.
Быкова А.Г., Рыженко В.Г.
Термин историография неоднозначен как в предшествующей, так и в современной научной традиции. Само понятие происходит от греческих слов istoria - расследование и grajw - пишу, в точном переводе - описание расследования. Долгое время историографом называли историка, занимающегося историописанием. Так, первым историографом в России в 1747 году стал Г.-Ф. Миллер, затем - князь М.М. Щербатов. Именным указом Александра I это звание было даровано в 1803 г. Н.М. Карамзину. В XIX веке многие выдающиеся русские историки стремились к получению почетного титула историографа.
В современной литературе часто под историографией понимают:
либо историческую науку вообще, если говорят, например, о тенденциях современной историографии;
либо круг литературы по определенной теме (или иначе - история вопроса). Например, историография гражданской войны, историография Первой русской революции, историография Великой Отечественной войны и т.д.
Однако, в середине ХХ века окончательно оформилось и сложилось новое науковедческое наполнение этого термина: историография - это история исторической науки.
И соответственно, предмет курса отечественной историографии - история отечественной исторической науки. Объектом изучения выступает историческое знание, преломленное в историческом (историографическом) источнике, и выраженное, как правило, в виде исследовательской концепции.
В современном сообществе историографов наблюдается тенденция понимания предмета историографии в более широком, междисциплинарном поле. Историография как наука осмысливается на стыке науковедения, истории культуры, социальной истории. В связи с этим, обращается внимание не только на производство научного знания, но и на потребление и распространение его. Современные исследователи все чаще обращаются к таким категориям как историографический быт, культурное гнездо, социокультурная традиция, интеллектуальный ландшафт, интеллектуальный дискурс и др. При этом историографа интересует не только та или иная историческая концепция на выходе, но и индивидуально-личностная ее компонента, процесс ее создания, распространения, влияния и судьбы.
В науковедческой мысли на протяжении последних десятилетий уделялось большое внимание не столько готовому знанию, сколько способам его получения, что объективно стимулировало интерес к изучению активной творческой личности, личностному миру научных сообществ и нормативных регулирующих ценностей внутри них.
Однако науковедческие наработки 1960-70 гг. с трудом проникают в практику историографического анализа.
Традиционное невнимание историков к науковедению связано как с судьбами мировой культуры в ХХ веке, особенностями бытования науки в русской культурной среде, а также с реальными трудностями практического описания интеллектуальных процессов в стадии зарождения, а затем кристаллизации и манифестации позиций.
Если говорить о влиянии мировых культурных процессов, то, как известно, в ХХ веке судьбы мировой культуры переживают смену ведущих типов (переход от традиционных к индустриальным), и как следствие обозначенных процессов - господство массовой культуры с новыми ценностными ориентациями в науке на утилитаризм. Многие выдающиеся мыслители нашего века с тревогой констатировали разрушение храма чистой науки. Среди них Хосе Ортега-и-Гассет. Невнимание к науке, по мысли ученого, проявляется ярче всего среди самих практиков науки - врачей, инженеров, педагогов, которые большей частью относятся к своей профессии, как к автомобилю или аспирину, не ощущая никакой внутренней связи с судьбами науки и цивилизации. Еще одной причиной был стереотип рассмотрения науковедческой мысли исключительно на примерах точных и естественных наук, что привело к игнорированию историко-научных поисков историков рубежа XIX-XX вв.
И, наконец, гипертрофированная социализация науки, столь характерная для советского периода истории, своим следствием имела формирование определенного образа науки (науки пролетарской) и даже типа ученого историка, строго ориентированного на определенный социальный заказ, в котором практически была исключена методологическая деятельность, а рефлексия о науке подменялась верою в марксизм. По выражению П.Н.Милюкова, большевикам нужны были не ученые, а ремесленники. Во многом именно поэтому в практику советского исторического образования науковедческая мысль XIX- XX вв. почти не проникала, разве что в высшей школе в курсах исторического материализма наука рассматривалась как непосредственная производительная сила, а в курсах по историографии с конца 1960-ых гг. все настойчивее проводилась мысль о видении этой дисциплины как науковедческой.
