Едва только князь Ахайский вернулся в свою страну, как стыд и раскаяние начали его соблазнять нарушить договор, заключенный с императором Михаилом, тем более что папа Урбан IV, француз, не замедлил признать его присягу вынужденной. Продолжительная и опустошительная война на Пелопоннесе была следствием этого вероломства. Греческое население и славянские племена восстали против ненавистных франков. Даже турецкие конные отряды сражались в Морее, нанятые сначала византийцами, а потом Гильомом II. Они предвещали будущую судьбу Греции.
Положение Вилльгардуена ухудшалось, так как Венеция, потерявшая вследствие успехов Генуи свое привилегированное положение в Византийской империи, старалась вернуть его путем дипломатических переговоров с императором. Генуэзские роды Эмбриачи, Гаттилузи и Цаккариа распоряжались теперь на Лемносе и Метилино, а вся торговля на Черном море была в руках Лигурийских купцов. Самому императору генуэзцы стали подозрительны; вследствие тайных сношений их подесты в Константинополе с королем Манфредом Сицилийским они были изгнаны из столицы. 8 июня 1265 г. послам дожа удалось заключить с Михаилом VIII договор, по которому республика обязывалась предоставить князя ахайского его судьбе и даже до известной степени отказывалась от Эвбеи, обещая не мешать императору завоевать этот остров. За это он обеспечивал ей спокойное обладание ее колониями на Пелопоннесе, в Негропонте и на Крите
Шаткость венецианской политики ставила Вилльгардуена в немалое замешательство. Ему было зато тем приятнее, что в Южной Италии возникло новое французское королевство, которое было намерено вмешаться в греческие дела. Карл Анжуйский, призванный на сицилийский престол папой, в феврале 1266 г. победил короля Манфреда в решительном сражении при Беневенте; таким образом он завладел наследством Гогенштауфенов. После того как год спустя он забрал под свою власть Корфу, Дураццо и другие округа Албании и эпиротское приданое Елены, вдовы убитого Манфреда, он создал себе здесь удобное основание для своих смелых планов относительно владычества на Востоке. Он мог также теперь же привести в исполнение свои притязания на владычество над Мореей и всей Грецией, так как он приобрел их у изгнанного из Византии латинского императора.
Изгнанный Балдуин II в целях своего восстановления в Константинополе предпринял путешествие по всем европейским дворам, чтобы склонить их предпринять что-нибудь в его пользу. Однако булла Урбана IV о Крестовом походе и его настоятельные воззвания к западным государствам остались без последствий. Балдуин обратился наконец к новому королю обеих Сицилии, самому честолюбивому и наиболее предприимчивому из князей своего времени. 27 мая 1267 года при Витербо он заключил договор с Карлом Анжуйским и папой Климентом IV, преемником Урбана. Экс-император передавал королю навсегда свои права на Ахайю и удерживал себе Константинополь, ряд островов и треть всех завоеваний, которые будут еще сделаны оружием Карла Анжуйского Вилльгардуен, которого при совершении этого акта заступал его канцлер Леонардо де Верули, по необходимости признал с своей стороны уступку верховной власти над Ахайей чужому королю, могущество которого обещало надежную защиту глубоко потрясенным франкским государствам. Союз Балдуина с Карлом должен был завершиться предстоявшим браком сына его Филиппа с Беатрисой, юною дочерью короля.
Надежда экс-императора увидеть себя или сына своего снова на константинопольском престоле, однако, не сбылась. Поход Конрадина в Рим и последствия хотя и неудачного вторжения этого последнего Гогенштауфена в Неаполитанское королевство помешали походу Карла Анжуйского на Восток. Венецианцы, на союз с которыми рассчитывал Карл, предпочли в 1268 году заключить перемирие с византийским императором, который им вернул часть их торговой монополии и утвердил за ними владение их колониями на Востоке.
