Оглавление
Введение
Глава 1. Развитие политических отношений с Германией
1.1 Приход Гитлера к власти
1.2 Деятельность нового посольства Германии в СССР
1.3 Советско-германские отношения с 1935 года
1.4 Пакт о ненападении
Глава 2. Советско-германское экономическое сотрудничество
2.1 Торговые отношения
2.2 Военное сотрудничество
Заключение
Список использованных источников и литературы
Введение
Не будет преувеличением сказать, что советско-германские отношения имели стержневой характер для европейской политики Страны Советов на протяжении почти всей первой четверти века ее существования. Германия предприняла первую попытку иностранной интервенции с целью удушения Советской власти, двинув свои войска на Украину и Петроград. В то же время именно в отношениях с Германией советской дипломатии удалось создать первую в истории успешно действовавшую модель мирного сосуществования и сотрудничества государств с различными социальными системами: рапалльский период (1922 - 1932 гг.) доказал реальность лозунга, выдвигавшегося советской дипломатией с первых дней Советской власти[1]
.
Своеобразие отношений между Германией и Советской Россией в 20 - 30 годы, развивавшихся на основе Рапалльского договора, определялось, в первую очередь, ситуацией, сложившейся в мире после окончания империалистической войны 1914 - 1918 гг. А ситуация вокруг Советской России постоянно менялась. В первые годы после революций 1917 - 1918 гг. новые, республиканские режимы в Москве и в Берлине нуждались друг в друге и были заинтересованы в том, чтобы другие державы видели в них союзников. Вначале, особенно в 1923 г. во время оккупации Рура в этом больше была заинтересована Германия. После серии неудачных попыток Коминтерна осуществить экспорт революции за пределы СССР, стимулировавших консолидацию Запада, уже для Москвы альянс с Берлином стал желанной целью[2]
.
Ситуация была, в общем, противоречива и неоднозначна. С одной стороны, с учетом всей той помощи, оказанной Москве Берлином в 1920 - 1933 гг. в деле создания военной промышленности, подготовки кадров РККА, постановки штабной работы, передачи доверительной информации и разведданных о вероятном противнике есть основания сделать вывод о наличии элементов союзнических отношений. С другой стороны, этих элементов все же не хватало для того, чтобы альянс получил договорно-правовое оформление, хотя Москва была не против. Но Берлин на это не пошел.
В конце концов, обе стороны прекрасно понимали силу и слабости своего квазисоюза, поскольку двигали ими совершенно разные мотивы: правительство Ленина сделало ставку на мировую революцию, а политическая элита Германии не желала ничего более страстно, чем возврата в клуб великих держав, отмены унизительных положений Версаля и ревизии границ. Идея реванша стала основной, а ее главным носителем - германский генералитет, состоявший в основном из потомственных аристократов, воспитанных в духе пангерманизма. Отрезвляющим душем для немцев стала и неудавшаяся попытка Коминтерна осуществить в Германии "октябрьский переворот" в октябре 1923 г. Таким образом, далеко не случайно, что, хотя Германия и оставалась безоружной в окружении враждебно настроенных Франции, Чехословакии и Польши, однако на союз с Москвой Берлин не пошел. Вместо этого и Берлин, и Москва, дойдя до естественных границ в своих отношениях, стали примерно со второй половины 20-х годов использовать фактор военных связей как средство политического давления в отношениях с державами Антанты, существенно ограничив при этом возможности своих военных кругов вмешиваться в политику. Умело блефуя и допуская некоторую утечку информации, они к концу 20-х - началу 30-х годов сумели включиться в мировую политику, по существу не отступив от своих стратегических задач.
Приход нацизма к власти в Германии 30 января 1933 г. означал мобилизацию германского империализма с целью изменения существовавшего соотношения сил в Европе. Нацистская программа захвата "жизненного пространства на Востоке" была нацелена на вооруженное нападение на Советский Союз, будь то в рамках общей коалиции основных стран капиталистического мира или же в одиночку, но при опоре на материально-технические ресурсы Западной Европы. Конечная цель нацистской Германии - установление мирового господства - являлась одновременно угрозой и для всех остальных стран земного шара, в первую очередь для Франции и Англии.
После прихода к власти в Германии Гитлера линия на продолжение рапалльской политики, как таковой, была подвергнута в Москве пересмотру. И хотя очередная смена власти в Германии сама по себе отнюдь не означала для Москвы автоматического отказа от приоритетных отношений с Берлином, в силу хотя бы того, что Франция просто не могла в течение короткого времени занять место Германии, тем не менее период Рапалло закончился. Началась новая глава советско-германских отношений.
Вместе с тем отказаться от экономического, промышленного и иного сотрудничества с одной из самых развитых и динамичных стран мира Москва не могла. Да это и не входило в ее планы. Поэтому начался поиск новых форм взаимоотношений - более осторожных, более взвешенных. Кроме того, продолжались военные поставки из Германии в СССР, причем в отдельные годы советский импорт из Германии почти полностью состоял из предметов вооружения. Практически не прекращались связи по линии военных атташе, а также по линии разведок с упором на "польский фактор". Наконец, многое еще не ясно относительно связей НКВД со своими "коллегами" из Германии.
Целью
данной работы является рассмотрение развития советско-германских отношений с 1933 по 1939 годы. Данная цель позволила сформулировать следующие задачи
данного исследования:
Рассмотреть развитие политического сотрудничества.
Рассмотреть развитие экономического сотрудничества.
рассмотреть развитие военного сотрудничества.
Актуальность данной работы
определяется тем, что долгие годы материал и документы, связанные с вопросом советско-германского сотрудничества в предвоенный период, скрывался или находился под грифом секретно. это создавало однобокую трактовку данной ситуации. В последнее время был обнародован ряд документов, которые позволяют создать целостную картину процесса взаимоотношения между СССР и Германией.
В своей работе мы опирались на работы таких отечественных и зарубежных авторов как В.Г. Трухановский, Г.В. Фокеев, И.А. Кирилин, И.Ф. Максимычев, М.М. Наринский, А.М. Филитов, Л.Н. Нежинский, В.Я. Сиполс, А.О. Чубарьян, И. Фляйшхауэр, Э. Эррио и многие другие.
Кроме этого были использованы различные сборники, содержащие документы по внешней политике СССР рассматриваемого периода.
Глава 1. Развитие политических отношений с Германией
1.1 Приход Гитлера к власти
Национал-социалистская, или нацистская, партия Германии, возглавляемая Адольфом Гитлером, быстро набрала силу. Вину за низкую заработную плату и безработицу в Германии Гитлер взвалил на евреев. Он сформировал подчинявшиеся лично ему вооруженные отряды (СА), членов которых называли штурмовиками. Они охраняли нацистские митинги, избивали коммунистов и евреев. После ноябрьских выборов 1932 года, нацистская и центристская партии сформировали правительство.30 января 1933 года Гитлер стал канцлером Германии[3]
.
Перед дипломатами СССР во весь рост встала проблема: как скажется установление фашистского режима в Германии на советско-германских отношениях? Четкий ответ на этот вопрос приобретал тем большее значение, что отношения с Германией играли особую роль в 15-летней истории внешней политики и дипломатии Советского государства. Сразу же после победы Октября власть рабочих и крестьян столкнулась со смертельной угрозой, исходившей от разбойничьего германского империализма. Наступление кайзеровских армий на Петроград и Советскую Украину представляло собой первую попытку мировой буржуазии свергнуть Советскую власть путем вооруженной интервенции. Грабительский брестский "мирный договор", навязанный Советской России, стал на долгие годы образцом для планов нового "похода на Восток", о котором не переставали мечтать империалистические круги германского финансового капитала. Даже потерпев поражение в первой мировой войне, германский империализм продолжал претендовать на роль главной антисоветской силы в Европе, выступая в качестве душителя революционного движения в Прибалтике и требуя от держав Антанты смягчения условий Версальского договора в качестве "вознаграждения" за свои антибольшевистские "заслуги" в этом деле. Исторически логично то, что ландскнехты контрреволюционных банд в Прибалтике составили позже костяк нацистского "движения", а один из представителей так называемой "балтийской клики" Розенберг стал главным "специалистом" НСДАП по внешнеполитическим вопросам.
В то же время именно в отношениях с Германией советской дипломатии удалось создать и первую в истории модель мирного сосуществования государств с различным социально-общественным строем, доказавшую всему миру реальность и взаимную выгодность мирного сотрудничества со Страной Советов.
Советско-германский договор, заключенный 16 апреля 1922 г. в маленьком итальянском городке Рапалло близ Генуи, положил начало целому периоду добрососедских отношений между первым в мире социалистическим государством и Веймарской республикой[4]
.
К январю 1933 года в здании рапалльского сотрудничества между СССР и Германией появилось уже немало трещин: политика последних правительств Веймарской республики характеризовалась нарастанием антисоветских тенденций. Показательным являлся уже тот факт, что заключенный в 1926 году в развитие и углубление Рапалльского договора Берлинский договор о ненападении и нейтралитете формально перестал действовать, поскольку протокол о его продлении, подписанный в Москве 24 июня 1931 г., так и остался нератифицированным Германией на день прихода нацизма к власти. Серьезность положения вряд ли могли смягчить заверения германского МИД в неизменности политической линии по отношению к СССР (причина нератификации протокола объяснялась примерно так: Берлинский договор настолько важен для Германии, что продлить его просто указом президента, как оформлялись все текущие законодательные акты в связи с недееспособностью рейхстага, немыслимо, а надежды на создание рабочего большинства в парламенте не оправдываются). Во внешней политике Германии все более открыто брали верх силы, считавшие сговор с западными державами за счет Советского Союза верхом государственной мудрости.
В июле 1932 года германским канцлером был назначен Франц фон Папен, ставший для своих современников олицетворением политической неспособности, которая соединялась у него с тем большей ненавистью к коммунизму и Советской стране[5]
. На Лозаннской конференции, посвященной проблеме репараций с Германии, он выдвинул "в доверительном порядке" план германо-франко-английского союза на антисоветской основе. Стремясь подзаработать на вполне реальных противоречиях между Францией и Англией, Папен информировал своих партнеров о проекте порознь и со значительными вариациями: англичан он пытался убедить в том, что главное для него - англо-германская "гармония", а французов - что у него нет иной цели, чем франко-германское "примирение". Естественно, что столь грубая тактика лишь способствовала громкому провалу всей затеи. Противостоявший Папену с французской стороны Эррио был далеко не таким простаком, каким он охотно прикидывался; "план Папена" стал достоянием мировой общественности, и Эррио не раз ссылался в дальнейших советско-французских переговорах на срыв папеновских происков как на свою личную заслугу. Не менее холодный прием встретили предложения Папена у чувствовавших себя обманутыми англичан. Однако, несмотря на этот скандальный провал, располагавший полной поддержкой Гинденбурга Папен последовательно проводил намеченную им линию на всем протяжении своего полугодового канцлерства. Назначение такого человека на должность вице-канцлера, то есть второго человека в новом правительстве, могло лишь усилить тяжелые предчувствия советских дипломатов[6]
.
Не менее зловещее впечатление производило и включение в правительство Альфреда Гугенберга, занявшего посты имперских министров экономики и сельского хозяйства, прусских министров сельского хозяйства и торговли и имперского комиссара "по оказанию помощи аграриям", то есть остэльбским помещикам (кроме того, член руководства гугенберговской "немецкой национальной народной партии" Зельдте возглавил имперское министерство труда, поставив таким образом и этот важный рычаг экономической политики под влияние Гугенберга). Лютый враг коммунизма и Советского Союза, инициатор коалиции всех крайне правых сил Германии, включая нацистское "движение" ("Гарцбургский фронт"), один из главных организаторов прихода Гитлера к власти и "гарант" верного служения нового режима интересам крупной германской буржуазии, Гугенберг вполне был способен поставить под удар советско-германские экономические связи, являвшиеся одной из опор рапалльской политики, причем опорой, в наименьшей степени испытавшей влияние "веяняй" преднацистской поры. Советские заказы на машины и оборудование в период первых пятилеток спасли от кошмара безработицы сотни тысяч германских рабочих. По свидетельству Густава Хильгера, проработавшего в германском посольстве в Москве с 1922 по 1941 год, "если многочисленные германские промышленные предприятия, особенно в области станкостроения, благополучно пережили экономический кризис, то они обязаны этим главным образом советским заказам"[7]
.