Сегодня мы пришли к пониманию того, что историография как история исторической науки, безусловно, является частью интеллектуальной истории, которая демонстрирует в ретроспективе сложный, противоречивый, часто прерываемый процесс познания национальной истории.
Важнейшими задачами историографии как научно-образовательной дисциплины являются:
усвоение закономерностей развития исторической науки через изучение творчества ее конкретных служителей;
обучение принципам историографического анализа и умению ориентироваться в различных направлениях исторической мысли;
формирование бережного отношения к традиции, личности ученого-историка, принципов научной этики.
При этом, обращение к опыту прошлого, с одной стороны предостерегает от открытия велосипеда и сохраняет традицию историописания, с другой - помогает аккумулировать новые, зарождающиеся идеи для построения новой картины мира, ибо социокультурная традиция одновременно выполняет несколько функций: сохраняет, транслирует старое знание и формирует новое.
Чтобы понять закономерности развития исторической науки, важно обратимся к комплексу факторов, как внутреннего, так и внешнего свойства по отношению к исторической науке.
До самого последнего времени историография изучалась с помощью определенного набора подвижных оппозиций: материализм-идеализм, объективизм-субъективизм, генерализация-индивидуализация истории, марксистская- буржуазная наука и т.д. Правила, задаваемые этой парадигмой, по замечанию Г.И. Зверевой позволяли определять историю исторического знания как историю мысли в пределах высокой культуры, соотносимую с определенным историческим временем, культурно-историческим пространством, и в конечном счете - социально-исторической реальностью.
Постепенно складывался традиционный историографический канон, согласно которому исследователь выделял из текстов источников объективные сведения о возникновении и развитии теорий, методов, концепций, определял мировоззрение историка, причастность его к направлению или школе и значение концепции в истории науки и в истории общественно-политической жизни. И таким образом историк встраивался в сложившуюся историографическую культурную норму. В настоящее время культурная практика по-прежнему существует, хотя и переосмысливается по ряду позиций.
Историю пишет историк, - как он дышит, так и пишет. Поэтому, очень важно, выяснение личности автора, особенности его натуры, особенностей школы из которой он вырос, и ценностей века, в котором он живет. Этот личностный фактор не должен являться лишь контекстом исторической науки. Подлинной трагедией для истории исторической науки А.Н. Сахаров считает глубокий разрыв между реальной личностью историка, его судьбой, его научным поиском. Озарениями, творческими муками, успехами и ошибками и его оценкой с точки зрения запросов дня.
Общественно-политические воззрения историков, особенности их натуры, оказывают воздействие на историческое письмо и в плане жанра, стиля и в плане социальной нагруженности концепции. И общая направленность научных усилий историографа заключается в том, чтобы выяснить степень и своеобразие взаимовлияния этих факторов иих сплав в исторических взглядах историков.
Безусловно, что в иерархии факторов, влияющих на своеобразие историко-научной деятельности, большое значение имеют психологические черты, особенности личности историка.
Так, к примеру, особенности исторического письма А.С. Лаппо-Данилевского (многочисленные ссылки - произведение в произведении, кружево мысли, бесконечное уточнение терминологического аппарата, историко-методологическая компонента даже в локальном историческом исследовании, постоянная неудовлетворенность собой и данным этапом работы) можно понять обратившись к особенностям личности историка. Даже в любовном письме к своей будущей супруге, Е.Д. Бекарюковой он не столько обращается к ней, сколько выясняет особенности происхождения, феноменологию своего чувства любви.
Постоянный интерес к миру идеального, невероятная работоспособность, и вера в науку, преклонение перед истиной: Мне кажется, что я готов отдать все, чтобы на миг взглянуть прямо на солнце, чтобы увидеть истину способствуют складыванию неокантианских конструкций, что мы видим в его выдающемся труде Методология истории. Социальную действительность он пытается понять и объяснить исходя из своих философских убеждений (например, разрабатывая проект Государственной Думы об амнистии он рассматривает верховную волю русского народа как равнодействующую политическую силу страны, параллелограмм уже готовых сложившихся сил). Как видим, язык науки и язык жизни для историка слитны и неразличимы.
