Великая государыня Марфа Ивановна

Марфа Ивановна

Марфа Ивановна официально не была царицей, ее называли Великой государыней старицей Марфой Ивановной, поскольку она была матерью первого царя, Михаила Федоровича, из династии Романовых. Однако впервые годы правления юного сына (Михаил был избран царем в 16 лет) она всегда была с ним рядом и мудрыми советами помогала принимать правильные решения. В народе даже поговаривали, что государством правит старина-инокиня со своим родом, то есть со своими родственниками. Поэтому Марфу Ивановну правомерно считать одной из цариц XVII века, внесшей большой вклад в восстановление Русского государства после Великой смуты.

До пострижения Марфа носила имя Ксения. Ее отцом был достаточно богатый костромской дворянин Иван Васильевич Шестов, участник нескольких Ливонских походов Ивана Грозного. Во время одного из них он, видимо, погиб, оставив жене Марье и двум дочерям несколько вотчин и поместий. Шестовы принадлежали к древнему боярскому роду Морозовых-Салтыковых, сильно разросшемуся в XVI веке. Их однородцами, к примеру, считались Шеины и Тучковы. Свою фамилию Шестовы получили по прозвищу Шест предка Михаила Ивановича из седьмого колена всего рода.

Точная дата рождения Ксении Ивановны неизвестна, но по дате ее свадьбы — 1590 год — можно предположить, что она родилась в начале 70-х годов XVI века. В детстве она, вероятнее всего, жила в родовом имении Домнино около Костромы. К нему прилегали 57 деревень и починков, также принадлежавших ее семье. Позднее эта вотчина станет ее приданым. Около Домнина простирались густые леса и было много непроходимых болот. По большим церковным праздникам семья ездила в Кострому, где был большой городской дом.

Источники не сохранили сведений о происхождении матери Ксении, известно лишь, что ей принадлежало село Клементьево с 14 деревнями в Угличском уезде, которое также перешло в собственность нашей героини.

После смерти Ивана Васильевича семья переехала в Москву к родственникам, чтобы дочери могли удачно выйти замуж. Действительно, очень скоро Ксения стала женой боярина Федора Никитича Романова, занимавшего при дворе царя Федора Ивановича высокое положение, поскольку по матери приходился ему двоюродным братом.

Муж был много старше Ксении Ивановны, но считался одним из наиболее завидных московских женихов: богатым, знатным и красивым. Сима же Ксения особой привлекательностью не отдиралась. Выбор Федора Никитича, видимо, пал на нее лишь потому, что он состоял с ней в дальнем родстве. Мать его деда, Романа Юрьевича Захарьина, была из семьи Тучковых. В то время в знатных родах существовал обычай жениться н выхолить замуж за своих дальних родственников, чтобы земельные владения не дробились и не уменьшались.

После замужества Ксения Ивановна вместе с матерью переселилась в уютный дом на Варварке. Сестра ее вскоре стала женой М.М. Салтыкова, носившего прозвище Кривой, видимо из-за дефекта зрения. Однако он был достаточно знатен и через некоторое время получил чин окольничего.

Хотя Ксения Ивановна не отличалась, как уже говорилось, особой красотой, она обладала множеством достоинств: была рачительной хозяйкой, искусной рукодельницей, очень набожной и благочестивой. К тому же отличалась умом и рассудительностью. Поэтому вскоре выяснилось, что супруги прекрасно дополняли друг друга.

Федор Никитич, будучи старшим в семье, вынужден был опекать младших братьев Александра, Михаила, Василия и Ивана, которые жили вместе с ним. Это накладывало на молодую боярыню дополнительные обязанности, с которыми она с успехом справлялась. Конечно, с помощью многочисленной дворни.

У царя Федора Ивановича долгое время не было детей, поэтому его официальным наследником считался Федор Никитич, который всегда был при «светлых очах», входил в ближнее окружение царя. Но с начала 90-х годов его место занял царский шурин Б.Ф. Годунов, у которого в 1589 юлу родился сын Федор, продолжатель рода. В семье Романовых Дети появились не сразу.

29 ноября 1592 года Ксения Ивановна родила близнецов, которых назвали Борисом и Никитой. Однако мальчики оказались очень слабенькими и вскоре умерли. Родители не отчаивались, надеясь, что у них еще будут здоровые дети. Действительно, в конце 1593 года на свет появилась дочь Татьяна. Ксения Ивановна отдала ей всю свою нерастраченную материнскую любовь и заботу.

Наконец 12 июля 1596 года родился долгожданный наследник — сын Михаил. Ксения Ивановна стала думать, что для полного счастья у нее есть все: любящий и заботливый супруг, прекрасные дети, высокое положение в обществе, богатство и знатность. Даже смерть 21 сентября 1597 года сына Льва, родившегося с дефектом ног, наследственным заболеванием Романовых не стала безутешным горем, поскольку дом наполняли звонкие детские голоса Татьяны и Михаила. До пяти лет их воспитание и образование были полностью на плечах матери и осуществлялись на ее половине.

Ксения Ивановна сама следила за изготовлением для них красивой одежды, специальных детских кроваток, стульчиков и столиков. По ее заказу у заморских купцов приобретались диковинные игрушки: фигурки слонов, тигров, медведей, собак, оленей, потешные куклы, книжки с чудесными картинками, рассказывающими либо о жизни Христа, либо о дальних странах. По сложившейся традиции именно мать должна была обучить детей грамоте.

Хотя Ксения Ивановна мечтала о большой семье, но, кроме Татьяны и Михаила, ее дети оказались нежизнеспособными. Последний сын, Иван, умер 7 июня 1599 года, он, как и его братья, был похоронен в родовом Новоспасском монастыре в Москве. Родители никогда не забывали своих детей и часто навещали их могилы. Кроме того, они делали в монастырь щедрые вклады на помин их душ.

Со временем обязанностей у Ксении Ивановны в большом боярском ломе становилось меньше. Сначала брат мужа Александр женился на дочери знатною князя Гедиминовича Евдокии Ивановне Голицыной. Потом вышли замуж сестры: Марфа стала женой князя Б.К. Черкасского, Анна — князя И.Ф. Троекурова. Ирина — И.И. Годунова, старшая. Евфимия, уже давно была женой князя И.В. Сицкою. На попечении Ксении Ивановны оставались лишь Михаил, Василий и Иван Никитичи и совсем юная Анастасия Никитична. Они пока не обзавелись собственными семьями.

Братья Романовы были очень дружны, никогда никому не завидовали и не стремились выдвинуться при дворе. хотя имели на это полное право, так как считались ближайшими родственниками царя Федора Ивановича — их отец Никита Романович был родным братом матери Федора царицы Анастасии. Поэтому они и позволили царскому шурину Борису Федоровичу Годунову захватить лидерство и стать официальным наследником бездетного царя. К тому же по возрасту они уступали опытным политикам и царедворцам Годуновым, возглавлявшим и дворцовое хозяйство, и войско, и дипломатическое ведомство, и сбор налогов с городов.

Поэтому, когда 7 января 1598 года царь Федор Иванович скончался, никто из Романовых не вступил в борьбу за престол. Они были готовы смириться с любым решением Избирательного земского собора, па котором ведущую роль и грат патриарх Иов, верный сподвижник Годуновых. При его непосредственном участии новым царем был избран Б.Ф. Годунов, формально не имевший прав на корону, поскольку нс состоял в кровном родстве с представителями прежней династии.

Новый монарх по достоинству оценил скромность Романовых и щедро наградил их: Александр получил боярство, Михаил — окольничество, Василий и Иван стали стольниками. Возвысились и их родственники: Б.К. Черкасский стал боярином. И.И. Годунов — кравчим, муж сестры Ксении Ивановны М.М. Салтыков получил окольничество. Вместе с другими родичами, боярами Ф.И. Мстиславским, И.В. Сицким, Ф.Д. Шестуиовым (был женат на двоюродной сестре Федора Никитича), они стали представлять в Боярской думе мощный клан. Вполне вероятно, это обстоятельство не могло не беспокоить царя Бориса, но открыто расправиться с возможными соперниками он не мог, что было бы прямым вызовом русской общественности того времени. Ведь при венчании на царство выборный государь обещал в течение пяти лет никого не казнить.

Тогда мстительный и подозрительный Годунов решил убрать Романовых чужими руками. Он официально внедрил систему доносов, согласно которой любой навет принимался на веру, а его сочинитель получат награду.

Первой жертвой новой системы стал боярин Ф.Д. Шестунов. Один из его слуг сообщил царским ищейкам, что его хозяин не слишком почтительно отзывается о царе Борисе. Доносчик получил щедрую награду — поместье и дворянский чин, — боярин же был отправлен в ссылку.

Дело Шестунова получило широкую огласку. Многие слуги стати оговаривать своих хозяев, чтобы обогатиться и возвыситься за их счет. В конце концов все стати опасаться не только прислужников, но и родственников, жен и детей.

Романовым, пользовавшимся всеобщим уважением и любовью, казалось, что система доносов их не коснется. Однако они не знати, что царь Борис уже давно занес меч над их головой. Необходимо было лишь подкупить одного из их слуг. Правда, доносчика удалось найти не сразу. Только в ноябре 1660 года казначей Александра Никитича второй Бартенев согласился за хорошую плату оболгать хозяина. По разработанному С.Н. Годуновым, главным царским соглядатаем, сценарию Бартенев подложил в кладовую хозяина мешочки с ядовитыми корешками, которые в то время использовали ДЛЯ изготовления смертельного зелья. После того он настрочил донос в Челобитный приказ. Разобраться с делом было поручено М.М. Салтыкову, мужу сестры Ксении Ивановны, известному своей честностью и прямотой. В доме Александра Никитича начался обыск, и, естественно, корешки были обнаружены. Для разбирательства были подключены патриарх Иов и бояре. Сам царь старался держаться в стороне, чтобы никто не заподозрил его в том. что все «дело Романовых» им же и сфабриковано.

Суд над Романовыми длился полгода. Вместе с многочисленными родственниками все они были признаны виновными в том, что собирались отравить паря Бориса и захватить престол, Оправданий Романовых никто не захотел слушать. Ведь цель разбирательства и состояла в том, чтобы окончательно расправиться с возможными соперниками Годуновых.

