Вдовин А.И.
Культурная политика Советской власти
В советской исторической науке широко использовался термин «культурная революция». Под ним понимали коренной переворот в духовной жизни общества, произошедший в России после Октября 1917 г. При этом обращалось внимание почти исключительно на положительные последствия перемен в идеологической жизни, образовании, науке, художественном творчестве. Сейчас же, напротив, многие авторы избегают писать о культурной революции. И такой отказ представляется не вполне корректным.
Большевистские преобразования в области культуры носили действительно революционный характер, качественно отличались от культурной практики как старой России, так и других государств. Поэтому под «культурной революцией» следует понимать исторически конкретный тип политики, который предопределил условия и содержание духовного развития российского общества после 1917 г. Содержанием «культурной революции» были утверждение социалистической идеологии в качестве единой мировоззренческой основы всех советских граждан и широкая демократизация культурной жизни. А демократизация представлялась и как просвещение народа, и как его вовлечение в создание культурных ценностей. Этот путь отмечен не только несомненными достижениями, но и значительными потерями.
На культурную политику Советской власти 1917–1920 гг. оказывали влияние теоретические представления большевиков о роли и задачах культуры, обстановка острейшего противостояния Гражданской войны, а также состояние социокультурного раскола, в котором находилось российское общество с начала XX в.
В своих взглядах на культуру В. И. Ленин продолжал линию российской революционной эстетики. Он полагал, что искусство призвано отражать жизнь с позиций определенных классов, способствовать изменению отживших порядков. С этой точки зрения вождь и литературу, и другие виды художественного творчества рассматривал как часть «общепролетарского дела» борьбы против буржуазии и помещиков. А поскольку интересы рабочих и капиталистов несовместимы, то из прошлого необходимо брать лишь «освободительные элементы культуры», связанные с творчеством и деятельностью революционеров.
Опираясь на такой подход, Ленин сформулировал теорию «двух культур», существующих в каждой национальной культуре. Он выделял, с одной стороны, «буржуазную», «помещичью», с другой – «пролетарскую культуру». Из этого следовал вывод, что само понимание единой национальной культуры – ложное, национальной же культуры не существует. Причем непролетарскую культуру он ставит в кавычки, отказывая ей в праве считаться таковой. При этом «реакционная» культура, по Ленину («помещичья», «буржуазная», «черносотенная») – национальна, а «прогрессивная» культура пролетариата – интернациональна.
В ленинском подходе всей культуре, за вычетом пролетарской, объявлялась «беспощадная», «непримиримая» борьба. Ленин гордился тем, что великорусская нация дала «человечеству великие образцы борьбы за свободу и социализм», то есть культуру он приравнивает к борьбе. Такой методологический подход ставил перед победившей большевистской властью практически неразрешимую задачу: из всей дореволюционной культуры предстояло «вырезать» ее пролетарские части, подавив при этом непролетарские. Учитывая незначительный удельный вес пролетариата и «социалистической интеллигенции» (главным образом профессиональных революционеров) в социальной и политической структуре России, можно объяснить и понять, почему новая власть столь широко применяла методы принуждения и насилия при создании «социалистической культуры». А ленинскому взгляду противостояло общедемократическое толкование культуры как области свободного духовного творчества, не ограниченного рамками партийной идеологии и тем более не подчиненного какой-либо партийной организации и ее дисциплине.
Большевистские взгляды на дореволюционную культуру имели определенную почву для распространения в связи с тем социокультурным расколом русского общества, который в начале XX века стал осознаваемой всеми реальностью. С одной стороны – утонченная, европеизированная культура элиты (дворянство, буржуазия, интеллигенция), с другой – бескультурная, забитая, неграмотная масса крестьян и городских низов. Первые с опасением ожидали прихода «Грядущего хама» (Мережковский). Вторые в культурной элите часто видели «бар», «господ», к которым относились неприязненно. В годы войны эта неприязнь перерастала в нетерпимость, а затем – в ненависть. «Просвещенные классы» часто платили тем же, относясь к революционным массы без всякой симпатии.
Постепенно формировалась советская система руководства культурным строительством. 9 ноября 1917 г. совместным Декретом ВЦИК и СНК учреждена Государственная комиссия по просвещению, на которую возлагалась задача руководить
всей системой народного образования и культуры. Комиссия занималась и созданием аппарата Наркомата просвещения РСФСР, который был образован 18 июня 1918 г. Наркомпрос возглавил А. В. Луначарский, его заместителем стал историк М. Н. Покровский. Структура наркомата отражала многогранность его деятельности. Осенью 1918 г. в его состав входили отделы введения всеобщей грамотности, внешкольного образования, школьного строительства, высшей школы, народных университетов, театрального, изобразительного искусств. В своей работе Наркомпрос опирался на отделы народного образования, создававшиеся при местных Советах.
