Введение
Размышляя о времени великого русского поражения начала века, сложно отделаться от чувства недосказанности, недопонимания того, что же все-таки произошло и послужило символом - Днем 7 ноября (25 октября) 1917 года. Казалось бы, сколько всего написано, записано и снято о "десяти днях, которые потрясли мир", сколько систематизировано и тщательно внесено во всевозможные летописи и хроники. Сколько гениальных исследователей пыталось осознать происшедшее со страной, с народом, со временем. Сколько было создано мифов, легенд и целых мифологических систем, сколько возможностей дадено, чтобы подтвердить Горациево est modus in rebus (всему есть свой предел).
Вопрос - что же произошло в 1917 году? – заставляет задуматься многих историков уже достаточно давно. В какой то мере на этот вопрос пытался ответить Александр Исаевич Солженицын. При этом правота многих из известных отечественных, эмигрантских и зарубежных историков и философов, очевидцев тех дней, как-то не вполне убедительна.
Неубедителен, хотя и прав, Солженицын, утверждавший совсем недавно, что с 1917 г. "мы стали еще заново и крупно платить за все ошибки нашей предыдущей истории." Неубедителен С. А. Аскольдов, справедливо отмечавший, что основной чертой революции является особая психология "народных масс, чувствующих себя вершителями своей новой исторической судьбы." Неубедителен Николай Бердяев, верно говоривший в свое время об антинациональности русской революции. Неубедителен и Арнольд Тойнби, логично связавший парадокс 1917г. с традициями византийского тоталитаризма. Наконец, неубедительно само научное исследование революции сквозь призму диалектики человеческого мифотворчества.
Эта неубедительность порождает определенную "тайну" революционных событий. Как обычно, ее сопровождает густое марево "черного чуда". Страх и непонимание, а затем и благоговение приводят к установке авторитета революционного мифа. Существенную роль также играет фактор времени. Все это естественным образом наслаивается и скрадывает, искажает неумолимый ход событий.
А ведь люди жили и до революции. Воевали. Жили во время нее. Бедствовали. Страдали. Жили и после нее. Революция для них была всего лишь жизненным эпизодом, подчас не уловимым среди тягот продолжавшейся с 1914 года войны. И не всегда они замечали, что карточки на продовольствие вдруг стали писаться без ятей, не всегда обращали внимание, что вместо погромов немецких магазинов, громить стали и другие, сначала французские, а затем и русские. Что после перестрелок между пьяными дезертирами началась уже стрельба между юнкерами и вооруженными рабочими. Время стояло тяжелое, страна голодала, и кому какое, в сущности, было дело, идет ли война с немцами или уже против белочехов, белополяков. За Антанту или против нее. Бессмысленность продолжения войны не вызывало серьезных сомнений ни у кого, за исключением некоторого количества интеллигентов. Народ же постепенно опускался. Люди становились все более озабочены тем, как выжить, прокормить себя и семью. "Не все ли равно, какая повстанческая банда орудует где-то там, на окраине - Врангеля, Семенова или Савинкова? Так ли важно, будет ли завтра в Москве немец или англичанин? Главное, чтобы он принес с собой немного консервов. Что? Учредительное Собрание? Голосовали демократично, по спискам? Распустить и забыть! Как? Республика в Поволжье? Независимая Таврида? Татары и башкиры требуют автономии? А пущай, не до них сейчас! Долой буржуев, смерть паразитам!!! К стенке..."
Как невозможно объять застроенный домами жилой массив в качестве городской цельности, не поднимаясь мысленно над ним, не строя умозрительной схемы, но лишь бродя в одном из городских кварталов и присматриваясь к быту и нраву жителей, так невозможно и постичь переломное историческое событие, не владея функционально-причинным его каркасом. Говоря словами Лосева, структура здесь - это самое главное.
Контуры схемы событий начала века проступают и через характерное сравнение русской и еврейской обезличенности у Владимира Соловьева, Достоевского и Розанова. Генерал С. Булгакова с сожалением подтверждает, что русские, потеряв свое лицо вместе с чувством достоинства, просто-напросто стали инородцами относительно самих себя. Так ли это? Исчезло ли в 1917 году лицо у русского народа? Стал ли он с тех пор питательной массой для паразитов? Или у него появилось вдруг вселенское сознание? Да существовали ли русские как нация вообще? Возможен ли был иной поворот событий в 1917 году? Почему все сложилось именно таким образом, а не иначе? Вопросы, вопросы...
1. 1917 год: возможность исторического выбора.
Российское общество в XX столетии не обладало внутренней стабильностью, мировоззренческим единством. Государство и общество что в дореволюционной России, что в СССР, находились в состоянии явной или скрытой борьбы друг с другом. Поэтому в основе различных исторических концепций оказалась не столько научная методология, сколько разные мировоззренческие системы - либеральная или революционная. Из первой "выросли" эмигрантская литература 20-30-х гг., работы времен "перестройки", к ней же примыкают зарубежные труды, из второй - советская историческая школа.
Либералы считали Февральскую революцию исторической случайностью, вызванной участием России в первой мировой войне, политической слепотой Николая II и его окружения. Так, по мнению П.Н. Милюкова, революция отнюдь не была неизбежной: предложенная "прогрессивным блоком" реформистская альтернатива вполне могла ее предотвратить, если бы дело не испортил царь, неспособный к каким-либо компромиссам. Главной движущей силой революции П.Н. Милюков считал либеральную интеллигенцию, политический крах которой, оказался предопределен тем, что большевикам удалось натравить на нее массы. В.А. Маклаков, так же, как и П.Н. Милюков, отрицал закономерность событий 1917 г. Причину дальнейшей радикализации революции, приведшей, в конце концов, к победе большевизма, он видел в ошибках либеральной интеллигенции: "Либералы не захотели ограничиться "исправлением" монархии и защитить ее от революции, а в ослеплении кинулись в объятия революции, не понимая, что либерализм мог существовать лишь в составе исторической монархии, они открыли дорогу "интегральной революции". Редактор кадетской "Речи" И. Гессен воспринимал Октябрь и Февраль как единый процесс: Февраль был чреват Октябрем, "ради которого стихия Февраля разразилась настоящим праздником" 7
. Большинство авторов тех работ отрицали буржуазный характер Февраля и социалистический характер Октября. П.Б. Струве определял Февральскую революцию "историческим выкидышем".
Вместе с тем, некоторые современники считали революцию глубоко закономерной. Так, антибольшевик Н.А. Бердяев писал: "Мне глубоко антипатична точка зрения многих эмигрантов, согласно которой большевистская революция сделана какими-то злодейскими силами, чуть ли не кучкой преступников, сами же они неизменно пребывают в правде и свете. Ответственны за революцию все, тем более всего ответственны реакционные силы старого режима. Я давно считал революцию в России неизбежной и справедливой. Но я не представлял себе ее в радужных красках". Эту точку зрения разделял Л. П. Карсавин, высланный большевиками из России в 1922 г., и не имевший таким образом оснований преуменьшать их вину за случившееся: "Не народ навязывает свою волю большевикам, и не большевики навязывают ему свою. Но народная воля индивидуализируется в большевиках, в них осуществляются некоторые особенно существенные ее мотивы: жажда социального переустройства и даже социальной правды, инстинкты государственности и великодержавия".
1.1 Оценка событий 1917 года западными историками.
В Советском Союзе либеральное направление не могло получить развитие, так что эстафета досталась Западу.
В истории западной историографии можно выделить три периода.
Первый период начался в 20-е гг. и продлился до 60-х гг. Труды западных историков представляли собой реакцию на книги и статьи советских исследователей. Иного и быть не могло, так как основная масса источников находилась вне пределов их досягаемости, а вот оспорить выводы своих советских оппонентов они могли. Второй причиной, определивший выводы западных историков, была политическая конъюнктура - отношения между нашими системами тогда были максимально сложными, и доминировавшие на Западе антибольшевистские, антисоветские настроения не могли не сказаться на выводах историков и направленности их исследований. Поэтому, если советские историки доказывали, что в центре всех исторических процессов России начала ХХ в., а уж в 1917 г. нем более, находилась большевистская партия, то западные исследователи сконцентрировались на доказательстве ее бланкистской сущности.
