Вплоть до конца I в. до х.э. - начала I в. х.э. внешняя политика Ханьской империи носила в основном пассивный характер. Ханьские войска лишь в 36 г. до х.э. предприняли дальний поход против сюнну, активизировавшихся в Западном Крае. Это на некоторое время укрепило власть Ханьской империи в Западном Крае, но уже через несколько лет сюнну возобновили набеги на северо-западные границы Ханьской империи, и в начале I в. х.э. им удалось подчинить своему влиянию весь Западный Край.
С последней четверти I в. до х.э. по стране прокатилась волна восстаний рабов. На рубеже христианской эры империя оказалась в состоянии глубокого внутреннего кризиса. Многие государственные деятели усматривали его причину в росте крупного землевладения и рабовладения.
Через всю внутреннюю историю империи Ранней Хань красной нитью проходит борьба против концентрации частной земельной собственности, но к концу I в. до х.э. она приобретает исключительную остроту. Как показывают относящиеся к этому времени доклады сановников Ши Даня, Кун Гуана и Хэ У, вопрос о земле тесно связывается с вопросом о рабах. Две эти общественные проблемы выступают как основные во всех проектах реформ и законах начала христианской эры. Наиболее дальновидные представители правящего класса сознавали необходимость проведения реформ с целью ослабления напряжения в обществе.
Попытка проведения подобных мероприятий была предпринята при императоре Ай-ди (6-1 гг. до х.э.): проект указа устанавливал максимальный размер частных земельных владений в 30 цинов (ок. 138 га), а количество рабов у собственников, в зависимости от их общественного положения, ограничивал нормой в 200 рабов у сановной и родовитой знати и 30 рабов у простолюдинов и мелких чиновников (без учета рабов старше 60 и моложе 10 лет). Государственных рабов старше 50 лет предлагалось отпустить на волю. Однако этот проект вызвал такой протест рабовладельцев, что не могло быть и речи о его проведении в жизнь, так же как и других проектов подобного рода, хотя они касались ограничения рабовладения и землевладения только у простолюдинов и мелких служащих. После провала политики реформ в стране вспыхнули восстания.
Такова была обстановка, при которой выдвинулся Ван Ман - регент при малолетнем наследнике престола, тесть предшествовавшего императора Пин-ди (1-6 гг. х.э.). Человек исключительного честолюбия, Ван Ман, как ловкий демагог, сумел в короткий срок приобрести популярность в народе и вместе с тем поддержку придворных кругов. Воспользовавшись благоприятным моментом, он совершил дворцовый переворот и в 9 г. х.э. провозгласил себя императором - основателем "Обновленной династии" и сразу объявил о своем намерении проводить реформы самым решительным образом. В расчете на поддержку широких масс населения Ван Ман объявил о восстановлении счастливых порядков древности и возрождении чжоуской "колодезной" системы восьмидворок, обрабатывающих девятый участок в пользу правителя. Он обещал восстановить равновеликие наделы, за счет чего выделить землю всем безземельным и малоземельным общинникам. Это обещание, естественно, выполнено быть не могло. Ван Ман запретил куплю-продажу земли и рабов и провозгласил все частновладельческие земли государственными, а частных рабов - "частнозависимыми", т.е., вероятно, тоже подведомственными государству, но остающимися в распоряжении своих хозяев. При этом государственное рабство ограничениям не подвергалось, наоборот, все виновные в нарушении законов Ван Мана обращались в государственных рабов.
Ссылаясь на древние конфуцианские трактаты, Ван Ман даже пытался обосновать исключительное право государства на владение рабами. При нем число государственных рабов снова очень возросло за счет порабощения за преступления. Законы Ван Мана обращали в рабство преступника вместе с его семьей и четырьмя соседними семьями, связанными круговой порукой. Причем у всех этих семей, которые порабощались государством, конфисковалось имущество, в том числе и их частные рабы, переходившие в казну. Такие рабы огромными партиями переправлялись на далекие расстояния для работы в государственных рудниках и мастерских. Так, в 21 г. х.э. "нарушители запрета на отливку монеты в числе пятерок семей, [обязанных круговой порукой], подверглись [аресту], конфискации имущества и были обращены в государственных рабов. Мужчины на телегах, в клетках для преступников, женщины и дети пешком с бряцавшими на шее железными цепями сотнями тысяч переправлялись [в Чанъань], передавались чиновникам, ведавшим отливкой монеты. Пока их [туда] доставляли... погибали шесть-семь из десяти" ("История Старшей династии Хань"). Все эти данные говорят о том, что реформы Ван Мана были направлены против роста частного рабовладения, но не рабства, как такового.
