Общественный строй Китая накануне вторжения иностранных государств в ХІХ веке

Реферат по истории Китая

ОБЩЕСТВЕННЫЙ СТРОЙ КИТАЯ НАКАНУНЕ ВТОРЖЕНИЯ ИНОСТРАННЫХ ГОСУДАРСТВ В ХІХ В.

ПЛАН

1. Особенности развития сельского хозяйства.

2. Социальные отношения в деревне.

3. Политика государства относительно ремесленой деятельности.

4. Административно-политическое развитие.

5. Социальная стратификация китайского общества.

6. Литература.

1. Особенности развития сельского хозяйства.

После маньчжурского завоевания характер социально-экономических отношений в Китае не претерпел кардинальных изме­нений. Это в равной мере можно отнести к сфере как городской экономики, так и аграрного строя. В этом смысле можно говорить о едином минско-цинском периоде в истории Китая. Для этого времени, с точки зрения функционирования экономических и социальных институтов, характерно действие тех же тенденций, которые сложились в стране в послесунский период. Они харак­теризовались возрастанием значения интенсивного поливного рисоводства, прогрессирующим увеличением численности насе­ления, деградацией технологической основы сельскохозяйствен­ного производства.

В соответствии с традицией и в цинский период все земли делились на две категории: народные (минь)
и чиновничьи или государственные (гуань).
Основой экономической и социальной жизни в деревне продолжала оставаться китайская клановая об­щина, покоившаяся на совместном владении землей и родствен­ных связях, объединявших общинников. Земли, находившиеся в коллективном владении, как правило, обрабатывались совместно, а также сдавались в аренду членам общины или жителям сосед­них деревень. Арендная плата, собиравшаяся с общинной земли, принадлежала всему деревенскому коллективу. По установившейся традиции коллективные земли, реально принадлежавшие общи­не, включались в категорию гуань, т.е. с них, как и с других земель, входивших непосредственно в казенный фонд, поземель­ный налог не собирался.

На характер использования доходов от земли указывало само название той или иной формы коллективного землевладения. Получили распространение, например, «училищные» земли, до­ход от которых шел на содержание деревенской школы, оплату услуг учителя, помощь талантливой молодежи, желавшей про­должить образование, испытать себя на государственных экзаме­нах, если у родителей не было средств.

Доходы от «храмовых» земель использовались для религиоз­ных церемоний в деревенском храме предков, а от «благотвори­тельных» — предназначались для помощи наименее обеспечен­ным членам общины. Перечисленные категории земель в соот­ветствии с нормами обычного права запрещалось продавать и покупать без согласия всех общинников.

Коллективная земельная собственность под разными названия­ми была распространена во всем Китае. Однако особенно замет­ную роль она играла в провинциях центрально-южного Китая, где преобладало поливйое рисоводческое земледелие. В некото­рых провинциях коллективные земли составляли около полови­ны всего земельного фонда. Особенно велика была роль кол­лективного землевладения в таких провинциях, как Гуандун, Фуцзянь и Чжэцзян. Помимо коллективного владения пахотной землей община контролировала невозделанные угодья, лесные, неудобные для обработки земли.

В китайской деревне важная роль принадлежала и совместному труду. В особенности это характерно для поливного рисоводства, когда в период посева рисовой рассады, весьма непродолжитель­ный, несколько соседних семей объединяли свои трудовые уси­лия. Большую роль играла также коллективная деятельность по поддержанию в порядке систем искусственного орошения, харак­терная для большинства сельских районов Китая. Наличие кол­лективной земельной собственности, совместная работа — все это было истинным фундаментом деревенской жизни, сплачивало чле­нов общины, препятствовало росту социальной дифференциации.

Кроме коллективного в общине существовало также индиви­дуальное землевладение. Частные земли разрешалось продавать и сдавать в аренду, однако обычное право обязьшало землевладельцаперед продажей земли предварительно заручиться согласием на это членов общины и предложить землю для покупки сначала кому-нибудь из них. В деятельности этого института проявлялись владельческие притязания общины на индивидуальное землевла­дение и стремление сохранить в неприкосновенности земельный фонд общины в качестве единого целого.

2. Социальные отношения в деревне.