В 60-е гг. начался второй период. Выяснив для себя роль большевиков в революции, они потеряли к ним интерес и сосредоточились на изучении объективных социально-экономических предпосылках. Результаты получились новыми: оказалось, что итоги Февральской и Октябрьской революций глубоко закономерны. Примером работ этого периода является книга А. Рабиновича “Большевики приходят к власти. Революция 1917 г. в Петрограде”.
Третий период в западной историографии проблем русских революций зависел от направлений развития западной историографии вообще (безотносительно изучения истории России). Методология и методы исторической науки все время усложнялись, появлялись новые направления и темы, с социально-экономических тем анализ переместился на изучение психологии масс и отдельных групп, развитие идей. Одной из работ этого периода является двухтомник Р. Пайпса "Русская революция".
1.2 Идеологическая доктрина событий Октября 1917 в СССР.
В СССР историческая доктрина ВКП(б) начала формироваться в конце 20-х гг. В ней не было чего-то принципиально нового, в сравнении с концепциями, разрабатывавшимися в науке в 20-е гг., когда, например, появились работы Е.Н. Кривошеиной, М.Г. Гейсинского, С.А. Пионтковского. Все перечисленные авторы являлись историками марксистами. Они исследовали вопросы, на которых сконцентрировалась советская историческая наука: связь российского капитализма с западноевропейским и самодержавием, значение концентрации пролетариата, обострение классовых противоречий в ходе первой мировой войны, основные противоречия Февраля, рост социальной напряженности на протяжении 1917 г. Но одно дело - марксистская гипотеза, и совсем другое - превращение ее в орудие политической борьбы и устранение возможностей появление иных версий исторического развития.
Историческая доктрина ВКП (б) была, безусловно, марксистской; в ее основе "лежали" идеи В.И. Ленина, но, при этом, у самого большевистского вождя не было той стройности, какой обладала эта доктрина.
В.И. Ленин считал, что основной причиной революции явилась критическая масса социальных противоречий, созданная, с одной стороны, "благородными и чумазыми лендлордами", а с другой - монополистической буржуазией. Развитие этой буржуазии, усиление ее экономической мощи, степени влияния на политические процессы он считал главным показателем готовности страны к социалистической революции. "...Никакое восстание не создаст социализма, - писал В.И. Ленин, - если он не созрел экономически...".
Важнейшую субъективную предпосылку возможности победы социалистической революции В.И. Ленин видел в наличии "закаленного в классовых боях" российского пролетариата, политическое значение которого состояло в господстве "над центром и нервом всей хозяйственной системы капитализма, а также"... в том, что пролетариат "экономически и политически выражает действительные интересы громадного большинства трудящихся при капитализме".
Историческая доктрина ВКП (б) представляла собой псевдоучение, слепленное из цитат К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина. Ее сутью являлись следующее положения.
На рубеже Х1Х-ХХ вв. мировой капитализм вступил в последнюю, империалистическую стадию, что создало экономические предпосылки для российских революций. Дав в свое время мощный толчок развитию производительных сил, капитализм превратился в преграду на пути общественного прогресса. Максимальной остроты достигло основное противоречие - между общественным характером производства и частной формой присвоения. Обострились также все остальные противоречия. В результате в мире разразилась первая мировой война, а в России было свергнуто самодержавие, и победила Великая Октябрьская социалистическая революция.
Россия значительно отставала от передовых капиталистических стран по экономическим показателям, однако в целом она являлась страной среднего уровня развития капитализма, что и стало основой для победоносных революций 1917 г. и дальнейшего успешного социалистического строительства.
Субъективным условием победы Октября явились действия рабочего класса, возглавляемого большевистской партией.
Российский рабочий класс был малочисленен, но, во-первых, его сила в историческом движении была неизмеримо больше, чем его доля в общей массе населения. Во-вторых, он отличался самой высокой в мире организованностью и революционностью, в-третьих, имел очень важную для победы поддержку со стороны трудового крестьянства и особенно - бедноты, в-четвертых, выступал под руководством закаленной в сражениях против самодержавия и капитализма, владеющей передовой теорией большевистской партией во главе с В.И. Лениным.
Т.о., Февральская буржуазно-демократическая и Великая Октябрьская социалистическая революции были подготовлены всем ходом мирового исторического развития, они выразили его главные тенденции и открыли трудящимся всего мира реальный дуть борьбы за светлое будущее.
1.3 Современная Россия.
Подавляющее число историков даже в 80-е гг. показывали, прежде всего, самого роста социальной напряженности в 1910-1916 гг. не было. Задача определения масштабов социального неповиновения и недовольства, возможные исторические результаты прихода к власти рабочих и крестьян, обладающих антибуржуазным (а по сути - добуржуазным) мышлением, не ставилась. В результате исторические реалии искажались.
Впрочем и тогда отдельные историки высказали идеи, развитие которых могло привести к отказу от официальной версией субъективных предпосылок революции 1917 г. Так, А.П. Толочко в 1974 г. в одной из статей показал, что "движение железнодорожных служащих не выходило за рамки борьбы против административного произвола и низких заработков". Правда, причину этого он видел, во-первых, в "военно-полицейском режиме на железных дорогах", во-вторых, "в слабости социал-демократических организаций Сибири". А.А. Храмков в 1975 г. сделал вывод, что источником роста социального напряжения в крестьянской среде Сибири в 1915-1916 гг. оказались мобилизации и реквизиции. Средние городские слои традиционно в советской историографии рассматривались как мелкобуржуазные, т.е. в их аполитичности и контрреволюционности не было чем-либо неожиданного. Поэтому тот же А.П. Толочко мог спокойно констатировать: большинство приказчиков стояло в стороне от активной борьбы даже за свои права, хотя их уровень жизни был довольно низким. К концу 70-х гг. он сделал еще один шаг вперед: по его мнению, накануне первой мировой войны в Сибири в забастовочном движении участвовала лишь незначительная часть рабочих.
До 1987 г. академическая наука анализировала те или иные аспекты истории России, не ставя под сомнение истинность устоявшейся исторической схемы. Возможность и необходимость выдвижения новых гипотез появилась, в основном, в ходе общеполитического и мировоззренческого кризиса, начавшегося в 1987 г.
Состояние науки находится в тесной связи с состоянием общества и государства. В течение десятилетий прежняя государственная система вытравливала из гуманитарных наук сам дух Науки - возможность существования многообразных гипотез, подходов и представлений. Поэтому совсем не случайно, что новые политические идеи, всколыхнувшие страну во второй половине 80-х гг., не смогли сразу преобразоваться в готовые научные концепции, стоящие к истине ближе, чем прежние. Скорее даже был сделан шаг назад: под влиянием антикоммунистических настроений и в условиях изменившейся политической ситуации, появилось большое число работ, где утверждалось, будто первопричиной всех бед народов России явились большевики: их организационные принципы, разработанные В.И. Лениным, и марксистская доктрина. Этот вывод был предопределен несколькими обстоятельствами.
Во-первых, - влиянием прежней методологии: догматического, выхолощенного марксизма, ориентирующего исследователя на рассмотрение всех процессов через призму решений РКП (б) - КПСС. Являясь правящей, КПСС долгие десятилетия настойчиво внушала массам мысль, что именно она стоит во главе всех социально-политических и экономических свершений. Во второй половине 80-х гг. новая методология еще не сформировалась, поэтому вполне естественно, что внимание исследователей оказалось приковано к доказательству ошибочности и упрощенности старой.
