В послевоенной деревне престиж механизатора был высоким. Бывшие фронтовики приобретали мирные профессии тракториста, комбайнера, шофера. Они были видными фигурами на селе. Их работа по сравнению с другими хорошо оплачивалась. Помимо основного заработка в колхозе или совхозе они всегда могли подработать на подворье односельчан. Это была уважаемая и престижная профессия.
С расширением на селе круга сельскохозяйственных специальностей, требующих среднего и высшего образования, самая массовая профессия тракториста-машиниста стала терять былую привлекательность. Кроме того, оплата на машинах повышалась медленно, а работа оставалась такой же тяжелой на старых, редко и плохо ремонтируемых тракторах, комбайнах и грузовых автомобилях.
Поставки техники для значительного числа хозяйств Нечерноземья не давали отдачи из-за нехватки кадров. В сельском хозяйстве этого региона констатировался факт «неполного использования средств из-за нехватки работников, особенно квалифицированных». В 60-е гг. в России на каждые 100 вновь пришедших трактористов выбывало 84.
Значительный отток населения способствовал тому, что в сельском хозяйстве Нечерноземья возник острый дефицит трудовых ресурсов. В 1967 г. в Северо-Западном и Центральном районах уровень трудовой нагрузки на одного трудоспособного колхозника в год составлял соответственно 2007,7 и 1462,7 человеко-часов при среднереспубликанском уровне 1220,1 человеко-часов. По отношению к уровню России это составляло: в Северо-Западном районе – 164,6%, Центральном – 119,9%. Обеспеченность колхозов этих районов трудовыми ресурсами была всего 60,8 и 83,4% от уровня России. В 1972 г. трудовая нагрузка на одного работающего колхозника в год составляла для Северо-Западного района – 2148 человеко-часов, Центрального – 1824, Волго-Вятского – 1332, что в процентах к России соответственно – 139,7, 118,6, 86,6, а к стране – 157, 133, 97.
Колхозы и совхозы зоны хуже были обеспечены механизаторскими кадрами, чем хозяйства других районов РСФСР. В Калининской области за 1968–1970 гг. было подготовлено свыше 9,5 тыс. трактористов, общее их число увеличилось за это время на 200 человек. До трети специалистов сельского хозяйства Калининской области покинули колхозы и совхозы в 1969–1971 гг., из них около 28% – по собственному желанию, около 40% – в связи с уходом в ряды армии, 25% – в связи с замужеством. В результате в области не хватало свыше 3,6 тыс. трактористов. Вследствие низкой квалификации, дефицита механизаторов затягивались сроки сельскохозяйственных работ, велики были простои техники. В некоторых хозяйствах Калининской области в период уборки урожая простаивало до 20% тракторов.
Если в среднем по колхозам и совхозам Российской Федерации в-1974 г. на 100 тракторов приходилось 133 тракториста-машиниста, то в Нечерноземной зоне 116 человек. Менее одного тракториста-машиниста на трактор имела третья часть колхозов и совхозов зоны, а в Архангельской, Калининской, Костромской областях – 60–70% хозяйств. За 1971–1973 гг. численность трактористов-машинистов, работающих в колхозах и совхозах зоны, увеличилась только на 9 тыс., в то время как подготовлено их было за эти годы 247 тыс. человек.
В 1970 г. на 100 тракторов приходилось в колхозах страны 160 трактористов и комбайнеров, в 1976 г. – 144, в совхозах соответственно – 125 и 116. За этими средними данными скрывается большое разнообразие по регионам. На Украине в 1975 г. на 100 тракторов имелось 183 тракториста, в Белоруссии – 148, в Центральном Черноземье – 147, а в Нечерноземье России – 114. В Калининской, Смоленской, Костромской, Псковской, Рязанской областях в 1976 г. механизаторов имелось значительно меньше, чем тракторов. В Калининской области в апреле 1976 г. на 100 тракторов приходилось 90 механизаторов, а в колхозах Нелидовского района – 63. Вследствие этого в 40% совхозов и колхозов региона простаивала техника. Наибольшее количество таких хозяйств было в Калининской области (76%), Смоленской (74), Новгородской (73), Псковской (72), Тульской (66), Калужской (58), Владимирской (57%).
Многие колхозы и совхозы не были обеспечены механизаторскими кадрами даже для работы в одну смену. Обеспеченность трактористами-машинистами на 100 тракторов в Нечерноземье снизилась со 114 в 1974 г. до 100 в 1982 г., а количество областей и автономий, не имевших трактористов на каждый трактор, увеличилось с 6 до 15. В их числе Рязанская, Новгородская области, где на 100 тракторов приходилось 85 трактористов, Калининская – 83, Тульская – 81, Смоленская – 80, Псковская – 80. В Орловской области в колхозе им. Фрунзе Ливенского района в конце 1980 г., на 34 трактора было 12 трактористов, в колхозе «Первое Мая» Свердловского района на 70 тракторов – 19 трактористов, в колхозе «Заветы Ленина» Верховского района на 60 тракторов – 20 механизаторов. Если в конце 70-х гг. таких хозяйств насчитывалось 39%, то в начале 80-х гг. – половина.
Шестая часть кадров механизаторов в 80-е гг. ежегодно оставляла колхозы и совхозы Нечерноземья. Во Владимирской, Рязанской, Свердловской областях, Марийской автономной республике этот (показатель был еще выше – до 20% работников этой категории покинули село. Дефицит сельскохозяйственных рабочих в совхозах республики Коми в 1980–1983 гг. составлял 16%».
Не всегда оправдывался расчет на лучшую жизнь в других местах. Но поиски высокооплачиваемой и нормированной работы в городе толкали людей к переезду. Из села Студенки Ряжского района Рязанской области тракторист В.И. Тараскин писал в 1963 г. в «Сельскую жизнь»: «Почему люди уезжают из нашего колхоза? Артель считается по всем показателям средней по району. Земли 3 тыс. га. Доход в 1962 г. был 200 тыс. руб. Есть у нас своя электростанция, построен хороший клуб, в котором есть и библиотека. Есть своя восьмилетняя школа, медпункт. И, несмотря на это, за последние 2 года уехало несколько семей. Большинство мужчин имели специальности тракториста, комбайнера, шофера. Они устроились по своей специальности в городах. Это происходит из-за низкой оплаты труда в нашем колхозе (125 руб. в страду у тракториста), низкой организации труда: нет условий для ремонта техники».
Дефицит кадров в Нечерноземье пытались покрыть путем общественных призывов, объявляя Нечерноземье «Делом рук молодых», «Ударным фронтом», «Второй целиной». Подъем целины повлек за собой заколоченные дома в деревнях России, заброшенные пашни, изломанные судьбы:
«Говорят, платки – разлука,
Я нарочно вышью два.
Не платки нас разлучают –
Чужедальня сторона». Целина обернулась для Нечерноземья невосполнимыми потерями в производстве и населении. Объявив вымирающую деревню нечерноземной полосы зоной бедствия, государство старалось привлечь сюда общественное внимание. Но второй целины не случилось.
После окончания школы многие выпускники связывали свою жизнь с селом. Но не навсегда, а до очередного оргнабора, стройки Сибири или Севера. В 1965 г. в Вологодской области остались работать в деревне 6 тыс. юношей и девушек, уехало 2 тыс. Молодежь стремилась приобрести иные профессии, получить перспективы лучшей жизни. Большинство работников сельского хозяйства в то время – разнорабочие, не имевшие определенной специальности. Как показывают годовые отчеты колхозов, в 1966 г. было принято на работу в хозяйства Калужской, Тульской и Московской областей всего 345 человек, окончивших в том году среднюю школу, и 1128 подростков до 18 лет, окончивших восьмилетние школы. В 1969 г., на работу в колхозы этих областей приняли 295 человек со средним и 494 – с неполным средним образованием. Во Владимирской области из 11,4 тыс. человек, окончивших общеобразовательную школу в 1966 г., лишь 20% остались работать на селе. Из них поступили в СПТУ – 733 человека, в сельскохозяйственные техникумы и институты – 475 человек, остались работать в колхозах и совхозах 550 человек.
Прославившиеся на всю страну починами молодежи по подъему сельского хозяйства Костромская область («С аттестатом зрелости, с комсомольской путевкой – на вторую целину!» 1976 г.) и Кировская область («С комсомольской путевкой, с аттестатом о среднем образовании – в животноводство», 1979 г.) привлекли в аграрный сектор значительное число молодых людей, закончивших полную среднюю школу.
