наверное, поэтому обращение к историческим источникам, повествующим о жизни и делах князя, попытка разобраться, какую реальную роль сыграл Александр в истории нашей страны, и где коренятся истоки привычного образа спасителя и защитника Отечества, вызывают, как правило, довольно жесткое неприятие у наших современников. Обращение же к историографической традиции мешает проводить такую тенденцию: образ князя явно начинает уступать своему основному «сопернику» в исторической памяти россиян - образу Дмитрия Ивановича Донского.
1 Храпов В. Кого дают в герои нашим детям // Знание — сила. 1990. № 3; Левинсон А.Г. Массовые представления об «исторических личностях» // Одиссей -1996: Ремесло историка на исходе XX века. М., 1996.
2 Тихомиров М.Н. Издевка над историей // Историк-марксист. 1938. № 3.
Действительно, в самых ранних источниках, авторы которых едва ли не лично знали князя 3, описания и характеристики даже самых ярких событий, связанных с именем Александра Ярославича, выглядят довольно заурядно 4. Поэтому апологетически настроенным историкам то и дело приходится прибегать к методе, предложенной в свое время М. Хитровым, сетовавшим, что «к великому сожалению, в рассказе о св. Александре Невском нам приходится довольствоваться скудными историческими известиями», поскольку «летописные известия о лицах и событиях XIII и XIV веков кратки, отрывочны и сухи». В этих условиях, считает он, «единственное средство сколько-нибудь помочь горю - это самому автору проникнуться глубоким благоговением и любовью к предмету изображения и чутьем сердца угадать то, на что не дают ответа соображения рассудка»5. Из этого-то источника обычно и черпают недостающие сведения.
3 Автор житийной повести об Александре прямо сообщает: «Азъ худый и многогрешный, малосъмысля, покушаюся писати житие святаго князя Александра, сына Ярославля, а внука Всеволожа. Понеже слышах от отець своихъ и самовидець есмь възраста его, радъ бых исповедалъ святое и честное и славное житие его» (Повести о житии и о храбрости благовернаго и великаго князя Александра// Памятники литературы Древней Руси: XIII век. М., 1981. С. 426).
4 Впрочем, не стоит забывать, что задачи автора агиографического произведения были несколько иными, нежели это представляется многим современным исследователям, которые невольно приписывают древнерусским авторам нынешние представления об Александре: «В житии Александра Невского... главным образом представлены эпизоды, которые говорят о нем, как о непобедимом князе-полководце, известном всюду своими военными подвигами, и как о замечательном политике» (Строков А., Богусевич В. Новгород Великий: Пособие для экскурсантов и туристов. Л., 1939. С. 23). Ср. более «мягкое», но от того вряд ли более верное определение: «Составление полной биографии князя Александра не входило в задачи автора. Содержанием жития является краткое изложение основных, с точки зрения автора, эпизодов из его жизни, которые позволяют воссоздать героический образ князя, сохранившийся в памяти современников, - князя-воина, доблестного полководца и умного политика» (Охотникова В. И. Житие Александра Невского: Комментарий] // Памятники литературы Древней Руси: ХШвек. М., 1981. С. 602)
5 Хитров М. Святый благоверный великий князь Александр Ярославич Невский: Подробное жизнеописание с рисунками, планами и картами. М., 1893 [Л., 1992].С. 10-11.
Победа на Неве стоила новгородцам и ладожанам жизни двадцати земляков («или мне [менее], Богь весть», - философски замечает автор сообщения в Новгородской первой летописи 6). Правда, врагов было перебито «много множъство», но - на другом берегу Ижоры, «иде же на бе проходно полку Олександрову», уточняет Лаврентьевская летопись 7. Полагать, что эта битва действительно стала «важным этапом» в борьбе за выход Руси в Балтийское море (который она и без того имела вплоть до начала XVII в.), или что она «уже в XIII веке предотвратила потерю Русью берегов Финского залива и полную экономическую блокаду Руси»8, — наивно. И до, и после нее шведы неоднократно высаживались на побережье юго-восточной Прибалтики. И до, и после нее они даже строили здесь крепости. И до, и после нее новгородцы и подстрекаемые ими карелы совершали опустошительные набеги на шведские земли. И до, и после нее заключались мирные договоры (оказывавшиеся, впрочем, недолговечными). И все это никогда не приводило ни к «потере», ни к «блокаде». Шведы, судя по «Хронике Эрика», подробно повествующей о событиях в данном регионе в XIII в., вообще умудрились не заметить этого сражения 9. Даже автор приведенных выше «официальных» советских характеристик Невской битвы вынужден был заключить: «после разгрома (!) на Неве шведское правительство не отказалось от мысли овладеть землей финнов»10.