Имея целью сосредоточить в руках государства все источники доходов и создать сильную бюрократическую империю, Ван Ман чрезвычайно усилил фискальные и полицейские функции государства и увеличил административный аппарат. Чиновники и откупщики были заинтересованы в осуществлении экономических мероприятий Ван Мана, которые давали им возможность наживаться на спекуляции товарами при регулировании рыночных цен и на других злоупотреблениях. Ван Ман стремился подчинить казне все ссудные операции, издавал указы, касающиеся отливки монеты и нормирования цен на рынках, пытаясь добиться активного вмешательства государства в экономическую жизнь страны. Реформы Ван Мана привели к крайнему усилению деспотического гнета государства, они не только не смогли смягчить социальные противоречия, но вызвали еще большее их обострение. Ван Ман пытался спасти положение, объявив об отмене всех своих законов о земле и рабах, однако все было тщетно. По всей стране стали вспыхивать стихийные волнения и голодные бунты. Отряды разорившихся общинников, рабов, батраков действовали по всей стране, принимая разные названия - "Зеленого леса", "Медных коней", "Больших пик", "Железных голеней", "Черных телят" и др. Как правило, они были разрозненны, хотя зачастую действовали бок о бок. Особенный размах имело движение "Красных бровей", развернувшееся в 18 г. х.э. в Шаньдуне, где бедствия населения были умножены катастрофическим разливом Хуанхэ, которая резко изменила свое русло (приняв то направление, которое она имеет сейчас).
Движение "Красных бровей" потрясало страну почти десять лет подряд. Оно было несравненно более широким по масштабу, чем антициньское восстание Чэнь Шэна, и более однородным по составу, чем восстание Лю Бана. Вспыхнуло оно столь же стихийно, как и эти предшествовавшие ему мощные движения. Никаких загодя планируемых и далеко идущих идейных целей повстанцы перед собой не ставили, кроме единственной - свержения "узурпатора" Ван Мана. В движении принимали самое активное участие массы обездоленного и эксплуатируемого люда. О том, что движение не носило узкокрестьянского характера, косвенно может свидетельствовать то обстоятельство, что, хотя в числе мероприятий Ван Мана была широковещательная программа восстановления древней системы цзинтянь - уравнительного общинного землепользования, - никакого положительного отклика на нее со стороны тех слоев населения, которые участвовали в восстании, мы не видим. Повстанцы убивали чиновников, отменяли налоги, захватывали имущество богачей, но ни на какой территории не закреплялись, а со всех сторон двигались в одном направлении - к столице империи Чанъани, и еще точнее - к императорскому дворцу Ван Мана. Первым в 23 г. удалось занять столицу отрядам "Зеленого леса". Ван Ман был обезглавлен, тело его разорвано на части. В 25 г. Чанъань захватили "Красные брови". Каждый повстанческий отряд объявлял своего ставленника императором. Одновременно в г. Лоян отрядами представителей правящего класса был провозглашен императором отпрыск ханьского дома Лю Сю, известный в истории под храмовым именем Гуан У-ди (25-57). При несогласованности действий, отсутствии военного и политического опыта у вождей повстанцев, как правило выходцев из низов, все движение на последнем этапе окончательно пошло на поводу у определенных слоев знати, заинтересованных в свержении Ван Мана силами повстанцев, а затем в восстановлении династии Хань и подавлении повстанческого движения. И действительно, Гуан У-ди начал свое правление "карательным походом" против "Красных бровей", которых к 29 г. ему удалось разбить, а затем подавил и все остальные народные движения. С императора Гуан У-ди начинается период "реставрированной" Ханьской династии, называемой Младшей или Поздней; новой столицей империи стал г. Лоян.
Мощнейшее в истории Китая восстание "Краснобровых", явившееся выражением острейшей классовой борьбы, привело к некоторому облегчению положения трудового населения и освобождению массы людей от рабской зависимости, что нашло отражение в указах Гуан У-ди.
Реставрация Ханьской империи сопровождалась значительными изменениями в ее социальном и политическом строе.
