Во времена ранней античности Македония, населённая греческими и эллинизированными племенами, целиком вошла в состав державы Александра Македонского. Затем её завоевала Римская империя, начался процесс романизации местного населения. Так возникают аромуны и мегленорумыны. Местами сохраняются албанцы — потомки древнего автохтонного иллирийского населения. Позже регион контролирует Византийская империя, однако в средние века здесь интенсивно селятся южные славяне (славяне болгарской группы, болгары, македонские славяне или солунские славяне). После вторжения турок, здесь активно селятся арнауты, ерюки, цыгане, усиливается процесс балканизации региона в турецкой системе миллетов, растёт этнорелигиозная конфликтность региона. После двух Балканских войн историко-географическая область Македония была разделена между Грецией (Эгейская Македония), Сербией (нынешняя Республика Македония — Вардарская Македония) и Болгарией (Пиринская Македония).
1. Археологические памятники Македонии
Археологическое изучение Македонии началось еще с 60-х годов прошлого века, когда французские ученые предприняли раскопки в этой стране и в соседних с нею областях: Фракии, Иллирии, Эпире и Фессалии. Результаты их усилий были позднее обнародованы в сочинении «Mission archéologique de Macedonie; Paris, 1876 (2 т., текст и таблицы).
Более интенсивно археологические изыскания на македонской земле начались в конце XIX в. и были связаны с деятельностью русского археологического института в Константинополе, открытого 26 февраля 1895 года. Несмотря на то, что основная задача института заключалась в изучении русско-византийских отношений, работники его, под руководством директора Ф.И. Успенского, устраивали научные экскурсии и археологические раскопки. Наиболее важной в научном отношении задачей было признано археологическое изучение долин [25] Вардара и Марицы. В этой работе принимали участие и ученые балканских стран: Г. Кацаров, К. Шкорпил (Болгария), М. Васич (Сербия) и др.
В 1897 году при содействии почетного председателя института русского посла в Константинополе А. И. Нелидова был получен султанский фирман, давший институту разрешение предпринимать археологические изыскания по всей Турецкой империи с условием передачи половины открытых памятников Турции. Первые же экскурсии в Македонию обнаружили чрезвычайное богатство памятников. Летом 1898 г. Ф. И. Успенский поднял вопрос о разрешении институту произвести раскопки возле македонского села Патели. В том же году предприняты археологическим институтом две поездки в Македонию. В экспедиции принимали участие: директор института Ф. И. Успенский, проф. П. Н. Милюков и русский консул в Бишоли А. А. Ростковский. Экспедиции стало известно, что при прокладке рельсового пути между Монастырем и Солониками найдены весьма сходные по своему характеру сосуды и разные бронзовые вещи. Начатые П. Н. Милюковым в присутствии директора института, а затем при участии ученого секретаря Б. В. Фармаковского и члена института А. А. Васильева раскопки дали чрезвычайно важные результаты. Был открыт некрополь галльштадтского периода в Македонии. В нем обнаружены хорошо сохранившиеся скелеты и значительное количество инвентаря. Раскопанные вначале 154 могилы одинакового устройства пролили новый свет на эпоху родового строя этих мест. Раскопки в Патели дали довольно значительное количество предметов из керамики, бронзы и железа. Из бронзы: спиральные фибулы, бусы и привески, кольца, браслеты, пуговки и другие мелкие украшения; из железа: браслеты, шпильки, стержни, щипчики, мечи, ножи, стрелки, наконечники копий; серьги из золота; бусы из сплава бронзы и свинца, бусы из [26] глины, янтаря, из камня; точильный камень, глиняные сосуды и т. д. — всего 593 предмета.
В следующем, 1899 году исследовать некрополь продолжали Б. В. Фармаковский и А. А. Васильев. Они нашли 222 погребения и много вещей в них. Среди предметов из бронзы выделяются фибулы разных форм с фрагментами, бусы, привески, спирали, кольца, браслеты, пуговицы разных размеров, шпильки, серьги, сосуды, большая чаша, большой меч, нагрудник, миниатюрные модели кувшинчиков, диадемы, щипчики и разные другие предметы и фрагменты. Из железа обнаружены: наконечники копий, кинжалы, ножи, стержни, шпильки, браслеты, щипчики, мечи. Из других металлов: золотые украшения, предметы из камня, кости и дерева, сосуды из глины, мелкие предметы из глины и камней. Всего было найдено во время этих раскопок 1206 предметов, а за два года из некрополя в Пателе извлечено 1799 вещей.
Некрополь в Пателе относится к малоизученному в истории Македонии галльштадтскому периоду. Он является интересным и важным памятником переходной от бронзы к железу эпохи.
К началу XX в. относятся археологические открытия в Болгарии, сделанные Р. Поповым на Коджа-Дерманском холме, близ г. Шумлы (Шумен) и на Деневом холме, близ г. Салманова. Найденные здесь остатки жилищ, кости животных, предметы быта и изделия из камня и меди (топоры, булавки, иглы и шилья) свидетельствовали о широком распространении [27] энеолитической культуры на обоих берегах Нижнего Дуная и в то же время представляли характерные признаки этой культуры: знакомство с металлом, оседлость, земледелие и скотоводство.
По авторитетному заявлению В. А. Городцова, эти находки дают возможность проследить процесс развития племен от бронзы к железу и генетически связать их с трипольской культурой.
Во время первой мировой войны произведено поверхностное обследование ряда македонских курганов. Археолог Леон Рей произвел небольшие опытные раскопки и в других местах страны. Материалы этих раскопок впоследствии публиковались им в отдельных статьях, которые служили основанием для большого научного исследования.
Значительно шире были поставлены в 1921—1922 гг. археологические работы под руководством английского археолога С. Кессона, раскопавшего в Чаучице, в долине Аксия, поселение со слоями бронзы и железа. Зимой 1925 г. Кессон исследовал в Килиндире поселение с остатками бронзовой эпохи.
Одновременно в этой областиначал работать В. А. Хертли, заинтересовавшийся македонской археологией, по его собственному признанию, благодаря раскопкам Кессона. С 1924 г. работы Хертли продолжались ежегодно в течение восьми лет. В долине Аксия были исследованы местонахождения в Вардине и Вардарофце. В Вардине он открыл поздненеолитический слой, содержащий большое количество белой или черной полированной керамики. В Вардарофце вскрыты слои эпохи бронзы и переходные слои от позднебронзовой к раннежелезной эпохе. В эти же годы были обследованы и частично раскопаны некоторые поселения в Халкидике и Монастыре. Кессон принимал активное участие в раскопках Чаучица, Святы Кирилове, Килиндир и Вардино. На основании изучения этих четырех местонахождений он дал описание эпохи бронзы в Македонии. Результаты всех этих изысканий были изложены Стенли Кессоном в работе «Македония, Фракия и Иллирия». [28]
Исследования Кессона показали, что неолитическая культура Македонии имела тесные связи с дунайской культурой, распространенной по всей северной части Балканского полуострова. Эти связи сохраняются и позже; лишь в конце бронзового века наблюдается проникновение на север микенских влияний. Даже культура железного века, локализованная в районе Вардара, подвергаясь уже греческому влиянию, своими корнями уходила к культурам Дунайского бассейна. Следовательно, древнейшая македонская культура может быть рассмотрена как часть нижнедунайской культуры, как продолжение ее развития. Хотя данные Кессона не позволяют проследить все детали этой связи по памятникам материальной культуры, но их достаточно для того, чтобы уловить основные изменения хозяйственной жизни племен на протяжении истории первобытного общества, начиная с неолита.
После выхода в свет работы Кессона археологические изыскания продолжались с еще большей интенсивностью. В 1927 году были произведены раскопки в Западной Македонии, которые привели к открытию древнего поселения Бубуски у подножья Пинда на реке Гилиакмон. Найдено много расписной керамики, поразительно близкой к керамике Центральной Македонии и Халкидики, с одной стороны, и керамике Фессалии и Этолии — с другой.
Весной 1928 г. производились раскопки в Халкидике, в Моливапирго и Агиас-Мамас, в 1929 году — в Кричано. В Кричано найден ряд поселений, охватывающих по времени эпоху ранней бронзы. Изучение их облегчило датировку других раннебронзовых памятников в Агиас-Мамас (Халкидика). Тогда же, в 1928 г. Робинзон развернул широкие раскопки в Олинфе, продолжавшиеся в последующие годы с еще большим успехом.
В 1931 году производились небольшие раскопки в районе Арменохори, где обнаружены остатки раннебронзовой эпохи с любопытными образцами местной керамики.
В результате долголетних исследований археологов в [29] Центральной и Западной Македонии и в Халкидике были досконально обследованы 57 пунктов.
В 1939 г. Хертли, использовав публикации археологических памятников и результаты своих собственных изысканий, издал большую работу по македонской археологии. Работа построена на обильном многообразном материале из Центральной и Западной Македонии и Халкидики.
Анализируя памятники неолита, Хертли приходит к выводу, что Македония в неолитический период имела связь с северными культурами, как и Фессалия.
