Бегство крестьян из деревни. Голодное нищенство
1. Исход крестьян из деревни
Во время голода 1946–1947 гг. уход крестьянского люда из деревни усилился. В дальнейшем этот процесс нарастал и систематически подхлестывался непопулярными новациями, исходившими от правительства. С одной стороны, оно стремилось заставить сельчан трудиться в общественных хозяйствах при помощи страха и принуждения, с другой – символической оплатой трудодня, всяческими ограничениями ЛПХ, непомерными налогами делало невозможным их дальнейшее там существование. В основном по этой причине в послевоенную пятилетку сельское население СССР постоянно сокращалось на 1,0–1,5 млн. человек в год. Агромиграция проходила интенсивнее в переживших голод районах России, Украины, Белоруссии и Молдавии. После 1948 г., когда демобилизация из армии завершилась, сокращение становилось особенно заметным. Только население колхозов в течение 1948–1950 гг. сократилось на 3,7 млн. человек без республик Прибалтики, западных областей Украины, Белоруссии и Молдавии, где в конце 40-х годов началась коллективизация, ускорившая убыль сельского населения за счет высылки раскулаченных и бегства крестьян в города.
По рассекреченным данным, в Российской Федерации в 1950 г. выбытие населения из сельской местности определялось в 1 млн. 366 тыс. человек. В том же году рост населения в городах и рабочих поселках за счет прибывших из села был определен статуправлением РСФСР в 1 млн. 37 тыс. человек. Оставшуюся разницу в 329 тыс. человек между прибывшими в города и выбывшими из села статистики объясняли переходом в другую группу населения, учитывавшуюся в особом порядке, а также возможностью недоучета в связи с неполнотой записей в похо-зяйственных книгах и списках сельсоветского учета. Если по всей России наличное население сельской местности в 1950 г. по сравнению с 1949 г. уменьшилось на 1%, то по ряду отдельных областей снижение было более существенным: в Мурманской – на 6,1%, Рязанской – на 4,9%, Калужской – на 4,6%, Смоленской – на 4,5%, Владимирской – на 3,6%, Пензенской, Ульяновской, Калининской – на 3,5%, Татарской АССР – на 3,3%, Воронежской – на 3,1%. Изменение численности сельского населения по общественным группам отличалось понижением числа колхозников на 3,3%. На 1 января 1948 г. численность колхозного населения России составляла 72,8%, на 1 января 1949 г. – 70,8%, на 1 января 1950 г. – 69,8% на 1 января 1951 г. – 68,3%, т.е. за 3 года сократилась на 4,5%.
Сокращение численности сельского населения произошло в 1946–1950 гг. на Урале за счет Оренбургской, Курганской, Пермской, Свердловской областей и Башкирской АССР. В начале 50-х годов та же тенденция сохранялась в Оренбургской, Курганской областях. По другим территориям региона намечался прирост, натолкнувшийся на борьбу с подсобными хозяйствами колхозников в 1956–1958 гг. Важно иметь ввиду, что в 1950–1953 гг. население ряда областей Урала пополнялось в результате планового переселения семей колхозников из центральных областей России. В Пермской области в указанный период за счет переселенцев прирост составлял 7,9%, в Челябинской – 7,0%. В некоторых районах переселенцы не смогли компенсировать отлив коренного населения из сельской местности, а нередко и сами не приживались. В Курганской области, несмотря на прибытие 10,2 тыс. колхозников-переселенцев, общая численность сельчан сокращалась.
При сталинском беспаспортном режиме в колхозах за 8 послевоенных лет снижение численности колхозников составляло 10%, а в годы «оттепели» этот процесс усилился, и к 1959 г. удельный вес колхозников снизился еще на 13%. Если в 1947 г. российская деревня была на 75% колхозной, то к началу 19680 г. колхозники составляли менее половины сельского населения. В Западной Сибири население колхозов в 50-е годы сокращалось более быстрыми темпами, чем все сельское население России и Союза. Удельный вес сельских жителей в составе всего населения снизился с 59% до 49%, а доля колхозников в составе сельского населения – с 50% до 35%.
На Украине в 1949–1958 гг. отток из села был равен 3,78 млн. человек. Отъезду людей не смогло воспрепятствовать жесткое административное прикрепление к колхозам. Проведенное в 50-е годы укрупнение колхозов и преобразование колхозов в совхозы не смогло изменить направление миграционного потока. Сальдо миграции сельского населения Украинской ССР лишь в 1953 и 1956 гг. имело положительные сдвиги, а во все остальные годы указанного периода – со знаком «минус». В 1949–1952 гг. украинское село покинуло 1,56 млн. человек. Последующее хрущевское «укрепление» колхозов и совхозов УССР за счет ЛПХ крестьян вызвало волну беженцев в 2 млн. человек.
Известно несколько способов ухода крестьян из деревни: плановое сельскохозяйственное переселение, в порядке организованного набора на работу или учебу в промышленность и нелегальное, т.е. самовольное. За 1945–1950 гг. только из центральных областей России было переселено по плану 156 тыс. колхозных семей. Подобные переселения производились на Украине и в других союзных республиках. В течение того же периода по общесоюзному оргнабору в промышленность, строительство и на транспорт было привлечено около 3 млн. выходцев из села. По опубликованным данным государственная вербовка доминировала над самовольным уходом людей из деревни. Из 768,6 тыс. трудоспособных членов колхозов, выбывших в 1949 г. на постоянную работу в промышленность, через оргнабор было оформлено 80% и только 146,7 тыс. выбыли из колхозов в самодеятельном порядке. Примерно такое соотношение организованногои стихийного ухода из сельского хозяйства отмечалось в 1950 г.В некоторых районах России самовольный уход крестьян в города преобладал над государственным набором. В 1949 г. по районам Поволжья скрытый переход достигал 63% от общего сокращения колхозного населения, в некоторых северных областях – 40,7%, в Центральном Нечерноземье – 35,8%. Из колхозов Смоленской области с 1951 по 1953 гг. выбыло как минимум 78 тыс. колхозников, поэтому в 1953 г. трудоспособное население области не превышало 46% его численности 1940 г. Самовольный уход из колхоза не являлся приоритетным показателем, поэтому в полной мере не фиксировался местными статистиками. В земельной аналитике 1949–1955 гг. чаще фигурировали иные определения: «перемена местожительства», «исключение по уставу», «по неизвестным и другим причинам».
Миграция из села вела к прямому сокращению людности колхозных дворов посредством «вымывания» из их состава как молодых, так и опытных членов, что увеличивало удельный вес престарелых и нетрудоспособных в общей численности населения колхозов. В 1945 г. престарелые и нетрудоспособные колхозники составляли 7,8 млн. человек (11,8% всего колхозного населения), а к концу 1950 г. их численность увеличилась до 9,6 млн. человек (13,3%). Все эти изменения прослеживаются на типичном для того времени материале Костромской области, где с 1945 г. по 1947 г. за счет ухода крестьян число колхозных дворов в районах области уменьшилось на 9667, что составляло 7,2% к их общей численности на 1 января 1945 г. Однако за средними областными цифрами скрывались 9 районов, в которых уменьшение составляло в 1,5–2,5 раза больше среднего процента. В Чухломском районе число колхозных дворов уменьшилось на 354, т.е. на 10% от общей численности, в Нейском – 278 дворов (10,7%), Кадыйском – 300 (11,3%), Кологривском – 578 (11,6%), Сусанинском – 446 (12,1%), Межевском – 664 (13,6%), Игодовском – 345 (195,1%), Судиславском – 826 (15,3%) и Палкинском – 824 (17,4%). Причем это только та часть дворов, семьи которых целиком выбыли из колхозов. Многие крестьяне не могли сразу оторваться от земли, искали колхоз или совхоз получше. Некоторые закреплялись в других общественных хозяйствах в пределах того же района или области. Учет таких хозяйств не велся, иначе общее количество ушедших из колхозов было бы еще больше.
Средние районные данные также не раскрывали настоящего положения целого ряда колхозов, в которых ослабление хозяйства приводило по существу к их самоликвидации. Колхоз «За власть Советов» Игодовского района был организован на базе сел Цыгиево и Шишкино, из которых одно последнее имело 18 домов. На начало 1948 г. в селе Шишкино оставалось лишь 7 домов, а остальные 11 домов с надворными постройками, после ухода жильцов, были сломаны на дрова. Всего населения в этом колхозе оставалось 18 человек, в том числе восемь трудоспособных: один мужчина, семь женщин и два подростка. Демобилизация прибавила одного мужчину. Колхоз «Свободный труд» Бузановского сельсовета того же района был организован из 30 хозяйств жителей деревни Бузаново. В 1945 г. в колхозе было населения 52 человека, в том числе трудоспособных мужчин – 5, женщин – 18, подростков – 4 человека. В 1946 г. всего населения было 45 человек, в том числе 5 трудоспособных мужчин, 12 женщин и 2 подростка. На 1 января 1948 г. оставалось 35 человек, в том числе 8 трудоспособных женщин, 4 подростка и ни одного мужчины. Приведем отрывок из письменного заключения по данному хозяйству представителя Совета по делам колхозов по Костромской области: «Хозяйство колхоза «Свободный труд» идет по пути разорения, а колхоз накануне самоликвидации… Колхозники, не получая на трудодни, уходят из колхоза». Колхоз «Весна» Островского района той же области состоял из обитателей двух селений – Гармониха, в котором насчитывалось 38 дворов и Гордеиха – 32 двора. На начало 1948 г. в Гармонихе оставалось 14 домов, из которых 6 были забиты, а 24 дома снесены. В Гордеихе оставалось 15 домов, а 17 домов пошли на дрова. За 1947 г. из того же колхоза выбыло 4 двора, за 1-й квартал 1948 г. – 2. В колхозе оставалось 16 человек трудоспособных, из них 5 мужчин и 11 женщин.