Во-вторых, о многих сторонах и результатах деятельности КПСС общество и исследователи просто не знали, т.к. важнейшие документы были упрятаны в архивы. Когда же архивы и спецхраны начали раскрываться, обнаруженное оказалось неожиданностью. В результате, многие историки отреагировали как простые граждане: назвали следствие причиной.
В конце 80-х гг. началось переосмысление событий 1917 г. и, существовавшей историографии. Было признано, что в предыдущие десятилетия было много сделано для изучения роли большевиков и пролетариата, экономических и социальных предпосылок революций, при этом некоторые выводы оказались ошибочны, например: революции подавалась как планомерно подготовленный процесс, без стихийных взрывов, без участия в нем всех слоев общества.
Е.Н. Городецкий писал: "Нам необходимо избавиться от односторонности в изучении Октябрьской революции, когда исторический процесс рассматривался как действия и события в одном лагере - революционном, а противостоящая ему сила в той или иной мере игнорировалась. Задача заключается в исследовании всех классов общества, всех политических партий, как в их конфронтации, так и в создании различных блоков и соглашений".
В те годы казалось, что искажение великих социалистических идеалов было вызвано глубокими внутрипартийными деформациями 20-30-х гг. Подавляющая часть историков полагала, что достаточно освободиться от этих наслоений, и все встанет на свои места. "Для восстановления исторической правды, - считал В.П. Наумов, - лучше всего обратиться в Ленину, его теоретическому наследию". Так же думал и Н.Н. Маслов: "Мы все время утверждали, что социализм был построен на основе ленинского плана и ему соответствует. А сейчас мы вынуждены признать, что при Сталине произошла грубая деформация социализма, что нам надо очиститься от вызванных сталинизмом наслоений и прийти к ленинскому пониманию социализма". По существу, спор шел о том, насколько хороший социализм построили бы Н.И. Бухарин, Ф.Ф. Раскольников, А.И.. Рыков н другие репрессированные, в сравнении с тем "плохим социализмом", который создали И.В. Сталин, В. М. Молотов, Л.М. Каганович и другие, оказавшиеся у власти в 30-е гг. Такой подход частично сохранялся и в 1990-1993 гг. Продолжали появляться публикации, наполненные новым историческим материалом, но воспроизводящие большевистскую концепцию революции. Такова статья Г.П. Аннина "Пропагандистская работа большевиков Центральной России после свержения царизма". В 1990 г. опубликовал свою брошюру Ф.А. Рашитов "Альтернатива Октября: мирный или насильственный переворот". Автор - явный антисталинист, но ленинец. Характерны названия разделов его брошюры: "Диалектика общего и особенного при переходе к социализму", "Путь России к социализму" и другие. Еще пример - исследование В.Н. Дариенко "Революция и контрреволюция на юго-востоке страны. 1917-1920 гг.". Заложенный в название понятийный аппарат заранее предопределял выводы.
Но одновременно стало высказываться сомнение в правильности марксизма. Прежде всего, начался отказ от классового подхода, который заставлял считать, будто главные роли в событиях того года играли буржуазия в союзе с самодержавием, с одной стороны, и пролетариат с крестьянством - с другой. Одним из первых это сделал В.П. Наумов: "Мне думается, наступило время критически оценить весь наш подход к социальной стратификации русского общества 1917 г., который целиком и полностью базировался на марксистской теории классовой борьбы, строго определившей еще задолго до начала революционного процесса, какие классы и социальные группы являются революционными, а какие контрреволюционными. Соответственно так же категорично разделялись и все политические партии, и политические организации". К этой же мысли пришел В.С. Дякин. Выступая с заключительным словом на международной конференции в Ленинграде 7 июля 1990 г., он сказал: "Мы действительно злоупотребляли общими положениями "буржуазия", "дворянство, "интеллигенция", "рабочий класс", не давая более четких определений и не исследуя как те люди, о которых мы пишем, сами себя воспринимали, как понимали свою роль в обществе и задачи, стоящие перед ними". Этой же проблеме посвятил свою статью В.И. Миллер, где, в частности, отметил: "Классовая принадлежность не является единственным фактором, определившим то или иное отношение к революции". Все это постепенно привело к возникновению в российской историографии немарксистского направления.
Взгляд историков на предпосылки революции 1917 г. принципиально отличается от взглядов прежних десятилетий. Авторский коллектив учебного пособия "История России. ХХ век." (выпущенного институтом истории РАН) констатировал, что попытка советских историков в период с 20-х и вплоть до 80-х гг. включительно выявить предпосылки буржуазной и социалистической революций можно считать безуспешными.
Несомненно, завышение степени зрелости России для социализма определялось политической конъюнктурой, но бросать тень на историков в целом, вряд ли обосновано, поскольку жизнь не давала тогда оснований усомниться в правильности социалистического пути, определить истинный характер преобразований в стране за годы советской власти.
Большинство историков 90-х гг. стало критически оценивать положение о наличии в России к началу 1917 г. предпосылок для буржуазной или социалистической революции. Каждый приходил к этому через изучение своей темы. Основной импульс был задан в связи с изучением политической истории. Так, крупнейший современный исследователь российского либерализма и политических партий В.В. Шелохаев считает: социальная база у всех политических движений оказалась очень узкой, поэтому "любые модели социального переустройства не имели реальных материальных предпосылок для их реализации".
Вместе с тем, отрицая существования предпосылок для буржуазной и социалистической революций, многие историки подтверждают вывод о закономерности политического и социального взрыва, происшедшего в 1917 г. Так, А.А. Искандеров в 1992 г. выделил следующие долговременные исторические факторы, предопределившие события 1917 г.: промедление с отменой крепостного права, падение авторитета церкви, разрыв связей монархии с народом, деструктивность враждебных партийно-политических отношений.
Б.И. Колоницкий, В.И. Коротаев, А.Н. Зориков видят предпосылки в слишком быстрой модернизация экономики, которая не сопровождалась соответствующими изменениями ментальности основных социальных слоeв. В.И. Голдин указывает на целый комплекс предпосылок: "традиция бунтарства как ответ унижение и несправедливость, специфика российской революционности, своеобразное переплетение социалистических и марксистских идей на российской почве, особенности и трудности модернизации, столкновение модернистских и традиционных, почвенных тенденций и др.". По мнению Ю.И. Кирьянова, такая модернизация привела к распространению антипредпринимательских, антибуржуазных настроений. При всей важности сделанных авторами замечаний, нельзя не признать, что основательной проработки проблема пока не получила.
В связи с этим возникает другой принципиально важный вопрос: если в России не было предпосылок для буржуазной или социалистической революции, то как квалифицировать суть событий 1917г.? И здесь появились некоторые новации принципиального характера. Б.В. Ананьич, Е.Б. Заболотный, В.И. Коротаев, В.Т. Логинов и другие объединяют два крупнейших политических события 1917 г. в одну революцию. Появились новые определения ее характера. М. Рейман называет ее "плебейской". В.М. Бухараев и Д.И. Люкшин определяют весь цикл социальных потрясений как "общинную революцию" (подразумевая под этим стремление крестьян, переложить на "чужих" - помещиков, город и государство, - накопившиеся социально-экономические проблемы). Возникает вопрос: какую роль при этом сыграли факторы социальной психологии?
В советской историографии анализ поведения в революции отдельных социальных слоев и групп присутствовал практически в каждом исследовании. Однако массы представляли там скорее объект деятельности революционных партий, чем самостоятельный субъект истории. Принципиально новые подходы пока только формируются. Работающих в этом направлении ученых пока немного, тем не менее, их усилиями в ноябре 1994 г. и ноябре 1995 г. были проведены две конференции: "Революция и человек: социально-психологический аспект", "Революция и человек: быт, нравы, поведение, мораль".