Поздненеолитический период характеризуется интенсивным проникновением в Македонию дунайских культурных элементов. Опираясь на заключения известного исследователя дунайской культуры Г. Чайлда, Хертли считает неопровержимым наличие в это время тесной связи Македонии с районами Дуная, откуда и могли появиться носители новых культурных традиций, распространившие их в Македонии, Фессалии, а затем и центральной Греции.
Археологические данные из эпохи бронзы приводят автора к выводу, что культура от Халкидики до Западной Македонии в раннебронзовый период была единообразной. Македонская керамика как по форме, так и по орнаментам имеет много параллелей в Трое и анатолийской культуре. Элементы анатолийской культуры, по словам Хертли, были занесены в Македонию анатолийскими эмигрантами. Признавая раннебронзовую культуру Македонии как промежуточную фазу между анатолийской и раннегреческой культурой, он подчеркивает и ее очевидную для этого периода общность с дунайской культурой.
Таким образом обширный материал, добытый раскопками, доказывает культурно-исторические связи Македонии не только с севером — Фессалией и Дунайским бассейном, но и с Малой Азией.
В эпоху энеолита и бронзы, утверждает автор, мы имеем дело с проникновением в Македонию новой «расы», которая через Халкидику продвигалась к центру Македонии, заселяя речные долины и берега озер, а затем и Западную Македонию по ту сторону Монастыря. К концу позднебронзовой эпохи относится новое вторжение в Македонию из центральной Европы, разрушившее очаги местной культуры, но не уничтожившее ее до конца. Этот период продолжается, по Хертли, до 1150 г. до н. э. К этому сроку он относит нашествие иноземцев, которых [30] называет иллирийцами. Иллирийцы и принесли с собой культуру железного века.
Работа Хертли по богатству разбираемых памятников, по научной трактовке их и классификации далеко превосходит исследования Кессона, но и он не пытается делать каких-либо исторических выводов из собранного археологического материала. Его работа особенно важна большим количеством представленных в ней новых археологических данных, а также тем, что она акцентирует роль дунайской культуры в формировании македонской и более четко, чем Кессон, подчеркивает исключительную живучесть в процессе ассимиляции местных элементов с их различными новыми этническими и культурными образованиями.
Памятники, тщательно подобранные автором, дают нам право говорить о генетической связи неолитической македонской культуры скультурой Триполья. Об этом свидетельствуют: примитивное земледельческое хозяйство, домостроительство, орудия производства, керамика. Сам Хертли не прослеживает этой связи с Трипольем и, видимо, вообще мало знаком с достижениями, особенно советских ученых, по трипольской культуре.
Несмотря на положительное значение исследования Хертли, оно страдает существенными принципиальными недостатками, которые проистекают от незнания основных закономерностей исторического развития. Разнообразие археологических культур Хертли объясняет только миграционными волнами, племенными передвижениями — сменами «рас». Если ему вполне удается подробное описание раскопок, обзор основных находок, то он совершенно беспомощен в третьей части своей работы, где пытается наметить основные этапы развития «доисторической Македонии». Идеалистический подход к решению вопросов социально-экономической истории привел к тому, что Хертли ищет объяснения низкого культурного уровня жителей Македонии в их замкнутости и неинициативности и считает, что македоняне имели значение в дальнейшем лишь в том, что они выполняли традиционную роль «ширмы между эллинством и варварством». Такое толкование, кроме путаницы и неразберихи, ничего науке не дает.
В 1950 г. вышла в свет пятым изданием фундаментальная работа английского прогрессивного ученого Гордона Чайлда «У истоков европейской цивилизации», переведенная в 1952 г. на русский язык. Эта книга, содержащая обилие точных, тщательно документированных материалов, освещает археологию всех частей европейского континента. VI главу своего труда Чайлд посвящает Македонии, причем, в отличие от Хертли, не столько дает описание найденных археологами предметов материальной культуры, сколько пытается объяснить их историческое значение в жизни «балканской цивилизации». Будучи противником миграционизма и расизма, Чайлд больше, чем Хертли, интересуется развитием хозяйства вардарской культуры, «сочетавшей оседлое земледелие с разведением скота, охотой и рыболовством», пытается объяснить это развитие сдвигами в самом производстве.
Особую роль в изучении македонской материальной культуры принадлежит археологам самих балканских стран.
В 1918 г. Г. Кацаров при помощи Болгарской Академии наук получил возможность исследовать область по Мариовско и Прилепско, местность, малоизученную по сравнению с другими македонскими областями. Кацаровым была положительно установлена обитаемость этого района в новокаменный период. В том же году, когда болгарская армия находилась в Македонии, отдельные болгарские отряды сделали неожиданное археологическое открытие, положившее начало изучению ранее неизвестной культуры Требениште. В районе Охридского озера в Требениште (собственно в Горенци) они обнаружили семь погребений с большим количеством золотых и серебряных вещей и художественных изделий из бронзы.]
С начала 30-х гг. академик Сербской Академии наук Никола Вулич стал систематически раскапывать некрополь в Требениште. Летом 1930 г. Вуличем было найдено недалеко от первых раскопок еще одно погребение — восьмое. Содержание его было почти такое же, как в предыдущих погребениях, но несколько богаче. В новом погребении обнаружено большое количество предметов из золота, серебра, бронзы, железа, стекла, глины и янтаря. Из золота были найдены: маска натуральной величины из одного куска с различной орнаментацией, пара сандалий, вырезанных из двух кусков и роскошно изукрашенных Горгоной и двумя лежащими над ней сфинксами (это изображение повторяется три раза по всей поверхности). Такие же декорации, как и на сандалиях, имеются и на золотой перчатке натуральной величины. Не менее интересными являются позолоченные и серебряные вещи. Среди них нужно отметить обрывки позолоченной серебряной пластинки, превосходно украшенной сфинксом наверху, двумя большими змеями внизу и двумя орлами и львом. По всей вероятности, это было зеркало. Представляют интерес великолепный рог для вина, серебряный с золотыми орнаментами, похожий на ранее найденный в Требениште, но вдвое больше размером, три серебряные чаши с золотыми орнаментами, несколько серебряных иголочек очень изящной формы, одежные булавки, браслеты, серебряные застежки. Из бронзы обнаружены: замечательная каска с красивыми украшениями, изображающими сцену охоты, чудесный кубок с треножником. Волнообразные ручки кубка украшены бюстом медузы, держащей по две змеи, на горловине четыре обнаженных всадника, скачущих галопом. Три подставки треножника сделаны в форме медуз крылатых; рядом с ними — четвероногие звери. Кроме этих вещей, было обнаружено много бронзовой домашней утвари. Из железа найден меч с ножнами, на которых видны следы дерева. Предметы из бронзы и железа сильно пострадали вследствие сырости и давления верхних слоев. Наконец, обращает на себя внимание флакон для мази из цветного стекла и множество бус.
В 1932 году Н. Вулич продолжил раскопки в Требениште и обнаружил на расстоянии 50-60 метров от вышеуказанных погребений новую группу из четырех погребений, три из которых богаты, а четвертое — бедное. В этих могилах, как и в предыдущих, найдено много вещей из золота, серебра, бронзы. Снова мы здесь видим золотую маску с тем же самым украшением, что и на масках первых раскопок, две или три золотые сандалии с украшениями, две иголочки очень тонкой и красивой работы с головками в форме золотой короны; украшенные золотые подвески различных форм: овальной, пирамиды и др., усеянные мельчайшими бриллиантами; большое число золотых серег. Серебряные предметы: иглы, аналогичные тем, которые были найдены в первых могилах, несколько серебряных браслетов, имеющих с двух сторон головы змей и серебряные застежки. Из бронзы следует отметить: бронзовый поднос с двумя ручками, два бронзовых треножника, три маленьких бронзовых сфинкса и другие предметы домашней утвари. Изжелеза: клещи и лопату длиной в 70-80 см иплохо сохранившийся железный меч. Интересными являются стеклянные шары в виде ожерелья, два стеклянных разукрашенных флакона, много различных янтарных частиц.
Обнаруженные Вуличем в 1932 году погребения имели ту особенность, что первое из них было повреждено природой или разграблено, второе сохранилось тоже не безупречно, но в нем лежало много золота и полностью отсутствовали бронзовые предметы. Это погребение больше всего похоже на склад, чем на могилу. В третьем и четвертом погребении оказалось много предметов аналогичных тем, которые найдены раньше лишь с тем исключением, что в них не было предметов вооружения.
В 1933 году Вулич, продолжая раскопки, обнаружил еще четыре погребения: одно в подземелье, три другие в 100 м от первого. Из этих погребений три последних очень бедные и лишь первое имело богатое содержание. В бедных погребениях [34] нашли только несколько маленьких ваз, много браслетов обычной работы, ряд изображений коней, немного янтарных вещей и две стеклянных бусины, возможно, оставшиеся от ожерелья. В богатом погребении найдено много золотых и бронзовых вещей. Золотые предметы обвязаны лентами длиной в 17 см,назначение которых не ясно. Особенно нужно отметить красивый бронзовый треножник, состоящий из трех стержней. В этом погребении найден также аттический кубок, представляющий сирену между двумя баранами с опущенными головами. Все эти погребения были покрыты камнями больших размеров. В этом же году, на расстоянии приблизительно трех километров от некрополя, расположенного выше деревни Требениште, найдены еще два погребения. В одном из них лежала большая простая глиняная амфора, два маленьких глиняных сосуда, один большой сосуд из красной глины и маленький железный наконечник копья.