Вопросам народного просвещения и совершенствованию руководства этой сферой придавалось большое значение со стороны партийных структур. В конце 1920 – начале 1921 г. шла подготовка реорганизации НКП. Новое Положение о его работе (утверждено Декретом СНК 11 февраля 1921) разрабатывалось по решению Пленума ЦК РКП(б) комиссией во главе с Лениным. Согласно документу, Наркомпрос подразделялся на Академический центр (в составе научной и художественной секций, Главархива и Главмузея), Организационный центр, Главпрофобр (Главное управление социального воспитания и политехнического образования), Главполитпросвет (Главное внешкольное управление), Госиздат (Главное управление государственного издательства) и Совет по делам просвещения национальных меньшинств.
Особое место в налаживании культурно-просветительной работы и организации управления культурой в 1917–1920 гг. занимал Пролеткульт. Как негосударственный союз пролетарских, культурно-просветительских организаций он оформился организационно в октябре 1917. В 1918 г. зарегистрировано 147 губернских, районных и фабрично-заводских организаций. В сентябре 1918-го на I Всероссийской конференции пролеткультов был принят устав и избран Центральный комитет, который создал Всероссийский совет и отделы: организационный, литературный, издательский, театральный, школьный, библиотечный, книжный, музыкально-вокальный и хозяйственный.
Наибольший размах пролеткультовского движения пришелся на 1919 г., когда в нем участвовало почти полмиллиона человек, издавалось около 20 журналов. Между тем теоретики и руководители Пролеткульта (А. А. Богданов, В. Ф. Плетнев, Ф. И. Калинин) по ряду вопросов занимали существенно отличные от большевистских позиции. Во-первых, они полагали, что рабочий класс должен сначала выработать свою, «пролетарскую культуру», а затем критически освоить прошлую; некоторые отвергали всю предшествующую культуру. Во-вторых, считали, что Пролекульт должен оставаться организацией, независимой от партийных и государственных структур, и, более того,
вмешательство государства в творчество является «большим унижением культурного достоинства рабочего класса, отрицанием его права культурно самоопределиться».
Ленина как политика не устраивала именно эта «неподконтрольность» массовых пролетарских объединений. В октябре – ноябре 1920 г. по разным линиям давление на «пролеткультовцев» усилилось и было принято принципиально важное решение о слиянии Пролеткульта с Наркомпросом: в составе последнего создавался отдел пролетарской культуры. 1 декабря 1920 г. в «Правде» было опубликовано письмо ЦК РКП(б) «О пролеткультах», где расставлялись все точки над «i»: в своей деятельности пролеткульты должны были руководствоваться «направлением, диктуемым Наркомпросу РКП».
Напряженно складывались отношения Советской власти с интеллигенцией. Большая часть работников умственного труда с энтузиазмом встретила свержение царизма и приветствовала начало демократических преобразований. Однако вскоре наступило разочарование бездеятельным Временным правительством, затем – возмущение большевиками, захватившими власть и разогнавшими демократически избранное Учредительное собрание. Поэтому после Октября 1917 г. многие профессиональные союзы интеллигенции и служащих отказались от сотрудничества с Советской властью, которая смогла «сломить саботаж» лишь к лету 1918.
Большая часть интеллигенции была настроена либерально, но не готова принять те масштабы применения насилия и радикализм преобразований, которые достаточно скоро проявились в политике большевиков. Массовый террор, Гражданская война, немедленное введение социализма, мировая революция – все это оттолкнуло от ленинцев даже тех, кто ранее симпатизировал революционерам (А. М. Горький, В. Г. Короленко, А. А. Блок, Ф. И. Шаляпин и др.). Фундаментальное противоречие в отношении большевиков к культуре состояло в том, что, признавая необходимость овладевать достижениями культуры прошлого, они неприязненно относились к интеллигенции как слою – хранителю, носителю и создателю духовных ценностей. Ленин писал: «Капитализм оставил нам громадное наследство, оставил нам своих крупнейших специалистов, которыми должны непременно «воспользоваться», но для этого необходимо их «перевоспитать» в духе «марксистского миросозерцания».