В.Л. Харитонов обратил внимание на то, что при растущем неприятии личности Николая II, монархическая традиция в России оставалась сильной. А.К. Сорокин отметил другую черту: у всех социальных слоев отсутствовал политических опыт, гигантское большинство страны было отстранено от политики, в результате сформировался конфронтационный тип политической культуры.
Принципиальной новизной публикаций этого направления явилось использование гораздо более широкого круга источников, определявших мотивацию действий масс, слоев и групп. Показано также, что реальными факторами социальной истории являются эмоции, иллюзии, слухи, предубеждения, традиции. Отмечается также, что на их появление, а, следовательно, на ход революции могли оказывать влияние обеспеченность данного района продовольствием, близость к железным дорогам, плотность населения, его половозрастные характеристики и др.
Все историки, занимающиеся изучением политических представлений крестьян, - И.К. Кирьянов, П.С. Кабытов, Л.Г. Сенчакова, О.Г. Буховец - считают, что революция 1905-1907 гг., столыпинская реформа и, особенно, первая мировая война привели к разрушению монархических иллюзий. Но даже если иллюзии развеялись, остается открытым вопрос: как это повлияло на ход революции, могло ли этого хватить на то, что бы общество создало более эффективную политическую систему?
В прошлом историки старались изыскать наиболее "передовые" черты политического поведения у пролетариата. Из современных отечественных исследователей наиболее основательно пересматривает этот вопрос Ю.И. Кирьянов. По его мнению, в существующей историографии степень организованности рабочих и политической направленности их выступлений была преувеличена, "рабочее движение, в действительности, было более многообразным по своим формам, более многоликим, чем оно представлено в советской историографии". По подсчетам Н.А. Ивановой в борьбе с хозяевами предприятий и самодержавным строем участвовала очень незначительная часть рабочего класса: в 1910 г. - 1,4%, в 1913 г. - 13, 4%. Что касается политических стачек, то в ходе изучения этого вопроса В.П. Желтова пришла к выводу, что политические стачки были не только немногочисленны, но и не имели революционной направленности. "Выступления, в большинстве случаев, оставались разрозненными, локальными и частичными".
По-новому стала оцениваться общественно-политическая позиция интеллигенции. Если в советской историографии в отношении интеллигенции присутствовала тенденциозность в виде деления этого социального слоя на группы в зависимости, в основном, от степени политического сотрудничества с большевиками и пролетариатом, то Т.А. Абросимова, Д.Б. Гришин, Смирнов полагают, что поведение интеллигенции, падение ее социальной активности в 1907-1914 гг. было вызвано крахом революционных иллюзий.
Важной социальной силой революции в прошлом считались средние городские слои. К сожалению, в 90-е гг. внимание историков к этим слоям (в сравнении с историографией предшествующего периода) сократилось. В 1993 г. П.П. Щербинин опубликовал монографию, в которой средние слои предстают куда менее политизированными, отмечается инертность сознания основной из массы. Но по-прежнему остается открытым вопрос: оставались ли эти слои носителями патриархальных традиций или превращались в модернизирующий фактор? Частично на него отвечает Н.В. Бабилунга, полагающий, что средние городские слои оставались приверженцами старины.
Итак, познавательно важной стороной исследований 90-х гг. является, во-первых, признание отсутствия в России к 1917 г. предпосылок для буржуазной и социалистической революций, во-вторых, отказ от упрощенного, политизированного подхода, характерного для работ предшествующего периода. Однако признание отсутствия предпосылок для буржуазной и социалистической революций не отменяет задачу изучения предпосылок произошедшей революции. В связи с этим по-прежнему остается открытой проблема характеристики сути событий 1917г.
2. Керенский, Корнилов или Ленин?
Революция 1917 г. была русской революцией. Она несет на себе яркий отпечаток менталитета народа, демонстрирует трагическую роль расколотости российского общества со времен Петра I. Главное содержание революции - стремление России к демократии, социальному прогрессу. Страна в трудной борьбе искала формы демократической организации.
В угоду политике в советское время сложный, мощный революционный процесс оказался расчлененным на три почти изолированные составляющие: Февральская революция, период перехода от Февраля к Октябрю, Октябрьская революция.
В середине февраля 1917 г. власти Петрограда решили ввести карточную систему. В нескольких пунктах города перед пустыми прилавками магазинов вспыхнули беспорядки. 20 февраля администрация Путиловских заводов объявила локаут из-за перебоев в снабжении сырьем, тысячи рабочих оказались выброшенными на улицу. Заседавшая с 14 февраля Государственная дума еще раз подвергла уничтожающей критике “бездарных министров” и потребовала их отставки. Был создан комитет для подготовки демонстрации 23 февраля. Большевики, считавшие эту инициативу преждевременной, присоединились к ней только в последний момент.
Демонстрация была мирной, спокойной, почти радостной. В центре города к идущим от Выборгской стороны присоединились многочисленные мелкие служащие, студенты и просто гуляющие. Здесь они провели демонстрацию против царизма. Власти сочли это выступление проявлением простой “боязни голода”, не представляющим опасности. Поэтому они ограничились вывешиванием объявлений, убеждающих население в наличии в городе запасов зерна.
На следующий день забастовали почти все заводы. Произошло несколько жестоких столкновений с конной полицией. Размах движения и относительная пассивность властей удивили и участников и свидетелей. На третий день роль большевиков, основных организаторов демонстраций, стала впервые заметной. На четвертый день, в воскресенье 2 6 февраля, с окраин к центру города снова двинулись колонны рабочих. Солдаты, выставленные властями в заслоны, отказались стрелять по рабочим. Офицерам пришлось стать пулеметчиками. Более 150 человек были убиты в тот день.
В ночь с 26 на 27 февраля солдаты нескольких лейб-гвардейских полков (Павловского, Волынского, Преображенского) взбунтовались против своих офицеров, которым они не могли простить приказа стрелять в толпу. Победа революции была обеспечена утром 27 февраля, когда демонстранты начали братание с солдатами.
За исключением Керенского все считали, что, так как революция еще не прошла “буржуазную фазу”, деятельность министров-социалистов не принесет результатов и только дискредитирует революционное движение. Поэтому руководство Совета отказалось от участия в правительстве. Тем не менее, хотя угроза военных репрессий не была исключена, Исполком Совета все же решил признать законность правительства, сформированного Думой, и поддержи его.
Сообщение сразу о двух отречениях от престола (3 марта) означало окончательную победу революции — столь же неожиданную, как и ее начало. После отречений Николая и Михаила единственным законным органом центральной власти слало Временное правительство, пришедшее 2 марта на смену думскому Комитету. Создание Временного правительства явилось тем компромиссом, к которому были вынуждены прибегнуть Временный комитет и Петроградский Совет.
Апрельский кризис стал первым испытанием новой власти на прочность. Проблема внешней политики была, пожалуй, первым вопросом, по которому правительство не смогло сразу найти взаимопонимания с массами и Советом. Кризис ясно показал полную беспомощность правительства. И дело было не в его “буржуазности”, ведь и последующие составы правительства от присутствия в них министров- социалистов в конечном счете не стали более популярными. Состав правительства и партийная принадлежность министров мало что значили. От властей требовалось лишь одно: поощрение и узаконение того беспредела, что происходил в стране. Петросовет для этого вполне подходил, а Временное правительство было сковано его авторитетом и своим собственным бессилием. В его задачи входило лишь издание таких законодательных актов, которые не противоречили бы настроениям масс. Любое серьезное сопротивление им неизбежно влекло за собой кризис власти. Итак, ни буржуазия и либеральный лагерь, ни социалистические партии как политические силы не являлись тем рычагом, который в феврале 1917г. произвел революцию в России. Можно, так или иначе оценивать роль этих сил в ее подготовке, но собственно революция пр
Февральские события были обусловлены не активизацией какой-либо политической силы, а скорее наоборот, их общим бессилием. Тому была не одна причина. Затяжной правительственный кризис, развал центрального и местного управления в момент колоссального напряжения сил, связанного с войной, и одновременно упорное нежелание самодержавия и государственного аппарата разделить тяжкий груз управления страной с умеренными силами российского общества, отсюда — слабость последних и т. д.,— все это сделало свое дело.