В мае 1933 года Гитлер направляет в Лондон своего эмиссара А. Розенберга, чтобы прозондировать почву для возможной отмены военных статей Версальского договора 1919 года, установившего ограничения на вооружения Германии. Аналогичный зондаж провели в Париже. Советские резидентуры в этих странах докладывают в Центр, что реакция Англии и Франции на демарши Гитлера была отрицательной. Берлинская резидентура, которую возглавлял Борис Моисеевич Гордон, доносит, что в ответ Гитлер намерен выйти из Лиги Наций и начнёт одностороннее вооружение Германии. Следующим его шагом будет оккупация демилитаризованной Рейнской области[8]
.
Дальнейшие события подтвердили верность оценок резидентуры ОГПУ в Берлине. Действительно, 14 октября 1933 года Германия демонстративно выходит из Лиги Наций и начинает активно вооружаться. Лозунгом Гитлера становится "пушки вместо масла"[9]
.
В докладе Председателя Совета Народных Комиссаров на сессии ЦИК СССР 28 декабря 1933 г. подчеркивалось: "До последнего времени дружественные отношения между СССР и Германией покоились на базе их стремления к миру и развитию экономических отношений. Этим принципам мы полностью остаемся верны и теперь. Только в проведении их мы видели силу политического и экономического сотрудничества СССР и Германии, сотрудничества в интересах обеих стран и всеобщего мира. С другой стороны, политика идеологов воинствующего национал-социализма, вроде Розенберга и других, прямо этому противоположна. Поскольку эта политика насквозь пропитана реакционными вожделениями и захватническими империалистическими планами, она несовместима с укреплением дружественных отношений с СССР"[10]
.
Упомянутые в речи Председателя Совнаркома экономические связи между СССР и Германией были практически единственным элементом отношений между обеими странами рапалльского периода, который сохранил свое значение на первых порах после 30 января 1933 г. Однако в этой области также весьма скоро сказались негативные последствия изменений в германской политике.
С учетом особенностей нового правительства Германии главным для советской дипломатии в течение этих первых месяцев был вопрос о том, можно ли рассчитывать на возможность приостановить хоть на какое-то время ухудшение советско-германских отношений и, в определенных рамках, не дать возникнуть уже сейчас открытой военной угрозе.
Первые действия нового правительства в сфере советско-германских связей не соответствовали, казалось, общей линии, выраженной в откровениях "Майн кампф".25 февраля 1933 г. было подписано, наконец, соглашение по финансовым и экономическим вопросам, которое в целом учитывало советские пожелания[11]
. В апреле германским правительством было принято решение о ратификации протокола о продлении Берлинского договора, и 5 мая 1933 г. в Москве был произведен обмен ратификационными грамотами[12]
. Германские официальные представители дружно заверяли советских дипломатов в беседах, что смена правительства не приведет к пагубным последствиям для отношений между обеими странами.9 марта влиятельный орган германских деловых кругов "Берлине берзенцайтунг" писала (разумеется, с одобрения новых властей): "Германо-советские внешнеполитические отношения стоят на крепких основах. С одной стороны, в условиях версальской системы и при существующем характере германо-польских отношений СССР является естественным партнером Германии; с другой стороны, хорошие отношения с Германией дают СССР более верную гарантию против образования антисоветского фронта, нежели какие-либо иные отношения или пакты о ненападении. Заключением нового соглашения о кредитах с СССР германское правительство уже показало, что оно, невзирая на внутриполитическую борьбу против коммунизма, намерено сохранить прежние германо-советские отношения"[13]
.21 марта было опубликовано интервью Геринга, в котором выражалась "уверенность", что советско-германские отношения "будут столь же дружественными, как они были в прошлом"[14]
. А 7 мая 1933 г. уже розенберговская "Фёлькишер беобахтер" выступила в пользу "сохранения дружественных взаимоотношений (с СССР) в интересах взаимной пользы"[15]
.
1.2 Деятельность нового посольства Германии в СССР
Решение о назначении политика и дипломата старой школы Р. Надольного, пользовавшегося репутацией убежденного сторонника укрепления отношений с СССР, на пост посла Германии в СССР вместо переводимого в Токио Дирксена было принято в начале октября 1933 года в рамках спешно реализованных немцами мер по "оживлению" этой "русской тени", в фикции которой они были заинтересованы в целях внешнеполитического прикрытия выхода Германии из Лиги наций и ухода с конференции по разоружению (Надольный был германским представителем на этой конференции). Один из последних крупных дипломатов донацистского периода, Надольный серьезно воспринял назначение в Москву, которое он рассматривал как высшую точку своей дипломатической карьеры. Будучи знаком с нравами новой власти в Берлине, он подготовил директивы для своей работы в СССР, которые ставили цель достижения действительного улучшения отношений с великим соседом на востоке. Тот факт, что директивы были одобрены в официальном порядке Гитлером и Нейратом, свидетельствует только о намерении целиком использовать тактический аспект "операции Надольный"[16]
.
После того как в начале января 1934 года стараниями Польши сведения о советском предложении относительно гарантий Прибалтике стали достоянием гласности, Надольный посетовал в беседе с наркомом иностранных дел СССР 15 января на советское недоверие в отношении германской политики. Он заявил: "... Я считал бы более корректным, если бы Советское правительство вступило в контакт с Берлином или со мной в случае, если оно чувствует угрозу своим интересам в прибалтийских государствах со стороны нашей политики. Берлинский договор специально предусматривает такие контакты"[17]
.
В условиях, когда между Берлином и Варшавой явно готовился сговор, потенциально угрожающий прибалтийским странам, у наркома появилась идея, за отсутствием лучшего способа, использовать обращение Надольного, для того чтобы попытаться обеспечить независимость Прибалтики, связав определенными обязательствами сам главный источник опасности для этого района, и одновременно прощупать истинные намерения нацистского правительства.28 марта 1934 г. при встрече с Надольным нарком внес соответствующее предложение, прямо связав его с задачей улучшения советско-германских отношений. Он заявил, что "деклараций о желании поддерживать хорошие отношения недостаточно. Нужны более серьезные действия"[18]
. Под этим углом зрения М.М. Литвинов высказал пожелание, чтобы декларируемое Германией стремление к поддержанию независимости прибалтийских государств было закреплено в каком-либо международном акте, и предложил с этой целью открытый для присоединения других заинтересованных стран совместный протокол, по которому СССР и Германия обязывались бы "неизменно учитывать в своей внешней политике обязательность сохранения независимости прибалтийских стран", входивших ранее в состав Российской империи. Надольный охарактеризовал предложение наркома как "первый шаг к улучшению отношений" и добавил, что "весьма ценит" его "независимо от ответа его правительства на предложение"[19]
.
Советская инициатива имела в виду, что согласие Германии устранило бы предлог для польского отказа от участия в акции по защите независимости Прибалтики. Присоединение же Польши к планируемому протоколу могло превратить его в одну из опор системы коллективной безопасности, создания которой добивался СССР. Но именно это и не устраивало германское правительство.
К концу марта 1934 года за плечами Надольного было уже немало битв с руководством МИД Германии за улучшение советско-германских отношений, правда, проигранных. Среди инициатив посла, отклоненных Нейратом, были: предложение информировать советскую сторону в соответствии с Берлинским договором о германо-польских переговорах; предложение о германской инициативе в расширении торговли с СССР и о предоставлении ему кредита; постановка вопроса о публичном заявлении Гитлера с четким опровержением соответствующих идей "Майн кампф" в отношении СССР, а также заверением, что Германия не планирует воспользоваться возможным нападением Японии на СССР. В записке от 9 января 1934 г. Надольный сформулировал ряд принципов германской политики в отношении СССР, которые шли вразрез с линией Гитлера и Нейрата. В частности, он писал: "Мы продолжаем быть заинтересованными в сохранении Советской Россией своей целостности как опоры для нас в вопросах мировой политики и как поля экономической деятельности"[20]
. В ответ на все предложения Надольный получил 17 января указание "не предпринимать инициатив в беседах с руководящими лицами о германо-русских отношениях", а "выжидать дальнейшего развития положения с холодной, уверенной в себе сдержанностью"[21]
. На возражения посла в личном письме Бюлову ("холодная сдержанность" означала бы в данных условиях "списание" советского фактора) статс-секретарь МИД Германии разразился 12 февраля философскими рассуждениями на тему о том, что "определенные подъемы и спады в германо-русских отношениях неизбежны и должны рассматриваться в совокупности. Сохранять их всегда на одинаковом уровне стоило бы больших жертв, которые никак не могут быть оправданы. Позволим же спокойно маятнику сделать свое полное колебание. С точки зрения нашей политики в целом момент для активной политики в отношении России еще не настал ни во внутриполитической, ни во внешнеполитической области"[22]
.
Не сомневаясь в отрицательной реакции в Берлине на советское предложение от 28 марта 1934 г., Надольный сам рекомендовал уклониться от его реализации, но настаивал на том, что просто отклонить советскую инициативу нельзя. Он считал целесообразным использовать ее для разработки совместного советско-германского документа, который мог бы послужить новой основой для развития отношений между двумя странами. С этой целью Надольный намеревался придать документу более широкий характер обязательства избегать, чтобы "проводимая каждой из обеих держав по отношению к своему соседу политика" вступала в конфликт с интересами партнера. Такой документ мог бы быть дополнением или расширением Берлинского договора. В телеграмме 3 апреля Надольный продолжал развивать свою аргументацию. Он подчеркивал, что было бы неправильным рассматривать советское предложение только как намерение завести Германию "на тонкий лед", поскольку налицо действительные опасения относительно германских намерений в Прибалтике. Отказ от предложения был бы воспринят не только как подтверждение захватнических планов, но и как "явное отклонение протянутой нам руки мира и значительно ухудшил бы уже напряженные отношения"[23]
.
Тем не менее 9 апреля Нейрат телеграфировал Надольному указание отклонить советское предложение под предлогом, что прибалтийским странам якобы никто не угрожает, без каких бы то ни было контрпредложений. Более того, Нейрат предложил заявить советской стороне, что вообще "нет вопросов, которые могли бы стать объектом нового политического соглашения, поскольку все политические вопросы, собственно подходящие для урегулирования в договорной форме, представляются полностью исчерпанными существующими договорами, прежде всего Берлинским договором". Информируя посла об отклонении его идей, министр заявлял, что "заключение каких-либо политических соглашений с Советским Союзом, которые затрагивали бы наших восточных соседей, невозможно. Например, обязательство консультироваться с Советским правительством по всякой политической акции, затрагивающей соседние государства, лишит нашу восточную политику, в особенности в том, что касается Польши, всякой свободы действий"[24]
.