Молодежные отряды из выпускников школ формировались по всему Нечерноземью. В Ярославской области в 1982 г. 234 юноши и девушки остались работать в сельском хозяйстве, в 1983 г. – еще 424. За 1981–1985 гг. в колхозы и совхозы Нечерноземья пришли работать 640 тыс. молодых людей. Через несколько лет из них не оставалось и половины. Среди молодых животноводов текучесть кадров достигла 80%,
Молодежь все больше и больше стремилась уехать из села. Перспектива обновленной жизни была так далека, что молодые люди предпочитали любую работу в другом крае, за исключением родного дома. Свои трудовые будни один механизатор описывает так: «Хлеб… Когда после долгого рабочего дня вывалишься из пыльной, раскаленной кабины ДТ, – не до концертов. Упадешь возле дороги на кучу соломы – в голове звон, на зубах земля скрипит»
Негативными моментами в свой работе механизаторы считали неограниченный рабочий день, низкий заработок и тяжелый труд. Эти же причины заставляли многих из них покидать сельскую местность. Каждый пятый из опрошенных механизаторов, работавших в Нечерноземье (Псковская, Владимирская, Орловская области, Марийская АССР), отвечая в 1978 г. на вопрос анкеты; «Как изменились Ваши условия труда за последние 3–5 лет?» – отметил их ухудшение. Лишь шестая часть опрошенных механизаторов Поволжья пожелали детям избрать их специальность. Среди выпускников средних школ, желавших овладеть профессией тракториста-машиниста, процент оказался еще меньше».
Профессионально-технические училища, ставшие с 1969 г. средними, ежегодно выпускали тысячи механизаторов широкого профиля. В 70–80-е гг. СПТУ России готовили в год 700–800 тыс. трактористов-машинистов, комбайнеров, водителей автомобилей, Но лишь немногие из выпускников связывали свою дальнейшую жизнь с сельским хозяйством. Эти профессии давали возможность трудоустройства в городе, что дл£ большинства было предпочтительнее. Фактически сельские профтехучилища, призванные готовить кадры для колхозов и совхозов, осуществляли подготовку молодых специалистов массовых профессий для города. Около 120–150 тыс. выпускников сельских ПТУ страны ежегодно поступали на работу в любые отрасли народного хозяйства, но не в колхозы и совхозы.
Выпуски из СПТУ наращивались, а число механизаторов в деревне увеличивалось незначительно. Конечно, немалая вина здесь и системы профтехобразования. Большинство ПТУ было размещено в городах.
В 1973 г. почти половина сельских районов, в России особенно, их не имела. Так, в 21 районе Калининской области и в 27 районах Кировской области сельских ПТУ не было
Приехав и пожив в городе, немногие потом хотели вернуться обратно. Кроме того, условия жизни и учебы на новом месте часто оказывались еще хуже колхозных и, не закончив обучение, молодежь навсегда уезжала в другие города, па стройки народного хозяйства. Учащиеся СПТУ №8 города Горбатов на Оке Павловского района Горьковской области в 1975 г. писали в «Сельскую жизнь»: «Учимся мы в училище, живем в общежитии, где не создано самых обычных условий для отдыха. Горячей воды нет, нет и сушилок. Спецодежда и обувь всегда мокрые, потому учащиеся всегда болеют. В комнатах холодно, спим одетые. В свободное время делать нечего, игр настольных никаких. Заработанные на практике деньги частично передаем училищу, а его благоустройство не улучшается».
Неудивительно, что немного находилось желающих учиться в училище г. Горбатов на Оке. При этом Горьковская область испытывала острейший дефицит механизаторских кадров. За 70-е гг. сельское население области сократилось на 200 тыс. человек. На 100 тракторов приходилось менее 80 механизаторов. А прибывшие после окончания СПТУ молодые специалисты не могли найти работу по полученной профессии. Многие из них были вынуждены оставить село. Из колхоза им. М. Горького Шиловского района Горьковской области механизаторы писали в 1975 г. в «Сельскую жизнь»: «Повсюду слышим, что молодежь, в частности выпускники СПТУ, не хотят оставаться в колхозе. Как же оставаться, когда к нам относятся невнимательно. Обижают и в оплате, и в устройстве на работу. Уходят не потому что не хотят трудиться на селе, а главным образом потому, что не видят заботы и внимания».
Хозяйства Нечерноземья стабильно испытывали дефицит сельскохозяйственных кадров всех специальностей. Работа на трудоемких производствах ни для кого не была привлекательна, поэтому здесь дефицит был особенно велик. И поправить его пытались даже путем привлечения молодых механизаторов-выпускников СПТУ. Из совхоза «Зарайский» Пучежского района Ивановской области тракторист-машинист Г. Сеньков писал в 1975 г. в «Сельскую жизнь»: «Стать механизатором было моим давним желанием. Позади учеба в СПТУ. Направили меня в совхоз «Зарайский». В этом хозяйстве живут мои родители. Из совхоза в СПТУ был запрос – нужны трактористы. Приехали я и мои товарищи на место работы и вместо тракторов нам выдали вилы и лопаты грузить мешки, сено, солому. Мы просили работу по специальности, ответ один – нет тракторов. Зачем было учиться, грузить мешки можно без образования».
Рассказанная в письме ситуация достаточно типична. В какой-то степени она объяснима. При остром дефиците рабочей силы руководители хозяйств, прежде всего, заботились о выполнении плановых заданий и, следовательно, распределяли кадровое пополнение в интересах производства. С точки зрения образования, престижа профессии использование квалифицированных кадров на ручных работах нерационально.
Но на это толкало отсутствие рабочих. И для хозяйства в какой-то степени это был выход из положения.
Но нередко бывало и так, что прибывшее пополнение механизаторов вовсе не использовалось в сельскохозяйственном производстве. Из колхоза «Верный путь» Ковровского района Владимирской области трактористы писали (1975 г.): «По направлению колхоза мы учились в Сарыевском СПТУ-13 в 1974–1975 гг., затем проходили практику, сдали госэкзамен и прибыли на работу в родное хозяйство. Но, увы, нам не рады. Председатель заявил, что трактористы не нужны. Мы гуляли всю зиму и не знаем, когда будет конец. Зря, выходит, учились. Мы любим сельское хозяйство, родители с ним всю жизнь связаны. Да и просто бездельничать невыгодно. Ведь нужно и поесть, и одеться, мы не маленькие, чтоб жить за родительский счет, нам по 17 лет. Машины в колхозе есть, а управляют ими люди без специального образования.
Дефицит рабочих рук на селе Нечерноземья оставался огромным. С годами он все более обострялся. Немногие передовые хозяйства, имевшие высокие производственные показатели и предлагавшие своим работникам хорошие условия труда и жизни, решали свои кадровые проблемы. Они широко практиковали обучение молодежи за счет колхозов и совхозов в профтехучилищах, техникумах и вузах, проводили переподготовку кадров в хозяйствах. Но для большинства – проблема оказалась неразрешимой. Усугубляло такое положение и зачастую равнодушное отношение руководителей хозяйств к кадровому пополнению. Производственные проблемы закрывали и социальные, и бытовые, и культурные, и просто человеческие.
Энерговооруженность труда – важнейший показатель развития производства. Уровень электрификации большинства колхозов Нечерноземья оставался низким. В Калининской области к концу 50-х гг. было электрифицировано 39% колхозов, в Ярославской, Ивановской и Рязанской – 52–59, Калужской, Тульской, Владимирской – 61–70, в Московской – 97%. Большая часть электроэнергии шла на освещение, 45% ее направлялось на производственные нужды. В 1965 г. сельское хозяйство потребляло только 4% электроэнергии, вырабатываемой в стране, в том числе 2% – на производственные цели, а 12% колхозов не пользовались ею даже для освещения,
За 1965–1983 гг. потребление электроэнергии на производственные нужды в хозяйствах Нечерноземья возросло с 1,4 млрд. квт. час. до 12,8 млрд. квт. час. Энерговооруженность труда в регионах возросла в 12 раз. Уже в 1970 г. государственная статистика зафиксировала: практически все совхозы и колхозы России (99%) использовали электроэнергию для производственных целей. В действительности немало оставалось неэлектрифицированных ферм, скотных дворов и птичников, многие деревни были без света. Доярки колхоза «Красный луч> Чуковского района Рязанской области в 1970 г. писали в «Сельскую жизнь»: «Наше руководство не приняло мер к освещению фермы и дойку проводим наощупь, а это влияет на гигиену молока, создает трудности в работе. Да и дома сидим без света, с керосиновой лампой – коптилкой. Школа наша также без света. В деревне осветили только 7 домов, к остальным поставили и положили столбы, которые уже гниют».
