Асп. Федоров А.Н.
Институт российской истории РАН
Рассмотрены проблемы повседневной жизни обычного советского гражданина. Это один из наиболее острых социальных вопросов, возникших перед гражданином в послереволюционном городе (в частности, в Москве).
Историческое время с 1917 по 1920 гг. продолжает приковывать внимание многочисленных исследователей, публицистов, политиков, что объясняется знаковостью произошедших в то время перемен: как в социально-экономической жизни всего российского общества, так и в условиях повседневного бытия рядового гражданина. В дискуссиях о 1917 – 1920 гг. все чаще возникает вопрос: «Как жилось простому человеку в условиях революции и постоянной войны»? Долгое время выстраивалась слишком идеалистическая картина начальных лет советской истории, в основе которой лежали представления о всеобщей справедливости, совершенстве социалистического государства, высоком моральном духе строителя коммунизма. Напротив, на сегодняшний день наблюдается обратный «перекос» в сторону сознательного поиска недостатков: как в любых мероприятиях, которая проводила советская власть, так и в той социальной силе, именем которой вершилась революция. Поэтому в условиях полярности суждений и мнений необходимо найти некий прочный, взвешенный баланс, и представляется, что базой для него может послужить, прежде всего, понимание тех забот, тревог и надежд, которыми жили люди рассматриваемой эпохи.
Наш соотечественник в годы революции и гражданской войны ежедневно решал сложные задачи, направленные, в первую очередь, на обеспечение своего элементарного материального благополучия. Для него актуальными вопросами становились: где жить? Как жить? Чем жить? Поэтому, вместо того, чтобы идти завтра на место работы или учебы, субъект «добывает» продовольствие, укрепляет безопасность своего жилища, ищет дрова... Такие ответы на вызовы переломного во всех отношениях времени дает каждый россиянин как себе, так и своим друзьям и знакомым. Особенно трудно в 1917 – 1920 гг. пришлось населению крупных промышленных центров (Москвы, Петрограда, Владимира, Нижнего Новгорода, Ярославля и др.). В условиях кризиса снабжения городов, растущей безработицы, общей разрухи горожанин был поставлен перед фактом самостоятельной заботы о себе и членах своей семьи. Материальная инфраструктура такого города (системы общественного питания, здравоохранения, образования) также испытывает воздействие негативных перемен, что заставляет власть перестраивать ее работу на новых принципах и для решения совершенно иных задач.
Особым элементом в социальной инфраструктуре советского города станут детские сады. Необходимость создания этих учреждений определялась не столько задачами, связанными с процессами реформирования системы образования (1918 г.), сколько тем, что дети от 3 до 7 лет остались без опеки и заботы родителей. Мировая и гражданская войны коренным образом изменили жизнь отдельной российской семьи. Фронту постоянно требовались новые рекруты, каждый день боевых действий приносит огромные людские потери. Главы семейств идут на войну, возлагая попечение о своих родных на плечи государства. Денежные пособия, натуральные выдачи предметов широкого потребления, организованные правительствами Российской империи, а затем Российской республики, в 1914 – 1920 гг. покрывают не более 50 – 75 % от общего объема минимальных потребностей тех семей, которые на время или навсегда остались без основного кормильца. В этих условиях женщина постепенно оставляет традиционную роль хранительницы домашнего очага (которая все свое свободное время уделяла детям и хозяйству, жила «за мужем») и принимает на себя функцию по материальному обеспечению семьи.
Каждый день, уходя на работу, она оставляет детей дома: совсем одних или под присмотром нетрудоспособных родственников, соседей, знакомых. На практике это часто означает, что ребенок полностью предоставлен самому себе. Это не устраивало, не только работающих матерей, но и государство, которое рисковало потерять и в физическом, и в моральном отношении целое поколение будущих граждан. К исходу мировой войны такие возможные следствия стали очевидны для правительства, оказавшегося у власти. Если ранее, в 1914 – 1917 гг. пайковое снабжение, продажа домашних вещей, займы позволяли «женским семьям» хоть как-то компенсировать отсутствие основного кормильца, то к началу 1918 г. эти источники во многом оказались исчерпаны, наличие или отсутствие работы у женщины стало фактором выживания их семей. С целью социальной помощи, прежде всего, этой категории граждан в Советской России в 1918 – 1920 гг. было положено начало широкой сети бесплатных дошкольных учреждений. Почти сразу эта система стала ориентироваться и на детей «пролетарского происхождения».