По боярскому приговору мужа Ксении Ивановны, как старшего из братьев, насильно постригли в монахи, чтобы он никогда не имел возможности претендовать на престол. С лета 1602 года Федор Никитич стал монахом Филаретом в далеком Антониево-Сийском монастыре. Ему надлежало там жить под строгим надзором пристава и монахов и больше никаких контактов не иметь.

Насильно постригли под именем Марфа и Ксению Ивановну и сослали ее в Толвуйский погост в Заонежье. Жить ей предстояло в небольшой деревне под присмотром местного священника. Судьи не пощадили даже маленьких детей — Татьяну и Михаила отправили в Белозерскую тюрьму вместе с тетками Марфой и Анастасией и женой Александра.

Виновной сочли даже мать Ивановны, которую постригли в Никольский монастырь в Чебоксарах. При этом судьи вряд ли смогли бы внятно объяснить, в чем вина этой пожилой женщины, а также ее малолетних внуков. Для всех было очевидно одно — царь Борис пытается уничтожить весь род Романовых.

Самое жестокое наказание ожидало братьев Федора Никитича. Александра отправили в ссылку к Белому морю, где он очень быстро скончался по неизвестной причине, видимо, приставы попросту его убили. Михаила смерть настигла в земляной темнице в Ныробской волости около Перми. Его держали в обычной глубокой яме, едва прикрытой Jдосками. Выжить в таких условиях в суровую зиму было попросту невозможно. Василия сослали в Пелым, и к месту заключения ему пришлось брести в тяжелых кандалах, которые так натерли ему ноги, что на них образовалась гангрена. В результате в феврале 1602 года он умер. Выжить удалось только Ивану, хотя он с детства страдал церебральным параличом. Возможно, приставы не решились создать для него нечеловеческие условия, поэтому он лишь тяжело заболел и по приказу царя был перевезен в Уфу. Там о нем стал заботиться племянник И.Б. Черкасский.

Ссылка самым роковым образом сказалась на жизни и здоровье родственников Романовых. Князь Б.К. Черкасский в тюрьме заболел камчугом (род проказы) и скончался. Вскоре эта же болезнь была обнаружена и у его жены, Марфы Никитичны. Князь И.В. Сипкий замерз по пути в Астрахань, куда был сослан; его жена Евфимия Никитична умерла от переживании в монастыре.

У Ксении Ивановны от обрушившихся на нее бед и от разлуки с детьми и мужем начались нервные приступы, мучившие ее потом всю жизнь.

Следует отметить, что простые люди с большим сочувствием отнеслись к опальным. В Заонежье толвуйский священник Ермолай Герасимов и его жена ухаживали за ссыльной боярыней, передавали ей весточки от детей и мужа, хотя это и было строжайше запрещено. Но они понимали, что только добрые известия помогут Ксении - Марфе выжить в тяжелейших условиях.

Монахи Антониево-Сийского монастыря сделали жизнь Филарета вполне сносной. У него была отдельная келья, при нем жил слуга, который доставлял ссыльному еду и обслуживал его. Запрещалось лишь посещать церковную службу, чтобы не иметь контактов с посторонними. Царь Борис боялся, что Романовы с помощью своих сторонников организуют против него заговор, полому требовал, чтобы они были изолированы от внешнего мира.

Однако, как показало время, все его усилия оказались тщетными. Филарет был хорошо информирован о ситуации в стране и знал даже о самозванческой авантюре Лжедмитрия, не без основания полагая, что тот вызволит его из монастыря.

Сведения о гибели братьев Романовых и их родственников будоражили московскую общественность. Всем становилось ясно, что Б.Ф. Годунов не является продолжателем славных дел милостивого и справедливого царя Федора Ивановича, а хочет быть наследником яростного и жестокого царя Ивана Грозного. Эти настроения дошли до двора, и царь Борис решил смягчить участь опальных. Женщинам и детям позволили поки
нуть тюрьму и переселиться в село Клин Юрьевского уезда под надзор приставов. Там Ксения — Марфа наконец-то смогла обнять своих ненаглядных деток, Татьяну и Михаила, которые за годы невзгод выросли и исхудали. Даже их одежда превратилась в лохмотья, как у нищих.

Пролив немало слез при встрече, Ксения — Марфа стала требовать от приставов для детей побольше продуктов: молока, мяса, яиц и овощей. Но те побоялись сами расширить скудный рацион поднадзорных и обо всем сообщили царю. На этот раз Б.Ф. Годунов решил быть милостивым и повелел не только выдавать нужное количество продуктов, но и купить для всех материю на одежду. Сшить же ее женщины должны были сами.

Получив холсты и сукна для белья и верхней одежды, Ксения — Марфа с Марфой Никитичной и Анастасией тут же взялись за дело. Несмотря на знатное происхождение, они были искусными мастерицами. Вскоре все облачились во вполне приличные одеяния, украшенные не жемчугом и золотой канителью, а искусной вышивкой цветными нитками.

Совместная жизнь в деревенской глуши сдружила узников и надзирателей. Особенно добры были к опальным боярыням В.М. Хлопов и его жена. А дети все вместе зимой катались на салазках, лепили снеговиков и играли в снежки. Летом ходили в лес за грибами и ягодами, купались в реке, водили хороводы, забавлялись лаптой и салками. Крепкие и здоровые Хлоповы во всем опережали хрупкую Татьяну и робкого и неуклюжего Михаила. Но на них никто не обижался. Напротив, Михаил с восхищением наблюдал за бойкой хохотушкой Марией, племянницей В.М. Хлопова, у которой всегда был румянец во всю щеку, задорно блестели глаза и весь облик излучал искристое веселье. Эти детские впечатления навсегда западут в его душу и сердце и скажутся потом на выборе невесты.

Со временем улучшилась жизнь и Филарета. Ему обновили за счет казны обветшавшую одежду и позволили участвовать в церковной службе. Тайком монахи проводили к нему посетителей, которые рассказывали о важных событиях в стране: вторжении войск Лжедмитрия, вялых сражениях с ним армии царя и, наконец, о смерти в апреле 1605 года ненавистного царя Бориса. Опальный Монах чувствовал, что скоро его жизнь переменится к лучшему.

Действительно, воцарившийся летом Лжедмитрии, изображая истинного царского сына, вернул из ссылки и приблизил к себе всех своих мнимых родственников, в том числе и Романовых. Филарет вновь оказался в Москве и через некоторое время был рукоположен в Ростовские митрополиты. Его брат Иван Никитич получил боярский чин и вошел в состав правительства самозванца. Вернуться в столицу было позволено и Ксении — Марфе с детьми и родственницами. Хотя она осталась монахиней, но, как опекунша малолетних детей, поселилась с ними в доме на Варварке. Все имения Романовых, ранее конфискованные, были возвращены и отданы под ее управление. Но вернуться к прежней счастливой жизни знатной и богатой боярыни Ксения — Марфа уже не могла. Ее семья была навсегда разрушена, бывший муж отбыл в свою епархию и уже не имел права проживать с ней в одном доме, дети так и не смогли оправиться от невзгод и росли довольно хилыми, собственное здоровье было подорвано.

Хотя многие представители знати догадывались, что Лжедмитрий не был настоящим сыном Ивана Грозного, для Романовых его правление было выгодным. Поэтому никто из них не принял участия в заговоре Василия Ивановича Шуйского, закончившемся 17 мая 1606 года свержением и убийством самозванца. Ксения — Марфа перемены на троне восприняла с большой тревогой, но вскоре оказалось, что ее опасения напрасны. Новый царь, стремительно вознесшийся на престол, не захотел портить отношения со знатью. Все пожалования и назначения Лжедмитрия были сохранены. Пострадали только поляки и низшие чины.

Филарет был приглашен в Москву для венчания В.И. Шуйского на царство. Стали ходить слухи, что именно его новый царь намерен возвести в патриархи взамен свергнутого Игнатия, главного потаковщика Лжедмитрия. Пока же Филарету поручили привезти из Углича останки настоящего царевича Дмитрия, чтобы ни у кого не было сомнений в том, что свергнутый «царь Дмитрий» — всего лишь ловкий обманщик.

Филарет успешно справился с возложенной миссией — мощи царевича были обнаружены нетленными, что являлось доказательством его святости. С большим почетом их доставили в Москву и установили для всеобщего обозрения в Архангельском соборе. Свое заключение, сделанное в 1591 году в ходе следствия в Угличе о том, что Дмитрий случайно закололся во время припадка эпилепсии, В.И. Шуйский предпочел забыть, поскольку самоубийцы считались большими грешниками и святыми быть не могли. Теперь он поддержал версию Нагих о том, что царевича зарезали наемные убийцы, подкупленные Б.Ф. Годуновым. Дмитрия объявили новым святым мучеником и прославили по всей стране. Царь Василий надеялся, что это остановит тех, кто собирался поддержать новую самозванческую авантюру уже Лжедмитрия П. Однако в расположенных западнее городах, когда-то помогших Гришке Отрепьеву занять царский престол, многие были недовольны воцарением Шуйского и отказывались верить в святость последнего сына Ивана Грозного. Они были готовы сплотиться вокруг любого, кто бы начал борьбу с боярским царем.

Поэтому, когда летом 1606 года в Путивле появился бывший боевой холоп Иван Болотников, якобы от «царя Дмитрия», многие к нему примкнули и отправились завоевывать Москву.

Царь Василий оказался в сложном положении. Видя в Филарете соперника, он не стал возводить его в сан патриарха и вновь отправил в Ростов. Главой церкви по его рекомендации стал Казанский митрополит Гермоген, прославившийся разоблачением противоцерковных поступков Лжедмитрия I: несоблюдения постов, женитьбы на католичке и т.д. В отличие от Филарета Гермоген был из простого рода, старше царя и не имел связей среди московской знати, поэтому не мог посягать на его власть и популярность.

Но, обидев Филарета, В.И. Шуйский решил приблизить к себе его детей, жену и родственников. Татьяна вскоре стала женой одного из наиболее знатных князей Рюриковичей — И.М. Каты рева-Ростовского. Юный Михаил получил при дворе почетный чин стольника, а Ксения — Марфа после женитьбы царя на Марии Петровне Буйносовой-Ростове кой вошла в ее ближний круг. Иван Никитич не только остался в Боярской думе, но и часто назначался воеводой главных полков. Несмотря на плохое владение ногой и рукой, он выигрывал сражения с Болотниковым и его сподвижником Петрушей.