После провала реформ и подавления народного движения силами крупнейших землевладельцев стало очевидным, что в обществе появились новые реальные силы, с которыми правящие круги империи должны были считаться.
Размах восстаний 17-25 гг. показал необходимость, с одной стороны, уступок угнетенным массам, а с другой - сплочения всех слоев господствующего класса, передавших функцию подавления низов государству и тем самым санкционировавших реставрацию империи. Если при Ай-ди и Ван Мане любые попытки государства ограничить частное рабство и вторгнуться в права землевладельцев встречали отчаянное сопротивление, то теперь, после того как правительство Гуан У-ди жесточайшим образом расправилось с повстанцами, частные собственники уже не протестовали против таких законов Гуан У-ди, как сохранение свободы тем рабам, которые фактически вернули ее себе во время восстаний, как освобождение продавшихся в рабство из-за голода и насильственно порабощенных в этот период. Если эти указы не всегда и не в полной мере могли быть проведены в жизнь, то реально были освобождены все государственные рабы, порабощенные за нарушение законов Ван Мана, а также некоторые категории частных рабов. Указом 35 г. запрещалось клеймить частных рабов, ограничивалось право хозяина на убийство своих рабов, был отменен закон о позорной казни рабов на базарной площади. Предусматривались правительственные меры по защите некоторых элементарных прав рабов. В указе провозглашалось даже (официально - впервые), что раб по своей природе тоже человек. Законы Гуан У-ди, ограничивавшие самоуправство господ, воспринимались ими как неизбежные меры, необходимые для предотвращения острых классовых конфликтов. Вместе с тем изданный правительством Гуан У-ди в 30-31 гг. "Закон о продаже людей" вводил ограничения, упорядочивавшие работорговлю и практику продажи в рабство свободных, чем способствовал нормализации рабовладельческих отношений. По всей вероятности, Гуан У-ди опирался на мелкие и средние хозяйства; крупные землевладельцы - так называемые сильные дома - этих его мероприятий, очевидно, не поддержали, в 52 г. они подняли мятеж, который Гуан У-ди подавил с присущей ему беспощадностью.
Правительство Гуан У-ди предпринимало решительные меры по ремонту разрушенных плотин на Хуанхэ, эта область Великой Китайской равнины теперь стала непосредственно примыкающей к столичной (в связи с переносом в Лоян столицы империи из разрушенного во время восстаний г. Чанъань), на ее благоустройство Гуан У-ди обращал особое внимание. Было упорядочено денежное обращение. Облегчено податное бремя. Поощрялись земледелие и шелководство. Бедноте были выделены на льготных условиях государственные поля, в том числе земли опальных "сильных домов".
В этот период стал изменяться характер землевладельческих хозяйств, в первую очередь самых крупных. Видимо, в то время многие хозяйства использовали в производстве так называемых гостей (кэ). Ханьские авторы так определяли категорию непосредственных производителей, называемую кэ: "Это те, кто своей земли не имеет, но берет у богатых и возделывает ее". Именно ко времени Гуан У-ди относится первое упоминание о большом количестве "гостей" - кэ или бинькэ - у земельных собственников. Так, за участие в мятежах "сильных домов" было казнено несколько тысяч лично-зависимых от них бинькэ.
Рабовладельческие хозяйства продолжали существовать, хотя рабы применялись теперь больше в специфических видах производства (на плантациях камфорных и лаковых деревьев, в скотоводстве, на рыбных и соляных промыслах). В земледелии, если не считать ирригационных работ, рабский труд становится менее значимым. Жалобы на непроизводительность рабского труда впервые появились еще в I в. до х.э. (в правительственной дискуссии "О соли и железе" 81 г. до х.э. и докладе сановника Гуан Юя, 44 г. до х.э.). Это было связано, в частности, с усовершенствованием навыков труда и хозяйственных методов - показателем подъема производительных сил не менее важным, чем технические достижения.