Михаил VIII склонил на свою сторону также папу. Когда в 1274 году на Лионском соборе он через своих послов ловко пустил в ход дипломатическую игру насчет соединения церквей, Григорий X тем охотнее согласился ослабить и для него самого опасное могущество короля Карла, выступив против планов последнего насчет Востока. Из трактата в Витербо получилась, однако же, как историческое событие, ленная верховная власть Карла и его дома над Ахайей и вмешательство анжуйцев в дела Греции.
Франкская Морея принесла присягу на верность могущественному властителю Неаполя и Сицилии, «язык и происхождение которого были французские, и королевство которого было недалеко от этой страны» С этих пор герцог афинский должен был признать себя, по крайней мере согласно принципу, ленником и не только за Аргос и Навплию. Несомненно, Карл высшую власть над Афинским герцогством, на которую претендовали Вилльгардуены, считал связанной с властью над ахайским княжеством, хотя в договоре в Витербо об Афинах не упомянуто ни одним словом. Географическое понятие об Ахайе распространялось вообще и на Элладу в собственном смысле.
Вилльгардуен сам уже имел случай доказать на деле, что он стал вассалом короля, так как он, зять Манфреда и несчастной Елены, последовал за ополчением Карла, когда пришлось отразить вторжение Конрадина. Он помог Карлу выиграть сражение при Тальякоццо, в котором он принимал участие с 400 морейских рыцарей. Между ними находились барон Готфрид из Каритены, великий коннетабль Жан Шодрон, Жофруа де Турнэ, владетель Калавриты, но Морейская хроника при этом не упоминает ни Жана Афинского, ни кого-либо из его вассалов.
Афинское герцогство в течение долгого времени едва было затронуто военными бедствиями, какие испытывал Пелопоннес. Хотя князь ахайский после того, как он нарушил мир с императором, обращался и к герцогу Гвидо, чтобы он ему прислал войска для помощи, но тот не оказал ему послушания. Правление Жана, хотя и страдавшего подагрой, но деятельного человека, которому помогал брат его Гильом, властитель Ливадии, было очень счастливое. Хотя нам неизвестно тогдашнее состояние города Афин, но несомненно все-таки, что сравнительно с тем упадком, в каком он был во время Михаила Акомината, он находился в лучшем положении. Он назывался тогда уже на простонародном наречии Сатинес или Сетинес; но это искаженное наименование не встречается ни в одном из известных официальных документов, а равно и на герцогских монетах.
Менее счастливым, чем дом ла Рошей, был более великий и более знаменитый дом Вилльгардуенов. Гильом II не имел наследника в мужской линии, а имел от брака своего с Анной Ангел двух дочерей, Изабеллу и Маргариту. Эту последнюю, младшую, он сделал владетельницей баронии Аковы, или Матагрифона, которой он лишил из жадности законную наследницу, вдову и сироту Маргариту де Нейли. Самым невеликодушным образом поступил он с этой благородной дочерью своего маршала, которая ради него принесла себя в жертву. Во время ее отсутствия, когда она была заложницей за этого князя, находившегося в плену в Константинополе, ей досталось после смерти ее дяди Готье де Розье ленное владение Матагрифон; так как она не могла лично предъявить свои требования на это наследство, то князь на основании буквы ленного закона присвоил его себе и предоставил ей из него, как милость, лишь ничтожную часть.
Уменьшенное в своем пространстве, жестоко теснимое непрестанными вторжениями греков из Спарты, княжество Морея должно было перейти с рукой старшей дочери Вилльгардуена в чужой царствующий дом. Император Михаил предложил ему выдать замуж дочь его Изабеллу за своего сына Андроника, который в таком случае после смерти Гильома должен был сделаться властителем Ахайи. Этот союз мог бы снова соединить весь Пелопоннес с греческой империей, сделать его сильнее и жизнеспособнее, а Грецию охранить от многих беспорядков. К несчастью, этот прекрасный план не осуществился; франкские бароны Морей отвергли его, а Карл Анжуйский ни в каком случае не мог допустить его осуществления. Да и Гильому также не оставалось иного выбора, как соединить свою страну с короной короля, который стоял на вершине своего могущества, был естественным покровителем франков в Греции и не оставлял мысли восстановить павшую латинскую империю в Константинополе. Так как он в Эпире и Корфу стал уже твердой ногой, то ему было очень важно укрепиться также и в Ахайе. Князь сам предложил руку своей дочери молодому сыну Карла, Филиппу, и король согласился на это с тем условием, что Ахайя навсегда останется во владении Анжуйского дома. Так как обрученные были еще в детском возрасте, то бракосочетание их было совершено только 28 мая 1271 г. в Трани.