Многие представители интеллигенции из соображений экономических и патриотических пошли на сотрудничество с Советской властью, но слой в целом оставался под подозрением, часто становился объектом репрессий. 11 сентября 1919 г. ЦК РКП(б) даже рассматривал вопрос «О массовых арестах среди профессоров и ученых». М. Горький в 1918–1920 г. постоянно выступал в роли просителя перед высшими
партийными чиновниками за арестованных деятелей культуры; «пролетарский писатель» указывал на «бессмыслие и преступность истребления интеллигенции в нашей безграмотной и некультурной стране». Все это привело к массовой эмиграции лиц интеллигентских профессий.
Сложным и противоречивым было отношение новой власти к культурному наследию. Не только руководители Пролеткульта, но и влиятельные большевистские вожди (Л. Д. Троцкий, Н. И. Бухарин и др.) разделяли нигилистическое отношение к культуре прошлого. У руководства ряда отделов искусств Наркомпроса, а также во главе многих творческих организаций, художественных учебных заведений оказались «левые», которые при всех различиях между ними, не считали нужным включать в социалистическую культуру достижения классического культурного наследия. Влиятельный тогда Д. Бедный так выразил эти настроения: «… пролетарские писатели имеются. Пусть не первого ранга. Пока не беда. Пусть три сопливеньких, но свои».
В октябре 1917 г. предприняты шаги по сохранению культурного наследия. Луначарский подписал распоряжение об объявлении Зимнего дворца государственным музеем. Позже музеи были открыты во дворцах Царского Села, Петергофа, Гатчины. Совнароком принял важные Декреты «О запрещении вывоза за границу предметов особого художественного и исторического значения», «О регистрации, приеме на учет и сохранении памятников искусства и старины, находящихся во владении частных лиц, обществ и учреждений», «О признании научных, литературных, музыкальных и художественных произведений государственным достоянием» и др. Эти акты ориентировали на бережное отношение к культурному наследию. Однако обстановка Гражданской войны, слабость государства, нехватка кадров не позволяли в полном объеме выполнять принятые решения. Большие масштабы приобрели разрушение и разграбление художественных ценностей, многие из которых погибли, были растащены грабителями, вывезены за рубеж. Попыткой навести порядок в этой сфере было создание по инициативе М. Горького в 1919 г. специальной Экспертной комиссии для выявления, сбора, изучения национализированных произведений искусства, антикварных ценностей, предметов роскоши.
В то же время, уже с начала 1918-го в Петрограде и Москве начинается стихийная распродажа за бесценок целых галерей, богатых библиотек, предметов искусства и старины с последующим их вывозом за границу. Вскоре к этой «деятельности» подключилось и государство. 12 февраля 1921 г. было опубликовано подписанное В. И. Лениным постановление Совнаркома «О составлении государственного фонда ценностей для внешней торговли». Документ предписывал создание «запаса художественных
ценностей и предметов роскоши и старины», которые Наркомат внешней торговли мог использовать для своих коммерческих операций. Эта, осуществлявшаяся негласно в 1920–1930-х гг. практика, приобрела широкий размах, и многие ценные произведения искусства, ранее принадлежавшие России, оказались в зарубежных музеях и частных коллекциях.
Одной из наиболее тяжелых для новой России была проблема ликвидации массовой неграмотности населения. Большевики рассматривали ее и как образовательную, и как политическую задачу. Ленин писал: «Я могу сказать, что пока у нас в стране есть такое явление, как безграмотность, о политическом просвещении слишком трудно говорить… Безграмотный человек стоит вне политики, его надо сначала надо обучить азбуке». Государственная комиссия по просвещению (создана 9 ноября 1917) заявила о намерении правительства «добиться в кратчайший срок всеобщей грамотности путем организации сети школ, отвечающих требованиям современной педагогики и введения всеобщего обязательного и бесплатного обучения». Однако реально приступить к решению этой задачи удалось лишь в конце Гражданской войны.
26 декабря 1919 г. Совнаркомом издал Декрет «О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР», согласно которому все граждане от 8 до 50 лет, не умеющие читать и писать, должны были обучаться грамоте. Для концентрации усилий и обобщения опыта в июле 1920 г. при Наркомпросе организована Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности (ВЧКликбез). Она занималась подготовкой преподавателей, выпуском учебников, открытием школ грамоты. За год выпущено 6,5 млн экз. букварей, в 1920 г. грамоте удалось обучить 3 млн человек. Однако основная работа была впереди: к этому времени читать умели лишь 32% жителей центральной части России.