2. Способы выживания людей на селе
На селе мог выжить тот, кто приспосабливался к адским условиям неприкрытой дискриминации. Кроме сельской «элиты», удерживались те, кто не имел прямого подчинения колхозам и совхозам. Это – работники партийных, советских и кооперативных организаций, леспромхозов, милиционеры, врачи, учителя и др. В Гармонихинском сельсовете Островского района числилось 8 колхозов, в которых к началу 1947 г. было 242 двора колхозников. Кроме того, на территории этих колхозов находились 66 дворов вышеназванных категорий населения. ЛПХ занимали значительный удельный вес в доходах неколхозных семей. Они пользовались землей, выгонами и пастбищами колхозов, производили покосы трав на землях колхозов и госземфонда. На территории колхоза «Весна» было 4 хозяйства служащих: заведующего районным дорожным отделом Мягкова с женой – продавцом магазина, дорожного десятника Молчанова с семьей, учительницы Синицыной с мужем-киномехаником и бывшей заведующей почтой Романовой с нетрудоспособной матерью. Все хозяйства держали по корове, а Романовы – 2-х, потому что сумели записаться на два самостоятельных хозяйства.
В деревне Воротимово, входившей в колхоз имени Ворошилова Судиславского района, на 1 января 1948 г. имелось 13 хозяйств, из них 9 состояли в колхозе, а в четырех остальных хозяева трудились на стороне или были нетрудоспособны. В одном доме жили старуха со стариком, который работал в лесхозе, в другом – старуха с дочерью – работницей совхоза, в третьем – охотник-промысловик и в четвертом доме – нигде не работавший старик, живший лишь тем, что выращивал на приусадебном участке. «Независимое» существование владельцев этих хозяйств вызывало ненависть некоторых колхозных лидеров, которые всеми правдами и неправдами разжигали против них гнев соседей-колхозников, оказывавшихся по сравнению с теми в худшем материальном положении.
Имущественное расслоение наблюдалось и среди самих колхозников. Жизнь требовала от них тактической сметки и деловой изобретательности. Те колхозники, которые ухитрялись кормить семью, не рассчитывая на оплату по трудодням, тоже не пользовались расположением правления колхоза и сельсовета. Их держали на особом учете в списке «мнимых колхозников», нарекали обидным «околоколхозным населением». Колхозница М.С. Лаврентьева и ее дочь И.М. Скворцова из сельхозартели им. Орджоникидзе Сусанинского района жили раньше раздельно. После того, как у старушки развалился от древности дом, она перебралась жить к дочери, а приусадебный участок размером 0,41 га в колхоз не сдала. Таким образом, у них стало два участка общей площадью около 1 га. Колхозник П.М. Попов имел приусадебный участок в 0,41 га, жил вместе с сыном, который тоже получил 0,25 га земли, в хозяйстве держали 2-х коров. Старик И.В. Закатилов в колхозе не работал, имел приусадебный участок в 0,44 га. В 1947 г. совершил раздельный акт со своим сыном, который продолжая жить вместе с отцом, получил на себя участок земли в 0,25 га. Все делалось по закону, но считалось нарушением устава сельхозартели и всячески преследовалось властями.
Раздел колхозных дворов происходил повсюду. В 19471948 гг. этим занялись органы прокуратуры и начали проверку. В 24 районах Курской области обнаружили 1232 «фиктивных» раздела, в Смоленской – 888, Чкаловской – 227, Воронежской – 226, Полтавской (УССР) – 146, Мордовской АССР – 141. В тех тесных экономических рамках, которые изначально были определены колхозам и совхозам, они держались только на дешевой рабочей силе и донорстве личных «подсобных» хозяйств. Поэтому многочисленные факты разделов колхозных дворов с целью получения дополнительного клочка земли и обзаведения скотом в обход колхозного устава всерьез тревожили руководство в центре и на местах. Во-первых, крестьяне больше времени уделяли ЛПХ, во-вторых, становились менее зависимыми от коллективного хозяйства. В начале сентября 1948 г. новым Генеральным прокурором СССР Сафоновым было информировано ЦК ВКП(б) о фактах фиктивных разделов колхозных дворов. По мнению прокуратуры статьи 73–84 Земельного кодекса РСФСР, изданного в 1922 г., а также инструкция Наркомюста и Наркомзема РСФСР от 30 марта 1927 г. по применению указанных статей Земельного кодекса предусматривала разделы единоличных хозяйств и не отражала изменений, произошедших с сельским хозяйством в связи с победой колхозного строя. Лиц, виновных в «фиктивных» разделах колхозных дворов, предлагалось привлекать к суду, а регистрацию разделов аннулировать с изъятием «незаконно» полученного приусадебного участка, находившегося в собственности колхозного двора в результате раздела. Созданная комиссия, приготовила проект соответствующего Указа Президиума Верховного Совета СССР, но окончательного разрешения вопрос не получил. В конце октября 1949 г. по данному вопросу Сафонов адресовал докладную записку секретарю ЦК ВКП(б) Маленкову, в которой просил ускорить издание предложенного год назад специального Указа с целью пресечения многочисленных фактов разделов колхозных дворов. Указ подрезал жизненно важные корни, необходимые для сохранения личного хозяйства крестьян, больно ударял по многодетным семьям инвалидов, вдов и был выгоден при двух-четырех трудоспособных на двор. «У нас в колхозе, – писал в Совет по делам колхозов инвалид войны Ф.В. Михайлов из деревни Кожевниково Высоковского района Калининской области, – установлены приусадебные участки вместе с площадью, занятой постройками, в 0,25 га на каждый двор… Участок земли у нас рассматривается как некая отдушина, но как ничтожно мала она для большой семьи колхозника и как животворна для двух-трех дачных семей! Таковые хозяйства, а их немало (одиночки есть, но о них не говорю), имеют возможность подсевать на усадьбах и зерновые. А большая семья? Выходит она виновата за свою многоглотную потребность, виноваты дети, о которых мы с восхищением говорим как о нашем будущем, как о кадрах Родины. И для них ни клока приусадебной земли. Кормитесь мол, и растите как хотите! Возьмем, к примеру, колхозные дворы. Первый – в два человека, а второй – в девять человек. Приусадебные участки – равные! Оба двора собрали урожай картофеля по 120 пудов. И что же выходит? Первое хозяйство получило по 60 пудов на едока, второе – по 13 пудов на едока… Лишь в госпоставках молока, мяса, яиц, шерсти, картофеля, многоедачные дворы выигрывают тем, что с едока у них приходится много меньше, чем у малосемейных… Необъятность пахотных просторов в колхозе (пожалуй, и в областном масштабе) вполне позволит наделить хоть каждую душу 25-ю сотками земли, лишь бы это крепило фундамент Родины и ускоряло бег восстановительной сталинской пятилетки! Но моя семья была бы удовлетворена, если бы она могла получить хоть семь соток приусадебной земли на едока…». Сверх уставной нормы никто не получал ни одной сотки, а на обман и захват колхозной земли не каждый решался, не рискуя попасть в число нарушителей. В силу малоземелья из многодетных семей трудоспособная молодежь первой уходила на работу в промышленность.
Лучше устраивались те, кто был рядом с властью. У секретаря первичной партийной организации известного нам колхоза им. Орджоникидзе Сусанинского района Костромской области, учительницы школы А.В. Масловой, отец был исключен из колхоза за прогулы. Хотя в правах члена колхоза он не был восстановлен и не работал в колхозе, при вмешательстве районного сельхозотдела приусадебный участок в размере 0,40 га у него не отобрали. Маслов – отец, имея одну корову, записанную на него, другую записал на вторую дочь, работавшую председателем сельского совета в той же деревне. Вместе с дочерью-учительницей он возбудил ходатайство перед сельским советом о пересмотре статуса главы семьи и владельца хозяйства. В марте 1948 г. сельсовет вынес решение: считать главой семьи его дочь – учительницу Маслову. Таким путем они освобождали свое хозяйство от уплаты обязательных поставок государству, поскольку учителя пользовались такими льготами. Обо всех приведенных фактах было известно районным партийным и советским организациям, но решительных мер они не принимали. В отличие от областных и более высоких чиновников, они сами являлись выдвиженцами из колхозно-совхозной среды и прекрасно понимали, что иначе там прожить нельзя.
В другом свете информация о положении дел в деревне поступала в Совет по делам колхозов при правительстве СССР от его собственных эмиссаров. Причины развала общественных хозяйств представитель Совета по делам колхозов от Костромской области видел в безразличном отношении к организационно-хозяйственному укреплению колхозов со стороны работников сельского хозяйства, советских и партийных организаций, в нарушении дисциплины и расширении личных хозяйств колхозниками. «Ничем иным, – писал он, – нельзя объяснить наличие такого положения, когда в 8 районах области имеются 23 колхоза с наличием трудоспособных от 6-ти до 10-ти человек… Раньше эти колхозы не были такими маломощными, а дошли до такого состояния в результате сокращения общественного хозяйства, вследствие чего, начался уход целых семейств колхозников и полная ликвидация жилых и надворных построек и не только отдельными домами, а целыми деревнями». Содержание записки выражало призыв к борьбе за укрепление дисциплины в колхозах, к обрезанию земельных участков, ограничению ЛПХ колхозников.
Подобное положение складывалось в сельском хозяйстве Великолукской области, где в 1950 г. в значительной части колхозов урожай зерновых был собран низкий и около 40% хозяйств выдавали на трудодни менее 300 г. хлеба, причем 26 колхозов вообще не распределяли его по трудодням. Из-за неблагоприятных погодных условий около 20 тыс. хозяйств колхозников не получили картофеля с приусадебных участков. В связи с отсутствием достаточного питания многие семьи голодали. В Локнянском районе было зарегистрировано 145 случаев опухания колхозников. Отмечались факты массового ухода людей из отдельных районов и создалось напряженное положение с рабочей силой. В начале 40-х годов в Великолукской области было 344 тыс. трудоспособных колхозников, а в начале 50-х годов оставалось около 170 тыс., т.е. вдвое меньше. Из-за нехватки рабочих при недостаточной механизации производства не обрабатывалось около 200 тыс. га пашни, т.е. более 20% всей пахотно способной и закрепленной за колхозами земли.