Все это свидетельствует о том, что с точки зрения современного прагматического мышления очень трудно понять, что же, собственно, заставило агиографа именно это событие сделать ключевым в создании образа святого князя Александра Ярославича. Мало того, в глазах автора жития Невская битва по своему значению, судя по всему, превосходила Ледовое побоище. Во всяком случае, описание последнего значительно уступает рассказу о сражении в устье Ижоры даже по объему. В Новгородской первой летописи сообщение о битве на Неве по количеству слов в полтора раза превосходит описание Ледового побоища 11, в Лаврентьевской - только перечень подвигов, совершенных дружинниками Александра в устье Ижоры, вдвое превышает рассказ о сражении на льду Чудского озера 12.
6 Новгородская первая летопись старшего извода (Синодальный спи- сок) // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (Полное собрание русских летописей. Т. 3). [2-е изд.]. М., 2000. С. 77.
7 Лаврентьевская летопись// Полное собрание русских летописей. Т. 1. М., 1998. Стб. 480.
8 Очерки истории СССР: Период феодализма. IХ-ХУ вв. В двух частях. М., 1953. Ч 1 С. 845.
9 См.; Хроника Эрика. Выборг, 1994.
10 Очерки истории СССР... 1Х-ХУ вв. Ч. 1. С. 886.
11 Новгородская первая летопись. С. 77. 12 Лаврентьевская летопись. Стб. 478.
Впрочем, и летописные повествования о Ледовом побоище вызывают у нашего современника ничуть не меньше вопросов. Суть дела сводится в них к довольно ограниченной информации. Так, согласно Новгородской 1 летописи, после изгнания из Пскова крестоносцев, приглашенных туда самими псковичами в 1240 г.13, Александр Ярославич по не вполне ясным причинам отправился дальше на запад, «на Чюдь», вторгаясь в земли Дорпатского епископства. Здесь он «пусти полкъ всь в зажития 14», при этом отряды под командованием Домаша Твердиславича и Кербета «быша в розгоне 15». «Немци и Чюдь» разбили эти отряды, Домаша убили, «а инехъ руками изъимаша, а инии къ князю прибегоша в полкъ». После этого Александр отступил к Чудскому озеру и здесь, «на Узмени, у Воронея камени» встретил догонявшего его неприятеля. Само описание битвы занимает чуть больше ста слов:
«И наехаша на полкъ Немци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозе полкъ, и бысть сеча ту велика Немцемь и Чюди. Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, техъ святыхъ великыми молитвами пособи Богь князю Александру; а Немци ту падоша, а Чюдь даша плеща; и, гоняче, биша ихъ на 7-ми верстъ по леду до Суболичьскаго берега; и паде Чюди бещисла, а Немець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ. А бишася месяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в субботу»16.
13 Ср. выводы, к которым приходит автор последнего исследования, посвященного новгородско-псковским отношениям: «появление немцев во Пскове произошло с согласия значительной части псковской общины», и далее: «по большому счету, можно говорить о добровольной сдаче города самими жителями, а не кучкой бояр-заговорщиков»; причиной стало, видимо, то, что «псковичи предпочли в 1240 г. установление власти немцев возможному поглощению суверенной Псковской земли Новгородской волостью» (Валеров А. В. Новгород и Псков: Очерки политической истории Северо-Западной Руси ХI-ХIV веков. СПб., 2004. С. 164, 165, 168).