Археологический материал, собранный Вуличем у села Горенции на пути к Струга-Кичево в западной Македонии, имеет большое значение.
Раскопки Горенци-Требениште продолжаются и до сих пор. В 1953—1954 гг. доктор Кастелец и Лахтов открыли у Охридского озера еще некрополь из 11 погребений. Важнейшие материалы этих находок хранятся в Охридском музее. [35]
Разнообразными памятниками античности богата территория от Охридского озера до Битольской долины. В этих местах, особенно в районе Ресен, были найдены в погребениях: античные керамические вазы, аналогичные с вазами из Требениште, греко-иллирийский бронзовый шлем требеништского типа, этого же типа железные наконечники копья и одна железная секира.
Немало археологических и эпиграфических памятников дала Линкестида. В окрестностях Гераклеи обнаружены копия Афины Фидия, бронзовая статуя Геракла, бюст Эсхина, изображения македонских царей Аминты, Александра и др., много терракот-статуэток эллинистического периода, греческие надписи, много керамики и бронзовых вещей. В мае 1954 г. студент Коста Балабанов нашел три погребения с бронзовыми и керамическими изделиями, бронзовый перстень, два железных копья и одно бронзовое изображение Александра Македонского. В это же время трактористы нашли в 12 кмсевернее Битоли другие древние погребения. В июне 1954 г. в этом же районе, в Црнобука-Висон, директор Битольского музея Петар Мачкик открыл две большие бронзовые вазы требеништского типа и предметы, которые сходны с некрополем Требениште-Горенци. Им найдены вазы, золотые листы с орнаментами, две большие серебряные иглы, серебряные фибулы, прекрасные золотые и серебряные тонкие вещицы. Эти материалы дают югославским археологам право говорить о «требеништской цивилизации», которая имела широкое распространение. Она была распространена на территории современной Македонии, особенно в ее западной части. [36]
Спорной остается до сих пор датировка найденных памятников и определение носителей этой «требеништской цивилизации». Относительно датировки существуют две точки зрения: одна, высказанная акад. Вуличем, другая — акад. М. Васичем и поддержанная в настоящее время П. Лисичаром. Вулич относит находки в Требениште к VI в. до н. э. В качестве доказательства он приводит греческие вазы, кратер с архаическим всадником, зеркало с архаическими сфинксами, фибулы, которые датируются им галлыптадтским временем, бронзовую статуэтку, изображающую пляшущую менаду. Последняя обнаружена в 1933г. в Тетово, датирована концом VI в. до н. э. и признана учеными предметом из Требениште.
М. Васич относит предметы Требениште не к VI в., а к IV в. до н. э. П. Лисичар считает возможным отнести их даже к IV—III в. до н.э.
Однако аргументация их не может считаться убедительной. Пересматривая дату некрополя, Лисичар указывает на ряд мест, где найдены предметы, стилистически в какой-то степени близкие находкам в Требениште, а вместе с ними или близ местонахождений монеты периода эллинизма. Однако подобное сопоставление вряд ли может служить серьезным основанием для новой датировки могильника. Случайное совпадение предметов и монет в той же или близлежащей местности может свидетельствовать лишь наличие памятника определенного периода, но отнюдь не одновременность разрозненных предметов и памятников. [37]
Присоединиться к какой-либо из этих датировок пока преждевременно, хотя в данный момент нам кажется более вероятной точка зрения Вулича. Прежде всего, в эти хронологические пределы укладывается чернофигурная керамика. Она вообще наиболее характерна для VI века. До конца этого времени она обычно выполняется очень аккуратно, четко. В конце VI и начале V в. намечается упадок техники чернофигурной [38] керамики; тускнеет лак, фигуры передаются небрежно, отсутствуют прочерки, передающие рельеф тела, лица, платья. Хорошо датированные аналогии трибеништской керамики мы можем найти на нашем юге в Тиртаке и Мирмекии. Для VI века также характерен стиль описанных бронзовых фигурок. Грубость, схематизм линий лица и фигуры типичны для греческой архаики. В качестве аналогии можно также привести терракоты из Теритаки, которые датируются серединой и второй половиной VI в. до н. э. Что касается галльштадтских бронзовых фибул и других однотипных предметов, то они не противоречат датировке Вулича.
Отсутствует единство взглядов и относительно носителей требеништской культуры. Во время первых раскопок Вулич считал, что в могилах Требениште были захоронены представители местной династии. Это могли быть греки, но очень вероятно, что иллирийцы или македоняне. Из того, что в восьми погребениях были захоронены взрослые мужчины, воины, Вулич [39] сделал вывод, что все эти люди пали в одной битве. Несколько позднее, когда в могилах нашли кости женщин и серию их украшений, он изменил свое мнение, подчеркнув, что мы имеем здесь дело с местными жителями иллирийцами, знать которых была похоронена в некрополе у Требениште. О богатстве этой знати говорит то большое количество ценных предметов, которое было обнаружено при раскопках. Вулич предполагал, что с местными жителями Требениште и его окрестностей вели [40] оживленную торговлю греческие торговцы. Еще в конце VI века они привозили свои товары на северный берег Охридского озера и торговали не только с населением Требениште, но и по всей области. Найденная Менада у города Тетово (западнее Скопле) свидетельствует о том, что греческая торговля распространилась до этих мест. Греческого происхождения были не только вазы, но большой кубок, тренога, шлем и др. Они находились вместе с предметами местного искусства: иглами, клещами, вазами, лопатой и др. Вулич считал, что иллирийцы были связаны торговлей с важными греческими центрами. В книге по истории Югославии высказана мысль о том, что в Требениште мы имеем дело с греческой колонией. И [41] наконец, П. Лисичар считает, что основными носителями «требеништской цивилизации» были горно-македонские племена линкесты. Если мнение Лисичара подтвердится дополнительными данными, мы должны будем изменить наше представление о культуре линкестов и об их роли в истории Македонии.
Обилие археологических памятников, найденных в Югославии, пока еще не систематизировано. О многих из них еще ничего не опубликовано и сосредоточены они, главным образом, в краеведческих музеях Битоли, Прилепа, Скопле, Охриде и Белграда.
Таким образом, археологический материал, имеющийся в нашем распоряжении, свидетельствует о том, что Македония в древнейшую эпоху явилась страной высокой самобытной культуры, которая развивалась на местной основе, в тесном взаимодействии с культурами соседних народов. [43]
2. Нумизматика
Древние монеты, изучением которых занимается нумизматика, являются особой категорией вещественных памятников. Она углубляет наши познания в области социально-экономической и политической истории. Изучение македонских монет имеет большое значение для уточнения хронологии, особенно эпохи родоплеменных отношений, и для конкретизации отдельных сторон социально-экономической жизни.
Богатство гор Македонии и Фракии благородными металлами дало возможность сравнительно рано использовать эти металлы в качестве денег.
В Восточной Македонии и Южной Фракии, рано испытавших торговое и культурное влияние Греции и Востока, образцы монет подвергались частому изменению. [44]
Один из видных специалистов нумизматической науки Гарднер устанавливает пять направлений, по которым шли эти изменения.
1. Остров Фасос и соседний морской берег Фракии — места, исключительно богатые драгоценными металлами, особенно золотом. Монеты Фасоса, сначала золотые, потом серебряные, распространялись на соседние области еще с VI в. до н. э. Об этом свидетельствует широкое подражание монетам Фасоса в монетном стандарте, в выборе образцов и шрифтов со стороны большого числа северных городов.
2. Район Халкидики, который был рано окружен греческими колониями и больше, чем другие, испытал греческое влияние.
3. Абдера и Маронея — города, связанные тесными торговыми узами с Ионией. Монеты этих городов распространились далеко на север и были использованы затем македонскими царями.
4. Персидские армии Дария и Ксеркса, совершившие свои походы вдоль фракийских берегов, способствовали проникновению в эти страны новых видов монет. [45]
Около 500 г. до н. э. на южном берегу Фракии появилось некоторое количество монет очень большого размера. Возможно, это были самые большие из всех известных нам монет. Нумизматы резонно считают, что эти монеты — результат персидского влияния и чеканились в то время, когда огромные [46] персидские полчища Дария и Ксеркса проходили в том направлении.
5. Монеты македонских городов, племенных вождей, македонских царей указывают не только на пути развития македонской торговли, но и на время особенно интенсивной консолидации македонских племен. [47]
Самые ранние македонские денежные отношения датируются первой половиной шестого века. Монеты этой поры сходны с монетами Фасоса и Абдеры, влиявшими на македонские денежные отношения.
Македонские монеты до греко-персидских войн очень разнообразны. Они свидетельствуют о слабом развитии торговли между отдельными областями страны. В каждой области была своя монета, обычно одного образца, но со своими местными особенностями. Выпускали монеты различные македонские племена: бизалты, эдоны, оресции, ихнеи, геты и др. Многие руководители этих племен известны нам только по монетам.