3. Из колхозников – в горожане
В лесной полосе объектами притяжения мигрантов из колхозов и совхозов являлись лесоразрабатывающие и торфодобывающие предприятия, располагавшиеся поблизости. Там сокращение колхозного населения происходило за счет колхозников, перешедших на работу в государственные предприятия и кооперативные учреждения без перемены места жительства. По СССР удельный вес таких бывших колхозников в составе всего населения колхозов составлял в 1946 г. – 2,1%, в 1953 г. – 3,6%. По отдельным территориям этот процент был выше. В Удмуртской АССР данная категория населения составляла в 1946 г. 3,4%, в 1953 г. – 5,2%. По данным отчета комбината «Удмуртлес» число постоянных рабочих кадров за 1950 г. увеличилось, главным образом за счет колхозников, на 3393 человека.
В 1946–1951 гг. из колхозов Удмуртии в рабочие поселки республики выбыло до 35% мигрантов, в города – 10%, за пределы республики – 10%, в неизвестном направлении – 44%. В 1951–1954 гг. процент выбывавших из колхозов в города республики возрастал в 1,5 раза, а за пределы республики – в 4 раза. Количество работавших в промышленности республики в сентябре 1951 г. возросло против сентября 1950 г. на 14 тыс. человек, в сентябре 1952 г. против сентября 1951 г. – на 15 тыс. Главным источником роста были сельские мигранты. Выбытие колхозного населения приводило к росту численности населения в городах. В 1939 г. численность городского населения республики составляла 320,5 тыс. человек, в 1951 г. – 442 тыс., в 1959 г. – 593,8 тыс. В отдельные годы механический прирост населения городов Удмуртии во много раз превышал естественный прирост. В 1953 г. в г. Ижевске естественный прирост населения составлял 4190 человек, а механический – 9851, в г. Глазове – соответственно 391 и 911, в г. Сарапуле – 821 и 2388. Пополнение городского населения УАССР происходило главным образом за счет жителей села. В увеличении потока мигрирующих из республики немалую роль сыграли такие факторы, как организованный набор и общественные призывы молодежи. По данным контор по набору рабочих за пределы республики выехало в 1950 г. 3539 человек, в 1951 г. – 2199, в 1952 г. – 3625, в 1954 г. – 1689 человек.
Бегство людей из колхозов вызывало беспокойство местных руководителей. В своих обращениях они просили правительство принять самые решительные меры, запрещавшие колхозникам самовольно покидать общественные хозяйства, разыскивать и возвращать беглецов назад. Десятки таких писем сохранились в архивах. В колхозе «Родина» Азлецкого сельсовета Харовского района Вологодской области в марте 1952 г. по 13 населенным пунктам было около 600 человек, из которых только 230 человек работали в колхозе, остальные – престарелые, подростки и дети. Самочинно сбежавших из колхоза было 37 человек. Среди них оказалось 8 членов ВКП(б), 2 члена ВЛКСМ. Уходили не только рядовые колхозники, а и председатели ревизионных комиссий, бригадиры, заведующие фермами и члены правления колхоза. Среди ушедших было 26 мужчин, т.е. 70,2% их общей численности. Это означало, что колхозы покидала немногочисленная мужская прослойка. Подтверждение находим в исследованиях по Украине, Сибири и Дальнему Востоку. Например, сальдо миграции городского населения Сибири в 1946–1959 гг. формировалось за счет лиц мужского пола. На долю мужчин в составе механического прироста городского населения региона приходилось 50%, на долю женщин – 41%.
Именно то время было началом возникновения безлюдных деревень и безудержного роста населения в городах. В 19511954 гг. в СССР численность наличных дворов в колхозах уменьшилась на 740 тыс. За тот же период население колхозов сократилось на 5,2 млн. человек. Данные о сокращении колхозных дворов были исчислены с поправкой на прирост колхозных дворов после коллективизации в Западной Украине, Западной Белоруссии, Молдавии и республиках Прибалтики. Точнее представлены данные по России, где за те же три года численность дворов колхозников сократилась на 764,7 тыс., в том числе в Центральном, Центрально-Черноземном и Волго-Вятском районах – на 411 тыс.
С 1945 г. по 1953 г. городское население России увеличилось на 13 млн. человек в основном за счет механического прироста. Быстрый рост «горожан» при одновременном сокращении сельчан наблюдался в Сибири и на Дальнем Востоке. К 1950 г. общее количество жителей региона относительно 1940 г. увеличилось только на 8,8%, а жителей городов и рабочих поселков – на 53,6%. Наблюдались резкие сдвиги в бывших сельскохозяйственных районах Западной Сибири. В Алтайском крае удельный вес горожан увеличился почти на 10%, в Томской области – на 11%, Омской – на 11,5, Курганской – на 17,2%. Если накануне войны общий уровень горожан во всем населении региона соответствовал общесоюзному, то в 1950 г. удельный вес городского населения в Сибири и на Дальнем Востоке обогнал общесоюзные темпы роста. В целом по Союзу ССР относительная его численность составляла 30%, а по сибирской и дальневосточной территориям – 46%, в том числе в Западной Сибири – 41, в Восточной – 46, на Дальнем Востоке – 64%.
Если раньше правительство, испытывая нехватку рабочих рук в промышленности, насильно изгоняло крестьян из деревни, то послевоенные события приводили к избытку людей, стремящихся получить рабочие специальности с гарантированной оплатой труда. За счет притока сельчан в 1947 г. численность рабочих кадров промышленности впервые достигала довоенного уровня, а в 1950 г. почти на 3 млн. человек его превосходила. Вчерашнее крестьянство не сразу адаптировалось в промышленности. Текучесть кадров была высокой по причине жилищно-бытовой неустроенности, недостатков в организации производства и оплате труда. Характерно, что значительная часть рабочего пополнения, выбывавшая с производства, не возвращалась в сельское хозяйство, а устраивалась на родственных предприятиях в промышленности. В начале 1948 г. индустрия была с избытком насыщена рабочей силой, а приток людей из деревни не прекращался.
Чтобы занять огромное число желавших получить работу в городах, правительство приступило к организации широкомасштабного строительства по типу общественных работ, проводившихся в голодные годы в царской России. Постановлением Совета министров СССР №2878 от 17 августа 1947 г. «О мероприятиях по строительству многоэтажных домов в Москве» Сталин возобновил строительство советских «храмов», начатое во время голода 1933 г. По объему это был один из самых пространных документов, который вместе с приложением и отдельно данными секретными пунктами не помещался на 30 страницах.
Согласно постановлению в 1947–1948 гг. были проведены подготовительные работы, осуществлено строительство предприятий и складов, жилищ для рабочих. По организованному набору было привлечено 24,5 тыс. человек рабочих, служащих и специалистов с семьями из других городов и из числа сельского населения. Всем был разрешен въезд и прописка в г. Москве. В США, Англию, Швецию для изучения опыта строительства и эксплуатации многоэтажных зданий было командировано 10 инженеров сроком на 6 месяцев.
В 1948 г. было начато строительство 16-ти этажных домов в районе Каланчевской площади, Котельнической набережной, у Красный ворот, на площади Восстания. Возобновилось строительство Дворца Советов, для чего было создано стройуправление со штатом в 1398 единиц. Возводились не просто высотные дома, а дворцы с соответствующим внешним и внутренним убранством. Удвоился объем работ Московского метростроя. В 1949–1950 гг. для оснастки строившихся зданий было освоено производство современных кондиционеров, газовых плит, высококачественных радиаторов, умывальников, унитазов, писсуаров, чугунных эмалированных ванн, биде, моек-раковин и проч. Для отделки домов и Дворца Советов было поставлено 2000 куб. м мрамора и 6000 куб. м гранита, 200 тыс. кв. м паркета «специал», 38 тыс. кубометров выдержанной древесины твердых пород дуба, бука и др.
В сельской местности с начала 50-х годов часть уходившего из колхозов и совхозов населения была задействована в общесоюзной аграрной программе по созданию крупных государственных защитных лесных полос с целью преодоления губительного влияния суховеев на урожай сельскохозяйственных культур и предохранения от выдувания плодородных почв Поволжья, Северного Кавказа, Центрально-Черно-земных областей, а также в строительстве оросительной системы на юге Украины, в Крыму, Ростовской и Сталинградской областях.
Чрезмерное «заимствование» трудоспособных кадров наносило непоправимый ущерб деревне. По данным годовых отчетов колхозов в 1951 г. по сопоставимой территории (без западный областей УССР, БССР, без Молдавской ССР и Прибалтийских республик) численность трудоспособного населения в колхозах по сравнению с 1948 г. уменьшилась на 2,4 млн. человек, т.е. на 8,7%. Сокращение наблюдалось не только в сравнительно благополучных с рабочей силой областях, а также и в тех, которые испытывали острую нехватку трудовых ресурсов, в частности в Поволжье. В процентном отношении численность трудоспособных за 1949–1951 гг. уменьшилась по Куйбышевской области на 24,2%, Сталинградской – на 23,4%, Кировской – на 23,3%, Калининской – на 22,2%, Саратовской – на 21,3%.
Колхозы и совхозы уже не способны были своими силами провести сенокос и уборку урожая. В послевоенные годы привлечение горожан к летне-осенним полевым работам переросло в повсеместную проблему. В 1950 г. горожане Новосибирской обл., направленные на сезонную работу в деревню, отработали 506 тыс. человеко-часов, в 1956 г. – 2148 тыс., а среднегодовая численность привлеченных возросла за то время более чем в 4 раза. В 60–70 годы в помощь колхозам и совхозам направлялось все больше и больше городских жителей. Дошло до того, что в 1985 г. в среднем по СССР ежедневно 400 тыс. рабочих и служащих отвлекались от основной деятельности на сельскохозяйственные работы, т.е. при пятидневной рабочей неделе в течение года в колхозах и совхозах трудилось примерно 96 млн. человек, или более 1/3 всего населения СССР. В том же году затраты предприятий и организаций на выплату сохранявшейся по месту основной работы зарплаты командированным на село лицам составляли не менее 0,8 млрд. руб. Такова была ежегодная плата государства за разорение деревни.