Развивается новый тип полеводства, требовавший тщательного ухода буквально за каждым растением в поле. В сложных хозяйствах крупнейших собственников земли получает применение труд фактически зависимых (но лично еще свободных) земледельцев. Исследователи отмечают двойственность их положения: с одной стороны, они сохраняли право приобретать землю, но с другой - не могли самовольно покинуть арендуемый ими участок господской земли. Процесс концентрации земли принял огромные, немыслимые до того масштабы. "Сильные дома", никак не связанные с чиновной знатью, обладали имениями, простиравшимися "от области до области". Их влияние распространялось на всю округу, включая и мелкие города. В их распоряжении были тысячи рабов, табуны коней, стада крупного и мелкого скота. Они владели крупными мастерскими, значительную часть рабочего персонала которых составляли закованные рабы, наживались на торговле и ростовщичестве. На полях этих огромных имений было практически невозможно организовать необходимый надзор за работниками. Здесь все шире использовался труд буцюй (посаженная на землю личная стража) и всякого рода кэ, известных под названиями "гостевых полевых работников" (дянькэ), "гостей-приживальщиков" (бинькэ), "нахлебников" (ишикэ: букв. "кэ за еду и одежду") - нечто вроде клиентов или колонов; многие из них постепенно превращались в лично-зависимых работников, среди них были и тунли - "отроки-рабы". Часто задолжавшую бедноту нужда заставляла обрабатывать землю "сильных домов" на тяжелых условиях издольщины. В огромных поместьях, имевших по несколько тысяч "гостевых дворов", наметился переход к новому типу эксплуатации непосредственного производителя, оставлявшей ему некоторую возможность самостоятельного хозяйствования. Экономически эти работники не были собственностью магната и, как таковые, не могли быть лишь объектом права. Однако, оставаясь формально лично-свободными, в административном плане они выпадали из состава собственно гражданского населения, не учитывались переписью населения, и государство скорее уж могло обложить налогом рабов (как чью-то собственность), чем эту категорию тружеников, фактически не входившую в число подданных империи - налогоплательщиков государства.
В государственном секторе получили известное распространение так называемые поля военных поселений (туныпянь). Впервые эта форма государственного полеводческого хозяйства возникла на северо-западных границах империи на рубеже II-I вв. до х.э., но затем нашла применение во внутренних областях империи, что, возможно, свидетельствует об усилении значения государственной собственности на землю. Для изучения этих хозяйств имеются крайне редкие для древнего Китая источники - подлинные документы хозяйственной отчетности на бамбуковых планках. Сельскохозяйственные работы в этих поселениях выполняли поселенцы и их семьи, которым начальники раздавали посевной материал, земледельческие орудия и скот; урожай (целиком или в размере 60%) сдавался в казенные амбары, откуда потом земледельцы получали натуральные выдачи и одежду. Выдачи и выполненные работы строго учитывались. Несмотря на тяжелые условия эксплуатации, эти "военные поселенцы" все же не были рабами в юридическом смысле, ибо известны случаи их последующего порабощения властями. Видимо, они находились на положении государственно-зависимых людей, прикрепленных к земле землепользователей. Это аграрное устройство, возможно связанное и с воссозданием общин, стало в известной мере прообразом государственной надельной системы (цзюньтянь), нашедшей широкое применение со второй четверти III в. х.э. - уже после падения Ханьской династии - в китайских государствах периода так называемого Троецарствия и в раннесредневековой империи Цзинь.