12 апреля Надольный вновь поставил перед МИД Германии вопрос о том, чтобы не закрывать двери к нормализации советско-германских отношений. Он предлагал выразить готовность начать беседы для определения условий, при которых положения Берлинского договора смогут найти полное применение на практике с перспективой разработки совместной декларации по этому вопросу; если же ответ МИД и на это будет отрицательный, Надольный считал желательным добавить к тексту ответа фразу: "Любые предложения Советского правительства в этом отношении будут охотно восприняты и доброжелательно нами изучены". Нейрат согласился добавить две фразы к тексту ответа, но сформулировал их сам: "Этот договор (Берлинский) предусматривает, что оба правительства будут поддерживать дружественный контакт друг с другом, чтобы обеспечить согласие по всем вопросам политического или экономического порядка, затрагивающим обе страны. Германское правительство в соответствии с этим соглашением готово обсудить с правительством СССР вопрос о восстановлении отношений доверия, которое принесло бы пользу обеим странам". Раскрывая внутреннюю бессодержательность своей формулы, Нейрат подчеркивал, что предложенный Надольным текст мог бы "побудить Советское правительство сделать формальное предложение о заключении договора, которое нам вновь пришлось бы отклонить"[25]
. С целью окончательно лишить посла возможности проявить "своеволие" Нейрат уже 11 апреля в беседе с полпредом СССР в Берлине не оставил никакого сомнения в своем намерении блокировать развитие советско-германских отношений. Он заявил, что "не придает никакого значения бумажным пактам... Он понимает (лишь. - Авт) составление таких письменных документов, которые содействуют дружбе. Это есть, главным образом, документы хозяйственного порядка"224.
Когда 14 апреля 1934 г. Надольный вручил наркому официальный ответ Германии, М.М. Литвинов выразил сожаление по поводу отклонения советского предложения, в котором он видел "действительное и, может быть, единственное средство улучшения наших отношений. Отклоняя наше предложение, - продолжал нарком, - германская сторона не делает никаких позитивных предложений, а, наоборот, заранее отвергает подписание каких бы то ни было дипломатических актов"[26]
.21 апреля нарком вручил Надольному обстоятельное заявление, подвергавшее уничтожающей критике аргументацию германского ответа. Тем не менее советское заявление не захлопывало дверь. В нем говорилось: "Берлинский договор при всем своем значении и ценности не охватывает тех вопросов, затрагивающих Советский Союз, которые вызвала к жизни новая международная ситуация и политика нового германского правительства. Могу заверить вас, г. посол, что мы всегда готовы будем благожелательно рассмотреть конкретные предложения германского правительства, могущие на деле иметь своим последствием улучшение взаимоотношений и укрепление взаимного доверия между нашими странами"[27]
.
Озабоченный поисками выхода из создавшегося по вине германской стороны тупикового положения в советско-германских отношениях, Надольный обратил особое внимание на тот факт, что СССР не отказывается вести переговоры с Германией об улучшении отношений. В советской записи беседы отмечается, что германский посол "спрашивал, может ли он понять резюме (краткое сообщение наркома о содержании заявления) так, что мы предлагаем Германии сделать другие предложения после отклонения нашего". Нарком подтвердил правильность подобного понимания и заявил, что СССР готов обсуждать любые заявления, но трудно представить себе полезные предложения, которые "не заканчивались фиксацией чего-либо на бумаге". В то же время советская сторона не была в состоянии пойти навстречу Надельному, просившему не предавать огласке вопрос о совместном протоколе. Нарком подчеркнул невозможность "скрывать наш шаг от тех государств, которых это касается, тем более, что нет уверенности, что они об этом не узнают из других источников"[28]
.27 апреля тексты германского ответа и советского заявления были опубликованы. В передовой статье "Германия и Прибалтика", опубликованной в этот день в "Известиях", отмечалось, что "весь мир знает и весь мир будет помнить, что СССР предложил конкретный метод для оздоровления атмосферы в Восточной Европе и что Германия этот метод отвергла".
Прекращение попыток германской дипломатии играть на "русской тени" и возвращение к линии на демонстративное обострение отношений с Советским Союзом были вызваны укреплением международного положения нацистской Германии в результате польско-германского сговора и безнаказанности выхода из Лиги наций.12 мая 1934 г. в Германии была в широких масштабах возобновлена антисоветская кампания по поводу якобы голодающей России, прекращенная осенью 1933 года. Специально для этой цели созданная организация "братья в нужде" опубликовала в большинстве германских газет воззвание с клеветническими нападками на СССР230. На этот раз в кампанию открыто включилось и германское правительство. В речи 16 мая на так называемом "конгрессе труда" Гитлер официально поддержал вздорные измышления о мнимом "голоде" в Советском Союзе, пытался утверждать, что все необходимое для индустриализации СССР получает из-за границы, и, по существу, выступил с призывом ко всему капиталистическому миру прервать экономическое сотрудничество и торговлю со страной социализма. Весьма симптоматично, что идею экономического бойкота СССР фюрер предварительно "обкатал" в беседе с послом Англии 5 декабря 1933 г.
В такой обстановке держать на посту посла в Москве человека, который всерьез добивается нормализации отношений с СССР, стало не только бессмысленным, но и даже вредным для проведения того открыто антисоветского курса, который отныне окончательно стал рассматриваться в Берлине как основа для достижения сговора с Западом. Надольный должен был уйти. Предлог для этого представил он сам.
В своих воспоминаниях Надольный сообщает, что в беседе с наркомом иностранных дел СССР 21 апреля он высказал идею о расширении Берлинского договора путем заключения договора о дружбе, которым была бы гарантирована целостность территорий обеих стран, и эта идея не встретила категорического отказа с советской стороны[29]
. Отталкиваясь от этого факта и опираясь на свои предыдущие предложения, Надольный в беседах с Гитлером, Нейратом и другими ответственными лицами в мае настаивал на германской инициативе с целью "спасения" отношений с СССР. На этот раз ему удалось заручиться поддержкой Бюлова, который одобрил 31 мая записку, развивавшую идеи Надольного и шедшую, как он свидетельствует, "даже дальше, чем мои предложения". В записке и приложениях к ней рекомендовалось, в частности, заключение соглашения или подписание совместной декларации СССР и Германии с констатацией отсутствия у обеих стран намерения угрожать существованию партнера путем покушения на его территорию или вмешательства в его внутренние дела, обязательством не поддерживать действий эмигрантов из другой страны в этих целях, а также обязательством не допускать письменных или устных заявлений в этом духе. Предусматривались шаги по расширению экономических связей между обеими странами. Предлагалось, чтобы толчком к достижению подобного соглашения послужило обращение канцлера к Председателю Совета Народных Комиссаров СССР.
Гитлер, поддержанный Нейратом, категорически отказался одобрить эти предложения, заявив Надольному, что "не желает иметь дело с этими людьми". Поскольку речь шла о дальнейшей судьбе советско-германских отношений, о самом смысле порученной Надольному миссии, как он ее понимал, посол поставил вопрос о своей отставке. Она была принята. В начале июня 1934 года Надольный навсегда покинул Москву, куда возвращался на несколько дней для устройства личных дел. Уже будучи в отставке, он направил личное письмо Гитлеру, в котором доказывал ошибочность принятого им решения в отношении СССР и предсказывал, что однажды еще придется идти к русским и. просить их дружбы[30]
.
Надольный так и не решился раскрыть советским собеседникам истинной причины своей отставки. Нейрат объяснял ее М.М. Литвинову 13 июня "исключительно личными причинами, а именно недомолвкой между Надольным и канцлером". Однако советская дипломатия справедливо рассматривала это событие как одно из внешних проявлений завершения ликвидации нацизмом рапалльского наследия, значение которого было лишь подчеркнуто одновременной атакой германской дипломатии против проекта Восточного пакта. Как отметил нарком иностранных дел СССР в речи на съезде Советов 28 ноября 1936 г., "хотя фашизм, придя к власти, заявлял о своем стремлении поддерживать с Советским Союзом наилучшие отношения. ., он особенно невзлюбил нас после того, как мы предложили ему гарантировать безопасность и целостность наших общих соседей"[31]
. Нацизм отбросил всякую маскировку своей враждебности ко всему, что могло бы содействовать созданию эффективной системы коллективной безопасности в Европе.
1.3 Советско-германские отношения с 1935 года
В речи Гитлера 21 мая 1935 г., обозначившей основные направления германской внешней политики на период после денонсации военных статей Версаля антисоветизм звучал как главная тема. Отношение Германии к большевизму и СССР "фюрер" характеризовал как "непримиримость" и "фанатичную вражду". Гитлер вновь подчеркнул "заслуги" нацизма перед Европой в деле борьбы против большевизма и заявил, что Германия не будет участвовать в международных соглашениях о взаимопомощи вместе с СССР. Более того, Гитлер поставил под вопрос возможность заключения вообще каких бы то ни было соглашений между Германией и СССР: выражая готовность заключить договоры о ненападении со всеми соседями Германии, он намеренно сформулировал этот тезис таким образом, чтобы было неясно, включается ли в их число СССР145. Сентябрьский съезд нацистской партии 1935 года был целиком поставлен под лозунг борьбы против СССР. В речи Геббельса говорилось, например: "Когда Германия во главе всех единомыслящих групп ведет борьбу против международной большевизации мира, она сознает, что выполняет всемирную миссию, которая выходит далеко за рамки национальных задач и от успешного осуществления которой зависят судьбы всех культурных народов"[32]
. Гитлеровский министр требовал от Запада прекратить сотрудничество с СССР.
Линия на разъединение заинтересованных в сохранении мира государств последовательно проводилась нацистами и в дипломатических контактах. В беседе с послом Франции 22 ноября 1935 г. Гитлер заявлял, что "о сближении между Германией и Францией на основе русско-французского пакта не может быть и речи". Когда же Франсуа-Пенсе заговорил о "европейской солидарности", "фюрер" изрек, что "для него Азия начинается в России и что ему кажется таким же пагубным подключение России к европейским проблемам, каким было согласие по настоянию Франции на признание Советской Республики членом Лиги наций". Английскому послу Гитлер говорил 13 декабря, что "там, где затрагивается дальнейшее развитие европейской солидарности, было бы серьезной ошибкой... вводить русского колосса в европейские комбинации"[33]
.18 декабря он сообщает польскому послу, что "решительно против вовлечения России на Запад... Он за европейскую солидарность, но, по его мнению, эта солидарность кончается на польско-советской границе". В октябре 1935 года Франсуа Понсе передавал советскому полпреду сделанное ему заявление Риббентропа о том, что "СССР не должен вмешиваться в европейские дела".
Опасность для дела мира, которая крылась в практическом взаимодействии нацистской политики с вдохновителями "умиротворения", четко осознавалась в Советском Союзе. Н.Н. Крестинский писал советскому полпреду в Германии 7 марта 1935 г.: "Гитлер хочет создать у Саймона впечатление его абсолютной непримиримости с СССР. Нам выгодно противодействовать этому маневру. Это нам необходимо также для воздействия на Лаваля". Продолжая работать над созданием эффективного союза заинтересованных в сохранении мира стран, советская дипломатия предприняла ряд шагов, рассчитанных на противодействие тактике германского фашизма.9 мая 1935 г. нарком иностранных дел СССР заявил послу Германии "о возможности теперь, после заключения пакта с Францией, (поддержания) более корректных отношений с Германией, чему содействовало бы также заключение регионального пакта"
Не дожидаясь решений органов Лиги наций, СССР заморозил торгово-экономические отношения с Германией сразу же после ввода германских войск в Рейнскую зону. В записке II отдела МИД Германии от 25 марта констатировалось: "Можно считать само собой разумеющимся, что Советская Россия является одной из стран, которые будут способствовать осуществлению - вероятного пожелания Франции в отношении санкций (против Германии). Более того, российское правительство уже предприняло шаг в этом направлении, дав через несколько часов после германской акции 7 марта указание своей делегации впредь до дальнейших указаний не подписывать германо-русское экономическое соглашение на 1936 год, которое было согласовано за исключением нескольких второстепенных пунктов. В результате налицо уже значительная задержка в поступлении русского сырья в Германию"[34]
. Когда же советский полпред в Берлине с учетом практической капитуляции Запада перед лицом реоккупации Рейнланда поднял перед НКИД вопрос об обеспечении советских экономических интересов в Германии, поставленных под угрозу отсутствия соглашения, нарком подчеркивал в письме от 19 апреля 1936 г.: "Пока провал (попыток отпора Гитлеру) не стал фактом и есть хотя бы малейший шанс избежать его, мы не должны отказываться ни от каких усилий в этом направлении... Пока Франция и ее друзья не отказались (окончательно) от борьбы с этими гитлеровскими планами (разобщения. миролюбивых стран), мы должны не умерять, а поощрять эту борьбу. Наш отказ от экономических переговоров с Германией. ., несомненно, поощряет эту борьбу".
