Филиал Иркутского государственного педагогического университета
в г. Усть-Илимске
КУРСОВАЯ РАБОТА
ПО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ
на тему:
«СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ДРЕВНЕ – РУССКИХ МОНАСТЫРЕЙ»
Выполнила: Студентка 3 курса
Гуманитарного факультета
Специальность «история»
Проверила: Старший преподаватель
Кафедры всеобщей
истории ИОКД
г. Усть-Илимск
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ МОНАШЕСТВА И ЕГО РОЛЬ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ОБЩЕСТВА
1.1 Появление монастырей на Руси
1.2 Значение монастырей в социально-экономической структуре древнерусского общества
2. БЫТ И КУЛЬТУРА МОНАСТЫРЕЙ В ДО-МОНГОЛЬСКОЕ ВРЕМЯ
2.1 Накопление духовного опыта внутри русских монастырей и их влияние на развитие общества
2.2 Киево-Печерский монастырь
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Понятие «монашество» в словаре определяется следующими словами – первоначально аскетическая жизнь подвижников в уединении в пустынях, позже в особых общежитиях (киновьях), объединенных суровым режимом.1
Однако, место и значение монашества в истории Церкви невозможно понять без усвоения того, что оно вообще собою представляет. Святитель Феофан Затворник писал: «Монашество есть, с отрешением от всего, непрестанное умом и сердцем пребывание в Боге…Так как сему настроению много мешает семейная и гражданская жизнь, то ищущие его удаляются от общества, разрывают или совсем не вступают в семейные связи».2
Монашеское отречение от мира ради идеала совершенства не имеет, однако, ничего общего с уходом из мира, отрицанием бытия, которое проповедуют буддизм и некоторые другие восточные вероучения. Греческое слово «монах» нашло себе в русском языке очень выразительный синоним – «инок», то есть человек, живущий иным образом, нежели остальные люди. Такое понимание правильнее всего передает смысл христианской аскезы, посредством которой земное бытие преображается, становится «иным». Это преображение не ограничивается пределами личного бытия уединенного подвижника. Уйдя из мира, монашествующие осуществляют высокую миссию служения спасению тех, кто пребывает в мире. Термин «иночество», конечно, не простое выражение очевидной разницы между бытом монастырским и мирским. Он ясно обнаруживает осознание молодым христианским обществом Киевской Руси смысла «инакости».
В период принятия христианства на Руси численность монастырей стремительно росла, но в начале XX века число монастырей стало резко сокращаться. Снижение религиозных объединений Русской православной церкви происходило вплоть до 1987 года.
К 1987 году на территории СССР осталось всего лишь 18 монастырей. И лишь проведением ряда демократических реформ в 1985 – 1993 гг. в стране сумели не только остановить дальнейшее уничтожение монастырей и других духовных учреждений, но и начать их возрождение. Уже в октябре 1991 года в 93 епархиях Русской православной церкви насчитывалось: 12000 приходов, 117 монастырей, 2 духовные академии, 7 духовных семинарий, 12 духовных училищ и 4 регентские школы.
Правда, до полного возрождения весьма далеко, ведь в 1891 году было: академий – 4, семинарий – 55, училищ – 185 с общим числом учащихся – 47634 человека.
На современном этапе развития Российского государства, с учетом демократизации общества, далеко не означает, что Русская православная церковь должна теперь стремиться догнать и перегнать это количество. Строить монастыри и создавать духовные учебные заведения нужно в зависимости от потребностей не только церкви, а в целом всей России.
Целью данной работы является: исследовать процесс становления и развития древнерусских монастырей.
В работе были поставлены следующие задачи:
1). Охарактеризовать процесс зарождения монастырей на Руси;
2). Выявить значимость монастырей и определить роль, которую они играли в социально – экономической структуре древнерусского общества;
3). Проследить процесс накопления духовного опыта внутри русских монастырей и их влияние на развитие общества.
В российской церковной литературе история монашества традиционно выделялась в качестве особого раздела церковной истории. XVIII век, с относительным успехом двинувший разработку русской истории вообще, тем самым подготовил почву и для появления церковной истории России. Уже в исторических трудах Татищева, Щербатова и Болтина, помимо готового фактического матерьяла, было высказано немало и общих взглядов на церковно – исторические события. Суждениями гражданских историков XVIII в. открывался ряд важных церковно – исторических вопросов, намечались задачи последующих изысканий в указанной области. Во второй половине XIX в. появились обобщающие работы по истории как русского, так и восточного монашества. Довольно существенное внимание этой теме уделялось и в литературе последующего времени, развивавшей методологические принципы, заложенные русскими церковными историками второй половины XIX в. Хотя, по мнению некоторых светских исследователей, для всех этих работ характерны рассмотрение истории монашества практически вне всякой связи с развитием общества».1
Особое значение в процессе написания работы было уделено анализу монографии одного из крупнейших русских историков Соловьева С.М. В своей работе «История России с древнейших времен» автор охватывает события русской истории с древнейших времен до 1228 года. Он заметно принизил уровень славянской культуры дофеодальной поры для того, чтобы ярче оттенить в нравственном, проповедническом плане превосходство христианства, которое славяне времен Владимира I приняли якобы потому, что «в их сознании истощились все средства прежнего предмета поклонения».
Козлов Ю.Ф. в своей монографии «Союз короны и креста» на первое место выдвигает отношения светской и духовной властей. От их взаимоотношений во многом зависела судьба русской земли. Именно в таком аспекте автор раскрывает деятельность ряда государей Древней Руси, отходя от язычества и принятия христианства, этапы развития церкви, учреждения патриаршества и рождения монашества.
В работе Киселева А.Ф. «Великие духовные пастыри России», автор рассматривает примеры пастырского служения известных духовных лиц, сыгравших выдающую роль в истории Русской Православной Церкви и в процессе становления и развития российской государственности в X – XX вв. Через деятельность церковных иерархов автор стремится показать, какими нравственными ценностями и идеалами закреплялось общество в трудные, переломные периоды истории Отечества, и вклад Русской Православной Церкви в решении важнейших общенациональных задач, стоящих перед Россией на протяжении столетий.
А так же особое место занимает работа профессора Московской Академии Голубинского Е.Е. «История русской церкви». Автор ярко описывает первоначальную историю русской церкви. В своей работе профессор тщательно анализирует свидетельства многих отдельных документов (церковные уставы) и древних литературных памятников. Автор широко использует сравнительный метод. Материал для своих сравнений он заимствует, как из истории греческой и отчасти западных церквей, так и из позднейшей истории самой русской церкви. Он извлекает немало вероятных предположений, служащих к объяснению тех или других явлений церковной жизни до – монгольского периода.
1.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ МОНАШЕСТВА И ЕГО РОЛЬ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ОБЩЕСТВА
1.1.
Появление монастырей на Руси
«Как слабо было прежде в языческом обществе влияние волхвов, так могущественно явилось теперь влияние христианского духовенства»[1]
- такими словами описывает появление христианства на Руси Соловьев С.М.
Первые христианские монастыри появились в III-IV вв. в Египте как отдельное поселение отшельников. Оттуда монашество быстро стало распространяться в Азию, Палестину, Сирию, затем перешло в Европу.