Под давлением многочисленных петиций, большинство которых исходило от солдат столичного гарнизона, призывавших Совет принять участие в правительстве, и учитывая вновь возросшую активность окраин, меньшевики, руководимые Чхеидзе и Церетели, объявили о своей поддержке идеи коалиционного правительства.
Переговоры о создании коалиционного правительства были проведены в два приема по сценарию министерского кризиса парламентского типа: дискуссия о программе; торг вокруг формирования кабинета. Дан и Церетели подготовили программу Совета, отдававшую приоритет внешней политике за счет всех других важных вопросов (аграрная реформа, защита прав трудящихся, статус национальных меньшинств).
Новое правительство посвятило себя прежде всего решению проблемы заключения мира. Новая внешняя политика определялась и теоретически обосновывалась Церетели, за которым Терещенко — официальный глава российской дипломатии — следовал не без скептицизма. План заключения мира, разработанный Церетели, состоял из двух пунктов: обращение к правительствам с целью заручиться поддержкой идеи мира без аннексий (отказ России от притязаний на Константинополь должен был послужить примером); организация конференции всех социалистических партий в Стокгольме для разработки программы мира, которую социалисты воюющих стран, возродившие Интернационал, должны навязать своим правительствам, если те останутся глухи к доводам разума. Этот утопический проект потерпел полный крах.
Потерпев поражение на “фронте мира”, новое правительство было не более удачливым и на военном фронте. Чтобы сохранить доверие союзников и не потерять полностью доверие командования, правительство попыталось добиться от армии возобновления “активных операций”, могущих послужить прелюдией к масштабному наступлению, которое, как все надеялись, стало бы последним. Верховное главнокомандование возлагало на Совет всю ответственность за дезорганизацию армии, начавшуюся, по его мнению, со дня принятия Приказа № 1, и считало, что продолжать войну в этих условиях невозможно. Керенский считал, что только авторитарное восстановление порядка в армии принесет положительные результаты. Чтобы подготовить наступление, он предпринял длительное и памятное турне по войсковым частям, стараясь убедить участников огромных солдатских собраний, пришедших его послушать, что сначала нужна военная победа над немцами, которая покажет союзникам, что Россия ищет мира не из слабости. На какое-то время это ему удалось. 18 июня началось наступление, которое после нескольких первоначальных успехов захлебнулось, отчасти из-за нехватки снаряжения. И здесь провал правительства был очевиден.
В городах по-прежнему не переставала расти напряженность в отношениях рабочих с предпринимателями. Занятые решением проблемы войны и мира, министры-социалисты наспех состряпали экономическую и социальную программы. Последняя сводилась к двум основным пунктам: введение процедуры арбитража социальных конфликтов; государственный контроль над производством и распределением. По первому — предприниматели тянули время, обещая назначить “комиссии” для изучения предложений рабочих. По второму — промышленники, враждебно настроенные к любому контролю, воспользовались разногласиями в стане “демократии”. Более решительным стало движение фабрично-заводских комитетов, которые начали объединяться. В конце мая открылась I Общегородская конференция фабзавкомов Петрограда, на которой присутствовало 500 делегатов с мандатами от 367 предприятий. Конференция приняла резолюции большевистского толка, противопоставлявшие государственному контролю рабочий контроль, и высказалась за переход “всей власти Советам”. Тогда же был избран Исполком, где преобладали большевики. Последние не использовали его в экономической борьбе, а превратили в своего рода плацдарм для распространения политической пропаганды.
Как в апреле, а затем в июне, катализатором событий 3 и 4 июля, явившихся важным моментом революционного процесса 1917 г., стала проблема войны. Узнав 2 июля о немецком контрнаступлении, солдаты столичного гарнизона в большинстве своем большевики и анархисты, решили подготовить восстание. Его целями были: арест Временного правительства, первоочередной захват телеграфа и вокзалов, соединение с матросами Кронштадта, за которыми закрепилась репутация “революционности”, создание Временного революционного комитета под руководством большевиков и анархистов. Вечером 2 июля состоялись многочисленные митинги солдат 26 частей, отказавшихся идти на фронт. Объявление об уходе в отставку министров-кадетов еще более накалило атмосферу. Свою солидарность с солдатами выразили рабочие. Рядовые участники движения постарались добиться того, чтобы руководство партии большевиков взяло на себя командование их действиями, но в тот день Ленин уехал из Петрограда. Был сформирован Временный революционный комитет.
Демонстрации начались во второй половине дня 3 июля. Военная организация большевиков присоединилась к движению, чтобы обеспечить руководство, ограничить его распространение и предупредить всякое преждевременное действие против государства и его институтов. Зиновьев безрезультатно пытался убедить Исполком Совета в том, что большевики не ожидали от демонстрантов насильственных действий и даже в мыслях не допускали свержения режима.
Правительство, поддержанное Советом, высказалось за самые решительные действия. Генералу Половцеву было поручено руководство репрессивными мерами. Ленин скрылся в Финляндии. Троцкий, Зиновьев, Каменев и многие другие руководители партии были арестованы. Части, принявшие участие в демонстрации, были разоружены, а “Правда” закрыта.
После произошедших событий князь Львов поручил Керенскому реорганизовать правительство. Переговоры между различными политическими силами были сложными: правительственный кризис продолжался 16 дней (с 6 по 22 июля). Крайне левые были выведены из игры, и кадеты, считавшие себя победителями, выдвинули свои условия: война до победы, борьба против “экстремистов” и анархии, откладывание решения социальных вопросов до созыва Учредительного собрания, восстановление дисциплины в армии. Эти условия устраивали Керенского. Но кадеты добавили к ним требование смещения Чернова, на которого они возлагали ответственность за беспорядки в деревне. Кадеты приветствовали бы приход более твердого правительства во главе с военными, но им необходимо было нейтрализовать Совет. В конечном счете Керенский действительно являлся арбитром ситуации. Так как лидеры меньшевиков (за исключением Церетели) отказались, следуя настойчивым рекомендациям Керенского, от принципа ответственности правительства перед Советом, кадеты решили войти в правительство, рассчитывая направить его действия в сторону авторитаризма с помощью консервативных групп давления, которые начиная с “июльских дней” открыто заявляли о своих намерениях.
2.1 Корниловский мятеж.
Одной из самых активных была группа “Общество за экономическое возрождение России”, основанная по инициативе крупного предпринимателя Путилова и объединявшая банкиров и промышленников Петрограда, близких к кадетам. Летом 1917 г. они выступали в качестве главной политической силы, располагавшей двумя десятками газет, официально связанных с партией, и более чем 100 “сочувствующими” изданиями. Группа насчитывала около 80 тыс. членов, объединенных в 269 местных секциях. К этим группам принадлежали несколько командующих армиями. “Союз крупных (земельных) собственников”, носивший открыто монархический характер, объединял крупных помещиков, которым непосредственно угрожало распространение беспорядков в деревне. Не остались в стороне и военные. Для противодействия солдатским комитетам под эгидой бывшего главнокомандующего Алексеева и генерала Деникина при поддержке Родзянко и лидера монархистов Пуришкевича был создан “Союз армейских и флотских офицеров”, насчитывавший в августе несколько десятков тысяч членов и имевший свои секции в главных городах страны. Эта организация поощряла создание “ударных” батальонов, призванных распространить патриотический настрой в деморализованных полках.