Большие изменения в 1917–1920 гг. претерпела школа. Здесь позиции Советской власти были сформулированы в двух документах: «Положение об организации дела народного образования в Российской республике» (утверждено СНК 18 июня 1918) и «Положение о единой трудовой школе» (утверждено ВЦИК 30 сентября 1918). Ликвидирована была прежняя школьная система: начальная, различные виды средней школы – гимназии, реальные училища. Вместо них вводилась двухступенчатая школа: первая для детей от 8 до 13, вторая – 13 до 17 лет, что на три года сокращало прежний срок обучения. Вводилось совместное обучение мальчиков и девочек, из учебных планов были изъяты некоторые предметы (древние языки, закон божий), введены новые. Определены были новые принципы образовательного процесса: светский характер обучения, органическая связь обучения с производительным трудом – решением
практических задач общества. Не обошлось и без «перегибов»: в школах отменялись экзамены, домашние задания, оценки, отказывались от разработки учебных планов и программ (под лозунгом: «Изучать жизнь, а не учебные предметы»).
Несмотря на тяжелые условия, ежегодно открывались тысячи новых городских и сельских школ (к 1920 г. открыто 13 тыс. новых школ, а число учащихся на 1 млн превысило уровень 1914 г и достигло 9 млн). За годы войны были предприняты важные шаги в подготовке учительского корпуса: число педагогических вузов в сравнении с дореволюционным временем удвоилось и достигло 55. В 1920 г. их закончили около 5 тыс. человек. Менялось представление о роли учителя в учебном процессе. На VIII съезде РКП(б) в 1919 г. отмечалось, что «учителя обязаны рассматривать себя как агентов не только общего, но и коммунистического просвещения. В этом отношении они должны быть подчинены не только контролю своих непосредственных центров, но и местных партийных организаций».
С большими трудностями столкнулась новая власть при перестройке высшего образования. Поставлена была задача демократизации состава студенчества за счет привлечения в вузы выходцев из социальных низов. Идеологическое преобразование высшего образование требовало изменения учебных программ, чему противился профессорско-преподавательский корпус, в основной массе негативно относившейся к Советской власти и ее стремлению установить контроль над вузами. Чтобы переломить ситуацию, с середины 1918 г. СНК предпринял ряд важных шагов. 2 августа 1918 г. утвержден Декрет «О правилах приема в вузы», согласно которому каждый гражданин, достигший 16 лет, мог быть принят в вуз без экзаменов; при этом документы о среднем образовании не требовались. Он предписывал принимать прежде всего «лиц из среды пролетариата и беднейшего крестьянства, которым будут предоставлены в широком размере стипендии». Декрет привел к резкому увеличению числа первокурсников, большая часть которых, однако, была отсеяна из-за неподготовленности.
Выход был найден в создании рабочих факультетов: на рабфаках в сжатые сроки выходцы из рабочих и крестьян должны были ликвидировать пробелы в школьном образовании и подготовиться для дальнейшей учебы в вузах. Первый рабфак был создан в феврале 1919 г. в московском коммерческом институте (ныне Российская экономическая академия им. Г. В. Плеханова), затем их организовали при большинстве вузов. И хотя классовый принцип при наборе студентов проводился последовательно, задачу «пролетаризации» высшей школы решить так и не удалось: большую часть студенчества составляли выходцы из непролетарских групп.
Осенью 1918-го предпринята попытка подорвать позиции старой профессуры. С 1 октября 1918 г. отменялись все научные степени и звания; а преподаватели оказались выбывшими из числа сотрудников вузов и могли быть избранными лишь по всероссийскому публичному конкурсу. Это, однако, не привело к ожидаемым властью результатам: заменить вузовских «спецов» власти было некем, и большая часть преподавателей осталась на своих местах. В 1919 г. были ликвидированы гуманитарные факультеты университетов, которые заменили факультетами общественных наук и комплектовали более лояльными кадрами.
Новое наступление на высшую школу началось с конца 1920 г. Во главе МГУ был поставлен Временный президиум, состав которого частично назначался Наркомпросом, частично избирался. Председателем президиума стал назначенный Наркомпросом профессор-коммунист Д. П. Боголепов. Право замещения профессорских должностей перешло к Государственному ученому совету (ГУС) Наркомпроса. 3 декабря 1920 г. был опубликован Декрет СНК «О реорганизации преподавания общественных наук в высших учебных заведениях». Преподавателям предписывалось в сжатые сроки пересмотреть сквозь призму марксизма содержание курсов и обучать студентов на основе перестроенных по-новому программ. Несмотря на изменение качества образования, общее число вузов за годы гражданской войны выросло: в 1914 г. в России было 105 вузов, а в конце 1920 – 255, в которых обучались 216 тыс. студентов. Перестройка высшей школы продолжалась в 1920–1930 гг.