На Руси иночество началось почти одновременно с принятием христианства великим кн. Владимиром Святославичем. Так, например, древние летописи сообщают, что вблизи города Вышгорода основался Спасский монастырь, в Киеве, при Десятинной церкви, - Софийский монастырь, который сгорел при пожаре в 1017 году, Пустынно-Николаевский – на Угорском, Вознесенский – в Минске. После массового крещения киевлян в X веке на территории Руси в следующем, XI в., зарегистрировано уже 22 монастыря, из них девять – в Киеве, в том числе два женских[2]
.
Митрополит Киевский и всея Руси Илларион в своем «Слове о Законе и Благодати» пишет об этом так: «И в одно время вся земля наша восславила Христа со Отцем и со Св. Духом. Тогда начал мрак идольский от нас отходить. Капища разрушались, а церкви поставлялись … Монастыри на горах воздвигли; черноризцы явились».[3]
«Память и похвала князю русскому Владимиру» Иакова Мниха тоже содержит упоминание о черноризцах, хотя и косвенное. Описывая празднование св. Владимиром Господских праздников, Иаков Мних сообщает о поставлении трех трапез, одна из которых предназначалась «Митрополиту с епископы и с черноризцы и с попы».[4]
Однако Повесть временных лет упоминает об основании первых монастырей только под 1037год, причем летописец замечает: «Заложи Ярослав… по семь святаго Георгия монастырь и святыя Ирины… и черноризцы почаша множитися, и монастыреви починаху быти».[5]
Голубинский Е.Е. обратил внимание на это противоречие и выдвинул гипотезу, что «самый способ появления нашего первого «собственного, или настоящего», монастыря, необходимо предполагает предшествующие ему существование монастырей несобственных... Если князь построил монастырь, то, очевидно, имел в виду готовых монахов, которыми хотел населить его, ибо предполагать, чтобы он построил монастырь в ожидании, что когда-нибудь явятся на Руси монахи, чтобы населить его, или с намерением навербовать в него монахов из мирян, конечно, весьма странно: а если так, то очевидно, что он имел в виду готовых монахов монастырей несобственных»[6]
.
Голубинский предполагал, что такие «несобственные монастыри» представляли собою своего «монашеские слободки», возникавшие при приходских церквах, в их оградах, где каждый для себя ставил келью. «Необходимо думать,- писал он,- что эти несобственные монастыри не явились у нас…а ведут свое начало от древнейшего, быв заимствованы из Греции»[7]
.
Что же побудило людей вести такой образ жизни, отказываясь от большого мирского? Во-первых, выражение несогласия и недовольства по отношению к земной «несправедливости», которая продолжала угнетать народ в период развития феодальных отношений. Во-вторых, стремление устроить себе земную жизнь с учетом евангельских идеалов равноправия и справедливости затем без остатка посвятить себя Богу. В-третьих, стремление удалиться от суеты повседневного существования и возносить молитвы за себя и за других. Последние было основным занятием всех членов монастыря.
В совокупности же образ жизни в монастырях и само религиозное объединение людей в них и носит понятие - монашество.
Есть свидетельство и о том, что первые монахи появились на Руси еще до ее крещения. Об этом повествуют некоторые до нас предания. К их числу относится сказание об основании Свято – Троицкого монастыря преп. Сергием Валаамским,[8]
появившееся более чем за столетие до официального принятия христианства, и встречающееся в скандинавских сагах известие об Горвальде – Исландце, основавшем на Руси монастырь около времени Владимирова крещения.[9]
Распространение христианства происходило на Руси уже с 40-60-х годов IX в., и вполне резонно предположить, что в числе первых русских христиан были и такие, кто, желая всецело посвятить себя служению Богу, принял монашеские обеты.
Соловьев С.М. пишет о появлении монастырей так: «Монашество, по некоторым известиям, явилась на Руси очень рано: так, есть предание, что еще первый киевский митрополит Михаил построил в Киеве монастырь на горе против холма Перунова: есть также иностранное известие, что киевский митрополит встречал Святополка и Болеслава Храброго в монастыре святой Софии. Но эти монастыри не были такие, какие нужны были тогда для упрочения христианства, их монахи не были настоящими подвижниками. Много монастырей поставлено от царей и бояр на богатом иждивении, но не такие эти монастыри, как те, которые поставлены слезами, постом, молитвою, бдением».[10]
Когда новое поколение познакомилось с новой верой, тогда у некоторых из них появилось стремление, такое же как и у язычников, посетить Византию, только с той разницей, что прежние руссы-язычники ходили в Византию для выгодной службы в полках Империи, для торговли и грабежа, а теперь русские христиане стали ходить не для материальных выгод, а для того, чтобы получить утверждение в вере.
Важную роль сыграли в первоначальной истории русского монашества выходцы из Византии.« Для приступа к крещению народа Владимир привел с собой из Корсуни, а для учреждения иерархии выписал из Константинополя вместе с епископами значительное количество священников…- писал Голубинский Е.Е.- Не только необходимо думать, что в числе священников были священники черные, или иеромонахи, но и весьма вероятно думать, что последних была значительная часть и даже большинство: священники белые, как люди семейные и домовитые, едва ли могли собственную охоту переселиться в Россию».[11]
Возможно, что на приходах, где служили греческие иеромонахи, и возникали первые возглавляемые ими «несобственные монастыри».На Руси могли обосновываться в качестве миссионерских центров и целые греческие монастырские общины. Сохранилось предание, что одна такая община основала Спасский монастырь близ Вышгорода.[12]
Кроме самого факта появления монастырей, эти данные могут свидетельствовать еще и о том, что становление русского монашества испытывал на себе самое непосредственное влияние процессов, происходивших в жизни вселенского православия, центром которого в то время была Византия.
1.2 Значение монастырей в социально-экономической структуре Древнерусского общества
Определяя место монастырей в социальной структуре Руси XI-XIII веков, необходимо отметить, что они являлись формой социальной организации людей, которые, отдаваясь христианским идеалам, отказались от принятых в светском обществе норм жизни. Эти люди решали разнообразные задачи: от подготовки своих членов к загробной жизни до создания образцовых хозяйств, обеспечивающих их сельско-хозяйственными продуктами и изделиями ремесла. На монастырях лежала социальная функция: организация больниц, домов инвалидов, раздача пищи больным и обездоленным, нищим. Зачастую такие монастыри перерастали из малой обители в крупную организацию монашеской структуры. Некоторые из них занимались даже торговыми делами.
Характерной чертой в деятельности монастырей было накапливание богатства. Сначала это были княжеские и боярские пожертвования, дружины отдавали часть своей военной добычи. Особенно велика помощь была от Государей всея Руси, в результате чего отдельные монастыри превращались в крупные зажиточные земельные хозяйства-владения множеством сел и угодий. Так, например, князь Ярополк Изяславич пожертвовал Печерскому монастырю «всю жизнь свою» (т.е. все частные имения и крестьян живших там ); его дочь подарила тому же монастырю «пять сел и с челядью»[13]
и т.д.