14 Составители Словаря древнерусского языка Х1-Х1/ веков (М., 1990. Т. 3. С. 301) и Словаря русского языка ХI-ХVII вв. (М., 1978. Вып. 5. С. 196) толкуют это слово как 'место заготовления съестных припасов и фуража'. Если принять эту трактовку, остается непонятным, почему местом заготовки припасов для новгородского князя оказывается враждебная территория. Некоторую ясность, впрочем, вносит следующая фраза.
15 Еще одно слово, которое требует специального пояснения. В Словаре русского языка ХI-ХIV вв. оно определяется как 'нападение по территорию противника с целью приобретения добычи'; любопытно, что лексикографы «постеснялись» рассмотреть такое значение в данном сообщении и выделили последнее (и только его!) в особый случай: «Передовой отряд (?)» (М., 1995. Вып. 21. С. 172). Логичным поэтому выглядит толкование данного фрагмента летописи в «Очерках истории СССР»: «освободив Псков, Александр Ярославич повел свое войско в землю эстов, дав право войску воевать "в зажития", то есть нанося максимальный ущерб врагу» (Очерки истории СССР... 1Х-ХУ вв. Ч. 1. С. 848).
16 Новгородская первая летопись старшего извода (Синодальный список) // Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов (Полное собрание русских летописей. Т. 3). [2-е изд.]. М., 2000. С. 78.
Некоторые дополнения к этому описанию находим в житийной повести об Александре Ярославиче. После рассказа об «освобождении» Пскова агиограф сообщает, Александр «землю их [«безбожных немець»] повоева и пожже и полона взя бес числа, а овех иссече». Когда же «стражие» сообщили о приближении основных сил противника, «князь... Александръ оплъчися, и поидоша противу себе». Автор Жития «уточняет» численность войск («покриша озеро Чюдьское обои от множества вой», причем добавляется, что Ярослав Всеволдович прислал в помощь Александру «брата меньшаго Андръя... въ множестве дружине»). Само описание сражения предельно метафорично:
«И бысть сеча зла, и трусь от копий ломления, и звукъ от сечения мечнаго, яко же и езеру померзъшю двигнутися, и не бъ видъти леду, покры бо ся кровию». В результате с Божьей помощью (воплощением ее, в частности, явился «полкъ Божий на въздусе, пришедши на помощь Александрови») князь «победи я..., и даша плеща своя, и сеча хуть я, гоняще, аки по иаеру [те. по воздуху], и не бе камо утещи». «И возвратися князь Александръ с победою славною, — заключает агиограф, — и бяше множество полоненых в полку его. и ведяхут босы подле коний, иже именують себе божий ритори»17.
В псковских летописях, зависящих от новгородского летописания, о битве говорится еще более кратко. Упоминается лишь, что сражение произошло «на леду», а противников Александр «овы изби и овы, связавъ, босы поведе по леду»18. Псковская 3-я летопись добавляет: «паде Немец ратманов 500, а 50 их руками изымаше, а Чюдь побеже; и поиде князь по них, секуще 7 верстъ по озеру до Собилицкого берега, и Чюди много победи, имь же несть числа, а иных вода потопи»19.
17 Повести о житии и о храбрости благовернаго и великаго князя Алексан- дра // Памятники литературы древней Руси: Х111 век, М., 1981. С. 432,434.
18 Псковская 1-я летопись (Тихановский список)// Псковские летописи. (Полное собрание русских летописей. Т. 5. Вып. 1.). М., 2003. С. 48.
19 Псковская 3-я летопись (Строевский список) // Псковские летописи. С. 82.
И уж совсем скромное описание «побоища» в Лаврентьевской летописи (опирающейся в данном случае на великокняжеский свод 1281 г., составленный при сыне Александра, князе Дмитрии): «В лето 6750. Ходи Александръ Ярославичь с Новъгородци на Немци и бися с ними на Чюдъскомъ езере у Ворониа камени. И победи Александра и гони по леду 7 верст секочи их»20. Впрочем, в Ипатьевской летописи (отразившей в этой части враждебное Александру галицко-волынское летописание) вообще отсутствуют какие бы то ни было упоминания о «крупнейшей битве раннего средневековья». Видимо, прав был новгородский летописец, описывавший Раковорскую битву 1268 г. (которой не так повезло с исторической памятью, как Ледовому побоищу, состоявшемуся всего за четверть века до того): «бысть страшно побоище, яко не видали ни отци, и деди»21.