Детские учреждения впервые пришли в Россию задолго до революции 1917 г., и они представляли собой результат влияния западных и отечественных педагогов-новаторов. Число созданных до революции детских садов невелико, например, в Москве в 1917 г. их насчитывается всего 12 [1], и речь скорее идет о некой экспериментальной форме занятий с ребенком, главной целью которой становилась подготовка к гимназии. Материальные условия жизни простого человека в годы революции и гражданской войны потребовали не только увеличения числа мест, где можно днем оставить ребенка под присмотром, но и создания централизованного управления этими учреждениями. Эти вопросы пришлось решать уже новой власти. Постановка дела дошкольного воспитания в Советской России начиналась практически с нуля, такого элемента в социальной инфраструктуре города ранее не существовало. Это, в свою очередь, предполагало ряд объективных проблем: во-первых, отсутствие специализированных помещений и необходимого для детского сада инвентаря. Во-вторых, нехватка персонала, который имел бы опыт работы с маленькими детьми и при этом знал бы психологические особенности возраста. В-третьих, при дефиците финансовых средств, отпускаемых на социальную сферу, правильно определить приоритеты деятельности данных учреждений.
В Советской России по итогам муниципализации городских недвижимостей (1918 г.) в ведение местных Советов Рабочих и Красноармейских Депутатов перешла большая часть жилых помещений. Из муниципального жилого фонда выделялись помещения под те или иные заведения, например, общественные столовые, школы, больницы и т.д. Этот механизм применен и при организации детских учреждений: сначала он внедрен в Москве в 1918 г., а затем, на протяжении 1919 г., в других российских городах. Из «бывших» квартир оборудовались детские сады, что предполагало ряд сложностей, в частности, нарушение элементарных санитарно-гигиенических норм. Характерные указания государственных контролеров на внутреннее пространство такого учреждения: «Сад помещается в 1 комнате 17×14 на 45 детей. В комнате 8 окон, стены сырые, входная дверь с улицы входит прямо в комнату, потолок низкий, рядом кухня без двери; круглая железная печь плохо нагревающаяся. Тут же раздеваются. За отсутствием вешалок платье лежит на какой-то коляске. Уборная самого упрощенного типа, холодная. Маленькие дети пользуются горшком, который стоит в кухне ничем не накрытый. Все помещение содержится грязно. Дети очень малокровные, среди них обнаружен 1 случай чесотки, 5 случаев цинги, 2 случая явного туберкулеза» [2]. Не лучше дело обстояло и с оборудованием садов: «В настоящее время в детсаду имеется 12 стульчиков и дети (40 чел.) сидят на ящиках, поленьях и т.п.» [3].
Советское государство испытывало значительные затруднения в финансировании различных организаций, оказывающих социальную помощь, в частности, это отразилось и на детских учреждениях. В таком случае оно пыталось задействовать силы всех граждан: в ноябре 1920 г. была проведена общероссийская «Неделя ребенка». Организаторы ориентировались на благотворительные акции, апеллировавшие, по своей сути, к христианскому чувству добродетели. Показательным является обращение к населению Калужского Совдепа: «Все,
Самый действенный способ преодолеть финансовые затруднения состоял в эвакуации детей на летние периоды 1918 – 1920 гг. из крупных промышленных городов. Их вывозили, как в пределы самой губернии (например, Московской), так и в производящие регионы (например, «дальние колонии» Тамбовщины). Такие отправки являлись «большим праздником для детей рабочих. Впервые за много месяцев они будут сыты» [6]. Детские колонии стали основной организационной формой, в которую переходил на летний сезон детский сад. В колониях дети занимались сельскохозяйственными и животноводческими работами, учитывая их средний возраст (5 лет), можно предполагать, что не совсем успешно. Во всяком случае, крестьяне ближайших к колонии деревень мало радовались такому соседству. Чтобы колонисты просто пережили лето, от них требовались постоянные безвозмездные поставки продовольствия и фуража.
Помимо организационных и финансовых проблем делу постановки дошкольного воспитания сильно вредила нехватка специально подготовленного персонала. Частично эту проблему решил переход школьных учителей на должности заведующих садами. Основной же персонал учреждения набирал заведующий, который следил за тем, чтобы у приходящих на стажировку практикантов имелись задатки воспитателя. Если склонность к такому роду деятельности была, то после завершения испытательного срока, прохождения краткосрочных педагогических курсов, человека зачисляли в штат.
Следует признать значительную роль персонала детских учреждений в плане просвещения родителей, популяризации более гуманного обращения с ребенком. На родительских собраниях воспитатели объясняли, что маленьких детей нельзя бить, так как «от побоев ребенок теряет способность развиваться. Нельзя мешать ребенку в его игре и не командовать им, не заставлять его заниматься тем, что его не интересует» [7]. Наряду с гуманизацией воспитательных приемов, во внутренней жизни детского сада проявился и определенный идеологический подтекст. С раннего возраста ребенка приучают к черновой работе: дежурство по кухне, уборка помещений и т.п. Совместная хозяйственная деятельность формировала у детей «чувство равенства», «что мы все трудимся, что труд не позор, а достоинство человека» [8].