4. Голодное нищенство
Естественным следствием голода, репрессий, миграций и поголовной бедности являлось нищенство. Его отличительной чертой было то, что люди шли просить милостыню не для пополнения своего бюджета, а с целью поддержания жизни. Они надеялись получить хлеб, чтобы утолить жажду голода. Такое явление стало многочисленным во время Великой Отечественной войны, а достигло рекордных размеров в первые послевоенные годы. С лета 1946 г. из районов засухи голодное нищенство распространилось по всей территории Союза. На положение нищенствующих чаще всего переходили жители деревни: вдовы, одинокие старики, инвалиды войны и труда, дети. Деревенское нищенство возросло в 4–8 раз. Мало кто обращал на него внимание, такое занятие считалось обычным делом. В редких случаях сводки областных, краевых и республиканских комитетов партии упоминали об отдельных фактах гибели нищенствующих колхозников от истощения и болезней. В колхозе «Динамо» Федюковского сельсовета Износковского района Калужской области колхозница Хренова, вдова фронтовика, мать 4-х детей, в 1946 г. заработала 200 трудодней. В хозяйстве скота не было, в самом начале 1947 г. хлеб и картофель кончились. Вся семья христарадничала. Дети исхудавшие, обуви и одежды не имели, ходили в лохмотьях. Колхозница того же колхоза Каткова Прасковья, 66 лет, одинокая, два сына погибли на фронте, муж также был убит немцами. Хлеба и картофеля не имела, жила подаянием, но от недоедания ослабела и не могла передвигаться.
По мере усиления голода нищие кочевали из деревни в места концентрации продуктов питания – крупные промышленные центры. Характерной чертой голодного нищенства было приобщение детей. Вместе с родителями или, с их ведома, дети отправлялись нищенствовать самостоятельно. Некоторые добирались до г. Москвы. Нищенство было запрещено и строго преследовалось милицией. В Москве число детей, задержанных за нищенство, выросло во II-ом полугодии 1946 г. по сравнению с I-м в 2 с лишним раза, с 1067 до 2319 человек, в г. Рязани численность задержанных детей-нищих достигала 956 человек. При аресте за нищенство дети водворялись в места своего проживания под опеку родителей или родственников. Взрослых при повторном задержании судили, в наказание привлекали к краткосрочным исправительно-трудовым работам. Нищие уходили из городов, прятались в отдаленных районах, собирались сотнями возле крахмалопаточных заводов, выпрашивая производственные отходы (мязгу) для употребления в пищу.
Систематизированный учет нищих никем не производился. Отделы социального обеспечения изредка брали на заметку дошедших до такого положения пенсионеров. Вне поля зрения государственной службы помощи оказывались многочисленные лица, не получавшие пенсий и находившиеся в еще более стесненных материальных условиях. Они-то и пополняли ряды нищенствующих. Лишь после постановления Совета министров СССР от 19 июля 1951 г. №2590–1264-с о борьбе с нищенством и антиобщественными паразитическими элементами, милиция стала учитывать задержанных нищих, попрошаек и бродяг, порой не разделяя их на категории. Сходную функцию отчасти выполнял Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 июля 1951 г. «О мерах борьбы с антиобщественными и паразитическими элементами», который напоминал Указ от 2 июня 1948 г., только направлен был не против сельских жителей, а против горожан. Как и в 30-е годы, волна репрессий, начатая в деревне в 1948 г., через три года докатилась до административных центров. Разумеется, новый Указ коснулся не столько городских нищих и бродяг, сколько несогласных с режимом, названных впоследствии инакомыслящими. Более-менее точно определить численность нищих в те годы не просто. По приблизительным подсчетам в 1946–1947 гг. число нищих в целом по СССР доходило до 2–3 млн. человек. В последующие годы по мере постепенного улучшения уровня жизни значительная часть людей смогла оставить неприглядное занятие, но и в дальнейшем до середины 50-х годов уровень нищенства оставался высоким и колебался в среднем от 0,5 до 1 млн. человек в год.
Большинство нищих составляли инвалиды войны, труда и престарелые. Преобладали люди, не получавшие пенсий и не имевшие родственников, а также лица получавшие пенсии по категории «прочих», т.е. 71 руб. в месяц – в городах и 11 руб. – в сельской местности. Хлебные надбавки к пенсии начислялись только пенсионерам, проживавшим в городах и рабочих поселках. Житель г. Ленинграда А.В. Рядов 1890 г. рождения, одинокий, потерявший близких родственников в период блокады города, участник Отечественной войны с 1941 по 1944 гг. До 1947 г. получал пенсию как инвалид войны II-й группы, а с определением инвалидности по III-й группе пенсии был лишен. Нищенствовал, неоднократно пытался устроиться в дом инвалидов, но получал отказ из-за отсутствия места.
Не всякий мог рассчитывать на государственное попечение. Действовали ограничения. Согласно 8-му пункту положения «О домах инвалидов труда общего типа», утвержденному Народным комиссариатом социального обеспечения РСФСР 9 июля 1943 г., в дома инвалидов труда общего типа принимались только лица, не имевшие родственников, обязанных по закону их содержать. В положении не учитывалось, что часто родственники инвалида или престарелого сами бывали плохо материально обеспечены. Следует обратить внимание и на другое ненормальное обстоятельство, заключавшееся в том, что Министерство социального обеспечения РСФСР вместо того, чтобы отменить названное ограничение, в апреле 1948 г. издало приказ №232, которым категорически запрещалось принимать в учреждения социального обеспечения инвалидов III группы, а также инвалидов I и II группы и престарелых, имевших родителей или родственников. Устройство их в дома инвалидов можно было производить только в исключительных случаях с разрешения министерства. Между тем, по данным обследований материально-бытовое положение многих родителей и родственников инвалидов было исключительно тяжелым, а некоторые из них сами нуждались в неотложной помощи государства.
Как ни больно было фронтовикам-инвалидам сознавать оскорбительную приниженность своего места в обществе, оставалось одно – обращаться к людям за подаянием. Бывшие ротные запевалы нищенствовали с гармонией. Среди них попадались с высшим образованием и члены КПСС. По доносам районного отдела социального обеспечения коммунистов обсуждали на партийных собраниях, давали выговор вместо материальной помощи. А.Н. Медведев, 1923 г. рождения, инвалид войны I группы (слепой), проживал в г. Москве, Ждановском районе, по Новоосташковской улице, дом 6/14, кв. 4, получал пенсию 560 руб. Семья состояла из наработавшей жены-поводыря и четверых дошкольного возраста детей. Медведев бросил низкооплачиваемую работу на предприятии Общества слепых и занимался нищенством по преимуществу в трамваях. Во время «проработки» заявил, что на предприятие не вернется, так как на заработанные деньги не мог содержать семью.
По спискам Московского городского отдела социального обеспечения на 15 февраля 1950 г., из лиц, проживавших в Москве, занимались нищенством 528 человек, на 31 октября 1951 г. – 513. К 1 декабря 1952 г. численность нищих удвоилась и составляла 1027 человек, в том числе мужчин – 436 человек и женщин – 590. Из них пенсию получали 536 человек, в том числе инвалидов войны – 56 человек, членов семей погибших воинов – 60, инвалидов труда – 420. Остальные являлись престарелыми гражданами, не получавшими пенсии вследствие отсутствия у них требовавшегося по закону трудового стажа. Из общего количества учтенных, занимавшихся нищенством, 156 человек оказались работавшими и получавшими мизерную плату. Из числа таких людей нищенствовала Л.Н. Баранова, 1922 г. рождения, мать 4-х детей, вдова фронтовика, проживавшая в Сокольническом районе г. Москвы по Маленковской улице, дом 3, кв. 21. Работала уборщицей на стадионе с заработком 260 руб. в месяц, кроме того получала пособие на троих детей в сумме 100 руб. От устройства детей в приют отказывалась.
Несмотря на серию мероприятий 1953–1954 гг., нищенство в Москве ликвидировать не удавалось. На 1 июля 1953 г. органами социального обеспечения было зарегистрировано 405 нищих, а на начало 1954 г. – 367 человек, в том числе инвалидов и престарелых, не получавших пенсий и не имевших родственников – 150, инвалидов-пенсионеров, размер пенсий которых составлял до 100 руб. – 60, до 159 руб. – 47, до 200 руб. – 62, до 300 руб. – 25, до 500 руб. – 12 человек. Как видим, по мере роста размера пенсий, число людей прибегавших к нищенству сокращалось. Удивительно, что среди малообеспеченных органы соцобеспечения и милиция по своим небесспорным критериям умудрялись обнаруживать нищих-профессионалов. В отчете Министерства социального обеспечения РСФСР по ликвидации нищенства в России за 1954 г. было записано буквально следующее: «Среди нищенствующих имеется значительное число лиц, избравших нищенство своей профессией. Из 150 инвалидов и престарелых нищих по г. Москве, нищих-профессионалов выявлено 63 человека. В Москве и Московской области занимается нищенством В.Д. Илюхин, 1881 г. рождения, получает пенсию 140 руб. за погибшего сына, из родственников в Москве никого не имеет, в дом престарелых пойти не желает…». Отказавшихся от дома престарелых, записывали в профессионалы, что автоматически означало возможность применения против них судебно-правовых мер. Московские власти любыми способами избавлялись от нищих-москвичей, а их места сразу же занимались приезжими. Среди 286 человек, задержанных за нищенство в Москве в июне 1954 г., было 211 жителей Калининской, Калужской, Владимирской, Рязанской, Смоленской и других областей.