В условиях отказа Запада от принятия каких бы то ни было санкций против Германии возможный односторонний разрыв Советским Союзом торговых отношений с ней лишался смысла. Полпред СССР в Берлине подчеркивал в письме в НКИД от 12 апреля: "Даже в том случае, если нам заведомо будет известно, что нам суждено стать жертвой германского нападения, сохранение и даже развитие экономических отношений с Германией, в особенности кредитных, также имеет свой смысл. Пусть немцы, нападая на нас, испытывают дополнительный удар от болезненного разрыва экономических отношений с нами, чем если они заблаговременно и при нашей поддержке подыщут замену нашему рынку".
Советскому Союзу пришлось позаботиться об ограждении своих интересов. Нарком писал полпреду 11 апреля: "Основываясь на заявлении, сделанном мне Канделаки (торгпред СССР в Германии), будто в случае незаключения соглашения на 1936 год мы должны будем в покрытие старых обязательств дать больше золота или девиз, чем в случае соглашения, я против этого соглашения не возражал. Правда, в общей сложности мы ввезем (в Германию) девиз вместе с экспортными товарами на несколько большую сумму, чем наша задолженность, но зато девизная часть при этом, значительно уменьшится"[35]
.
В то же время Советское правительство твердо вело линию на то, чтобы экономические связи с Германией были сведены к жесточайшему минимуму. Когда после подписания советско-германского экономического соглашения 29 апреля немцы вновь заговорили о возможности предоставления новых кредитов, Н.Н. Крестинский отмечал в письме полпреду в Берлине 4 августа 1936 г.: "Немцы, конечно, не отказываются от своих кредитных предложений и готовы были бы подписать с нами хоть сейчас кредитное соглашение на полмиллиарда и даже на миллиард марок. Но, как вы знаете, делают они это не по политическим, а исключительно по экономическим соображениям (нужда в нашем сырье, невозможность получить его в другом месте иначе, как за отсутствующую у немцев инвалюту). Они стали настолько откровенны, что даже их официальные представители не стесняются при этом прибавлять, что заключение кредитного соглашения ни в какой мере не улучшит существующих политических взаимоотношений. Думаю, что при таких условиях мы не пойдем на возобновление кредитных переговоров. Ведь после того, как мы договорились с Англией230, нам было бы очень трудно полностью использовать германский кредит или разместить там (в Германии) заказы хотя бы на значительную часть общей суммы кредита. Таким образом, экономическая ценность кредита для нас стала еще меньшей. Поддерживать немцев политически у нас нет никаких побуждений".
Нарастание агрессивности внешней политики Германии привело к полному замораживанию советско-германских отношений. До разрыва дипломатических отношений дело не дошло, но когда в ноябре 1936 года Нейрат через французов передал в Москву "предупреждение" о возможности отзыва германского посла из СССР в случае приведения в исполнение смертного приговора осужденному за шпионаж германскому гражданину Штиклингу, нарком сказал исполнявшему поручение французскому представителю, что "отсутствие посла больше отвечало бы нынешнему состоянию советско-германских отношений". В марте 1937 года нарком писал полпреду в Берлине: "Рекомендую Вам не принимать слишком близко к сердцу отказ немцев от посещения Ваших приемов и обедов и неприглашение Вас на их приемы. Мы здесь относимся к этому совершенно равнодушно". Когда весной 1937 года нацисты попробовали шантажировать Запад возможностью "сближения" с СССР, нарком предложил советским представителям во Франции и Чехословакии разъяснять полную безосновательность распускаемых немцами слухов, "что должно быть ясно хотя бы из одновременного отозвания нами (из Берлина} полпреда и торгпреда". В конце февраля 1938 года временный поверенный в делах СССР в Германии Г.А. Астахов доносил в НКИД: "... Мои возможности общения суживаются все более и более. Посещать коллег (особенно дружественных) приходится весьма рассчитано и редко, дабы не "компрометировать" их. К нам же немногие рискуют заглядывать (если не считать массовых приглашений), ибо каждый визит к нам наводит на посетителя тень в глазах немцев, а это никому не улыбается. На приемах, устраиваемых немцами, мне почти не приходится бывать в соответствии с вашими указаниями, и поэтому с немцами контакт абсолютно отпал".
На всем протяжении чехословацкого кризиса двусторонние советско-германские отношения продолжали ухудшаться по вине германских властей, которые "наглядно демонстрировали" неизменность нацистского тезиса о том, что главный враг Германии - Советский Союз. Уже в конце февраля 1938 года советское полпредство в Берлине сообщало: "Непосредственное ухудшение отношений с нами пока нашло выражение в установлении осадного режима вокруг наших консульств и в усилении антисоветской агитации в прессе, принявшей значительно более гнусный и наглый характер, чем прежде... Факт усиления антисоветского курса налицо, и он имеет все признаки усилиться после окончательного вступления Риббентропа в должность". Помимо постоянно развязывавшихся кампаний в фашистской печати (13 января 1938 г. поверенный в делах СССР говорил заведующему отделом печати МИД Германии, что "систематические оскорбительные выходки германской печати против официальных лиц СССР, против наших представителей за границей, Красной Армии и т.п. представляются нам далеко выходящими за пределы существующих между нашими странами отношений"91), продолжались акты произвола и издевательств по отношению к советским гражданам, прежде всего морякам заходивших в Германию советских торговых судов. В середине ноября было организовано нападение хулиганствующих молодчиков на здание полпредства СССР в Вене, находившегося в стадии ликвидации.2 декабря полпредство заявило протест в МИД Германии по поводу состоявшегося 25 октября обыска на советском пароходе в Бремене и сопровождавших его действий полиции и штурмовиков. Протесты оставались без ответа или отклонялись. В выступлениях германских официальных лиц СССР продолжал подвергаться самым беспардонным нападкам. В речи Гитлера в рейхстаге 30 января 1939 г., например, заявлялось: "Наши отношения с Японией также определяются сознанием и решимостью парировать угрозу миру и мировой культуре со стороны сатанинского явления". Ссылка на Японию была отнюдь не случайной: 31 июля 1938 г. японская военщина предприняла первую крупную попытку прощупать военную силу СССР, произведя нападение на советские пограничные части у озера Хасан. Хотя эта попытка закончилась поражением для японцев, положение на дальневосточных границах СССР оставалось напряженным.
1.4 Пакт о ненападении
В условиях, когда военная угроза подступала к Советскому государству и с запада, и с востока, когда намечалась возможность координированных действий агрессоров на обоих направлениях при поддержке западных держав, внешняя политика СССР продолжала оставаться твердой и спокойной, не впадающей в панику и не поддающейся на провокации. Когда в конце августа германский посол Шуленбург многозначительно заговорил о том, что в случае нападения Германии на Чехословакию в связи с возможным мятежом судетских немцев "никто не будет иметь права обвинять Германию в невызванном нападении", он получил недвусмысленный ответ наркома, что "чехословацкий народ, как один человек, будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли этого Чемберлен или нет, не сможет оставить Францию без помощи, что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией". Советский Союз не делал секрета из того, что видит в нацистской Германии опасность для всего человечества. В связи с намерением Турции вступить в прямые переговоры с Гитлером нарком поручил полпреду в Анкаре 5 июня 1938 г. передать турецкому правительству, что "мы считаем нынешнюю Германию не только врагом СССР, о чем не перестает говорить сам Гитлер, но и врагом всеобщего мира и всех ненемецких национальностей. Всякое политическое сближение с Германией вызывает, естественно, с нашей стороны соответственную реакцию... Возможное предложение о посредничестве в смягчении отношений между нами и Германией деликатно отклоните".
С другой стороны, советские дипломаты не отвергали с порога периодический зондаж немцев о возможности улучшения советско-германских экономических отношений, исходя из того что для такого улучшения потребуются серьезные сдвиги в политике нацистского рейха. Когда 6 июля 1938 г. статс-секретарь МИД Германии Вейцзекер задал в беседе с вновь назначенным советским полпредом А.Ф. Мерскаловым вопрос о его возможных планах в области "расширения экономического сближения СССР и Германии", полпред ответил, что "у нас нет каких-либо особых мотивов, препятствующих расширению наших хозяйственных связей с Германией и что если германские промышленные круги и министерство хозяйства пойдут на условия, которые нами были даны в ответ на предложение немцев о кредите, то мы готовы содействовать расширению этих связей. В этом вопросе в настоящий момент инициатива должна принадлежать германской стороне, так как сделанные немцами на этот счет последние предложения для нас неприемлемы".
Советский Союз после Мюнхенского соглашения оказался исключенным из сообщества великих держав и поставлен в условия изоляции. Если он не хотел быть полностью отстранен от общеевропейской политики - с ожидаемыми дальнейшими перекраиваниями границ - и оттеснен в сторону, то при неизменном курсе западных государств на умиротворение СССР должен был рано или поздно настроиться на переговоры с Германией. Ведь из чехословацкого кризиса она вышла как наиболее мощная военная держава.
17 апреля 1939 года советское правительство предложило западным державам заключить тройственный договор о взаимной помощи, основанный на равенстве обязательств, и военную конвекцию. При этом предусматривалось оказание помощи государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями, в случае агрессии против них. Англия, однако, не собиралась заключать договор о взаимопомощи и пыталась заручиться односторонними обязательствами СССР, Польше и Румынии. Летом 1939 г. СССР предложил Англии и Франции военную конвенцию, предусматривающую совместные действия вооруженных сил трех государств в случае агрессии. Правящие круги Англии и Франции не откликнулись на это предложение. Над СССР нависла угроза внешнеполитической изоляции.
Прийти к соглашению с западными державами СССР не удалось. Виноваты в этом обе стороны. Но виновность западных держав, особенно Англии, значительно больше, чем Советского Союза. У советской стороны не хватило выдержки, она проявила поспешность, переоценила степень враждебности западных держав к СССР и возможности их сговора с гитлеровской Германией. У западных держав не было искреннего желания идти на сближение с СССР, что можно объяснить, по - видимому, разными причинами, в том числе и опасения возможного предательства, и антигуманная внутренняя политика сталинского руководства, противоречащая его заверениям на мировой арене, и недооценка его силы как возможного союзника в борьбе против фашистского блока, и глубокая неприязнь к стране иной социально - экономической формации. Переговоры с СССР западные державы вели прежде всего
После оккупации Германией Чехословакии Советский Союз расстался с последними иллюзиями насчет эффективности политики коллективной безопасности; к тому же Франция и Великобритания, правительства которых Литвинов тщетно пытался убедить в том, что СССР в состоянии выполнить свои обязательства, выражали сильное сомнение по поводу боеспособности Красной Армии, опустошенной чистками, и не видели, каким образом советские войска смогут участвовать в боевых действиях из-за отказа Польши и Румынии: пропустить их через свои территории.
Германия и ее союзники наращивали военный потенциал. Немецкие войска были готовы к нападению на Польшу, правительство которой не верило Сталину и отказывалось от помощи СССР в защите независимости страны. Москва опасалась, что Англия может втянуть СССР в войну с Германией, а сама останется в стороне. Франция в значительной мере утратила самостоятельность и шла в фарватере английской политики.