Важным предста
В данном случае мы имеем дело не столько с пресловутым принципом партийности, который, кстати, не отрицаем, сколько с социальным заказом - важным фактором развития исторической науки. Социальный заказ это не обязательно дидактическая установка власти написать историю в определенном ключе, хотя примеров таких можно привести множество, но и определенный вызов, потребность времени, своеобразный ток идущий к историку от общества. Так известен интерес историков середины XIX в. к эпохе петровских преобразований, когда С.М. Соловьев создает Публичные Чтения о Петре Великом, а историков 80-90-х годов ХХ века - к эпохам реформ Петра I, Александра II, П.А. Столыпина. Более того, совпадения тенденций развития науки и научной политики власть предержащих, может выступать стимулом ее прогрессивного развития.
Но социальность науки несводима только к внешнему социальному заказу. Она включает и внутренние факторы самоорганизации науки, то что мы называем миром научных сообществ с определенными нормами и правилами игры.
Часто это последнее обстоятельство выступает тормозом в прохождении той или иной концепции, новой парадигмы в научную среду. То есть, судьба концепции, и даже судьба историка как исследователя, во многом, зависит от восприятия в научной среде - корпоративной профессорской культуре. На это обращал внимание В.И. Вернадский, который отмечал, что при всей значимости коллективной работы в науке, особенно на определенных ее этапах, вперед выступают отдельные личности, резко выделяющиеся из толпы или силой своего ума, или его ясностью, или широтой мысли, или энергией воли, интуицией, творчеством, пониманием окружающего. Очень часто их открытия и стремления не могут даже быть поняты современниками - так далеко вперед уходит мысль отдельных лиц среди коллективной работы общества.
В этом смысле невостребованность заложена в самой логике развития науки и поэтому понятие дискриминации (ограничения, запрещения, умалчивания) связано не столько с политикой власть предержащих, хотя и с ней безусловно, сколько с ученым сообществом в узком смысле, и с ценностными ориентирами общества по отношению к науке и ученому, в широком.
В теснейшей связи с социальными факторами развития науки и одновременно одним из них находятся факторы научно-организационные.
Важнейшим компонентом историографического анализа является учет философских взглядов историка и мировоззренческого контекста эпохи в целом, в том числе и состояния наук, смежных с историей (на определенном этапе - и наук естественного цикла). Философское воззрение во многом определяет и картину мира, задает определенную целостность, на основе которой конструируется исторический процесс, корректирует проблематику исторического исследования. Например, историки-славянофилы, опираясь на философию Шеллинга, рассматривали русскую историю как саморазвитие заданного имманентного духа. В связи с этим, актуальной проблематикой становятся история культуры, история русского народа, и специфические формы его общежития. В рамках романтической философии (по определению С.М. Соловьева - философии застоя), происходит демократизация проблематики. На смену истории венценосцев, самодержавия приходит история общины, история крестьянства, история быта (даже история кабаков и пития в России). На этот период приходится составление Толкового словаря В. Даля, сборников русских сказок И.П. Сахарова.
Если обратиться к иной философской доктрине, например к позитивизму, то можно заметить иные идеалы и ценности в научном сообществе, иную процедуру построения исторического материала, и иное видение исторического процесса. Научное противопоставляется метафизическому, ненаучному, исторический процесс рассматривается как эволюционный и прогрессивный, историческая жизнь - объемна и многофакторна, и в то же время фрагментарна, как в калейдоскопе; историческое исследование базируется на историческом источнике. Историческое знание уподобляется естественнонаучному знанию.