Превращение монастырей в земельных собственников значительно расширяло и укрепляло частно-феодальный социально-экономический уклад русского общества. Они владели населенными крестьянами землями как вотчинами. Земли в последствии могли передаваться по завещанию, по духовным грамотам, с целью обеспечить себе после смерти поминание перед Богом и моление о прощении своих грехов. Все это способствовало нарастанию монастырей, а в целом - увеличению церковной собственности.
Вместе с крупными пожертвованиями от мира в монастыри притекали из того же источника и другие статьи дохода. Вероятно, и у нас скоро привился греческий обычай, по которому всякий, стремившийся быть погребенным с честью, покупал себе могилу обязательно в монастыре и делал туда, а не в приходскую церковь, взнос на помин души. Уже в до-монгольское время распространилось поверье окончательно окрепшее в последующее время, что «всякий, положенный в Печерском монастыре, будет помилован, хотя бы и грешен был».[14]
Нужно думать, что бояре, наметившие себе еще при жизни известный монастырь как место погребения, благотворили ему деньгами и натурой. Из возможных родов благотворения монастырям есть упоминание только об угощении монахов трапезами. Великий князь Ростислав Мстиславович во время великого поста приглашал к себе каждую субботу и воскресенье двенадцать чернецов Печерских и игумена на обед. По окончании поста он учреждал трапезы для всей братии и кроме того часто приглашал их к себе в среду и пятницу. Эти трапезы - не русское изобретение, а старый греческий обычай. Как видно из «Правила» митрополита Иоанна II, и у нас миряне не довольствовались угощением чернецов у себя на домах, а, при отсутствии нормальных монастырских порядков, часто задавали пиры в самих монастырях, стараясь превзойти друг друга роскошью яств и, как бы для большей порчи иноческих нравов, приводя вместе с собой туда и своих жен: «иже в монастырях; пишет русский митрополит, «часто пиры творят, созывают мужи вкуп и жены, и в тех пирах друг друга приспевают, кто лучший сотворит пир. Эта ревность не от Бога, но от лукавого бывает ревность сия».[15]
Что выходило из таких пиров, видно из другого артикула того же «Правила», который митрополит Иоанн начинает словами: « во пирах питий, целующиеся с женами без смотрения мнихом».
По идеалу, всякий вступающий в монастырь должен покинуть мир и в том числе все свое имущество. Но в серой будничной действительности, коль скоро монастыри сделались хозяйственными корпорациями, то самыми желанными членами в них явились богатые постриженики, приносившие все свои сокровища в монастырскую казну. В необщежительных монастырях дело ставилось еще проще: деньги оставались у владельца на руках. Так бытовым образом монастыри превратились как бы в ассоциации на паях, то есть не рассчитывали только на случайных богатых вкладчиков, а сделали вклады для всех вступающих обязательными. Насколько это зло было у нас распространено со времени появления монастырей, видно из случайных заметок Несторова жития преподобного Феодосия. Последний «обходя вся монастыря, хотя быти в них и моляся им, да принят ими будет: они же видевши отрока простым и ризами же худыми оболчена, не рачища того преяти».[16]
Поэтому, когда он сам стал игуменом, то принимал всех, желавших пострижения. Вкладничество неизбежно повело к грубому нарушению равенства монастырских братий, разделило их на привилигированных, как бы капиталистов, и на неполноправных - черных работников. Такое явление можно подметить даже в самом Киево-Печерском монастыре. Патерик сообщает об одном малосхимном монахе, что он много раз хотел постричься (в великую схиму), но по нищете его братия пренебрегала им: если он не мог добиться великой схимы по своей нищете, то, очевидно, великосхимниками в монастыре были только монахи денежные или вкладчики.
Следует заметить, что в то время великая схима представляла собой необходимое условие полноты монашеского звания и была в этом смысле для всех обязательна. Схима представляла нечто неожиданное в монашестве, потому что человеку, отрекшемуся от мира в малой схиме или в обыкновенном чине пострижения, не остается более ничего, от чего бы он должен еще отречься. И составители чина великой схимы заставили постригаемого снова повторять те же самые обеты, которые он произнес при своем монашеском пострижении и которые при вторичном произнесении звучат анахронизмом. Феодор Студит (IX в) еще отрицал разделение монашества на два образа и признавал только один « подобно крещению». Но уже по редакции монашеского устава патриарха Алексия (XI в) вводится два образа. Но раз великая схима была признана за совершенную степень монашества, то последовательность требовала облекать его всех добропорядочных чернецов, между тем греки распространили у нас иной взгляд, превращая схиму в какую-то экстрему.
При указанных несовершенствах монастырских порядков, русское монашество несомненно имело свои темные бытовые стороны. Особенно толкали на соблазны слабых людей монашествование в вольных безуставных монастырях и свобода брожения по миру, как это было и на Востоке.
К ненормальным явлениям на фоне русского монашества, следует еще сказать о некоторых искажениях этого института, какие у нас практиковались по примеру греков уже в период до-монгольский, а именно: о пострижениях при последнем издыхании, и о насильных пострижениях в целях политических и гражданских. Первый обычай возник, вероятно, не без связи с взглядом на иноческое пострижение, как на таинство, как на второе крещение, очищающее от грехов. Вслед за псевдо-Дионисием Ареопагитом взгляд этот развивал Феодор Студит: на той же точке зрения стоял и Семион Новый Богослов. О случаях предсмертных пострижений известно только о князьях и княгинях и только начиная с конца XII века. Этот обычай ввелся на Руси не без борьбы со стороны белого духовенства. Первое по времени летописное упоминание данного обычая под 1168 год сопровождается следующим характерным сообщением: великий князь Ростислав Мстиславович «когда отходя житья сего маловременного и мимотекущего, молвяще Семьюнови попови, отцу своему духовному: тебе воздати слово о том Богу, занеже вызборони меня от пострижения».[17]
Точно также и Иполикарп, инок Киево-Печерский, пишет в Потерике: « кто говорит - постригите меня, когда увидите, что я буду умирать, того суетно вера и пострижение». Случай насильного пострижения в интересах политических, определенно и ясно засвидетельствованный, известен всего один. В 1205 году Галицкий князь Роман Мстиславич победил своего тестя великого князя Рюрика Ростиславича и постриг его вместе с женой. Однако менее чем через год сам был убит, а постриженный Рюрик сбросил черные ризы и снова княжил в Киеве и Чернигове целых десять лет.
Монастыри имели важное экономическое и политическое значение. Монастырь являлся, прежде всего, хозяйственным центром. Во-вторых, монастыри были представителями Москвы и способствовали укреплению влияния и власти московских князей на обширных пространствах Руси. В-третьих, монастыри играли значительную роль в качестве поставщиков многих товаров ко двору митрополита. Вокруг монастырей создавался своеобразный хозяйственный и торговый центр.
2.