С вторжением Германии в Польшу началась вторая мировая война. Великобритания и Франция официально объявили войну Германии, и этим их помощь Польше ограничилась.
Германская армия следовала тактике блицкрига - молниеносной войны. Военные действия начались атаками пикирующих бомбардировщиков, за ними шли танки, а следом - пехота. Спустя час после вторжения немцев в Польшу половина польской авиации, которая даже не успела подняться в воздух, была уничтожена. Варшава подверглась жестокой бомбардировке. Через месяц вся Польша уже находилась в руках врага.
СССР фактически продолжа оставаться в положении международной изоляции, в котором он оказался в результате мюнхенского договора. В этой обстановке Сталин и Молотов приняли решение согласиться с предложением Германии о заключении договора о взаимном ненападении.
Гитлер, который торопился разрешить конфликт с Польшей военным путем и не мог уже отказаться от подготовленного на нее нападения,20 августа 1939 г., направил Сталину телеграмму, в которой настаивал на скорейшем подписании договора о ненападении.
Обсудив с Молотовым полученное послание и выслушав сообщение Ворошилова о ходе переговоров с англичанами и французами, Сталин в своем ответе Гитлеру дал согласие на приезд в Москву Риббентропа и подписание соглашения о ненападении.
23 августа Иоахим Риббентроп и Вячеслав Молотов подписали Договор о ненападении сроком на 10 лет. Он предусматривал, что СССР и Германия обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия в отношении друг друга как отдельно так и совместно с другими державами. Содержание договора, который базировался на основных положениях договора 1926 года о ненападении и нейтралитете, не расходилось с нормами международного права. Вместе с договором был подписан и секретный дополнительный протокол. Он не обсуждался ни в Политбюро, ни в Верховном Совете СССР, ни в правительстве. В строго секретном дополнительном протоколе говорилось о разграничении "сфер интересов" в Восточной Европе. В советскую "сферу интересов" отходили Эстония, Латвия, Правобережная Польша и Молдавия (позднее к этому списку добавилась и Литва). Важнейшее значение в этом проекте имел постскриптум, в котором говорилось следующее: "Настоящий пакт действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам заинтересованности Договаривающихся сторон в области внешней политики. Протокол составляет органическую часть пакта".
Сразу же, после того как договор был подписан, прекратилась антифашистская кампания в советской печати. Зато Англию и Францию теперь называли "поджигателями войны".
Проводя политику нейтралитета, Советский Союз точно выполнял заключенные им с Германией соглашения. Советское правительство всемерно старалось избегать трений с Германией и тщательно следило за тем, чтобы не дать ей какого-либо повода к нарушению советско-германских соглашений. Такими принципами руководствовались не только дипломатические, военные, хозяйственные и другие советские ведомства, отвечавшие за состояние отношений с Германией, но также печать и радио.
Глава 2. Советско-германское экономическое сотрудничество
2.1 Торговые отношения
Широкие масштабы советского вывоза из Германии требовали соответствующего увеличения советского экспорта в эту страну, чтобы выручка от реализации советских товаров в основном покрывала расходы по оплате заказов германским предприятиям. Однако германские власти, стремясь смягчить влияние мирового кризиса на германскую экономику, вступили на путь протекционистских мероприятий, которые не только не улучшали условий для расширения сбыта советских товаров в Германии, но, напротив, даже существенно ухудшали их. Поскольку основные платежи по погашению предоставленных Советскому Союзу кредитов под заказы машин и оборудования падали на 1933 год, составляя 650 млн. рейхсмарок, а германское правительство отказывалось радикально расширить вывоз из СССР, советская сторона поставила вопрос о предоставлении так называемого "переходного" кредита, чтобы растянуть выплату задолженности по кредитам на более продолжительный срок, сделав ее более равномерной. Начавшиеся в октябре 1932 года переговоры по финансово-экономическим проблемам советско-германских отношений не привели к удовлетворительным результатам; в протоколе от 17 января 1933 г. советская сторона зафиксировала свой отказ рассматривать встречные предложения немцев "как соответствующие советским интересам". Таким образом, для того чтобы нанести удар по советско-германским экономическим отношениям, Гугенбергу даже не нужно было проявлять какую-либо инициативу - достаточно было только застыть на уже заявленной позиции предшествовавшего правительства.
Однако главным поводом для озабоченности советских дипломатов была доктрина самого нацистского "движения", которая, как это было ясно, станет в определяющей степени влиять на германскую внешнюю политику. Доктрина эта опиралась на фанатический антикоммунизм и расовую ненависть к народам Советского Союза. Наиболее полно излагавшая ее "библия" нацизма "Майн кампф" ставила в качестве центральной задачи германской внешней политики захват "новых" земель на Востоке "за счет России и подвластных ей окраинных государств" (о своих планах в отношении населения подлежащих включению в состав Германии территорий нацисты пока умалчивали). Этой задаче подчинялись все остальные. Даже разгром Франции, ненавистью к которой буквально сочились многие страницы "Майн кампф", был подчинен цели обеспечить "прикрытие с тыла для увеличения жизненного пространства нашего народа в Европе". Остающиеся европейские великие державы - Англию и Италию - нацизм собирался на первых порах сделать своими союзниками в борьбе против Советской страны. Однако в дальнейшем и этим "союзникам" была уготована весьма незавидная участь: в этом отношении "Майн кампф" была удивительно откровенной. В конце одной из ее глав формулировался "политический завет германской нации" на будущее. В частности, говорилось, что любую попытку организовать на германских границах вторую военную державу - пусть даже только в форме создания государства, способного стать военной державой, следовало рассматривать как "агрессию" против Германии. Поэтому, мол, необходимо всеми средствами, вплоть до применения вооруженной силы, предотвратить возникновение такого государства, а если оно уже возникло - уничтожить его.
Эта книга, со страниц которой тянуло дымом средневековых аутодафе, была известна советским дипломатам, они читали ее по долгу службы, преодолевая сильнейшее желание немедленно бросить ее и пойти тщательно вымыть руки. Но зато, не в пример западным политикам, которые лишь задним числом поражались, насколько был откровенен нацистский "фюрер" в своем произведении, представители дипломатии социализма точно знали, чего приходится ожидать от германского фашизма. Следя за "текущими" выступлениями главарей нацизма, советское полпредство видело, что, вопреки расчетам союзников фашизма на его "эволюцию", основа нацистской доктрины оставалась неизменной. Было также ясно, какой тактики фашизм будет придерживаться после прихода к власти.
Укрепление международных позиций Советского государства вызвало замешательство среди "специалистов" по внешней политике в НСДАП (нацистская партия). Все чаще с сотрудниками советского полпредства пытались установить связи эмиссары нацистской партии, заверявшие их в том, что за прошедшие с момента выхода в свет "Майн кампф" годы взгляды главарей германского фашизма радикально изменились и что война против СССР не входит больше в планы "новой Германии". Одним из таких эмиссаров был граф Ревентлов, возглавлявший до своего присоединения к НСДАП мелкую националистическую группировку, которая надеялась на то, что когда-нибудь удастся достичь с Советской Россией антипольского союза. Сохранившего платоническую верность этой концепции Ревентлова нацистское руководство стало даже выдвигать на передний план в последние недели перед приходом к власти. Он был, например, главным оратором от НСДАП на заседании внешнеполитического комитета рейхстага в середине января 1933 года. Нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов отнюдь не кривил душой, когда говорил министру иностранных дел рейха барону фон Нейрату 13 июня 1934 г.: "До прихода к власти "наци" мы допускали, что они в свое время отрекутся от своей антисоветской программы и будут продолжать политику прежних германских правительств по отношению к СССР, и мы сами допускали сотрудничество с ними на тех же основаниях, что и прежде". Теоретически такая возможность не должна была сбрасываться со счетов, однако на практике мало кто из советских дипломатов верил в нее - лозунг "жизненного пространства на Востоке" слишком очевидно был сердцевиной нацистской программы.
Советско-германские связи в экономической области также испытывали серьезные удары. Волна коричневого террора, о особой силой развернувшаяся после провокационного поджога рейхстага в ночь на 28 февраля, обрушилась и на советские хозяйственные организации, находившиеся в Германии в рамках экономического сотрудничества с этой страной в предшествующий период. Советские граждане, работавшие в этих организациях, арестовывались, подвергались унизительным допросам и издевательствам, в служебных и жилых помещениях производились без всякого повода обыски, которые почти всегда заканчивались полным уничтожением мебели и другими актами вандализма. Произведенные в ранг "вспомогательной полиции" штурмовики выкачивали без оплаты бензин из колонок принадлежавших Советскому государству фирм по реализации импортируемых из СССР нефтепродуктов "Дероп" и "Дерунафт", громили их бюро, склады и хранилища. За 1933 год советское полпредство направило в МИД Германии 217 нот протеста против незаконных арестов, обысков, налетов, которым были подвергнуты сотрудники советских организаций в Германии, отделения торгпредства, филиалы внешнеторговых объединений, отдельные советские граждане.3 апреля германскому послу в Москве был заявлен протест на уровне наркома иностранных дел СССР.М. М. Литвинов подчеркнул, что речь идет не об "отдельных эксцессах", а о "массовой травле всего, что носит название советского", об "организованной кампании, направляемой из единого центра", при полном отсутствии каких-либо мер пресечения со стороны германского правительства.
Результатов эти протесты не давали. Советским экономическим интересам продолжал наноситься значительный ущерб. Особенно серьезным было то, что страдал в первую очередь сбыт советских нефтепродуктов, являвшийся важным источником получения средств для погашения советской задолженности по кредитам. Экспорт нефтепродуктов был одной из немногих статей советского экспорта в Германию, в минимальной степени испытавших последствия протекционистских мер германских властей, поскольку соответствовал интересам экономики этой страны. Дирксен писал в МИД Германии в ноябре 1932 года: "Ввоз (советской) нефти является, несомненно, самым эффективным и безвредным для нас средством увеличения русского экспорта". Нейрат подтвердил в беседе с полпредом 19 ноября 1932 г., что "расширение ввоза нефти в германских интересах". О том, что положение не изменилось после 30 января 1933 г., свидетельствуют переговоры Розенберга с "нефтяным королем" Детердингом (англо-голландский концерн "Шелл") о создании в Германии запасов нефти и бензина в количестве до 1 млн. г. Контакты между нацистским руководством и лютым врагом Советского государства Детердингом, давно и последовательно поддерживавшим все планы интервенции против СССР, не остались секретом для советской стороны. Этот факт проливал довольно яркий свет на скрытые пружины национал-социалистского похода против "Дероп"/"Дерунафт".
Обострение советско-германских политических отношений не могло не оказать влияния на состояние экономических связей между СССР и Германией, хотя в этой области существовала объективная заинтересованность обеих стран в сохранении определенного уровня: если Германия по мере выхода из кризиса все более остро нуждалась в поставках советского сырья и сырьевых материалов, то и СССР нигде, кроме как в этой стране, не мог получить до начала 1936 года финансового кредита для закупок за границей, необходимых для его экономики (если не считать небольшого кредита в 250 млн. крон, предоставленного Чехословакией в июне 1935 г). Несмотря на все усилия, СССР не удалось наладить сколько-нибудь значительного экономического сотрудничества ни с Францией, ни с Англией, ни с США. В результате он мог закупать технику и промышленное оборудование, включая продукцию оборонного характера, на нормальных коммерческих условиях только в Германии.