Обращение же к источникам, появившимся «по ту сторону», еще больше снижает представление о масштабах и последствиях сражения на Чудском озере. В частности, итоги битвы видятся автору немецкой Рифмованной хроники гораздо более скромными, нежели они представлялись древнерусскому летописцу (а за ним и большинству наших современников):
«С обеих сторон убитые падали на траву. Те, кто был в войске братьев, оказались в окружении. У русских было такое войско, что, пожалуй, шестьдесят человек одного немца атаковало. Братья упорно сражались. Всё же их одолели. Часть дорпатцев вышла из боя, чтобы спастись. Они вынуждены были отступить. Там двадцать братьев осталось убитыми и шестеро попали в плен»22.
Итак, не 500 и даже не 400 убитых и 50 захваченных в плен рыцарей, а всего 20 и 6. Вообще-то, и это - вполне солидные потери для Ордена, общая номинальная численность которого вряд ли превышала сотню рыцарей. Но в нашей исторической памяти масштабы сражения напрямую связываются с его значением. Если уж битва, то десятки тысяч с одной стороны, десятки тысяч с другой... Приходится, однако, смириться со свидетельством источников. В крайнем случае, историки пытаются «согласовать» числа, приведенные древнерусскими летописцами, и данные Рифмованной хроники: ссылаются на то, что летописец, якобы, привел полные данные потерь противника, а Хроника учла только полноправных рыцарей. Естественно, ни подтвердить, ни опровергнуть такие догадки невозможно.
20 Лаврентьевская летопись (Полное собрание русских летописей. Т. 1). (3-е изд.] М, 1997. Стб. 523.
21 Новгородская первая летопись... С. 85 (курсив мой. -И.Д.}.
22 Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь: Конец XII в. - 1270 г. Тексты. Перевод. Комментарий. М., 2002. С. 234.
Так что, «побоище» по «внешним признакам» никак не выдается на фоне многочисленных сражений, которые пришлось провести жителям новгородских и псковских земель в течение XIII в. Именно поэтому в историографии последних десятилетий прилагаются такие усилия, чтобы повысить статус сражения на льду Чудского озера - несомненно, самой крупной победы, одержанной князем над врагами Русской земли, но далеко не самой крупной и важной даже для новгородской и псковской истории XIII века. Что же до общерусского значения этих событий, то о нем можно говорить, лишь забыв о чудовищной катастрофе, которая обрушилась на Русь в 1236-1240 гг.
Тем не менее, именно Невская битва и Ледовое побоище стали ключевыми событиями для создателя Жития святого благоверного князя Александра Ярославича. И дело здесь не в военных и политических успехах князя: они волновали агиографа (в отличие от современных исследователей) меньше всего. Суть в том, . что эти сражения стали своеобразными поворотными точками в сохранении в неприкосновенности идеалов православия. Последним угрожали и шведы, которые не просто так привезли с собой епископа (сведения о нескольких епископах, прибывших на берега Невы, представляются явным преувеличением), и Ливонский орден, одной из основных целей которого был не столько захват новых земель, сколько прозелитизм на покоренных и прилегающих к ним территориях. Недаром С.М. Соловьев подчеркивал:
«Зная..., с каким намерением приходили шведы, мы поймем то религиозное значение, которое имела Невская победа для Новгорода и остальной Руси; это значение ясно видно в особенном сказании о подвигах Александра: здесь шведы не иначе называются как римлянами - прямое указание на религиозное различие, во имя которого предпринята была война»23.
Видимо, в этом-то плане Невская битва и была существеннее победы на Чудском озере 24.
23 Соловьев С.М. История России с древнейших времен// Соловьев С.М. Сочинения. М., 1993. Т. 3. С. 174 (курсив мой. - И.Д.).