В сложных условиях войны и связанных с ней лишений происходило развитие отечественной науки. Большевики изначально ставили задачу привлечения ученых для развития производительных сил страны. Нехватка кадров и материальных ресурсов привела к тому, что в организацию научной деятельности стало активно внедряться плановое начало. Вопросы управления наукой были в центре внимания двух государственных учреждений: ВСНХ и Наркомпроса. В августе 1918 г. при ВСНХ был создан Научно-тех
Если ВСНХ чаще ориентировался на прикладные аспекты научной деятельности, то Наркомпрос курировал более широкий круг вопросов организации науки. В феврале 1921 г. в его составе создан Академический центр, куда входил Государственный ученый совет (ГУС) с тремя подсекциями: научно-политической, научно-технической и научно-
педагогической. В рамках этих направлений наркомат осуществлял руководство как научными центрами, так и высшей школой.
Весной 1918 г. устанавливаются рабочие контакты правительства с Академией наук (президент – А. П. Карпинский). Особенно активно действовала академическая комиссия по изучению естественных производительных сил России (КЕСП), в работе которой принимали участие известные ученые академики В. И. Вернадский, А. Н Крылов, Н. С. Курнаков, П. П. Лазарев, А. Е. Ферсман и др. В составе комиссии действовали 20 специализированных отделов. Всего же за 1918–1920 гг. было создано около 50 научно-исследовательских институтов, в числе которых такие известные, как Центральный аэрогидродинамический институт (ЦАГИ), Государственный физико-технический институт, Институт изучения мозга и психической деятельности, Рентгенологический и радиологический институт, Институт по изучению Севера. Символичным для нового характера отношений между наукой и властью стало участие 200 видных специалистов в работе Государственной комиссии по электрификации России, которая разработала план ГОЭЛРО. Этот комплексный перспективный план (рассчитан на 10–15 лет) предусматривал ускоренное развитие энергетики, тяжелой промышленности, рациональное размещение производительных сил.
Значительно сложнее дело обстояло с положением общественных наук. Дореволюционные философия, социология, экономика, право, история считались «зараженными» буржуазной идеологией и в подавляющей части непригодными для победившего пролетариата. Активное неприятие носителей «реакционных» взглядов было продемонстрировано насильственной высылкой за рубеж по инициативе В. И. Ленина в мае 1922-го более 160 видных ученых-гуманитариев. В то же время, кадров образованных марксистов, необходимых для решения научных и педагогических задач, было катастрофически мало. Это вело к тому, что освоение марксистского наследия происходило одновременно с созданием учебных и научных центров коммунистического профиля, сопровождалось значительным упрощением и вульгаризацией социальной теории.
После Октября 1917 г. заметно изменились условия художественного творчества. На первый план вышли «левые», авангардные течения, которые претендовали на роль единственных представителей нового пролетарского искусства. Особым влиянием пользовались футуристы, которым симпатизировал А. В. Луначарский. Он писал: «В футуризме есть одна прекрасная черта – это молодое и смелое направление. И поскольку лучшие его представители идут навстречу коммунистической революции, постольку они легче могут стать виртуозными барабанщиками нашей красной культуры».
Футуристы привлекали власти тем, что призывали деятелей искусства активно служить своим творчеством революции, искали новые яркие формы художественной выразительности. К числу своих достижений периода Гражданской войны они относили плакатную живопись Д. С. Моора и А. П. Апсита, агитационную пьесу В. В. Маяковского «Мистерия–буфф» в режиссуре В. Э. Мейерхольда, создание «Башни Третьего интернационала» (модель памятника III Интернационалу) В. Е. Татлина. Однако в 1921 г. В. И. Ленин выразил недовольство чрезмерным развитием «формалистического» искусства, широким распространением футуризма. В беседе с Луначарским он предлагал поддержать и реалистическое направление в искусстве.
К этому времени сложилось представление об основных задачах политики Наркомпроса как главного проводника государственной политики в области художественного творчества. Они были сформулированы А. В. Луначарским на встрече с представителями Всероссийского союза работников искусств: сохранение действительных ценностей искусства прошлого; критическое освоение их пролетарскими массами; всемерное содействие созданию опытных форм революционного искусства; использование всех видов искусства для пропаганды идей коммунизма и их проникновения в массу работников искусства; объективное отношение ко всем художественным течениям; демократизация всех художественных учреждений и широкая их доступность массам.