Нередко линия электропередач находилась в аварийном состоянии. Населенные пункты электроэнергией практически не пользовались. А статистика включала их в стопроцентный охват. «Пять лет существует у нас государственная электролиния, но пользуемся мы ею только в тихую погоду, – говорится в письме тружеников колхоза «Россия» Ветлужского района Горьковской области (1971 г.). – Как подует ветер, линию отключают, т.к. провода провисли, а натянуть их некому. На ферме 12 доярок вручную доят 180 коров».
К 1970 г. статистика зафиксировала немалые успехи в области механизации основных производственных процессов в животноводстве. Уровень механизации в совхозах был несколько выше, чем в колхозах. Животноводческие фермы, переведенные на механическое доение коров, а совхозах составили: в Волго-Вятском районе – 65%, Центральном – 76%, Северо-Западном – 85%; на механизированное водоснабжение переведено 93–95% совхозных ферм; раздача кормов была механизирована в половине, а очистка помещений от навоза в 80% совхозных ферм. На колхозных животноводческих фермах доение коров было механизировано в Волго-Вятском районе – на 43%, Центральном – на 64%, Северо-Западном – на 73%; водоснабжение было механизировано на 92%; раздача кормов – в Центральном и Волго-Вятском районе – на 27%, Северо-Западном – на 42%; очистка помещений от навоза – на двух третьих всех ферм. Стрижка овец в совхозах и колхозах Нечерноземья была механизирована на 10–15%. По большинству показателей механизации совхозы и колхозы региона опережали российские (кроме стрижки овец). Проводившиеся проверки рабочей готовности животноводческих ферм рисовали иную картину. Так, по России в 1970 г. не работало 10% мест для крупного рогатого скота с комплексным обслуживанием, что составляло 200 тыс. скотомест; 6% мест для проведения механической дойки коров (400 тыс.); 3% мест с механизированным удалением навоза (200 тыс.); 3% мест с механизированной подачей воды (500 тыс.); 7% мест с механизированной раздачей кормов (200 тыс.). Таким образом, только из-за неисправностей оборудования 600 тыс. коров аз 20,6 млн. стада (3%) доили вручную. Около 1,5 млн. голов крупного рогатого скота из 51,6 млн. стада, или 3% так или иначе обслуживались вручную. И это только вследствие неисправностей оборудования.
Статистика спешила. Для многих и многих ферм, определенных в различные разряды с той или иной механизацией, это оставалось далекой перспективой. Из совхоза «Вехно» Псковской области работники писали (1977 г.): «Работаем мы на животноводческом комплексе операторами машинного доения. Судя по названию фермы, все должно быть механизировано. У нас же сплошь и рядом – ручной труд. Раздаем комбикорма, чистим коров и кормушки, молоко носим, солому раздаем – все вручную, хотя считается, что комплекс полностью механизирован. Механизация должна быть, а ее нет» Таких писем тысячи.
Подавляющее большинство работников животноводческих ферм женщины. Свыше половины при проведенном в 70-е гг. опросе оценили условия своего труда как негативные, имея ввиду при этом и производственные и санитарно-гигиенические. Механизация животноводческих ферм, проведенная по одному из направлений производственного процесса, оставляла другие – для ручного труда. Механизировано доение коров, вручную разносили воду и убирали навоз. Механизирована уборка навоза, а доили вручную. Механизировали подачу воды, убирали навоз и доили руками. Не говоря уже о неработающих транспортерах для раздачи кормов. Такого рода комбинации – сочетания механизированного и ручного труда колхозы и совхозы составляли постоянно, Удобный статистический прием – по одному из показателей механизации – где данные в том числе и приписанные и планируемые уже выдавались за реально существовавшие – закрывал истинное положение и рисовал вполне оптимистическую картину отрасли. А в жизни животноводство оставалось тяжелым, ручным, а иногда исключительно ручным трудом. Уровень механизации в этой отрасли повышался крайне медленно. Отметим, что механизация доения коров снижает затраты труда на производство 1 ц молока на 15%, а механизация только удаления навоза – лишь на 2,4%. Применение комплекса машин на фермах обеспечивает снижение трудоемкости продукции на 30–35%.
В конце 50-х гг. в животноводстве механическая дойка коров составляла 3–5% по всему поголовью скота (до 28% в колхозах Московской области), водоснабжение на фермах – от 30 до 50%. В 1973 г. на фермах крупного рогатого скота в колхозах и совхозах зоны с комплексной механизацией производственных процессов было размещено 15% скота. На большинстве скотных дворов преобладал тяжелый ручной труд. Из совхоза «Стрельниковский» Бабынинского района Калужской области в 1973 г. доярка Е.И. Цурина писала в «Сельскую жизнь»: «Мы работаем в очень тяжелых условиях. Скотный двор совершенно непригоден для дойного стада, очень холодный и неудобный. Доим до сих пор еще вручную, корма носим на руках, воды теплой нет. Работу в выходные дни нам не оплачивают».
Треть поголовья свиней была размещена в животноводческих фермах с комплексной механизацией производственных процессов. А остальные 70% поголовья примерно так. Письмо из колхоза «Красный льновод» Некоузского района Ярославской области от свинарки В. Старушкиной (1975 г.): «Свиноферма у нас племенная, выращиваем молодняк до 2 месяцев, а условия ужасные. Помещение худое, сквозь крышу, где стоят матки, в непогоду льет дождь. Отремонтировали зимой паровое отопление, но оно ни дня не работало. Выгон для свиней не огорожен – весной животные потравили 18 га овса, а обвинили нас, свинарок. Навоз, скопившийся у свинофермы, не отвозят уже года четыре. Тонут в этой жиже и животные и люди». Неудивительно, что среди негативных факторов, отмеченных животноводами при опросах, «а первом месте был назван «тяжелый труд», далее «неограниченный рабочий день» и «низкий заработок». Все три фактора, характеризующие труд в этой отрасли, действовали на протяжении 70–80-х гг. К концу 70-х гг. лишь пятая часть работников животноводства совхозов России работала на механизированных фермах, 14% животноводов трудились вручную при машинах и механизмах, а 62% – исключительно вручную.
Механизация в животноводство внедрялась очень медленно. Лишь статистика постепенно улучшала показатели: к 1985 г. комплексная механизация труда фиксировалась на половине ферм крупного рогатого скота, двух третьих свиноводческих и четырех пятых птицеводческих ферм». Данные единовременного учета Госкомстата СССР (1985 г.) скорректировали статистический оптимизм. Оказалось, что в целом по стране ручным трудом было занято 70% животноводов. По результатам опроса общественного мнения, проведенного в 1986 г. газетой ^Известия», степень механизации ферм неудовлетворительно оценили в Нечерноземье 42% опрошенных, в других районах – Украина, Северный Кавказ, Грузия, Молдавия – 17%, режим труда в животноводстве соответственно 28 и 12%. В Российской Федерации даже в лучших в то время по производству молока Ленинградской и Московской областях уровень комплексной механизации ферм не достигал 90%. в Тульской области раздача кормов была механизирована лишь на 40%. в Калининской, Брянской и ряде других еще меньше. Из 636 тыс. операторов машинного доения лишь четверть была освобождена от раздачи кормов и уборки помещений.
И даже если ферма попала в разряд комплексно-механизированных, это еще не означало отсутствие на ней тяжелого ручного труда. Из всех доильных установок на фермах России 85% были устаревших конструкций и работавшие на них доярки вынуждены были вручную переносить доильные ведра с молоком. Выборочное обследование списания техники в колхозах и совхозах, проведенное ЦСУ СССР, показало, что срок службы доильных установок составлял 8 лет, вместо положенных 6 лет по нормативам. До 20% доильных установок, числившихся в колхозах и совхозах России, по различным причинам не работало. И это при остром дефиците аппаратов. Промышленность удовлетворяла лишь половину заявок колхозов и совхозов. Молокопроводом было обеспечено 13% ферм. Причем, как показали проверки, и эти данные были завышены. На многих фермах механизмы вышли из строя, и работы выполнялись вручную. Письмо в «Сельскую жизнь» от доярки А.И. Жаровой из колхоза «Рассвет» Мещовского района Калужской области, написанное в 1977 г.: «Год назад у нас открылся новый животноводческий комплекс с полной механизацией. Да вот механизация отказала при первых заморозках. Сейчас все делаем вручную. И никому нет дела»
Квалификация животноводческих кадров была низкой. Производство не побуждало к ее повышению. Немеханизированные фермы, а их было большинство, принимали любых работников. Специальность приобреталась в процессе работы. Работники часто менялись, оставался лишь неизменным тяжелый ручной труд: низкооплачиваемый, без выходных и праздников, с трехразовой дойкой, первая из которых приходилась на 4 утра.