В других городах по сравнению с Москвой успехи в деле ликвидации нищенства были скромнее. В 1953 г. органами милиции г. Ленинграда было задержано в трамваях, троллейбусах, на рынках и улицах города более
По мнению чиновников из Министерства госконтроля СССР, большую работу по борьбе с нищенством проводили областной Совет и милиция г. Ростова-на-Дону, поэтому там количество задержанных нищих и бродяг в 1953 г. снизилось по сравнению с 1951 г. более чем в 2 раза (в 1951 г. было 2566 человек, в 1953 г. – 1128). Однако вскоре вновь произошло увеличение: за 9 месяцев 1954 г. было зарегистрировано 1300 человек против 886 человек, задержанных и зарегистрированных за то же время в 1953 г., что на 47% больше. Всего по Ростовской области в 1954 г. было задержано за нищенство 4093 человека. Среди нищих значительную часть (до 10%) составляли женщины, имевшие на руках малолетних детей. В связи с амнистией, вызванной смертью Сталина, численность нищенствующих женщин с детьми резко увеличилась: за 9 месяцев 1953 г. на станции Ростов их было задержано 114 человек, а за 9 месяцев 1954 г. – 229 человек, т.е. в 2 раза больше. Среди нищих и бродяг, зарегистрированных в городах Ростовской области, подавляющее большинство составляли инвалиды и престарелые. Из 460 нищих, задержанных летом 1954 г. в самом г. Ростове, трудоспособных было только 96 человек, т.е. 21%, остальные 365 человек были инвалидами и стариками. Милицией был задержан старик Слободзенюк М.Н., 1864 г. рождения (90 лет). Он не получал пенсию, не имел родственников и определенного места жительства. Начал нищенствовать в 1933 г. и с тех пор странствовал по Союзу. Просился в дом для престарелых, но его не принимали как нигде не прописанного и не имевшего документов.
По данным областного управления милиции, в г. Свердловске в 1952 г. было взято на учет 2319 человек, задержанных за нищенство, плюс 1415 человек – по районным городам и населенным пунктам Свердловской области, а всего – 3734 человека. В 1953 г. в целом по области численность нищих возросла и составляла 4040 человек. За 9 месяцев 1954 г. в г. Свердловске и районах Свердловской области было задержано 2212 человек. Из общего количества нищенствовавших в тот же период в областном центре, 479 человек или 42% имели свердловскую прописку, а 685 человек являлись приезжими из других республик, краев и областей. Состав лиц, задержанных за нищенство в г. Свердловске в течение 9 месяцев 1954 г., характеризовался следующими данными: всего задержанных – 1154 человека, из них инвалидов – 456, престарелых – 461, женщин с детьми – 29, прочих – 128. 469 человек нуждались в определении их в дома инвалидов, поскольку не имели жилья, родственников и являлись материально необеспеченными.
План организации новых инвалидных домов систематически не выполнялся Свердловским областным отделом социального обеспечения. В результате к концу 1954 г. вместо 2360 коек-мест фактически имелось 2110, т.е. на 250 коек меньше, а количество инвалидов и престарелых, нуждавшихся в приюте, возрастало. Из 319 заявлений, поступивших в областной отдел социального обеспечения в 1952 г. от инвалидов и преклонных лет граждан, было удовлетворено 298 или 93,4% потребности. В следующем 1953 г. из 606 заявлений удовлетворили 517 или 85,3%. Очень тяжелое положение с материально-бытовой помощью инвалидам и престарелым создалось в 1954 г. Из имевшихся на 1 октября т. г. 820 заявлений от инвалидов и престарелых, просивших пристанище, были предоставлены места в домах-интернатах лишь для 449 человек (54,7%), а 372 человека оставались на очереди, причем многие из них состояли на учете по нескольку лет. С пометкой «первая очередь» было заявление А.П. Липатова, инвалида Отечественной войны, не имевшего родственников и средств к существованию, поступившее в отдел 10 июня 1950 г. В своем заявлении он указывал, что на работу его не принимали и он питался тем хлебом, который выпрашивал у людей. В число нищенствующих попадали и рабочие. Бывший термист Уральского алюминиевого завода, инвалид II группы С.В. Лопатин получал пенсию в 210 руб. В своем заявлении от 17 августа 1954 г. он сообщал, что был уволен с завода по старости. Денег на питание ему не хватало, квартиру оплачивать не мог. Просил направить его в дом инвалидов, но его просьбу не смогли удовлетворить в связи с отсутствием свободных мест. Приходилось просить подаяние.
Многие инвалиды с помощью отделов социального обеспечения пытались устроиться на работу. Далеко не всем это удавалось. По Свердловской области план трудоустройства инвалидов всех категорий на 1954 г. в количестве 3100 человек, в том числе инвалидов войны – 1000 человек и инвалидов труда – 2100 человек, был выполнен за 1-е полугодие на 69,2%. 2144 человека было направлено на работу, в том числе 886 инвалидов войны и 1258 инвалидов труда. В Каменск-Уральской артели «Трудовик» (Свердловская обл.) в пуговичном цехе в 1953 г. работало 12 человек слепых. В марте того же года они были уволены, а цех был закрыт. Спустя неделю уволенные инвалиды нищенствовали на рынке г. Каменск-Уральска. Их товарищам, оставленным в артели, жилось не лучше. По причине отсутствия приспособлений и принадлежностей для обеспечения труда инвалидов и необеспеченности производства необходимыми материалами 10 человек той же артели за 17 рабочих дней в феврале 1954 г. получили всего по 20–25 руб. каждый. Многие инвалиды не имели жилья и вынуждены были снимать угол на частных квартирах с оплатой от 50 до 100 руб. в месяц, что для них было не по карману.
Неэффективная борьба с нищенством велась в Куйбышевской области и Татарской АССР. Данные о численности нищих и бродяг умышленно занижались. Сведения по Куйбышевской области давались неполные. Например, на 1 августа 1954 г. они составлялись по 16-ти районам и городам области, а на 25 сентября т.г. – только по 9-ти районам и городам из имевшихся 41. Причем не включались те районы, в которых имелось много нищенствующих лиц: Жигулевский, Куйбышевский, Приволжский и Чапаевский. По данным областного управления милиции, в селе Георгиевка Куйбышевского района той же области проживало до 35 человек инвалидов войны и труда, женщин с малолетними детьми, живших нищенством. Судьба забросила их в село из родных мест Ивановской, Смоленской, Горьковской областей, а также после освобождения из заключения. Они просили милостыню в поездах и в г. Куйбышеве.
По сведениям Казанского городского отдела социального обеспечения, живших в г. Казани нищих числилось будто бы меньше ста человек, а милицией ежегодно задерживались тысячи нищенствующих. В республике имели место случаи незаконного увольнения с работы инвалидов и членов их семей. Некоторые через суд восстанавливались, но при сокращении штатов первыми попадали за ворота. Из сторожевой охраны Казанского горисполкома в 1953 г. было уволено по сокращению штатов 30 человек инвалидов, многие из которых пополнили ряды нищих. Порядок нарушался и в артелях, специально предназначенных для калек. Туда охотнее брали здоровых рабочих. Группой инвалидов войны была послана жалоба на имя заместителя председателя Совмина СССР К.Е. Ворошилова, в которой сообщалось, что на предприятиях г. Казани не принимали на работу инвалидов Отечественной войны. Жалобой занималось Министерство госконтроля СССР, но и после проверки мало что изменилось к лучшему.
5. Антинищенская кампания
Не только в послевоенную пятилетку, но и в начале 50-х годов раздавленная деревня «рекрутировала» в города нежелательные толпы голодного нищенства. Правительство СССР, не обращая внимания на отдаленные от центра территории, все силы бросало на подавление очагов нищенства в областях, граничащих с Московской. Постановление Совета министров РСФСР от 31 декабря 1952 г. №1698–98-с обязывало Калужский облисполком и лично его председателя А.А. Егорова обеспечивать ликвидацию «профессионального» нищенства среди колхозников Кировского и Хвастовичского районов области, разрабатывая и осуществляя мероприятия по подъему общественного хозяйства колхозов и привлечению всех трудоспособных колхозников к активному участию в колхозном производстве. В недавние времена такое указание могло бы означать поголовное выселение жителей названных районов в отдаленные края, с тем чтобы нагнать страху на других, но такого не произошло и дело ограничилось административными, судебными и общественными процессами.
Принятые облисполкомом меры по борьбе с антиобщественными и паразитическими элементами, по укреплению трудовой дисциплины среди колхозников не улучшили материального положения людей, поэтому численность нищих продолжала расти. По данным управления милиции Калужской области на 15 октября 1954 г. на учете состояло 1114 жителей области, занимавшихся нищенством, т.е. на 27% больше чем в прошлом году, в том числе: 46 инвалидов войны, 53 инвалида труда, 80 прочих инвалидов, 213 престарелых и 579 человек трудоспособных. Попрошайничество и «профессиональное» нищенство не удавалось искоренить среди жителей Кировского и Хвастовичского районов той же области. По двум названным районам в 1951 г. органами милиции было зарегистрировано 800 человек, занимавшихся нищенством, в 1952 г. – 844, в 1953 г. – 667, а за 9 с половиной месяцев 1954 г. – 924 человека. Среди лиц постоянно занимавшихся нищенством было 714 человек, получавших от государства пенсии и пособия по инвалидности и 172 человека – по многодетности. По числу нищих первенствовал Кировский район, центр которого располагался на железнодорожной ветке московского направления. Он давал нищенствующих в 3 раза больше Хвастовичского.