Помимо чисто экономических аспектов торговля с Германией служила также своего рода индикатором внешнеполитических планов рейха в отношении СССР на ближайшее будущее. В частности, пока СССР продолжал получать из Германии оборонную технику, не было лишено основания предположение об относительной маловероятности непосредственно предстоящего нападения нацизма на Советский Союз. Потребности германской экономики в советских поставках являлись одновременно одним из немногих возможных рычагов влияния на Германию. В письме полпреда СССР в Берлине от 28 ноября 1935 г. указывалось: "Считают, что единственным средством воздействия, которым мы сейчас располагаем для смягчения антисоветского курса (нацистов), является заинтересованность Германии в установлении нормальных экономических отношений с нами, вернее, в получении нашего сырья".
Ежегодные протоколы, регулировавшие детали "текущего" товарооборота на данный календарный год, составляли содержание чисто экономической стороны советско-германских торговых связей. Протокол от 20 марта 1934 г. практически исчерпывался продлением предоставленного в предыдущем году "переходного" кредита для покрытия части советской задолженности157. Немцы пошли на уступки, отказавшись от большинства претензий по так называемому "долларовому" спору и от требования гарантировать дополнительные заказы для германской промышленности. Протокол от 9 апреля 1935 г. фиксировал условия предоставления советской стороне финансового кредита на сумму 200 млн. марок сроком на пять лет (в 1934 г. немцы соглашались лишь на четырехлетний срок кредита, и советская сторона отвергла его) с целью гарантировать размещение в Германии советских заказов по строго определенному перечню (оборудование для химической промышленности, нефтепромышленности, электротехника, суда, транспортные средства, лабораторное оборудование и т.д.)"по приемлемым ценам и на соответствующих условиях поставки". Советская сторона приняла также обязательство разместить до конца года "текущие заказы" на условиях обычного полуторагодичного кредита на сумму 60 млн. марок.
Советско-германский товарооборот в 1933-1935 годах непрерывно сокращался, причем со значительным опережением общего уменьшения советской внешней торговли в целом. Некоторое увеличение советского импорта из Германии в 1936 году, обусловленное размещением заказов под кредит 1935 года (показатели за 1936 г. тем не менее остались в 1,6 раза меньше показателей за 1933 г., который отнюдь не был "пиком" для ввоза германских товаров в СССР), не сопровождалось ростом советского экспорта в Германию, на что рассчитывали немцы; кроме того, в дальнейшем эффект от предоставления кредита быстро сошел на нет: в 1938 году объем ввоза из Германии упал в 1,5 раза по сравнению с уровнем 1935 года, о котором Нейрат в циркуляре от 17 августа 1936 г. писал: "Русское правительство систематически бойкотировало Германию при своих закупках".
Свертывание торговых связей с Германией являлось, несомненно, результатом сдерживающего влияния советского внешнеполитического руководства, которое считало необходимым условием для широких экономических отношений создание соответствующего политического климата. В то же время на протяжении определенного периода приходилось учитывать ряд факторов, препятствовавших полному замораживанию советско-германской торговли. К их числу относились высокие цены, которые Германия была готова платить за сырье и продовольствие (в 3-4 раза превосходившие мировые 162); согласие немцев поставлять оборонную технику (в списки советских заказов под кредит 1935 г. были включены аккумуляторы для подводных лодок, автопилоты, телевизионная аппаратура, аппаратура дистанционного управления судами, станки для изготовления прожекторных отражателей диаметром 1,5 м и т.д.); отсутствие единства действий заинтересованных в поддержании мира держав в отношении экономических связей с Германией. В письме наркома иностранных дел СССР от 23 марта 1935 г. полпреду во Франции предлагалось разъяснять французам в связи с предстоявшим подписанием советско-германского экономического соглашения, что "никакого политического значения сделке приписывать не следует. Мы не собирались бойкотировать Германию, как не бойкотируют ее другие государства".
Несмотря на плюсы для СССР от торговли с Германией, Советский Союз был готов применить экономическое оружие для обуздания германской агрессии и неоднократно выступал с предложениями, направленными на организацию совместных действий в этом направлении.29 марта 1935 г. И.В. Сталин отметил в беседе с Иденом значение англо-германской торговли для наращивания нацистами сил для агрессии. "Вот если бы этот маленький остров, - подчеркнул он, - сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла, - мир в Европе был бы обеспечен". Этот зондаж остался без ответа. В одиночку СССР не мог предотвратить возникновение германского очага агрессии.
В отличие от текущих торговых соглашений между СССР и Германией, внесенное летом 1935 года предложение Шахта о финансовом кредите на сумму до 1 млрд. марок сроком до десяти лет с погашением поставками сырья из СССР расценивалось советской стороной с самого начала с политической точки зрения. Причиной выдвижения этого предложения была, как и в других случаях, потребность германской экономики в сырье. На межминистерском совещании 4 января 1936 г. представитель министерства экономики подчеркивал, что "сырьевому положению Германии угрожает катастрофа из-за отсутствия русского сырья. Германии требуется сырье из Советского Союза, по крайней мере, на 100 млн. марок (в год), в частности лес, нефть, фураж и марганцевые руды". Предложение Шахта было расценено советской стороной как политический маневр и признано недискутабельным.26 июня 1935 г. нарком иностранных дел СССР информировал французского посла в Москве о факте такого предложения и о его отклонении Советским Союзом.15 июля советский торгпред в Германии заявил Шахту, что пока следует ограничиться реализацией кредита по протоколу от 9 апреля 1935 г. Что же касается более широких планов, то их реализация невозможна без улучшения политических отношений между СССР и Германией.
Осенью 1935 года Шахт вернулся к своему предложению, видоизменив его: теперь он предлагал более скромные размеры кредита (500 млн. марок) и не ставил вопроса о его оплате полностью поставками сырья по германскому выбору. Однако, внося это новое предложение 30 октября 1935г., он выдвинул условие оплаты советских обязательств, срок которых истекал в 1936 году (около 60 млн. марок), целиком золотом и валютой. Советская сторона решительно отклонила попытку Шахта изменить сложившуюся практику оплаты советской задолженности. В январе 1936 года в СССР был опубликован специальный декрет о запрещении советского экспорта в страны, допускающие ущемление советских интересов вследствие правил валютного обмена или иных административных мер. Направленность декрета была настолько ясна, что МИД Германии носился одно время с идеей исключения СССР из списка стран, пользующихся режимом наибольшего благоприятствования в торговле с Германией. Одновременно был практически прекращен советский экспорт в Германию.
По дипломатической линии полпред СССР в Германии получил указание прощупать настроения влиятельных политических кругов. О результатах проведенных контактов он докладывал в Москву в конце ноября 1935 года: "Все мои общения с немцами лишь укрепили уже раньше сложившиеся у меня убеждения, что взятый Гитлером курс против нас остается неизменным и что ожидать каких-либо серьезных изменений в ближайшем будущем не приходится... Гитлер и его окружение добровольно своего курса по отношению к нам не изменят. К этому их смогут побудить либо какие-нибудь крупные события внутри страны (на это в ближайшем будущем, по-видимому, рассчитывать не приходится), либо укрепление антигерманского международного фронта".
В переговорах с министерством экономики советская сторона выдвинула требование гарантировать значительные поставки военного характера в счет планируемого кредита. В беседе с представителями выполнявшего посреднические функции Русского комитета германской промышленности 24 января 1936 г. советский торгпред подчеркивал, что согласие СССР на предложение Шахта обусловлено выделением минимум половины общей суммы кредита на заказы по выбору советской стороны (военно-морские суда, самолеты и т.д.). В немецкой записи итог беседы подводится следующим образом: "Если это условие не может быть выполнено, они (русские) не заинтересованы в 500-миллионном кредите". Однако 21 января 1936 г. Гитлер принял решение запретить "всё сделки с Россией по военным материалам". Хотя это решение не затрагивало, по мнению германского военного руководства, проходивших в рамках использования 200-миллионного кредита 1935 года переговоров по станкам для производства вооружения и достигнутого ранее соглашения по стереотелескопам, переговоры об аккумуляторах для подводных лодок и аппаратуре фирмы Цейсс прекратились176.
В докладе Председателя Совнаркома СССР 10 января 1936 г. была четко сформулирована зависимость возможного улучшения экономических связей с Германией от нормализации политических отношений с ней. Отметив желание Советского правительства установить более хорошие отношения "с Германией, чем те, которые существуют теперь", и одновременно указав на препятствующую этому практику нацизма, глава Советского правительства заявил:
"Наряду с беспардонной антисоветской внешней политикой определенных правящих германских кругов по инициативе германского правительства Советскому Союзу был предложен и 9 апреля 1935 г. подписан договор между Германией и СССР о кредите в 200 млн. марок на пятилетний срок... В последние месяцы представители германского правительства ставили перед нами вопрос о новом, более крупном кредите-уже на 10 лет. Хотя мы не гоняемся за иностранными кредитами и в отличие от прошлого времени в значительной мере уже перешли за границей на покупки за наличный расчет, а не в кредит мы не... отказываемся обсудить и это деловое предложение германского правительства. Развитие торгово-экономических отношений с другими государствами, независимо от временного господства в них той или другой политической силы, отвечает политике Советской власти. Мы думаем, что это отвечает и интересам германского народа, а сделать практические выводы из этого, разумеется, - дело правительства Германии". В письме от 27 января 1936 г. полпред СССР в Германии отмечал, что речь Председателя СНК СССР поставила нацистов в затруднительное положение: "С одной стороны (Германией демонстрируется), принципиальная непримиримость, неприятие какого-либо компромисса (с СССР), а с другой стороны, желание усилить экономические связи вплоть до предложения новых и крупных кредитов. Удар был нанесен метко".
31 января 1936 г. Шахт, согласившись принять за основу для предстоящих переговоров советский проект экономического соглашения на текущий год, что вопрос о финансовом кредите "еще не созрел для обсуждения". Тем самым был получен ответ на советскую сторону вопрос о перспективах нормализации советско-германских отношений: антисоветский курс гитлеровской Германии оставался неизменным. Реакция Шахта подтвердила вывод, сделанный советским полпредом в Берлине 28 ноября 1935 г.: "Гитлер и его ближайшее окружение крепко утвердились в убеждении, что только на путях выдержанного до конца антисоветского курса третий рейх сможет осуществить свои задачи и обрасти союзниками и друзьями".
Усилия "умиротворителей" подтверждали выкладки нацистских главарей. Контакты западных держав с Германией, которые, вопреки четко сформулированному отрицательному отношению СССР "к каким бы то ни было конференциям и совещаниям с Германией" без его участия, все более приобретали характер сепаратных переговоров, укрепляли у Гитлера уверенность в безнаказанности в случае осуществления им следующего подготовительного шага к "большой войне" - ремилитаризации Рейнской области. Уже 13 декабря 1935 г. Гитлер и Нейрат заявили послу Англии о необходимости в будущем "отменить постановления относительно демилитаризованной зоны", причем утверждали, что согласие на такой шаг "может соответствовать интересам Англии, а также Франции". Реакции из Лондона не последовало. Более того, когда в феврале 1936 года в связи со все более ясно обозначавшейся перспективой германской акции в отношении Рейнской зоны французы запросили о позиции Англии, Идеи поручил английскому послу в Париже передать, что, "поскольку зона была создана в первую очередь в целях безопасности Франции и Бельгии, то в первую очередь правительствам этих стран надлежит решить, какое значение они придают ее дальнейшему существованию и какую цену они готовы заплатить за это"183. Запад созрел для очередной капитуляции.
Стремительно свертывались экономические связи между СССР и Германией, причем инициатива здесь исходила от советской стороны. Соглашение о товарообороте от 29 апреля 1936 г. носило "рамочный" характер, определяя конкретно практически лишь условия погашения 200-миллионного кредита 1935 года (выплата процентов и комиссионных фиксировалась на сентябрь 1938 г. и март 1939 г. за счет выручки от советского экспорта в Германию) 346. Во внутренней переписке немцы выражали недовольство, в частности, отсутствием обязательства СССР поставлять нужное для германской промышленности сырье, а также его отказом гарантировать программу советских заказов.