Осенью 1607 года после взятия Тулы и сдачи в плен Болотникова и Петруши все стали надеяться на близкую мирную и спокойную жизнь. Но лето 1608 года показало, что все ожидания напрасны: к столице подошла и осадила ее большая армия Лжедмитрия II. Сражаться с новым самозванцем у царя Василия Шуйского сил уже не было.

Ксения — Марфа поначалу стоически отнеслась к новому бедствию. Однако вскоре она узнала, что Ростов, где находился ее муж, захвачен и разграблен сторонниками самозванца. Сам митрополит был взят в плен и отвезен в ставку Лжедмитрия II в Тушино. Там, вольно или невольно, ему пришлось взять на себя функции патриарха, так как табор был провозглашен второй столицей со своим государем. Боярской думой, двором, правительством и главой церкви.

Судьба бывшего мужа очень беспокоила Ксению — Марфу, ведь в любой момент он мог погибнуть от рук поляков или пьяных казаков. Боялась она и того, что его возвышение в Тушине самым отрицательным образом скажется на положении при дворе ее самой и сына. Но Шуйский, чувствуя, что трон под ним качается, уже не был способен на жестокие репрессии. К тому же многие представители знати часто меняли государей, желая за свою службу получить чины и земельные угодья не только в Москве, но и в Тушине. В народе их даже прозвали перелетами.

Правда, муж Татьяны И.М. Катырев все же угодил в ссылку в Сибирь за то, что во время одного из важных сражений задумал переметнуться к самозванцу. Разлука с ним, а также всевозможные невзгоды осадного положения окончательно подточили слабое здоровье молодой княгини, и в возрасте 18-19 лет она умерла. Для Ксении — Марфы смерть дочери стала большим горем. Теперь единственной ее опорой остался сын Михаил.

Противостояние двух полуцарей закончилось победой В.И. Шуйского. Обеспечил ее племянник М.В. Скопин-Шуйский, пришедший на помощь Москве со шведскими наемниками. Лжедмитрии II в конце 1609 года бежал в Калугу, его польские сторонники направились к своему королю Сигизмунду III, осадившему Смоленск. Они захватили с собой Филарета, видимо в качестве ценного пленника. Узнав об этом, Ксения — Марфа стала умолять царя Василия отбить бывшего супруга и вернуть его в столицу. За поляками был послан отряд, который настиг их в Иосифо-Волоколамском монастыре. Сражаться за Филарета никто не стал, и бывший тушинский патриарх смог вернуться к сыну и Ксении — Маофе. В Ростов он уже не поехал, поскольку обстановка в стране была очень сложная. В апреле внезапно скончался прославленный полководец М.В. Скопин-Шуйский, в июне была бездарно проиграна Клушинская битва, и под Москвой оказались сразу два грозных противника: коронный гетман С. Жолкевский и Лжедмитрий II. В июле царь Василий был свергнут, и власть перешла в руки семи бояр. Одним из них был брат Филарета И.Н. Романов, в родстве с ним состояли также Ф.И. Мстиславский, Ф.И. Шереметев, И.М. Воротынский и Б.М. Лыков. Последний женился на Анастасии Никитичне, жившей когда-то вместе с Татьяной и Михаилом в Белозерской тюрьме, а потом с ними и Ксенией — Марфой под надзором приставов в селе Клин.

Сначала «семибоярщики», так прозвали в народе главных бояр, думали собрать Избирательный земский собор и сообща выдвинуть кандидатуру нового царя. При этом патриарх Гермоген стал уверять всех, что только юный Михаил Романов достоин престола, поскольку по родству ближе всех к царю Федору Ивановичу. Но его никто не поддержал, так как четырнадцатилетнему мальчику было не под силу справиться со сложнейшими задачами, стоявшими в то время перед государством: разбить Лжедмитрия И, изгнать польских и шведских интервентов (бывшие союзники шведы, воспользовавшись слабостью русской верховной власти, осадили Новгород и захватили земли вокруг него), навести порядок на дорогах, где хозяйничали шайки казаков-разбойников. Для решения этих задач не было ни армии, ни денег, ни поддержки общества — жестокие междоусобицы раздирали страну на части.

Ксения — Марфа, узнав о предложении Гермогена, пришла в ужас. Избрание на престол в то время было равносильно смерти, и для своего единственного сына она не хотела такой участи. К ее радости, правительство «Семибоярщина» решило вступить в переговоры с Жолкевским, склоняясь к предложению бывших тушинцев возвести на московский престол польского королевича Владислава. Одним из наиболее рьяных сторонников этою был и Филарет, искренне полагавший, что юный Владислав будет послушной игрушкой в руках русских бояр и его избрание примирит двух давних врагов — Польшу и Россию.

В сентябре 1610 года было решено, что представительное Смоленское посольство отправится к королю Сигизмунду для переговоров об условиях воцарения его сына на русский престол. Во главе посольства бояре поставили Филарета и знатного князя В.В. Голицына. Всего в его состав вошло больше 100 человек.

Выдвижение митрополита Филарета на столь важный пост говорило о том, что в правительственных кругах он пользовался большим авторитетом и, Несомненно, должен был стать наследником престарелого патриарха Гермогена. Однако из-за коварства польского короля Филарет долгих девять лет пробыл в польском плену. Во время переговоров выяснилось, что Сигизмунд не желал крестить Владислава в православную веру, отправив в Москву с небольшой свитой, а хотел силой присоединить ослабленное Русское государство к своей короне. Строптивых послов во главе с Филаретом Сигизмунд арестовал и отправил под охраной в Польшу.

Известие это дошло до столицы не сразу. Коварный король заявил, что послы поехали к Владиславу умолять его принять царский венец. Ксения — Марфа узнала правду только из тайных писем мужа, отправлявшихся с верными слугами. В них Сигизмунд и поляки назывались главными врагами Отечества. Но боярское правительство понимать этого не хотело. В Москву ввели польский гарнизон, население было обязано целовать крест Владиславу, а через некоторое время — даже самому Сигизмунду. Сотрудничать с поляками отказывался только патриарх Гермоген. Он сразу почувствовал со стороны короля-католика угрозу православию. Поэтому и стал рассылать по всей стране грамоты, в которых призывал русских людей начать борьбу с польскими интервентами. Его послания нашли горячий отклик в сердцах русских патриотов. Самым надежным его сторонником стал рязанский воевода П.П. Ляпунов. Уже от своего имени он призывал всех воинов объединиться и начать борьбу за освобождение Москвы. Так было сформировано Первое ополчение. К этому времени Лжедмитрий уже был убит (в декабре 1610 года) и его сподвижники Д.Т. Трубецкой и И.М. Заруцкий влились в ряды ополченцев.

Все это трудное время Ксения — Марфа находилась с сыном в столице. Их покровителями были сразу несколько членов «Семибоярщины», поэтому покидать город они не решались. Ополченцы, вошедшие в союз с бывшими тушинцами и даже казаками, выглядели новыми, хотя и непонятными врагами. У высшей знати, к которой принадлежала и наша героиня, возникал вопрос: за чьи интересы они собирались сражаться? Многим казалось, что их целью были грабежи и разбои.

Но далеко не все в столице разделяли взгляды временного правительства. Горожанам не нравилось засилье польского гарнизона: все городские ворота были в руках поляков, москвичи не имели права ходить с оружием и даже привозить в город тонкие дрова (считалось, что из них можно изготовить увесистые дубинки), в ночное время всякое передвижение было запрещено даже на заутреннюю службу.

Напряженное положение привело к тому, что 19 марта стихийно вспыхнуло восстание против поляков. Опытные воеводы, в том числе и Д.М. Пожарский, тут же взяли инициативу в свои руки. На улицах, ведущих к Китай-городу и Кремлю, были построены баррикады, к ним подкатили орудия, и началась перестрелка.

Эта ситуация крайне обеспокоила Ксению — Марфу, проживавшую на Варварке в Китай-городе. Она срочно переселилась в Кремль к Шереметевым, чтобы уберечь от опасности сына. Действительно, уже к концу дня бои стали ожесточеннее. Полякам удаюсь укрыться только в Кремле и Китай-городе. Возникала угроза их окружения.

Однако преданные сторонники короля Сигизмунда решили во что бы то ни стало спасти польский гарнизон. Они отправили своих людей в Белый город и приказали поджигать дома в начале главных улиц. Начался огромный пожар, охвативший вскоре большую часть Москвы. В безопасности был только Кремль и часть Китай-города у Москвы-реки. Однако все возгорания от разносимых ветром искр старались тут же ликвидировать. Уцелел и дом Романовых на Варварке. Для Ксении — Марфы это стало большой радостью, поскольку в погребах хранились значительные запасы продовольствия, позволившие ей и сыну выжить во время многомесячной осады, в которой вскоре оказалась Москва.

Разгромив восставших москвичей, поляки решили, что одержали победу. На самом деле по многим городам прокатилась волна всеобщего возмущения. Ряды ополченцев существенно выросли, и в апреле 1611 года они подошли к столице. Вскоре в ходе боев был захвачен весь Белый город. Полякам и их приспешникам пришлось довольствоваться территорией Кремля и Китай-города. Их связи с внешним миром фактически были прерваны. Подвоз продовольствия прекратился. Среди простого населения и воинских людей начался голод и болезни. Это привело к тому, что все, у кого в руках было оружие, занялись сначала разбоем, а потом дошли и до каннибализма. Появляться в одиночку на улицах в темное время суток было опасно. Прохожих подстерегали голодные гайдуки из польского гарнизона, которые тут же их убивали, разделывали и, поджарив на кострах, съедали. Когда убитых было слишком много, их тела засаливали в огромных чанах впрок. Правительство превратилось в беспомощный и никому не нужный орган, не имевший ни власти, ни авторитета. Процветали воровство, коррупция и доносы друг на друга. Особо ушлые люди стали выслуживаться перед королем Сигизмундом, выпрашивать имения и чины и отсылать ему ценные вещи из царской казны под предлогом подготовки венчания на царство Владислава.

В этих условиях Ксения — Марфа очень боялась за судьбу и здоровье сына. Поляки могли вспомнить, что именно его прочил на царский престол патриарх Гермоген, который за патриотические призывы и смелые речи был брошен в земляную тюрьму Чудова монастыря, где в феврале 1612 года скончался от голода и холода. К тому же Филарет, бывший в польском плену, не желал идти на сговор с Сигизмундом, в отместку все его родственники в любой момент могли оказаться в опале. А главное, некогда большие запасы продовольствия в боярских житницах заканчивались. Уже весной 1612 года пришлось засеять все свободные участки земли и питаться лишь зеленью. Осажденные жили надеждой, что летом гетман Хоткевич сможет доставить им продовольствие, но объединенными усилиями войска Первого и Второго ополчений его отогнали. Все понимали, что еще одну зиму пережить никому не удастся.