В Эгах — первоначальной столице Македонии — были серебряные монеты, на которых изображался миф о козле и Пердикке.
Серебряные монеты в большом количестве найдены в местности Ихнэ, в Нижней Македонии, между Аксием и Лидией, недалеко от Пеллы. Лицевая сторона этих монет очень похожа на лицевую сторону монет Орестиды и Эдонии. Через эту [48] местность проходила персидская армия Ксеркса, оставившая свои следы в нумизматике. Монеты являются местной разновидностью персо-вавилонского стандарта. Широко была распространена система вавилонского стандарта в районе Эматии. В области Бизалтии находилось множество монет финикийского образца. На лицевой стороне их изображен пастух, ведущий двух буйволов. Монеты Эдонии такие же. Эти монеты почти не отличаются от монет Александра I Македонского, после отступления персов захватившего всю территорию [49] Бизалтии, вместе с ее богатыми приисками, вплоть до Стримона. В то же самое время он принял бизалтийскую денежную систему, несколько усовершенствовав ее. На этих монетах Александр стал писать свое собственное имя.
В эпоху греко-персидских войн Александр, сломив на время сопротивление македонских племен, пытался унифицировать монетную систему. Свежий приток денег, открытие нового пути из Македонии в греческие города фракийского берега через долину Стримона не могли не отразиться на монетных образцах. С 480—400 гг. было настолько много изменений монетного стандарта в Македонии, что порою эти изменения даже трудно объяснить.
Во время персидских войн в обычном обращении находилось три стандарта монет. Во-первых, фасосский, обычно называемый вавилонским. Его распространили горные племена, находившиеся в экономической связи с Фасосом. Чеканилась и была в обращении монета финикийского стандарта, употреблявшаяся [50] многими македонскими царями. Монеты Халкидики носят на себе следы усиливающегося нумизматического влияния Аттики и Коринфа.
В V веке афиняне пытались приобрести богатые металлом источники севера, особенно фасосские богатства. В 465 году вооруженные силы афинян под командованием Кимона впервые подошли к Фасосу, приступили к осаде его и принудили фасосцев сдать свои корабли и примириться со своим подчиненным положением. Фасосское монетное господство вскоре пришло к концу, и афиняне заняли его место. Нумизматическое афинское влияние на севере было сильным вплоть до Пелопоннесской войны. В этот период аттические монеты особенно распространялись в обращении на рынках Фракии и Македонии.
В середине V века в употреблении остались только два стандарта: аттический и абдерский. Первый выпускался, вероятно, до времен Брасида. После 421 года чеканка монеты во фракийских и македонских городах ведется по подобию финикийского образца, до того времени употребляемого в Абдере. [51]
К концу V века начинает преобладать персидский стандарт, что находится в связи с выросшим могуществом Персии и ее влиянием на Балканский полуостров. Под этим влиянием, в известной мере, находились все македонские правители до Филиппа.
Чеканка Филиппа и Александра отражала выросшую мощь Македонии. Сэтого времени монеты выпускались огромного размера; они вскоре стали занимать доминирующее положение среди всего античного мира. Покоренные Филиппом города Фракии и Македонии свою самостоятельную чеканку монет прекращают. Только городу Филиппы было сделано исключение — ему разрешалось самостоятельная чеканка монет золотых и серебряных. Главные образцы монет Филиппа следующие.
Золотая монета (статер), на лицевой стороне которой Аполлон, увенчанный лавровым венком; на обратной стороне надпись: Φιλιππου и изображение двух лошадей, везущих колесницу. На лицевой стороне статера голова юного Геракла в шкуре льва; на обратной стороне изображение головы льва и надпись: Φιλιππου. Серебряная монета (тетрадрахма). На лицевой стороне ее — голова Зевса, увенчанная лавровым [52] венком; на обратной стороне надпись: Φιλιππου и изображение всадника с лошадью. На драхмовых монетах на лицевой стороне изображалась голова молодого Геракла, на обратной стороне — лошадь и надпись.
В изобилии были в это время в Македонии золотые статеры и серебряные драхмы. Первая чеканка золотых статеров началась с того времени, когда Филипп захватил фракийские золотые рудники. Эти золотые монеты сменили аттический стандарт, господствовавший среди других монет в начале IV века. Что касается серебряных монет, то они наиболее близки к старым стандартам Абдеры.
Филипп стремился перейти от биметаллизма к монометаллизму. Но к этому он, очевидно, еще не был подготовлен. За осуществление этого намерения Филиппа смело и решительно взялся Александр. Монеты Александра тяготеют к аттическому стандарту.
Находки монет Александра свидетельствуют об их широком распространении от Пеллы до далекого Востока. Эти монеты выпускались монетными дворами на огромном пространстве Азии и Европы постоянно.
С мыслью Гарднера об особенностях монетного дела при Филиппе и Александре нельзя не согласиться. Если монеты Филиппа, чеканившиеся в определенной географической области, не оставляют сомнений в том, что имела место государственная чеканка монет расширяющегося царства Македонии, то монеты, чеканившиеся под именем Александра, не только не могут говорить о принадлежности их к какой-либо географической местности, но по ним трудно установить образцы и стандарты, которым они следовали.
Несмотря на то, что нумизматическая наука еще до сих пор не находит достаточных материалов для тщательного обзора всех македонских монет, тем не менее дошедшие до нас «металлические» источники являются большим подспорьем для более детального изучения родоплеменных отношений в древней Македонии, развития денежного обращения и торговли, [53] взаимоотношений между различными македонскими городами и их соседями. Монеты способствуют уточнению хронологии, знакомству с мифологией македонян, их бытом, одеждой, вооружением, искусством. [55]
Монеты македонских городов доэллинистической эпохи, хранящиеся в Эрмитаже в г. Ленинграде
| Город
|
Инв.
№№.
|
Металл
|
Типы
|
Номинал
|
Датировка
|
|
| 1 | Аканф | 44а725 | серебро | Лев, терзающий быка (вдавл. квадр.) |
Тетрадрахма | VI—V вв. |
| 2 | » | 2090/11 | » | Протома быка (вдавлен. квадрат) |
Тетрабол | Последняя четв. V в. (424 — 400) |
| 3 | » | 2686/7 | » | Голова Афины (АКА во вдавл. квад.) |
Диабол | То же |
| 4 | » | 2697/17 | медь | То же (АКА во вдавл. колесе) | — | IV в. (400) |
| 5 | Эги | 2699/1 | серебро | Козел (вдавленный квадрат) | Дидрахма | VI — 1-я четв. V в. (500—480) |
| 6 | Энея | 2705/1 | » | Голова Энея (вдавлен, квадрат) | Диабол | VI в. (до 500) |
| 7 | Амфиполь | 2707/2 | » | Голова Аполлона (факел во вдавл. квадр.) |
Тетрадрахма | Последн. четв. V в. и 1-я пол. IV в. (424-358) |
| 8 | Халкидика | 2819/3 | » | Голова Апполона (лира) | Тетрадрахма | 1-я полов. IV в. (400—358) |
| 9 | » | 616 | золото | То же | Статер | 2-е десятилетие IV в. (392—379) |
| 10 | Эйон | 2829/1 | серебро | Гусь (вдавл. квадр.) | Трагемиобол | 1-я и 2-я треть V в. (500—437) |
| 11 | Мендс | 583/905 № 46 |
» | Дионис на осле (амфора) | Тетрабол | Посл. четв. V в. — 1-я. полов. IV в. (424—358) |
| 12 | Потидея | 2851/1 | » | Всадник (вдавл. квадр.) | Тетрабол | Перв. полов. V в. (500—429) |
| 13 | Лете | 2852/2 | » | Сатир и Нимфа (вдавл. квадрат) | Дидрахма | VI— V в. (530—500) |
| 14 | » | 2859, 1 | » | Сатир (вдавлен, квадр.) | Обол | V в. (500—480) |
| 15 | Неаполь | 2876/4 | » | Голова Горгоны (вдавл. квадр.) |
Дидрахма | Конец VI—V в. (500—411) |
| [57] | ||||||
| 16 | Неаполь | 2877/5 | серебро | Голова Горгоны (голова богини) | Драхма | Конец V — перв. полов. IV в. (411—350) |
| 17 | Олииф | 2890/2 | » | Лошадь (орел со змеей) | Тетрабол | V в. (479) |
| 18 | » | 2889/1 | » | Протома лошади (орел) | Диабол | |
| 19 | Ортагория | 2891/2а | » | Голова Артемиды (шлем) | Триобол | Первая половина IV в. (400—350) |
| 20 | » | 2892/2 | медь | Голова Аполлона (шлем) | ||
| 21 | Оррескирия | 2893/2 | серебро | Кентавр, похищающий Нимфу (вдавленный квадр.) | Дидрахма | VI в. — V в. (520—480) |
| 22 | Филиппы | 617 | золото | Голова Геракла (треножник) | Статер | Время Филиппа II |
| 23 | » | 2223/3 | серебро<
/td>
То же |
Драхма |
Время Филиппа II |
|
| 24 | » | 2929/9 | медь | То же | ||
| 25 | Пидна | 2945/1 | » | Голова Геракла (орел со змеей) | Время Аминты III | |
| 26 | Скионе | 2946/1 | серебро | Голова Героя (человеч. глаз во вдавл. квадр.) |
Триобол | V в. (до 421, около 470 г. |
| 27 | Сермиль | 2947/1 | » | Всадник с копьем (вдавл. квадр.) | Тетрадрахма | Конец VI в. (500 г.) |
| 28 | Терона | 2959,2 | » | Ойнохия (вдавл. квадр.) | Тетрабол | V в. (480—424) |
| 29 | » | 2960; 3 | » | Силен с ойлохией (козел во вдавл. кв.) | Тетрабол | V в., последняя четверть (424—400) |
| 30 | (Трелий) Тратил | 3058/ 4а | медь | Голова Гермеса (цветок) | — | 400—350, первая половина IV в. |
| 31 | Неиз. гор. | 3068/4 | серебро | Кабан (вдавл. квадр.) | Дидрахма | VI—V в. |
| 32 | » | 3067/3 | » | Две женщ. самфарой (вдавл. квадр.) | Тетрадрахма | VI—V в. (500—480) |
| 33 | Зээлин | 2847/1 | » | Кентавр с нимфой (вдавл. квадр.) | Дидрахма | VI—V в. (520—480) |
| [58] |
3. Надписи
Важным источником для изучения греко-македонских отношений являются надписи. Они занимают по своему значению промежуточное место между вещественными памятниками и литературными источниками. Но, к сожалению, греко-македонских эпиграфических памятников доэллинистической эпохи дошло до нас очень мало. До V в. такие памятники нам совсем неизвестны. Со второй половины V в. сохранились некоторые эпиграфические данные о взаимоотношениях Македонии с Афинами в Пелопоннесской войне; договор об экономическом сотрудничестве Аминты с халкидскими городами в первой половине IV в.; надписи о войне против халкидян и Амфиполя, об олинфских событиях, сведения о государственных македонских учреждениях и, наконец, текст договора Коринфского конгресса.