200-миллионный кредит, несмотря на неоднократное продление немцами сроков для заключения контрактов, был использован не полностью. В сентябре 1936 года экономический отдел МИД Германии внес на рассмотрение Исирата предложение продлить существующее соглашение, несмотря на то, что оно мало устраивало немцев, без переговоров на 1937 год, поскольку вероятность добиться улучшения "крайне незначительна" из-за неуступчивости русских. Продленное таким образом 24 декабря 1936 г. соглашение было с некоторыми поправками вновь продлено еще на год 1 марта 1938 г. Немцы неоднократно поднимали вопрос об улучшении экономических отношений с СССР. При первой же беседе с новым советским полпредом К.К. Юреневым Нейрат заговорил о том, как отмечается в записи полпреда, что "оживление резко ослабевающего экономического сотрудничества между Германией и нами весьма помогло бы политическому сближению наших стран". Полпред твердо изложил советскую позицию по этому вопросу: "Для нормального развития экономического сотрудничества и тем более для прогресса такового необходимы надлежащие предпосылки политического порядка".
Анализ обстановки в Европе подводил советских дипломатов к выводу, что некоторое улучшение отношений Советского Союза с Германией может быть полезно не только ей, но и нашей стране. На это указывал, в частности, полпред СССР в Берлине К.К. Юренев в письме в НКИД от 12 июля 1937 г., анализируя речь Гитлера при вручении верительных грамот. Усматривая причину появления столь непривычных для нацистов высказываний о необходимости установления нормальных отношений с СССР в заинтересованности Германии в экономических связях с нашей страной, полпред считал, что "нам необходимо продолжать прежнюю тактическую линию на теснейшее связывание проблемы экономических отношений между Германией и нами с вопросом о действительной нормализации политических отношений (пресса, речи министров и т.д.)". Противодействие убеждению Запада в том, что Советскому Союзу "все равно деваться некуда" (даже Ллойд-Джордж "ил убежден, что Гитлер "никогда не согласится заключить с Советским Союзом какой-нибудь договор"), требовало соблюдения определенной дистанции к англо-французской политике. На это было направлено, в частности, заявление наркома послу Англии в Москве 29 октября 1937 г. о том, что Советский Союз не собирается "поспевать" за Лондоном и Парижем в их уступках агрессору: "Мы предпочитаем иногда оставаться в одиночестве, чем делать дурные вещи сообща с другими, и поэтому нас изоляция не пугает". В аналогичном плане следует понимать и замечание наркома в этой связи И.М. Майскому: "Я считаю, что вы были слишком категоричны в своем ответе, что мы не желаем быть наблюдателями и намерены активно во всем участвовать... Вы не должны проявлять излишнего беспокойства и нервничания по поводу разговоров о пакте (четырех) и изоляции".
2.2 Военное сотрудничество
Подводя итоги военно-политических и военных отношений между Москвой и Берлином в 1920 - 1933 гг. можно сформулировать следующее. С учетом своеобразия 20 - 30-х годов значимость этого сотрудничества для Советского Союза выходит далеко за рамки утилитарных интересов военного ведомства. С точки зрения наращивания военного потенциала и повышения боевой мощи РККА его эффективность очевидна (обучение руководящего комсостава РККА в германской Военной академии и советских военных специалистов в военно-учебных центрах (школах) райхсвера на территории СССР, помощь в постановке советской военной промышленности и передача передовой по тем временам технологии, посылка военных делегаций и наблюдателей на учения, получение разведданных по согласованной проблематике на основе взаимности и т.д.). Во многом благодаря именно немецкой помощи была в общем успешно проведена начатая в СССР в 1925г. военная реформа. Тухачевский, Уборевич, Якир, Фельдман, Егоров, Левандовский, Тимошенко, Мерецков, Василевский, Тодорский и др. руководители Красной Армии выросли в профессиональном плане благодаря изучению германского военного опыта. И хотя результаты этого сотрудничества едва ли поддаются точному бухгалтерскому учету (количество обученных советских и германских летчиков и танкистов, отработанных пособий и наставлений по ведению химической войны, танкового и воздушного боя, взаимодействию [320] родов войск, число созданных моделей различных вооружений, запасы химоружия и отравляющих веществ), тем не менее они весьма значительны.
Практически благодаря советско-германскому "военно-техническому" сотрудничеству были заложены основы ВПК СССР. В качестве примера достаточно упомянуть тот же завод в Филях (Москва), сегодня - завод им. Хруничева, на котором производится ракетное оружие. Химзавод в Чапаевске (Иващенково в начале 20-х годов было переименовано в Троцк, а после того, как Троцкий попал в опалу, - в Чапаевск) берет свое начало от "Берсоли". Полигон в Шиханах (Саратовская область) и по сей день используется в военных целях, а на полигоне в Тоцком (Оренбургская область) в послевоенные годы совершенствовалось советское атомное оружие. Фактически с предоставления концессий "Юнкерсу" началось становление советской авиационной промышленности (завод в Филях в середине 20-х годов считался флагманом советского самолетостроения) и воздушных перевозок внутри страны.
Движущей силой этого сотрудничества было, безусловно, горячее желание советских лидеров создать мощную военную машину. Наращивая при помощи Германии военные мускулы и умело подпитывая реваншистские настроения в Германии, Москва после неудач Коминтерна взяла по сути на вооружение "стратегию политического измора" Запада, сделав ставку не на экспорт революции, а на очередную мировую войну. К этой войне она должна была подойти и подошла во всеоружии. 1939 г. стал ее звездным часом. И не случайно, что даже после тяжелейших неудач и потерь 1941 г., тех огромных резервов, как материальных, так и кадровых, созданных во многом с помощью немцев, стране хватило на то, чтобы наряду с безудержным внутренним террором выдержать и жесточайшую мировую войну.
Военно-промышленный аспект сотрудничества положительным образом сказался на развитии всей советской экономики. Германские специалисты участвовали в постановке и других специализированных отраслей советской военной промышленности, несли с собой образцы высокого профессионализма и производственной культуры. [321] Помимо утилитарного значения "военно-технические" контакты оказывали непосредственное влияние на внешнеполитическую ситуацию. Созданное за годы Рапалло лобби в обеих странах содействовало укреплений) тесных отношений между СССР и Ваймарской Германией, помогало преодолевать критические фазы их развития. Так, прогерманское лобби в СССР довольно длительное время, примерно с 1927 г. и вплоть до начала мая 1933г., т.е. и в первые месяцы после прихода Гитлера к власти, успешно удерживало руководство СССР в русле рапалльской политики.
Однако затем верх взяла линия Литвинова: Москва стала на путь поиска альтернативных партнеров, которых она видела прежде всего в лице враждебных Германии Франции и Польши. Была предпринята политическая попытка в одночасье предать забвению весь рапалльский период взаимоотношений. Германия стала однозначно рассматриваться в качестве врага. Основной максимой внешнеполитических действий Москвы в отношении Германии в течение всего последующего периода (1933 - 1939гг.) вплоть до мая 1939г. стал принцип "Враг моего врага - мой друг". В итоге германофилы в руководстве Советского Союза попали в двусмысленное положение, и это при том, что большинство их германских коллег занимали руководящие посты вплоть до 1938 г., когда Гитлер провел основательную чистку германского генералитета.
Теперь, пожалуй, очевидно, что лидеры СССР рассматривали военное сотрудничество хак основу рапалльской Политики, но очевидно и то, что Германия использовала его в качестве сильнейшего козыря для оказания давления на Францию и Англию. Опираясь На "особые отношения" с Москвой, Берлин последовательно восстанавливал свой статус великой державы, постепенно добившись отмены всех ограничений Версальского договора и вступлений на равных в Лигу Наций. В той же степени за счет "особых отношений" с Берлином крепла и усиливалась Москва, дружбы с которой со временем стали искать и Другие державы. Таким образом, именно военное точнее, военно-политическое сотрудничество начавшееся В период польско-советской войны, являлось основной, "истинной" опорой рапалльской политики, вокруг которой, тщательно ее оберегая, и группировались все политические и экономические взаимоотношения СССР и Германии.
Но военные отношения не закончились в 1933 г. И не случайно германский военный атташе Хартман в сентябре 1933 г. употребил формулировку, что закончился период советско-германского военного сотрудничества "в его нынешних формах". Оно продолжалось и в "пострапалльский" период. Сохранились и поддерживались официальные контакты офицеров РККА с офицерами райхсвера, в Германии по-прежнему осуществлялись закупки военных образцов и лицензий.
И далеко не случайно в мире с затаенным дыханием следили за развитием советско-германского диалога в 1939 - 1941 гг., когда "пакт Молотова-Риббентропа", новая дружба, "реанимация Рапалло", казалось, неразрывно связали Москву и Берлин. И вновь сближение набирало обороты прежде всего по военной и военно-политической линии: ликвидация Польши, "дружба, скрепленная кровью", совместный парад в Бресте, передача военных секретов и технологий, поставки образцов вооружений, стратегического сырья.
Но и это еще не все. В германском справочнике "Вооружение мира" за 1935 г. в разделе о СССР указывалось, что в Красной Армии имелись хорошие химвойска, неплохо была поставлена химическая разведка, защита от газов. Начиная с 1937 г. в специальных докладах абвера излагались исчерпывающие данные о состоянии химвойск РККА. Из них было ясно, что по основным показателям, организации и структуре эти войска не уступали немецким. В докладах контрразведки вермахта, в т. ч. и уже в ходе Второй мировой войны, делался однозначный вывод о том, что по своему потенциалу Красная Армия была способна применить химическое оружие в полном объеме.
К началу Второй мировой войны германская армия также имела хорошо подготовленные, структурированные и вооруженные химвойска (моторизованные химические минометные полки, тяжелые артиллерийские дивизионы, батальоны, подразделения огнеметных танков). Словом, и вермахт был готов к ведению крупномасштабной войны с широким использованием химического оружия. Однако Гитлер так и не решился применить его в ходе второй мировой войны, в т. ч. и в самых критических для Германии ситуациях на восточном фронте. Гитлера скорее всего удержало от этого то обстоятельство, что он был хорошо осведомлен о неотвратимости ответных химических ударов по районам Германии. Можно предположить, что именно тогда и происходило эмпирическое становление "доктрины неотвратимого возмездия", впоследствии подкрепленной еще более разрушительным, ядерным оружием, доктрины, отказ от которой дается сегодня миру с таким тяжким трудом.
Заключение
Подводя итог вышесказанному необходимо отметить основные итоги внешней политики Советского Союза предвоенного десятилетия. В результате действий СССР на внешней арене им были достигнуты следующие положительные результаты:
пакт о ненападении, при всех своих отрицательных чертах, несколько отсрочил вступление Советского Союза в войну;
была обеспечена относительная безопасность Ленинграда, Мурманска, баз Балтийского флота, границы удалены от Минска, Киева и некоторых других центров;
удалось внести раскол в капиталистический лагерь и избежать объединения крупнейших держав в борьбе с СССР, а также дезориентировать союзников по "антикоминтерновскому пакту" и избежать войны на два фронта.
Однако, внешняя политика СССР этого периода имела и множество отрицательных последствий и в целом задача предотвращения войны и создания системы коллективной безопасности была не выполнена.
Какую же оценку внешней политики Советского Союза можно дать, исходя из вышесказанного?
Как известно, Съезд народных депутатов образовал комиссию по политической и правовой оценке договора о ненападении, заключенного СССР и Германией 23 августа 1939 г., которую возглавлял член Политбюро, секретарь ЦК КПСС А.Н. Яковлев. Эта комиссия была призвана оценить правомерность заключения договоров 1939 г. и итоги внешней политики СССР перед Великой Отечественной войной в целом. Комиссия сделала следующие выводы, которые можно, на наш взгляд, считать наиболее верными и компромиссными для сегодняшнего состояния советской исторической науки.