Еще одной важной чертой китайской общины являлись род­ственные связи, объединявшие, как правило, всех жителей де­ревни. Основной формой этих связей продолжал оставаться пат­ронимический клан - группа родственных семей, происходив­ших от одного предка придерживавшихся обычая экзогамии. В организации клановых отношений между северными и южными районами Китая существовали определенные отличия: к северу от Янцзы деревня состояла из нескольких кланов, к югу — клан и деревня чаще всего совпадали.

Клановые отношения получали воплощение в культе предков и сопутствовавших ему религиозных церемониях и социальных институтах. Центром религиозной деятельности в деревне были храмы, чаще всего посвященные духам предков. Здесь в соответ­ствии с традицией проводились церемонии, посвященные пред­кам — основателям патронимии, здесь же собирались все жители деревни или представители групп, составлявших ее, для реше­ния общедеревенских проблем.

Иногда храмы предков использовались как школьные здания, в которых выходцы из клана, получившие образование, давали уроки грамоты своим юным сородичам. Храмы были и штабами, руководившими местными отрядами самообороны, предназна­ченными для защиты клана от разбойничьих шаек, вооруженных отрядов соседних кланов, а в некоторых случаях и от вторжения правительственных войск.

Всеобщее распространение общинно-клановых связей, являв­шихся подлинной основой социальных институтов китайской империи, не противоречило наличию внутри общины (клана) различных форм господства и подчинения, эксплуатации. Основ­ной формой этой эксплуатации в деревне была аренда-издоль­щина. Возникавшие внутри общинного коллектива арендные от­ношения маскировались принадлежностью эксплуататора и экс­плуатируемого к одному клану. Нередко (особенно в южных районах) роль арендодателя играл богатый и могущественный клан, эксплуатировавший более слабую общину. В этом случае верхи и низы одной клановой группы объединялись, пытаясь удержать в повиновении подчиненную общину. В источниках за­фиксированы многочисленные примеры борьбы между домини­рующими кланами или же между сильной и слабой коалициями

общин. Победа, одержанная одним из враждующих кланов в кро­вопролитных сражениях, обеспечивала присоединение новых зе­мель, контроль над водными источниками, а также центрами местной торговли.

Сельская верхушка в китайской деревне состояла из двух ос­новных групп. Первая — землевладельцы, происходившие в ос­новном из разбогатевших общинников, сдававших землю в аренду. Часто, эксплуатируя арендаторов, они сами с помощью членов своих семей обрабатывали часть принадлежавшей им земли. Их образ жизни мало отличался от той жизни, которую вела основ­ная масса крестьян-землевладельцев, о чем можно судить по ма­териалам местных хроник. Весьма типичной была следующая си­туация. Ранним утром отец отдавал распоряжения своим сыновьям: один должен был пахать в поле землю, другой отправлялся на рынок в соседнее большое село, третий, самый способный, оставался дома и целиком посвящал себя изучению древних книг, готовясь к сдаче экзаменов на получение ученого звания.

Вторая доминирующая социальная группа — землевладельцы, составлявшие образованную часть китайского общества, облада­тели ученых званий и чиновничьих рангов. К этой группе отно­сились также выходцы из общин (разумеется, чаще из могуще­ственных кланов), которым удалось получить образование и сдать экзамен на получение ученого звания, что было стандартным путем, открывавшим доступ к чиновничьей карьере. Они имено­вались шэньши
(т.е. «имеющие пояс», что являлось внешним при­знаком принадлежности к образованной страте общества), образ жизни, поведение и одежда сильно отличали их от основной массы сельского населения. Те шэныии,
которые являлись землевладель­цами, также сдавали землю в аренду. Барская запашка и связан­ное с ней хозяйство помещичьего типа, как и крепостническая система, не получили в традиционном Китае сколько-нибудь широкого распространения..

Однако далеко не все шэньши
были достаточно крупными зем­левладельцами, чтобы жить на земельную ренту. В этом случае источником их основных доходов являлось занятие «интеллигент­ным» трудом: они становились школьными учителями, репети­торами, готовившими соискателей к государственным экзаменам, руководили сельскими общественными работами, возглавляли отряды местной самообороны. Те, кто стали чиновниками и по­ступили на государственную службу, получали казенное жалова­нье и имели некоторые «побочные» источники доходов. В целом доходы группы шэньши
от земельных владений вряд ли превыша­ли одну треть от всех совокупных доходов этого социального слоя.