Лучшие колхозные и совхозные фермы с комплексной механизацией требовали квалифицированное кадровое пополнение. Молодежь неохотно оставалось в селах Нечерноземья. Старые кадры животноводов зачастую не справлялись с управлением современной техники. Самооценка работников ферм Нечерноземья такова: лишь 10% животноводов совхозов считали свою квалификацию достаточной. Остальные нуждались в дополнительной подготовке, из них имели возможность учиться 50%. Сельские профтехучилища давали 10% квалифицированного пополнения в этой отрасли. Такова была реальность конца 70-х гг. Реальность лучших и средних по своим показателям совхозов. Остальные для немеханизированного труда привлекали имевшиеся старые кадры, таким образом решая или не решая производственные задачи.
Дефицит кадров для животноводства оставался значительным. Главной причиной этой обострявшейся проблемы были тяжелые условия труда. В Псковской области в середине 60-х гг. доение коров было механизировано на треть, раздача кормов для крупного рогатого скота – на 7%, водоснабжением было обеспечено 60% ферм, уборка на скотных дворах и свинофермах механизирована на 19%. К концу 70-х гг. механическая дойка коров осуществлялась на большинстве ферм (96%), но раздача кормов на фермах крупного рогатого скота была механизирована на 47% фермах, уборка помещений – на 69%. Сельские будни выглядели так: Колхоз им. Ленина Пыталовского района Псковской области. Бригада №4. Деревня Поповка. «Осень, льют дожди. Температура даже днем ниже 0. Стадо коров в 80 голов стоит ночью под открытым небом по колено в грязи. Тут же и механизированная дойка. Доярки вынуждены холодной водой здесь же на улице под дождем, на ветру мыть бидоны под молоко, доить коров». Такого рода механизация была на значительном количестве ферм. Неудивительно, что желающих работать в животноводстве становилось все меньше. В 80-е гг. дефицит доярок в Псковской области оказался свыше 1 тыс. работников.
В Калининской области к середине 60-х гг. водоснабжением была обеспечена лишь половина животноводческих помещений, доение коров механизировано на треть. Практически отсутствовала механизированная раздача кормов и уборка помещений. Прошло 20 лет, но механизация слабо входила в жизнь калининской деревни. На фермах крупного рогатого скота раздача кормов была механизирована на 25%, на свинофермах – на 50%, удаление навоза – на 60 и 73%. Доярки колхоза «Возрождение» Селижаровского района Калининской области писали в «Сельскую жизнь» (1977 г.): «Хотим рассказать о наших трудностях. Доим мы руками, навоз убираем тоже. Летом еще приходится косить для телят. Так что все одними руками делается. А теперь еще и нет воды. Носим воду из ям на плечах. А нашему начальству заботы нет». По-прежнему не хватало средств, качественной техники, кадров. В Калининской области дефицит животноводов в 80-е гг. составил 1,6 тыс. человек. Из работавших на фермах 10,8 тыс. доярок – старше 40 лет, 3 тыс. – в возрасте от 30 до 40 лет, и только 1,7 тыс. молодые люди в возрасте до 30 лет.
В Кировской области в 80-е гг. доение коров было механизировано на 94%, уборка помещений на фермах крупного рогатого скота – на 80%, на свинофермах – на 76%. Оказалось, что животноводы 11% крупного рогатого скота и 9% свиней обслуживали вручную (вместе это около 180 тыс. голов). Неудивительно, что дефицит кадров ежегодно возрастал. В Кировской области к 1988 г. не хватало 1,5 тыс. доярок, 35 тыс. коров по очереди доили пенсионеры и горожане. Среди работниц ферм лишь 22% доярок моложе 30 лет, половина работавших женщины старше 40 лет, а 4% – пенсионеры. Все меньше и меньше оставалось на селе молодежи, особенно для работы в животноводстве. Все большее число навсегда покидало деревни. Ежегодно до 80% молодых животноводов оставляли свою работу, а часто и свой дом.
В России из-за нехватки штатных доярок на фермах более 1 млн. коров (из 16 млн.) доили привлеченные люди – горожане, работники других сельскохозяйственных профессий, пенсионеры. Из деревни Сетка Веневского района Тульской области жители писали в «Сельскую жизнь» (1981 г.): «На фермах грязь по колено. Здесь же отливают молоко. Спецовок нет. Порой не бывает света в помещениях. Группа коров регулярно не доится, сегодня – одни, завтра – другие, а то и совсем доить некому. Учет труда плохо поставлен, оплата низкая. Вследствие чего народ уходит из колхоза. У нас такая бесхозяйственность да еще в 100 км от Москвы». Бесперспективность гнала людей из села.
Проблема дефицита сельскохозяйственных кадров во многих регионах решалась за счет городских рабочих, специалистов, студентов, учащихся школ, техникумов, профтехучилищ, а иногда и пенсионеров.
Причем количество привлекаемых работников из года в год возрастала. Привлекаемые рабочие использовались, прежде всего, на выполнении трудоемких и мало механизированных работ.
Не единичны случаи, когда предприятия выделяли рабочую силу на длительные периоды времени, а иногда и постоянные коллективы горожан трудились в сельском хозяйстве. В торжокских хозяйствах Калининской области в 1980–1981 гг. работали 13 хозрасчетных механизированных звеньев промышленных предприятий. За ними было закреплено 310 га льна, 984 га картофеля, 1386 га многолетних трав. Каждому коллективу было разработано хозрасчетное задание по производству продукции. Звено завода полиграфических красок трудилось в колхозе «Коммунар». За ним было закреплено 95 га картофеля, где они планировали получить урожай по 120 ц с га.
Для ознакомления с сельской жизнью с будущими механизаторами-горожанами были проведены семинары по изучению передового опыта возделывания льна, картофеля, трав, высокопроизводительного использования техники. Увеличение числа горожан, работавших в сельском хозяйстве, привело к строительству в малых поселениях специальных жилых помещений.
Организация труда во многих хозяйствах была поставлена плохо и увеличение кадрового состава колхоза или совхоза не всегда являлось залогом хорошего урожая, высоких производственных показателей.
Многие промышленные предприятия решали проблему обеспечения продовольствием своих рабочих, создавая подсобные хозяйства или принимая долевое участие в уже имевшихся совхозах или колхозах. Так, в объединении «Коминефть» работал трест, в состав которого входили четыре совхоза, птицефабрика, тепличное хозяйство, машинно-мелиоративная станция. В 1981 г. в расчете на одного работника объединения они произвели 286 кг молока, 75 кг мяса, 178 кг картофеля, 40 кг овощей, 864 шт. яиц.
В 1989 г. отвлечения рабочих и служащих от их основной деятельности составили 86,3 млн. человеко-дней. Это равнозначно тому, что ежедневно в производстве по основному месту работы не участвовало 300 тыс. человек. Затраты предприятия и организаций на выплату сохраняемой по месту основной работы заработной платы рабочим и служащим составили 0,8 млрд. руб. Свыше 40% привлекаемых работников направлялись на сельскохозяйственные работы.
В истории советской деревни отмечается несколько примеров привлечения городских жителей на подъем сельского хозяйства. Было это и в 30-е гг., знала их и послевоенная деревня. Дефицит кадров вынуждал деревню 80-х гг. вновь обращаться к городу. Откликались на призывы «помочь своим трудом сельскому хозяйству» немногие. К середине декабря 1982 г. в России в сельскую местность переехало 4,1 тыс. человек.