4. Литературные сведения древних авторов
Античной литературной традиции известно более тридцати древних писателей, в той или иной связи упоминавших в своих трудах древнюю Македонию. Одни из них останавливались на ней более подробно, другие затрагивали ее историю вскользь и случайно. Известно, что македонскую историю писали греки, а не сами македоняне. Поэтому авторы интересовались лишь теми событиями из жизни их северного соседа, которые были непосредственно связаны с интересами их собственной страны.
Историки оставили нам недостаточное количество литературных источников о древнейшем периоде, когда Македония еще существенной роли в греческих делах не играла. Начиная с V в. и особенно с эпохи Филиппа, греко-македонские отношения касались, главным образом, агрессивных устремлений молодого македонского государства. Задача греческих историков заключалась в том, чтобы описать эти отношения, имевшие громадное значение для судеб их народа. Поэтому мы мало знаем о деятельности непосредственных производителей и жизни большинства македонского населения той эпохи, о хозяйственной базе Македонии, без выяснения которой невозможно установить ни времени, ни причины и следствия отмирания отдельных общественных явлений. Что касается завоеваний, военных походов, захвата городов и населения, то этим вопросам в источниках уделяется большое внимание. Начиная с Филиппа, вопросы такого характера представляют основной материал по истории Македонии и ее отношений к Греции. [59]
В общем следует отметить, что интерес к Македонии не занимал центрального места в творчестве греческих авторов. Этим можно объяснить то, что мы, по существу, не имеем достаточного количества литературных источников по древней македонской истории.
1. Сведения о территории, природных богатствах, флоре и фауне Македонии
Первые упоминания о территории Македонии и прилегающих к ней странах встречаются в поэмах Гомера. В них говорится о северной части Балканского полуострова, главным образом о Фракии. Говоря о Фракии, земле, простиравшейся до Дуная, поэмы упоминают номадские племена, населявшие области вдоль течения Дуная и северного берега Черного моря. В поэмах указываются некоторые племена, которые жили в южной Фракии, некоторые города южнофракийского побережья, отдельные области позднейшей Македонии. В «Илиаде» и «Одиссее» воспевается широкий, быстротекущий Аксий, гора Атос, город Амидон и другие. При изложении событий Троянской войны много места уделяется участию фракийских племен как союзников троянцев. В некоторых местах поэмы сообщается о любимых занятиях фракийцев, о климате и фауне Фракии. Гомер еще не знает ни особой македонской территории, ни названия македонских племен, лишь у Гесиода впервые встречается имя «Македон», которое автор считает эпонимом македонян. Других известий о Македонии мы у Гесиода не находим.
Более подробные сведения о македонской орографии и гидрографии можно найти у греческих историков. Еще логограф Гекатей в своей географии, в отделе «Европа», дал описание восточной половины Балканского полуострова. Насколько можно судить по дошедшим до нас фрагментам, под Фракией Гекатей понимал землю, которая находилась западнее иллирийских племен на юго-востоке от Геллеспонта и Пропонтиды, восточнее Понта, севернее Дуная. Гекатей дал описание общего вида страны и после Анаксимандра заложил основу географической [60] карты Фракии, указал на наличие фракийских и нефракийских племен, а также на существование отдельных областей Фракии. Во фрагментах Гекатея упоминается ряд фракийских племен, в том числе и совершенно не известные в других источниках. Гекатей оставил нам также описание некоторых македонских рек и Македонии как области, отдельной от Фракии.
Собирая материал для труда о греко-персидских войнах, преемник Гекатея Геродот мог использовать богатые географические сведения, имевшиеся у Гекатея о земле, на которой развертывались военные действия и через которую проходили персидские войска. Географические описания этих мест Геродот во многом заимствовал у Гекатея.
Наряду с многочисленными недостоверными и полуанекдотическими сведениями Геродот приводит и более достоверные данные о природных богатствах Македонии, о македонских горах с богатой рудой, о больших лесах и их обитателях. Но Геродот, как и его предшественники, ничего не говорит о территориальных границах Македонии, так же, как не отделяет четко македонские племена от фракийских.
Об особенностях македоно-фракийской фауны и флоры, о полезных ископаемых этой земли мы находим некоторые сведения в различных сочинениях Аристотеля, главным образом посвященных вопросам естествознания. Более подробно эти вопросы разбирает ученик и друг Аристотеля Феофраст (372—287 г. до н. э.). Следуя своему учителю не только в области философии, но и в области естествознания, Феофраст особенный интерес проявлял к ботанике, систематике и физиологии растений, о чем свидетельствуют дошедшие до нас фрагменты из различных его сочинений по природоведению и полностью сохранившиеся его работы: «Систематика и география растений» в девяти книгах и «Физиология растений» в шести книгах. В них с научной детализацией исследуются растения, которые произрастают на македонских горах и долинах, дается подробное перечисление разных видов деревьев, акцентируется внимание на македонском корабельном лесе, на использовании его в хозяйстве.
Как выдающийся исследователь растительного мира, Феофраст систематизировал и объединил многочисленные разрозненные наблюдения о растениях в единую продуманную и последовательную систему знаний. Растительный мир занимал «отца ботаники» не только как предмет чистой науки. Его [61] особенно интересовала польза, приносимая растением в повседневном быту. Из 500 растений, которые так или иначе были ему известны, он выделяет наиболее характерные или ценные по их хозяйственному или лекарственному значению. Растительность Македонии Феофраст знал по личным наблюдениям. Его земельная собственность в Стагире находилась недалеко от Македонии, и трудно представить себе, чтобы Феофраст упустил возможность познакомиться с прекрасными лесами этой страны. О том, что он посетил ее и даже занимался там научными исследованиями, свидетельствует тонкое знание македонских растений, а также неоднократные ссылки Феофраста на «людей из Македонии», с которыми он встречался и беседовал.
Сведения Аристотеля и Феофраста, в смысле их достоверности, не вызывают никаких сомнений, так как они были написаны с научной целью, в результате большой исследовательской работы.
Некоторые данные о территории Македонии, расселении македонских племен, македонских городах, землях и реках оставил в стихах анонимный автор, который, вероятно, жил в I в. до н. э. Его обычно называют Псевдоскимном в связи с тем, что эти данные без достаточного основания приписываются Скимну из Хиоса (ок. 185 г. до н. э.).
Ценный материал оставили античные географы: греческий Страбон и первый римский географ Помпоний Мела. Страбон дает ряд важных указаний о македонской географии, особенно в своей VII книге. В свое время география Страбона составила эпоху. Он критически освоил достижения предшественников, особенно Эратосфена, и был главным источником по древней географии вообще. Что касается Помпония Мелы, то в составленном им около 44 г. на основании хороших источников кратком географическом описании содержатся сведения о Македонии и Фракии, об их городах, землях и реках.
Среди позднейших географов следует отметить наиболее видного из них Клавдия Птолемея. Его сочинение «География» является большим вкладом в развитие географической науки и картографии. Третья книга этого сочинения много места [62] уделяет географическому положению Македонии и соседних с нею областей.