В этом же году смерть эпирского деспота Михаила послужила поводом к перемене династии в Северной Греции, что впоследствии имело очень важное значение для Афинского герцогства. Эпир, Акарнанию, Этолию и Ионические острова унаследовал Никифор I, законный сын Михаила, тогда как его побочный сын себастократор Иоанн I Дука Ангел основал себе собственное княжество из южной Фессалии, или Великой Влахии, озолийской Локриды и Фтиотиды между Олимпом и Парнассом. Главным городом он сделал лежащую между крутыми скатами Эты, сильно укрепленную Неопатрэ (названную франками laPatria), древнюю Гипату на реке Сперхее, известную по своему фессалийскому искусству в волшебстве, где некогда Ахилл правил мирмидонянами
Так как отец его Михаил сначала тесно сблизился с зятем своим Манфредом, а потом признал верховную власть анжуйца, то Иоанн тоже продолжал эти отношения к Неаполю. Он заключил торговые договоры с королем Карлом и вообще старался примкнуть к франкам, а особенно к герцогу афинскому, чтобы укрепиться таким образом против греческого императора, который уже победил его отца и довел его почти до гибели. Эпирская династия обладала плодородными землями и воинственным населением, которое делало ее достаточно сильной, чтобы она могла добиваться политической самостоятельности. Она приняла также национальный греческий характер и подняла священное знамя православной церкви, от которой отступили Палеологи вследствие своего подчинения папе. Эпирские и фессалийские деспоты помогали сопротивлению греческого народа и духовенства против обнародованной императором унии. Их дворы сделались убежищем для преследуемого и протестующего духовенства.
Михаил VIII видел для себя серьезную опасность со стороны Ангелов. Он не мог продолжать дело восстановления Византийской империи, не сломив сперва сопротивления этих деспотов и не подчинив их земель сфере своей власти. Поэтому в 1275 году он послал своего родного брата Иоанна и генерала Синаденоса с необычайно большим войском сначала в Фессалию. Флот под командой адмирала Филантропеноса должен был помогать этому войску на море. Себастократор при этом был заперт в Неопатрэ. Ему удалось, однако, переодевшись крестьянином, уйти ночью из города и пробраться сквозь ряды осаждающих, после чего он достиг одного монастыря, с помощью игумена перебрался через Фермопилы и бежал в Фивы и Афины. Здесь он открылся герцогу и умолял его одолжить ему войско в помощь для его спасения. Жан ла Рош должен был иметь большую веру в счастье или гений этого человека, который с таким смелым риском явился к нему в то время, когда его столица окружена была неприятельскими войсками. Он согласился на предложение себастократора. Хотя сам он вследствие болезни и страданий отказался от предложенной ему руки Елены, дочери Иоанна, но уговорил своего брата Гильома взять ее и фессалийские города в приданое
С тремя сотнями хорошо вооруженных рыцарей, в числе которых находились также господа де Сент-Омер, герцог самолично сопровождал фессалийского князя в его страну обратно, чтобы освободить окруженный 30 000 греков, куманов и турок город Неопатрэ. При виде этого множества неприятелей он воскликнул своему испугавшемуся союзнику слова одного из древних: «Много людей, но мало мужей». Он мужественно кинулся в неприятельский лагерь, рассеял большое войско Палеолога и одержал блестящую победу. Город Неопатрэ был освобожден, бежавший неприятель принужден был удалиться из Фессалии. Благодарный Иоанн Ангел сдержал свое обещание: он выдал свою дочь Елену за Гильома ла Роша и дал ей в приданое города Зейтун, Гравию, Гар-дики и Сидерокастрон.