Итогом революционных событий 1917–1920 гг. стало разделение русской культуры, формирование трех ее потоков. Первый, руководимый идеологическими аппаратами партии, «официальный». Второй – «несоциалистическая» художественная культура, существовавшая в условиях советской легальности. Третий – культура русского зарубежья. В первом случае непременным требованием к произведению было сочетание социалистической направленности с убедительностью художественной формы, при этом приоритет отдавался мировоззренческой, идеологической составляющей. Во втором литераторы и художники развивали прежние, часто дореволюционные традиции, но их произведения не несли в себе заряда «социалистического воспитания». Власть их терпела, однако создавала препятствия распространению их работ. Эти люди становились объектами идеологических и других репрессий. Третий поток русской культуры, развивался вне зависимости от коммунистического диктата, но изолированно от Родины и потому не оказывал заметного влияния на ее духовную жизнь. Воссоединение этих трех потоков началось лишь в конце XX в.
Церковная политика Советской власти
Драматично складывались отношения между Советской властью и Церковью. РСДРП(б) была партией атеистов и рассматривала религию как один из инструментов угнетения трудящихся. Маркс писал: «Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа». Программные требования партии были обоснованы Лениным в статье «Социализм и религия» (1905). «Государству не должно быть дела до религии, религиозные общества не должны быть связаны с государственной властью. Всякий должен быть совершенно свободен исповедывать какую угодно религию или не признавать никакой религии, т.е. быть атеистом, каковым и бывает обыкновенно всякий социалист. Никакие различия между гражданами в их правах в зависимости от религиозных верований совершенно недопустимы. Всякие даже упоминания о том или ином вероисповедании граждан в официальных документах должно быть безусловно уничтожено. Не должно быть никакой выдачи государственной церкви, никакой выдачи государственных сумм церковным и религиозным обществам, которые должны стать совершенно свободными, независимыми от власти союзами граждан-единомышленников… Полное отделение церкви от государства – вот требование, которое предъявляет социалистический пролетариат к современному государству и современной церкви». Однако большая часть партийных лидеров стояла на позиции воинствующего атеизма и была настроена не сосуществование с Церковью, а на ее активное подавление. Да и сам Ленин, говоря о духовенстве, как правило, пользовался определениями «черносотенное», «реакционное», «рабовладельцы».
Однако Русская Православная церковь (РПЦ) к 1917 г. тоже находилась в состоянии кризиса. Созданная в стране система церковного руководства была частью государственного аппарата, управление Церковью носило светский, бюрократический характер. Это вело к падению авторитета официальных церковных структур. Многие церковные деятели тяготились таким положением и стремились к выходу РПЦ из «подневольно-государственного положения к свободному выборному строю». Широкий круг проблем глубокого реформирования Церкви был призван рассмотреть Поместный Собор, который работал (с перерывами) в течение 13 месяцев (с 15 августа 1917 по 20 сентября 1918). Он восстановил патриаршество. 5 декабря 1917 г. на этот пост был избран пользовавшийся авторитетом в церковной среде митрополит Московский Тихон (В. И. Беллавин).
Тем временем захватившие власть большевики начали планомерное наступление на Церковь. По декрету от 4 декабря 1917 г. все земли, включая церковные и монастырские, отбирались в руки государства. Постановлением Наркомпроса от 11 декабря в его ведение перешли церковно-приходские школы, семинарии, духовные академии. 18 декабря был введен гражданский брак, а церковный аннулировался; регистрация рождения также была изъята у Церкви. И наконец, 31 декабря 1917 г. был опубликован проект декрета «О свободе совести», который вызвал особенно широкий резонанс. Помимо общедемократических установлений, отделявших церковные дела от государственных, в нем сообщалось, что отныне «церковные общества не имеют права владеть собственностью и не имеют прав юридического лица»; «все имущество церковных и религиозных обществ… поступает в собственность государства» и что «имуществом приходов будут ведать волостные, земские и городские самоуправления». Таким образом, по проекту декрета Церковь становилась не только нищей, но и бесправной.
В глазах многих легитимность проекта декрета была сомнительной. Вопрос о месте Церкви в новой политической системе должно было решить Учредительное собрание, до созыва которого и советское правительство имело статус «временного». И это, далеко не всеми признаваемое, правительство взялось решить судьбу института, много веков игравшего важную роль в истории страны. Поэтому объяснимо то возмущение, которое выразили как церковные иерархи, так и рядовые верующие. Патриарх Тихон направил правительству послание, в котором предал большевистскую власть анафеме; принятые в отношении Церкви акты он назвал проявлением «самого разнузданного своеволия и сплошного насилия на святой Церковью». Тихон призвал пастырей Церкви «устраивать духовные союзы» и организовать «ряды духовных борцов» на защиту «попираемых прав Церкви». Проект декрета был осужден Поместным Собором. В Петрограде и Москве прошли крестные ходы в защиту Церкви, в которых приняли участие сотни тысяч верующих.