Доходы от службы, земельных владений и предпринимательства распределялись соответственно как 3:2: 1.

Несмотря на родственные связи, объединявшие верхи и низы общины, эксплуатация в деревне бьиа жестокой. Арендная плата в зависимости от формы аренды колебалась от 30 до 70% урожая, составляя в среднем по стране 40%. Широко были распростране­ны обременительные залоги за взятую в аренду землю, подноше­ния землевладельцам при заключении арендного договора. Вмес­те с тем существовали и нормы традиционного обычного права, свидетельствовавшие о том, что не только арендатор, но и зем­левладелец нес определенные обязательства перед теми, кому он передавал для обработки свою землю. Эти нормы обязывали арен­додателя в случае неурожая и стихийных бедствий снижать аренд­ную плату или отменять ее вовсе, если урожай погибал полностью.

В позднеимператорский период в Китае подавляющую часть населения составляли самостоятельные крестьяне-землевладель­цы, что являлось весьма существенной чертой аграрного строя страны. В целом же господствовало мелкое и среднее землевладе­ние. Большинство арендодателей владели 50—100 му земли (3—6 га), а крестьяне имели в среднем 1 0 — 2 0 му (0,6—1,2 га). Крупные зем­левладения, насчитывавшие сотни или тысячи му, были исклю­чением и не определяли характер аграрных отношений. Как пра­вило, землевладельцы-арендодатели занимались в деревне рос­товщичеством, а сама ростовщическая эксплуатация наряду с арендой являлась вторым важнейшим источником процветания деревенских верхов.

Самостоятельное крестьянство владело более чем половиной пахотных земель и составляло более половины всего сельского населения. Хозяйства таких крестьян-землевладельцев были наи­более широко распространены к северу от Янцзы, где роль аренд­ных отношений была неизмеримо менее значительной, чем на юге.

Все землевладельцы обязаны были платить налоги. Основным являлся единый подушно-поземельный налог, введенный в пер­вой половине XVIII в. Его величина исчислялась в зависимости от количества и качества земли, находившейся во владении того или иного двора. Вносить налог за землю были обязаны все кате­гории землевладельцев, включая и те группы, которые можно отнести к господствующему классу. Не делалось исключения и для шэньши, которые освобождались только от трудовых повин­ностей, но за ними сохранялось их главное обязательство перед государством — служить ему, исполняя труд ученого-книжника или чиновника-бюрократа.

Подушно-поземельный налог являлся одной из форм ренты-налога и свидетельствовал о том, кто же являлся верховным и истинным собственником земли в императорском Китае. Таким собственником было государство, в сущности, сдавшее землю в аренду тем, кто фигурировал в налоговых реестрах в качестве владельцев. С этой точки зрения между шэньши, землевладель­цем-арендодателем и рядовым крестьянином не было существен­ных отличий — все они были всего лишь держателями государе­вой земли.

Часть пахотных земель (примерно 1 0 % ) принадлежала непо­средственно императорской фамилии, а кроме того, маньчжурс­кой аристократии, офицерам и солдатам маньчжурских войск. Земли императорских поместий обрабатывались прикрепленными к ним крестьянами. Так же обрабатывались и земли служивших в «восьмизнаменных»- войсках маньчжуров, которые помимо этого ши­роко использовали труд многочисленных рабов, захваченных ими в период борьбы за завоевание Китая. «Восьмизнаменные» земли были расположены главным образом в районах Северного Китая и вокруг 72 городов, признанных стратегически важными цент­рами. В них размещались маньчжурские гарнизоны, солдатам и офицерам которых в первые годы правления маньчжурской ди­настии были переданы земли, конфискованные у местного ки­тайского населения.

Как и в минский период, в цинском Китае была распростра­нена еще одна форма казенного землевладения — военные посе­ления, земли которых обрабатывались воинами пограничных гар­низонов. Однако эти отношения, привнесенные в Китай завоева­телями-кочевниками, не могли сколько-нибудь существенно изменить традиционный общественный строй. На протяжении XVIII — начала XIX вв. рабство все в большей мере приобретало черты крепостных отношений, а особый статус «восьмизнамен-ного» землевладения был ликвидирован в середине XIX в.