Осенью 1954 г. Министерство государственного контроля СССР проводило проверку состояния борьбы с колхозным нищенством в Калужской области. Отчет о проверке, представленный новому министру Жаворонкову, выражал стремление проверявших инспекторов доказать чуть ли не прирожденную склонность деревенского жителя к нищенству, как средству получения дополнительного дохода. Приведем выдержку из него:»… Профессиональным нищенством по-прежнему занимаются многие колхозники колхозов имени Кутузова, им. XIX партсъезда, им. Кирова, им. Ворошилова, «Родина» Кировского района и «Рассвет» Хвастовичского района. Значительное количество этих колхозников, будучи трудоспособными и имея дома с надворными постройками, приусадебные участки земли, скот, домашнюю птицу, велосипеды и др. имущество, в целях дальнейшего обогащения своего хозяйства систематически выезжают для попрошайничества в гг. Москву, Ленинград и другие населенные пункты СССР, чем приносят большой вред общественному колхозному хозяйству, расшатывая трудовую дисциплину честных тружеников колхозов. Проверкой установлено, что только органами милиции в г. Москве в течение 9 месяцев т.г. было задержано занимавшихся нищенством на улицах города, вокзалах и метро 313 жителей Калужской области, из них 140 женщин с детьми. В числе задержанных нищенствующих были жители Хвастовичского, Кировского, Малоярославецкого, Боровского и других районов области… Члены большинства колхозных семей колхоза «Рассвет» Хвастовичского района, занимаясь нищенством, систематически отлучаются из колхоза на срок от 7 до 14 дней. В целях же больших результатов от нищенства взрослые члены семьи берут с собой не только малолетних детей, но и детей школьного возраста. В Воткинскую семилетнюю школу в первый день занятий 1 сентября 1954 г. не явилось 8 учащихся, т. к. они со взрослыми нищенствовали в Москве. Не только рядовые колхозники занимались этим делом, но и члены семей некоторых руководящих работников колхоза «Рассвет». В 1954 г. выезжала для попрошайничества жена заведующего животноводством колхоза Никитина, жена заведующего молочно-товарной фермой Ерохина и члены семей (матери, сыновья, дочери, жены) шести бригадиров полеводческих бригад колхоза. Нищенством также занимаются члены семей отдельных коммунистов. В июне 1954 г. общим собранием парторганизации колхоза «Рассвет» за нищенство двух дочерей исключен из членов КПСС Кузнецов и был объявлен строгий выговор члену КПСС Лесину за выезд жены с целью нищенства. Проверкой установлено, что на 15 октября 1954 г. по колхозам имени
Кутузова, им. Ворошилова, им. Кирова, им. XIX партсъезда и «Родина» Кировского района находились в отъезде без уважительных причин 418 колхозников. В 1953 г. из этих колхозов за нарушение трудовой дисциплины было осуждено народным судом 43 колхозника и оштрафовано правлениями колхозов за невыработку минимума трудодней 104 человека. В 1954 г. за нищенство и невыход на работу исключено из членов колхозов 5 человек».
В отчете утверждалось, что нищенством, как отходничеством, занимались с целью личного обогащения, не только рядовые члены колхоза. Выходило так, словно удерживалась от соблазна «поживиться» нищенством только колхозная верхушка: председатели колхозов, сельсоветов, их заместители, секретари партийных и комсомольских ячеек. Трудно было бы опровергнуть тяжкое обвинение колхозников в непотребном образе жизни, но в конце того же самого отчета, как бы между прочим, называлась истинная причина обращения жителей деревни к древнему ремеслу. Будет справедливо и опровержение привести дословно: «Вследствие низкой производительности труда колхозников и плохой трудовой дисциплины, а также засушливой погоды, колхозы в этом году получили низкий урожай и колхозникам выдавали мало денег и сельскохозяйственных продуктов на трудодни. Так, в колхозе «Рассвет» авансом на трудодни выдано по 13 коп. деньгами, 500 г. зерна и по 3,5 кг сена и соломы. В прошлом году было выдано в среднем на трудодень по 6 коп. деньгами, 100 г. зерна и 460 г. сена и соломы. В колхозах им. Кутузова, им. Кирова, им. Ворошилова, им. XIX партсъезда и «Родина» в 1954 г. выдано авансом на трудодень от 5 до 25 коп., от 150 до 300 г. зерна и по 3–4 кг сена и соломы. В 1953 г. в этих колхозах было выдано в среднем на трудодень деньгами от 3 до 11 коп., зерна от 100 до 300 г., сена и соломы от 1 до 6 кг». Исходя из приведенных данных можно сделать вывод, что при оскорбительно низкой оплате и высоких госналогах с ЛПХ нищенство являлось единственным средством выжить.
Больные, престарелые, нетрудоспособные члены колхозных семей, чтобы не быть обузой, сами уходили в дома престарелых и инвалидов или нищенствовать в города. В ведении Калужского областного отдела социального обеспечения на 15 октября 1954 г. состояло на учете 280 человек престарелых, инвалидов и нетрудоспособных бездомных лиц, нуждавшихся в устройстве в дома инвалидов и престарелых, из них с 1952 г. на очереди числилось 17 человек, с 1953 г. – 89 и с 1954 г. – 175. В то время облсобес имел 7 домов для инвалидов и престарелых на 550 коек, в том числе дом для детей на 50 мест. Фактически в тех домах было размещено много больше. По плану Калужского облсобеса предполагалось в 1955 г. расширить областную сеть домов для инвалидов, престарелых и детей за счет постройки 2-х новых домов на 600 мест в гг. Калуге и Жиздре.
Обретение койки в госприюте считалось настоящим спасением для многих увечных и немощных людей. Всюду не хватало свободных мест. По неполным данным на 1 января 1954 г., в 29 областях России более 2000 нищенствующих инвалидов нуждались в пристанище, а в целом по РСФСР – около 8 тыс. Основной причиной острой нехватки мест являлось невыполнение задания правительства по строительству новых домов для инвалидов. Согласно постановлениям Совета министров СССР от 19 июля и 22 октября 1951 г., в очередном 1952 г. должны были построить и сдать в эксплуатацию 28 домов инвалидов на 8600 мест и 10 интернатов с учебно-производственными мастерскими для слепых на 1000 мест. За постановлениями последовали указания соответствующих отделов Совмина СССР о выделении в 1951 и 1952 гг. необходимого количества рабочих и материальных фондов для обеспечения строительства. Однако ни один из указанных объектов не был введен в действие в 1952 г. Из отпущенных на год ассигнований в сумме 48 млн. руб. на строительство домов было освоено 23,3 млн. руб. или 47,7%, а из выделенных на строительство интернатов для слепых 29,4 млн. руб., освоили всего 9,3 млн. руб. или 31,6% к плану. Такой срыв можно объяснить приостановкой финансирования строительства, вызванной обострением международной обстановки, связанной с разгоревшейся в те годы войной в Корее, где Советский Союз выступал на стороне КНДР, оказывая разностороннюю, в том числе и продовольственную помощь. По инерции аппарат Совмина СССР еще рассматривал вопросы обеспечения строительства отдаленных домов инвалидов в Красноярском крае, Мордовской и Коми АССР, пытаясь изыскать средства на покрытие расходов. Вместе с тем, вопрос уже ставился по-иному, не о строительстве, а об организации дополнительных домов для инвалидов и престарелых в РСФСР, на Украине и других республиках.
В 1953 г. средства выделенные на строительство инвалидных домов были использованы в объеме 75,5% к годовому плану, но только один дом инвалидов в г. Воронеже был введен в эксплуатацию. На строительство интернатов было израсходовано 11 млн. руб. (53%) и ни один не был заселен слепыми. В следующем году положение улучшилось. За январь-сентябрь 1954 г. на постройку было израсходовано 29 млн. руб. (55,5%) и закончено строительство 9-ти домов в гг. Белеве, Вологде, Клину, Шуе, пос. Видное, Норское, дер. Фенино, Красноярском крае, Мордовской АССР. За то же время на строительство интернатов для слепых было потрачено 4 млн. руб., т.е. 43% к плану строительно-монтажных работ 1954 г. Три интерната были сданы строителями в г. Костроме и в Москве по Детской улице и Б. Коптевскому переулку. Принятый комиссией в январе 1954 г. интернат в г. Орехово-Зуеве с незаконченными работами по канализации, электроснабжению, вентиляции и монтажу котельной не был введен в эксплуатацию на 20 октября 1954 г.
В связи с неудовлетворительным ходом строительства домов инвалидов и интернатов для слепых, Советом министров РСФСР был принят ряд документов: распоряжение №6036-р от 7 октября 1953 г., постановление №1497–82-с от 4 декабря 1953 г., протокол заседания бюро Совмина РСФСР №9 от 20 января 1954 г., постановление №140 от 27 января 1954 г. Однако ни одно решение не было выполнено полностью. В постановлении Совета министров РСФСР от 27 января 1954 г. было отмечено, что в результате безответственного отношения к выполнению задания союзного правительства по строительству домов инвалидов и интернатов для слепых со стороны Министерства жилищно-гражданского строительства РСФСР сроки строительства объектов, предусмотренных планом 1953 г., были сорваны. Совмин РСФСР объявил выговор заместителю председателя Московского облисполкома Шаронову, заместителю председателя Орловского облисполкома Алексееву и начальнику Главцентргражданстроя бывшего Министерства жилищно-гражданского строительства РСФСР Полякову и строго предупредил заместителя Министра социального обеспечения РСФСР Васильева, что если он не улучшит контроль за строительством домов инвалидов, то будет строго наказан.
«Решительные» меры по отношению к виновным в срыве материально-бытового устройства инвалидов, казалось, должны бы, помочь покончить с недооценкой столь важного дела, но ничего подобного не произошло. Напротив, секретным распоряжением заместителя председателя Совмина РСФСР Лобанова от 30 сентября 1954 г. за №4649-р были урезаны капиталовложения по строительству домов инвалидов в 1954 г. на 3,5 млн. руб., с направлением этой суммы на строительство колхозных рынков, словно не было иных источников.