В 80-е гг. была предпринята попытка привлечения населения в сельские местности Нечерноземной полосы России. Она была обращена ко всем желающим жить и работать в деревне. Газета «Комсомольская правда» и журнал «Крестьянка» под рубрикой «Выбираю деревню на жительство» публиковали адреса нуждавшихся в кадровом пополнении хозяйств, привлекая некоторые городские семьи на жительство в отдаленные, заброшенные деревеньки с пустующими домами и заколоченной школой. Социологические исследования показали проявленный интерес некоторыми городскими жителями, бывшими селянами, к переезду в деревню. Была такая частушка:
«
Не будет ли дождя?
Что-то стала принаскучивать
Чужая сторона».
Часть сельских мигрантов не адаптировалась к условиям городской жизни и возвращалась в сельскую местность.
Обследования, проведенные в 70-е гг. в Вологодской области, показали, что более 60% переселенцев из городов – это бывшие селяне Вологодской области. Решения о переселении обратно в деревню половина из них приняла в течение первых 5 лет жизни в городе. В основном миграция в деревню мотивирована «улучшением жилищных условий» (40% опрошенных), «переезд к родным» (16%), «стремление жить в деревне» (12%).
С ростом образования уменьшалось стремление жить в деревне, меньшую роль играла заработная плата как причина переселения. По возрастному составу большинство переселенцев из города составляли лица 30–39 лет (46%), 20–29 лет (26%) и 40–49 лет (24%). Большинство имело стаж работы более 10 лет (67%), в том числе 15 лет – 38% опрошенных. 45% глав семей имели образование в объеме неполного среднего и выше. Почти половина переселенцев в деревню имела 3 и более детей. По профессиональному составу преобладали трактористы и шоферы (40%), столяры и плотники (13%), разнорабочие (15%).
Лучше приживались в деревне сельские жители, побывавшие в городских условиях жизни и вернувшиеся на родину. Они стремились навсегда обосноваться в сельской местности:
«Эх, надоели мне бараки,
Надоели коечки,
А ещемне надоело
Ездить по вербовочке».
Желающих переехать на постоянное местожительство в деревню было немного. За 1986–1988 гг. нечерноземное село приняло 30 тыс. новоселов.
Тяжелый сельскохозяйственный труд в колхозах и совхозах приносил незначительную прибавку в бюджет семьи. Особенно это касалось колхозников, работавших за трудодни. В послевоенной деревне нередко на них выдать было просто нечего. В деревнях Архангельской-области родилась частушка:
«Колхознички,
Бодры пташечки –
Разделили урожаи
По чайной чашечке».
В 1940 г. в России было свыше 39% колхозов, выдававших на трудодень меньше 1 кг зерна, ав 1947 г. – таких колхозов было 70%. Количество распределяемого по трудодням картофеля снизилось в 1947 г. почти в три раза по сравнению с 1940 г., а выдача на трудодень уменьшилась в 2,5 раза. В 1947 г. во Владимирской области треть колхозов не выдали на трудодень зерна вообще, в Великолукской области – 21%, в Ивановской – 14, в Смоленской – 13, в Рязанской – 12, в Калужской – 11% не выдавали колхозникам зерно. Свыше половины колхозов Костромской и Калужской областей выдали до 300 г. хлеба на трудодень, в Брянской, Горьковской в Смоленской областях таких хозяйств было свыше 40%, в Великолукской, Владимирской, Ивановской, Рязанской областях и Мордовии – свыше 30%.
К концу первой послевоенной пятилетки удельный вес хозяйств с низкой оплатой трудодня был велик. В 1950 г. на трудодень до 60 коп. выдавали около 40% колхозов, менее 1 кг зерна – 50%. Были и такие колхозы, где на трудодень в отдельные годы не давали ничего, особенно в районах Запада, Северо-запада, Центра, т.е. в районах, большая часть которых подверглась оккупации.
В марте 1956 г., правительство страны приняло постановление «О ежемесячном авансировании колхозников и дополнительной оплате труда в колхозах», по которому колхозам рекомендовалось в соответствии с решением общих собраний выдавать колхозникам в течение года авансом не менее 25% денежных доходов, фактически полученных от всех отраслей общественного хозяйства, и 50% денежных средств получаемых в виде авансов по контрактации, закупкам и обязательным поставкам сельхозпродукции. Чтобы обеспечить гарантированную ежемесячную оплату труда колхозников, колхозы стали создавать переходящие денежные и продовольственные фонды. Уже в 1956 г. 40% колхозов применяли ежемесячное и около 30% ежеквартальное авансирование. С 1957 г. передовые колхозы страны стали постепенно переходить на гарантированную оплату труда.
До середины 60-х гг. господствовал так называемый остаточный принцип формирования фонда оплаты труда, а также нерегулярная выплата заработка колхозникам. Так, в 1964 г. четверть колхозов авансировала колхозников менее 6 раз в году.
Постановлением правительства от 1 июля 1966 г. была введена гарантированная оплата труда – деньгами (не реже одного раза в месяц) и натурой (в соответствии со сроками получения продукции). При недостатке в колхозе собственных средств для обеспечения гарантированной оплаты труда Госбанк предоставлял таким колхозам кредиты. К концу 1969 г. за счет собственных средств и с помощью государственного кредита на гарантированную оплату труда перешло свыше 95% колхозов страны.
Введение гарантированной оплаты труда позволило значительно ликвидировать задолженность колхозов по оплате труда колхозникам, которая в 1966 г. достигла 2,5 млрд. руб. Изменение практики формирования общественных фондов в колхозах дало возможность отказаться от трудодня как особой формы учета затрат труда и его оплаты.
В 1966 г. общая сумма выдачи колхозникам в оплате труда (денег и продуктов) выросла в колхозах на 1,4 млрд. руб., в расчете на 1 человеко-день – на 14%, а по сравнению с 1964 г. – на 36%. В колхозах Северо-Западного, Центрального и Волго-Вятского районов России оплата труда колхозников в 1966 г. по сравнению с 1964 г. выросла в 1,5 раза, в Псковской области – на 60%, в Калужской – на 75, в Марийской АССР – на 65%, Сюда входили хозяйства, где оплата труда составляла 100–200 руб. в месяц и 10–20 руб.
В колхозе «Дружба» Калужской области за 1965–1966 гг. оплата труда колхозников выросла почти в 3 раза и расчеты с колхозниками были проведены за счет собственных средств. Заработки трактористов-машинистов в 1966 г. составляли от 150 до 180 руб. и у доярок – от 100 до 130 руб. в месяц. По состоянию на 1 января 1965 г. в Псковской области среднемесячная оплата одного работоспособного в колхозах составила 29 руб. 20 коп., в совхозе – 54 руб., в промышленности-83 руб. Из 478 колхозов Псковской области 200 хозяйств являлись экономически слабыми, где оплата труда была значительно ниже, чем в средних и передовых хозяйствах. В целом по области заработок работников полеводства, если выделить животноводов и механизаторов, составлял примерно 15–20 руб. в месяц.
По России уровень оплаты труда оставался низким. Оплата труда колхозников в 1964 г. составляла 45 руб., в 1965 г. – 52 руб., в 1966 – 58 руб. Работники совхозов получали больше: в среднем ежемесячно 79,6 руб. В страду их зарплата была выше, но в зимние месяцы она опускалась до 50 руб. Большинство, к примеру, трактористов переводились на конноручные или ремонтные работы. Средняя занятость в году составляла 100–180 дней. Хотя работа в совхозе имела преимущества в денежном отношении, но и они были невелики.
Решающую роль в формировании денежной части доходов колхоза, подлежавшей распределению, играли средства, полученные за сданную государству продукцию. А они в свою очередь зависели от заготовительных цен. Сдавая основную часть продукции по заниженным ценам, крестьянство вносило громадный вклад в создание необходимых накоплений для развития всего народного хозяйства, укрепления военной мощи страны.
Высокими были заготовительные цены на технические культуры я особенно хлопок. Денежные доходы колхозов Средней Азии в связи с этим возрастали. Здесь многие хозяйства стали миллионерами. Сравнительно высокие доходы получали и колхозы Закавказья, которые занимались цитрусовыми, чаем, виноградом, хлопком.
Иное положение создалось в большинстве хозяйств России. Занятые главным образом производством основных продовольственных культур, а также животноводством, они не могли получить высоких доходов за сданную государству продукцию. А в связи с этим невысокой была у них денежная часть доходов.
В 1965 г. фонд оплаты труда в колхозах составлял 64% валового дохода, в 1970 – 66, в 1978 – 77, в 1980 – 96%. По итогам 1985 г. более трети колхозов 80% валового дохода использовали на оплату труда, а в десятой части колхозов весь валовой доход был использован на потребление.