Ф.И. Мстиславский выступил с требованием к полякам выпустить из осады женщин и детей, но в ответ те устроили потасовку и пробили князю голову. Ксения — Марфа с очевидностью осознала, что жить на Варварке слишком опасно. Вместе с сыном она переехала в Кремль к Ф.И. Шереметеву, имевшему охрану, поскольку в его ведении был Казенный двор, на котором содержались остатки Царской казны.

Наконец 22 октября в ходе ожесточенных боев ополченцам удалось взять Китай-город. Стало ясно, что полякам Кремль не удержать. Боясь погибнуть в ходе уличных боев, Ксения — Марфа вместе с другими боярынями обратилась к временному правительству с настоятельной просьбой выпустить их с детьми из крепости. Начальник гарнизона полковник Струсь не стал противиться и после переговоров с руководителями ополчений Д.Т. Трубецким и Д.М. Пожарским приказал открыть одни из ворот Кремля. Ксения — Марфа с Михаилом и небольшим скарбом тут же поспешила покинуть опасный Кремль. Их опекуном и защитником стал дальний родственник И.П. Шереметев, входивший в состав ополчения. Он добился для них разрешения отправиться в костромское имение Домнино, где можно было восстановить подорванные голодом силы. Вместе с «невольными кремлевскими сидельцами» поехали сестра, вдова М.М. Салтыкова, с сыновьями Борисом и Михаилом, которые были немного старше сына Ксении — Марфы.

Хотя уже 24 октября Кремлевский гарнизон сдался и москвичи стали праздновать победу, боярыни с сыновьями не стали задерживаться и в сопровождении нескольких слуг отправились в дальний путь. Нужно было добраться до наступления зимней стужи и обильных снегов.

Путешествие прошло без осложнений. В Домнине все надеялись восстановить подорванное голоданием здоровье и отдохнуть в тиши деревенской природы. Однако очень скоро выяснилось, что даже в этой костромской глуши находиться небезопасно. По дорогам рыскали казаки, поляки и литовцы из бывшего Тушинского лагеря и грабили не только путников, но и богатые усадьбы. Домнино было в стороне от Вологодского тракта, но и до него могли добраться непрошеные гости. Поэтому на всякий случай на развилке дорог установили дозор. Главными дозорщиками были местный староста Иван Сусанин и его зять Богдан Собинин.

Принятые меры были очень своевременны. Со стороны Вологды появился хорошо вооруженный отряд, состоявший из всякого разноязычного сброда. Его главарь узнал, что в Домнине проживают богатые московские боярыни с малолетними сыновьями.

Вовремя заметив разбойников, Сусанин приказал Богдану скакать к Ксении — Марфе и предупредить ее о смертельной опасности. Сам же он притворно согласился стать провожатым до имения. Однако он повел непрошеных гостей в Юсуповское болото, лежащее в небольшой котловине неподалеку. Оно поросло густым лесом и местами еще было топким и вязким. Всю ночь плутали разбойники по труднопроходимой чаше и лишь утром заметили огоньки какой-то деревни. Но это было не Домнино, а Исупово. И только там главарь понял, что Сусанин обманул его. Расправа над смельчаком была скорой и жестокой — его зарубили саблями.

Подвиг Сусанина спас Ксению — Марфу, Михаила и их родственников Салтыковых. Ночью они переехали в Кострому. Сначала жили в городском доме, потом переехали в костромской Ипатьевский монастырь, окруженный крепкими каменными стенами. Вынуждены были это сделать, так как из Москвы пришла весть о том, что на Земском соборе все склоняются к избранию Михаила Романова новым царем. Ксении — Марфе сообщил об этом ее родственник Ф.И. Шереметев.

Новость буквально потрясла бедную женщину. Она знала, в каком тяжелом положении находится страна, сколько грозных врагов ее окружают, у каждого были свои претенденты на московский престол: в Польше русским государем называли королевича Владислава, в Швеции полагали, что больше прав у королевича Карла-Филиппа, уже избранного в Новгороде. У Михаила не было ни армии, ни верных друзей и сподвижников, которые могли бы его поддержать и защитить. По мнению матери, на престоле ее сына ждала верная смерть. Поэтому она тут же написала Шереметеву, что никогда не согласится с избранием Михаила и не благословит его на царство, не мог это сделать и отец Филарет, находившийся в польском плену. А без родительского благословения такое решение принять было невозможно.

Шереметев, видимо, сообщил на соборе мнение Ксении — Марфы, но его решили проигнорировать, поскольку другой, устраивающей всех кандидатуры на трон не было. После активной борьбы за престол Б.Ф. Годунова, В.И. Шуйского и нескольких самозванцев бояре, судя по всему, полагали, что любой с готовностью примет их предложение и наденет на себя царскую корону. Однако Ксения — Марфа и Михаил были иного мнения на этот счет. Они твердо решили отказаться от оказанной им чести и ехать в Москву не собирались.

Наконец 21 февраля официально было объявлено, что новым русским государем провозглашен Михаил Федорович Романов, как племянник последнего царя из прежней династии Федора Ивановича. Поскольку из Костромы известий не приходило, решили отправить туда представительное посольство во главе с Рязанским архиепископом и боярином Ф, И. Шереметевым. Оно должно было, во что бы то ни стало добиться согласия Ксении — Марфы благословить сына на царство и привезти нового государя в Москву.

13 марта посольство прибыло в пункт назначения. В Ипатьевский монастырь туг же был отправлен гонец, который договорился о времени приема послов новыми государями. С этого времени у Ксении — Марфы появился новый титул: «Великая государыня старица Марфа Ивановна», но царицей ее официально никогда не называли.

Утром 14 марта из Костромы к монастырю двинулась длинная процессия. Впереди с крестом шел архиепископ Феодорит. За ним представители духовенства несли главную местную святыню — Феодоровскую Богоматерь. (Из Москвы везти ценные иконы не стали, поскольку в дороге могло случиться всякое.) За духовенством шли бояре Ф.И. Шереметев и В.И. Бахтеяров-Ростовский, окольничий Ф. Головин и другие представители знати в полном парадном одеянии. Замыкали шествие жители Костромы, собравшиеся на небывалое зрелище.

Марфа Ивановна с Михаилом встретили гостей в воротах монастыря. Они уже знали о цели их приезда, поэтому оба были сумрачны и суровы. Договорились ни под каким предлогом не соглашаться принять царство, поэтому даже не хотели идти в Троицкий собор, как того требовал обычай (все важные дела, в которых принимало участие духовенство, следовало решать в церкви).

Наконец после долгих уговоров и препирательств будущие государи вошли вместе со всеми в Божий храм. Там Феодорит с поклоном вручил им грамоту от Земского собора. В ней сообщаюсь об избрании Михаила новым русским монархом. Прочитав ее, избранник еще больше переменился в лице, с гневом и плачем бросил грамоту на пол и крикнул: «Не желаю я править государством! Не хочу и не буду!» Более спокойная Марфа Ивановна пояснила: «У нас и в мыслях не было мечтать о таком славном и великом царстве. Сын мой слишком юн и неопытен, чтобы править, ведь ему только шестнадцать лет. К тому же он не принадлежит к царскому роду, поэтому оснований для получения короны у него нет».

Но эти аргументы для членов посольства выглядели совсем неубедительными. В ответ Феодорит и Шереметев заявили, что именно Бог внушил всем одну мысль — избрать на царство Михаила Романова, прекрасного юношу, чистого телом и душой, единственно способного вывести страну из тяжелейшего кризиса. Его кандидатуру поддержали буквально все выборщики и поклялись верно служить до гробовой доски. С их решением согласились жители многих городов и уже поцеловали крест всенародному избраннику.

Но Марфу Ивановну и Михаила трудно было переубедить. Слова послов их еще больше возмутили. Великая старица стала горячо говорить о том, что избрание Михаила на престол равносильно гибели. Ведь московские люди перестали быть верны своему слову. Хорошо известно, как вступал на престол Борис Годунов, как долго его уговаривали стать царем, как истово клялись верно ему служить. Но, как только появился самозванец Гришка Отрепьев, назвавшийся царевичем Дмитрием, многие тут же изменили народному избраннику и перешли на сторону врага. Потом целовали крест царевичу Федору Борисовичу и его матери Марии Григорьевне. Но этой клятве были верны меньше двух месяцев. Более того, в угоду самозванцу свергли и убили Федора и Марию Григорьевну. Аналогичная ситуация была и при Василии Ивановиче Шуйском. Сами же подданные не только свели законного царя с престола, но и отдали в польский плен. «Разве может любящая мать в этих условиях отдать свое дитя на позор и верную смерть», — так закончила свою речь Марфа Ивановна.

Слова ее были справедтивы, и послам пришлось долго объяснять, за что были свергнуты прежние монархи и почему русские люди им изменили.

Тогда Великая старица стала приводить другие аргументы: юный и неопытный Михаил не сможет править в совершенно опустошенной стране, когда в казне нет денег и невозможно заплатить воинским людям и правительственным чиновникам, при разоренном царском имуществе и неимущем населении. Царская резиденция Кремль стоит в руинах, поэтому жить будущему государю негде и питаться нечем, все погреба опустошены, и наполнить их продовольствием не представляется возможным, все царские земли розданы служилым людям и запустошены.

Хотя послы хорошо знали, что все сказанное Марфой Ивановной сущая правда, они стали утверждать, что меры по восстановлению царского дворца уже приняты, по городам отправлены сборщики, которым велено собрать с населения недоимки по налогам за смутные годы и привезти продовольствие для царского обихода.

Великой старице становилось ясно, что на все ее слова хитрый дипломат Ф.И. Шереметев всегда найдет нужные ответы и ни за что не позволит ей сказать решительное «Нет!». К тому же ее стали утомлять вопли и плач сотен людей, набившихся в храм. Все умоляли ее и сына смилостивиться над сирыми и обездоленными и не презреть их моление. А Феодорит с угрозой заявил, что если Михаил откажется от царства, то начнутся новые кровопролитные междоусобицы и кровь невинных жертв падет на его голову, за что Бог его сурово накажет.