Советская власть ответила быстро и жестко. 20 января 1918 г. Ленин изучил представленный Наркомюстом итоговый проект декрета, внеся в него более резкие формулировки. В тот же день «Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах» был утвержден Совнаркомом. Предвидя непопулярность документа, его подписали, кроме Ленина, еще восемь членов правительства. В официальном правительственном издании декрет появился 23 января 1918 г. под другим названием: «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Именно эта дата и название утвердились в литературе.
Публикация декрета не сопровождалась подготовкой разъяснений и инструкций по его применению, что привело к многочисленным эксцессам. Жертвами безбожных чиновников и разнузданных грабителей становились те, кто пытался препятствовать захвату церковного имущества и ценностей. Насилие порождало насилие: весной 1918 г. произошло более 1400 кровавых столкновений, в ходе которых убито 138 представителей партии и Советской власти. С целью упорядочения работы по реализации декрета в мае 1918 г. при Наркомюсте для решения церковных дел создан специальный отдел, который получил характерное название «ликвидационный». По февральскому (1919) постановлению наркомата осуществлялось публичное вскрытие святых мощей, что использовалось для атеистической пропаганды.
Все это привело к тому, что конфликт между большевиками и верующими стал одним из факторов эскалации Гражданской войны. Духовенство приняло активное участие в организации сопротивления большевизму. В белогвардейских армиях действовали кадры военного духовенства. В армии Деникина было около 1000 священников, у Врангеля – более 500, у Колчака – несколько тысяч. В Сибири под общим руководством омского епископа Сильвестра (Ольшанский) созданы «полки Иисуса», «полки Богородицы», возглавлявшиеся священниками. Подобные части действовали и на Юге.
В свою очередь, росла ненависть большевиков к церковникам: закрывались монастыри и храмы, реквизировалось церковное имущество, массовый характер носили убийства священников. Антицерковные погромы достигли своего апогея в 1922 г. В то же время, уже в годы Гражданской войны, в среде духовенства возникает течение в пользу сотрудничества с новой властью. В сентябре 1920 г. в Москве учрежден «Комитет по делам духовенства всея России», одной из целей которого было «умственное и моральное развитие (духовенства) в соответствии с запросами времени и для приспособления его к новому строю». Протест церковников против политики Тихона проявился и в так называемом «обновленческом» движении (возглавлялось протоиереем А. И. Введенским), участники которого требовали прекращения «Гражданской войны Церкви против государства».
* * *
Революция и гражданская война явились результатом обострения российских противоречий начала XX в., которые были усугублены войной. Неспособность правящей элиты адекватно отреагировать на вызовы времени стала главной причиной революционного взрыва.
Февраль 1917 г. коренным образом изменил политическую систему России. Перед страной открывалась возможность обновления, глубоких преобразований в экономической, социальной, политической и духовной сферах. Однако оказавшиеся на гребне революционной волны партии и лидеры всячески оттягивали решение насущных российских проблем. «Нашелся бы на свете хоть один дурак, который пошел бы на социальную революцию, если бы вы действительно начали социальную реформу?» – адресовал справедливый вопрос меньшевикам и эсерам В. И. Ленин.
На фоне пассивности «буржуазных» и «мелкобуржуазных» партий позиции большевиков оказывались намного предпочтительнее. С весны 1917 г. их признанный лидер демонстрировал превосходство над другими политиками в искусстве улавливать общественные настроения и вновь адресовать их массам в виде понятных лозунгов; в 1917 г. в их основе лежали стремление к миру и социальной справедливости. Это искусство, а также жесткая партийная дисциплина, сыграли решающую роль в захвате власти ленинцами в октябре этого года.
Большевики приступили к овладению властью в стране, находившейся в состоянии глубокого кризиса. Задача сохранения целостности государства, необходимость восстановления порядка соединились с их стремлением реализовать свой социальный идеал для России. Это, а также вмешательство извне, обусловили ожесточенность и длительность Гражданской войны.
Для России Гражданская война и иностранная интервенция обернулись подлинной трагедией. Общий ущерб, нанесенный экономике, превысил 50 млрд золотых рублей. С 1914 по 1920 г. промышленное производство сократилось в 7 раз, сельскохозяйственное – на 38%. Более других пострадала крупная индустрия, в упадке был транспорт; страна переживала топливный голод. Велики были людские потери: за 1917–1920 гг. страна потеряла 8 млн человек, большая часть которых погибла от голода, болезней, красного и белого террора. По образному замечанию В. И. Ленина, после войны Россия представляла собой «до полусмерти избитого человека».