На рубеже I в. х.э. все человечество насчитывало 250 млн. человек и одну пятую часть населения Земного шара представляла в это время восточноханьская держава, где проживало более 50 млн. человек. Постепенно империя восстановила военную мощь и вернула себе положение "мировой державы". Были замирены пограничные племена, участвовавшие в повстанческом движении. В Южном Китае ханьские императоры проводили жесткую политику насильственной ассимиляции местного населения, имперские чиновники жестоко притесняли аборигенов, искореняли местные культы и обычаи. В 40 г. вспыхнуло народное восстание против ханьских властей в Северном Вьетнаме под руководством сестер Чынг, которое Гуан У-ди удалось с огромным трудом подавить только к 44 г. Во второй половине I в., умело использовав (а в известной мере и спровоцировав) раскол сюнну на "северных" и "южных" и разрешив подчинившимся Ханям южным сюнну поселиться в ее пределах, империя активно приступила к восстановлению ханьского владычества в Западном Крае, который к концу правления Старшей Хань отпал от Китая и подпал под власть сюнну. Младшей империи Хань удалось к концу I в. на короткое время восстановить свое влияние в Западном Крае и утвердить гегемонию на Великом Шелковом пути. Действовавший в Западном Крае полководец Бань Чао развернул в это время активную дипломатическую деятельность, ставя задачей добиться прямых контактов с Дацинь ("Великой страной Цинь", как ханьцы называли Римскую империю). Но отправленное им посольство дошло лишь до римской Сирии, будучи умышленно задержано парфянскими купцами. Однако ханьско-римская торговля через посредников со второй половины I в. х.э. приобрела достаточно регулярный характер. Древние китайцы впервые воочию увидели римлян в 120 г., когда в Лоян прибыла и выступила при дворе Сына Неба труппа бродячих фокусников из Рима. Одновременно Ханьская империя установила связи с Индостаном через Верхнюю Бирму и Ассам и наладила морское сообщение из порта Бакбо в Северном Вьетнаме (известного римлянам под названием Каттигара) до восточного побережья Индии, а через Корею - в Яп
Бурный взлет товарно-денежных отношений шел в основном за счет огромного расширения ханьской внешней торговли. Конец I в. отмечен подъемом экономики и торговли, успехами в ремесле и земледелии. Появляются водяные мельницы, водоподъемные сооружения, совершенствуются кузнечные мехи. Осваиваются грядковая культура и система переменных полей. Однако сколько-нибудь значительного применения эти усовершенствования не находят, как не получает распространения безотвальный тяжелый плуг, рассчитанный на упряжку из двух волов. На практике в него впрягали рабов, и должного эффекта не получалось. Железные сельскохозяйственные орудия, изготовленные государственными рабами, земледельцы отказывались приобретать, так как находили их "непригодными для работы", как сообщают источники. Хотя закон ограничивал произвол господина, там, где рабов использовали в массовом количестве, их содержали в оковах.
Процветание империи Младшей Хань было непрочным и таило в себе глубокие противоречия. В момент наибольших военно-дипломатических успехов Бань Чао в Западном Крае при дворе побеждают сторонники пассивного внешнеполитического курса. Они выражали интересы тех слоев господствующего класса, которые не были заинтересованы в разворачивании внешней торговли и дальнейшем углублении товарно-денежных отношений, поскольку их огромные поместья все более становились самодовлеющим хозяйственным организмом, способным ограничиться своими внутренними рынками. Об этих людях говорили: "Так богат, что может, закрыв ворота, открыть свой рынок". В феноменальном росте фамильных состояний и безудержном мотовстве богатейших домов современники усматривали чуть ли не первопричину оскудения государственной казны и массового разорения земледельцев. Два полюса социальной действительности: скопление несметных сокровищ в руках немногих крупнейших землевладельцев и обнищание массы мелких и средних собственников - обозначились к началу II в. с предельной остротой. Создавшееся положение многие политические деятели рассматривали как катастрофу для государства и прямым образом связывали ее с распространением товарно-денежных отношений.
Борьба двух экономических тенденций - частного землевладения, связанного с рабовладельческим хозяйственным укладом, и зарождающихся новых форм землепользования - косвенно проявилась в придворных дискуссиях II в. х.э., развернувшихся вокруг проблемы денег. В докладах на высочайшее имя появляются советы запретить деньги и изъять металлическую монету из обращения.
Глубинная причина кризиса экономики заключалась в том, что достигнутый уровень товарно-денежных отношений был чрезмерно высок для существовавшей в обществе производительности труда. Поскольку в древности производство в целом носило натуральный характер и не увеличение производства, а самовоспроизводство было целью древнего общества, товарно-денежное обращение затрагивало лишь относительно небольшую часть производимого продукта; "капитал" в древнем мире оказывался торгово-ростовщическим, т.е. не имел прямого отношения к производству. Таким образом, рост денежных накоплений развития производства, как правило, не стимулировал.
Во 2 г. х.э. впервые в Китае была произведена перепись населения по числу хозяйств и душ, давшая соответственно цифры: 12 233 612 дворов и 59 594 978 человек.