БЫТ И КУЛЬТУРА МОНАСТЫРЕЙ В ДО-МОНГОЛЬСКОЕ ВРЕМЯ
2.1 Накопление духовного опыта внутри русских монастырей и их влияние на развитие общества
Конец первого тысячелетия христианской эры стал рубежом чрезвычайно важным в судьбах Восточной Европы. Христианизацией славянских народов завершился многовековой процесс становления религиозной и культурной общности, простирающейся от Британских островов до Урала и называемой «христианским миром». В это время Византия переживала своего рода «век просветительства», «фотиевский Ренессанс», смысл которого, как считает иеромонах Иоанн, заключал прежде всего в систематизации традиции, создании энциклопедий – это век учреждения школ и академических центров, век педагогики.[18]
Сам святой патриарх Фотий связывал всю эту деятельность с широкими миссионерскими задачами. Не случайно поэтому в его времена «появляется в целом необычайный для византийского общества интерес к другим языкам».[19]
Апостольские труды Кирилла и Мефодия стали знамением времени.
Однако славино - византийская общность созидалась неодносторонними усилиями. Славянство не было пассивным элементом в этом процессе. Именно в это время пробуждается в нем жажда познания религиозной истины, которую нельзя было удовлетворить языческими верованиями и культом.
Грондиозная работа по переложению на славянский язык Священного Писания, богослужебных книг, святоотеческих творений, выполненная солунскими братьями и их учениками, открыло для славянских народов уникальную возможность живого включения в духовную жизнь православного мира. Славянское Евангелие оставило в народном сознании неизгладимый след, за сравнительно краткий исторический срок оно преобразило народную душу.
Наивно было бы считать, что в жизни молодой Русской Церкви не существовало ни мучительных противоречий, ни болезненных надрывов. Уже не одно столетие внутри Восточной церкви протекали процессы, которые можно без преувеличения назвать тяжелой нравственной болезнью. Признаками ее были устранение народа от управления Церковью, рост деспотичности и претенциозности епископата, умножение числа недостойных своего сана архиереев и священников, упадок духовной жизни монашества. Болезнью этой, однако, заражены были не все. В тишине монастырей и скитов в конце X-начале XI века нарождалось новое духовное течение как выражение живого религиозного переживания, строилось богословие, неотделимое от опыта духовной жизни.
Монастыри оказывали благотворное влияние на нравственное состояние грубого языческого общества. На севере и востоке христианство распространялось медленно, с большими препятствиями. Первые епископы Ростова – Феодор и Илларион вынуждены были бежать от ярости язычников: [20]
язычество нисколько не уступало и ревности третьего епископа ростовского, святого Леонтия, который, видя невозможность действовать на взрослое поколение, окрепшие в язычестве, обратился к детям, стал привлекать их к себе ласкою и учить вере. Так же язычество господствовало и у племен Средней Руси, на Оке, до самых ее низовьев.
Самым лучшим средством к торжеству новой веры над старой признанно было действовать на новое, молодое поколение: так, при Владимире и при Ярославле отбирали детей у лучших граждан, учили их грамоте и догматам новой веры. Возможность выучиться грамоте существовала в разных городах. Эта мера скоро принесла свои плоды, скоро обозначилась деятельность молодого, грамотного поколения, получившего из книг яснейшее понятие о новой вере. Представителями этого молодого, грамотного поколения в семье княжеской были сыновья святого Владимира – Борис, Глеб, Ярослав. После сыновей Владимира представителем нового, грамотного поколения явился первый русский митрополит Илларион, который умел понять превосходство нового порядка вещей пред старым и умел показать другим это превосходство. Как молодое поколение оценило новое сокровище, приобретенное им с христианством, и как было благодарно людям, которые способствовали ему к приобретению этого сокровища видно из отзыва летописца о деятельности Владимира и Ярослава: «Подобно тому как если бы кто-нибудь распахал землю, а другой посеял, а иные стали бы пожинать и есть пищу обильную, так и князь Владимир распахал и умягчил сердца людей, просветивши их крещением: сын его Ярослав насеял их книжными словами, а мы теперь пожинаем, принимая книжные учение. Велика бывает польза от учения книжного: из книг учимся путям покояния, в словах книжных обретаем обретаем мудрость и воздержание. Это реки, наполняющие вселенную, это исходища мудрости, в книгах неисчетная глубина, ими утешаемся в печали, они узда воздержания».[21]
Действия книжного учения, ближайшего знакомства с новою верою не замедлили обнаружиться в целом ряде христианских подвижников. Для упрочения христианства мало было взять детей из домов полуязыческих родителей: нужно было, чтоб некоторые из нового поколения совершенно отторглись от общества, сильно пропитанные язычеством. Для упрочения христианства нужно было, чтоб в некоторых избранных обнаружилось действие нового учения, и они пошли бы на проповедь. При господстве материальной силы, пред которою все преклонялось, нужен был ряд подвижников, которые показали бы подвиги, господство духа над плотью, показали бы чудеса мужества другого рода, борьбу, более изумительную и приобрели своими подвигами благоговение к себе и к тому учению, которое дает силы к подобным подвигам.
Монастыри оказывали влияние на народ через так называемых «учительных монахов», к которым при поголовной почти неспособности приходского духовенства к народному учительству, охотно стекались новопросвещенные русские люди. Выдающейся тип учительного монаха представляет собой инок Авраамий Смоленский. О Никите – Затворнике Печерском известно, что, обладая способностями и даром учительства, он не был во имя этого даже ригористом своего подвига и принимал у себя в затворе искавших у него наставлений. Правда, нет оснований думать о большом количестве таких исключительно одаренных и популярных учительных монахов: однако и рядовое монашество практиковало пасторскую обязанность учительства в самых широких народных кругах, благодаря, древне – русскому институту духовенства, состав которого пополнялся преимущественно монахами. Карташев А.В. пишет об этом такими словами: «Право исповеди, право быть в тесном смысле «духовным отцом» своих пасомых у нас, по примеру греческой церкви, не принадлежало всем без исключения иереям в силу самого их сана, а составляло привилегию наиболее опытных из них в духовной жизни, облекавшихся званием духовников по особому епископскому благословению».[22]
Наиболее опытными на практике были признаны иереи из монахов, которые принимали себе на исповедь Мирян всех состояний и возрастов, состоя в этом служении или при приходских церквах, или даже внутри монастырей. Всем мирянам предоставлялась полная свобода в выборе духовных отцев и только рекомендовалось держаться избранного руководителя в христианской жизни до конца дней своих. Влияние духовного отца на своих «покаяльных детей» обеспечивалось тем высоким и непререкаемым авторитетом, какой приписывается ему в многочисленной серии как переводных, так и оригинальных древне–русских церковно-практических памятников. Карташев пишет: «Послушание духовному отцу доводится до такой крайней заповеди, что рекомендуется безусловное послушание даже в случае предложения – утопиться».[23]
Находясь в столь благоприятных условиях для воспитательных влияний на народ, древне-русские духовники-монахи несомненно сильно повлияли на склад религиозно-нравственных воззрений наших предков.