Для глубоко верующей Марфы Ивановны эти слова прозвучали зловеще. Она

упала на колени перед образом Феодоровской Богоматери и со слезами на глазах начала молиться. Она просила Пресвятую Деву быть заступницей ее единственной кровинушки, никогда его не покидать и указывать правильные решения любых сложных проблем. Потом, немного успокоившись, она встала и твердо заявила, что готова благословить сына на царство. Ее слова вызвали всеобщее ликование и слезы умиления. Сотни людей упали на колени и воздали хвалу Богу за то, что он наконец-то дал им нового государя, способного собрать всю страну воедино.

Благословляя сына, Великая государыня старица сказала так: «Ради заступницы христианской пречистой Богородицы и ради чудотворного Ее образа и московских чудотворцев Петра, Алексея и Ионы, надеясь на праведные и непостижимые Божий судьбы, благословляю сына моего Михаила на Владимирское и Московское государства царем и великим князем всея Руси».

Хотя Михаил не хотел быть государем, но ослушаться мать не посмел и согласился принять возложенную на него честь. Феодорит тут же его благословил на царство и вручил скипетр — символ власти. Окружающие люди стали петь многолетие новым государям и всячески их прославлять.

После церемонии умаления на царство Феодоровская Богоматерь стала считаться главной покровительницей всех царей из династии Романовых. Ее перевезли в Москву и установили в Благовещенском соборе. Эта святыня дошла и до наших дней.

Московские бояре настоятельно просили, чтобы Михаил и Марфа как можно скорее ехали в столицу. Но они торопиться не стали. Оба полагали, что без верного окружения они могут оказаться в заложниках у ополченцев. Ведь собственного войска у нового царя не было, а Д.Т. Трубецкой и Д.М. Пожарский, послухам, сами были не прочь занять престол.

Из Костромы выехали 19 марта, но не в Москву а в Ярославль. Там новые правители хотели освоиться со своим положением, оглядеться, сформировать ближнее окружение, разузнать о ситуации в стране. А пока в столице ремонтировали Кремль, в царские подвалы свозили продовольствие и потихоньку наполняли казну.

В ближнее окружение решили включить братьев Салтыковых, племянников Марфы Ивановны. Борис стал заведовать царским имуществом, оттеснив с должности дворецкого Ф.И. Шереметева. Михаил был назначен кравчим. В его обязанности входило пробовать кушанья и подавать их царю. В дворцовой иерархии это была не самая высокая должность, но ее исполняли наиболее доверенные Царю люди.

В Москве во временное правительство входили в основном бояре, бывшие родственниками Михаила по линии отца: Ф.И. Мстиславский, Б.М. Лыков, И.Н. Романов, И.В. Голицын и другие. Они хотели потеснить родственников Марфы Ивановны, поэтому делали все возможное, чтобы в будущем отдалить мать от сына. Хоть царь требовал, чтобы мать разместили в палатах прежних цариц, в частности жены царя Василия Шуйского Марии Буйносовой, бояре приготовили для нее келью царицы-инокини Марфы Нагой в Вознесенском монастыре. Этим они как бы подчеркивали, что место монахини в обители и вмешиваться в государственные дела она не должна. Некоторые из членов правительства даже не хотели называть Марфу Ивановну Великой государыней и пытались именовать Великой старицей, но этот титул был отвергнут самим царем.

Марфа не стала спорить с боярами и даже прекратила с ними переписку, так как знала, что ее мнение и слово всегда будут для сына законом. Никакие боярские происки не смогут внести раскол в их отношения и заставить Михаила отдалиться от нее. Ведь вместе они пережили очень много бед, и именно она была главной воспитательницей и наставницей Михаила, поскольку волею судеб Филарет всегда находился далеко от дома, даже в Тушине и польском плену, и был занят не семейными, а государственными делами.

В Ярославле царь и его мать пробыли почти месяц. За это время к ним прибыло много представителей знати, воинских людей, дьяков и подьячих. Одни изъявляли желание служить только им, другие просили защиты от боярского произвола, третьи желали лично выразить верноподданнические чувства и предстать перед «светлыми очами» юного государя. В результате московское правительство буквально обезлюдело и с трудом справлялось с управленческими задачами. А Михаил отправлял в города новых воевод, рассылал сборщиков продовольствия и налогов и сумел даже помочь осажденному шведами Пскову. Каждый день приходили известия о том, что жители различных городов присягали ему.

Все это говорило о том, что страна готова служить первому Романову. Смутные времена и междоусобицы уходили в прошлое. Русские люди хотели мирной и спокойной жизни и возлагали большие надежды на юного царя Михаила, не запятнавшего себя связями ни с самозванцами, ни с поляками.

К середине апреля вокруг Михаила сплотилось несколько сотен человек, и теперь ему было не страшно въезжать в столицу. Поэтому 16 апреля все двинулись в путь, на этот раз — к Москве. Остановки делали лишь в Ростове, Переслаапе-Залесском, Троице-Сергиевом монастыре. Всюду новые государи посещали местные соборы, молились у гробов святых, почитали чудотворные иконы. В Троице-Сергиевом монастыре архимандрит Дионисий вновь благословил монарха и окропил святой водой окружавших его лиц. После этого Михаил вместе с матерью долго молился у гроба Сергия Радонежского, прося у святого защиту и покровительство.

Наконец 2 мая новый государь торжественно въехал в столицу. Все жители радостно его приветствовали. Марфа Ивановна, как того требовал обычай, ехала в закрытой карете, обитой темной материей. Ей нельзя было участвовать во всевозможных празднествах. Но она и не стремилась к этому. Восхождение сына на российский престол вызывало у нее большую тревогу. Всюду чудились враги и недруги, и казалось, что верных и надежных людей очень мало. Поэтому свободное время Великая государыня проводила в молитвах и просила Бога охранять Михаила от всяческих бед и невзгод.

В келье Марфы Нагой Великая государыня прожила совсем недолго. Уже в декабре 1613 года ей построили малую избушку из бревен. Стены в ней были обиты темно-вишневым сукном. 2 января отпраздновали новоселье, на которое Михаил Федорович подарил матери сорок соболей, стоивших 60 рублей. Со временем двери и оконца в избушке были для красоты обиты лазоревым сукном. В 1616 году к избушке пристроили новые помещения, и первая невеста царя, Мария Хлопова, подарила Марфе Ивановне две связки по сорок соболей.

На этом Великая государыня не прекратила строительные работы в монастыре. В 1617 году к главному собору был пристроен придел в честь Михаила Малеина, покровителя ее сына, затем придел в честь Федора, святого покровителя ее мужа. В 1624 году Марфа Ивановна переехала в более просторную избушку, имевшую шесть слюдяных окошек, изразцовую печь, окованные металлом двери и ставни. К избушке были пристроены сени, чулан и еще одна келья. Все здания соединялись с церковью Георгия, где старица любила молиться.

Поскольку у Михаила не было жены, все обязанности царицы легли на плечи его матери. Ей помогали Мария Юрьевна Головина и казначей Марья. Официально Марфа Ивановна для своих нужд могла брать деньги из казны, а также отдавать различные распоряжения. Многие просители это вскоре осознали и стали бить ей челом о своих нуждах.

Псковичи даже попытались преподнести ей подарки: серебряный кубок, 10 аршин вишневого атласа, 9 аршин шелка, 40 куниц и 30 золотых. Но Марфа Ивановна согласилась взять только хлеб-соль, а остальное отправила в царскую казну.

Главной обязанностью Великой государыни стало восстановление царицыных мастерских и налаживание их работы, поскольку следовало в короткие сроки изготовить для Михаила Федоровича царские одежды.

В монастыре были построены светлицы для мастериц, куда и привезли сундуки с шелками, волоченным и пряденым золотом и серебром, жемчуг, парчу, иголки и булавки. Все они запирались на замки, ключи от которых были у Марфы Ивановны. Поначалу кружево и драгоценные камни спарывали со старой царской одежды. Но потом все необходимое стали закупать у купцов. Известно, к примеру, что в 1624 году было закуплено 6077 зерен жемчуга на сумму в 1557 рублей. Уже в 1614 году для царя изготовили красивую шубу, покрытую шелковой материей, ее украшало жемчужное кружево с 16 драгоценными камнями. Из тафты были сшиты красивые сорочки алого цвета. До этого Михаилу приходилось использовать нарядную одежду Богдана Вельского, которая хранилась в казне, белые и цветные сорочки из тафты, украшенные серебряным шитьем и жемчугом.

Не забывала Марфа Ивановна и о плененном Филарете. В 1614 году для него были изготовлены: бархатная шуба вишневого цвета на соболях, несколько рясок и шапок, праздничная мантия и будничная одежда. Приходилось заботиться и о себе, ведь старица была важным государственным лицом. Свою одежду она шила из черной тафты, а когда материи этого цвета не хватало, красили в черный цвет яркие ткани. В келье она ходила в ряске, на людях показывалась в опашне и шубе, подбитой горностаями.

По приказу царя для матери изготовили повозку, в которой окошечки были обиты соболями и имели черные занавески. В ней она ездила на богомолье в монастыри, находящиеся неподалеку от столицы.

Кроме женщин, ведавших финансовыми вопросами, при Марфе Ивановне находились крестовый дьяк, крестовый дьячок, псаломщик, стольник Федор Судимантов, бахарь (сказитель) Петрушка Макарьев, арап Давыд Иванов, дурка Манка и уродина Марфа. Со временем число шутов при ней увеличилось.

Благодаря мастерству и художественному вкусу Марфы Ивановны во время венчания на царство 11 июля 1613 года Михаил Федорович выглядел превосходно. Подданные с восхищением смотрели на молодого и красивого царя, и каждый был готов отдать за него жизнь. В этом отношении он выгодно отличался и от престарелых Бориса Годунова и Василия Шуйского, и от неказистых Лжедмитриев I и П.

Внешний облик всегда играл важную роль в жизни человека. Считалось, что у царей он должен быть величественным и благородным. Невысокие и невзрачные люди не могли сделать при дворе удачную карьеру, поскольку рындами, стольниками и кравчими всегда были статные молодцы. Даже при назначении воевод главных полков учитывался облик кандидата. Воины охотнее шли в бой за представительными людьми, обладавшими высоким ростом и могучим телосложением. Таким примером был М.В. Скопин-Шуйский, молодой богатырь, пользовавшийся всенародной любовью.