Таким образом, подобно дому Вилльгардуена, афинский герцогский дом стал в свойство с той же Эпирской династией. Если этот союз был вызван только политическими причинами, то все же он свидетельствовал о возрастающем сближении франков с греками. По правилам римско-католической церкви смешанные браки разрешались только под условием перехода греческих женщин в католичество, но все-таки невероятно, чтобы принцесса Елена подчинилась этому условию. Да и несколько лет спустя при заключении брака Филиппа Тарентского с Тамарой, дочерью эпирского деспота Никифора I, брата себа-стократора Иоанна, гречанка решительно соблюла свое вероисповедание Впрочем, как заметил однажды Рамон Мунтанер, франкские бароны в Греции брали себе жен преимущественно из Франции. Только от незаконных связей латинцев с гречанками образовался везде на Востоке смешанный народ, который получил название гасмулов.
Блестящая победа при Неопатрэ сделала герцога афинского великим человеком, он распространил теперь свое могущественное влияние до Офриса. И все же всего три года спустя и он испытал непостоянство счастья, когда впутался в эвбейские дела.
2. Остров Негропонт представлял самое странное зрелище франкского феодализма в Греции, так как нигде взаимные отношения не были так перепутаны. Тамошние терциеры, которых все еще продолжали по привычке называть ломбардцами благодаря их приходу оттуда, продолжали плодовитый род веронских Карчери во многих ветвях, между тем благодаря бракам их дочерей, которые считались весьма желанной партией, и иноземные владетели с материка и островов наследовали владения в Эвбее, как, напр., Паллавичини, Морозини, Санудо, Гизи, Сикон и Нуайе из Бургундии. Таким образом, остров был раздроблен на множество ленов, хотя принципиально оставался при старом разделении на три части.
Общей столицей терциеров считалась Халкида, или Негропонт, наиболее населенное место острова, один из самых оживленных торговых городов Востока, населенный торговыми греками, франками и евреями. Могущественный замок господствовал над Еврипским проливом. Непосредственно перед ним деревянный мост соединял его со скалой, которая высилась в узком проливе и на которой возведена была башня. Мост этот тянулся далее в направлении к беотийскому берегу, где он был прикрыт другим бастионом. Уже Прокопий, во времена которого ни Халкида, ни Эвбея не утратили еще своих древних названий, говорит об этом разводном деревянном мосте через Эврип, который делает Эвбею частью материка, когда он наведен через пролив, и островом, когда он поднят. Терциеры имели в городе свои дома, которых, конечно, не следует представлять себе в виде роскошных дворцов. Они ведали судебными делами в городе; согласно договору юрисдикция венецианских байльи была отделена, ибо Республика св. Марка имела свой собственный суд только в квартале своей торговой общины, а затем она всегда признавала верховные права терциеров на город Негропонт.
Венецианские чиновники взимали на Эврипе с торговых судов comerclum, или пошлину. Среди этой феодальной олигархии ломбардских баронов втиснулась община, или колония, венецианских купцов, совершенно свободная от всяких ленных отношений к ним, которая соединяла в своем строе оба начала: венецианскую аристократию и городские порядки в силу своих торговых интересов. Фактория эта составляла политическую корпорацию, принадлежавшую исключительно венецианскому государству, так как ее метрополия на Адриатическом море управляла принадлежащими ей площадями, фондами, магазинами и церквями как своей собственностью и управляла этой колонией совершенно так же, как теми, которые находились в Тире и Византии, через своего байльи и двух его советников. Этот первоначально консул Венеции сделался постепенно влиятельнейшим человеком острова, важнейшим министром республики в восточных колониях со времени падения латинской империи в Константинополе.