Из других произведений, в которых в той или иной мере отражены природные условия македонской земли, необходимо отметить «Естественную историю» Плиния Старшего. Хотя Плиний и не был основательным знатоком различных отраслей знаний, а был всего лишь любителем, бессистемно собравшим большое количество извлечений из источников, его «Естественная история» в 37 книгах представляет целую энциклопедию по естественным наукам. Он сам называет это сочинение энциклопедией, указывая на то, что им в этом труде использован материал 2 тыс. томов. В 3-6 книгах этой работы излагается география, в том числе Македонии и Фракии, правда, ограничивающаяся большей частью одними названиями городов, областей, берегов, заливов, рек. «Естественная история» Плиния служила прототипом для Солина, автор III в. н. э., который приводит интересные факты из области географии, истории и естествознания. Эти факты почерпнуты из разнообразных греческих и латинских источников. В частности, географическая часть составлена по естественной истории Плиния.
Отдельные упоминания о македонской гидрографии оставил нам неизвестный автор, дошедший до нас под именем Псевдоплутарха, живший, по всей вероятности, в III в. н. э. и написавший трактат «О реках», а также Афиней, цитирующий в своем большом сочинении «Дейпнософисты» многочисленные отрывки из потерянных авторов.
2. Сведения о жизни македонских племен
Более подробно можно проследить в источниках межплеменную борьбу македонских племен, а также борьбу их с соседями — иллирийцами и фракийцами. Вся история Македонии до IV века наполнена межплеменной борьбой, не дававшей долгое время утвердиться прочному государственному [63] порядку. Геродот уверяет, что племенная вражда между ними была настолько сильной, что лишала племена возможности соединения во имя общего блага.
Этот период истории Македонии получил свое отражение, главным образом, в произведениях Фукидида, Платона, Аристотеля, Диодора Сицилийского, Арриана и Помпея Трога; некоторые сведения по этому периоду сообщают нам Афиней и Солин.
По своему качеству эти памятники неоднородны, Фукидид излагает свой материал периода Пелопоннесской войны на основании достоверных источников, документов, надписей и вещественных памятников. Аристотель также строго следует своим источникам. Платон, наоборот, не является историком, и поэтому все его доводы требуют дополнительных подтверждений.
Что касается Диодора, то его материалы часто восполняют потерянные работы историков IV века. К произведениям Арриана нужно относиться осторожно, так как он в угоду своим политическим взглядам был склонен идеализировать исторические явления. Также следует иметь в виду в качестве источника одного из крупных историков, принципата Августа — Трога Помпея. Историческая концепция этого автора отчетливо проявилась в трактовке основных событий македонской истории. Как известно, его произведение «Historiae Philippicae» (44 кн.), изображавшее главным образом историю македонского царства до включения его в состав римской державы, до нас не дошло. Мы знаем о нем из позднейшей сокращенной и искаженной компиляции Юстина. Несмотря на безжалостную руку компилятора, можно обнаружить огромное множество источников, которыми пользовался Трог Помпей, подгоняя фактические материалы этих источников под свою определенную схему исторического развития. Главным в этой схеме является раскрытие системы господства мировых держав, их роли во всемирной истории. Автор отрицательно относится к возникновению мировых держав, жестоким войнам, несправедливостям, [64] захватам, чужих территорий. Этому периоду существования великих держав Трог Помпей противопоставляет раннюю эпоху, когда, по его мнению, господствовали не роскошь и жажда к наживе, а патриархальные нравы, счастье и добродетель. Этот период первоначальной истории, который изучается автором на историческом материале более 40 народов, носит название «origines». В этом аспекте получает освещение и ранняя эпоха Македонии, для которой, с точки зрения историка, характерны доблесть царей и трудолюбие народа. Деятельность первых македонских правителей, основанная, как полагает автор, на умеренности и доблести, оценивается им вполне положительно. Подобная оценка, вытекающая из политических идеалов Трога Помпея, резко противопоставлявшего два периода в общественных отношениях: периода, существовавшего до завоеваний, и периода возникновения на базе завоеваний обширных держав — по своему характеру не может быть объективной. Для нас имеет значение то обстоятельство, что автор, идеализируя ранний период македонской истории, тем не менее отмечает наличие ожесточенной межплеменной борьбы, особенно македонских племен с фракийцами и иллирийцами. Об этой межплеменной борьбе говорят нам и другие источники.
Фукидид, живя в изгнании, посетил лично местности, служившие театром изнурительной Пелопонесской войны, участником которой являлся он сам. Одним из посещенных им мест был македонский двор времен Архелая, где он имел возможность ближе познакомиться с македонской жизнью и македонской политикой, глубже понять Пелопоннесскую войну и особенно ту борьбу, которая разыгралась на северном ее участке.
Основные события разбираются Фукидидом в связи с деятельностью двух македонских царей — Пердикки и Архелая. Говоря об участии Македонии в борьбе афинян со Спартой, Фукидид указывает, что целью Пердикки было объединение македонских земель и что против этого выступили горно-македонские племена во главе с линкестидами. Упоминания Платона в диалогах «Горгий» и «Алкивиад», Аристотеля в «Афинской политике», Диодора в его «Исторической библиотеке», о межплеменной борьбе во времена Пердикки, Архелая и после них подтверждают в этом случае Фукидида и указывают, что в тот период в Македонии не было ни одного племени, которое могло бы взять бразды правления в свои руки. В диалоге [65] Платона «Горгий» упоминается о вражде между отдельными племенами, которые Пердикка пытался присоединить с помощью самых низких, бесчестных средств.
Сведения Диодора в XII книге о большой войне македонян с фракийцами находятся в соответствии с данными Фукидида. Они дают нам право сделать вывод, что племена перед угрозой военного нападения обычно легко объединялись. Когда эта угроза миновала, сепаратистские тенденции племен вновь оживали, и подчинить их можно было только силой. Никакой твердой наследственной власти еще не было. На характер царской власти в древний период и на социально-экономический строй древних македонян косвенно указывают два различных по своей ценности источника — Курций и Арриан.
В Описе, когда взбунтовалась македонская армия, Александр обратился к солдатам с речью, в которой указывал: «Отец мой Филипп застал вас бедными пастухами, одетыми в овчину и стерегущими свои стада от фракийцев и иллирийцев. Вместо овчины он одел вас в воинские доспехи, расселил по городам, дал вам законы, из рабов сделал вас господами...»Конечно, Александр слишком приукрасил в этой речи положение македонян, чтобы подчеркнуть величие своего царствования. Сам Арриан, идеализируя Александра, преследовал определенную политическую цель, поставленную перед ним его эпохой. Тем не менее, нельзя обойти это указание автора, говорящее о значении скотоводства в хозяйстве древних македонян, а также о слабости последних в борьбе с соседями-фракийцами и иллирийцами.
Литературные источники по дофилипповской Македонии, различные по своей исторической ценности, не расходятся, однако, в изложении основных вопросов этой эпохи. Борьба македонских племен со своими соседями и между собой изображается как попытка к объединению страны, хотя и не завершившаяся положительным результатом вследствие живучести центробежных сил родоплеменного строя.
3. Сведения о развитии Македонского государства
Появление на арене Македонской истории Филиппа знаменует собой новый этап в становлении государственности; ему удалось путем уничтожения сопротивления племен объединить страну, узурпировать власть отдельных басилевсов и стать на путь широких завоеваний. В это время история Македонии тесно сплетается с историей Греции, а деятельность Филиппа — с деятельностью его непримиримого врага — вождя афинской демократии Демосфена. [66]
Литературные источники, относящиеся к этому периоду, очень противоречивы и могут быть сведены к двум основным направлениям, из которых одно отрицательно относится к деятельности Демосфена и восхваляет Филиппа, другое, наоборот, не признает особых заслуг за Филиппом и превозносит борьбу его противника.
Большое значение для оценки деятельности Филиппа и Демосфена имели бы труды их современников Эфора и Феопомпа, но они дошли до нас в жалких фрагментах. Всеобщая история Эфора в 30 книгах — от возвращения Гераклидов до осады Перинфа Филиппом Македонским (т. е. до 340 г.) — была для современников и последующих поколений главным источником знаний. Она вполне соответствовала тогдашней тенденции греков рассматривать свою историю в связи с культурой других народов. Заслуга Эфора заключалась в том, что он представил не историю отдельных греческих городов-государств, а связное изложение всей греческой истории с широким использованием предшествующей исторической литературы. Будучи живым свидетелем упадка греческого мира, власть над которым переходила в руки Македонии, Эфор проявил расположение к Афинам. Несмотря на серьезное отношение к источникам, он часто не придерживался критического принципа, не всегда умел им пользоваться и ряд явлений объяснял мелкими причинами, что было следствием отсутствия у Эфора военного и политического опыта, оторванности его от жизни. Политика Демосфена в истории Эфора не получила достаточного объяснения, а завоевания Филиппа даны, главным образом, с точки зрения его военных успехов. Последующие переписчики Эфора, будучи представителями различных общественных групп и партий, наложили на его сочинения свой отпечаток.
Труд Эфора пропал, и мы знакомы с ним лишь по цитатам и по истории Диодора, положившего в основу своего изложения историю Эфора. Кроме Диодора, произведением Эфора пользовался Страбон и Аристотель. Полибий называет Эфора «первым и единственным историком, представившим опыт всеобщей истории».