24 Напомню, именно с прозвищем Невский Александр Ярославич вошел в нашу историческую память. Правда, его он получил не ранее конца XV в. Только тогда, по наблюдению В. В. Тюрина, он впервые упоминается в общерусских летописях с этим прозвищем (Тюрин В.В.. Древний Новгород в русской литературе XX в.: Реальность и мифы // Прошлое Новгорода и новгородской земли: Материалы науч. конф. 11-13 ноября 1998 года. Новгород, 1998. С. 197). Дело осложняется тем, что с тем же прозвищем в повести «О зачале царствующего града Москвы» из «Хронографа Дорофея Монемвасийского», сохранившегося в списке конца XVII
Собственно, именно религиозное значение этих сражений молодого Александра и стало причиной помещения рассказа о них в житийную повесть. Было бы крайне странно, если бы автор жития задался целью прославить князя как военачальника или поли- тика 25. Гораздо важнее для агиографа было объяснить читателю, какие деяния его персонажа позволяют судить о его святости, причислить его к лику святых. Для Александра таким поступком стало жесткое противостояние «латынянам» в то время, когда все прочие светские правители были либо покорены ими, либо вступили с ними в сговор, предав тем самым идеалы православия.
В 1204 г. под ударами крестоносцев пал Константинополь, что в итоге не только заставило императора Михаила VIII Палеолога искать помощи на Западе, но и привело в конце концов к полной религиозной капитуляции Константинопольской патриархии перед Папой. 6 июля 1274 г. была заключена Лионская уния. Патриарх Георгий Акрополит принес присягу Папе, признавая его верховенство в христианской церкви.
25 Ср.: «Автор жития, книжник из окружения митрополита Кирилла [ок. 1242 г - 06.12.1281 г.], называющий себя современником князя, свидетелем его жизни, по своим воспоминаниям и рассказам соратников Александра Невского создает жизнеописание князя, прославляющее его воинские доблести и политические успехи. Составление полной биографии князя Александра не входило в задачи автора. Содержанием жития является краткое изложение основных, с точки зрения автора, эпизодов из его жизни, которые позволяют воссоздать героический образ князя, сохранившийся в памяти современников, - князя-воина, доблестного полководца и умного политика» (Охотникова В.И. Житие Александра Невского... С. 602); или: «В житии Александра Невского... главным образом представлены эпизоды, которые говорят о нем, как о непобедимом князе-полководце, известном всюду своими военными подвигами, и как о замечательном политике» (Строков А.. Богусевич В. Новгород Великий... С. 23). Подобные высказывания свидетельствуют, скорее всего, о том, что их авторы слабо представляют себе цель создания агиографического произведения.
Кроме того, греки принимали верховную юрисдикцию Папы в канонических вопросах и необходимость поминать его во время церковных богослужений 26. Недаром, завершая свое горестное повествование о завоевании Царьграда «фрягами» в 1204 г., древнерусский книжник, очевидец этого события, заключает: «И тако погыбе царство богохранимаго Констянтиняграда и земля Грьчьская въ сваде цесаревъ, еюже обладають Фрязи»27. Кроме собственно конфессиональных для такого вывода имелись и вполне достаточные формальные основания: власть византийских императоров была низложена, а столица ромеев стала столицей Константинопольской империи, или Романии (Латинской империи)28,
С другой стороны, Даниил Романович Галицкий, героически сопротивлявшийся монголам, вынужден был периодически искать убежища и помощи у католических соседей. Его политический союз с венгерским королем Белой IV был скреплен браком княжича Льва Даниловича с дочерью Белы Констанцией. Впоследствии это позволило Даниилу добиться признания герцогских прав на Австрию за своим сыном Романом. В первой половине 1252 г. в замке Гимберг, южнее Вены, состоялась свадьба Романа Даниловича с наследницей австрийского престола Гертрудой Баденберг.
Мало того, еще в 1245 г. начались переговоры Даниила с папой Иннокением IV о военном союзе, условием которого должна была стать церковная уния (впрочем, она так и не была заключена). Это позволило Даниилу вмешаться в борьбу за австрийское наследство и около 1254 г. даже принять от папы императорские корону и скипетр.
На этом фоне резко выделяется поведение Александра Ярославича. Он не только не обращается за помощью к могущественным католическим правителям и иерархам, но и в довольно резкой форме отказывается от какого бы то ни было сотрудничества с «латынянами», когда те его предлагают:
«Некогда же приидоша къ нему послы от папы из великого Рима, ркуще: "Папа нашь тако глаголет: Слышахом тя князя честна и дивна, и земля твоя велика. Сего ради прислахом к тобе от двоюнадесятъ кординалу два хытреца — Агалдада и Ремонта, да послу шаеши учения ихъ о законе Божий"». Общаться с Папой Александр не пожелал, заявив: «От вас учения не приемлем»29.