Кроме религиозно-нравственного служения русскому народу наши древние монастыри не запятнали себя невниманием и горьким житейским нуждам мирского человека. В истории Печерского Монастыря существуют трогательные примеры милосердного участия его лучших братий к страданиям бедного некультурного человека, состоящего в тяжелом рабстве
Что касается просветительного значения древнерусских монастырей, то в западных монастырях от начала Денедиктинского Устава (V в) книжность и школьное просвещение являлись одним из прямых аскетических подвигов. На Востоке этот активизм не включался в монашеские уставы. И потому их просветительская работа, обращенная к миру, не была столь организованной, столь эффективной. Монастыри могли бы служить богатыми книжными центрами, если бы все были устроены по точным указаниям общинножительного Студийного Устава, в котором значилось, чтобы в свободное от работ и молитв время всякий божественным занимался писанием. Но так как этот устав выполнялся лишь некоторыми монастырями и при том в возможно урезанном виде, то допускать только на основании буквы устава всюду по монастырям существование библиотек, а не богослужебных лишь книг – будет рискованно. Но насколько усердно старался выполнить все пункты Студийского Устава в своем монастыре преп. Феодосий, настолько усердны были заботы его о создании у себя монастырской библиотеки. Чернец Илларион, «хитрый писать книги по вся дни и ночи писал их в келье блаженного», сообщает Нестор, «Никон переплетал книги, а сам Феодосий прял для этого нити.
Таким образом, если преп. игумен увещевал в одном из своих поучений братию быть бодрыми «на преданья отеческая и почитанья книжная»[24]
,то, очевидно, говорил имея в виду уже наличное существование созданной им библиотеке. Само собой разумеется, что грамотность в монастыре предполагалась как бы общеобязательной. О неграмотном иноке Поликарп сообщает, как о явление редком. О сравнительной высоте книжного просвещения монастыря свидетельствует ряд писателей-монахов, вышедших из него таких как Феодосий, Симон, Боликарп, а так же драгоценная русская летопись, очень многим ему обязанная.
Но если выдающаяся роль в деле книжного просвещения и принадлежит бессмертно выдающемуся Киево-Печерскому монастырю, то и все заурядные монастыри может быть в большей степени, чем приходские церкви, можно сказать автоматически уже самим своим существованием, употреблением круга богослужебных книг, церковным чтением и пением, за отсутствием школ, были, конечно, центром обучения грамотности и минимального просвещения.
2.2 Киево-Печерский монастырь
О Киево-Печерском монастыре сведений значительно больше чем о каком-либо ином. Киево-Печерский монастырь был в подлинном смысле монастырем монашеского строения, воздвигнутым без всяких предварительных денежных средств одним трудом и подвигами братии. Преподобный Нестор, летописец писал по этому поводу так: «Много монастырей поставлено от князей, от бояр и от богатства: но не таковы они, каковы поставленные слезами, пощением и молитвой. Антоний не имел ни золота, ни серебра, но все стяжал слезами и постом».[25]
Киево-Печерская обитель была основана в 1051 году. Это было одновременно и годом поставления первого русского по происхождению, избранного собором епископов Руси независимо от Константинополя, митрополита. Летопись преподобного Нестора повествует: «Поставил Ярослав Илариона в митрополиты, русского родом, в церкви св.Софии, собрав для того епископов…Боголюбивый князь Ярослав любил село Берестовое и церковь тамошнюю, Святых Апостолов, и оказывал покровительство попам многим, среди которых был и пресвитер Иларион, человек благостный, книжник и постник. И приходил Иларион из Берестового на Днепр, на холм, где теперь стоит старый монастырь Печерский, и там молился. Выкопал он там пещерку малую, в две сажени, и приходя «отпевал там «часы» и молился Богу втайне. Затем Бог внушил князю мысль поставить его митрополитом в церкви св. Софии, а пещерка эта так и осталась».[26]
Сюда-то, как повествует летопись, пришел в поисках места, «которое бы ему Бог указал» для поселения, постриженник одного из афонских монастырей, св. Антоний. Он поселился в пещере, выкопанной Иларионом. «И начал он жить тут, молясь Богу, питаясь хлебом сухим, и то через день, и воды в меру вкушая, копая пещеру и не давая себе покоя, день и ночь в трудах пребывая….И известен стал Антоний всем и чтим, и начали приходить к нему братья, и стал он принимать и постригать их, и собралось к нему братии 12 человек, и выкопали они пещеру большую и церковь и кельи….Когда собралась братия, сказал им Антоний: «Это Бог вас, братья, собрал, и вы здесь по благословению Святой Горы, по которому меня постриг игумен ее, а я вас постриг».[27]
Из летописного повествования явствует, что духовная связь с обителями Афона имела для первых печерских иноков особое значение. Другим очень важным моментом является явно обнаруживаемая связь между поставлением Илариона на Киевскую кафедру и началом Печерской обители. Значение, которое имело «совпадение» этих двух событий, становится очевидным, если обратиться к «Слову о Законе и Благодати» митрополита Илариона, в котором русское национальное самосознание впервые выразило себя ярко и полно. Богословские положения, содержащиеся в заключительной части этого памятника, ясно показывают существенное сходство воззрений митрополита Илариона и протоисихастов, в особенности преп. Симеона Нового Богослова, на возможность благодатного познания Бога.
Примеры идейной близости воззрений митрополита Илариона и учения протоисихастов дают основание предположить, что и экклезиологические выводы, следующие из этого учения, могли быть так же ему близки. Протоисихасты предавали подвижническому служению монашества в жизни Церкви особое значение и именно в нем видели «избранный народ Божий», которому в эпоху духовного оскудения вверено Богом хранение благодарных дарований. Киевское монашество в период, предшествовавший основанию Печерской обители, явно не соответствовало требованиям этого служения. Преп. Антоний, обойдя обители Киева и «не возлюбив» ни одной из них, вселяется в пещеру, выкопанную Иларионом, очевидно, не без ведома и благословения митрополита. У малой пещеры на днепровском берегу сошлись вместе первый русский богослов и принесший с собою благословение Святой Афонской Горы отец русского монашества. Эта встреча символична. В лице двух подвижников встретились два источника возвышенного движения человеческого духа, которое становится сердцевиной церковности православной Руси – святоотеческое богословие и аскеза.
Преп. Антоний был первым известным русским постриженником на Афоне. Лаврентьевская летопись сообщает, что «некий человек, именем мирским от града Любеча…устремился в Святую Гору, и видя ту монастыря сущая, и возлюбив чернечский образ придя в монастырь тот, и умолял игумена того, дабы возложить на него образ мнишьский. Он же послушав его, постриг и, нарек имя ему Антоний, наказав его и научив чернечьскому образу».1
В каком именно монастыре на Афоне пострижен был преподобный – неизвестно. Наиболее достоверным представляется предание, сообщаемое иеромонахом Ипполитом (Вишневским), побывавшим на Афоне в 1708 г., согласно которому Антоний подвизался в Лавре св. Афанасия.