Процесс социальной дифференциации, естественным обра­зом протекавший в клановых общинах, приводил к формирова­нию на одном полюсе общинных богатых верхов, на другом — малоземельного и безземельного бедного крестьянства. Эти явле­ния, отчетливо наблюдаемые на всем протяжении истории им­ператорского Китая и подчиненные закономерности цикличес­кого движения, так и не привели к разложению общинно-клановой основы социальной жизни китайского общества. Этому препятствовало государство, заинтересованное в сохранении тра­диционной социальной структуры и являвшееся высшим собствен­ником земли. Этому процессу оказывали противодействие и сами общинные институты, тормозившие процессы имущественной дифференциации между верхами и низами общины при помощи системы взаимопомощи, благотворительности и т.д.

3. Политика государства относительно ремесленой деятельности.

В организации городского ремесла на протяжении XVII—XVIII вв. также не произошло глубоких перемен по сравнению с перио­дом правления минской династии. Торговое и ремесленное насе­ление объединялось в корпоративные организации (хан), при соз­дании которых важную роль играли клановые и земляческие свя­зи. Характерной чертой китайских городских корпораций (впрочем, как и в подавляющем большинстве других стран Востока) было господство цехо-гильдий, когда ремесленник, как правило, яв­лялся и продавцом собственной продукции, что свидетельствова­ло о незавершенности процесса отделения торговли от ремесла.

Торгово-ремесленные корпорации, обладавшие правами внут­реннего самоуправления, являлись, по существу, организация­ми, предназначенными для сбора налогов и отбывания повин­ностей в пользу казны. Частное ремесло (сы),
как и частное зем­левладение (минь),
было обложено многочисленными налогами и повинностями. Подобно крестьянину, частный ремесленник был беззащитен перед властями, имевшими право привлечь мастера из самой отдаленной провинции к работе на столичных казен­ных предприятиях. При этом только на дорогу могло уйти не­сколько месяцев. Власти придирчиво контролировали частные ремесленные предприятия, перераспределяли его доходы в пользу государства, производя «закупки» ремесленной продукции по ценам, значительно уступавшим рыночным.

Как и в предшествующие эпохи, маньчжурское правительство продолжало руководствоваться традиционной теорией, согласно которой земледелие являлось основным, а торговля и промыш­л

енность — вспомогательным занятием подданных. Процветаю­щий предприниматель и купец рассматривались властью не как опора трона, а, скорее, как нежелательные и даже потенциально опасные для устоев государства социальные фигуры. Поэтому китайские города не обладали особым правовым статусом, спо­собным обратить их не только в центр экономической жизни, но и в автономный от властей центр политической активности. В этом смысле сколько-нибудь существенная разница между городом и деревней отсутствовала. Управление в городе возлагалось на чи­новников, присланных из столицы и являвшихся в равной мере всесильными как в городе, так и в деревне.

Пренебрежительное отношение к частной ремесленно-торго­вой деятельности проистекало также из того, что императорский двор использовал развитый казенный ремесленный сектор, а это позволяло не зависеть от частного ремесленного производства. Казенные предприятия действовали в различных отраслях произ­водства и вполне обеспечивали маньчжурский двор, высшие слои чиновничества и армию. В условиях господствовавших социальных отношений имущество и жизнь предпринимательских групп на­селения ни в коей мере не были защищены законом. Последнее обстоятельство являлось весьма серьезным препятствием на пути становления капиталистических отношений.

4. Административно-политическое развитие.

Правление цинской династии не внесло ничего существенно нового в характер политического строя китайской державы, про­должавшей оставаться «восточной» деспотией. Самодержавный правитель пользовался неограниченной властью, а управление страной основывалось на классических формулах, появившихся еще в древности и переживших века. Они звучали так: «В Подне­бесной нет земли, кроме той, что принадлежит государю» и «Все живущие на этой земле являются подданными государя». Эти опре­деления, ставшие отправным пунктом законодательства цинско-го Китая, отражали огромную роль государства и его правителя, который являлся одновременно верховным собственником всех земель и неограниченным властелином своих подданных.