Чтобы окончательно освободиться от контроля Советов, произвести благоприятное впечатление на консервативные силы и обеспечить широкую поддержку своему правительству, критикуемому и слева и справа, Керенский ускорил формирование новых государственных институтов. Он предложил созвать в Москве своего рода консультативную ассамблею — Государственное совещание. По отношению к “правовой стране” — членам дум, делегатам кооперативов, профсоюзным активистам, представителям банков, торговли и промышленности — депутаты Советов — “реальная страна” — составили бы не более одной десятой делегатов этого Совещания, созванного специально в городе, оставшемся в стороне от революционных страстей. Советы в своем подавляющем большинстве выступили против этого маневра. Меньшевики и эсеры решили в конечном счете “противостоять реакционным силам”. Вместо того чтобы единодушно поддержать своего инициатора, Госсовещание сделало очевидной растущую популярность Корнилова, которого бурно приветствовало большинство консервативных делегатов. Таким образом, Керенский снова стал, сам того не желая, лидером демократического лагеря.
Вернувшись в Ставку после московского Совещания, Корнилов, поощряемый кадетами и поддерживаемый Союзом офицеров, решил предпринять попытку переворота. Были приняты меры, чтобы послать в Петроград особо “верные” войска, в том числе “дикую дивизию” (состоявшую из татар, осетин и чеченцев), входившую в конный корпус под командованием генерала Крымова. Учитывая, что немецкие войска заняли Ригу, Корнилов потребовал подчинения себе войск столичного гарнизона, находившихся в непосредственном ведении правительства, а также расширения компетенции военных трибуналов и восстановления в тылу смертной казни. Керенский отклонил эти требования. Получив информацию о намерении Корнилова приступить к осаде Петрограда, ввести там военное положение и свергнуть правительство, Керенский сместил главнокомандующего, который после разоблачения решил действовать открыто и отказался уйти в отставку. Конфликт был неизбежен. В то время как Корнилов продвигал свои войска к столице, Керенский, покинутый министрами-кадетами, подавшими в отставку, начал переговоры с Исполкомом Совета по поводу образования Главного земельного комитета. Служащие почты, телеграфисты, солдаты и железнодорожники отреагировали мгновенно: они вывели из строя систему связи, а лояльные войска столичного гарнизона выступили навстречу солдатам Корнилова, чтобы объяснить, каковы подлинные планы мятежного генерала. Угроза мятежа вновь превратила Керенского в главу революции. Революционная солидарность проявилась полностью: большевистских лидеров выпустили из тюрьмы; большевики приняли участие в работе земельного комитета и Комитета народной обороны против контрреволюции, созданного под эгидой Советов. За несколько часов мятеж был ликвидирован. Генерал Крымов покончил жизнь самоубийством, а Корнилов был арестован.
2.2 Ленин
Без корниловского мятежа, не было бы Ленина. И он был, несомненно, прав: в политическом плане мятеж резко и полностью изменил ситуацию. Кадеты, открыто поддержавшие Корнилова и ушедшие в отставку из правительства в разгар кризиса (27 августа), были дискредитированы.
Два месяца, отделявшие провал корниловского мятежа от взятия власти большевиками, были отмечены ускорением распада общества и государства в условиях острого экономического кризиса. В армии мятеж уничтожил последние остатки доверия к офицерам. Он показал также, в какой степени оперативные приказы могли служить прикрытием для контрреволюционных маневров. В деревне “незаконные действия” возросли многократно начиная с июля, в течение которого властями было зарегистрировано 1777 случаев откровенного насилия. В деревни были направлены войска. Большевики были единственными, кто подталкивал крестьян к захвату помещичьих земель. Однако распространение аграрных беспорядков было все-таки в основном стихийным движением, продолжением крестьянских движений предыдущих лет.
Не оставались в стороне и рабочие. В сентябре — октябре сотни предприятий были остановлены под предлогом трудностей в снабжении, снижения производительности труда рабочих, забастовок и беспорядков. Десятки тысяч рабочих оказались выброшенными на улицу. Локауты, сознательный экономический саботаж со стороны некоторых предпринимателей и забастовки (которые вели к значительному снижению производительности труда) окончательно дезорганизовали функционирование производственной системы. Российская экономика потерпела крушение задолго до октября 1917 г.
В условиях крушения традиционных институтов и усиления недовольства различных категорий населения Керенский, провозгласив 1 сентября республику, постарался укрепить законность своего положения созданием новых институтов: Демократического совещания, а затем Совета республики.
6 октября Керенский открыл сессию Временного Совета республики. Он заявил об ответственности своего правительства перед этим главным институтом республики и изложил свою программу: защитить страну, восстановить военный потенциал, выработать вместе с союзниками условия прочного мира. От имени большевистской фракции Троцкий разразился филиппикой в адрес Временного Совета республики, который он охарактеризовал как новое издание булыгинской Думы, и правительства, которое по приказам кадетских контрреволюционеров и империалистов безосновательно продолжает эту опустошительную войну и готовит сдачу Петрограда и поражение революции. После окончания его речи 53 депутата-большевика покинули зал. Их уход стал первым актом Октябрьской революции.
31 августа большевистская резолюция, призывавшая к созданию правительства без буржуазии, впервые получила большинство в Петроградском Совете, 9 сентября Исполком Петроградского Совета, в котором преобладали эсеры и меньшевики, оказался в меньшинстве; Троцкий был избран председателем Совета. Из столицы это движение распространилось на Москву, Киев, Саратов. В сентябре уже более 50 Советов приняли резолюции о передаче всей власти Советам. К тому же большевики завоевали прочные позиции в некоторых народных организациях, таких, как Советы фабрично-заводских и районных комитетов в Петрограде.
15 сентября ЦК партии большевиков начал дискуссию по двум письмам (“Большевики должны взять власть” и “Марксизм и восстание”), которые были получены от Ленина, скрывавшегося в Финляндии. Он требовал, чтобы партия призвала народ к немедленному восстанию. Никто из членов ЦК его не поддержал. Еще слишком свежи были воспоминания об “июльских днях”. ЦК решил срочно принять меры для предотвращения любой демонстрации и участвовать в работе Демократического совещания. Две недели спустя Ленин вернулся к своему предложению в статье “Кризис назрел”. По инициативе Троцкого депутаты-большевики 7 октября покинули зал Совета республики. В этот же день Ленин тайно вернулся в Петроград.
Решение признать восстание как “стоящее на повестке дня”, принятое 10 октября, не снимало всех противоречий. Ленин считал, что восстание должно произойти до открытия II съезда Советов, назначенного на 20 октября. Следовало срочно назначить дату проведения и заняться тщательной подготовкой восстания по всем правилам революционного искусства. Для Троцкого, напротив, первоочередной целью оставалось взятие власти Советами. Восстание же должно было произойти только в случае угрозы съезду. Троцкий не считал, что большевикам следует взять на себя инициативу атаки против правительства, а предлагал подождать, чтобы оно напало первым. Таким образом, вырисовывался третий путь, который делал особенно явными тактические и теоретические расхождения среди большевиков накануне взятия власти. Большинство из них приняли точку зрения Ленина, поверив слухам, что правительство готово сдать Петроград немецким войскам и переместить столицу в Москву. Выставив себя патриотами, большевики заявили о своем намерении обеспечить оборону города. С этой целью они создали Военно-революционный центр (ВРЦ) из пяти членов (Свердлов, Сталин, Дзержинский, Урицкий, Бубнов) для мобилизации масс.
Ранее со своей стороны Троцкий, являвшийся председателем Петроградского Совета, 9 октября стал инициатором создания самостоятельной военной организации при Совете — Петроградского Военно-революционного комитета (ПВРК). Проявив тактическую ловкость, он поручил руководство им левому эсеру П.Лазимиру. Однако комитет, в который вошел ВРЦ, находился под контролем преобладавших в нем большевиков. Таким образом, под прикрытием организации, действовавшей от имени Совета, большевики смогли бы руководить восстанием. ПВРК вошел в контакт с четырьмя десятками военных частей столицы (в которой их насчитывалось тогда около 180), с Красной гвардией, почти с 200 заводами, полутора десятками районных комитетов, что позволяло мобилизовать 20 — 30 тыс. человек (в действительности только 6 тыс. человек приняли участие в собьггиях на стороне восставших). 18 октября военная комиссия Петроградского Совета организовала собрание уполномоченных полковых комитетов гарнизона. Большинство комитетов выразило недоверие правительству, подозреваемому в намерении сдать Петроград немцам, и заявило о готовности защитить революцию по призыву съезда Советов. Но совсем другое дело было заставить их принять большевистский лозунг взятия власти путем восстания. Таким образом, за два дня до открытия съезда Советов ни дата, ни способы проведения восстания не были еще определены.