Как полагал историк афонского монашества Порфирий (Успенский), св. Антоний «как поклонник и соглядатай афонского монашества побывал во всех тамошних монастырях и скитах, и перед возвращением своим в Россиюполучил известное благословение от Прота Св. Горы и вместе игумена Афона – Карейской Лавры. В то время царь Константин Мономах удалил с этой горы мирских жителей и повелел называть и писать ее Горой Святой, давши ей новый устав. Такое преобразование Афона, без сомнения, понравилось Антонию и потому он у тамошнего Прота просил благословения на учреждение монашества в России под покровительством верховной власти мирской, а не духовной, по примеру монашества афонского, пользовавшегося подобным покровительством».2
Вокруг преп. Антония – безмолвника, который первым принес на Русь исихастскую практику непрестанного моления в уединении затвора, «Бог совокуплял братию по благословению Святой Горы». Поставив игуменом Варлаама, Антоний удалился, и выкопал себе другую пещеру, где по летописи, прожил 40 лет неисходно. Однако незримое присутствие его в дальнейшей жизни монастыря – и при построении монастыря на горе, над пещерой, и при устроении жизни обители по Студийскому уставу, и при построении Великой церкви Успения Богоматери – ясно ощущается.
Подобно разделению между афонскими «монастырниками» и безмолвниками, община Печерской обители как бы разделяется на пещеру (подземелье) и гору (верхний монастырь). «Два столпа печерские – Антоний и Феодосий – неразрывны, - отмечает Иванов П.,- один начальник подземной дружины, другой правитель видимого монастыря. Но, конечно, и тот и другой, как и вся братия, духовно живут и там и здесь».1
Печерская обитель стала на Руси первой, где начинает воплощаться духовный идеал протоисихастского движения, бывший сердцевиной жизни Православия в течение целой эпохи. В трудное и страшное время, когда вместо милости и любви в церковном управлении начинает преобладать администрирование и властвование, а вместо чистоты и нестяжания в монастырской жизни являются примеры корыстолюбия и эгоизма, как светила, «в пещере разгоняют тьму бесовскую молитвой и постом преп. Антоний, блаженный Феодосий и великий Никон».
Как явствует из Печерского патерика, Никон был вторым насельником Иларионовой пещеры. Хотя преп. Нестор называет его великим, сведения о нем как в «житии преподобного Феодосия», так и в Повести временных лет. Конечно, немаловажную роль сыграло смирение самого преп. Никона, в игуменство которого создавались и Повесть и житие, однако тут, по – видимому, были и другие причины. Смелую и хорошо аргументированную гипотезу выдвинул М. Д. Приселков. Он полагает, что Никон Великий – это не кто иной, как митрополит Иларион, который после «своего удаления с кафедры около 1053 г. вновь возвращается к своим подвигам аскетизма в свою прежнюю пещерку с той разницей против подвигов прежнего времени, что теперь он был не «попом», а «мнихом». Принятие им великого ангельского образа – схимы – снимало с него сан епископа и возвращало к пресвитерству, как могло снять и имя.
Дарами благодати Св. Духа были наделены многие печерские подвижники, причем каждый – особым, своим. Однако общим для всех был дар любви. Более всех наделен им преп. Феодосий, которого по праву можно считать не только славнейшим из печерских игуменов, но и устроителем и законодателем русского монашества. Игуменство Феодосия показывает, какую силу и власть обретает кротость и любовь, когда сообщество людей соединено истинно духовной целью и смыслом.
Св. Феодосий превосходил всех трудолюбием и «делом телесным». Он всем помогал во время дневных трудов, когда же братия спала, брал выделенную каждому часть зерна, которое черноризцы выменивали на свои ремесленные изделия, молол его на ручной зернотерке и относил затем туда, откуда взял. Более всего святой печется об уставной бедности, отбирая по кельям все лишнее из одежды или снеди, чтобы сжечь это в печи, как вражескую часть. «Не имети – упование имеем» - было его принципом в управлении монастырем. Кроткий и милостивый, он становился суровым и непреклонным, когда сталкивался с проявлениями своекорыстной расчетливости.
Осуществляя идеал жизни по закону духа, а не по «плотскому мудрованию», печерские подвижники не только не изолировали свою общину от жизни мирского общества, но, напротив, поставили монастырь в самую тесную связь с ним. Место и время основания обители, равно как и черты духовного облика ее первоустроителей, указывают, что с самого начала Печерский монастырь имел предназначение насаждать и взращивать семена чистой, незамутненной веры, истинной, благодатной христианской жизни.
Отношения между обителью и мирским обществом во времена преп. Феодосия выражались в попечении игумена о спасении мирян. Он считал долгом иноков «трудиться в бдении и в молитвах за весь мир без престани»1
Другой обязанностью их было пастырство и учительство. Люди разного общественного положения, от князей до простых горожан, приходили к великому Феодосию. Они избирали Феодосия в духовные, или «покаяльные», отцы.
Преподобный Нестор как в летописи, так и в «Житии» немало места отводит изображению взаимоотношений Феодосия и великих князей киевских Изяслава и Святослава Ярославичей. По его словам Изяслав не мог обходится без постоянного общения с печерским игуменом. Он то звал к себе, то сам приходил в обитель, причем не въезжал в монастырь со свитой, а всегда шел пешком и один. Даже скудная монастырская пища стала нравиться князю больше, чем роскошные кушанья с дворцовой кухни.
Особое значение для воспитания христианской общественности в Киевской Руси имела благотворительность Печерской обители, которая стала лучшим украшением ее общественного служения. По своим идеалам отцы русского монашества были убежденными нестяжателями. Отсюда настойчивое требование преп. Феодосия не иметь в монастыре ничего лишнего и не уповать на имение. Однако благотворительность он считал непременной обязанностью иноков. Не имея ничего своего, даже лишней одежды, печерские подвижники принимают богатые вклады и дары от людей состоятельных, чтобы раздавать их неимущим.
За монастырской оградой преподобный строит двор с церковью. Там принимались и получали от обители полное содержание нищие, больные и калеки. На это расходовалась десятая часть доходов обители. Оказывал милость игумен с братией и людям, находящимся в состоянии нравственной болезни, - преступникам, сидящим в тюрьме, которым «по вся субботы посылали на потребу воз хлебов».
Благотворительность как реализация христианской любви принципиально по самой своей сущности отличается от благотворительности, осуществляемой из альтруистических побуждений. В отличие от альтруизма, вытекающего из «общечеловеческой» морали, следующей «стихиям мира сего», христианская любовь обращена к человеку как конкретному существу, вне зависимости от его личных свойств и социальных характеристик.
Как отмечает жизнеописатель святого игумена, многие «несмысленные» укоряли преподобного, виня его в расточительности. Роптавшие, прикрывая истинные мотивы своего недовольства – отсутствие любви и сострадания к людям, жадность и себялюбие, пытаются доказать, что достаточно благотворят миру уже своими молитвами, бдениями и постами, утверждая, что именно это – путь к спасению, а вовсе не милостыня их игумена, в которой они усматривают расточительность. Благотворительность Феодосия, хотя она и встречала сопротивление, конечно, не может рассматриваться как частная его деятельность. Будучи признанным «игуменом и архимандритом всея Руси», своим словом и житием он являл образец для монашества всех последних столетий.
Немалую значимость для усвоения и закрепления этого духовно – нравственного идеала имело и принятие Студийского устава, который Феодосий… установил в своем монастыре. Устав строго, до часов и минут, регламентировал жизнь монашеской общины в целом и каждого монаха в отдельности. С точки зрения современных представлений устав этот должен был бы внести в жизнь обители черты дисциплинарной заорганизованности, изгоняющей дух братского соработничествана ниве Христовой, однако этого не происходит, потому что любовь христианская – любовь до единомыслия, приводящая каждого к отказу от своей воли, делающая каждого слугой другого.