В начале правления Младшей Хань перепись зарегистрировала в империи всего 21 млн. человек. Однако к концу I в. эта цифра возросла до 53 млн., что говорит о восстановлении государственной машины и росте числа граждан-налогоплательщиков империи, а следовательно, соответствующем увеличении доходов казны. Но уже через полтора десятка лет перепись показала убыль подданных империи почти на 10%-и это в условиях отсутствия внутренних "смут" и внешних кровопролитных войн. Очевидно, часть податного населения (а только их и фиксирует официальный учет населения Ханьской империи) отдала себя под покровительство крупных земельных собственников. Сокращение количества налогоплательщиков не означало их физической гибели, но знаменовало их "гибель" гражданскую в связи с отдачей себя под покровительство частных лиц. Это положение принципиально отличалось от того, которое вызвало тревогу ханьских политических деятелей примерно за полтора-два столетия до этого. Тогда донесения властей сообщали, что, несмотря на сокращение поземельного налога до 1/30 доли урожая, бедняки в действительности лишаются половины урожая в пользу богачей - обычно своих кредиторов, что вынуждает бедный люд закладывать поля и отдавать членов своих семей в рабство. Речь шла об общинниках, попавших в долговую кабалу, но остававшихся в числе граждан - налогоплательщиков империи. Ни о какой личной зависимости бедствующего люда от частных лиц тогда не было речи, во всяком случае как о массовом явлении. И тогда и сейчас государство пеклось о своих доходах, о количестве податного населения империи и болезненно реагировало на его сокращение, но за внешним сходством явлений скрывалось их принципиальное различие. Многие должники и в этот период продавали членов своей семьи и себя в рабство, но общая тенденция развития становилась иной. Заметно возрастало число маломощных семей, которые добровольно передавали себя "в гости", многие за долги отдавали землю "сильным домам" с условием пользования ею на правах лиц, лично-зависимых от земельных магнатов. К концу II в. под покровительством отдельных крупнейших представителей "сильных домов" находилось по несколько тысяч таких семей, среди них кэ, бинькэ, буцюй, дянькэ и др. Состав работников такого имения оказывался очень разнородным: рабы, полурабы, зависимые земледельцы разных типов, кабальные арендаторы, наемные работники. Но наемный труд не показателен, он использовался в частных крупных землевладельческих хозяйствах (в силу специфики полеводства, нуждающегося в страдную пору в дополнительных рабочих руках) всегда, и находились наемные работники обычно в таком же положении, что и основные производители материальных благ в данном обществе. Видимо, своей специфической социальной окраски наемный труд не имел вплоть до эпохи капитализма.
Практика отдачи под покровительство формально не носила характера торговой сделки, не скреплялась актом купли-продажи земли и не означала порабощения должника, фиксируя "крепость" - отношения сугубо личностные, патронажные, но фактически они приводили к отчуждению земли должников в пользу заимодавца или другого "покровителя" обедневшего общинника и в конечном счете к потере последним какой-то доли своей гражданской свободы (которая из-за связанных с ней налогов и служб становилась для него в это время бременем), причем патронаж привязывал отдавшегося под покровительство к земле, что, очевидно, было в интересах обеих сторон.
Отдаваясь под покровительство "сильных домов" и попадая в зависимость от них, земледельцы тем самым сохраняли известные "права" на свои участки. В то же время покровительство патронов, видимо, избавляло их от государственных налогов и повинностей. О том, что в основе этих процессов часто лежали долговые сделки, можно судить по постоянным упоминаниям источников об огромном количестве должников у земельных магнатов.
Из подданных государства, его свободных граждан, попавшие в долговую кабалу превращались в людей лично- и поземельно-зависимых, выпавших из фиска. Для правительства этот процесс означал потерю доходов, для земельных магнатов - их приобретение, причем явно в ущерб государству. Очевидно, к концу описываемого периода "гостевые дворы" получают какой-то официальный статус и начинают учитываться властями на предмет налогообложения, но не как самостоятельные хозяйства, а как податные единицы, приписанные к "сильным домам".
Создалась своеобразная ситуация: общинники - основное податное население империи - могли распоряжаться своей землей, продавать ее на определенных условиях другим физическим или юридическим лицам, в частности "сильным домам", которые, в свою очередь, также имели право распоряжаться своими поместьями, расширяя их до любых мыслимых пределов; государство же, чьими подданными они являлись, не имело реальной возможности помешать этому. Обе категории обладали всеми правами частной собственности на землю - владения, пользования и распоряжения ею, причем вполне независимо от государства. Таким образом, ни лично императору, ни ханьскому государству не принадлежала в это время собственность на землю всей территории империи, на которую распространялся их публично-правовой суверенитет.