Перед Михаилом Федоровичем стояло много сложных задач. Следовало прежде всего обезопасить границы государства и по возможности вернуть утраченные в Смутное время территории. Еще весной 1613 года было отправлено несколько отрядов к Смоленску, но взять город не удалось. После этого начались переговоры о перемирии, которые постоянно осложнялись вооруженными столкновениями между послами. Были предприняты попытки освободить от шведов Новгород, но удалось лишь отогнать шведского короля Густава от Пскова. Это заставило обе стороны начать переговоры. Они закончились в 1617 году подписанием Столбовского мирного договора, по которому Швеция возвращала Новгород с окружающими его землями, но оставляла за собой все Балтийское побережье.

Вполне вероятно, что именно Марфа Ивановна советовала сыну решать все проблемы мирным путем, ведь женщины никогда не были сторонниками вооруженной борьбы. Кроме того, мудрая мать учила Михаила опираться не только на знать, но и на участников Земского собора. По просьбе царя выборные от городов остались в Москве и вместе с Боярской думой стали главными его советниками. Совместно решались самые сложные проблемы, главной из которых был сбор денег для экипировки войска, которому следовало сражаться и с поляками, и со шведами, и с И. Заруцким, обосновавшимся с Мариной Мнишек в Астрахани, и с разбойничающими казаками, опустошавшими северные города. С помощью выборных представителей от городов удалось получить «пятину» — пятую часть имущества того населения, которое платило налоги, и «запросные деньги» — добровольные пожертвования.

В 1614 году Астраханское царство было разгромлено, И. Заруцкий с Мариной и ее малолетним сыном Иваном были взяты в плен. Заруцкого и Ивана казнили, а Марину заточили в башне Коломенского кремля, где она вскоре умерла. На этом авантюра Лжедмитриев окончательно завершилась.

С Польшей разрешить все противоречия было сложнее, поскольку там не признавали права Михаила на царский престол и полагали, что законным монархом является Владислав. В 1618 году королевич даже предпринял поход на Москву, надеясь, что русские люди его поддержат. Однако оказалось, что Михаил Федорович пользуется любовью народа, и поляку никто не захотел служить. Это заставило Владислава в конце 1618 года заключить Леулинское перемирие и вернуться домой ни с чем. По условиям договора все русские пленные получили свободу и возможность вернуться на родину. Среди них был и Филарет.

Несомненно, заключение мирных договоров со Швецией и Польшей, разгром И. Заруцкого с Мариной Мнишек и наведение порядка в северных областях было большой заслугой правительства молодого царя и Марфы Ивановны в том числе. Ведь перед принятием окончательного решения Михаил всегда обращался к матери за советом.

В стране стала налаживаться мирная жизнь. У Марфы Ивановны появилось много обязанностей. В ее подчинении оказались две слободы, Калашная и Хамовная, в которых находились мастерские по производству различных тканей. Часть тканей использовалась для нужд царского двора, часть шла на пролажу, и это приносило казне дополнительные доходы. За Москвой-рекой начали возделывать огороды, где выращивались всевозможные овощи для царской кухни. Марфа Ивановна строго следила за тем, чтобы вовремя был собран урожай и сделаны заготовки на зиму. В Рубцове под ее руководством разбили обширный сад, где были посажены яблони, вишни, крыжовник, смородина и другие ягодные культуры. Плоды собирались и хранились частично в свежем виде, частично в патоке. Из некоторых ягод делали настойки, наливки, морсы и квасы. Все это вскоре наполнило царские погреба, и проблем с продовольствием уже не возникало.

Великая государыня смирилась с тем, что ей приходится проживать в Вознесенском монастыре. Там же поселилась и ее вдовая сестра, которая также приняла постриг. Поскольку во главе церкви не было патриарха, многие церковные деятели стати обращаться за поддержкой именно к Марфе Ивановне. Она помогала монастырям получить налоговые льготы, отстоять свои земельные владения во время конфликтов с другими землевладельцами и т.д.

Ее покровительством стали пользоваться все сирые и обездоленные вдовицы, старики, убогие и болящие. Особую заботу Марфа Ивановна проявляла о насильно постриженных женщинах царского рода. Некоторые царицы по ее просьбе были переведены в московские монастыри (Мария-Елена Буйносова — в Новодевичий, Прасковья Соловая — в Ивановский), другим к каждому церковному празднику присылались подарки. Хотя Марфа Ивановна не жаловала представительниц рода Годуновых, Ксению — Ольгу Годунову и Евдокию — Александру Сабурову, но и они не оставались без ее заботы и, когда пришло время, были достойно похоронены первая — в Троице-Сергиевом монастыре вместе с родителями и братом, вторая — в Вознесенском монастыре вместе с царями и царевнами. В Тихвинском монастыре остался прах только Анны Колтовской, четвертой жены Ивана Грозного, которая по церковным правилам уже не считалась законной супругой.

Одной из главных забот Великой государыни стала женитьба сына — ведь ему следовало основать династию и иметь наследников. С выбором невесты затруднений не было. Уже давно сердце Михаила было отдано веселой хохотушке Марии Ивановне Хлоповой, с которой он познакомился в далеком детстве в селе Клин (ее дядя был приставом у ссыльных Романовых). Выбор Михаила был всеми поддержан, так как невеста происходила из древнего, хотя и не самого знатного рода. Однако ее предки уже состояли в родстве с царями: матерью пятой жены Ивана Грозного, Анны Васильчиковой, была сестра Ильи Алексеевича Хлопова, царского постельничего; дочь Ильи Алексеевича была женой И.С. Нагого, родственника последней жены Ивана Грозного, Марии — Марфы Нагой.

Вообще родственные связи Хлоповых были обширны: с Олферьевыми, Шереметевыми, Троекуровыми, Собакиными, Сабуровыми и др., а через них — и с Романовыми.

Вопрос о свадьбе был окончательно решен в 1616 году. Марию поселили в верхних покоях царского дворца и нарекли. Анастасией в честь знаменитой бабки Михаила — царицы Анастасии Романовны. Все ее родственники были приглашены ко двору и вошли в ближнее царское окружение.

Однако прежним царским фаворитам братьям Салтыковым не понравилось, что Хлоповы стали входить в царскую свиту и претендовать на хорошие должности и высокие чины. Поэтому они пытались при любом удобном случае оттеснить либо совсем прогнать соперников из царского дворца. Такой случай вскоре представился, поскольку именно Салтыковым было поручено оберегать здоровье невесты Михаила Федоровича.

Мария Хлопова, обладавшая неплохим аппетитом, очень увлекалась сладостями: всевозможными пастилками, фруктами в патоке, коврижками и пирогами. В то время пышная фигура считалась признаком женской красоты, поэтому не существовало понятия об ограничении в еде. Как-то после очередной порции сладостей у девушки началась рвота. Обеспокоенные родители обратились к Михаилу Салтыкову, и тот принес какую-то водочную настойку, якобы улучшающую пищеварение. От нее Марии стало еще хуже. Тогда позвали докторов-иностранцев. Осмотрев девушку, те пришли к выводу, что у нее от неправильного питания легкая форма желтухи. Ей было предписано не употреблять сладкое, острое и жирное.

Но Салтыковых такой диагноз не устроил, и они стали распространять слухи о том, что Мария неизлечимо больна. Об этом вскоре узнала и Марфа Ивановна. Она вызвала племянников и устроила им допрос. Борис и Михаил не стали сгущать краски по поводу здоровья царской невесты, но заявили, что, по мнению докторов, она не сможет иметь здоровых детей. Эта новость так поразила Марфу Ивановну, что она тут же побежала к сыну и стала убеждать его ни под каким предлогом не жениться на Хлоповой. Племянники убедили ее, что родственники невесты, желая приблизиться к трону, скрыли ее неизлечимую болезнь.

Новость оглушила Михаила, уже давно привязавшегося к Марии. Но вместо того, чтобы самому поговорить с будущей женой, он поручил матери во всем разобраться и принять правильное решение. Марфа Ивановна приказала обвинить Хлоповых во лжи и вместе с Марией выслать в Тобольск. Никаких оправданий с их стороны уже никто не хотел слушать. Они уже считались государственными преступниками и были помещены на особом дворе, больше напоминавшем тюрьму. В суровых сибирских условиях юная Мария серьезно простудилась и заболела воспалением легких. Без нужных лекарств вылечиться до конца ей так и не удалось. Михаил, узнав о плохом состоянии здоровья своей бывшей невесты, приказал перевести ее в Нижний Новгород. Вся эта история настолько повлияла на него, что о новой женитьбе он и слышать не хотел. К тому же из-за вторжения польских войск под руководством королевича Владислава, претендента на московский престол, в стране создалась напряженная обстановка. В случае победы поляков Михаилу грозила неминуемая гибель.

Однако подданные не предали своего избранника и отказались подчиниться Владиславу. И королевич вернулся домой ни с чем. В Москве же стали ждать возвращения из плена Филарета. 14 июня 1619 года Михаил наконец-то смог обнять отца. Не менее радостной и теплой была встреча Марфы с бывшим мужем. Оба пролили немало слез радости и воздали хвалу Богу за то, что их разлука закончилась. Правда, Марфа так и осталась жить в Вознесенском монастыре уже в качестве его игуменьи. Филарет же начал готовиться к принятию патриаршеского сана. Только его царь желал видеть на посту главы православной церкви. Для поставления Филарета даже специально пригласили иерусалимского патриарха Феофана, хотя это могли сделать и русские иерархи.

Марфа Ивановна поначалу была очень рада, что около сына появился мудрый и надежный советчик — отец патриарх Филарет. Но со временем она стала замечать, что Михаил от нее постепенно отдаляется и ее собственная значимость при дворе падает. Так, из ее ведения были изъяты все церковные дела. Никто не стал спрашивать ее совета и по поводу намеченных на Земском соборе реформ в налогообложении.

Чтобы вернуть былое влияние, она напомнила сыну, что они вместе давали обет посетить несколько отдаленных монастырей в случае освобождения Филарета. Тот возражать не стал и согласился в конце лета отправиться в дальний путь. Вместо него «на государстве» оставался отец, изрядно истосковавшийся по власти.