Уже в первый год игуменства преп. Феодосия число иноков Печерской обители умножилось так, что монастырь, построенный над пещерой, стал тесен. Совсем недалеко от новой пещеры, которую выкопал для себя преп. Антоний, было ровное место, на котором Феодосий решил построить новые монастырские здания. Именно в этом новом монастыре, построенном около 1062 г., и был воплощен в жизнь общежительный Студийский устав.
Полученный из Констонтинополя список устава был прочитан св. Феодосием братии и после того, как был единодушно одобрен и принят, ознаменовал новую эпоху в жизни не только Киево-Печерской обители, но и русского монашества в целом. Главным условием, которое обеспечило перестроение жизни иноков по образцу новому и не привычному для Руси, особенно тем, что до малых подробностей определял монашескую жизнь, был личный пример Феодосия. Он учил братию святой жизни делом, прежде всего исполняя сам то, чего требовал от других.
Сочетанием ревности в вере с благоразумием, наставления с примером печерский игумен дал забытому уже в большинстве обителей Греции и неизвестному до того на Руси уставу действительно новую жизнь. Как отмечает церковный писатель прошлого века: «Для новообращенного народа, естественно требовалось показать всю важность новой религии, - все ее превосходство над старой языческой верой. Но разумные убеждения не могли иметь надлежащего влияния на сердца грубые. Нужно было действовать на чувства, необходимы были и дела и чудеса апостольские. И то и другое показала обитель Печерская».1
Все сказания о чудесах печерских подвижников связаны с конкретными событиями и лицами, и память народа о святых и их чудотворениях неотделима от исторических свидетельств, образующих основу наших представлений о жизни Киевской Руси в XI – XII столетиях.
В течение всего удельногопериода русской истории (XII - начало XIII в.) Киево-Печерская обитель не переставала быть главным духовным центром Руси. Это видно и из отношения к ней князей, о котором свидетельствуют краткие заметки летописца, и из общенародного почитания печерских святынь, отразившегося в былинах, песнях, духовных стихах. Летописец сообщает, что великий князь Святополк Всеволодович не выезжал из Киева, не помолясь у гроба преп. Феодосия и не взяв благословения у печерского игумена, по возвращении же приходил в обитель с благодарением Богу.
Киево-Печерская Лавра в киевский период русской истории была центром не только духовной образованности, но и народного просвещения. Ярче всего, может быть, свидетельствуют об этом слова преп. Нестора, поучающего своих читателей: «Велика польза бывает от учения книжного… Книги указывают и учат нас пути покаяния. От слов книжных мы обретаем мудрость и воздержание. В книгах неисчетная глубина: ими утверждаемся в печали, они узда воздержания. Если прилежно поищем мудрости в книгах, то получим великую пользу для души своей». В этих словах выражена цельная и глубокая концепция культуры, понимаемой как реализация религиозной жизни, то есть духовной жизни в настоящем смысле этого слова. Зная из опыта ценность «книжного знания», печерские монахи проявляли неустанную заботу об умножении книг в обители и во всем стольном граде.
С первых дней существования обители возникает и монастырская библиотека, куда затем стекаются книги из славянских стран и с греческого Востока, усердно отыскиваемые и собираемые заботами ее игуменов. Как сообщает Патерик, вступающие в монастырь как лучшую часть своего имущества приносили книги.
Большинство оригинальных памятников древнерусской письменности XI – XIII вв. было создано в стенах Киево-Печерской обители. Среди них – Повесть временных лет, созданная в начале XII в. иноком Киево-Печерского монастыря преп. Нестором, прозванным за это летописцем. Она стала одной из самых любимых, читаемых и нравственно действенных книг, источником духовного и культурного воспитания русского народа.
Не меньшее значение для русской культуры имеет Киево-Печерский патерик. Эта книга была излюбленным домашним чтением православного русского человека на протяжении веков.
Особое значение Печерской обители как духовного центра, оказывающего действенное влияние на религиозную, общественную и культурную жизнь всего русского общества, «архимандритии всей Русской земли», ясно осознавалось современниками. Очевидной была для них, конечно, и разница, существовавшая между Печерским и другими монастырями Киевской Руси и Византии: «Много монастырей от царей и от бояр и от богатства поставлены, но не суть таковы, которые же поставлены слезами и пощением, молитвою и бдением, тем же почтен был монастырь Печерский, иже первее всех и честью выше всех».1
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Целью моей работы было: исследовать процесс становления и развития древнерусских монастырей. В ходе данной работы эта цель была достигнута. Рассматривая поставленные задачи, я пришла к следующим выводам.
На Руси иночество началось почти одновременно с принятием христианства великим князем Владимиром Святославичем. Важную роль сыграли в первоначальной истории российского монашества выходцы из Византии. «Для приступа к крещению народа Владимир привел с собой из Корсуни, а для учреждения иерархии выписал из Константинополя вместе с епископами значительное количество священников».1
На Руси могли обосновываться в качестве миссионерских центров и целые греческие монастырские общины. Сохранилось предание, что одна такая община основала Спасский монастырь близ Вышгорода. Кроме самого факта появления монастырей, эти данные могут свидетельствовать еще и о том, что становление российского монашества испытывало на себе самое непосредственное влияние процессов, происходивших в жизни вселенского православия, центром которого в то время была Византия.
Монастыри имели важное экономическое и политическое значение. Монастырь являлся, прежде всего, хозяйственным центром. Во – вторых, монастыри были представителями Москвы и способствовали укреплению влияния и власти московских князей на обширных пространствах Руси. В – третьих, монастыри играли значительную роль в качестве поставщиков многих товаров ко двору митрополита. Вокруг монастырей создавался своеобразный, хозяйственный и торговый центр.
Определяя место монастырей в социальной структуре Руси XI – XIII вв., необходимо отметить, что они являлись формой социальной организации людей, которые, отдаваясь христианским идеалам, отказались от принятых в светском обществе норм жизни. Эти люди решали разнообразные задачи: от подготовки своих членов к загробной жизни до создания образцовых хозяйств, обеспечивающих их сельскохозяйственными продуктами и изделиями своего ремесла. На монастырях лежала и социальная функция: организация больниц, домов инвалидов, раздача пищи больным и обездоленным, нищим. Зачастую такие монастыри перерастали из малой обители в крупную организацию монашеской структуры. Некоторые из них занимались даже торговыми делами.
Характерной чертой в деятельности монастырей было накапливание богатства. Сначала это были княжеские и боярские пожертвования, различные вклады и содержания на так называемый «помин души», дружины отдавали часть своей военной добычи. Особенно велика помощь была от государей всея Руси, в результате чего отдельные монастыри превращались в крупные зажиточные земельные хозяйства – владения множеством сел и угодий.