Большая материальная поддержка от колхозов для своих тружеников была в Прибалтике. Имея основных фондов значительно больше на каждое хозяйство, их колхозы давали валовой продукции на 1 руб. основных фондов намного меньше, чем Россия. Вот данные за 1968 г. как в расчете на человеко-день – 5 руб. 75 коп. (1969 г.), так и в среднем за месяц – 112,6 руб. (по стране – 68,9 руб.).
| Приходится основных фондов (без скота) на 1 га пашни в колхозах (в руб.) | Приходится валовой продукции на 1 руб. основных фондов сельхозназначения (всреднем за 1966–1968 гг.) (в руб.) | |
| СССР | 246 | 1,05 |
| РСФСР | 182 | 1,01 |
| Белоруссия | 321 | 1.13 |
| Лнтза | 462 | 0,77 |
| Латвия | 569 | 0,61 |
| Эстония | 665 | 0,73 |
Уровень оплаты труда в сельском хозяйстве оставался низким. Он намного отставал от зарплаты рабочих и служащих. Наиболее низким он оказался в Нечерноземье. В 1973 г. в зоне среднемесячный заработок трактористов-машинистов колхозов составил 118 руб., совхозов – 137 руб., что на 15–25% ниже, чем в прибалтийских республиках. А и совхозах и колхозах Архангельской, Брянской областей, Чувашской и Марийской АССР среднемесячная оплата у 10–25% механизаторов была ниже 60 руб. Особенно трудно было работать в животноводстве: тяжелый ручной труд, низкая зарплата. Рассказывала доярка из деревни Старая Буда Хиславичского района Смоленской облети (1967 г.): «Я работаю дояркой на ферме. Работать в наших условиях очень трудно. За 2 км сами подвозим корм коровам, а корм у нас такой: одно сено да солома, вот и все. Воду наливаем из проруби. Барду возят очень редко, иногда не возят по 2–3 месяца. И когда ее привозят, разносим по кормушкам ведрами, к концу рабочего дня совсем отваливаются руки. За это мы получаем в месяц по 20–30 руб., если не меньше, и те отдают не вовремя. А бывает и так, что получку не дают 3 месяца. От колхоза никакой помощи нет. Пастбищ у нас нет, пасут как-нибудь и где-нибудь, скорее бы день прошел. И так идет год за годом». Такая жизнь нашла отражение в частушках.
«Я работала в колхозе,
Заработала пятак.
Одну щеку набелила,
А другую, братцы, так».
К концу 80-х гг. среднемесячная оплата труда колхозников в России составила свыше 220 руб., рабочих совхозов – 260 руб. (рабочих промышленности – около 270 руб.). Среднестатистические показатели закрывали трудности деревенской жизни большинства колхозов и совхозов Нечерноземья. Значительная часть хозяйств имела низкие экономические и социально-культурные показатели и относилась к категории низкорентабельных и убыточных предприятий. К концу 80-х гг. а Нечерноземье лишь 5% хозяйств были полностью обеспечены кадрами.
Темпы механизации сельского хозяйства не поспевали за уменьшением населения, что вынуждало увеличивать трудовую нагрузку на оставшихся работников. В Нечерноземье она была самой высокой по стране. Причем большая нагрузка влекла за собой и снижение продуктивности земель: так, в 1983 г. в совхозах молочного направления, имевших менее 4 га пашни на одного работника, валовая продукция на 100 га была a9 раз больше, чем в совхозах, имевших 23 га и более, а урожайность зерновых – вдвое больше. Молока в расчете на единицу пашни хозяйства, имевшие до 4 га на работника, получали в 13 раз больше по сравнению с хозяйствами, имевшими более 23 га на работника. В совхозах первой группы среднегодовой надой на корову составлял 2965 кг, последний – на 35% меньше. Стоимость валовой продукции произведенной в расчете на одного работника в регионе, составляла к концу 70-х гг. 3984 руб., в среднем по России – 4634 руб.
На Украине на каждого занятого в сельскохозяйственном производстве в 1985 г. приходилось 6,6 га пашни, в Центрально-Черноземном районе России – 11.7 га. В Белоруссии этот показатель составлял 5,2 га, в российском Нечерноземье – 9,9 га, В сравнении с аналогичными средними данными по Прибалтике на работника сельского хозяйства Нечерноземья приходилось пашни на 29% больше.
Даже при одинаковой оснащенности средствами труда крестьянин, •н распоряжении которого было меньше земли, имел относительно большие возможности проявлять заботу о ее продуктивности. Эти возможности умножались, если, кроме этого, были преимущества и в оснащении фондами. А расчеты показывали, что на единицу пашни в республиках Прибалтики основных производственных фондов в 1985 г. было в 1.8 раза больше по сравнению с Нечерноземьем; украинские хозяйства были оснащены ими лучше, чем предприятия Центрально-Черноземного района России (на 34%).
Аналогичные сравнения можно привести и по другим территориям, не обладающим резкими контрастами по климату или но производственной специализации. Так, в Чувашии на работника сельского хозяйства приходилось 5 га пашни, в Мордовии – 11 га. Первая из этих республик получала продукции земледелия с га (по стоимости) на 89% больше. В Татарии оснащенность сельскохозяйственных предприятий трудовыми ресурсами по сравнению с Куйбышевской областью примерно в 1,6 раза выше; пашня в республике приносила продукции земледелия больше на 31%. Заметные различия в оснащенности трудовыми ресурсами сельского хозяйства Свердловской и Челябинской (в первой она выше в 1,9 раза), Томской и Омской (в 1,5 раза) областей также проявлялись в существенной разнице продуктивности земли (соответственно в 2 и 1,5 раза).
Важным фактором является фондовооруженность хозяйств. При дефиците кадров она играет решающую роль в развитии экономики колхозов и совхозов. Рассчитывать на большой приток дополнительной рабочей силы на село нет оснований. Если поставить цель, чтобы в каждом молочном совхозе российского Нечерноземья обеспеченность ресурсами была не ниже среднего показателя, т.е. 10,4 га пашни на работающего, то дополнительно необходимо было привлечь 153 тыс. трудоспособных, т.е. больше чем их имелось в сельском хозяйстве Ивановской и Костромской областей.
Деревня пустела. Дефицит кадров для работы в сельскохозяйственном производстве ежегодно увеличивался. Не хватало полеводов, животноводов, трактористов и шоферов. Кадры массовых профессий можно было взаимозаменять, уровень механизации был не столь высок, следовательно и обучение кратковременное. Максимум за 2 года можно было выучить молодежь «на шофера или тракториста». Наиболее трудная проблема – кадры специалистов сельского хозяйства, ведущих экономику своего колхоза или совхоза. В деревне хорошо понимали, что решение сельскохозяйственной проблемы во многом зависит от квалифицированного кадрового обеспечения колхозов и совхозов. Вузы и техникумы готовили тысячи специалистов. Но выпуски профессионалов для колхозно-совхозного производства росли медленно. Большинство вузов и техникумов сельскохозяйственного профиля с трудом осуществляли набор студентов. Высоким оставался отсев во время обучения. Это было следствием слабой школьной подготовки значительного числа обучавшихся, большинство из которых являлось выпускниками сельских школ. Выпуск из вузов России сельскохозяйственного профиля за 70–80-е гг. увеличился лишь на 4 тыс. и составил в 1989 г. 38 тыс. специалистов с высшим образованием, в техникумах этого профиля число выпускников возросло на те же 4 тыс. и составило 87 тыс. специалистов со средним специальным образованием. И тем не менее. Если бы даже эти дипломированные агрономы, ветеринары, зоотехники, инженеры поехали в деревню и остались там работать, то за несколько лет произошло существенное обновление кадров. Место практиков заняли бы профессионалы. Тем более что сельское хозяйство 70–80-х гг. в силу отсталости, низкого уровня механизации обходилось небольшим числом дипломированных специалистов. Обновление и омоложение кадрового состава руководства производством стало бы способствовать и улучшению механизации производственных процессов, а значит и улучшению показателей колхозов и совхозов, улучшению жизни села. Но специалисты неохотно связывали свою жизнь с деревней. Многие приехавшие надолго не оставались в колхозах и совхозах России.