Было решено почти полностью повторить тот маршрут, по которому проходил путь Марфы Ивановны и Михаила весной 1613 года из Костромы. Он пролегал через Троице-Сергиев монастырь, Ростов, Переславль-Залесский, Ярославль и Кострому до Макарьевского монастыря на Унже. Всюду мать и сын посещали местные святыни и делали в монастыри щедрые вклады. Небольшая остановка произошла и в Домнине. Там местные крестьяне рассказали им о подвиге Ивана Сусанина. В благодарность за спасение уже после возвращения в Москву Михаил Федорович издал указ о награждении Богдана Собинина и его родственников. Еще раньше был награжден и приглашен толвуйский священник Герасим, помогавший Марфе Ивановне в ссылке.

Обетная поездка продолжалась месяц. Когда начались осенние дожди и дороги испортились, пересели на речные суда. Это позволило заниматься рыбалкой и отсылать в подарок Филарету в Москву белуг, осетров и стерлядей. Марфа Ивановна, кроме того, вела с ним регулярную переписку, сообщая обо всех происшествиях в пути.

Ей казалось, что с сыном и бывшим мужем у нее вновь установились теплые и сердечные отношения. Однако властный Филарет полагал, что влияние матери на взрослого сына не должно быть таким сильным. Это было ранее.

В конце концов, Марфа Ивановна смирилась со второй ролью и с большим рвением стала заниматься царицыными мастерскими. Вместе с сестрой она задумала заново украсить кремлевские соборы и изготовить новые покровы на гробницы митрополитов, патриархов и государей. При ее личном участии закупались красивые ткани, золотые и серебряные нити для вышивки. Все это хранилось в особых кипарисных сундуках, ключи от которых были у Великой государыни. По утрам она давала задание каждой девушке-мастерице и выдавала нужные материалы. Через некоторое время новое убранство получили не только главные храмы страны, но и многие древние соборы в Ростове, Владимире, Суздале и в особо почитаемых монастырях.

Тем временем Филарет решил лично заняться вопросом женитьбы сына. Поскольку у Михаила никаких собственных сердечных привязанностей не было, кроме опальной Марии Хлоповой, было решено поискать невесту в европейских королевских домах. По примеру царя Бориса Годунова первой страной стала Дания. В 1621 году туда было направлено посольство А.М. Львова с целью высватать у короля одну из наиболее красивых племянниц. Однако Христиан был болен и с русским послом не встретился. В 1623 году с этой же миссией посольство поехало к шведскому королю Густаву. На примете была сестра его шурина Екатерина. Однако девушка наотрез отказалась менять свою протестантскую веру на православие, а брак русского царя с иноверкой был просто невозможен.

Потерпев неудачу за границей, Филарет поговорил с сыном и узнал, что тот не может забыть Марию Хлопову. Решили отправить в Нижний Новгород комиссию из царских родственников, которой поручалось узнать о здоровье бывшей невесты Михаила. Оказалось, что девушка здорова и у нее нет приступов рвоты. Тогда Филарет вызвал к себе врачей Бильса и Балцера, когда-то лечивших Марию. Те сказали, что и раньше не наблюдали у нее опасного заболевания — легкое расстройство пищеварения от неправильного питания. Дальнейшее расследование показало, что Хлопову оболгал Михаил Салтыков, который рассказывал всем о ее крайне тяжелом недуге. Пришлось допросить и родственников Марии, Ее отец и дядя Гаврила вспомнили, что когда-то они поссорились с Борисом Салтыковым в царской сокровищнице из-за турецкой сабли. Борис полагал, что русские мастера сделают не хуже, Гаврила же утверждал, что аналогичную саблю им не изготовить. Напрашивался вывод, что Салтыковы просто отомстили Хлоповым и, используя свое влияние на Марфу Ивановну, добились их ссылки.

Безусловно, для Великой государыни эти разбирательства были неприятны. Получалось, что она была повинна в несчастьях Марии Хлоповой. Салтыковы же были объявлены государственными преступниками за то, что расстроили царскую свадьбу. Их лишили всех званий и имущества и отправили одного в Галич, другого — в Вологду. Даже сестра Марфы Ивановны была признана виновной и сослана в Суздальский монастырь. Для Марфы Ивановны это было большим ударом, хотя в глубине души она понимала, что приговор справедлив. Получалось, что никаких оснований для лишения Марии Хлоповой звания царской невесты нет и следует готовиться к свадьбе. Но было ясно, что будущая жена никогда не простит свекровь за свои невольные страдания и добрые отношения с ней не наладит. И это еще больше отдалит Михаила от матери.

Марфа Ивановна никак не могла потерять горячо любимого сына, поэтому она тут же отправилась во дворец и заявила, что никогда не даст своего согласия на брак с Марией Хлоповой, не благословит молодых и прекратит с ними всяческие отношения. Царь не захотел ссориться с матерью и официально объявил, что девица Хлопова окончательно теряет звание его невесты. Взамен она получает право жить на полном государственном обеспечении в подаренном когда-то Кузьме Минину большом и красивом доме в Нижнем Новгороде. Но Марию это не утешило. От переживаний и незалеченной простуды она заболела туберкулезом и довольно скоро умерла.

Марфе Ивановне пришлось вновь предпринимать усилия для того, чтобы вернуть любовь сына. Весной 1623 года она отправилась с ним в богомольную поездку в Троице-Сергиев монастырь. Хотя расстояние было небольшим, путешествие продолжаюсь несколько дней. Во время остановок мать и сын проводили время в беседах и вместе сочиняли подробные письма к Филарету, который вновь остался за государя. С 1622 года он стал носить титул Великого государя и считаться соправителем Михаила.

Черновики писем Марфы Ивановны дошли до нас. В них много исправлений, говорящих о том, что старица с трудом находила нужные слова. Ведь ее слова предназначались не только для бывшего мужа, но и для его ближнего окружения, обычно участвовавшего в переписке официальных лиц. Марфа Ивановна хотела всем доказать, что любит Филарета, глубоко уважает и ценит его за многочисленные достоинства. Вот образец ее обращения к патриарху: «Вышеестественному в подвигах и равноангельному в изволениях, изрядному в архиереях, богодуховенному в человецах, Великому государю и владыке моему, Святейшему Филарету Никитичу, Божиею милостию патриарху Московскому и всея Руси».

Интересно отметить, что в ответ Филарет писал только Михаилу Федоровичу и даже не упоминал о Марфе Ивановне. Возможно, он хотел этим подчеркнуть второстепенность ее положения при сыне. Ведь каких-либо особых отношений у него с бывшей женой не было. К тому же Филарету видимо, не нравилось, что Марфа Ивановна выполняет роль государыни, поскольку сын все еще холост.

Наконец летом 1624 года царской невестой официально была названа Мария Владимировна Долгорукая. Ее отец Владимир Тимофеевич с 1622 года считался патриаршим боярином и входил в ближний круг Филарета. Это, видимо, и стало главной причиной ее избрания на роль невесты Михаила. Марфа Ивановна с этим выбором также согласилась, поскольку девушка была из древнего рода князей Оболенских и имела обширные родственные связи среди Рюриковичей, столь необходимые для укрепления трона Романовых.

Свадьба состоялась 19 сентября 1624 года. Рольтысяцкого исполнял двоюродный брат царя И.Б. Черкасский, дружками со стороны жениха стали Д.М. Черкасский и Д.М. Пожарский, со стороны невесты — М.Б. Шеин и Р.П. Пожарский.

Надо сказать, что до возвращения из плена Филарета полководца-освободителя Д.М. Пожарского и его родственников при дворе не жаловали. Не последнюю роль в этом сыграла Марфа Ивановна и ее родственники. Великая государыня подозревала Пожарского в посягательстве на престол, ее племянник, Б.М. Салтыков имел неприятные местнические разборки с Дмитрием Михайловичем, когда тот в конце 1613 года отказался объявить ему боярство, то есть признать себя более худородным, чем Салтыковы. Несомненно, само назначение на эту должность было оскорблением для прославленного полководца, поэтому он и отказался ее выполнять. Но пол влиянием матери Михаил настоял на своем и, судя по всему, очень обидел Пожарского. Филарет же во всем разобрался и всячески стал возвышать заслуженного полководца.

В первый день свадебное торжество было очень веселым, и в церемонии, и в застолье участвовали все представители двора. Однако на следующий день выяснилось, что молодая царица заболела. Причину ее недуга выяснить не удалось. Скорее всего, она стала чахнуть от какого-то медленнодействующего яда, например мышьяка, подмешанного в белила или румяна. Такой способ расправы с царскими женами известен давно. От яда погибли Елена Глинская, мать Ивана Грозного, и Марфа Соба-кина, вторая жена этого царя.

Мария Долгорукая, судя по всему, кому-то перешла дорогу, и ее начати медленно сводить в могилу. Назвать точно имя ее смертельного врага и сейчас невозможно, но напрашивается предположение, что им был Ф.И. Шереметев, прочивший в царицы свою дочь Елену. К тому же незадолго до свадьбы тот поссорился с В.Т. Долгоруким и мог опасаться его мести в будущем. Ведь все знати, что родственники царицы будут занимать самые высокие места у трона.

Несчастная Мария Долгорукая так и не смогла стать Михаилу полноценной супругой. Промучившись несколько месяцев, она умерла 6 января 1625 года. Для Марфы Ивановны стало ясно, что женить сына теперь будет очень непросто. Все мечтали с ним породниться и безжалостно расправлялись с конкурентками. Медлить же с браком было нельзя. По меркам того времени он был зрелым мужчиной.

После семейного совета решили устроить традиционный смотр невест, чтобы никто не чувствовал себя обиженным или обойденным. Сначала девушек отбирали городовые воеводы, потом приехавшие царские чиновники, наконец 60 самых безупречных красавиц были собраны в Москве. После осмотра врачами они были показаны Михаилу и его матери. Наиболее приглянувшихся пригласили во дворец и поселили в особом помещении. Ночью царь с Марфой Ивановной обошел спальни, чтобы принять окончательное решение. Утром после некоторого раздумья он твердо заявил матери, что, кроме Евдокии Стрешневой, прислужницы Елены Шереметевой, он никого не желает видеть своей невестой.