Феопомп из Хиоса, продолжавший историю Фукидида с 411 года до битвы при Книде (394 г.), в своей „Ελληνικα" (12 книг) написал еще историю Филиппа Македонского в 58 книгах.
Если Эфор был расположен к Афинам, то отношение Феопомпа к ним было крайне неблагосклонным. Вначале его симпатии [67] оставались на стороне аристократии и Спарты. Однако в скором времени он меняет свою политическую ориентацию. Являясь представителем того направления, которое пропагандировало промакедонские идеи, Феопомп из спартанофила становится приверженцем македонской партии и в своих исторических работах прославляет деяния Филиппа. «История Филиппа Македонского» — главное сочинение Феопомпа. В нем он хотел подчеркнуть новый этап развития общественных отношений как греческого общества, так и македонского. Благодаря обширным отступлениям и экскурсам в область прошлого история Филиппа превращается не только в историю македонского царя, но и в историю Греции вообще. Но несмотря на все это, центральной фигурой его сочинения является все же Филипп. Следуя своим публицистическим приемам, Феопомп показал последнего со всеми пороками и недостатками. Деятельность Филиппа он рассматривал преимущественно с точки зрения его нравственных свойств и качеств.
Как Феопомпа, так и Эфора характеризует одна общая: черта: «...они повествуют не о борьбе между собой отдельных общественных групп и государств, как это было у Фукидида, аисключительно о борьбе между отдельными выдающимися: личностями и группировками их приспешников».
Произведения Эфора и Феопомпа были основными источниками у Трога Помпея для изложения истории македонского государства эпохи Филиппа. Они не только давали ему фактический материал, но были созвучны (особенно Феопомп) его политическим идеалам, его историческим взглядам. Вся история возвышения Македонии и деятельность македонских завоевателей рисуется Трогом Помпеем как явление резко отрицательное. Филипп наделен чертами свирепого тирана, жестокого деспота и коварного захватчика. Он строит хитрые козни, сеет раздор среди других, навязывает всем «царское рабство». Действия Филиппа автор приравнивает к действиям разбойника и преступника. Филипп осквернил все права, установленные богом и людьми; он разрушал города, продавал в рабство женщин и детей, громил храмы, убивал, грабил, обманывал своих союзников. Трог Помпей считает, что победа Филиппа установила рабство в Греции, уничтожила греческую свободу. [68]
Диодор Сицилийский (I в. до н. э.) в своей «Исторической библиотеке» посвятил истории Филиппа Македонского всю XVI книгу. В этой книге содержится единственная и довольно полная дошедшая до нас история Македонии эпохи Филиппа. Эта книга восполняет потерянный труд Эфора. Правда, автор, обращая внимание на внешние события эпохи, мало и поверхностно говорит о внутреннем состоянии страны, об общественных настроениях и ожесточенной партийной борьбе.
Диодор излагает греческую историю по Эфору, начиная с повествования о предшественниках Филиппа, и доводит ее до священной войны. Вслед за описанием борьбы Филиппа с варварами, столкновения с Афинами, борьбы за Амфиполь, Пидну и Олинф, Диодор переносит место действий Филиппа на Геллеспонт, но об этом рассказ свой сильно сокращает. Дальше он переходит к изложению причин священной войны, подробно рассказывая о ходе войны, занятии Филомелом Дельф, его поражении и смерти, причем начало войны, до второй победы Филомела над локрами, Диодор описывает дважды и оба раза почему-то по одному и тому же источнику, отчасти даже в одинаковых выражениях. Но Диодор пользовался не только Эфором. Установлено, что он использовал хронику Аполлодора, Феопомпа, Тимея, Полибия, Посидония. Вероятно, и описание военных действий Филиппа взято не только у Эфора, но и у Феопомпа. К сожалению, выдержки, взятые Диодором из солидных источников, приводятся почти без всякой критики, полны неточностей, хронологических ошибок, односторонне дано также изложение военной истории и мало обращено внимания на внутреннее развитие государства.
Таким образом, материал для изучения эпохи Филиппа древние историки черпали у его современников — Эфора и Феопомпа. Причем произведения первого служили источником для изложения военной истории, а второго — для оценки деятельности македонских царей.
Что касается деятельности Демосфена, то положительная оценка его политики берет свое начало от Тимея, а отрицательное — от Полибия. Тимей положительно отзывается о Демосфене как политике и ораторе. Пользовавшиеся сочинением Тимея Диодор, Плутарх, Трог Помпей оставили описание ряда фактов из жизни Демосфена, не дошедших до нас от Тимея, [69] но получивших подтверждение в речах самого Демосфена. «История» Тимея была написана под впечатлением личного участия автора в политической борьбе, происходившей в Сицилии. Будучи горячим сторонником Тимолеона, он возненавидел тиранию Агафокла и эту ненависть вырозил в своей работе. Восхваляя Тимолеона, который помог сиракузянам восстановить демократический образ правления, Тимей проникнут глубокой симпатией к Демосфену, боровшемуся также против тирании и насилия.
Против мнения Тимея выступил Полибий (II в.). Полибий обвинял Демосфена в узком афинском патриотизме и близорукости, в неумении рассмотреть среди всей суматохи борьбы с Филиппом истинное положение дел. Он писал: «Когда Демосфен все измеряет пользой родного города, полагая, что взоры всех эллинов должны быть обращены на афинян, и называет предателем всякого, кто этого не делает, то он, мне кажется, заблуждается, уклоняется от истины, тем более, что и тогдашние события в Элладе свидетельствуют не в пользу Демосфена, именно, что не он верно предусматривал будущее, а те, кого он называл предателями». Филипп, по Полибию, никогда не имел никаких плохих намерений против своих противников. «Гордость афинян Филипп смирил великодушием и из врагов превратил их в готовых на все союзников».
Устами Ликиска и Фламинина Полибий называет Македонию оградой Эллады от северных варваров и высказывает мысль, что эллинам необходимо было слиться с Македонией под властью македонских царей.
Биографию Демосфена и связное изложение его эпохи оставил нам Плутарх, уроженец Херонеи, в битве при которой потерпела крах демосфеновская политика.
По своим воззрениям Плутарх близок к Полибию. Так же, как Полибий, он преклонялся перед величием Рима, в котором видел единственного спасителя человечества от хаотического состояния греческих государств.
Биография Демосфена, написанная Плутархом, не всегда может служить для нас объективным источником, ибо морализующая тенденция биографа затмевает историческую истину. Интересуясь историческим деятелем как индивидуумом, Плутарх придавал большое значение мелочам и случайностям, исторические события соединял с анекдотами. Поэтому он [70] пропускал многие важные факты, одинаково без критики пользовался как второстепенными, так и основными источниками и отступал от исторической правды; изображаемых им героев он не всегда связывал со временем и условиями, в которых они действовали.
Все же, несмотря на большое количество противоречивых сведений, на отсутствие исторической критики, в биографии Демосфена дан обильный материал, почерпнуть который из других источников не представляется возможным по той простой причине, что они до нас не дошли. Важно отделить анекдотическую наносную шелуху в биографии от исторической действительности и выяснить по мере возможности те источники, которыми пользовался Плутарх.
Важным историческим источником по восстановлению сведений о сложнейших греко-македонских отношениях того времени являются речи ораторов, публицистика IV века. Этот вид источников не только восполняет утраченные для нас исторические документы, но, в силу своей политической заостренности, содействует восстановлению картины борьбы различных социальных групп, различных идеологических направлений. Однако нельзя забывать, что при пользовании речами как историческим источником мы имеем дело с крайне субъективной оценкой событий, часто неверным освещением, иногда даже с искажением фактов. Непосредственно в события того времени и в борьбу партий вводят речи Исократа, отчасти Фокиона и главным образом Демосфена и Эсхина.
Сохранившиеся речи Исократа в числе двадцати одной облечены в тонкую, изящную художественную форму. Мы не можем согласиться с мнением Пельмана, который утверждает, что в большинстве своем эти речи не представляют особой, исторической ценности. Наоборот, их ценность исключительно велика, так как они являются источником для выяснения позиций македонской партии по отношению к македонским завоеваниям. Из речей, имеющих отношение к политической деятельности Исократа, надо отметить: «Панегирик» — хвалебную речь в честь Афин и воззвание к согласию между гражданами, «Ареопагитик» — похвалу старому времени, «Панафинейская» — своего рода патриотическое прославление Афин, «Платейикос» — сочинение в защиту платейцев, угнетенных [71] фиванцами, «О мире» — в пользу мира с союзниками и целый ряд писем к различным государственным деятелям, больше всего к Филиппу.
В этих речах Исократ выражал идеологическую платформу македонской партии в Афинах. В них он придерживается точки зрения этой партии на судьбы Греции и менее проникнут злобой дня, чем Демосфен и Эсхин. По этим речам мы можем ознакомиться с общественным настроением в Греции в эпоху ее упадка, с политическими идеалами и программой той партии, которая мечтала при помощи Македонии укрепить позиции зажиточных слоев греческого общества.
Особенно важны для изучения истории Филиппа Македонского, борьбы с ним греков и падения независимости Эллады речи Демосфена и его противника Эсхина.