С течением времени главы "сильных домов", обзаведшиеся своими вооруженными силами и собственным аппаратом управления, частично присваивали себе публично-правовые функции и почти "естественно" оказывались судебной властью для своих "зависимых", как бы становясь между ними и государством. Новая зависимость могла ассоциироваться в их представлении с патриархальной подчиненностью младших родичей в домашней общине, которые в пределах каждой большой семьи и ранее фактически были лишены индивидуальной собственности на средства производства и известной доли гражданского полноправия. В хозяйствах "сильных домов", по мере их укрупнения, возникали в зачаточном виде те формы отношений власти и собственности, которые делали земельных магнатов в собственных глазах принципиально неотличимыми от правителя, а их поместья - неотличимыми от государства. Постепенное соединение в одном лице публично-правовых функций суверена и частноправовых функций собственника, которые в древнем обществе не совпадали, свидетельствовало о возникновении в недрах позднеханьской империи отдельных элементов раннефеодальных отношений. Но процесс этот здесь едва только начинался.
Политическим деятелям империи казалось, что можно сдержать концентрацию земли у "сильных домов" и задержать процесс обезземеливания общинников, прижимая торговцев и искусственно сокращая приток в страну богатств, чрезмерно разжигающих страсть к наживе. Это было осознанным основанием для изменения внешнеполитического курса империи. Стремление к личному обогащению противопоставлялось государственным интересам страны. Но действительная причина коренилась в изменении характера хозяйства "сильных домов". Новые формы зависимости и земельных отношений становились доминирующими в поместьях земельных магнатов, свидетельствуя о снижении товарности частных хозяйств, дальнейшей натурализации производства, изменении способов взимания прибавочного продукта.
Сокращение числа налогоплательщиков естественно привело к усилению гнета налогов и повинностей для оставшейся массы гражданского населения империи; по некоторым, правда сильно преувеличенным, данным, налоги будто бы превысили в 10 раз "законные" нормы.
Регистрируемая государством площадь пахотных земель все более сокращалась, число податного населения катастрофически падало (от 49,5 млн. человек в середине II в. до 7,5 млн. в середине III в.), целые общины, видимо, превращались в "держателей" земли у "сильных домов", поскольку за недоимки каждой семьи перед властями отвечала вся община в целом. Цены на продукты непомерно поднялись. Начинался стремительный упадок товарно-денежных отношений. Поместья "сильных домов" все в большей мере становились экономически замкнутыми, самообеспечивающимися хозяйствами. Крестьянство - еще свободное - не имело средств для участия в товарообороте. Городская жизнь замирала. Если на рубеже христианской эры в империи насчитывалось 37 844 города, то в середине II в. - всего 17 303, т.е. за полтора века их количество сократилось больше чем вдвое. Если в начале правления династии самоуправляющиеся города составляли характерную черту имперского строя и именно их поддержка принесла на первых порах успех Лю Бану в его борьбе за власть, то теперь источники о них не упоминают. Чиновники предлагали исчислять все сборы в тканях, и наконец в 204 г. был издан указ о замене всех денежных платежей натурой, в начале 20-х годов III в. в царстве Вэй (возникшем на развалинах Ханьской империи в бассейне Хуанхэ) монета была отменена и введены в оборот шелк и зерно.