Цинский правитель в соответствии с китайской традицией именовался Сыном Неба, что прямо указывало на его Боже­ственное происхождение, и считался лицом священным, по­средником между Небом и людьми. Концепция Божественной сущности не только императорской власти, но и самого вер­ховного правителя усиливалась в силу того, что он играл роль верховного жреца, совмещая таким образом политические и сакральные функции. Это находило выражение в следующем: дважды в год верховный правитель возглавлял самые важные, с точки зрения китайцев, религиозные церемонии, отправлявши­еся в столичных Храме Земли и Храме Неба. В них император проводил ритуальную борозду по специально подготовленному для него полю, что символизировало благополучное начало сель­скохозяйственных работ, возносил моления и приносил жерт­вы Небу, призывая его быть милостивым к его подданным. В соответствии с законом под страхом смерти было запрещено произносить вслух собственное имя императора, который име­новался по девизу его правления. Например, первый маньчжур­ский император правил под девизом «Шуньжи», что в переводе означает «благоприятное правление». Подданным, не прибли­женным ко двору, было запрещено видеть лицо правителя, по­этому во время следования его кортежа окна и двери домов сле­довало наглухо закрывать.

Сын Неба, совмещавший в своей деятельности верховное за­конодательное и административное начала, опирался на два со­вещательных органа: императорский секретариат и военный совет. Стремясь привлечь на свою сторону представителей китайс­кой ученой элиты, маньчжуры пытались соблюсти видимость рав­ноправия. По этой причине в состав императорского секретариа­та входило равное число сановников-китайцев и маньчжуров. Однако при вынесении окончательных решений императоры все же в большей степени полагались на советы из числа наиболее приближенных членов императорского дома и высшей маньчжур­ской знати. После учреждения в первой трети XVIII в. военного совета, при назначении которого принцип пропорциональности не соблюдался, именно к нему перешли функции основного со­вещательного органа при императоре. Опираясь на традицион­ную для Китая систему управления, маньчжуры, насчитывавшие накануне завоевания империи всего лишь 700 тыс. человек, ут­вердили свое господство над китайским народом. В сущности, это была система национального гнета, которой народ Китая упор­но сопротивлялся.

Система центральных органов управления в своих основных чертах также оставалась прежней. Осуществляя свою власть, мань­чжурские правители опирались на систему органов управления, состоявшую из шести ведомств: церемоний, чинов, налогов, су­дебных, военных дел и общественных работ. Сведения со всей страны поступали в одно из соответствующих министерств, об­рабатывались там в виде меморандумов, проектов указов и ло­жились на стол императора, который и принимал окончатель­ные решения. Несмотря на огромные масштабы империи и слож­ность системы государственного управления, император был хорошо информирован о происходящем в державе, которая была вполне «управляемой». Благодаря системе почтовых станций, по­всеместно созданной военным ведомством, самые важные извес­тия оперативно поступали из провинций в столицу. К примеру, наиболее важные депеши могли быть доставлены в столицу из далекой провинции Гуандун в течение всего лишь двух недель.

Подписанные императором указы оглашались со стены, ог­раждавшей с юга императорский дворец, именовавшийся Зак­рытым городом. После этого специально назначенный для ис­полнения данной процедуры чиновник вкладывал свиток с тек­стом указа в клюв изваяния феникса. Далее изваяние птицы на веревках спускалось вниз со стены, свиток почтительно извлека­ли из клюва и уносили в глубь дворцового комплекса. Считалось, что с этого момента указ вступал в законную силу и его следова­ло принять к неукоснительному исполнению.

В административном отношении китайская держава делилась на 18 провинций, во главе которых были поставлены губернато­ры. В некоторых случаях несколько провинций объединялись в наместничества, возглавляемые наместником. Каждая провинция в свою очередь делилась на десять областей, которых таким обра­зом насчитывалось 180, а область состояла из уездов, во второй половине XVIII в. их было примерно полторы тысячи. В ведение провинциальных и уездных органов управления были поставле­ны те же сферы государственного управления, что и в столице. Провинциальная управа состояла из следующих отделов: финан­сового, образования, государственных монополий.