Остров Эвбея не выказывал никакой склонности к объединению, да она и не могла иметь значения по существу ленного строя, особенно когда венецианской политике важно было ослабить могущество тамошних баронов путем их разъединения. И все-таки, несмотря на это расщепление острова на три и даже на шесть ленов, род Карчери благодаря семейным договорам держался вместе и защищал себя от всяких прис
Большая часть Эвбеи превратилась в необработанные пустыри, заросшие миртовыми, масличными и фисташковыми кустарниками, как и теперь, хотя были и долины и равнины, где достаточно производилось хлеба, вина, меда, масла и шелка. Плодороднейшая из равнин, известные прекрасные Лелантонские поля, служившие в древности предметом ожесточенной борьбы между общинами Эретрия и Халкида, еще в XIII столетии встречается под мало измененным древним своим именем Лиландо; на ней стояла франкская крепость Филла.
Существенным источником благосостояния полуодичавших баронов острова было не мирное земледелие, а преимущественно варварский морской грабеж. Награбленные сокровища прибрежных городов Архипелага и Малой Азии свозились в их замки, а пленные их продавались в рабство на рынках Востока и Запада. Остров в той же мере занимался морским грабежом, как и сам от него терпел. Он был, как Кеос, Самофракия, Самос, Родос и Хиос, сборным пунктом для морских пиратов всех национальностей, для венецианских мародеров, пизанцев, генуэзцев, провансальцев, сицилианцев и славян, которые из своих пристаней и бухт предпринимали разбойничьи набеги на острова и берега Азии. По заявлению Марина Санудо, из Эвбеи ежегодно выходило не менее ста корсарских кораблей. В этом ужасном морском грабеже принимали участие и ла Роши — именйо из Навплии. Не менее страшны были и византийские корсары, которые под императорским флагом делали моря опасными.
Двор богатого Гульельмо I далле Карчери в Ореосе был наиболее блестящим в Эвбее. Этот терциер после смерти своей первой жены, Елены Фессалоникийской, женился еще раз на Симоне, племяннице Гильома II Вилльгардуена. Благодаря тому, что он принимал деятельное участие в войне против византийцев в Мо-рее, князь этот его так ценил, что имел намерение передать ему высшую власть над всей Эвбеей. Марин Санудо утверждает даже, что он хотел ему передать владычество и над герцогством Афинским. Это, конечно, стали бы оспаривать ла Роши, но это замечание тем не менее доказывает, что род Вилльгардуенов считал Афины находящимися в тесной ленной связи с Ахайей.
Гульельмо умер в 1262 г. Его землю Ореос унаследовал сын его Гульельмо II, который как муж Маргариты де Нельи из Пассавы был наследным маршалом Ахайи.
Защита острова Негропонта от повторявшихся нападений Палеологов должна была составлять предмет заботы всех латинских государств в Греции, а особенно соседнего герцога афинского. Попытка греческого императора отнять у франков Эвбею имела наконец более успеха, когда он неожиданно благодаря вероломной жажде мести и гениальности одного авантюриста получил там помощь от самих франков. Это был Ликарио, вичентинец родом, один из деятельнейших, отважнейших и мужественнейших представителей франкского рыцарства в Греции. Бедный, пренебрегае-мый, честолюбивый, он старался выдвинуться. Он возбудил любовь Фелиции, овдовевшей сестры Гульельмо II; он тайно с ней обвенчался, и гордая родня его жены изгнала его в крепость.
Ликарио из мести предложил свои услуги императору Михаилу, впустил греческие войска в замок Анемопиле и вызвал таким образом жестокую войну терциеров с Византией. Получив известие о славной победе герцога афинского и его фессалийского союзника при Неопатрэ, терциеры, воодушевленные этим геройским подвигом к походу с своей стороны, выслали флот против греков. С ним соединились также суда из Крита
В заливе Альмирос при Деметриаде они нанесли поражение адмиралу Филантропеносу. Но случилось так, что во время этого морского сражения разбитый при Неопатрэ Иоанн Палеолог, при отступлении искавший соединения с адмиралом, появился с остатками своего войска в заливе. Он тотчас же посадил на свои галеры, которые пристали к берегу, свои войска, возобновил битву и совершенно уничтожил уже уверенный в своей победе эвбейский флот.