Из-за дезорганизации центрального аппарата прекращаются регулярный ремонт плотин и уход за ирригационными сооружениями. Хуанхэ, давно уже превратившаяся в надземную реку, выходит из берегов, ее разливы несут неисчислимые бедствия сотням тысяч семей. Бюрократический аппарат империи, разъедаемый коррупцией и выросший до колоссальных размеров, превратился в самодовлеющую силу, поглощающую основной прибавочный продукт. Малолетние императоры оказывались пешками в руках придворных группировок "евнухов" и "ученых". "Ученые" с позиций так называемых чистых суждений разоблачали злоупотребления "грязных" стяжателей в центральной администрации. Политическая борьба между "евнухами", связанными с "сильными домами", и "учеными", выражавшими интересы профессиональной бюрократии, выливалась в ожесточенные распри, доходившие до кровопролития. Попытки государственного переворота в 166 и 169 гг., имевшие целью смену и оздоровление управленческого аппарата, провалились. Расправа "евнухов" была беспощадной. "Ученых" казнили, пытали, ссылали, тысячу "чистых" бросили в тюрьму. Их книги публично сжигались на кострах. "Сильные дома" на местах контролировали каналы рекомендации чиновников, домогались в своих поместьях политической самостоятельности и формального признания личной зависимости земледельцев. Усиление влияния в общественно-политической жизни "сильных домов" с середины II в. знаменовало собой дезинтеграцию имперской бюрократической системы и окончательный упадок императорской власти. В обстановке затяжного политического и глубокого социально-экономического кризиса в стране разразилось самое мощное в истории древнего Китая широкое общественное движение, известное под названием восстания "Желтых повязок". Движение "Желтых повязок" подготавливалось планомерно в течение десяти лет религиозной сектой продаосского толка Тайпиндао ("Путь Великого благоденствия"). Вероучение под таким названием, имеющее сотериологическую направленность, было создано харизматическим главой этой секты и руководителем восстания, магом и врачевателем Чжан Цзюэ, назвавшим себя Учителем высшей добродетели. В своих проповедях Чжан Цзюэ точно называл день (он падал на 4 апреля 184 г.), когда на земле наступит эра Великого благоденствия. В этот день, как предрекал он, "Синее Небо (т.е. династия Хань) погибнет и воцарится Желтое Небо (т.е. царство справедливости)". Желтым Небом Чжан Цзюэ именовал и самого себя, выступая в роли мессии - спасителя человечества от зла порочного мира Синего Неба. Желтые повязки носили на голове все адепты секты. Проповедники Чжан Цзюэ действовали по всей территории империи, призывая к всеобщему восстанию. В восьми самых многонаселенных провинциях (где было сосредоточено 3/4 населения страны) руководителями секты было создано 36 религиозных центров. Чжан Цзюэ обещал своим адептам покровительство Желтого Неба, спасение и долголетие. Проповедь-воззвание Чжан Цзюэ, обращенная ко всем, без различия пола, возраста, звания и чина, и обещавшая людям избавление от страданий и счастье на земле в самом ближайшем будущем, привлекала к нему толпы угнетенного люда. Члены секты проходили под руководством проповедников Чжан Цзюэ военную подготовку, ее отряды насчитывали 360 000 бойцов. Движение приобрело массовый характер уже на этой стадии деятельности секты и потому не могло остаться тайным, а возможно, этого и не предусматривал ее устав. Задолго до начала вооруженного выступления отрядов Чжан Цзюэ императору докладывали о том, что "вся империя приняла веру Чжан Цзюэ", однако власти боялись арестовать Чжан Цзюэ, хотя и знали о его деятельности, опасаясь, видимо, массовых выступлений. По некоторым данным, чуть ли не две трети населения оказалось под влиянием учения секты. Несомненны эсхатологические настроения сектантов, верящих в свое предназначение свыше вершить великую карательную миссию во имя Благого Дао (Шэньдао). Насколько это движение было подготовленным и организованным, можно судить по тому, что Чжан Цзюэ удалось в поразительно короткий срок изменить день восстания, когда внезапно выяснилось, что предатель выдал властям план его действий. Через десять дней после приказа Чжан Цзюэ о немедленном выступлении пламя восстания "Желтых повязок" полыхало по всей стране. Повстанцы громили и сжигали правительственные учреждения, уничтожали представителей власти на местах, как носителей вселенского зла. Восстание "Желтых повязок", несомненно, носило характер широкого народного движения, в нем участвовали все слои эксплуатируемого населения. Официальная историография сделала все, чтобы стереть саму память о движении "Желтых повязок"; достоверных данных о нем сохранилось очень немного, да и те намеренно искажают события. Трудно сказать, насколько крестьянство было движущей силой этого восстания, потому что ни о каких действиях и требованиях повстанцев, которые можно было бы связать с чаяниями крестьян, источники не сообщают. Идея уравнительного наделения землей появляется в учениях даосских сект не ранее IV в. Но несомненно, что движение "Желтых повязок", выступавшее под религиозной оболочкой учения Тайпиндао, было первым в истории Китая массовым народным движением, имеющим свою идеологию. И, как таковое, оно явилось прообразом будущих крестьянских восстаний в средневековом Китае. Социально-религиозное движение "Желтых повязок" стоит на рубеже древности и средневековья, решительно отличаясь от всех предшествующих массовых выступлений эксплуатируемого люда.
Список литературы
1. История Востока; Издательская фирма "Восточная литература" РАН, Москва, 1997