Некачественное выполнение отдельных работ было допущено на строительстве домов инвалидов в г. Михайлове, Ногинске, пос. Чернь на станции Кандауровка, интернатов для слепых в г. Волоколамске, Костроме, Торжке. Многие, организованные ранее дома инвалидов и интернаты, размещались в малоприспособленных, старых, требующих ремонта, зданиях, которые не имели водопровода, канализации и электроосвещения. По отчетным данным Министерства социального обеспечения РСФСР по состоянию на 1 января 1954 г. из 410 домов инвалидов, электроосвещение имели 218, водопровод – 66, радио – 372, бани – 387. Из 37 интернатов для инвалидов Великой Отечественной войны, электричество имелось в 30-ти, водопровод – в 9-ти, бани – в 32-х, радио – в 37-ми, клубы – в 21. Как видим, лучше всего фронтовиков обеспечивали радиотрансляцией.
Почти ничего не известно о домах для инвалидов и престарелых колхозников. На десятки тысяч колхозов и миллионы колхозников России имелось всего около 70 домов, где за счет колхозных касс общественной взаимопомощи содержалось на 1 января 1954 г. более 1000 человек престарелых и лиц, получивших увечья на работе в колхозах. По личному признанию министра социального обеспечения РСФСР Муравьевой, они устранялись от руководства колхозными домами. Управление трудового, бытового устройства и обучения пенсионеров МСО РСФСР не имело данных о том, как работали дома колхозников, как было поставлено в них материально-бытовое обслуживание. Проверка их деятельности не производилась. Разумеется, были исключения. Ростовский облисполком рекомендовал областному и районным отделам социального обеспечения широко популяризировать имевшийся в колхозе «Путь Ильича», Сальского района опыт организации колхозных приютов.
Организация общественного питания в домах инвалидов была поставлена скверно, рацион – однообразный и низкокалорийный. Фонды на продукты отоваривались порой меньше, чем наполовину. В Красноуральском инвалидном доме за 9 месяцев 1954 г. недополучено 7,5 т овощей, 412 кг сухофруктов, более 1 т мяса и рыбы, 2,8 т молока. Куйбышевским областным потребительским союзом не было выполнено решение областного исполнительного комитета Советов депутатов трудящихся от 17 декабря 1953 г. №1839 в части создания при Больше-Раковском сельпо базы по снабжению трех близлежащих домов инвалидов с неснижаемым 15-дневным запасом продовольствия. В итоге одним из домов общего типа за 9 месяцев 1954 г. было недополучено 2889 кг (66,8% от нормы) масла животного, 906 кг (56%) масла растительного, 4476 кг (82,9%) рыбы, 319 кг (15%) муки пшеничной, 42914 шт. (79,5%) яиц. Масло животное не получалось вообще в апреле и мае т. г., масло растительное – в мае, июне, июле. Диетическое питание истощенным ни в одном из трех домов не было организовано. Примерно по тому же принципу шло обеспечение одеждой, обувью и постельным бельем.
Отметим, что некоторые из нищенствующих, не имевшие источников существования и жилья, категорически отказывались от предложения направить их в дом инвалидов. В Москве из 170 нищих 83 человека отказались от направления в дом инвалидов. Москвичка Д.Н. Трушина, инвалид I группы, 1915 г. рождения, проживавшая в Киевском районе по Б. Васильевскому переулку, дом 11, кв. 1, не работала, пенсию не получала. Нищенством занималась с 1946 г., задерживалась за нищенство 8 раз. На неоднократные предложения устроиться в дом инвалидов реагировала отрицательно. Другие инвалиды и престарелые, побывав в таком заведении, ранней весной с наступлением тепла уходили и назад не возвращались.
Через отделы социального обеспечения государство оказывало материальную помощь некоторой части обездоленных. По решению Свердловского облисполкома в феврале 1952 г. была оказана помощь деньгами 1860 семьям, на что израсходовали 2,9 млн. руб. за счет бюджетных ассигнований и привлеченных средств хозяйственных и общественных организаций. Одеждой и обувью было обеспечено 3789 детей пенсионеров, взято под опеку – 762 человека, помещено в дома инвалидов – 298 человек, кроме того оказывалась помощь в ремонте квартир, приобретении скота, устройстве на работу. Подобная работа осуществлялась и в следующем 1953 г.
Совет министров Татарской АССР 24 августа 1951 г. принял постановление №613–854-с «О мероприятиях по улучшению обслуживания престарелых и инвалидов». За 1952 г. органами социального обеспечения республики была оказана единовременная помощь инвалидам войны и семьям погибших воинов в сумме более 1 млн. руб. и инвалидам труда – 112 тыс. руб., соответственно в 1953 г. – 954 и 138 тыс. руб., за 9 месяцев 1954 г. – 646 и 111 тыс. руб. Кроме того, необеспеченным пенсионерам были выданы продовольственные товары. Как показала проверка, распределение средств носило формальный характер. Многое не попадало в руки нуждавшихся. Значительная часть мероприятий по трудоустройству и материально-бытовому обслуживанию семей погибших воинов, инвалидов войны и труда, утвержденных Совмином ТАССР в апреле 1954 г., не была выполнена. При плане продажи крупного скота для 3170 семей колхозников, смогли обзавестись им всего лишь 699 семей или 22%, а помощь в приобретении мелкого скота была оказана только 1189 семьям вместо 3200, т.е. 37,1%
В двух крупнейших городах СССР обездоленным и неимущим выделяли чуть больше материальных средств, чем в провинциальной глубинке. В Москве предприятия, учреждения и организации располагали возможностью для выплаты единовременных пособий. В отделах социального обеспечения был установлен льготный порядок выплаты опекунам денежных сумм на содержание инвалидов, престарелых и детей сирот. Мероприятия по сокращению числа нищенствующих в столице Союза осуществлялись более оперативно. В короткий срок в отношении 156 человек нищих, которые оказались работавшими, районными отделами социального обеспечения были разосланы письма по месту работы с просьбой воздействовать на них по административной и общественной линии. После взятия подписки о прекращении нищенства, проведения бесед и воздействия на родственников, 149 человек оставили свое занятие. Через московские районные отделы соцобеспечения получили единовременную денежную помощь в размере 150 руб. около 500 человек. К содержанию 206 лиц, занимавшихся нищенством, были привлечены родственники. После оформления трудового стажа, 36-ти нуждавшимся была назначена пенсия, 142 человека были трудоустроены, 163 направлены в дома инвалидов. Кроме того, из числа занимавшихся нищенством, 60 человек умерло. В итоге к 1 сентября 1954 г. количество нищих в Москве сократилось с 1027 человек до 196.
В Ленинграде положение было сложнее. Городской и районные отделы социального обеспечения до осени 1954 г. трудоустроили 2850 пенсионеров и инвалидов, направили в дома инвалидов 650 человек. Тем не менее, на 1 октября т. г. на учете горсобеса состояло 176 инвалидов, ожидавших направления в приют, и 2755 инвалидов, нуждавшихся в трудоустройстве. Длительное время состояли на учете 200 инвалидов-фронтовиков с нервно-психическими заболеваниями, нуждавшиеся в обеспечении надомной работой. В городе было очень много бедных преклонных лет людей, не получавших пенсий и пособий. Несовершенство пенсионного законодательства, отсутствие нужных документов, незнание своих прав являлись непреодолимой преградой для престарелых, добивавшихся оформления пенсий по старости, инвалидности, за погибшего мужа, сына. Коренной ленинградке П.А. Новоельцевой, 1896 г. рождения, было отказано в пенсии за погибшего во время блокады города мужа, за отсутствием подтверждавшего тот факт документа. Когда после долгих мытарств через народный суд она выхлопотала указанное свидетельство, истек срок получения пенсии. Одинокая, преклонного возраста женщина оставалась без всяких средств к существованию. Семидесятилетней жительнице Ленинграда П.М. Шмелевой было отказано в получении пенсии за погибшего в Великой Отечественной войне сына. Отказ был мотивирован тем, что она находилась на иждивении дочери, инвалида II группы, получавшей 140 руб. и имевшей двоих детей школьного возраста. В силу тяжелого материального положения Шмелева занималась нищенством.
Из приведенного выше материала видно, что одним из основных видов помощи инвалидам и пенсионерам являлось трудоустройство. Наспех проводившееся оно не решало проблем. На крупных предприятиях без специальных приспособлений, устройств и необходимого обучения как инвалиды, так и пенсионеры не могли конкурировать с квалифицированными рабочими. Они увольнялись «по собственному желанию» с тех предприятий, на которые их устраивали. Высокая текучесть кадров отмечалась и в артелях инвалидов. По неполным данным в 1953 г. в СССР было принято на работу в артели 170 тыс. инвалидов, а выбыло из них 155 тыс. человек. Выбывавшие вновь становились безработными. Только в России на 1 июля 1954 г. искали работу 37,8 тыс. человек инвалидов, в том числе 15 тыс. инвалидов Великой Отечественной войны. В обучении трудовым приемам нуждались 20 тыс. калек, в числе которых было 8,2 тыс. инвалидов войны. Министерство социального обеспечения России по плану трудового устройства, профессионального обучения и повышения квалификации инвалидов на 1954 г. предусматривало трудоустроить 37 тыс. инвалидов войны, 67 тыс. инвалидов труда и пенсионеров, обучить и повысить квалификацию 25,8 тыс. инвалидов войны и 22 тыс. инвалидов труда. Учитывая неудавшийся опыт трудоустройства инвалидов и пенсионеров на промышленные предприятия, правительство направляло часть из них в кооперацию. Во исполнение постановления Совмина РСФСР от 16 марта 1954 г. №293 «О мероприятиях по трудоустройству инвалидов в промысловой кооперации РСФСР на 1954 г.» Российский промысловый совет своим постановлением от 29 марта т. г. №355 обязал Куйбышевский горпромсовет построить в 1954 г. два общежития для глухонемых и слепых на 55 мест и организовать в том же году 2 спеццеха для инвалидов больных туберкулезом и гипертонией, но по состоянию на 7 октября 1954 г.к строительству не приступали, подобное было и со спеццехами.