Гульельмо II с многими рыцарями пал в ожесточенном рукопашном бою, тогда как брат его Франческо и другие бароны, а также члены дома Санудо попали в плен. Второй брат Гульельмо Джиберто с трудом спасся на галере в Негропонт. Весть об этом несчастье повергла остров в ужас; ожидали ежеминутно высадки Иоанна Палеолога. Герцог афинский переслал туда поэтому из Беотии с поспешностью войска. К счастью, византийский полководец не был в состоянии продолжать свою победу, он, наоборот, должен был отправить остатки своего разбитого при Неопатрэ войска вместе с пленными латинцами в Константинополь, где он вследствие своего мрачного настроения удалился в частную жизнь.
Между тем Ликарио продолжал в Эвбее ожесточенную войну с возрастающим успехом. В немного лет он отнял у франков крепость Каристос, ленное владение Сиконов, много других укрепленных замков и городов, а также несколько островов Архипелага, так именно, Лемнос, вследствие чего венецианцы много потеряли.
Греческий император в награду за его дела дал ему Эвбею в лен и сделал его своим великим адмиралом. Почти весь Негропонт был во власти Ликарио, исключая столицы, где венецианцы, хотя и старались защитить свою колонию, но, связанные перемирием с Палеологами, оставались спокойными зрителями событий.
Только Жан Афинский в 1278 г. лично переправил свои войска, соединил их с остатками эвбейского рыцарства под начальством Джиберто и бросился против греческого и каталонского наемного войска Ликарио при Варонде. Он проиграл сражение; пораженный стрелой, больной подагрой герцог упал с коня; он сам, раненый Джиберто и многие другие бароны были взяты в плен.
Город Негропонт в то время спас венецианский байльи Никколо Морозини, который решил его защищать; явился также Яков де ла Рош, барон Велигости и капитан Аргоса и Навплии с свежим войском на остров, куда его послал Гильом, который был назначен заместителем своего находившегося в плену брата. Известие о большом поражении византийского генерала Иоанна Синаденоса, разбитого при Фарсале себастократором неопатрейским, Удержало между тем Ликарио от дальнейших нападений на Негропонт. Он с своими пленными отправился на корабле в Константинополь. Когда они были приведены к императору, то вид увенчанного теперь славой и почестями изменника, ненавистного ему зятя, так глубоко потряс гордого Джиберто, что он, пораженный ударом, упал мертвым.
Как некогда Вилльгардуен, так теперь Жан Афинский находился в тюрьме в Константинополе, и судьба его была в руках того же самого увенчанного славой восстановителя греческой империи. Он был, впрочем, более счастлив, чем князь ахайский, так как Михаил VIII по многим соображениям вынужден был обходиться с своим высокородным пленником снисходительно: его отношения к папе по поводу соединения церквей, страх перед Карлом Анжуйским, который как раз в это время готовился к войне с Константинополем, наконец вышеупомянутое тяжкое поражение, которое потерпели его войска в Фессалии.
Герцог Жан был избавлен от той внутренней трагической борьбы, которая выпала на долю князю ахайскому. Вместо того чтобы потребовать от него хоть бы только части его владений, — и именно наиболее важным для Греции было восстановление владения ею Аргоса и Навплии, — император был вынужден прийти к постыдному признанию, что он не может теперь маленькому франкскому владетельному князю поставить тех условий, которым двадцать лет перед тем должен был подчиниться гордый князь Пелопоннесский. Михаил VIII, напротив, очень искал дружбы герцога афинского, который ему лично полюбился. Он предложил ему руку своей дочери, которую Жан отверг; он удовольствовался выкупом в 30 ООО золотых солиди и обещанием вечного мира и отпустил с почетом пленника и его товарищей по несчастью.