В отличие от бытовавшей до сих пор официальной точки зрения, комиссия Съезда, основываясь на тщательном анализе документов того времени и свидетельствах еще живых очевидцев, пришла к однозначному заключению о том, что пакт от 23 августа 1939 г., договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г. и другие акты и договоры с Германией, в которых нашли свое выражение внешнеполитические устремления сталинского руководства, находятся в глубоком противоречии с ленинскими принципами международных отношений и нормам права, не отражали волю советского народа и народ не несет ответственности за тайные преступные сделки своего руководства, а вся тайная внешняя политика противоречит идеям мира и безопасности, провозглашавшимся СССР на внешней арене. Кроме того, "политика малых войн", в которую включился и Советский Союз, не может не вызывать осуждения со стороны мирового сообщества и последующих поколений. Несмотря на то, что в предвоенные годы Советским Союзом были сделаны значительные шаги в предотвращении угрозы войны, сталинская внутренняя политика геноцида по отношению к собственному народу получила свое отражение и в империалистических наклонностях, проявлявшихся при реализации внешней политики СССР, что свело все мирные инициативы нашего государства к нулевому результату.
Советская внешняя политика предвоенного времени носила противоречивый характер. Эта противоречивость объясняется своеобразием международной обстановки того времени и особенностями сложившейся в СССР бюрократической системы партийно-государственного руководства, которая пренебрегала нравственными критериями и критериями международного права в своей деятельности, в том числе внешнеполитической
Решающее значение в возникновении именно такой ситуации в международных отношениях, несомненно, имел Мюнхен.
Что касается внешней политики Советского Союза, то его руководство во главе со Сталиным на протяжении почти двух десятилетий исходило из тезиса о наличии угрозы со стороны капиталистического окружения. Хотя если иметь в виду наших непосредственных соседей, то никто из них в конце 30-х годов не был готов и не имел намерения воевать против Советского Союза.
В первую очередь необходимо отметить, что сама обстановка, сложившаяся на мировой арене к весне 1939 г., объективно способствовала тому, что Советский Союз не мог продолжать свою деятельность в одиночестве, и ему надо было позаботиться о своей безопасности, так как к весне 1939 г. вторая мировая война в своей локально - очаговой фазе была уже реальностью. В сложившейся военно-политической обстановке у СССР были три альтернативы: достичь военного соглашения с Францией и Англией; остаться в одиночестве; заключить договор с Германией. Наиболее выгодным представлялось англо - франко - советское соглашение о взаимной помощи, направленное против фашистской Германии. Оно привело бы к созданию единой антифашистской коалиции, эффективно послужило бы сдерживанию фашистских агрессоров и, возможно, воспрепятствовало бы развязыванию мировой войны.
Список использованных источников и литературы
1. Источники:
1. Документы внешней политики СССР.Т. XVI. - М., 1970. - 538 с.
2. Документы внешней политики СССР.Т. XXII. - М., 1991. - 369 с.
3. Документы и материалы кануна второй мировой войны, 1937 - 1939. - М., 1981. - Т.2. - 478 с.
4. Международные отношения и внешняя политика СССР. (Сборник документов). (1870 - 1957 гг.) / Сост. Л.А. Харламова. - М., 1958. - 318 с.
5. Мир между войнами: Избранные документы по истории международных отношений 1910 - 1940-х годов. - М., 1997. - 418 с.
2. Литература:
6. История международных отношений и внешней политики СССР / Под ред. В.Г. Трухановского. - В 3-х т. - 2-е изд. - Т.2.1939 - 1945 гг. / Ред. В.Б. Ушаков. - М., 1967. - 421 с.
7. История международных отношений и внешней политики СССР. - Т.1 / Ред. Г.В. Фокеев. - М., 1987. - 417 с.
8. Кантор К. Кентавр перед Сфинксом (германо-российские диалоги). - М., 1995. - 275 с.
9. Кирилин И.А. История международных отношений и внешней политики СССР. - М.: Междунар. отношения, 1986. - 482 с.
10. Максимычев И.Ф. Дипломатия мира против дипломатии войны: Очерк советско-германских дипломатических отношений в 1933 - 1939 годах. - М.: Международные отношения, 1981. - 288 с.
11. Наринский М.М., Филитов А.М. Советская внешняя политика в период второй мировой войны. Курс лекций по истории международных отношений (1939 - 1945 гг.). - М., 1999. - 513 с.
12. Нежинский Л.Н. Советская внешняя политика 1917 - 1945 гг. - М.: Междунар. отношения, 1992. - 328 с.
13. Россия и Германия в Европе / Сост. Б. Орлов, Х. Тиммерманн. - М., 1998. - 228 с.
14. Россия и Германия: Сб. статей. Вып.2. - М., 2001. - 293 с.
15. Сиполс В.Я. Внешняя политика Советского Союза 1936 - 1939 гг. - М.: Наука, 1987. - 482 с.
16. Советская внешняя политика в ретроспективе 1917 - 1991/Под ред.А.О. Чубарьяна. - М., 1993. - 410 с.
17. СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. - М., 1971. - 583 с.
18. Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938 - 1939: Пер. с нем. - М.: Прогресс, 1990. - 480 с.
19. Эррио Э. Из прошлого. Между двумя войнами 1914 - 1936 гг. - М., 1958. - 476 с.
20. Deutsch-russische Zeitenwende. Krieg und Frieden. 1941 - 1945/Hrsg. von H. - A. Jacobsen u. a. - Baden-Baden: Nomos Verlagsgesellschaft, 1995. - 789 S.
21. Groehler Olaf. Selbstmoerderische Allianz: Deutsch-russische Militaerbeziehungen 1920 - 1941. - Berlin: Vision Verl, 1992. - 280 S.
22. Kriege endem nicht im Frieden: Ein Arbeitsbuch Zum deutschen Ueberfall auf die Sowjetunion 1941 und die Folgen / Hrsg.: Dieter Bach. - Wuppertal: Hammer, 1991. - 154 S.
23. Leonhard W. Spurensuche: Vierzig Jahre nach die Revolution entlaesst ihre Kinder. - Witsch: Kiepenheuer Verlag, 1992. - 350 S.
24. Sie waren nicht nur Gegner: Deutsche&Russen in zwei Jahrunderten. - Erlangen: Straube, 1990. - 154 S.
[1]
История международных отношений и внешней политики СССР. - Т. 1 / Ред. Г.В. Фокеев. – М., 1987. – С. 124 – 128.
[2]
Россия и Германия: Сб. статей. Вып. 2. – М., 2001. – С. 36.
[3]
Максимычев И.Ф. Дипломатия мира против дипломатии войны: Очерк советско-германских дипломатических отношений в 1933 – 1939 годах. – М.: Международные отношения, 1981. – С. 36.
[4]
Международные отношения и внешняя политика СССР. (Сборник документов). (1870 - 1957 гг.) / Сост. Л.А.Харламова. – М., 1958. – С. 129.
[5]
Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938 – 1939: Пер. с нем. – М.: Прогресс, 1990. – С. 38.
[6]
Groehler Olaf. Selbstmoerderische Allianz: Deutsch-russische Militaerbeziehungen 1920 – 1941. – Berlin: Vision Verl, 1992. – S. 41.
[7]
Leonhard W. Spurensuche: Vierzig Jahre nach die Revolution entlaesst ihre Kinder. – Witsch: Kiepenheuer Verlag, 1992. –S. 61.
[8]
СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны. – М., 1971. – С. 128.
[9]
Россия и Германия: Сб. статей. Вып. 2. – М., 2001. – С. 52.
[10]
Документы внешней политики СССР. Т. XVI. – М., 1970. – С. 219.
[11]
Международные отношения и внешняя политика СССР. (Сборник документов). (1870 - 1957 гг.) / Сост. Л.А.Харламова. – М., 1958. – С. 162.
[12]
Международные отношения и внешняя политика СССР. (Сборник документов). (1870 - 1957 гг.) / Сост. Л.А.Харламова. – М., 1958. – С. 164.
[13]
Мир между войнами: Избранные документы по истории международных отношений 1910 - 1940-х годов. - М., 1997. – С. 172.
[14]
История международных отношений и внешней политики СССР / Под ред. В.Г. Трухановского. – В 3-х т. - М., 1967. – Т. 1. – С. 273.
[15]
История международных отношений и внешней политики СССР / Под ред. В.Г. Трухановского. – В 3-х т. - М., 1967. – Т. 1. – С. 274.
[16]
Максимычев И.Ф. Дипломатия мира против дипломатии войны: Очерк советско-германских дипломатических отношений в 1933 – 1939 годах. – М.: Международные отношения, 1981. – С. 122.
[17]
Мир между войнами: Избранные документы по истории международных отношений 1910 - 1940-х годов. - М., 1997. – С. 412.
[18]
Международные отношения и внешняя политика СССР. (Сборник документов). (1870 - 1957 гг.) / Сост. Л.А.Харламова. – М., 1958. – С. 125.
[19]
Мир между войнами: Избранные документы по истории международных отношений 1910 - 1940-х годов. - М., 1997. – С. 414.
[20]
Sie waren nicht nur Gegner: Deutsche&Russen in zwei Jahrunderten. – Erlangen: Straube, 1990. – S. 35.
[21]
Sie waren nicht nur Gegner: Deutsche&Russen in zwei Jahrunderten. – Erlangen: Straube, 1990. – S.38.
[22]
Sie waren nicht nur Gegner: Deutsche&Russen in zwei Jahrunderten. – Erlangen: Straube, 1990. – S. 40.
[23]
Kriege endem nicht im Frieden: Ein Arbeitsbuch Zum deutschen Ueberfall auf die Sowjetunion 1941 und die Folgen / Hrsg.: Dieter Bach. – Wuppertal: Hammer, 1991. – S. 42.
[24]
Мир между войнами: Избранные документы по истории международных отношений 1910 - 1940-х годов. - М., 1997. – С. 217.
[25]
Groehler Olaf. Selbstmoerderische Allianz: Deutsch-russische Militaerbeziehungen 1920 – 1941. – Berlin: Vision Verl, 1992. – S. 100.
[26]
Советская внешняя политика в ретроспективе 1917 – 1991 / Под ред. А.О. Чубарьяна. – М., 1993. – С. 204.
[27]
Кирилин И.А. История международных отношений и внешней политики СССР. - М.: Междунар. отношения, 1986. – С. 100.
[28]
История международных отношений и внешней политики СССР / Под ред. В.Г. Трухановского. – В 3-х т. - М., 1967. – 421 с. – Т. 1. – С. 173.
[29]
Кирилин И.А. История международных отношений и внешней политики СССР. - М.: Междунар. отношения, 1986. – С. 201.
[30]
История международных отношений и внешней политики СССР. - Т. 1 / Ред. Г.В. Фокеев. – М., 1987. – С. 107.
[31]
Кантор К. Кентавр перед Сфинксом (германо-российские диалоги). – М., 1995. – С. 103.
[32]
Международные отношения и внешняя политика СССР. (Сборник документов). (1870 - 1957 гг.) / Сост. Л.А.Харламова. – М., 1958. – С. 104.
[33]
Leonhard W. Spurensuche: Vierzig Jahre nach die Revolution entlaesst ihre Kinder. – Witsch: Kiepenheuer Verlag, 1992. – S. 106.
[34]
Нежинский Л.Н. Советская внешняя политика 1917 – 1945 гг. – М.: Междунар. отношения, 1992. – С. 105.
[35]
Документы внешней политики СССР. Т. XXII. – М., 1991. – С. 106.