26 Осипова К.А. Восстановленная Византийская империя: Внутренняя и внешняя политика первых Палеологов // История Византии: В трех томах. М., 1967. Т. 3. С. 83.
27 Новгородская первая летопись... С, 49.
28 Каждан А.П. Латинская империя // История Византии. Т. 3. С. 15.
29 Повести о житии ... Александра. С. 436
В условиях страшных испытаний, обрушившихся на православные земли в первой половине XIII в., Александр - едва ли не единственный из светских правителей - не усомнился в своей духовной правоте, не поколебался в своей вере, не отступился от своего Бога. Отказываясь от совместных с католиками действий против Орды, он неожиданно становится последним властным оплотом православия, последним защитником всего православного мира. И народ понял и принял это, простив реальному Александру Ярославичу все жестокости и несправедливости, о которых сохранили множество свидетельств древнерусские летописцы. Защита идеалов православия искупила (но не оправдала, как это делают многие современные историки) его политические прегрешения. Могла ли такого правителя православная церковь не признать святым? Видимо, поэтому он канонизирован не как праведник, но как благоверный князь. Победы прямых наследников Александра на политическом поприще закрепили, развили - и в конце концов изменили этот образ.
Самый существенный поворот в трансформации образа Александра как защитника православия произошел в начале ХУШ в., когда, собственно, и начал формироваться в общественном сознании новый образ Александра Невского - бескомпромиссного борца за независимость Руси-России. Одним из поводов послужило почти точное топографическое совпадение поля битвы князя со шведским десантом с местом, которое Петр I избрал для строительства новой столицы зарождающейся Российской империи. В 1724 г., по настоянию Петра и при его непосредственном участии мощи Александра были торжественно перенесены из Владимира-на-Клязьме в Санкт-Петербург. Вопрос борьбы за выход России в Балтику оказался самым тесным образом связан с воспоминаниями о победе Александра на Неве. Не без оснований Петр установил 30 августа днем памяти Александра Невского - именно в этот день был заключен Ништадтский мир со Швецией.
Образ Александра как защитника Русской земли стал с этого времени закрепляться в исторической памяти, чему способствовал целый ряд официальных мероприятий, предпринятых преемниками Петра. Так, в 1725 г. Екатерина I учредила высшую военную награду - Орден св. Александра Невского. Императрица Елизавета в 1753 г. приказала поместить мощи Александра в серебряную раку. Затем стали ежегодно проводить специальный крестный ход из петербургского Казанского собора в Александро-Невскую лавру. Наконец, в начале XX века одну из московских улиц назвали именем Александра Невского.
Традиция почитания Александра Невского как выдающегося защитника Руси - казалось бы, вопреки официальной идеологии - была возрождена в советский период. Одним из важнейших моментов в этом и стал фильм С.М. Эйзенштейна - фильм не столько об историческом прошлом, сколько о ближайшем будущем России. Он оказался до такой степени актуальным накануне войны, что был запрещен к показу. И лишь после начала Великой Отечественной войны он вышел на экраны страны. В том же 1941 г. его создатели были удостоены Сталинской премии. Популярность фильма была так велика, что когда в июле 1942 г. был учрежден советский орден Александра Невского, его украсил портрет Н. Черкасова в роли Александра. Все это вызвало новую волну популярности главного героя фильма. Она поддерживалась и Русской Православной Церковью. В годы войны ею, в частности, были собраны пожертвования на строительство авиационной эскадрильи имени Александра Невского. В послевоенное время в нескольких советских городах (в том числе, во Владимире) были установлены памятники Александру.