3. Вскоре после благополучного возвращения в свою страну Жан вступил в родство с французско-апулийским домом Бриеннов, что для афинской истории имело роковое значение. Бриенны принадлежали к знатнейшим родам пэров Франции; они происходили из той же Шампаньи, откуда пришли завоеватели Греции. Знаменитый Жан, сын графа Эргарда и Агнесы Монбельар, король иерусалимский, был опекуном Балдуина II и коронованным императором в Константинополе. Старший брат его Вальтер как муж Альбирии, дочери последнего норманнского короля в Сицилии Танкреда, унаследовал графство Лечче в Апулии и погиб в 1205 году в войне с немецкими феодалами Южной Италии. Его сын Вальтер IV блистал геройскими подвигами на Востоке, получил вместе с рукой Марии Лузиньян богатые владения на Кипре и мучительно окончил свою жизнь в 1251 году в турецком плену. Сын Вальтера Гуго де Бриеннь унаследовал ненависть против рода Гогенштауфенов и был товарищем по оружию Карла Анжуйского в кровопролитных битвах при Беневенте и Тальякоццо. После гибели Манфреда одержавший победу король вернул ему графство Лечче, чем устранил притязания Бриеннов, которые они могли, пожалуй, предъявить в качестве наследников норманнов.
Это и был тот самый Гуго, который вступил в свойство с ла Рошами. В 1276 или 1277 году он приехал с великолепной свитой из Лечче в Андравиду ко двору дружественного ему князя Билльгардуена. В то время угрожала опасность спора из-за баронии Скорты, или Каритены, так как старый герой Готфрид де Брюйер умер бездетным. Вилльгардуен, который возвратил ему это утраченное за нарушение вассальной верности большое ленное владение только лично, после смерти его взял одну половину баронии себе, а остальную предоставил вдове Готфрида Изабелле ла Рош, дочери Гвидо I Афинского и сестре герцога Жана. На ней женился Гуго, и именно по желанию Жана.
Свадьба была отпразднована в Андравиде, после чего Бриенн с супругой вернулись в Лечче
Вскоре после того 1 мая 1278 года умер в Каламате князь Гильом II, последний из завоевателей Пелопоннеса по мужской линии. С ним окончился и франкский героический эпос Морей. История полуострова представляет с той поры неприятную картину бесконечных беспорядков, так как права на наследство Вилльгардуена через дочь Гильома Изабеллу перешли сначала к Анжуйскому дому, потом от женщины к женщине, от принца к принцу переходили далее. Женщины довольно часто плели паутину династической политики и судьбу народов и земель определяли и связывали с своей собственной судьбой, но редко где они пользовались таким влиянием, как во франкской Греции, где салический закон не имел значения, вследствие чего родовые владения и политические права переходили по наследству и к дочерям.
Когда в 1277 году умер Филипп Анжуйский и так как его молодая супруга, Изабелла Вилльгардуен, не могла сама управлять унаследованными землями, а осталась при неаполитанском дворе, то тогда король Карл принял управление доставшейся ему Мореей. Он послал туда в качестве байльи Галерана д'Иври, сенешаля сицилийского, которому морейские бароны, терциеры эвбейские, маркграфиня Бодоницы и герцог афинский должны были принести присягу вместо короля как ленные вассалы. Сам Жан ла Рош умер недолго спустя после Вилльгардуена, вероятно, в 1279 г.
Брат его Гильом, барон ливадийский, был четвертым из этого дома, восшедшим на герцогский престол. Он смиренно присоединился к ленникам короля Карла, которого он просил освободить его от представления ко двору в Неаполе для принесения лично присяги. Таким образом, миновали те счастливые времена, когда бургундские властители Афин при слабых франкских императорах Константинополя пользовались почти полной политической независимостью. Как и всякого другого вассала, Карл Анжуйский называл и герцога афинского своим любезным рыцарем и верным слугой.