Управление на местах осуществлялось уездными администра­циями. Их деятельность затрагивала вопросы налогообложения, отправления судебных функций, образования, организации го­сударственных экзаменов на получение ученого звания. В зависи­мости от величины уезда его административный персонал мог насчитывать от 200 до 2 тыс. человек. Наряду с деревенским само­управлением, основанным на действии клановых институтов, которые непосредственно не подчинялись уездной администра­ции, в сельской местности (так же, как и в городе) действовала система баоцзя
— круговой поруки. Население было объединено в группы, состоявшие из десяти дворов, члены которых несли ответственность друг за друга при выплате налогов, отбывании повинностей, в случае нарушения законов. Во главе десятидво-рок, в свою очередь объединенных в стодворки, стояли старосты. Они несли личную ответственность перед уездным чиновниче­ством за происходящее на вверенной их попечению территории.

Укрепляя систему баоцзя,
бывшую традиционной формой кол­лективной ответственности подданных перед государством, цин-ские правители Китая стремились противопоставить ее естественно возникшей и исконно существовавшей форме коллективности — клановой общине. Община не признавалась в качестве админист­ративной единицы, по этой причине чиновники доводили рас­поряжения до местного населения, используя структуры, свя­занные со стодворками и десятидворками. Однако их исполните­лями являлись именно общинники, объединенные не столько системой баоцзя,
сколько институтами кланового самоуправления.

Весьма многочисленным населением империи, которое к концу XVIII в. по подсчетам современных исследователей составило около 300 млн человек, управляли всего 27 тыс. чиновников (20 тыс. — гражданские, 7 тыс. — военные). К сдаче экзаменов на получение ученой степени, что являлось необходимым условием для полу­чения гражданского или военного чиновничьего ранга, допуска­лось все полноправное население, т.е. выходцы из семе
й, главы которых уже были обладателями ученого звания, а таюке те, кто принадлежал к земледельцам (нун),
ремесленникам (гун)
и тор­говцам (шан).

Система экзаменов, которая установилась с эпохи Тан, имела трехступенчатый характер. Экзамены подразделялись на уездные, провинциальные и столичные. Соискатели ученых степеней долж­ны были продемонстрировать высокий уровень иероглифической грамотности и глубокое знание классических произведений, вхо­дивших в состав так называемого «Девятикнижия», включавшего исторические и философские трактаты древности. Реальные на­дежды на получение чиновничьего ранга и соответствовавшей ему должности имели главным образом лишь те, кто успешно сдал экзамены в провинции или столице, что было связано со сравнительно немногочисленной номенклатурой чиновничьих постов.

После окончания службы чиновник, как правило, стремился вернуться в родные места, где занимал видное положение в «нео­фициальной» администрации — органах деревенского (кланово­го) самоуправления. В старом Китае была популярна поговорка, ярко отражавшая подобные устремления образованных людей: «Что может быть лучше, чем вернуться в родную деревню в орео­ле славы и в богатом халате». Под руководством шэныии
общин­ники занимались ирригационным строительством, а также дру­гими общественными работами. Чиновники, вышедшие в отстав­ку, нередко становились преподавателями деревенских школ, составителями общинных хроник. Часто они выступали защит­никами интересов односельчан перед лицом местной официаль­ной администрации.

В цинском Китае чиновники, находившиеся на государствен­ной службе, получали жалованье в денежной и натуральной фор­ме, но отнюдь не земельные владения. И хотя размеры жалованья были сравнительно незначительными, однако после нескольких лет службы чиновник нередко становился вполне состоятельным че­ловеком. Путь к богатству лежал через получение различных под­ношений, которые далеко не всегда рассматривались как прямые взятки, и присвоение части налоговых сборов с населения. Часто после выхода в отставку шэныии
приобретали земельные владе­ния и делали богатые подарки родному клану, включая и пере­дачу в дар земельных владений. Именно таким образом общины и кланы увеличивали фонд общественных земель — клановых, хра­мовых, училищных, благотворительных и т. д. В клановых хрони­ках некоторых районов Южного Китая прямо указывалось, сколь­ко земли должен преподнести в дар сородичам удачливый и наде­ленный талантом соискатель ученых званий и чиновничьих рангов.

5. Социальная стратификация китайского общества.

Социальная структура цинского общества претерпела, соб­ственно говоря, незначительные изменения по сравнению с мин­ским периодом. Тем не менее, некоторые отличия существовали. В цинском Китае появилась новая привилегированная часть насе­ления, состоявшая из завоевателей-маньчжуров. Они составляли замкнутую страту. Браки между маньчжурами и китайцами были запрещены, точно так же, как и продажа коренному населению принадлежавших маньчжурам земель. В отношении маньчжуров действовали особые установления, отмечавшие их привилегиро­ванный статус.