Естественно, в литературе 1940-50-х гг. военные заслуги Александра стали всемерно преувеличиваться30, а его тесное сотрудничество с монголами - замалчиваться. Мало того, авторы большинства работ искали все новые аргументы для оправдания такого сотрудничества. Как несомненно позитивный момент стали рассматривать даже случаи использования Александром ордынских сил для укрепления личной власти, в борьбе против своих же братьев и покорения Новгорода и Пскова. При этом подчеркивалось, что сопротивление власти Орды пока было безнадежным, а потому содействие Орде в покорении русских земель характеризовалось как политическая прозорливость и мудрость.
30 Несомненным преувеличением выглядят официальные характеристики двух побед Александра в многотомных «Очерках истории СССР», ставших на многие годы образцом для характеристик этих событий в учебной, научно-популярной и, отчасти, научной литературе. Так, Ледовое побоище определяется там как «крупнейшая битва раннего средневековья», в ходе которой «впервые в международной истории был положен предел немецкому грабительскому продвижению на восток, которое немецкие правители непрерывно осуществляли в течение нескольких столетий». Причем «победа на Чудском озере - Ледовое побоище - имела огромное значение для всей Руси, для всего русского и связанных с ним народов, так как эта победа спасала их от немецкого рабства. Значение этой победы, однако, еще шире: она имеет международный характер». В частности, «Ледовое побоище сыграло решающую роль в борьбе литовского народа за независимость, оно отрази- лось и на положении других народов Прибалтики», поскольку «решающий удар, нанесенный крестоносцам русскими войсками, отозвался по всей Прибалтике, потрясая до основания и Ливонский и Прусский ордена» (Очерки истории СССР... 1Х-ХУ вв. Ч. 1. С. 851, 852).
Так формировалась память об Александре, которая соответствовала имперской идеологии России и Советского Союза. Именно такая память долгие годы преподносилась как истинная история. Она была инкорпорирована в учебники и учебные пособия, в научно-популярные издания и с их помощью внедрялась в общественное сознание. До сих пор она оказывает влияние на историческую память наших сограждан, формируя у них имперское мышление и становясь важным инструментом в политической пропаганде.
В основе этой памяти смешение, по крайней мере, четырех разных образов Александра: великого князя Александра Ярославича, получавшего не самые лестные характеристики от своих современников; святого благоверного князя Александра, ставшего символом защиты православия в последние времена; Александра Невского - борца за выход в Балтийское море и, наконец, Александра Невского - защитника священных рубежей нашей Родины («А кто с мечом к нам придет, - от меча и погибнет!»). Каждый из них сформировался в свое время и выполнял свои социальные, политические и идеологические функции. В массовом сознании все они слились в единый синкретический образ, в котором трудно отделить одного Александра от другого. Порой их путают даже профессиональные историки, полагающие, что спокойный взгляд на дела «реального» Александра (как, впрочем, и критические замечания по поводу оценок этих дел в советской историографии, - смешивающиеся, кстати, с оценками деятельности самого Александра) порочат священное для россиян имя. Несогласные обвиняются, по меньшей мере, в экстравагантности. При этом главное, на что обращается внимание, - верность избранного Александром пути развития России 31.
31 Ср.: «Действительно, с позиций сурового ригоризма восточная политика Александра Невского не так впечатляет, как гибель Михаила Черниговского (!?), но направление было выбрано верно» (Долгов В.В., Котляров Д.А., Кривошеев Ю. В., Пузанов В. В. Формирование российской государственности: Разнообразие взаимодействий «центр - периферия» (этнокультурный и социально-политический аспекты). Екатеринбург, 2003. С. 413).
Авторы подобных высказываний даже не замечают, что приписывают Александру свои собственные знания и взгляды (а возможно, и заблуждения). Говоря о безнадежности сопротивления Орде, они забывают, что Александру противостояла не вся мощь Великой Монгольской империи, как это было во время нашествия, а лишь западный ее улус, отношения которого с Каракорумом были непростыми. Конечно, и это был достаточно грозный и опасный противник, но без содействия русских князей, и прежде всего Ярослава Всеволодовича и Александра Ярославича, мощь его была не столь велика, как объединенные силы Чингизидов. К тому же, если уж «сопротивление могущественному внешнему противнику для князя - не только вопрос личного мужества, а еще и вопрос ответственности перед вверившим ему власть населением города», а потому «он не имеет права рисковать жизнями и судьбами людей»32, то зачем же тогда сдавать город этому самому противнику, да еще и просить у того помощи для подавления сопротивления себе самому (как это было, скажем, во времена Неврюевой рати)? Впрочем, тут можно спорить и спорить. Более важным представляется другой момент.