Как супруг гречанки Елены Ангел, которая ему родила сына Гвидо, Гильом состоял в родстве и дружбе с властелином Неопатрэ и деспотом эпирским, так что северная граница его владения была защищена. Он стоял в наилучших отношениях к Венеции. Только в постоянных войнах, которые королевские наместники Морей вели против византийцев и лаконийских греков, он должен был с вспомогательным войском принимать участие. На мирный договор брата своего с императором Михаилом он смотрел как на вынужденный и потерявший силу со смертью Жана, так этого хотел король Карл.
Вследствие этого Беотия и Аттика снова стали терпеть от разбойничьих набегов Ликарио. Теперь именно Карл достаточно расширил свои дипломатические связи и военные средства, чтобы совершить давно намеченный поход на Восток. Герцог афинский должен был также для этого выставить снабженные войском галеры. Осуществление цели великого предприятия — завоевание Константинополя и восстановление латинской империи под скипетром Анжу — казалось, было обеспечено благодаря союзу, заключенному королем 3 июня 1281 г. в Орвието с папой Мартином IV, а также с Венецианской республикой. Тут произошла чреватая последствиями Сицилийская вечерня.
Михаил VIII, предлагавший свою помощь этому перевороту, сразу почувствовал себя свободным от угрожавшей ему опасности. Сицилийская революция одним ударом уничтожила великие предначертания Карла. Она сокрушила могущество Анжуйского дома в апогее его силы и произвела глубокое влияние на отношения в Греции, ибо она лишила тамошние франкские государства наиболее сильной их опоры и таким образом много способствовала их падению. Возведение на палермский престол арагонского короля Педро, зятя Манфреда, и возгоревшаяся вследствие этого ожесточенная война между домами Анжуйским и Арагонским за обладание Сицилией уже тогда дала бы возможность византийцам завоевать Грецию, если бы Андроник II, сын и наследник умершего в 1282 г. императора Михаила VIII, вместо своей педантичной учености и суеверия обладал силой воли и умом своего отца.
В это время герцогство Афинское находилось все же в наиболее счастливом положении из всех франкских феодальных владений. В то время как дом Вилльгардуена, как и многие другие роды завоевателей Морей, прекратился и управление этим княжеством перешло к менявшимся неаполитанским вице-королям, ла Роши держались еще неослабленными в своих законных и унаследованных родовых владениях. Как раз это прекращение княжеского дома Ахайи и должно было возвысить положение герцога афинского, единственного большого франкского властителя в Греции, который еще происходил из рода героев-завоевателей. Теперь там Гильом II был самым могущественным и уважаемым человеком; его герцогский двор в Фивах и Афинах занял место Андравидского двора. Его властное влияние простиралось через Бодоницу и Фермопилы до самой Фессалии. В приведенной в расстройство Морее его совет и голос имели решающую силу. Как высоко почитал король Карл дворянство дома ла Рошей, доказал он тем, что двоюродного брата герцога, Якова из Велигости, своего мореот-ского ленника, в качестве одного из своих секундантов он взял с собой в Бордо, где должен был состояться условленный поединок его с Петром Арагонским
Занятый войной с Сицилией и с домом Арагонским, Карл отказался совершенно от своих предприятий на Востоке, тем более что и Венеция его покинула. Так как вследствие Сицилийской вечерни произошла полная перемена в общеевропейской политике, то Венецианская республика заключила десятилетнее перемирие с византийским императором. Она решительно требовала от Андроника, чтобы в эти условия был включен и герцог Афинский.
Карл Анжуйский, побежденный и доведенный до отчаяния, умер в январе 1285 г. Сын его Карл II находился еще в плену арагонском, а за него был правителем государства граф д'Артуа. Этот назначил герцога Гильома в байльи княжества Ахайского, так как этого требовали тамошние вельможи: блестящее доказательство того доверия и значения, каким пользовался герцог Афинский. Он управлял страной твердо, охранял ее от вторжений византийцев и выстроил в Аркадии сильную крепость Диматру. Оплакиваемый всеми франками, этот даровитый человек умер уже в 1287 г.