3. Большевики приходят к власти.
Однако восстание ни для кого не было секретом. 17 октября меньшевистский левый журнал упомянул о существовании письма, ходившего в большевистских кругах, в котором “обсуждался вопрос о вооруженном восстании”. На следующий день “Новая жизнь” опубликовала статью Каменева, осуждавшую идею вооруженного большевистского восстания и косвенно подтверждавшую подлинность информации, появившейся накануне. Эта статья взволновала общественное мнение. Ленин счел ее равносильной предательству и потребовал исключения “диссидентов” из ЦК, но остался в меньшинстве, так как Каменев и Зиновьев обещали никоим образом не мешать осуществлению решений ЦК. В Исполкоме Совета Троцкий был подвергнут настоящему допросу меньшевиками и вынужден был ответить на вопрос, готовят ли большевики восстание. Он заявил, что восстание не предусмотрено большевиками, но они полны решимости защитить съезд Советов от любых контрреволюционных вылазок. Таким образом, подготовка большевиков выглядела “законной”. Со своей стороны Керенский демонстрировал полную уверенность, так как рассчитывал на поддержку меньшевиков " и эсеров и получил от полковника Полковникова, командующего гарнизоном, заверения в “абсолютной лояльности” войск правительству.
Тем не менее 21 октября гарнизон перешел на сторону ПВРК. Последний тут же обратился к населению с воззванием, предупреждавшим, что без подписи ПВРК никакая директива гарнизона не будет действительна. Керенский в ультимативной форме потребовал от ПВРК отмены этого документа. Началась проба сил. Утром 24 октября Керенский приказал закрыть типографию большевиков. Последние заняли ее снова. Для разработки плана действий в Смольном собрался ЦК большевиков. В восстании должны были слиться два самостоятельных потока: государственный переворот, организованный ПВРК от имени Петроградского Совета, чтобы защитить революцию, и пролетарское восстание под руководством Военно-революционного центра. Фикция двух этапов операции — оборонительного (“защитить съезд Советов от действий правительства и старого Исполкома с эсеро-меньшевистским большинством”) и наступательного (связанного с деятельностью Ленина, вышедшего 25 октября из подполья) — должна была быть выдержана до конца. Вечером 2 4 октября Красная гвардия и несколько военных частей, действуя от имени Совета, захватили, не встретив сопротивления, невские мосты и стратегические центры (почты, телеграф, вокзалы). За несколько часов весь город перешел под контроль восставших. Только Зимний дворец, где заседало Временное правительство, еще держался. Керенский тщетно пытался установить контакт со штабом. Там не вполне осознавали характер событий и не спешили оказать помощь победителю Корнилова. Утром 25 октября Керенский отправился за подкреплением. Не дожидаясь отправки ультиматума правительству, по инициативе Ленина было опубликовано в 10 часов утра воззвание ПВРК, в котором говорилось, что правительство низложено и что власть перешла в руки ПВРК. Это заявление до взятия власти П съездом Советов представляло собой настоящий государственный переворот. В первом варианте воззвания ПВРК Ленин писал: “ПВРК созывает сегодня на 12.00 Петроградский Совет. Принимаются неотложные меры для установления советской власти”. Изменение симптоматично. Испытывая недоверие к “революционному легализму” Петроградского Совета, то есть Троцкого, к “соглашательскому духу” своих товарищей из ЦК, которых он подозревал в готовности войти в переговоры с другими социалистическими силами, Ленин хотел сосредоточить всю полноту власти в руках органа, созданного в процессе восстания, органа, который ни в чем не зависел бы от съезда Советов. Этот шаг делал неизбежным еще до открытия II съезда Советов разрыв между Лениным и другими революционными организациями, которые считали себя вправе претендовать на частицу нового авторитета и новой власти.
Однако победа большевиков оставалась неполной, так как в Зимнем дворце еще заседало правительство. В половине седьмого вечера оно получило ультиматум ПВРК, который давал ему 20 минут на решение вопроса о капитуляции. В действительности же штурм Зимнего дворца произошел позднее, ночью, после того как крейсер “Аврора” сделал несколько холостых выстрелов в сторону дворца. В два часа утра Антонов-Овсеенко от имени ПВРК арестовал членов Временного правительства. Бои, в которых приняли участие с той и с другой стороны не более нескольких сот человек, завершились с минимальными потерями (6 убитых среди обороняющихся, ни одного среди нападавших).
За несколько часов до падения Зимнего дворца, в 22.40, открылся II Всероссийский съезд Советов. Осудив “военный заговор, организованный за спиной Советов”, меньшевики покинули съезд, за ними — эсеры и бундовцы. Их уход обрек на поражение Мартова и его сторонников, искавших компромисса и предлагавших создать правительство, в котором были бы представлены социалистические партии и все демократические группы. После перерыва Каменев объявил о взятии Зимнего дворца и аресте министров Временного правительства. Колебавшиеся делегаты окончательно склонились на сторону большевиков. Под утро съезд заслушал и принял написанное Лениным обращение “Рабочим, солдатам и крестьянам”, в котором объявлялось о переходе власти ко II съезду Советов, а на местах — к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
Вечером 26 октября после доклада Ленина съезд принял Декрет о мире, в котором предлагалось “всем воюющим народам и их Правительствам начать немедленно переговоры о справедливом демократическом мире” без аннексий и контрибуций. Обращение было направлено непосредственно народам воюющих стран, минуя правительства, и носило прежде всего пропагандистский характер. Дискуссии, разгоревшиеся среди большевиков о принципах формирования нового правительства (общесоциалистическое или чисто большевистское), разрешили не только жесткая позиция Ленина, но и сами левые эсеры. Стремясь к компромиссу между социалистическими партиями и созданию широкой социалистической правительственной коалиции, они отказались войти в правительство. В результате на съезде было утверждено большевистское Временное (т.е. до созыва Учредительного собрания) рабочее и крестьянское правительство, — Совет Народных Комиссаров (СНК). Большевики не без труда сумели сформировать состав этого правительства. Многие видные большевики отказывались занимать посты в правительстве, старались переложить бремя совершенно незнакомых им управленческих функций друг на друга.
В итоге II съезд Советов утвердил следующий состав правительства: председатель - В.И. Ленин (Ульянов), наркомы: по внутренним делам - А.И. Рыков, земледелия - П.П. Милютин, труда - А.Г. Шляпников, торговли и промышленности - В.П. Ногин, по иностранным делам - Л.Д. Троцкий (Бронштейн), финансов - И.И. Скворцов (Степанов), просвещения - АВ. Луначарский, юстиции - Г.И. Оппоков (Ломов), продовольствия - И.А. Теодорович, почт и телеграфа - Н.П. Авилов (Глебов), по делам национальностей - И.В. Сталин (Джугашвили), комитет по военным и морским делам - В.А. Антонов (Овсеенко), Н.В. Крыленко и П.Е. Дыбенко. Пост наркома железнодорожного транспорта остался незанятым.
Съезд избрал новый состав ВЦИК. Из 101 его члена 62 являлись большевиками, 29 — левыми эсерами, 6 — меньшевиками-интернационалистами. Председателем ВЦИК был избран Л.Б. Каменев, 8 ноября (после его отставки) его заменил Я.М. Свердлов.