Размышляя о политической прозорливости Александра, избравшего верный путь дальнейшего развития русских земель, нынешние историки, приписывающие князю заботу о грядущих столетиях, когда станет возможным освобождение от власти Орды (о котором знают они, историки, но даже не подозревают современники Александра), забывают, что время княжения Александра воспринималось современниками (и, скорее всего, им самим) как последнее. Достаточно вспомнить высказывания старшего современника Александра, Серапиона Владимирского, с горечью взвывшего тогда к своей пастве:
«Слышасте, братье, самого Господа, глаголяща въ Евангелии: "И въ последняя лета будет знаменья въ солнци, и в луне, и въ звездахъ, и труси по местомъ, и глади". Тогда сеченное Господомь нашимь ныня збысться — при насъ, при последнихъ пюдех. Колико видехомъ солнца погибша и луну померькъшю, и звездное пременение! Ныне же земли трясенье своима очима видехомъ; земля, от начала оутвержена и неподвижима, повеленьемь Божиимь ныне движеться, грехы нашими колеблется, безаконья нашего носити не можеть. ...Се оуже наказаеть ны Богъ знаменьи, земли трясеньемь Его повеленьемь: не глаголеть оусты, но делы наказаеть. Всемъ казнивъ ны, Богъ не отьведеть злаго обычая. Ныне землею трясеть и колеблеть, безаконья грехи многая от земля отрясти хощеть, яко лествие от древа. Аще ли кто речеть: "Преже сего потрясения беша и рати, и пожары быша же", рку: "Тако есть. но - что потом бысть намъ? Не глад ли? не морови ли? не рати ли многыя? Мы же единако не покаяхомъся, дондеже приде на ны языкъ немилостивъ попустившю богу; и землю нашю пуоту створша, и грады наши плениша, и церкви святыя разориша, отца и братью нашю избиша, матери наши и сестры в поруганье быша". Ныне же, братье, се ведуще, оубоимься прощенья сего страшьнаго и припадемъ Господеви своему исповедающесь: да не внидем в болши гневъ Господень, не наведемъ на ся казни болша первое»33
32 Долгов В.В., Котляров ДА, Кривошеев Ю.В., Пузанов В.В. Формирование российской государственности. С. 412.
33 Слово преподобного отца нашего Серапиона // Памятники литературы Древней Руси: XIII век. М., 1981. С 440, 442
Никакого потом для людей того времени не существовало. Никакого освобождения от нечистых народов, нашествие которых должно было завершиться воцарением антихриста, не предвиделось. Наступили последние времена. А потому и выбирать путь дальнейшего развития не приходилось. Эта мысль с предельной ясностью выражена в словах митрополита Кирилла, произнесенных якобы во время погребения князя: «"Чада моя, разумейте, яко уже заиде солнце земли Суздальской!"». На что присутствовавшие здесь «иереи и диакони, черноризци, нищий и богатии и вси людие глаголааху; "Уже погыбаемь!"» И «бысть же вопль, и кричание, и туга, яка же несть была, яко и земли потрястися», - заключает агиограф 34. Фразеология этого фрагмента Жития восходит к библейским пророчествам Амоса и Иеремии, а также к апокрифическому Откровению Мефодия Патарского, предсказывающих самое скорое (если не немедленное) наступление последних времен 35. Смерть Александра знаменовала в глазах автора житийной повести и ее читателей богооставленность Русской земли и прекращение человеческой истории.
Пренебрежение подобными различиями в восприятии мира древнерусским книжником и современным исследователем, в их историческом сознании и памяти чревато самыми серьезными заблуждениями и ошибками.
34 Повести о житии... Александра. С. 438.
35 Подробнее см.: Данилевский И.Н. Русские земли глазами современни- ков и потомков (ХII-XIV вв.): Курс лекций. М., 2001.
Список литературы
"Цепь времен": Проблемы исторического сознания. М.: ИВИ РАН, 2005