Марфу Ивановну его выбор очень удивил. Евдокия была красивой девушкой, но ее род был совершенно незнатным и никогда не роднился с государями. К тому же остальные знатные девушки, в первую очередь Елена Шереметева, могли посчитать себя униженными и даже оскорбленными. Но на этот раз Михаил Федорович оказался непреклонным и не стал слушать доводы матери. Он хотел жить с той девушкой, которая была ему по сердцу, а не с той, которая только знатна и богата. Единственная просьба царя состояла в том, чтобы не сообщать заранее имя его избранницы из-за боязни навлечь на нее беду,

Стрешневы действительно были не слишком знатны. В разрядных книгах, где были зафиксированы все важные служебные назначения за несколько веков с конца 70-х годов XVI века, встречается лишь имя дьяка Ивана Филипповича Стрешнева. Он был сначала дворцовым дьяком и сопровождал Ивана Грозного во время военных походов. Потом он стал дьяком Разрядного приказа и участвовал в разборе различных местнических дел. Последний раз его имя встречается под 1605 годом. Он уже думный дьяк и, видимо, заменял впавшего в немилость при Б.Ф. Годунове В. Шелкалова. Сын Ивана Филипповича Афанасий в 1598 году был воеводой Мосальска.

Отец будущей царицы Лукьян Степанович Стрешнев был мелкопоместным можайским дворянином, который сам занимался сельхозработами. Жену его звали Анна Константиновна, и она была из такого же малознатного дворянского рода. Бедность родителей заставила Евдокию поступить в услужение к Елене Федоровне Шереметевой и войти в ее свиту. Для рядовых дворянок это было обычным делом и позволяло жить не в сельской глуши, а в столице, где можно было со временем выйти замуж.

Вполне вероятно, что царь Михаил Федорович не раз видел Евдокию, поскольку дом Шереметевых находился в Кремле и все его обитатели по церковным праздникам посещали главные соборы. Видимо, ее красота и скромность запали ему в душу. Возможно, у нее были и другие достоинства, привлекшие царя: живость, общительность, благочестивость и т.д. Вполне очевидно, что выбор на нее пал не случайно.

На этот раз Марфа Ивановна смирилась с решением сына. Более того, ей самой пришлось заняться изготовлением свадебных нарядов для Евдокии, ведь у той на роскошные платья не было средств.

Приодеть пришлось и всех родственников будущей царицы, которые жили в деревне и с трудом согласились переехать в столицу.

Для себя Марфа Ивановна сшила новую монашескую одежду из черной тафты. Шубу ей изготовили из соболей и покрыли темно-вишневым бархатом. Правда, в свадебном торжестве ей участвовать не полагалось.

В январе Евдокию Лукьяновну поселили в Вознесенском монастыре рядом с Марфой Ивановной. Там ей следовало жить до свадьбы. Будущие родственницы скоро подружились, поскольку скромная невеста с большим вниманием относилась ко всем советам Великой государыни и была готова слушаться ее и признавать старшинство. Поэтому Марфа Ивановна обучила ее и рукоделию, и придворному этикету, и способам управления царицыными мастерскими, ткаческими слободами и садоводческо-огородным хозяйством. Ведь после свадьбы царице полагалось стать полновластной хозяйкой во дворце.

Бракосочетание состоялось 5 февраля 1626 года. На этот раз ничто не омрачило празднества. Скромным Стрешневым никто завидовать не стал. Марфа Ивановна, боясь сглаза, спрятала венец невесты в свой ларец и запечатала печатью. В ответ Евдокия Лукьяновна еще больше привязалась к свекрови. Вместе с ней она стала совершать богомольные поездки по монастырям, вместе посещала ее село Рубцово. Там был чудесный сад, чистые пруды для купания и разведения рыбы. 1 августа по сложившейся традиции женщины совершали омовение. Ведь на людях они не могли это делать.

Осенью 1626 года стало ясно, что Евдокия Лукьяновна беременна. Ей уже не полагалось покидать дворец во избежание осложнений. С этого времени царицу стали опекать специально назначенные женщины.

Марфа Ивановна вновь оказалась одна. Утро ее начиналось с долгой молитвы у образа того святого, чья память отмечалась в этот день. Затем она читала челобитные, присланные на ее имя. Обычно это были просьбы о денежной помощи или покровительстве. Для ответа приглашался дьяк, который записывал, кому и сколько следовало дать денег, кому оказать содействие в каком-нибудь деле и т.д.

Потом Великая государыня вместе с келарем и экономом занималась делами Вознесенского монастыря. Наконец она приступала к своему любимому занятию рукоделием и созывала к себе монашек и девушек-послушниц. Сообща они решали вопрос о том, какую пелену или покров следует изготовить в подарок церквам и монастырям. Марфа Ивановна раздавала либо пряжу, либо нитки, и все занимались работой до обеда. Общая трапеза обычно была очень скромной: капустное или свекольное варево, каши, квас. Даже в праздники особые разносолы не полагались. Все обитатели монастыря вели достаточно аскетичный образ жизни, подражая во всем игуменье.

После обеда полагался сон. Вечером можно было отдохнуть и развлечься. В это время Марфа Ивановна принимала гостей из числа родственников. Все знали, что она любит различные диковинки и замысловатые вещицы, и старались их ей подарить. Так. князь И.М. Воротынский привез ей панагию из камня со святыми мощами внутри. Паломники подарили икону Неопалимой Купины, жезл Моисея, мешочек с землей из Иордании, воду из Иордана, взятую в том месте, где был крещен Христос, камни с Голгофы и Синайской горы, осколок от гроба Господня, множество крестов, внутри которых были частицы святых мощей.

Все замечательные вещицы Великая государыня хранила в Крестовой комнате в ларцах. Но и в келье у нее было много диковинок. Сын когда-то подарил ей маленькие медные часики с позолотой и серебряным циферблатом. Потом у нее появились большие золотые часы, украшенные алмазами и русскими гербами в виде двуглавого орла и Георгия Победоносца, убивающего змия. На рабочем столе стояли изящная чернильница в виде диковинного зверя, рядом коробочка для перьев, ножниц, пилок, ножичков, щипчиков, уховерток и зубочисток. К концу жизни Марфа Ивановна стала плохо видеть, поэтому в ее обиходе появилось много очков и небольшая подзорная труба. С одной стороны она увеличивала, с другой — уменьшала.

В комнате для отдыха у Марфы Ивановны была клетка с говорящим попугаем и колесо, в котором бегала живая белка. Там же стоял небольшой орган, на котором по вечерам играл органист для царской матери и ее гостей. Обычно ее навещали Ирина Никитична, вдова И.И. Годунова, и сестра Филарета Анастасия Никитична, жена боярина В.М. Лыкова, и другие знатные родственницы. Для них обычно играл целый оркестр, состоящий из гусельников Парамонки Федорова и Богдашки Власьева, домрачеев Андрюшки Федорова и Васьки Степанова и скрипачей Богдашки Окатьева, Ивашки Иванова, Онашки и немца Арманки.

Иногда по просьбе Марфы Ивановны ее штатные шуты устраивали веселые представления. Главными артистами были дурка Манка, бахарь (сказитель) Петрушка и арапчонок Давыдка. Потешную одежду для них изготавливали по указанию хозяйки: из красной и желтой материи с бляшками, бубенчиками, лентами.

Находясь в Кремле, Великая государыня любила посещать Верхний Набережный сад, имевший в длину девять саженей и в ширину — сорок. В нем под ее руководством садовники посадили яблони, груши, сливы и даже виноград и декоративные кустарники. Для отдыха были сооружены красивые беседки, вырыты пруды, в которых плавали лебеди.

22 апреля 1627 года в парской семье случилось радостное событие — родилась девочка, которую в честь одной из сестер Филарета назвали Ириной. Марфа Ивановна горячо полюбила свою первую внучку и начала проводить с ней все свободное время. С трех лет царевна стала постоянно проживать в ее келье. При непосредственном участии бабушки были сшиты красивые платьица, шапочки, матерчатые башмачки, расшитые жемчугом. Мастерица Алена Языкова изготовила потешных кукол в ярких нарядах из атласа. Когда Ирина подросла, бабушка стала покупать ей игрушки у купцов: золотого змея, украшенного финифтью, изумрудами и рубинами, несколько фигурок женщин с ведрами, кувшинами, тазами, фигурки мужчин с лошадьми и повозками, кораблик на колесах.

Вскоре у Ирины появились все необходимые для женщин предметы: зеркальце, костяной гребешок, ларец с белилами, румянами, чашечками для снадобий и сосудами дтя ароматических веществ. С детских лет царевне следовало овладевать премудростью украшать свою внешность. Ведь в то время без белил и румян показаться посторонним людям было нельзя. Еще одним подарком от Великой государыни стало опахало из страусовых перьев, скрепленных медными пластинками с финифтью.

Чтобы юная внучка не забывала бабушку, та подарила ей несколько сосудов, из которых следовало пить каждый день. На одном из них была такая надпись: «Чарка старого двора Великой государыни иноки Марфы Ивановны. Пить и ее вспоминать, про государево многолетнее здравие и государыни царевны и великой княжны Ирины Михайловны».

В самом начале 1631 года Марфа Ивановна тяжело заболела. Врачи ничем не смогли ей помочь, поскольку всевозможные жизненные невзгоды уже давно подточили ее организм. К тому же, по понятиям того времени, она считалась старухой, хотя ей было не больше 60 лет.

Чувствуя скорую кончину, Великая государыня распорядилась отдать все свое немалое имущество любимой внучке Ирине. Только денег было 6185 рублей.

Она попросила сына похоронить ее в родовой усыпальнице Романовых Новоспасского монастыря, а не в царской усыпальнице Вознесенского монастыря. Ей хотелось покоиться рядом со своими рано умершими детьми.

27 января 1631 года Великая государыня тихо скончалась и была горько оплакана многочисленными родственниками.

Воля матери была выполнена. Михаил Федорович ежегодно навещал ее могилу и делал щедрые вклады в Новоспасский монастырь. Не забыла бабушку и Ирина, завещавшая похоронить себя рядом с ней.

Возможно, современники понимали, какую большую роль сыграла Марфа Ивановна, помогая юному сыну укреплять трон и восстанавливать из руин Русское государство. Но посмертная слава досталась одному Филарету. Именно его историки стали считать главным соправителем Михаила Федоровича и приписывать ему все успехи царствования первого Романова. Но мы знаем, что это было не так, поэтому не должны забывать невысокую темноволосую женщину болезненного вида, которая, благословив своего единственного сына на царство, спасла страну от новой, еще более жестокой междоусобицы, а может быть и гибели, в условиях польско-литовской и шведской интервенции.