В Псковской области, несмотря на общее увеличение специалистов в сельскохозяйственном производстве за 1967–1970 гг. с 2,8 тыс. до 4 тыс., около 90% бригадиров и управляющих отделениями не имели специального образования. В Дедовичском районе из 109 работников занимавших эти должности, лишь 4 были дипломированными специалистами, в Бежаницком – из 144 только 9. В то же время за 1967–1970 гг. из области уехало 852 сельскохозяйственных специалиста, или 45% от числа прибывших. В последующие годы дефицит квалифицированных кадров сохранялся. В некоторых районах области и в середине 70-х гг. среди руководителей среднего звена практики составляли 70–80%. Такое положение с кадрами было типично для всего Нечерноземья.
В 70-е гг. прирост численности дипломированных специалистов, работавших в колхозах и совхозах, составлял менее одной трети от числа подготовленных вузами и техникумами зоны. Большинство руководителей среднего звена не имело специального образования. В 1973 г. должности руководителей отделений, ферм и бригад занимали 58 тыс. практиков или 80% от общей их численности. В половине колхозов зоны не было ни одного бригадира производственной бригады в растениеводстве и заведующего животноводческой фермой, имевших высшее или среднее специальное образование. Таких руководителей среднего звена не было ив 17% совхозов.
В Вологодской области пятая часть руководителей хозяйств и 80% управляющих фермами и бригадиров не имели сельскохозяйственного образования. В Горьковской области 4,2 тыс. работников этой категории, или 87% их числа оказались практиками. В 1974 г. на одного инженера-механика с высшим образованием в среднем по зоне приходилось три колхоза, в Ивановской области – 6 колхозов. Калининской области и Марийской АССР – 5 колхозов. Не было инженеров-механиков и в большинстве совхозов Новгородской, Брянской, Калининской, Костромской, Смоленской, Кировской и других областей.
Стабильно сохранявшиеся (по 40 тыс.) выпуски из вузов и техникумов сельскохозяйственного профиля не решали проблему кадрового дополнения. Потребность в специалистах в Нечерноземье составляла 200 тыс. дипломированных работников. В 1974 г. она была удовлетворена наполовину. На освободившиеся должности руководителей среднего звена было назначено только 40% специалистов, а 60% вновь замешено практиками.
По данным на 15 ноября 1975 г. в среднем на один колхоз в России приходилось 16 специалистов высшей и средней квалификации, на один совхоз – 31, в Эстонии – соответственно 38 и 45, в Молдавии – 31 и 39, Латвии – 29 и 34, Казахстане – 26 и 34, Украине – 23 и 42. Еще более показательны в этом плане данные о наличии специалистов в расчете на 1000 среднегодовых работников. В 1975 г. в Эстонии в колхозах было 122 специалиста, в совхозах – 118, в Латвии соответственно 79 и 83, в Литве – 70 и 75. Во всех остальных республиках эти показатели значительно ниже: в России – 38 и 62, на Украине – 35 и 64, в Белоруссии – 36 и 59.
Приезжавшие на село специалисты не задерживались. Большие производственные нагрузки, ненормированный рабочий день, низкий заработок, отсутствие бытовых условий толкали к переезду в город. Инженер В. Васильев из Новгородской области писал в 1963 г. в «Сельскую жизнь»: «Я окончил институт и несколько лет работал главным инженером в совхозе. Вместе со мной было направлено много выпускников. Но спустя несколько лет из них остались немногие. За 1962 г. к» Новгородской области уехали более 200 специалистов. Специалисту сельского хозяйства работать много труднее, чем в промышленности. Объекты часто разбросаны на несколько километров, транспорта не дают. Часто можно увидеть, как директор или специалисты едут на лошади, бензовозе, молоковозе, а то и пожарной машине. А часто – пешком.
Нередко завидуешь товарищу по учебе, работающему на заводе. У него рабочий день 7 час. А у нас нет. А зарплата начисляется с выполнения плана, мы получаем оклад, но если нет реализации в данном месяце-то 70% оклада. А если хозяйство несильное, да год не удачный – эти 70% каждый месяц».
Переезд в города молодых специалистов являлся следствием и тяжелых производственных условий, и трудностей сельской жизни. Не решало проблему кадров и целевое направление на учебу в вузы и техникумы за счет колхозов и совхозов. Большинство хозяйств Нечерноземья не имели такой возможности из-за экономической отсталости, нехватки средств. Государственное распределение молодых специалистов в сельские районы крайне медленно сокращало дефицит дипломированных работников.
В Горьковской области в середине 60-х гг. свыше 60% председателей колхозов не имели сельскохозяйственного образования. Из числа кадров среднего звена в совхозах только 19% являлись специалистами сельского хозяйства, в колхозах – 3%. Дефицит специалистов преодолевался крайне медленно. К концу 70-х гг. лишь четвертая часть начальников отделений, заведующих фермами и бригадиров имела дипломы об образовании.
В Архангельской области в середине 70-х гг. треть управляющих среднего звена не имели специального образования. К концу 70-х гг. в среднем звене работало 60% практиков, а в 15% хозяйств среди этой категории работников вообще не было ни одного со средним образованием. Среди директоров совхозов и председателей колхозов среднее специальное образование имели 94%, высшее – 88%.
К концу 70-х гг. в Новгородской области свыше 70% руководителей среднего звена оставались практиками без специального образования. Во Владимирской области из 225 руководителей хозяйств 92% имели высшее и среднее образование (в 1970 г. – 82%), четыре пятых из них являлись специалистами сельского хозяйства. 44% кадров среднего звена имели высшее и среднее образование (в 1970 г. – 26%). В сельское хозяйство области в 1979 г. было направлено 850 молодых специалистов.
Кадровая проблема Нечерноземья оставалась далека от разрешения. В колхозах региона 60%, а в совхозах 64% инженеров и техникой имели высшее и среднее специальное образование. Остальные должности занимали практики.
70-е гг. не принесли существенных изменений в кадровой политике в Нечерноземье. Дефицит дипломированных специалистов оставался высоким, сокращался он медленными темпами. Главным ориентиром на работу в деревню оставалось состояние своего хозяйства.
В большинстве колхозов и совхозов и производственные, и жилищные условия были неудовлетворительные. Мало находилось желающих самоотверженно и полубесплатно поднимать сельское хозяйство, таким образом доказывая патриотизм своему дому. Письмо от ветеринара из Порховского района Псковкой области (1971 г.): «Труд наш тяжелый. Иногда проделываешь за день буквально тысячи вакцинаций, проезжаешь на велосипеде – другого транспорта нет – до 70 км. А отношение к нашему труду как к второстепенному. Кто подсчитал, сколько дополнительной продукции даст полное ветеринарное благополучие ферм, сколько рублей прибыли обеспечиваем мы, ветеринары. Ветеринары чувствуют себя ущемленными в правах. Взять хотя бы оплату – уборщица получает 60 руб., а мы, специалисты среднего звена – 70 руб.» Производственные трудности множились на бытовые. Жилищная; проблема оставалась практически неразрешимой для большинства молодых выпускников учебных заведений. Эти трудности часто оказывались непреодолимыми в деревне, и молодежь устремлялась в поисках лучшей жизни в другие места.
Работа на селе была малопривлекательна для молодых специалистов сельского хозяйства. В 1970–1980 гг. в колхозы и совхозы Вологодской области направлялось на работу до 250 специалистов с высшим образованием ежегодно. В то же время хозяйства области оставляли 200 агрономов, зоотехников, механиков, экономистов, ветеринарных врачей. В Калининской области потребность в агрономах составляла на начало 80-х гг. 1,3 тыс., зоотехниках – 1,6 тыс., ветеринарах – около 1 тыс., бухгалтерах – 3,8 тыс. работников. План распределения для области систематически не выполнялся. Только в 1982 г. должны были прибыть 2,5 тыс. специалистов с высшим и средним образованием, а прибыло 1,4 тыс. человек. И даже этих немногих так нужных хозяйствам кадровых работников нередко встречали так. Письмо от зоотехника Н.Н. Войковой из колхоза «Перелом» Калининского района Калининской области (1971 г.): «В колхоз «Перелом» я приехала совсем недавно. В этом хозяйстве никогда не было зоотехника и поэтому зоотехническая работа полностью запущена. За время работы я не чувствовала поддержки от председателя, а наоборот, он утверждал, что зоотехник ему не нужен. Зарплата самая низкая – 80 руб. Квартиры нет, снимаю у хозяйки, обещали привезти дров – третий месяц не везут. Хочется спросить: зачем я здесь? Во мне не нуждаются. Поэтому специалисты и бегут из колхоза». Такие письма еще раз убеждают в том, что кадровая проблема не могла решаться простым увеличением выпусков из вузов и техникумов. Приехавшие в колхозы и совхозы выпускники должны были чувствовать необходимость своего присутствия, уважение к своей профессии и к себе.