В некоторых местах задержанных милицией нищих власти трудоустраивали в колхозы и совхозы отдаленных районов. Большинство попыток определить нищих в сельское хозяйство не удавались из-за отсутствия средств на их содержание и бытовой неустроенности. Исполком Ростовского областного Совета депутатов трудящихся большое количество трудоспособных нищих и бездомных направлял на работу в колхозы и совхозы. За 1953 г. и 9 месяцев 1954 г. с согласия задержанных было направлено главным образом в степные районы 2013 человек. Однако, как показала практика, подавляющее большинство направленных там не задерживались. Вскоре после прибытия на село или спустя некоторое время, они самовольно оставляли работу и уходили в неизвестном направлении. Как отмечалось в объяснительной записке, из направленных в 1953 и 1954 гг. в колхозы и совхозы Сальского района на трудоустройство 669 человек, только 66 человек или 10% оставались на местах, а остальные разбежались, причинив 9-ти колхозам материальный ущерб в размере 60 тыс. руб. В восемь колхозов Степновского района за то же время было направлено 360 человек, из которых 315 человек или 87% самовольно выбыли, не рассчитавшись с сельхозартелями за обувь, одежду и продукты питания на сумму около 50 тыс. руб. Из направленных в колхоз имени Буденного Сальского района 60 человек, ушли 45. По справкам с мест получалось, что колхозы якобы предоставляли все необходимые условия, приобретали одежду, обувь, выдавали денежные и натуральные авансы на общую сумму в 12,5 тыс. руб., а те, неблагодарные скрывались вместе со всеми «дарами». В этом сквозило явное стремление общественных хозяйств побольше списать на непрошенных «гостей» свои неоприходованные расходы. Объяснения правлений колхозов и дирекций совхозов для убедительности сопровождались жалобами на хулиганство, дебоширство и кражи, допускавшиеся направленными к ним на работу нищими и бродягами. Из закрепившихся в колхозах и совхозах нищих и бездомных, большинство составляли женщины с малолетними детьми и лица, обзаведшиеся своими семьями. Основной причиной бегства из колхозов и совхозов «трудоспособных» нищих и бездомных было то, что истощенная деревня не могла поднять дополнительное количество присланных извне инвалидов и пенсионеров, так как она уже давно не способна была обеспечивать своих собственных.
Подводя итоги антинищенской кампании, Министерство социального обеспечения РСФСР сообщало правительству СССР, что до 1 января 1954 г. органами соцобеспечения было помещено в дома инвалидов 3318 человек нищих, трудоустроено – 865, взято под опеку – 2445, определено на иждивение родственников – 739, назначено пенсий – 953, материальный пособий – 789. Несмотря на проведенные административно-правовые и экономические мероприятия, нищенство не было ликвидировано. По неполным данным, в 1953–1954 гг. в РСФСР было учтено 13660 человек, занимавшихся нищенством. Факты свидетельствовали о том, что главной причиной нищенства было полное отсутствие у людей средств на пропитание. По подсчетам 12-ти областных, краевых и городских отделов соцобеспечения из 3310 человек, занимавшихся нищенством, только 770 получали пенсию, а остальные 2540 человек являлись одинокими инвалидами и престарелыми, не имевшими права на пенсию и не получавшими никакой материальной поддержки от государства.
«Неистребимое» нищенство вынудило Министерство социального обеспечения СССР в январе 1954 г. письменно заявить союзному правительству, что»… руководящие работники министерства считают одной из основных причин нищенства недостаточность размера пенсии, особенно в сельской местности». В своем проекте по борьбе с нищенством они предлагали правительству поручить Министерству сельского хозяйства СССР в месячный срок разработать предложения по организации помощи одиноким колхозникам, ставшим инвалидами, или временно потерявшим трудоспособность, а также престарелым, детям-сиротам. По их мнению, требовалось срочно рассмотреть вопрос о создании колхозных приютов, пересмотреть действовавший примерный устав кассы общественной взаимопомощи колхозников для улучшения материального положения людей, занимавшихся нищенством. В своем обращении Министерство соцобеспечения СССР просило предоставить его организациям право выдавать с 1 января 1955 г. инвалидам и престарелым, проживавшим в приютах и не получавшим пенсию, пособие на личные расходы в размере 15 руб. в месяц. Просило обязать министерства угольной, нефтяной, химической, связи и лесной промышленности СССР построить в ближайшие два года несколько инвалидных домов общей вместимостью на 1500 человек с передачей их министерству соцобеспечения.
Вместе с тем, обращение министерства к правительству содержало ряд предложений по усилению административно-правового давления на лиц, занимавшихся нищенством. Во-первых, они просили предоставить в виде исключения, органам милиции право содержать с санкции прокурора в камерах предварительного задержания сроком до 15 суток лиц, привлекавшихся за нищенство. Во-вторых, разрешать начальникам милиции по специальному постановлению, утверждаемому прокурором, при повторном задержании заключать таких лиц в тюрьму сроком на 30 суток с правом использования их на работах. В-третьих, обязать МВД СССР организовать дополнительно, как временную меру, в 1954 г. при областных, краевых и республиканских управлениях милиции 33 приемника-распределителя для помещения в них всех, задерживаемых за нищенство, на срок необходимый для решения вопроса об их трудоустройстве, определении в дома инвалидов или установлении опеки, но не свыше 10 суток.
Предложения Министерства социального обеспечения СССР были одобрены правительством, но реализованы со значительным перекосом в административно-правовую сторону, поэтому нищенство искоренялось тоже репрессивными методами. К организованным в 1952 г. приемникам-распределителям для помещения лиц, задержанных за нищенство, в 1954–1955 гг. добавились еще 33 приемника-распределителя того же назначения. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 23 июля 1951 г. «О мерах борьбы с 1951 г. «О мерах борьбы с антиобщественными и паразитическими элементами» был распространен на ограниченно трудоспособных и инвалидов III группы, занимавшихся нищенством и бродяжничеством, что давало властям право привлекать большинство задержанных к труду, а других помещать в дома инвалидов вопреки их желанию. Для трудоспособных нищих и бездомных создавались специальные закрытого типа принудительные промышленные и сельскохозяйственные предприятия. Больше нищенствующих привлекалось к уголовной ответственности. С 1955 г. всем должностным лицам, непосредственно отвечавшим за порядок в вагонах, на судах, в трамваях, автобусах, троллейбусах, метро, магазинах и других общественных местах, вменялось в обязанность не допускать нищенства и попрошайничества, и в каждом отдельном случае сообщать работникам милиции.
Следовательно, одним из последствий послевоенного голода, репрессий и налогового гнета в отношении крестьянства была миграция из сельского хозяйства в промышленность, происходившая в виде выселения, вербовки и бегства. Обезлюдение деревни обостряло аграрный кризис и продовольственную проблему. За счет беженцев из села нарастал избыток рабочей силы в городах. Безработица, игнорирование практики пособий порождали нищих и бездомных. Самые незащищенные слои общества: инвалиды войны и труда, пенсионеры, многодетные вдовы. Правительство, неспособное устранить социальные корни роста нищенства, вновь прибегало к помощи милиции, суда, штрафов, принудительных работ и тюрем.
Голод, миграции, эпидемии и гибель людей нанесли тяжелый удар по деревне, сельскому и всему народному хозяйству страны. В регионах, по которым прошла тихая коса голодной смерти, отмечалась острая нехватка рабочих рук. В помощь селу были брошены миллионы городских рабочих и студентов, однако до зимы с уборкой не справились и тысячи гектаров неубранных зерновых ушли под снег. Колхозники не хотели больше трудиться даром. Многие пытались выйти из колхозов, но лишь единицам это удавалось. Председатели колхозов отстаивали перед центром свою самостоятельность, чтобы предотвратить развал хозяйств. Это был открытый социальный протест.
Ответом правительства были репрессии. Как и прежде, государство сделало ставку не на личный интерес человека, а на страх и принуждение. На основании указов и постановлений в отдаленные районы Сибири были высланы десятки тысяч людей. В их число попали несогласные с произволом фронтовики, вдовы, молодежь. Репрессии убедили крестьян, что правительство Сталина не намерено ликвидировать ненавистную колхозно-совхозную обязаловку. Напротив, государство демонстрировало готовность мириться с примитивизмом и нерентабельностью «общественного» хозяйства, вопреки тому, что главное действующее лицо – крестьянство вынесло ему окончательный приговор.
Административно-правовое засилие сопровождалось налоговым удушением деревни. Без какой-либо огласки в течение 1948–1952 гг. натуральные и денежные налоги с сельского населения были повышены в 3 раза. Чрезмерное денежное налогообложение порождало снижение поступлений к предъявленной государством сумме до 30–50%, что подтверждало абсурдность данного предприятия. Средства, отобранные у деревни, почти целиком уходили на модернизацию военно-промышленного комплекса. Это была последняя дань с деревни, которая обрекала ее на медленное угасание. Последующие аграрные «преобразования» ускорили конец.
Естественной реакцией на действия властей было бегство людей из деревни. В условиях запрета на выезд, это делалось как легальными, так и скрытыми путями. Молодежь первой покидала деревню, поэтому сельское население быстро «старело» и сокращалось. С 1946 г. по 1953 г. деревню покинуло около 10 млн. человек. В районах крупных промышленных новостроек обезлюдение села совершалось за одну-две пятилетки. Хрущевская паспортизация стала формальным закреплением того, что фактически произошло в последние годы сталинского правления.
Насильственное обращение колхозников в горожан сопровождалось небывалым распространением нищенства. Выросшее за время голода в массовое явление, оно превратилось в настоящий бич для городов. Костяк нищих состоял из инвалидов войны и труда, вдов с детьми. Борьба с нищенством, объявленная правительством СССР в самом начале 50-х годов, продолжалась несколько лет и осуществлялась силовыми структурами в основном принудительными методами.