Среди 61 сохранившейся речи Демосфена есть некоторые заведомо подложные. Кроме частных и адвокатских, дошли до нас от Демосфена речи общественного характера, которые представляют интерес для характеристики современной ему эпохи. Около 355—354 гг. им написана речь против Лептина, в 354 г. — о симмориях, в 352 г. — за жителей Мегалополя, в 351 г. — за свободу родосцев. Они содержали множество фактов и мыслей, целью которых являлось склонить афинян к ведению благоразумной, осторожной и осмотрительной политики. Здесь оратор высказывает свое страстное желание, чтобы афиняне, обновив и преобразив свой флот, получили возможность действовать быстро и энергично против всякого врага, откуда бы он ни пришел.
В 351 г., когда Филипп завоевал один город за другим, Демосфен произнес свою первую филиппику — боевую программу действий. Два года спустя, когда олинфяне прислали в Афины посольство с просьбой о помощи и союзе, Демосфен произнес еще три речи против политики Филиппа, обычно называемые олинфийскими речами.
К 346 году относится речь Демосфена «О мире», в которой он предостерегал сограждан от безрассудных увлечений в данный обстановке. Этой речью открывается вторая серия его Филиппик, обнимающая период перемирия с 346 по 344 гг. В 344 г. во второй филиппике Демосфен раскрывает истинную сущность вмешательства Филиппа в дела Пелопоннеса, разоблачает ложные обещания македонского царя, данные им мессенцам и аргивянам, коварный характер его переговоров с Афинами, покорение им восточной Фракии и захват проливов. [72]
В 343 году, обвиняя Эсхина, Демосфен произносит свою речь «О не исполнившем своего долга посольстве», в которой показывает вредительские действия послов в Македонии и на пути к ней.
Но самые сильные филиппики произнесены Демосфеном в 341 году. В науке они известны под названием «III филиппики». В них на живых примерах показано, куда ведет близорукая политика мира, давшая возможность Филиппу ловко и безустанно подтачивать устои Афинского государства, протянуть руки к проливам, к морским афинским коммуникациям и, стало быть, угрожать всей Греции. Оратор убеждал афинян вооружаться, стать во главе Греции и воспротивиться варварским притязаниям Филиппа. К этому времени относятся речи Демосфена «О событиях в Херсонесе». В них автор указывает на важность для Афин сохранения Херсонеса.
Уже после Херонейской битвы, а именно в 337 году, Ктесифонт внес предложение в народное собрание признать заслуги Демосфена перед отечеством и увековечить его память на празднике больших Дионисий. Эсхин восстал против этого предложения, назвав его противозаконным. Развернувшиеся события на время отложили этот спор. Через некоторое время Эсхин возобновил свой процесс против Ктесифонта, желая косвенно нанести удар Демосфену. Тогда Демосфен выступил с защитительной речью в пользу Ктесифонта, известной под названием «Речи о венке». Эта речь, являясь одним из лучших образцов ораторского искусства, носит, главным образом, автобиографический характер. В ней с особым мастерством развивается мысль о том, что, хотя защитники эллинской свободы и независимости побеждены, но их усилия и старания спасти эту свободу и независимость делают им честь.
Политические речи Демосфена проникнуты одной основной идеей: все они подвергают тонкому анализу и критике македонскую политику и намечают план борьбы с македонским нашествием. Особенно ярко и рельефно эта идея выражена в знаменитой «Речи о венке», в пользу Ктесифонта и против Эсхина.
Хотя Демосфен говорит как очевидец и участник борьбы, полагаться на него, безусловно, нельзя. Если Эсхин не хотел быть объективным, то Демосфен не мог таким быть. В речах каждого из этих ораторов много субъективного, предвзятого, исторически неправдоподобного. Чтобы отстоять свою идею, оратор старается произвести на слушателей благоприятное впечатление и очернить своего противника, для чего пускает в ход даже недостойные средства.
Из многих других источников мы узнаем, что основные сведения, изложенные Демосфеном, правдивы. Но нельзя, например, верить на слово Демосфену, когда он говорит об Эсхине, о его бесчестности и несправедливости, или о Филиппе и его пороках. Относительно двух этих личностей Демосфен [73] допускает искажение действительности в ряде фактов. Если мы сопоставим речи Демосфена с речами его противника Эсхина, то увидим аналогичную картину.
До нас дошли только три речи Эсхина и несколько приписываемых ему писем. Первая его речь (против Тимарха) относится к 344 г.
Будучи вместе с Демосфеном членом посольства в Македонии, Эсхин вернулся оттуда обласканный и, как утверждал Демосфен, подкупленный Филиппом. Единомышленник Демосфена Тимарх готовился публично обвинить Эсхина перед народом, не дожидаясь начала процесса. Эсхин предупредил Тимарха и в искуссной речи против него изобличил его развратный и расточительный образ жизни, заявив, что он незаконно пользуется гражданскими правами и, следовательно, не может выступать с обвинениями. Когда в 342 году Демосфен обвинил Эсхина в политической измене, последний выступил с речью, в которой пытался доказать, что его противник построил свои обвинения на необоснованном подозрении и клевете.
Хотя Эсхину и удалось оправдаться, но его речи никогда не имели того эффекта, какой оставляли горячие, страстные, обвинительные речи Демосфена. В этом признавался сам Эсхин.
Особенно бурно выступал Эсхин около 330 г. до н. э. против Ктесифонта, обвиняя его в государственном преступлении. Когда это дело было возобновлено, Эсхин доказывал, что предложение Ктесифонта, согласно афинским законам, неприемлемо, так как они запрещают венчать гражданина, который еще не сдал своих отчетов. Возложение на голову золотого венка в театре также не может происходить. Но в той части своей обвинительной речи, в которой Эсхин старался убедить всех в том, что Демосфен не оказал никаких услуг государству, а наоборот, был причиной всех несчастий и бед, перенесенных в последнее время афинянами, он потерпел полную неудачу. В результате этого Ктесифонт был оправдан, а Эсхина обязали уплатить штраф за ложное обвинение. В своих речах, затрагивая вопрос о своем противнике и единомышленниках противника, Эсхин не жалеет черных красок, чтобы опорочить [74] их, доказать этим самым свою нравственную чистоту и гражданскую порядочность.
Таким образом, пользуясь произведениями Демосфена и Эсхина, необходимо более чем когда-либо проявлять осторожность, критически анализировать их.
Эти источники слишком пестры и по своей форме, и по глубине своего изложения. В них ясно ощущается наличие двух тенденций в оценке деятельности македонского царя и вождя демократии, которые легли в основу последующей историографии.
Итак, литературные сведения античных авторов доэллинистической Македонии можно разделить на две группы.
К первой группе относятся данные, касающиеся дофилипповской Македонии. Они характеризуют ее флору и фауну, родоплеменную жизнь и борьбу племен. Отрывочные сведения греческих поэтов: Гомера, Гесиода и представителей лирики, рассеянные в общем контексте их литературных произведений, — в большинстве своем основаны или на устной традиции или на личном наблюдении. Сами по себе эти сведения не имеют большой исторической ценности, если они не подкреплены более надежными источниками. В данном случае известия логографов, Геродота, Страбона и Плиния подтверждают литературные данные поэзии. Разноречивые в частностях, они все, в большей или меньшей степени, говорят о племенном родстве фракийцев с македонянами и об их передвижениях из Азии на Балканы.
Что касается межплеменной жизни, то она изложена в трудах Геродота, Фукидида, Платона, Аристотеля, Диодора и Трога Помпея. Ценность этих свидетельств неодинакова. Метод исследования Геродота коренным образом отличается от метода Фукидида. Неодинаковы и авторские приемы их исторической критики. Философские диалоги Платона тенденциозны. Диодор не самостоятелен, и, изучая его, всегда приходится иметь в виду источник, которым он пользовался. Материалы этих различных по своему значению источников освещают племенную борьбу через характеристику деятельности отдельных македонских басилевсов, враждовавших и между собой, и со своими соседями.
Ко второй группе источников относятся данные о греко-македонских отношениях эпохи Филиппа. Одни из них характеризуют деятельность македонского царя, другие освещают политику его противника. Кроме этого имеются литературные памятники, из которых можно почерпнуть общие сведения о той эпохе. К первому роду источников относится Эфор и Феопомп—современники описываемых событий. Они использованы последующими писателями (Диодор, Юстин, Птолемей и др.) как для анализа военных действий (Эфор), так и для психологических характеристик (Феопомп). Сочинения Тимея, Полибия и Плутарха являются основными источниками для выяснения [75] деятельности Демосфена. Различная партийная принадлежность авторов и различные условия их жизни не могли не отразиться на их оценке исторических событий.
Речи Исократа, Эсхина и Демосфена представляют третий род источников. Они вводят нас в курс сложных перипетий важнейшего этапа развития Македонии и Греции. Но здесь необходимо учесть, что речи писались и произносились представителями противоположных партий, личными врагами, что неизбежно приводило к искажениям многих фактов, к запутыванию сложных вопросов греко-македонских взаимоотношений накануне и в период македонского завоевания Греции. [76]