В обществе произошли глубочайшие изменения: из социальной структуры устранялись целые классы: помещики, крупная и средняя буржуазия; большой урон был нанесен духовенству, казачеству, зажиточному крестьянству. 2,5 млн россиян оказались в эмиграции; среди них доминировали дворянство, предприниматели, интеллигенция. Сокращение и без того тонкого образованного слоя закрепляло разрыв нового общества с историко-культурной традицией страны.
К концу войны сформировался особый политический режим, где главную роль играла партия-государство, в которую превратилась РСДРП(б) после прихода к власти. За
1918–1920 гг. произошла радикализация большевизма: на первом послеоктябрьском съезде в марте 1918 г. (VII по общему счету) партия была переименована в Российскую коммунистическую партию (большевиков). И это была не просто смена названия. Ленинцы сознательно порывали с европейской социал-демократией и российскими социалистами из-за их умеренности, склонности к компромиссам, «буржуазному демократизму». Новые идейные основы, ставшие на долгие годы политическим эталоном для российских коммунистов, были закреплены в Программе партии, принятой в разгар Гражданской войны и «военного коммунизма» (VII съезд, март 1919). К обрисованному в ней образу светлого будущего предполагалось двигаться, в полной мере используя мощь пролетарского государства. Это стало обоснованием для чрезвычайной централизации управления всеми сферами, привело к фактическому подчинению государству обычно независимых структур гражданского общества: судов, прессы, профсоюзов, кооперативов и т. д. В экономической сфере частная инициатива и рынок заменялись диктатом государства, организующим производство и распределение продукции.
Начало 1921 г. высветило неприятие проводимой большевиками политики даже со стороны массовых трудящихся слоев – крестьянства и рабочих, что нашло отражение в популярном тогда лозунге «За Советы без коммунистов!». Стремление сохранить власть предопределило политику лавирования, проводившуюся в 1920-е гг., в которой, однако, отступления от линии 1919–1920 гг. рассматривались как вынужденные и временные.
Уже к 1920 г. были фактически ликвидированы все политические партии, а Советы превратились в орудие однопартийной диктатуры, при которой государственные структуры становились проводниками большевистских идей и взглядов. В 1918–1920 гг. активно формируется партийный аппарат, роль которого растет как в самой партии, так и в государственных учреждениях. При этом развитие аппарата происходило на фоне общей бюрократизации советской системы управления. Свертывание рыночного регулирования экономической деятельности, переход к государственному учету, контролю и распределению ресурсов вызвали колоссальный рост чиновничества. К «традициям» старой бюрократии («спецов») прибавилось «комчванство» – стиль поведения вышедших из коммунистической среды чиновников, «товарищей с портфелями». Этому способствовали и значительные изменения, произошедшие в составе РКП(б): к 1920 г. вырос удельный вес служащих (до 25%), но, что особенно важно, 70% составляли люди, вступившие в нее после октября 1917 г. Многие рассчитывали на привилегированное положение в обществе за счет принадлежности к правящей партии.
В результате к концу Гражданской войны произошло, по выражению Н. И. Бухарина, «превращение необходимого централизма в бюрократический отрыв от масс».
Говорили, что место диктатуры пролетариата заняла «диктатура партийного чиновничества». В сравнении с 1917 г. ситуация изменилась разительно: степень влияния партийного и государственного деятеля определялись теперь не только его личными качествами, но и в значительной мере способностью выстроить отношения с управленческим аппаратом, починить его себе.
Обстановка Гражданской войны привела к милитаризации управления: решения руководящих органов принимали форму военных приказов. К 1921 г. демократические основы внутрипартийной жизни были уже во многом подорваны. Победа над многочисленными противниками усилила готовность использовать военно-коммунистические методы в условиях мирного времени. Милитаризация сознания стала одним из результатов Гражданской войны. Стоящие перед страной задачи в последующие годы формулировались в терминах военных кампаний: «хозяйственный фронт», «идейный враг», «борьба за выполнение плана», «битва за урожай» и т.п.
В 1919–1920 гг. началась романтизация насилия против «эксплуататоров», превозносилась борьба «трудящихся», «рабоче-крестьянского государства» против «буржуазии», «помещиков», «интервентов». После завершения Гражданской войны идеализация «красных» и демонизация их противников, замалчивание сложностей и противоречий стали традицией советской идеологической жизни и длительное время формировали искаженную картину великой национальной трагедии.