На примере двух дошкольных учреждений («Красная звездочка» и «Сказочка»), в которых воспитывались дети сотрудников и работников аппарата ВЦИК, можно представить объективную картину внутренней жизни отдельного учреждения. К работе этих садов был повышенный интерес со стороны высокопоставленных родителей. Результаты постоянных проверок и осмотров свидетельствовали о том, что, с одной стороны, здесь не было больших проблем с детским питанием, с подбором необходимого персонала. С другой стороны, налицо те же характерные проблемы организационного плана – «помещения неважные, оборудование неважное» [9]. Принципы трудового воспитания в «кремлевских» садах проводят «по большей части силком», на первом плане находится «показная сторона деятельности». Последнее крайне раздражало родителей, один из которых в 1920 г. представил во ВЦИК служебную записку о работе дошкольного учреждения «Сказочка». В ней сообщалось: «… если кто-либо из детей не в силах высидеть заданной работы, то он получает «резкое разрешение уйти», если не желает работать. Показная сторона особенно ярко проявляется во время детских праздников. Дети не веселятся, а веселят, показывая публике свою блестящую подготовку к маленьким спектаклям, пению, пляске. И довольный коллектив не задумывается над тем вредом, который заключают в себе двухмесячные репетиции, обучение так, а не иначе ходить, говорить, смеяться, пробуждение жажды произвести впечатление, и особенно, выборка детей, пригодных для «выступления» и горькое сознание тех, кто не удостоился. В детях вырабатывается манерность и неестественность» [10].
В «Сказочке» «дисциплина, «какими мерами заставить детей дежурить» – единственные вопросы, интересующие коллектив на педагогических собраниях. Воспитательное значение труда признается только на словах, пути к нему закрыты в силу вышеуказанного, а также ввиду того, что руководительницы тщательно сами избегают всякой физической работы. Да и сам уклад жизни детского сада, где топчется 12 – 14 взрослых людей, занятых тут же личными делами (стирка, глаженье и т.п.), не только не вызывает в ребенке охоты к работе, но, наоборот, вызывает в нем уверенность, что его присутствие всем мешает. Таким образом, в самом зачатке и по всем пунктам разбивается в ребенке всякое проявление личности, всякое творчество, в чем бы то ни было. Характерно, что ко всякому проявлению творчества, прорывающемуся в детях сквозь эти тиски, руководительницы относятся как к чему-то сверхъестественному и говорят о нем с каким-то мистическим удивлением. Если страдает индивидуальное развитие ребенка, то не меньше страдает ребенок и от отсутствия социального воспитания. Не чувствуя себя членом одной общины, не связанный этим великим чувством ни с взрослыми, ни с детьми, ребенок не несет никаких обязанностей и не знает ни за собой, ни за другими никаких прав. Они приходят в детский садик только потому, что «мамы нет дома». Он легко примиряется со всякой сменой руководительниц, не любя ни одной, не развивает в себе товарищеского чувства, не научается уважать ни себя, ни других, не дорожит ни материалом, ни пособиями, ни игрушками, ни чистотой» [11].
Если проследить результаты деятельности садов за 1918 – 1920 гг., то следует признать, что Советской власти в деле создания этого элемента социальной инфраструктуры города удалось достичь определенных успехов. На материалах Москвы, в которой впервые в Советской России была создана сеть дошкольных учреждений, мы видим не только рост количества детских садов, но и значительное увеличение числа посещающих их детей. Если в 1917 г. в Москве в 12 садах находилось всего 250 детей, то в 1920 г. число детских учреждений, рассчитанных на 13 тыс. маленьких москвичей, уже достигает 256 [12]. С другой стороны, совершенно очевиден классовый подход – в дошкольные учреждения попадают исключительно дети красноармейцев, коммунистов и рабочих. Дети, происходившие из семей «буржуазии», интеллигенции, городских средних слоев представлялись властям менее значимыми, с точки зрения их физического сохранения и духовного развития. Ребенку из таких семей пришлось особенно трудно в Советской России: уже по достижении 6 – 7 летнего возраста он должен самостоятельно заботиться о своем пропитании. Естественно, что в будущем такая бесконтрольность могла породить огромные проблемы в жизни государства. В 1920 – 1930 гг., когда в социальной структуре общества «остаются» только рабочие, крестьяне и интеллигенция, детский сад – это не только общедоступное учреждение, но и структурное подразделение отечественной школы, а в исторической перспективе – факт повседневной жизни советского человека.
Список литературы
1. ОПИ ГИМ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 218. Л. 47.
2. ЦАГМ. Ф. 1321. Оп. 1. Д. 10. Л. 56об.
3. Там же. Ф. 1616. Оп. 3. Д. 80. Л. 123.
4. ОПИ ГИМ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 218. Л. 50.
5. Там же. Л. 53, 54, 58, 60, 63, 66, 67.
6. Рабочая жизнь. 1918. 10 июня.
7. ЦАГМ. Ф. 2131. Оп. 1. Д. 109. Л. 5.
8. Там же. Л. 22об.
9. Там же. Ф. 2118. Оп. 1. Д. 73. Л. 99.
10. Там же. Д. 148. Л. 17, 18.
11. Там же. Л. 19.
12. ОПИ ГИМ. Ф. 454. Оп. 1. Д. 218. Л. 47.