Положение большевистского правительства было неустойчивым. Исход вооруженных столкновений в Москве был еще неясен. Керенский не сумел собрать значительных сил. Но и немногочисленные войска командующего 3-м корпусом генерала Краснова, который поддержал Керенского, 27 октября захватили Гатчину, 28-го — Царское Село и подходили к Петрограду. В самом Петрограде консолидировались антибольшевистские силы. Еще 24 октября был создан Комитет общественной безопасности под руководством городского головы Г.И. Шрейдера. 26-го главным образом эсерами и меньшевиками, членами городской Думы, прежнего ВЦИК, исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов и ушедшими со II съезда Советов членами фракций социалистических партий был создан Комитет спасения Родины и революции. Комитет планировал одновременно с вступлением в Петроград войск Краснова поднять восстание против большевиков. Но начать действовать ему пришлось раньше. 29 октября вспыхнул мятеж, главной силой которого выступили юнкера. Мятеж сопровождался жестокими убийствами с обеих сторон и был относительно легко подавлен.
Левое крыло меньшевиков и эсеров, не поддерживая вооруженные выступления, тем не менее осуждали большевиков. Всероссийский исполнительный комитет профсоюза железнодорожников (Викжель) под угрозой всеобщей забастовки потребовал прекратить военные действия и начать переговоры с целью создания однородного социалистического правительства. В ходе начавшихся 29 октября переговоров большевики согласились на расширение “базы правительства”, изменение его состава и даже склонялись к исключению из него Ленина и Троцкого (чего добивались меньшевики и эсеры). Тем не менее они пытались отстоять другие решения II съезда Советов. В то же время Каменев, Рязанов и некоторые другие большевики готовы были пойти гораздо дальше навстречу жестким требованиям меньшевиков и эсеров. В частности, они согласились на создание вместо избранного на II съезде Советов ВЦИК “Народного совета” и на выдвижение главой нового правительства лидера эсеров Чернова или даже более правого Авксентьева. Однако после разгрома 30-31 октября войск Краснова Ленин выступил против продолжения переговоров. В конце острых и длительных дискуссий его позиция в основном победила. После ультимативного заявления ЦК большевиков, принятого в ночь на 2 ноября, переговоры были прерваны. В знак протеста Каменев, Рыков, Милютин, Ногин вышли из состава ЦК. Также подали в отставку ряд наркомов и высших должностных лиц (Ногин, Рыков, Милютин, Теодорович, Рязанов, Дербышев, Арбузов, Юренев, Ларин). С ними солидизировался Шляпников. Этот первый после 25 октября острый внутрипартийный кризис большевиков отразил сохранявшиеся с весны 1917 года разногласия по вопросам о перспективах революционного процесса в России и целесообразности создания “чисто большевистского” правительства. Правительственный кризис был преодолен только в декабре 1917 г., когда после долгих колебаний в состав СНК вошли левые эсеры.
Выводы
Итак, в чем же причины краха послефевральской демократии и победы большевиков? Среди множества факторов стоит отметить, прежде всего то, что сила российской буржуазии не соответствовала уровню развития капитализма (из-за огромной роли иностранного капитала и государства в экономике). Это предопределило относительную слабость либеральных политических сил. В то же время отсутствие полноценного частнособственнического строя в деревне, мощные пережитки традиционного, общинно -уравнительного сознания и глубокое недоверие народных масс к “барам” (т.е. высшим и образованным слоям общества) — все это способствовало быстрому распространению социалистических идей, близких массам своим радикальным и “коллективистским” духом, и колоссальному усилению социалистических партий. Огромный “левый флюс” крайне затруднял формирование стабильного политического режима. Важнейшими дестабилизирующими факторами являлась продолжавшаяся мировая война (выйти из которой можно было, лишь заключив сепаратный мир, что единодушно осуждалось тогда всеми политическими силами), нерешенность аграрного вопроса, сложное экономическое положение и, наконец, острейший кризис власти, вызванный падением самодержавия и двоевластием. Кадеты даже в коалиции с меньшевиками и эсерами не могли заполнить этот вакуум власти, а противоречия между ними не позволили быстро реформировать страну, ни решительно бороться с революционной стихией. В результате быстрой радикализации масс, отсутствия твердой государственной власти формировавшаяся демократия быстро превращалась в безвластие и охлократию (власть тьмы). Большевики в этих условиях сумели полностью реализовать свои преимущества: твердую политическую волю, стремление к власти, гибкую, но единую партийную организацию и широчайшую сверхпопулистскую агитацию. Они сумели решительно оседлать революционноанархическую стихию (которую сами же всемерно поощряли) с ее огромным зарядом социальной ненависти, нетерпения, жажды уравнительной справедливости и, используя слабость Временного правительства, прийти к власти.
Литература:
Бердяев Н.А. Самопознание. М., 1991. С. 226.
М.Г. Гейсинского. 1917-1927. Популярный очерк. М. - Л., 1927.
Верт Н. История советского государства. – М., 1992.
Гайда Ф.А. Февраль 1917 г.: революция, власть, буржуазия //Вопросы истории. – 1996, № 5 – 6.
Головатенко А. История России: спорные проблемы. – М., 1994.
Козлов В.А. История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории Советского государства. – М., 1991.
Деникин А.И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. - апрель 1918 г. М., 1991.
Лошнов В.Т., Сазонов В.В. нужно ли было идти от Февраля к Октябрю? // Диалог. – 1991, № 2.
Милюков П.Н. История второй русской революции. Т. 1. Вып. 1. София, 1921. С. 39.
С.А. Пионтковского. Октябрьская революция. Ее предпосылки и ход. М., 1923.
Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 16. С. 201.
Толочко А.П. Движение рабочих -железнодорожников Сибири в годы нового революционного подъема (1910-1914 гг.) // Рабочие Сибири в период империализма. Из истории Сибири. Вып. 14. Томск, 1974. С 143..
Там же.
Историки спорят. Тринадцать бесед. М., 1989. С. 45.
Историки отвечают на вопросы. М., 1988. С. 8.
А. Рабинович “Большевики приходят к власти. Революция 1917 г. в Петрограде”.
Рашитов Ф.А. Альтернативы Октября: мирный или ненасильственный переворот. Саратов, 1990.
Волобуев П.В., Булдаков В.П. Октябрьская революция: новые подходы к изучению. //Вопросы истории. 1996. N 5-6. С. 29.
Коротаев В.И. Революция 1917 г.: авантюра или закономерность? // Россия, 1917: взгляд сквозь годы. Архангельск, 1998. С. 16;
Голдин В.И. Россия, 1917: взгляд сквозь годы. Архангельск, 1998. С. 5;
А.Солженицын, "Русский вопрос" к концу ХХ века", март 1994г.
С.А.Аскольдов, "Религиозный смысл русской революции", 29 апреля 1918г.
Н.Бердяев, "Духи русской революции", 1918г.
А.Дж.Тойнби, "Цивилизация перед судом истории", январь 1948г.
А.И.Солженицын, "Из под глыб", 1974г.
Содержание
| Введение | 3 |
| 1. 1917 год: возможность исторического выбора | 4 |
| 1.1 Оценка событий 1917 года западными историками | 5 |
| 1.2 Идеологическая доктрина событий Октября 1917 в СССР | 5 |
| 1.3 Современная Россия | 6 |
| 2. Керенский, Корнилов, Ленин | 11 |
| 2.1 Корниловский мятеж | 14 |
| 2.2 Ленин | |
| 3. Большевики приходят к власти | 17 |
| Выводы | 20 |
| Литература | 21 |
Министерство общего и профессионального образования РФ
Южно-Уральский государственный университет
Специальность: экономика
Контрольная работа
по предмету: “История Отечества”
на тему: “Был ли неизбежен Октябрь 1917 года?
Выполнил студент группы
ЗЗМ –141: Поляшов О.Н.
Проверил: Мошкина Н.А.
Сатка 2001 г.