Историки мыслили исторический процесс как определенные четко очерченные эволюционные ряды твердого очертания, каковы - право, хозяйство, государственная и общественная организация, культура. У В.О. Ключевского это проявлялось в теории факторов, им были названы три основные силы исторического процесса - личность, общество, природа. Каждая из этих сил, - по В.О. Ключевскому, - вносит в состав общежития свой запас элементов и связей, в которых проявляется ее деятельность и которыми завязываются и держатся людские союзы. Элементы общежития, в свою очередь разделяются им на физиологические (пол, возраст, кровное родство), экономические (труд, капитал, кредит, юридические и политические (власть, закон, право, обязанности), духовные (религия, наука, искусство, нравственное чувство).
Механизм действия этих элементов представлялся В.О. Ключевскому в их различном сочетании. Но самыми мощными двигателями человеческого развития, по В.О. Ключевскому, являются умственный труд и нравственный подвиг. В рамках данной доктрины отчетливо прослеживается влияние других наук на историю, в частности - психологии, что нашло яркое отражение в построениях П.Н. Милюкова.
П.Н. Милюков полагал, что история подобна другим наукам и должна найти законы явлений и отыскать в этих явлениях известную правильность. Исторический процесс, по П.Н. Милюкову, как и у В.О. Ключевского, многофакторный, в нем он различает действие среды, экономики, личности и государства. Выделять какую-либо причину мы можем, - замечает П.Н. Милюков, - только для удобства исследования; в мире нет отдельно действующих причин, а есть только сложные равнодействующие, объяснение которых составляет последнюю задачу науки.
Формирование теоретических представлений П.Н. Милюкова совпало с успехами опытной психологии и с попытками сделать психологизм важнейшим принципом методологии гуманитарных наук (В. Дильтей). Этот методологический фон имел большое влияние на историка. Размышляя о сложности исторического процесса, он приходит к выводу, что историк должен остановиться в своем анализе лишь тогда, когда доберется до основной клеточки этого процесса - психологии человека.
Определяя философские позиции автора, нужно иметь в виду, сложный процесс становления и изменения мировоззрения. Историческая наука, рассматриваемая не только как социальный институт, но как определенный способ производства идей, как форма сознания, имеет некоторые имманентные, внутренние тенденции развития. Поэтому мы не так часто можем говорить о совпадении философского мировоззрения историка и его конкретной исследовательской практики.
Особенность исторической науки связана с ее тесной зависимостью от источника. В процессе развития исторической науки сложились некоторые правила, предполагающие, в качестве обязательной процедуры познания опору на источники. Поэтому при анализе развития исторической науки необходимо иметь в виду уровень накопленного исторического материала и сложившуюся технику его интерпретации - соотношение этих условий в авторской концепции. Это наиболее трудный аспект историографического анализа, поскольку требует от историографа знания наличного корпуса источников для данной эпохи и по определенной проблеме, а с другой стороны предполагает реконструкцию источниковой техники того или иного автора. Традиция исторического исследования такова, что сам автор-историк, в отличие от ученого-естественника не проговаривает свою технику исследования. Даже ученики В.О. Ключевского отмечали, что он не демонстрировал технику интерпретации исторических событий, а скорее, удивлял собственной интуицией и готовой конструкцией - образом эпохи. Реконструкция исторической концепции предполагает учет вышеперечисленных факторов. Под концепцией понимается система взглядов и оценок исторических явлений и процессов, выработанная исследователем или группой исследователей на основе изучения источников с определенных теоретических позиций.
Научная концепция является, с точки зрения большинства исследователей, главным фактором в истории науки. Так, с точки зрения Е.В. Гутновой, концепция присутствует во всяком историческом труде, хотя степень ее выражения может быть различной. Реконструкция концепции - процесс сложный, требующий своеобразного вживания в текст, признания чужой одушевленности, и, само собой подразумевает учет ее эволюции. Но этим не исчерпывается историографический анализ.
Необходимо определить значение концепции. Задача не из легких, поскольку значение мы определяем, по крайней мере, по двум параметрам - месту этой концепции в истории исторической науки, и ее влиянию на общественно-политическую практику или шире - социокультурные условия. Первое - требует соотношения выводов изучаемого автора, с предшествующей и современной ему историографической традицией. Второе - предполагает анализ трансляции исторической концепции, ее влияния на историческое сознание общества.