На протяжении 80-х гг. выпуск специалистов с высшим сельскохозяйственным образованием не увеличился – 38 тыс. ежегодно, а количество выпускников со средним специальным образованием уменьшилось со 106 тыс. до 87 тыс. Только за 1985–1989 гг. число дипломированных специалистов с высшим образованием, закончивших вузы, составило 198 тыс., специалистов-выпускников техникумов – 476 тыс., вместе 674 тыс. Число работников сельского хозяйства, имевших дипломы об окончании вузов и техникумов, за это время увеличилось лишь на 160 тыс.: с 1018 тыс. до 1178 тыс. Оказывается, что лишь четвертая часть специалистов сельского хозяйства связывала свою жизнь и трудовую судьбу с колхозно-совхозным производством. Остальные три четверти не планировали ехать в деревню.
Престиж профессий сельскохозяйственного профиля оставался низким. Опросы сельских жителей в ряде районов России показали, что большинство ответивших на анкету, не желали, чтобы их дети избрали профессию родителей и остались в деревне. И сами переселенцы и их родители, как правило, высоко оценивали городскую прописку, считая, что она служит средством для улучшения условий жизни, учебы, работы. Многочисленные социологические обследования, проведенные среди сельских школьников, зафиксировали повышенный интерес к современным городским специальностям. Помимо стандартного перечня: врач, учитель, инженер, бухгалтер, списки профессий пополнились: менеджер, экономист, политолог, юрист, переводчик, программист. Лишь незначительная часть планировала связать свою жизнь с селом и сельскойпрофессией. Не стремились оставить своих детей в колхозах и совхозах сельские жители.
Исследования, проведенные в 80-е гг. в Поволжье, показали, что лишь треть опрошенных родителей хотела, чтобы их дети стали специалистами сельского хозяйства: из них 23% агрономами, 24% – зоотехниками, 30% – механизаторами. В то же время треть опрошенных связывала будущее своих детей с несельскохозяйственными профессиями. Особенно высоким процент родителей, ориентирующих своих детей на городскую жизнь, оказался среди руководителей хозяйств, главных специалистов и служащих. 58% этих работников хотели, чтобы их дети получили промышленные специальности и стали горожанами.
Исследования в ряде белорусских сел показали, что 90% инженерно-технических работников, 78 полеводов, 73 животноводов, 65% строителей ориентировали своих детей на несельскохозяйственный труд.
Скажем прямо, практически повсеместно сельские жители разных профессий и проживавшие в различных местах были едины в одном, дети не должны повторить их судьбу, будь ты механизатор, животновод или председатель колхоза. Только не в деревню! Такая семейная ориентация детей не могла не сказаться на жизненных планах молодежи.
Опрос учащихся 8–10 классов сельских школ показал, что школа оказала решающее влияние на жизненные планы 35% школьников, родители – 25, творческое увлечение – 12, кино, радио, телевидение - 9, литература – 9, 3% сослались на полученные трудовые навыки. И молодежь устремилась в города.
В 1990 г. в городах на 1 тыс. занятых приходилось 175 человек с высшим и 260 со средним специальным образованием, в сельской местности эти показатели в 2,6–1,5 раза ниже, и составили всего 68 и 172 человека.
Престиж профессии поднимает ее общественная значимость. Но не только. Человек, ставший или не ставший личностью, возглавляя производство или сидя за штурвалом трактора, способен либо увлечь, либо оттолкнуть от данной профессии.
В деревне вся жизнь на виду. Уважаемый председатель, агроном, учитель – и немало желающих среди молодежи подражать им, соответствовать их уровню. И наоборот. Низкий профессиональный и культурный уровень, недобрые человеческие качества отталкивают любого человека.
Понятны в таких ситуациях стремления молодежи не только не учиться, чтобы вернуться в эту деревню, к этим людям, но и вообще навсегда оставить свой край. «Пишут, что молодежь уходит из села, что нет клубов, бань, больниц, но дело не только в этом. Руководят в колхозе полуграмотные мужики. У нас один председатель колхоза с высшим образованием да и он учитель математики. Как же молодежь пойдет работать по 10–12 часов без выходных дней скотником или телятницей за 40–50 руб. в месяц, а руководит ею безграмотный человек, от которого услышишь брань да нецензурные слова» (село Рождественка Кимовского района Тульской области, 1967 г.).
Жители села развал экономики в своем хозяйстве, прежде всего, связывали с личностью председателя колхоза, главных специалистов. Они в деревне – предмет для подражания, их жизнь – и объект зависти, и пересудов. И если были в их проведении серьезные изъяны, то они всегда на слуху всей деревни. «Председатель колхоза Р. пьянствует, выражается нецензурно. Колхозники хотят идут работать, хотят – нет… Председатель самогонку попивает… За самогонку дает лошадей, машины. Образование у него 4 класса, он некультурный, грубый человек. Скот дохнет от голода. Кормов нет, лошади по 3 дня стоят голодные, по брюхо в навозе. Коровы худые, голодные. Библиотека всегда закрыта. Молодежи дают справки из колхоза за деньги и все уезжают. Остаются одни «старухи» (Колхоз «Красная звезда» Рамешковского рано-, на Калининской области, 1968 г.).
Некомпетентность, низкий профессиональный и культурный уровень немалого числа руководителей производства еще больше усугубляли сельскохозяйственные и общечеловеческие проблемы деревни. Старые кадры, так сказать специалистов, в противовес молодежи не стремились уехать из села. Их нигде не ждали. Сельские жители писали письма в различные инстанции, «ездили в район», требовали смещения нерадивых работников. И нередко это удавалось. Практически вся деревенская жизнь отражена в частушках.
Неудивительно, что при проведенных опросах среди сельских жителей о том, какие качества руководителей они ценят, помимо профессионализма, хороших организаторских способностей, высоких деловых качеств, были отмечены добрые и спокойные отношения с подчиненными, простота в общении, скромный внешний вид*. Видимо, многие так представляли себе руководителя производства, при котором «и хорошо работается, и радостно живется»:
«К нам из города приехал
Председатель боевой.
Был колхоз наш отстающий
А теперь – передовой».
Такие председатели в Нечерноземье были. Это прославившие на всю страну свои хозяйства П.А. Малинина из Костромской области, Г.И. Санин из Калужской, А.В. Горшков из Владимирской области и другие. Колхозы, находившиеся в одинаковых климатических условиях, различались уровнем своей экономики. Примером могли служить колхозы «12 Октябрь» и им. 1 Мая Костромского района Костромской области. Сравнительные показатели по экономике этих колхозов за 1952 г. были следующие: площадь пашни, лугов, пастбищ в колхозе «12 Октябрь» равнялась 998 га, в колхозе им. 1 Мая – 904 га, урожайность всех зерновых соответственно – 18,5 и 7,1 ц с га, картофеля – 195 и 70 ц, овощей – 164 и 86 ц. Удой на одну корову – 5233 и 1272 кг. Денежные доходы колхозов составляли 2 млн. 109 тыс. руб. и 151 тыс. руб. Колхоз «12 Октябрь» возглавляла П.А. Малинина.
«Я не модница,
И не невольница.
А такая удалая
Я колхозница.
Хозяйственная деятельность лучших колхозов и совхозов убеждала в возможности достойно и зажиточно жить дома. За высокими производственными показателями стояли личные качества руководителя-организатора, его воля и полная самоотдача всего коллектива. И помощь государства. Лучшие хозяйства России – «маяки» вели благополучную сельскую жизнь. Это хозяйства, возглавляемые П.А. Малининой, В.А, Стародубцевым, М.Г. Вагиным, А.В. Горшковым, П.А. Прозоровым, Г.И. Саниным и другие. Они ориентировали остальные колхозы и совхозы на будущие высокие рубежи. Естественно, что они занимали приоритетное положение в аграрной политике государства. Инвестиции, техника направлялись сюда в первую очередь и в нужных объемах. Элитарное положение лучших совхозов и колхозов давало и высокие сельскохозяйственные показатели. Нищенское существование остальных хозяйств оставалось результатом все той же политики.