На протяжении конца минской и цинской эпох несколько изменилось положение торгово-ремесленных слоев населения. Хотя правительство и продолжало относиться к неземледельческой деятельности настороженно, тем не менее им была предоставле­на возможность войти в состав элиты (господствующего класса) китайского общества позднеимператорской эпохи, состоявшей из книжников-чиновников, землевладельцев-арендодателей и богатых торговцев.

В цинском Китае половина чиновников, получивших высокие ученые звания, являлись выходцами из семей, в которых в тече­ние нескольких поколений не было шэньши.
Другая группа гос­подствующего класса — землевладельцы-арендодатели — вообще законодательно не выделялась особо, а рассматривалась как часть слоя землевладельцев. Торговцы также не являлись замкнутым слоем, и вложение капитала в землю вполне могло превратить их в землевладельцев, что и воспринималось в качестве важного мотива предпринимательской деятельности.

Основные юридические нормы, определявшие принципы го­сударственного управления, были заключены в сводах законов цинского Китая. В их основу были положены минские законы, восходившие к законодательству танского Китая. Дополненные и усовершенствованные своды законов цинской империи были за­фиксированы более чем в тысяче глав, которые в свою очередь содержали тысячи статей. Однако попытки найти в этом огром­ном законодательном своде намек на определение прав поддан­ных китайской империи были бы безрезультатными. Традицион­ные китайские законы — это всего лишь перечень наказаний за нарушение прав одной инстанции — китайского деспотического государства.

Итак, с точки зрения фундаментальных социальных институтов китайское общество императорской эпохи представляется стабиль­ным. Это была социальная структура, в основе которой лежали кла­новые общины, объединенные имперской государственностью. В качестве социального слоя, обеспечивавшего противоречивое со­единение этих двух начал, выступали книжники-чиновники, каж­дый из которых на протяжении собственной жизни мог представ­лять общину (до поступления на государственную службу и после отставки) или государство (в период нахождения на службе). Имен­но эти черты общественного строя традиционного Китая цикли­чески воспроизводились в его истории.

Сказанное, однако, не означает, что императорский Китай — это общество, не знавшее развития. В его истории сменялись ди­настии и философские учения, совершенствовались искусства, углублялись знания об окружающем мире, появлялись новые ре­лигиозные системы, постепенно совершенствовалась технология сельскохозяйственного и ремесленного производства. Наконец, китайскую историю характеризовало чисто пространственное раз­витие, приведшее к образованию в XVIII в. огромной по терри­тории и численности населения империи.

Однако истинной доминантой, определявшей то, что можно назвать развитием императорского Китая, были явления, свя­занные с положением и ролью китайской бюрократии. Иначе го­воря, развитие императорского Китая — это история развития слоя шэньши и всех сопутствовавших этому слою социальных институтов: системы государственных экзаменов, конфуцианс­кого образования и т.д. С этой точки зрения цинский Китай яв­лялся в какой-то мере воплощением представлений Конфуция об обществе, где не родовитость и богатство, а знания и образо­ванность лежат в основе достижения высокого общественного положения. Этот исторический опыт был радикально отличен от процессов, составлявших суть европейской истории в период сред­невековья, где развитие определялось утверждением института частной собственности и рынка, ставших основой перехода За­падной Европы к буржуазному обществу.

Литература.

1. Грэй Джон Генри. История Древнего Китая / А.Б. Вальдман (пер.с англ.). — М. : Центрполиграф, 2006. — 606с.

2. Васильев Л. С., Лапина З. Г., Меликсетов А. В., Писарев А. А. История Китая: Учебник для студ. вузов, обуч. по ист. спец. / А.В. Меликсетов (ред.) — 3-е изд., испр. и доп. — М.: Издательство Московского университета, 2004. — 751с.

3. Бадак Александ Николаевич, Войнич Игорь Евгеньевич, Волчек Наталья Михайловна, Воротникова О. А., Глобус А. Всемирная история: В 24 т. / И.А. Алябьева (ред.) — Минск: Литература