Превращение монастырей в земельных собственников значительно расширяло и укрепляло частно-феодальный социально-экономический уклад русского общества. Они владели населенными крестьянами землями как вотчинами. Земли впоследствии могли передаваться по завещанию, по духовным грамотам, с целью обеспечить себе после смерти поминание перед Богом и моление о прощении своих грехов. Все это способствовало нарастанию монастырей, а в целом церковной собственности.
Со временем, как только стала укрепляться собственная экономическая база, монастыри начали сдавать свою землю в аренду, давали ссуды под проценты, вели активную торговлю, занимались промыслами или прибирали чужое к своим рукам. На всем этом они получали огромные доходы, как натурой, так и деньгами. Каждый монастырь относился к соответствующему собственнику – феодалу – к мелкому, среднему, крупному.
Особо большие и весьма значимые в культе монастыри назывались лаврами. Они пользовались особыми правами, а число монахов в них не ограничивалось. Подчинялись лавры непосредственно патриарху или Синоду. В России были: Киево-Печерская, Троице – Сергиева, Александро-Невская, Почаевско-Успенская лавры.
Монастыри являлись центром сохранения и распространения культуры. В них писались летописи, переписывались и хранились книги, обучались грамоте, происходило духовное объединение многих людей, решивших жить по евангельским законам. Именно в монастыре люди искали справедливость и защиту от беззакония мирской жизни, посвящали себя целиком Богу и молились за себя и других. Сам обряд и принятие обета монашества очищали живущих в обители от земных грехов и направляли их по пути господнему. Именно из стен монастырей в древние века Русь получала видных религиозных деятелей, монахов – ученых, старцев – пророков.
Подводя итог всего пути развития Русской православной церкви, начиная от принятия христианства на Руси до окончательного утверждения патриаршества, необходимо отметить, что самой сложной и запутанной проблемой были взаимоотношения государя и духовного владыки. От уровня и качества этих отношений зависело многое: быть на Земле покою и согласию или будет литься кровь, будут погибать люди; будут ли создаваться благоприятные условия и нужный духовный климат для миллионов верующих в исполнении религиозных обрядов, в просвещении или усилятся гонения и преследования инакомыслящих; будут ли вживаться чувство милосердия и нравственность или процветать жестокость и произвол.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:
1. Балакина Т. История русской культуры. Москва. – 1995 – 264 С.
2. Житие преподобного Феодосия Печерского. В книге: Памятники литературы Древней Руси. XI - начало XII вв. М.- 1978
3. Ильина Т. История искусств. «Высшая школа». – 1994 – С. 15 – 19.
4. Иеромонах Никон. Монастыри и монашество на Руси (X-XII века. ) Вопросы истории - № 12 – 1991 – С. 23 – 27.
5. Карташев А.В. очерки по истории русской церкви. Т.1., М. – 1997 – 686 С.
6. Киселев А. Великие духовные пастыри России. Москва. – 1999 – 496 С.
7. Киево-Печерский патерик. В книге: Памятники литературы Древней Руси XII в. М.- 1980
8. Козлов Ю. Союз короны и креста. Саранск – 1995 – 288 С.
9. Ключевский В. Сочинения. 8 том. Москва. – 1959 – С. 86 – 92.
10. Новосельцев А. История России: С древнейших времен до конца XVII века Москва. – 2000 – 575 С.
11. Платонов С. Полный курс лекций по русской истории. Москва. – 2000 – 840 С.
12. Пушкарев С. Обзор русской истории. Ставрополь – 1993 – 416 С.
13. Повесть временных лет . ч.1., М. – Л – 1950
14. Соловьев С. История России с древнейших времен. Кн.1. Москва. – 1959 – С. 96 – 105.
15. Слова о Законе и Благодати Илариона, митрополита Киевского - Богословские труды. Т. 28., 1987
16. Экономцев И. Протоиерей. Исихазм и восточноевропейское возрождение – Богословские труды. Т.29., 1988.
1
Брокгауз Ф. А. Ефрон И. А. Энциклопедический словарь. М. ЭКСМО 2002, с. 383.
2
Феофан (Говоров), епископ. Письма о христианской жизни. М. 1908, с. 21 – 22.
1
Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе XIV – XV вв. М. 1986, с. 11.
[1]
Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн-1 т. 1-2 – М: Изд. соц.- эконом. литературы,1959,с.256.
[2]
Там же, с. 258.
[3]
Слово о Законе и Благодати Иллариона, митрополита Киевского, Богословские труды, 1987г., т. 28 с. 323
[4]
Цит. по: Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. Т. 1, ч. 1. М. 1901г. с. 243.
[5]
Повесть временных лет (ПВЛ). Ч. 1 – М. – Л. 1950г. с. 102.
[6]
Голубинский Е.Е.Ук. соч.Т.1,ч.2,с.556
[7]
Там же, с.552,553.
[8]
Сказание о жизни и чудесах препод. Сергея и Германа - Валаамских чудотворцев.1901.с.10-11
[9]
Голубинский Е.Е.Ук соч.Т.1.,ч.2,с.556
[10]
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн.1.Т.1-2.-М: Изд. соц.-эконом. литературы,1959,с.258
[11]
Голубинский Е.Е.с.556-557
[12]
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн-1.Т: 1-2.-М: Изд. соц.-эконом. литературы-1959,с.258
[13]
Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви. Т.1 М. « ТЕРРА»-1997 с.232.
[14]
Там же: с.230.
[15]
Карташов А.В. Очерки по истории Русской церкви Т.1.М. «ТЕРРА»-1997г.с.230
[16]
Там же. с.231
[17]
Борисов Н.С. Русская церковь в политической борьбе XIV-XV вв.М.1908, с 15.
[18]
Экономцев.И.,протоирей. Исихазм и восточноевропейское возрождение.- Богословские труды,1988,Т.29,с.70.
[19]
Экономцев.И.,протоирей. «Золотой век»Симеона и древ.культура – Журнал Московской патриархии, 1988 №2.с.57.
[20]
Филарет, История русской церкви,Т.1.М.1948,с.30.
[21]
Полное собрание русских летописей.1986г.Т.1,с.66.
[22]
Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви.Т.1.М. «ТЕРРА»1997.с.235.
[23]
Карташев А.В. с.236.
[24]
Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви.Т.1.М. «ТЕРРА» 1997.с.238.
[25]
Козлов Ю. Ф. Союз короны и креста. – Саранск: Мордовское кн. изд-во, 1995. – с. 305.
[26]
Повесть временных лет Ч. 1 М. – Л. 1950, с. 305.
[27]
Там же: с.306.
1
Цит. По: Порфирий (Успенский) епископ. Восток христианский. Афон. Киев. Т. 1, Ч. 2. 1892, с. 7-8.
2
Там же: с. 8.
1
Иванов П. Тайна святых. М. 1970, с. 375.
1
Повесть временных лет. Ч.1 М. – Л.1950, с.139.
1
Божовский К. Киево – Печерская Лавра в период удельных князей русских. Киев, 1963, с. 241.
1
Киево –Печерский патерик. В кн.: Памятники литературы Древней Руси. XII в. М. 1980, с. 438.
1
Голубинский Е. Е. Ук. Соч. Т. 1, Ч. 2,с. 556 – 557.